1

БЕЛЫЙ МИР

ТЕЛА

МЫСЛИ

Помнить слишком много было вполне возможно.

Илье Раваллион понадобилось много времени, чтобы понять это. Долгое время она считала, что большинство жизненных уроков остались позади, усвоенные в молодости либо не усвоенные вовсе. Тогда ее разум и тело были достаточно быстры, чтобы меняться, как того требовали обстоятельства. Но оказалось, что она по-прежнему способна развиваться, даже после того, как ее волосы поседели, а лицо исполосовали морщины, словно складки высушенного солнцем фрукта.

Чондакс все изменил. Шрамы называли его Белым Миром. Им нравилось давать интересные имена. Имперские картографы окрестили его Чондакс Прим Э5, НС-776 КЗ. «НС» означало не приведенный к согласию, «К» — оккупирован ксеносами, «З» — запланированный к посещению экспедиционным флотом. Теперь все эти обозначения должны были измениться: ксеносы были истреблены, а то, что осталось на поверхности, было настолько приведено к согласию, насколько это было возможно. Флот скоро соберется в прыжковых точках, готовясь к выполнению новых задач, а картографы и планетарные каталогизаторы приступят к работе.

До этого момента Илья предпочитала название «Белый Мир».

В своей прежней жизни она сочла бы его странным. Впрочем, в прежней жизни она многое посчитала бы странным. Департаменто Муниторум не относился к организациям, которые отдавали должное творческим качествам. Логистическое подразделение Великого крестового похода нуждалось в офицерах со способностью вникать в детали, идеальной памятью, страстью к статистическим данным и складом ума, который мог обращаться с ними точно, быстро и внимательно.

Раваллион обладала этими качествами. Она начала службу на станции связи на Паламаре Секундус в должности дешифровальщика. Работа была изнурительной, особенно когда доходило до кодов ксеносов, дешифровка которых сводила с ума. После первоначального периода волнения она стала относиться к работе без всякого удовольствия — математики было пугающе много, как и коллег.

Ситуация изменилась к лучшему только после того, как стали известны ее другие способности.

День выдался жарким, и в кабинете начальника секции было душно. Он был в плохом настроении из-за отставания от графика, а полевые командиры на шести театрах военных действий проявляли нетерпение.

Штабист потер уставшие глаза, печально уставившись на стопку инфопланшетов на своем столе.

— Теперь они хотят данные с кампании на Ираксе, — произнес он глухим голосом.

— Я помню их, — сказала она.

Офицер изумленно посмотрел на нее.

— Это было год назад.

— Знаю. Я могу перечислить их.

Она по-прежнему могла. В ее обширной памяти всплыли первые записи:

«Перевалочный пункт Алеф: шесть транспортных кораблей, девять грузовых судов, двенадцать полков.

Перевалочный пункт Варл: три транспортных корабля, два грузовых судна, три полка.

Перевалочный пункт Тек…»

И далее, и далее.

Именно это качество избавило ее от прежней работы. Она покинула Паламар и перебралась ближе к центру. Ее жизнь заполнили дела по переброске солдат из одного места в другое, согласно графику, с боеприпасами, провизией, с материально-техническим обеспечением, без путаницы. Работа была однообразной, изнуряющей, уединенной.

Раваллион любила ее, постепенно продвигаясь по служебной лестнице. Каждое повышение приближало ее на один или два варп-перехода к Терре. Как только Департаменто стал неотъемлемой частью имперской военной администрации, он ввел для своих служащих военные звания. Она стала лейтенантом, затем полковником и наконец генералом. Раваллион пользовалась заслуженным уважением у солдат и офицеров регулярной армии. Они знали, кем была генерал и что она могла сделать с ними, если они забудут.

Так, одна за другой проходили кампании. Цифры начали поражать даже ее незаурядный ум. Тысячи транспортных кораблей, миллиарды солдат, триллионы лазганов с квадриллионами зарядных батарей. Порой она лежала ночью, представляя маршруты крестового похода в гигантской воображаемой паутине. Илья видела, как экспедиционные флоты движутся по невидимым линиям к пунктам назначения, каждый был отмечен статистическими закладками, указывающими на тип развертывания и численность. Ей это нравилось. Частички этой паутины были ее рук делом. Никто об этом никогда не узнает, не говоря о том, чтобы записать ее вклад, но тем не менее это вызывало у нее улыбку.

Долгое время ее работа была всем, чего хотела генерал. Она давала ей цель и возможность самореализоваться. То, что при этом Илья была одинокой, редко приходило ей на ум. Они никогда не скучала по обществу, мужскому или женскому, которое в любом случае было бы вмешательством в ощущение порядка, созданного ею вокруг себя. В ее жизни не было места для кого-нибудь еще, как и для путаницы, неуверенности или компромисса.

К тому времени, когда Раваллион начала сомневаться в подобном подходе, ей уже грозила отставка. За десять лет ее короткие волосы поседели. Опрятная форма несла награды прошлого поколения, а самые молодые подчиненные, судя по всему, считали ее реликвией забытой эпохи.

«Это мой выбор», — думала Илья, полагая, что немногие последовали бы ее примеру. Но это было замечательно — галактика обширна, и Император нашел задания для каждого. Жизнь ей удалась, она могла гордиться ею и быть довольна.

Но в конечном счете Чондакс открыл ей глаза.

Что генерал знала о Белых Шрамах? Также мало, как и любой другой человек. Они были неуловимыми, Легионом, который уходил слишком далеко, почти оборвав все связи с Империумом. Шрамы неистовствовали вдали от главного направления крестового похода, проникая в глубокий космос. Ее начальник называл их блудными сынами.

Последнее назначение Ильи стало неожиданным для нее, неправдоподобным союзом абсолютных противоположностей. Она в смятении отправилась с Улланора в следующую кампанию Шрамов, получив должность и задачу организовать то, что не подлежало организации, привить определенное чувство дисциплины Легиону, который относился к войне, как к беззаботной и приносящей удовольствие форме искусства. Такое ей бы и в голову не пришло.

По крайней мере Халджи был добр к ней. Назначенный ей адъютант был таким же исполнительным и жизнерадостным, как и любой из Шрамов. Раваллион по-прежнему с легкостью сердилась на остальных — не в последнюю очередь на самого Хана — и они безусловно считали ее такой же забавной, как и поначалу, но определенные успехи были достигнуты.

Шрамы звали ее Илья-сы. Мудрая Илья. При всем своеобразии титула, он не мог не нравиться.

Но она скучала по Есугэю. С самого начала провидец бури был единственным, кто относился к ней серьезно. Он повелевал силами стихий вне ее ограниченного понимания, но всегда был вежливым и почтительным. Есугэй увидел в ней нечто, что она сама не замечала, и в итоге это привело ее в опасный мир Шрамов. Досадно было, что задьин арга не отправился с флотом на Чондакс, но такова была война.

И вот она оказалась в выделенной для нее каюте на огромном флагмане Легиона «Буря мечей» и начала долгий процесс каталогизации ресурсов и рационализации схем развертывания. Шрамы не всегда прислушивались к ее предложениям, но иногда бывали и исключения. Они прилагали усилия, так как знали о своих недостатках и желали совершенствоваться.

Илье это нравилось. Для нее это был вызов. Она пыталась отказаться от части своих суровых требований прошлой жизни. Пыталась забыть о некоторых склонностях или по крайней мере не держаться за них слишком крепко. Илья поняла, что из-за ее эйдетических способностей жизнь рискует стать скучной. Шрамы учились у нее, она — у них, и таким образом она осознала, что можно быть слишком беспокойной и слишком настойчивой. И слишком много помнить.

— Я буду стараться пустить все на самотек, — говорила генерал себе, особенно когда испытывала сильное желание изменить какой-нибудь типично беспорядочный для Шрамов план заявок. — Везде есть золотая середина. Компромисс. Разумный подход.

Со стороны двери раздался тихий звон.

— Входи, — пригласила генерал, поднимая голову от панели управления.

Вошел Халджи, учтиво поклонившись.

Для Ильи по-прежнему было странно, что они кланялись ей. Она была по грудь облаченному в доспех Белому Шраму, исключительно могучему и обладающему почти невероятным мастерством воину. Но, как и все чогорийцы, он не придавал чрезмерного значения своим генетическим улучшениям. Скромная любезность была естественной для них.

— Простите за вторжение, сы, — обратился он. — Вы хотели, чтобы вас информировали о ходе работы хора.

Илья откинулась в своем кресле.

— Верно. Есть что-нибудь?

— Нет, — ответил Халджи, неловко улыбнувшись. — Они не могут ни получить, ни отправить сообщения. Все попытки провалились. Магистр астропатов приносит свои извинения.

— Это не его вина, — сказала Илья, ее сердце упало. — Как долго это длится?

— С момента прибытия на Чондакс.

— Мы уже долгое время находимся здесь, Халджи.

— Магистр говорит, что в потери связи нет ничего необычного. По его словам варп изменчив. Во время нашей кампании в Клейморане хор ничего не слышал в течение двух лет. Так что магистр спокоен.

Илья нахмурилась. Белые Шрамы слишком легкомысленно относились к утрате контактов с остальным Империумом. Им это нравилось. Ей нет, из-за этого она нервничала, как при низкой гравитации или нехватке кислорода.

— Пожалуйста, передай ему, пусть продолжает попытки. Возможно, некоторые участки системы не подвержены этому воздействию.

Халджи пожал плечами.

— Передам. Но он не первый день говорит, что ничего нельзя отправить или получить.

Илья взглянула на свой стол. На стеклянной поверхности мягко светилась схема дислокации флота, показывая широко забросанные боевые группы, истребляющие последние остатки вражеских сил, которые все еще держались в отдаленных уголках системы. Сопротивление в скоплении Чондакс было практически подавлено, и в течение каждого стандартного отчетного периода приходило множество докладов об убитых врагах и подтверждений о приведении к согласию. Скоро их работа здесь будет закончена, и будет получено новое задание. Белые Шрамы снова окажутся в привычной для них стихии — движении.

— Мы заканчиваем операции, — сказала она частично себе. — Как я получу новые приказы с Терры? Каким будет наш следующий шаг?

Халджи улыбнулся.

— Не волнуйтесь, сы, — сказал он с обычной невозмутимостью. — Мы что-нибудь получим.

— Хан, ты захочешь увидеть это.

Шибан застыл. Голос Джучи по радиосвязи был напряжен. Странно, ведь Джучи обычно был в хорошем настроении, даже при свисте болтерных снарядов.

Но Фемус был местом, которое раздражало. О планете нельзя было сказать ничего хорошего — чудовищно жаркая, извергающая покрытую черной коркой магму и раздираемая грозами. Она была словно видение преисподней, обретшее ужасную форму.

— Оставайся на месте, — передал Шибан, отметив позицию брата на дисплее шлема и развернув гравицикл по широкой дуге. — Я буду через минуту.

Он увеличил обороты двигателя, направив машину над грудами обуглившихся камней. Ярко-оранжевое небо сверкало над горизонтом вспышками зигзагообразных молний. На западе тускло-красным покровом нависла гряда ядовито-кислотных облаков. Во все стороны протянулись огромные, черные как смоль равнины, окольцованные горбатыми горами и исполосованные постоянными извержениями.

Шибан низко пригнулся, чувствуя прерывистый гул и рев работающих двигателей. Гравициклы задыхались в задымленной атмосфере. Он уже дважды менял их с начала операции, которая длилась меньше месяца. Это раздражало. За все время боев на Чондаксе хан ни разу отправлял машину на ремонт.

Белый Мир был добр к ним. Он был краеугольным камнем всей кампании, сердцем обороны зеленокожих. Война на том мире была славной и приятной, доброй. Шибан помнил просторные холодные небеса; прикосновение пальцев к похожей на соль земле; три солнца, чей свет сливался в мягкой смеси зеленого, синего и белого цветов.

Он мог сражаться на нем вечность и никогда не устать. Но в конце концов они убили там всех, кого должны были. Ксеносов истребили, их тела сожгли, а грубые сооружения разрушили. Когда Легион поднялся на орбиту, Чондакс выглядел первозданным — шар из полупрозрачного кристалла, полностью очищенный от заражения.

Теперь целью были внешние миры. Эпигеликон, Терас, Хондерал, Лертеакс — все они были разбросаны далеко в космосе и заражены остатками зеленокожей заразы.

Фемус находился дальше всех и был последним миром, чьи окутанные огнем тектонические плиты следовало признать очищенными от врага. Каждый раз казалось, что зеленокожие уничтожены, но находилось очередное логово, кишащее жизнью и ненавистью, которое требовало выделения истребительных команд, а вслед за ними огнеметчиков.

Шибан устал от этого. Легион нуждался в новом вызове, в чем-то грандиозном. Худшим временем кампании были ее последние этапы.

«Я ненавижу этот мир, — подумал он. — О Чондаксе я сочинил стихи, но об этом месте не будет написано ни строчки. Оно их не заслуживает».

Хан скоро направит их дальше. Шибан видел его в бою и поэтому знал, что скоро придет приказ. При воспоминании о том, с каким непринужденным мастерством примарх фехтовал дао, у него разгорались глаза. Повелитель был скорее не смертным воином, но воплощением силы стихий. Он также мог быть неугомонным, как и все хищники, загоняющие свою добычу.

Говорили, что Гор Луперкаль был лучшим военачальником в галактике, Ангел Сангвиний самым могучим воином, или, может быть, Русс с Фенриса, или же несчастный, измученный Ангрон, Жиллиман считался величайшим тактиком, Лев — одаренным самым богатым воображением, Альфарий — самым хитрым.

Никто не воспринимал Хана всерьез. Но ведь они не видели его.

Шибан помнил, как давным-давно, перед Вознесением, спрашивал Есугэя, зачем они учат кандидатов Благородным Увлечениям, когда их судьба была связана с войной. Теперь, много лет спустя, он понял ответ, который тогда получил.

«Убийство ничего не значит без красоты, и оно только тогда может быть красивым, когда необходимо».

Шибан улыбнулся. Воспоминание немного вывело его из апатии.

«Когда Хан убивает, то делает это красиво».

Шибан разглядел на фоне застывших шлаковых груд мерцающей магмы темную фигуру Джучи. На Фемус опустились темно-коричневые сумерки. С рокотом приближались далекие грозовые облака.

Белый Шрам затормозил, выключил двигатель и одним движением спрыгнул с гравицикла.

— Так в чем дело? — спросил он, подходя к своему заместителю.

Джучи, как и все боевые братья, не снимал шлем в этом грязном месте, поэтому Шибан не смог прочесть выражение его лица.

— Тела, — ответил Джучи.

Шибан взглянул на магму, которая поднималась вытянутыми глыбами, постепенно превращаясь в курганы, похожие на складки обугленного жира. Фемус изобиловал такими местами, созданными несметным числом стихийных бедствий, периодически сотрясавших поверхность планеты. Некоторые их них были размером с космические корабли. Шлаковые холмы, словно живые, ползли по раскалывавшейся поверхности мира, сминая все на своем пути.

У основания груды лежали три тела, одно из которых уже было частично накрыто лавой. Каждый мертвый воин был облачен в потрескавшийся угольно-черный доспех.

Шибан присел возле ближайшего трупа и провел пальцем по изгибу наруча, наблюдая, как за слоем копоти открывается полоса цвета слоновой кости.

— Какое братство? — спросил он.

— Когтя, — ответил Джучи. — Направлены сюда шесть месяцев назад.

Шибан тщательно изучил мертвого легионера Белых Шрамов. На Фемусе погибло много его братьев, и некоторые из трупов поглотила ненасытная магма. Даже в таком случае находить еще одного было неприятно.

— Геносемя?

— Еще не извлечено, — ответил Джучи. — Сангджай в пути.

Шибан наклонился поближе, стерев еще больше грязи с поврежденного доспеха. Он не ощутил запаха гниения, обычно сопровождавшего трупы, только едкий смрад давно обгоревшего керамита.

— Как они умерли?

— Клинки, — мрачно ответил Джучи. — У двоих раны на горле. У третьего на теле.

Шибан обратил внимание на глубокий разрез на шее. Он аккуратно раздвинул кромки горжета, отметив, что удар нанесен точно в сочленения. Края раны были такими же черными, как и все остальное тело, и покрылись волдырями там, где густая кровь выкипела.

Шибан глубоко вздохнул. Он задумался над тем, как одолели воинов, скольких зеленокожих они убили, прежде чем пали. То, что об их смерти не сложат сказания, было позором.

Он поднял голову и огляделся.

— Где тела ксеносов?

Вокруг раскинулась темная, как космос, и покрытая трещина земля, освещаемая призрачным мерцанием оранжевого огня.

Джучи покачал головой.

— Никаких следов. Если только они не погребены глубже.

Шибану стало не по себе. Что-то не давало покоя.

— Странно, — произнес он.

— Хан?

Шибан задумался над этим. Он счистил еще больше грязи с нагрудника легионера, обнажив чогорийские глифы, выгравированные на керамите. Его глаза скользнули по изломанным очертаниям трупа, наблюдая, вникая, обдумывая. Наконец он поднялся.

— Три мертвых сына орду, — сказал он задумчиво. — И ни одного хейна рядом с ними.

Джучи молчал. Шибан ощущал его тревогу.

«Ты тоже чувствуешь это».

— Их победили, — продолжил Шибан. — Скажи мне, Джучи, что делают хейны с захваченными телами?

Джучи кивнул, как будто его хан подтвердил то, что он тоже заметил.

— Нет увечий.

— И эти разрезы… — Шибан замолчал и посмотрел на небо. — Когда Сангджай доберется сюда?

— Сказал, что в течение часа. Он взял грузовой корабль.

— Я хочу, чтобы третьего вывезли, — сказал Шибан, — чтобы всех троих отправили на «Калджиан».

— Что ты ищешь, хан? — спросил Джучи.

Шибан ответил не сразу. Он пристально смотрел на равнину, где собиралась разразиться новая гроза.

«Этот мир болен. У него злобная душа».

— Я не знаю, Джучи, — тихо ответил он.

Торгун плавно двигался по коридорам «Звездного копья». Он едва чувствовал раны, полученные на Чондаксе. Весь Легион приводил себя в порядок, и ему нравилось это ощущение. В последнее время прежняя дезорганизация в системе планирования Белых Шрамов была частично устранена, сменившись тем, что было похоже на разумный подход к практическим вопросам. Он не знал, почему так случилось, но по флоту ходили слухи, что новым советником Хана назначен терранин. Говорили, это была высокопоставленная женщина из Администратума, достаточно терпеливая и упрямая, чтобы взять под определенный контроль хаотичное руководство Легионом.

Торгун надеялся, что слухи были правдивыми. Было бы неплохо навести здесь порядок. За долгие годы он пришел к пониманию определенных достоинств чогорийского искусства войны, но это не значило, что он легко мирился с его недостатками. Если кто-то в конце концов решил взяться за них, тем лучше.

Освещение в коридоре, по которому шел хан, было слабым, едва озарявшим тусклые стены. По пути ему повстречались несколько матросов, каждый из которых почтительно кланялся. В большинстве своем они были терранами, хоть среди них попадались иномирцы. Легион все меньше рекрутировал воинов с тронного мира. Торгун слышал, что со временем все Белые Шрамы будут набираться с Чогориса.

До этого еще не дошло, но терране оказались в явном меньшинстве. Сложно было не стать подозрительным в такой ситуации. Чогорийцы были слишком вежливыми для проявления открытой враждебности, но иногда Торгун ловил… взгляды. Или может быть жесты между представителями одной культуры, в которую он не допускался из-за своего невежества.

А может быть, он все это выдумал. Такое тоже было возможно.

Хан добрался до отсека, в который направлялся, и накинул на голову капюшон. Светильники горели еще слабее, и место выглядело сонным. «Звездное копье» был большим кораблем с просторными кубриками и полупустыми оружейными, а несколько палуб не использовались. Вот уже некоторое время ему вообще никто не встречался.

Торгун огляделся по сторонам, прежде чем нажать на звонок. После паузы по комм-связи раздался тихий голос.

— Назовите цель визита.

— Открой дверь, Нозан, — устало произнес Торгун.

Дверь отошла, открыв за собой большое помещение: также слабо освещенный и по большей части пустой ангар, лишь несколько грузовых контейнеров были сложены у стен. В отполированном до блеска полу отражался свет фонарей. Под потолком висела огромная эмблема Легиона — бело-золотой разряд молнии.

Торгуна ждали тринадцать фигур, все терране, все без доспехов и в робах с капюшонами, все космодесантники. Когда он вошел, доведя число присутствующих до четырнадцати, они продолжали молчать.

— Добро пожаловать, брат, — произнес Хибу, кивнув покрытой головой. — Мы начали гадать, появишься ты или нет.

— Меня задержали, — пояснил Торгун, заняв место в кругу.

— Надеюсь, за тобой не следили.

Торгун метнул в говорившего испепеляющий взгляд, хотя тот все равно не мог его заметить.

— А ты как думаешь?

Хибу слегка улыбнулся в тени капюшона.

— Так он у тебя?

— Нам в самом деле нужно это делать? — спросил Торгун, все больше раздражаясь. Хибу, как и он, был ханом, командиром братства Рассветного Неба.

— Это формальность. Значит, мы можем начать.

Торгун покачал головой и засунул руку за пазуху. Он вытащил медальон — тяжелый, серебряный, с изображением головы ястреба поверх молнии.

— Доволен?

Хибу кивнул.

— Полностью.

Он махнул остальным, и они сняли капюшоны.

Торгун знал всех воинов по именам, их звания, роты. Он знал каждого из них лучше, чем некоторых легионеров своего братства. Некоторые были равны ему, хотя большинство младше по званию.

«Братства повсюду, частично совпадающие и противоречащие друг другу. Мы соткали странный гобелен».

— Итак, мы собрались, — сказал Хибу. — Давайте начнем.

Торгун глубоко вздохнул. Что-то в старинной церемонности собраний ложи всегда утомляло его. Они становились приемлемее, как только собравшиеся приступали к серьезному делу.

Но это было только его мнение. Все остальные воспринимали церемонии со всей серьезностью. Он должен проявлять уважение.

Тем не менее оно скоро начнется. Настоящее дело.

 

2

РОДНОЙ МИР

ЗАЛИЗЫВАЯ РАНЫ

ВРАГ ОБНАРУЖЕН

Все началось на Никее.

Таргутай Есугэй понял это уже тогда. Каждый прошедший месяц только укреплял его уверенность. Он был там, вместе с Ариманом, Магнусом и другими. Он свидетельствовал, спорил. Дебаты в основном шли в коридорах вокруг огромной арены, иногда в присутствии величайших из Астартес.

Но после слов Повелителя человечества все споры, конечно же, утихли. Столько выдающихся умов, великих воинов — все тут же замолчали. Возможно, тогда им следовало обеспокоиться, но никто этого сделал.

Нечто очень важное произошло на том мире. Иногда Есугэй считал, что была совершена ужасная ошибка, в другие моменты, что ее удалось избежать. Как бы напряженно задьин арга не размышлял над этим событием, его истинный смысл ускользал.

И вот он стоит в одиночестве на Алтаке, наблюдая, как ветер колышет траву, и чувствуя прикосновение солнечных лучей к обнаженной коже. Во все стороны раскинулся пустынный ландшафт Чогориса без единого холма или дерева. Его безбрежность всегда усмиряла гордыню, освобождая разум.

Есугэй слышал, что человеческий разум плохо справляется с безграничной пустотой его родного мира, и те, кто выросли здесь, были обречены на своего рода безумие незначительности.

Он прищурился, наблюдая за тем, как расплывается сине-зеленая полоса горизонта.

«Значение, — подумал он. — Настоящее безумие предполагать, что мы имеем какое-то значение».

Он позволил своему разуму покинуть оболочку тела, вздыхая, как призрак на вечном ветре.

Воин рассмотрел себя.

«Что я вижу?»

Он видел закаленное тело, стоявшее по колени в шелестевшей траве рейке. Видел древний боевой доспех, который был тщательно ухожен, не считая потертостей по краям. Видел смуглую, твердую и покрытую татуировками кожу; собранные в пучок иссиня-черные волосы; кристаллический капюшон над головой, который сверкал в свете солнца.

Он видел атрибуты своего искусства — посох с навершием из отбеленного черепа адуу; тотемы, символы, изображенные или вырезанные на белом доспехе.

«Смотри глубже».

Он видел слабую полутень силы в воздухе, марево мощи, гармоничность в своем движении. Видел, как мир, потянувшись, отвечает ему, узнавая воина своим мистическим, вечным способом.

Сейчас все это было запрещено. Со времен Никеи от подобных действий следовало отказаться.

Он вернул свой разум в тело. Взглянул на мир собственными глазами. Дышал своим ртом и чувствовал, как аугментированные легкие наполняются холодным чистым воздухом.

— Это то, кто я есть, — произнес вслух Есугэй. — Я больше не могу отказываться от нее, как не могу выколоть свои глаза.

Его брови нахмурились, из-за чего тянувшийся по левой щеке шрам дернулся.

Произошло нечто важное.

И оно началось на Никее.

За прошедшее время ничего не изменилось.

На Улланоре магистр войны был введен в должность. Есугэй был там, стоял рядом с Великим Ханом, с одобрением наблюдая, как Гор Луперкаль принимает звание. Гор и Хан сражались вместе, завоевывая систему. Они с теплотой относились друг другу. Из всех братьев Хан всегда был близок только к двум, и Гор был первым.

Есугэй слышал их разговор после торжества.

— Надеюсь, я смогу призвать тебя, — обратился Гор.

— Ты призываешь — я прихожу, — ответил Хан.

Затем они расстались. Великое собрание примархов, командиров и руководителей закончилось, они направились к тысячам целей, освещая варп кильватерными следами своих кораблей. Великий крестовый поход начался заново, но в этот раз во главе него стоял магистр войны, а не Император.

Хана направили на миры системы Чондакс. Ему предстояло охотиться на остатки уничтоженной на Улланоре империи, последних выживших орков Урлакка. Возможно, кто-то отказался бы от этого непрестижного задания, но Хан был доволен. Это была охота именно в том смысле, в которой он ее понимал: кавалерия атакует на открытой местности, состязаясь с добычей, которая не имеет представления ни о капитуляции, ни о жалости к себе. Примарх никогда не выражал недовольство.

С ним отправился почти весь его Легион, состоящий из множества братств, рвущихся на охоту. Десятки белых кораблей, заполненных воинами орду, отчаянно жаждущих вернуться к погоне, пронзили пустоту.

Есугэя не было с ними. Его призвали другие обязанности. На финальных этапах улланорской кампании в сообщениях Легиона появилось название неизвестного мира. Многие послания были отмечены знаком Сигиллита, другие были секретными, предназначенными только для глаз сынов Императора.

Тогда Есугэй впервые услышал о Никее, но уделил этому мало внимания. Что значил один из тысяч миров, нанесенных Легионом на карту? Столько планет приходило и уходило, попадая одна за другой под защиту постоянно расширяющегося Империума человека.

Но оказалось, что этот мир гораздо важнее. В итоге он стал всем, поворотной точкой в судьбе человечества.

Знай Есугэй об этом тогда, возможно, он смог бы найти способ лучше подготовиться к нему. Результат мог быть иным.

— Мы будем рыдать, вспоминая этот день, — сказал ему Ариман после вердикта Императора.

Есугэй кивнул.

— Ты прав, — ответил он.

Воин шел по лугам. Стебли расходились перед ним, как вода. Хум Карта была на расстоянии многих дней, давно скрывшись за ровным горизонтом. Он был в землях Хана, старых охотничьих угодьях талскар. Осталось мало добычи — она стала слишком легкой для охоты на нее и беспечной.

Есугэй подумал, что если бы взял с собой беркута, может быть заметил какого-нибудь зверя, что прятался на открытой местности, прижавшись к земле и дергая ушами. Затем погнаться за ним по старинке, используя силу тела и быстроту ума — без оружия и погодной магии.

Нет, это было бы притворством. Он не мог вернуться. Так или иначе, все изменилось.

— Я не знаю, что делать, — сказал он вслух, словно Алтак мог услышать и ответить. — Мои грезы не дают ответы. Почему?

Ветер ничего не ответил, только бился о нагрудник и дергал за керамитовые края наплечников.

Происходило нечто странное. У него не было слов, чтобы точно описать это. Однажды ночью он проснулся с чувством, что вся галактика содрогается, словно некое огромное существо шевелилось во сне. Есугэй слышал далекие вопли. Они словно доносились с миров на границе изведанного, пылая подобно свечам в бесконечной тьме, но это было невозможно.

Если бы он отказался от своего дара, как и было приказано, то мог бы избежать подобных снов, но испытания небес не просто приходили и уходили. Они не были одеждой, которую он мог снять. Они были в его крови, в дыхании.

С тех пор как Хан, которого чогорийцы называли Каган, отправился на Чондакс, о нем ничего не было слышно. На весь сектор словно опустили гигантский занавес. Астропаты не могли пронзить пелену, с обратной стороны не приходило ни одно сообщение.

Такие нарушения был нередки — особенность варпа делала любой вид дальней связи непредсказуемым и склонным к помехам, но что-то в этой полной блокаде тревожило Есугэя. Другие сектора также затихли. До него доходили слухи, что свет Астрономикона становился прерывистым. Магистр орбитальной оборонительной сети Чогориса сообщил ему, что некоторые корабли полностью исчезли, такое с санкционированными навигаторами Легиона происходило редко.

Но сами по себе такие знаки не были достаточной причиной для тревоги, ведь галактика таила опасности, и Великий крестовый поход преуспевал в изгнании только некоторых из них. Тем не менее было сложно избавиться от ноющего чувства — что-то происходит.

Есугэй фыркнул.

«Что-то происходит! Могу я узнать помимо этого еще что-нибудь?»

Но он ничего не мог увидеть. Не было ни поддающихся объяснению образов, ни знаков, которые можно было прочесть и понять. Одно только это было достаточной причиной для беспокойства.

Он остановился посреди океана пустоты, по-прежнему стоя по колено в траве. Он видел, как кончики стеблей движутся мягкими волнами, словно шепчущая рябь.

В этих движениях было нечто успокаивающее. Такие волны прокатывались по этим землям задолго до прибытия первых эксплораторов на громоздких колониальных кораблях, готовых захватить власть над этой пустотой и подчинить ее своей воле. Когда власть человечества снова минует, что, несомненно, однажды случится, трава, шелестящая и колышущаяся в пустоте холодного воздуха и резкого солнечного света, никуда не исчезнет.

«Я не могу оставаться здесь».

Решимость росла день ото дня и вот достигла критической точки. Данные ему после Никеи приказы были недвусмысленны: вернуться на Чогорис и ждать дальнейших инструкций. Он ждал их долгое время, и рассчитывать, что они придут в любой момент, больше было нельзя.

Есугэй издавна был советником Кагана. Они обрели взаимопонимание, способ взаимодействия, открывший им истину. Есугэй знал, что ему нужен примарх, и льстил себе мыслью, что в определенном, менее очевидном смысле он был нужен примарху. У них были взаимодополняющие умения. Джагатай и Есугэй прошли вместе долгие кампании и пережили немалые трудности, чтобы доверять суждениям друг друга.

«Он бы вызвал меня. Что-то не так. Я засиделся здесь».

На Чогорисе озарения больше не приходили к нему. Он должен вернуться в Легион, проплыть по бурным течениям варпа, пока загадка завесы не будет разгадана.

Из сделанных им запросов он понимал, что это будет трудно.

— Это похоже на шторм, — пояснил ему магистр сети. — Огромный ураган, поглотивший системы. Я никогда не видел ничего подобного.

Было бы безопаснее остаться на Чогориса и, наверное, мудрее. Но его никогда не волновала безопасность, а на Никее Империум, казалось, шагнул далеко за пределы разумного.

Есугэй стоял прямо, опираясь на посох с черепом и глядя на ясное небо.

— Я могу бродить по этим равнинам всю жизнь и не найти ответа, — сказал он вслух, ветер унес его слова вдаль. — Пришло время искать его в пустоте.

Затем он вспомнил, что говорил ему Ариман в последний день на Никее, который они провели вместе.

— Магнус не смирится с этим, — предупредил он. — Однажды открывшийся разум невозможно закрыть.

Он приблизился. Есугэй помнил то ощущение: близость между ними, общее понимание между единомышленниками библиариуса.

— Поговори с Ханом. Он всегда был с нами и поймет.

Есугэй кивнул.

— Поговорю, когда смогу, но его будет непросто найти.

— Я слышал об этом. Но ты попытайся. Магнусу нужны друзья, а нам — союзники. Поговори с ним.

С тех пор ничего. Ни слова с Просперо, Чондакса, Никеи или Терры. Словно вселенная замкнулась в себе, задержала дыхание и напряглась в ожидании грядущего ужасного потрясения.

Есугэй снова начал идти. Он вернется в Хум Карту и возьмет там корабль. Он слишком долго был один, и теперь это нужно изменить.

Все это началось на Никее. И он по-прежнему не представлял, где закончится.

Над испускающей рыжее свечение туманностью Алакксес перемещались на малой тяге корабли, похожие на серые акулы. Мягко мерцая носовыми огнями, над бездной неподвижно висели десятки громадных и утыканных башнями капитальных кораблей. Каждый из них обслуживался стаей меньших судов — авизо, фрегатов, эскортников, канонерок. Все корабли носили следы боевых повреждений — опаленной обшивки инжинариума и испещренных попаданиями снарядов бронеплит. Некоторые тащились на самой малой тяге, окруженные паутиной ремонтных конструкций и оружейных дронов. Другие были вскрыты, демонстрируя решетчатую структуру внутренних палуб. В этих сотах плясали вспышки миллиона сварочных аппаратов, пронзая мягкий мрак газовых облаков.

Во всей галактике только один флот мог выглядеть подобным образом. Имперская Армия обладала более многочисленными эскадрами — громадными скоплениями пузатых транспортных судов и уродливых кораблей снабжения, но они и близко не располагали столь концентрированной огневой мощью. Только боевая группа Легионес Астартес могла собрать подобных чудовищ.

Все корабли носили темно-серую окраску, были украшены рунами и отмечены шаманскими обозначениями рот Фенриса. Каждый из них отражал в себе беспощадность сердец тех, кто управляли ими: носы представляли собой морды с изгибами многочисленных рычащих пастей над выступами носовых лэнс-излучателей. Корабли были воплощениями свирепости, которым придали кинжаловидные формы и наградили сердцами из рокочущего бессмертного пламени.

В центре стаи находился «Храфнкель», крупнее и могучее остальных, с плугообразным носом, изогнутым хребтом, который венчали тысячи оборонительных башен и корпуса двигателей, и брюхом, освещенным тусклым блеском губительных батарей. По бортам боевой баржи ползли тени ее слуг — плавбаз, ремонтных судов, шаттлов, эскортных миноносцев — подобные облакам на склонах горы.

Над огромным и гулким командным мостиком «Храфнкеля» нависал свод из бронзы и мрамора, поддерживаемый колоннами из сверкающего гранита. Внутри круглых стен поднимались ярусы, каждый из которых гудел приглушенной активностью занимавших свои посты тысячи офицеров и матросов в серой униформе. Центральная обширная площадка из голого камня под громадной крышей из бронестекла мерцала группой голопроекций маршрутов и вращающихся неоновых калейдоскопов, которые отражались от бесчисленных пикт-экранов и наблюдательных линз.

Пахло камнем и кожей, ароматами кузни и костра. Открытое пламя пылало в железных каминах, покрывая стены налетом копоти. Повсюду были вырезаны руны — на стенах, полу, даже стекле.

Один человек господствовал в этом месте, воплощая в себе свирепые облики, взиравшие на него сверху. Он был повелителем, бесспорным альфа-хищником, таким же жестоким и величественным, как и корабль под его командованием.

Но примарх Леман Русс не двигался. Вокруг него непрерывным танцем трудился экипаж его флагмана, напоминая спутники, вращающиеся вокруг газового гиганта. Временами пронзительные глаза Волка впивались в показания отдельного гололита или линзы. Затем он отводил свой непостижимый и ледяной взгляд.

Два серых волка с желтыми глазами и седыми ляжками крутились у его ног. Периодически один из них тихо рычал, от чего по мрамору проносились мягкие колебания, словно трещина, бегущая по раскалывающемуся льду.

Ярлы Волчьего Короля стояли кольцом вокруг него, каждый был заслужившим признание мастером боя, облаченным в боевой доспех, шкуру и увешанным тотемами. Среди них стояли рунические жрецы, их белоснежные волосы и расписанная кожа казались живыми в дрожащем свете.

Обычно они посмеивались друг над другом, рыча на остроты и дерзости, а в их золотых глазах сверкало грубое веселье.

Сейчас никто не смеялся. Не после Просперо. Не после того, как все спустились на поверхность этого очищенного огнем мира и увидели, что они с ним сделали. По какой-то причине Просперо был особенным.

Прежде Русс всегда смеялся, иногда с подлинным весельем, временами с чувством холодного удовлетворения от насилия. Теперь он даже улыбался через силу. Морщины на грубом лице выделялись чуть резче.

— Ну, и когда мы будем готовы? — спросил наконец Волчий Король.

Гуннар Гуннхильт, прозванный лордом Гунном, заговорил первым, так как это было его правом. После битвы за Тизку его голос охрип — горло было рассечено, из-за чего он два дня провел под ножами телотворцев.

— Десять дней, терранских, — ответил он.

— Больше, — возразил Огвай Огвай Хельмшрот, ярл Третьей великой роты. — Две недели.

— Не годится, — сказал Русс.

Огвай поклонился.

— Мы будем работать усерднее.

Примарх даже не взглянул на них, он выглядел рассеянным, его разум блуждал где-то в другом месте.

— Эта задержка изводит нас. Мы должны были быть на Исстване. Теперь мы должны ответить.

Его ярлы молчали. Некоторые мрачно кивнули, другие выглядели сомневающимися.

— Подобное раньше случалось? — спросил Русс с язвительным выражением лица, обращаясь скорее к себе, чем к кому-нибудь еще.

— Есть саги, в которых Волчьего Короля отправили не в то место, делать не то, что нужно? Был ли наш позор когда-нибудь сильнее?

По-прежнему никто не отвечал. Тишину нарушил не ярл.

— Мы не опозорены, — раздался молодой голос. — По крайней мере я.

Повернулись головы. Волки-близнецы Русса сдавленно зарычали. Брови Волчьего Короля поднялись.

— Кто это сказал?

Вперед вышел воин Тра, пройдя в центр круга. Его лицо усеяли новые шрамы, из-за чего он походил на призрака со старого льда, покрытый дурными знаками и метками колдунов. Голова была наполовину выбрита, оставшиеся волосы были иссиня-черными. На лице застыло угрюмое выражение. Оно всегда было таким, даже до Просперо, где серьезно пострадал звериный дух всех Волков.

У воина не было левой кисти. Закованная в броню рука заканчивалась в локте мешаниной аугметики и железных насадок. Новую перчатку все еще не приладили — было много заявок.

— Бьорн из Тра, — ответил воин.

— Однорукий, — поприветствовал Русс. Скальды уже сочинили сагу Бьорна. В ней шла речь о нем, и демоне-Горе, и загадочных словах, сказанных тварью. Репутация воина пошла в гору, стали говорить, что у него могучий вирд.

— Плохое имя.

— Подходит, — спокойно ответил Бьорн, согнув наполовину изуродованную руку с намеком на гордость. — Как и всем нам.

— Хочешь что-то сказать?

— Я не опозорен, — ответил Бьорн, его мрачные глаза смотрели непоколебимо. — Я видел тварь, что привела нас на Просперо. Слышал кое-что из сказанного ею. Скальд поведал мне остальное. Мы покончили со злом.

— Несомненно, — прорычал Русс.

— А Магнус уже был заблудшим, — продолжил Бьорн. — Хоть он и был вашим братом, но его смерть оправдана.

Огвай, ярл Бьорна, покусывая губу, медленно кивнул. Русс заметил, и его ноздри раздулись от гнева.

— Нас использовали, — пробормотал примарх. — Феррус мертв. Мы должны были быть с ним. Мы могли остановить бойню.

Доклады с Исствана V просачивались на флот рваными обрывками, утечками из астропатических полуснов в океане варп-штормов. Достоверных данных не было, все нуждалось в многочисленных толкованиях и подтверждениях, но после отбытия Вальдора картина сокрушительного удара постепенно прояснилась. Теперь Волки знали масштабы трагедии.

Железные Руки, Саламандры и Гвардия Ворона были уничтожены или же понесли тяжелые потери. Сыны Гора, Альфа-Легион, Дети Императора, Пожиратели Миров, Гвардия Смерти, Несущие Слово, Железные Воины и Повелители Ночи стали предателями. Когда говорящие со звездами наконец подтвердили толкования, принеся с собой рунические сплетения, чтобы показать узор предсказания, вокруг них словно рассыпалась вселенная, обращенная в руины каким-то странным и невнятным бредом. Даже сейчас шок от услышанного отдавался, повиснув словно дымовая завеса над присутствующими.

— Мы не смогли бы ничего остановить, — невозмутимо ответил Бьорн. — Наоборот, стали бы частью бойни, и немногие стали бы скучать по нам.

При этих словах Русс почти улыбнулся своей привычной кривой и сардонической усмешкой.

— Да. Немногие, это точно.

— Вопрос в том, — взял слово лорд Гунн, — что делать дальше?

— Мы получили вызов Дорна, — сказал Огвай.

— Вызов, — сплюнул Гунн.

— Разве не для этого мы созданы? — спросил устало Русс. — Мы приходим, когда нас вызывают.

— Когда Всеотец вызывает, — поправил Огвай.

— А Он молчит, — сказал Русс. — Вальдор не сказал почему, хотя знал. Из всего, что случилось, из всех ошибок, это изводит меня более всего. Скажите мне — что случилось с Императором?

Никто не ответил. Никто не знал. Они отвели глаза и закрыли рты. Только их разумы перебирали ответы — подозрения, догадки, опасения.

«Он ранен».

«Он покинул Тронный мир».

«Он мертв».

И тогда Русс засмеялся, но не так, как делал это раньше. В этот раз смех получился сдавленным.

— Вот, что нам нужно, — он по очереди посмотрел на каждого из ярлов. — Я не стану получать приказы от моих братьев, только от моего Отца. Он поговорит со мной. Мы направимся на Терру, не потому что этого требует Рогал, но потому что сами решили.

Лорд Гунн поднял взор.

— И когда?

— Через пять дней.

Ярл Онн глубоко вздохнул. Огвай выглядел задумчивым, некоторые из командиров сомневающимися.

Русс сердито взглянул на них.

— Не дольше, — приказал он. — Возвращайтесь на корабли, делайте все необходимое — через пять дней мы уходим.

Выражение его лица оставалось мрачным, но где-то глубоко внутри волчьего облика, в исчерченной морщинами плоти и золотых глазах все еще пылал возмущенный огонь. Тяжесть скорби стала уменьшаться.

Ее сменило нечто иное.

— Никогда прежде, вплоть до этого момента, я не был по-настоящему разгневан, — прорычал Русс, и два волка поднялись на звук его голоса, шерсть на загривках встала дыбом. — Мне любопытно посмотреть, к чему это меня приведет.

Беорт Ранекборн откинулся на командном троне «Филскьяре». Он хорошо выспался во время свободной смены и был бодр. Сервиторы и смертные матросы в расположенных под ним постах работали бесшумно, а весь мостик тихо гудел активностью.

Командование таким эскортным фрегатом, как «Филскьяре», нельзя было назвать почетной обязанностью. Они находились на удаленной от основных сил Волков позиции, и туманность Алакксес в кормовых иллюминаторах была едва заметным пятном. Тем не менее это дало им возможность снова проверить работу двигателей реального пространства. Они получили попадание над Просперо от одного из немногих залпов с поверхности планеты, которые Тысяча Сынов сумели дать. Его последствия до сих пор сказывались на системах корабля. Техножрецы Ранекборна работали без передышки, но по-прежнему не могли разобраться в сути проблемы.

Повреждения требовали внимания железных жрецов, но все они были полностью заняты на капитальных кораблях. Учитывая все обстоятельства, «Филскьяре» справлялся неплохо. По крайней мере, патрульная служба на границе действия сенсоров флота шла своим чередом.

— Есть что-нибудь? — спросил Ранекборн дежурного лейтенанта Торве — рыжеволосого кэрла с одного из миров-данников Фенриса, названия которого он никак не мог запомнить.

— Система обнаружения отслеживает на пределах дальности авгура, — ответил Торве, его скромное лицо на миг поднялось от громоздкого пульта управления. — Кажется, ничего. Хотите взглянуть?

Ранекборн на самом деле не очень и хотел, но работы было мало, а экипаж становился беспокойным, если не был занят ничем, кроме построения векторов.

— Вот для этого мы и здесь, — ответил он. — Корректировка курса?

— Небольшая, — ответил Торве, взглянув на установленный вверху пикт-экран со светящимися линиями на стеклянной поверхности.

— Тогда выполняй.

Торве подчинился. Несколько секунд спустя Ранекборн почувствовал, как слабый вой двигателей изменил тональность. Он по-прежнему был не совсем верным — скорее скрежещущим, нежели рычащим. Маркеры траектории на разных пикт-экранах исчезли, прорабатывая новые маршруты.

— Есть что-нибудь? — спустя некоторое время спросил он, рассеянно регулируя подлокотники трона. Его вахтенный офицер Аэрольф что-то сделал с ними во время своего последнего дежурства на мостике.

Ранекборн смотрел, как Торве запускает дополнительные проверки оборудования, а авгурные линзы на пульте управления своего трона начинают передавать ему новые данные приборов обнаружения. Он слышал, как вялые переговоры на мостике стали громче, и увидел, что сервитор на одном из постов связи подключил дополнительный интерфейсный узел к свободной шунтовой катушке и начал взволнованно издавать щелкающие звуки.

— Может быть, — Торве пристально следил за показаниями датчиков. — Удерживайте этот пеленг.

Ранекборн немного выпрямился. Он взглянул в иллюминаторы — группу освинцованных кристалфлексовых панелей, образующих блистер над верхним мостиком, не зная, чего ждать. Как обычно, в ответ мигало неподвижное звездное полотно.

— Да, вот оно, — пробормотал Торве. — Есть кое-что. Это не сбой, а показания.

Ранекборн почувствовал, как волосы на руках встали дыбом.

— Подробности, — приказал он, одновременно открыв приоритетные каналы связи с инжинариумом и постами пустотных щитов.

— Передаются на экран мостика, — доложил Торве, переключив входящий поток данных на главные мониторы, установленные на потолке.

Ранекборн взглянул на них. Минуту он не видел ничего особенного — размытая кубическая схема близлежащего космоса, изображенная в светящихся зеленых линиях с наложением рун-символов и известных курсов кораблей. Она изменилась не сразу. На границе действия авгура, где определенное переходило в вероятное, что-то стало проявляться.

Космический Волк открыл медную клавиатуру на подлокотнике трона и начал жать на кнопки.

— Поднять щиты, — рявкнул он. — Развернуть корабль на два пункта к надиру. Связаться с флотом.

На мостике тут же закипела работа, все видели одно и то же. Низкий гул голосов изменился в тоне, став более напряженным, настойчивым, целенаправленным.

— Связь установлена, — доложил офицер связи Клайя.

— Есть отличительные знаки? — спросил Ранекборн, внимательно следя за состоянием и курсом «Филскьяре», было бы совсем некстати потерять инжинариум.

— Символика на корпусах? Мне нужно сообщить флоту хоть что-нибудь.

— Почти готово, — сообщил Торве, неистово работая за своим пультом. — Они по-прежнему далеко, но… Да. Вот оно.

Пикты обновились. Что-то проявилось в углу экрана, отправляя информационные данные в когитаторы. На тактическом дисплее явственно дрожал единственный образ, воспроизведенный светящимися линиями. Изображение было плохим, заснятое под углом и на предельной дистанции, частично затененное нависающим краем, по-видимому, корпуса лэнс-излучателя, но оно было.

Поднявшаяся на дыбы многоголовая змея на фоне золотого круга.

— Что это? — спросил Торве, повернувшись к Ранекборну.

Волк почувствовал, как подскочил пульс при взгляде на эмблему.

— Я подозревал, что ты не читал предоставленные мной разведданные, — сухо заметил он. — Это новые. Кажется, они хотят заявить о себе.

Он переключился на станцию связи. В это время все больше точек стало распространяться по авгурному кубу — сначала несколько, затем десятки.

— Срочное сообщение командованию, — приказал Ранекборн. — По периметру обнаружен противник. Крупная группировка. Передайте, что мы будем продолжать сканирование столько, сколько сможем. Взять курс на перехват.

Он наблюдал за тем, как продолжали увеличиваться светящиеся точки, подобно размножающимся на чашке Петри бациллам. Их число становилось более чем неприятным.

— Убедитесь, что мы передали эти изображения, — приказал Ранекборн, голос стал жестче, когда он подсчитал, сколько их было. — Проверьте, что они их получили. Скажите, что это флот предателей.

Он сглотнул, задумавшись над тем, насколько исправным в действительности было вооружение корабля.

— Передайте им — это Альфа-Легион.

 

3

ПОВЕЛИТЕЛИ ТЕРРЫ

ИГРОКИ

КЛИНОК ЛЕГИОНЕРА

Обсерватория была возведена в северо-восточных пределах Императорского дворца. Ее куполообразная крыша была выложена бирюзовыми мозаичными плитками, отражающими пламя сотен свечей. На изогнутой поверхности сверкали и скользили в мягкой игре теней эзотерические символы.

Было не просто разглядеть, что же изображали эти образы: возможно, астрологические символы или же мифических зверей из забытой эпохи Терры? На самой вершине царила тень, это место было вне досягаемости огня свечей. Очень давно там был создан образ, но рассмотреть его уже было невозможно. Окутанный темнотой он бесстрастно взирал вниз.

Обсерватория уже долгое время не использовалась для наблюдения за звездами. Древние медные телескопы, планетарии и астрариумы без всякой пользы загромождали нефы, большинство из инструментов были накрыты тяжелым брезентом. Кабинеты из палисандрового дерева были заперты. Книжные шкафы покрывала пыль толщиной с палец.

Пол был выложен мрамором черно-белой шахматной расцветки, а стены блестели выцветшей позолотой. Купол поддерживали двадцать колонн, на капители каждой был вырезан каменный символ. Некоторые были хорошо освещены — волк, змей, лев, другие же — скрыты тенями.

В центре обсерватории стояли три лорда. Двое были титанами, закованными в роскошные доспехи. Третий — сутулым и тщедушным.

Долгое время ни один из них не решался нарушить молчание. Оно казалось бесконечным в этом месте. Словно первый заговоривший мог разрушить стены и обвалить купол.

Первым нарушил тишину самый высокий и физически внушительный. У него был суровое лицо, обрамленное коротко стриженными белыми волосами. Его золотой боевой доспех выглядел таким же монолитным, как и каменные изваяния вокруг, воин вполне мог сойти за одну из статуй. С его плеч свисал толстый плащ, отбрасывая тень в мерцающем полумраке.

— Есть что-нибудь? — спросил он.

У говорившего было много имен. С самого детства на ледяном мире Инвит он был Рогалом Дорном. Позже стал примархом Имперских Кулаков. В последнее время он постепенно привыкал к должности избранного преторианца Императора.

У его голоса был тембр молота, бьющего по бревну. Голос выдавал единственное желание человека: посадить людей на корабли, собрать воедино всю мощь Легиона и направиться в космос навстречу приближающемуся врагу.

Однако именно это и только это ему было категорически запрещено делать. Это было странное бремя: быть приговоренным собственным мастерством.

— Сигиллит не говорил, — ответил второй человек.

Этот был чуть менее внушителен. У его доспеха был такой же вычурный вид, как и у обсерватории — его украшали фазы лун и символы, которые когда-то могли называться оккультными. Как и Дорн, человек был облачен в золото и бронзу, поверх которых был наброшен багровый плащ. Но если Дорн казался надежным, как скальный массив, на котором стояла обсерватория, то второй выглядел более обманчивым, способным взорваться неожиданным ходом. На его искусно выкованном доспехе были старательно выгравированы древние слова силы. Символы были столь крошечными, что могли сойти за почти неслышимый шепот призраков.

Полное имя этого человека было таким длинным, что не могло уместиться на одном листе бронзы. Он обычно отзывался на сокращенный вариант: Константин Вальдор, капитан-генерал Легио Кустодес. Когда он заговорил, его голос оказался удивительно тихим. А вот глаза постоянно пребывали в движении, почти незаметно мигая и постоянно выискивая очередную угрозу, которой следовало противостоять.

— Нет, не говорил, — промолвил третий. — Я стараюсь найти слова, которые еще не были сказаны.

В Малкадоре не было ни капли величия его собеседников. Его одежда, хоть и искусно сшитая, была простой. Посох, на который он опирался, был выкован из обычного железа, за исключением навершия в виде аквилы. Голос выдавал физическую слабость, в нем слышалось бремя многих лет. Никто, за исключением самого Императора, не знал ни его возраста, ни места рождения, ни культурной принадлежности. Насколько было известно всему Империуму, Малкадор просто существовал всегда, такой же постоянный, как и сам дворец.

Малкадор и Император. Император и Малкадор. Они были как свет и тьма, солнце и луна, каждый в равной степени загадочный и непостижимый.

Если не считать, что Император скрылся в глубинах тронных залов и полностью задействовав свою несравнимую силу, о чем даже лорды Терры не осмеливались говорить открыто.

— Тогда позволь мне повторить, — обратился Дорн. — Возможно, ты забыл в каком мы положении. Магнус разрушил обереги вокруг Трона, и теперь самая могучая крепость в галактике покоится на безумии.

— Пока оно сдерживается, — возразил Малкадор. — На данный момент мир мало знает о том, что произошло.

— Оно сдерживается только потому, что Император ведет тайную войну, — ответил Дорн. — Эта передышка куплена жертвой тысячи душ. Именно поэтому мир не знает.

— Пока не знает, — холодно заметил Вальдор. — Но узнает. Возможно через несколько недель, может месяцев, но в конце концов все станет известно. Слухи уже выходят из-под контроля.

— Это неизбежно, — согласился Малкадор. — Но пока Он держится…

— Вот именно, пока Он держится, — с горечью перебил Дорн. — Вот до чего мы дошли. Ни действий, ни ответных мер — одна лишь надежда.

— Мы не можем помочь Ему, — сказал Вальдор. — И знаем это. Так что давайте вернемся к тому, что мы можем сделать.

Малкадор сухо рассмеялся.

— Я никогда не спрашивал тебя, Константин, что ты чувствовал, когда смотрел, как горит Просперо. Твоя черствая душа хоть раз вздрогнула от этого зрелища?

Вальдор и бровью не повел.

— Нет. Это было необходимо.

— Разве? — вздохнул Малкадор. — Я не отдавал такого приказа. Я хотел осуждения Магнуса, а не уничтожения. Что заставило Русса пойти на это? Ты так и не дал мне вразумительного ответа.

Дорн нетерпеливо выдохнул.

— Ты все знаешь, Малкадор. Знаешь все, что произошло там, как и мы.

Его обуревала холодная ярость.

— Нужно ли повторять это? Во всем виноват магистр войны, он отравляет все, что мы делаем, и теперь на его руках кровь еще трех Легионов.

При этих словах Малкадор вздрогнул. Шок от бойни на Исстване V еще не прошел. Каждый из них, за исключением, возможно, Вальдора, при упоминании о ней испытывал опустошающее чувство утраты.

— Они говорят мне, что Феррус несомненно погиб, — подтвердил Малкадор. — Вулкан и Коракс пропали. Восемь Легионов объявлены предателями, в эту самую минуту направляясь против нас.

Он мрачно улыбнулся.

— Мне продолжать? Эфир в смятении, нарушая работу Астрономикона и ослепляя нас. Ни слова о Жиллимане и Сангвинии. Они с нами? Или тоже предали?

— Только не Ангел, — решительно заявил Дорн. — И я не поверю, что Робаут на это способен.

— Но они потеряны для нас, по крайней мере на данный момент, — сказал Вальдор. — Поэтому мы должны обдумать то, что знаем. Русс в системе Алакксес. Когда я покинул его, Волки были сильно потрепаны тяжелой битвой с Сынами, но они снова будут охотиться.

— А Лев, — сказал Малкадор. — Что с ним?

— Он занят личной местью, — сказал Дорн. — И когда он интересовался чем-то иным, кроме как собой?

Малкадор улыбнулся.

— Твои братья — то еще осиное гнездо. Я советовал Ему сделать вас сестрами, тогда бы дела велись более цивилизованно. Он подумал, что я шутил. А это не так.

Дорн не улыбнулся. Казалось, его лицо было в постоянном, сдержанном напряжении.

— Есть еще один, — тихо напомнил Вальдор.

— Ах, да, — вспомнил Малкадор. — Так легко забыть о Хане. Интересно, почему?

— Это его дар, — пренебрежительно бросил Дорн.

— Хан был в системе Чондакс, — сказал Вальдор.

— Которая, как и многие другие, за пределами нашей досягаемости, — заметил Малкадор с холодной усмешкой.

— Что с верностью Джагатая? — спросил Вальдор.

— Я знал его недостаточно хорошо, — сказал Дорн.

— Никто не знал, — вставил Малкадор. — В этом его суть — в любой системе должна быть неопределенность.

Он улыбнулся Дорну.

— Ты, мой друг, противоположный пример. Не удивительно, что вы оба не понимали друг друга.

— Ну а к кому он был близок? — спросил Вальдор.

Малкадор задумался на минуту.

— К Гору, конечно. Они были столь схожи. Думаю, они совещались на Улланоре.

— И к Магнусу тоже, — немного нерешительно добавил Дорн. — Они долгое время сражались вместе.

— Да, — согласился Малкадор, задумчиво кивнув. — Библиариус, за ним стояли Хан, Магнус и Сангвиний. Он был основой их связи, какой бы она ни была. Все они верили в необходимость присутствия псайкеров в Легионах.

Вальдор глубоко вздохнул.

— Значит вот как. Известные союзники Хана — Гор и Магнус. Оба предатели.

— Все мы доверяли Гору, — заметил Дорн.

— Всецело, — задумчиво произнес Малкадор. — Как я ранее говорил, Никея была корнем нынешних бед. Нам стоило лучше разъяснить положение вещей, пусть и были причины, которые мы не могли раскрыть, не на Никее.

Он скривил тонкие губы.

— Мы были слишком увлечены тем, что следовало сделать. В этом и заключается трагедия нынешней ситуации — мы не объяснили причины, побудившие принять указ.

Дорн холодно взглянул на Малкадора, как будто полностью соглашаясь. Вальдор, как обычно, оставался суровым.

— Слишком поздно сожалеть, — устало заявил Малкадор. — Мы должны вызвать их. Я буду спать лучше, если Русс и Хан будут стоять подле тебя, Рогал. Палач и Боевой Ястреб, они заставят задуматься даже Гора.

— С Чондаксом нет связи, — предупредил Вальдор. — Но я могу дать указания астропатам сосредоточить усилия на системе.

— А если он не ответит? — спросил Дорн.

Какой-то момент и Вальдор, и Малкадор молчали. Казалось, пространство вокруг них немного сжалось.

— Значит, мы должны полагать, что Джагатай тоже пал, — сказал наконец Сигиллит, в его голосе не осталось и следа мрачного юмора. — Еще одно имя в списке заблудших.

Сделав ход камнем из слоновой кости, Илья откинулась на спинку кресла. На обдумывание хода у нее ушло много времени. Так было всегда, несмотря на большое количество вариантов и камней.

Ее соперник покачал головой.

— Плохой выбор.

— В самом деле? — спросила она, ожидая демонстрации ее ошибки.

— Да, — подтвердил он, потянувшись к большой квадратной доске, чтобы переставить угольно-черный камень. Генерал изучила результат. Он оказался отрезвляющим — оппонент был близок к захвату обширного серпообразного куска территории, и она почти ничего не могла с этим поделать. Поэтому выбор был прост: сражаться с неизбежным или же отыграться на другом участке доски. Она привыкла к этому выбору.

— Я не вижу возможностей закрыться вовремя, — пожаловалась Илья.

— В этом и заключается мастерство. Но вы делаете успехи.

Илья позволила себе бросить быстрый взгляд на оппонента, чтобы удостовериться, не смеется ли он над ней.

Как обычно, сказать наверняка было трудно. Джагатай-хан развалился в низком кресле из меха и кожи, гордое лицо было непроницаемым, как камень.

Илья помнила их первую встречу над Улланором. По какой-то причине она едва не упала в обморок, даже после предупреждения Есугэя о такой возможности. Говорили, что примархи иногда вызывали такой эффект — сила их сверхэнергичных душ сильно действовала на чувства человека. Генерал также слышала, что люди никогда не эволюционируют настолько, чтобы сдерживать такую мощь внутри своих тел. Эффекты были хорошо известны: тошнота, головокружение, паника.

Теперь все это прошло. Времяпровождение в компании примарха не стало привычным — это было невозможно — но оно было терпимым. Теперь ее редко беспокоили вызванные страхом спазмы в животе. Их беседы стали чуть менее формальными. Время от времени они выпивали по бокалу вина. Играли.

— Я действительно делаю успехи? — задумчиво спросила она, подняв камень и размышляя, куда его поставить. — Думаю, вы говорите это мне, чтобы не потерять соперника.

— Цинь Са играет.

— Он когда-нибудь побеждал вас? — спросила Илья.

— Он очень хорош.

— Буду считать, что это значит «нет».

Физическое присутствие примарха могло отвлекать. Дело было не только в его габаритах, хотя обращение к человеку, почти вдвое выше нее, безусловно ошеломляло. Скорее это было бессознательное… величие.

Хан был жилист, мускулист и резок, как когти хищной птицы. Он говорил мало и в особой аристократической манере. У него было обрамленное длинными черными волосами вытянутое и гладкое лицо, смуглое, как у всех чогорийцев. По левой щеке тянулся отчетливый шрам, оставшийся от старой раны зигзаг. Илья слышала, что легионеры добавляли яд в нанесенную ножом рану, чтобы получился шрам, иначе сверхчеловеческая плоть слишком хорошо заживала.

Примарх следил за своей внешностью. Его плащ был подбит белым мехом, который чогорийцы называли эрмиет. Джагатай носил кафтан темно-бордового цвета на шелковой подкладке. Золотые украшения украшали пальцы, обвивали шею и стягивали хвост блестящих волос.

Даже без доспеха он выглядел опасным. Складки одежды не могли скрыть натренированное тело воина. Каждое его движение — тянулся ли он, чтобы налить вина чиньюа, или же ставил свои камни на выбранные места — словно совершалось с доведенной до совершенства точностью мечника.

Халджи говорил ей об этом много раз.

— Ничего лишнего, — сказал он, взмахнув талваром перед ней в подтверждение своих слов. — Каждое движение настолько эффективно, насколько позволяют мускулы. Никакой напыщенности и изящества. Только суть.

Хан казался вполне способным довести до совершенства такой подход.

— Вы позволите мне дать вам совет? — спросил он.

Брови Ильи поднялись.

— Всенепременно.

Он откинулся на спинку огромного кресла. Свет вокруг них плясал от легкого движения пламени свечей. На заднем фоне раздавались тихие звуки просперинской серебристой арфы. Хан очень любил музыку — говорили, что в этом он был похож на Магнуса.

— Вы играете в регицид? — спросил он.

Илья кивнула.

— Не такая сложная игра, как го, — заметил Хан. — Регицид дает вам одного врага, один путь — убей Императора и победишь. В го нет Императора. Или лучше сказать: в ней много Императоров.

Илья слушала. Она считала, что Белые Шрамы слишком сильно старались объяснить превосходство своих культурных предпочтений. Они так привыкли быть непонятыми и игнорируемыми, что это глубоко засело в их душах.

— Мои воины тренируются на этой игре, — продолжил Хан. — Они учатся видеть угрозы со всех сторон, учатся противостоять многим врагам.

— Я понимаю, — сказала Илья. — Проклятье. Я стараюсь все запомнить.

— Вы хорошо справляетесь.

— Но должны были быть случаи… Случаи, когда у вас действительно был один враг.

— Острому уму легче приспособиться к простоте.

И снова эта резкая защитная реакция.

«Это потому что ты знаешь: в тебе видят варвара».

Илья вздохнула и сделала ход. Вероятно, остановить потери было уже невозможно. Она полагала, что довольно скоро ее контрходы будут отражены.

— Итак, какова следующая цель?

Хан изучил доску.

— После Чондакса? Я не знаю.

— Приказов от магистра войны нет?

Примарх не ответил. Он не говорил о Горе со времени заключительных этапов войны на Белом Мире, хотя прежде часто вспоминал о нем. То же касалось Цинь Са. Илья знала, что за все время кампании в системе Чондакс Легион не получили никаких надежных новостей от магистра войны — иначе бы она увидела рапорты — но кое-что, возможно смутное видение говорящего со звездами, могло пробиться.

Все как будто начинались с подозрительных слухов, тревожных намеков, которые передавались по пустоте, как сплетни между пехотинцами.

— Так у вас есть планы? — спросила Илья, гадая, получит ли она точный ответ.

Хан внимательно смотрел на камни, не поднимая глаз.

— Я чувствую необходимость снова поговорить с Есугэем. Если мы в скором времени не установим связь, тогда нам придется вернуться домой.

Илья улыбнулась.

— В самом деле? Вы приведете весь Легион на Чогорис только ради него?

Хан не улыбнулся. Он редко это делал, что было странно: с лиц остальных воинов Легиона улыбка почти не сходила.

— Конечно.

Он поставил камень, предсказуемо начиная окружать следующую из ее уменьшающихся групп.

— Я больше столетия полагаюсь на Есугэя.

Илья сделала глоток перед следующим ходом. Вино было посредственным — чогорийцы не очень ценили виноделие.

— Тогда почему он не отправился с нами на Чондакс?

— Он был нужен на Никее.

— Никее?

— Совет, — Хан наградил ее проницательным взглядом. — Я бы тоже был там, если мог, но Есугэй — мой представитель. Он говорит от моего имени. Видите, как сильно я ему доверяю?

— Вижу. А что он там делает?

— Оспаривает право задьин арга на существование. Надеюсь, он преуспел.

— А если нет?

Хан пожал плечами.

— Для меня это не имеет значения, но я бы предпочел, чтобы мои более прилежные братья не были вынуждены делать сложный выбор.

Илья засмеялась. Она поняла, что находит дружелюбное безразличие Белых Шрамов к имперским указам скорее располагающим к себе, нежели раздражающим. Они не были мятежными в строгом понимании, просто самими собой — ни больше, ни меньше. Единственными в своем роде. Беспечными. И никогда не откажутся от провидцев бури.

— Невыгодное для вас решение могло быть принято месяцы назад, — заметила генерал. — Мы бы и понятия не имели о нем.

— Множество событий могли произойти, о которых мы понятия не имеем, — ответил Хан. — В этом заключается преимущество этого места.

Но затем на какой-то миг выражение лица примарха дрогнуло, словно он знал или догадывался о чем-то большем, чем сказал.

— Вы ничего не хотите мне рассказать? — осторожно спросила Илья.

— Нет, — ответил Хан, опустив свой камень и начав новую атаку на ее окруженные позиции. — Теперь сосредоточьтесь. Вы почти проиграли.

— Итак, скажи мне, что ты думаешь, — поинтересовался Шибан.

Перед ним на стальном столе лежал мертвый легионер, лампы апотекариона «Калджиана» освещали неприятные подробности его тела. Доспех был срезан, а черная плоть внутри походила на подгоревшее мясо.

Рядом с Сангджаем, который задумчиво потирал подбородок, стоял Джучи.

— Прогеноиды пропали, — сказал с сожалением эмчи. — Из-за температуры.

— Как он умер?

— Ты сам видишь, — ответил Сангджай, потянувшись к шее воина и раздвинув отслаивающуюся плоть руками в перчатках. — Один колющий удар клинком в позвоночник. Воина держали в этот момент.

Шибан оперся руками на стол.

— Видел когда-нибудь, чтобы орки наносили такие раны?

— Не знаю. Они наносят раны определенным способом?

— Ты видел, как сражаются зеленокожие, — сказал Джучи. — Они обезображивают свои жертвы.

— Может быть, у них не было возможности, — предположил Сангджай.

— У них было достаточно времени, — ответил Шибан. — Дело не в этом.

Сангджай снова посмотрел на труп. Он долго и тщательно изучал его, наклонившись и внимательно рассматривая рану. Шибан услышал слабый шум левого аугметического глаза апотекария, регулирующего фокусировку.

В конце концов Сангджай выпрямился.

— Это мог быть хейн. Я видел, как они довольно неплохо орудовали клинками. Но соглашусь, это маловероятно.

— Тогда кто?

Сангджай невозмутимо взглянул на него.

— Тебе нужны мои предположения?

— Говори, — нетерпеливо прошипел Джучи.

— Этот разрез сделан длинным клинком. Легионерским. Они знали, куда вонзить его, и сделали это быстро. Посчитали, что лава уничтожит тела.

Шибан кивнул. Его слегка подташнивало.

— Что-нибудь еще?

Сангджай покачал головой.

— Клинок легионера, — пробормотал потрясенный Джучи. — Они сражались друг с другом?

— Кто знает? — вымолвил Шибан.

— На Фемусе не было никого, кроме зеленокожих, — продолжил Джучи, все более распаляясь. — Зеленокожих и нас. Они что, с ума посходили?

— Ну все, хватит.

— Сколько погибли вот так?

— Хватит, — резко выпалил Шибан.

Он оттолкнулся от стола. Голова была переполнена мыслями. На захват Фемуса ушло много времени, намного больше, чем должно было. Флотские командиры ссылались на неблагоприятный рельеф, но Шибан перед своим переводом видел боевые доклады, содержащие жалобы на более высокие, чем ожидалось, потери, плохую связь, регулярные неудачи.

«Они сражались друг с другом?»

Сложно поверить. Между братствами всегда были трения — он ощутил их на собственной шкуре — но не до такой степени. Никогда.

— На это нельзя закрыть глаза, — сказал он наконец. — Я возвращаюсь назад.

— Зачистка окончена, — нерешительно напомнил Сангджай. — Мы получили приказ вернуться, Каган скоро уведет флот.

— Связь целыми месяцами была плохой, — заметил Шибан с безрадостной улыбкой. — Если мы ответим не сразу, он поймет.

— Ты не найдешь ответ, — сказал Сангджай. — Не на Фемусе.

Шибан направился к выходу.

— Откуда-то надо начинать, — ответил он.

Тайны Фемуса разоблачены

 

4

«ХЕЛЬРИДДЕР»

В ШТОРМ

ПРЕДАТЕЛЬ

Понадобилось много времени, чтобы флот отреагировал на приказы. Боевые крейсеры Легионес Астартес были гигантскими творениями длиной в несколько километров, подобные темным городам посреди космоса. Их строили десятилетия, привлекая миллионы рабочих и тысячи машин Механикума. Отправленные в глубокий космос они продолжали расти, развиваться, меняться. Собственные кузни кораблей никогда не прекращали работы и не отдыхали.

Суть управления флотом заключалась в логистике. Миллион сервов должны были быть на своих постах, заряжая оружие, активируя генераторы, обслуживая командные посты. Тысячам строевых офицеров необходимо было принимать решения, проверяя уровень и частоту подачи энергии из инжинариума в двигатели. Сотни командиров отделений должны следить за относительным перемещением других кораблей и направлять триллионы показаний авгуров в когитаторы и датчики для предотвращения столкновения с другими левиафанами, тяжело маневрирующими в пустоте.

Но в конечном итоге даже самый крупный боевой корабль управлялся одним единственным человеком — капитаном, который был облачен властью непреклонным стремлением Империума к установлению иерархии во всем. Один голос отдавал приказ дать ход, навести орудия, осветить черноту сжигающей планеты мощью лэнсов и торпедных залпов.

Приказ был отдан, корабли пришли в движение.

Весь флот VI Легиона, каждый корабль увеличил мощность двигателей и активировал мерцающие пустотные щиты вдоль бортов с волчьими оскалами. Эскортники устремились вперед, оставляя за собой огненные следы, машинные духи рвались на охоту. Следом тяжело двинулись истинные гиганты, разворачиваясь, прежде чем увеличить скорость.

Стая светло-серых кораблей рассыпалась, перестраиваясь в атакующие боевые порядки. Были рассчитаны сектора кругового обстрела, и от центра флота разошлась трехмерная сфера разрушения. Ржаво-красное облако туманности вдруг засветилось тысячей ярких точек, которые погасли, как только флот набрал атакующую скорость.

Впереди, на расстоянии в тысячи километров, вне пределов видимости, то же самое проделывал Альфа-Легион. Его корабли были такими же левиафанами, ощетинившимися вооружением почти безумно разрушительного потенциала. Некоторые были украшены новой эмблемой Легиона — атакующей гидрой в сапфирном и изумрудном цветах. Другие по-прежнему носили старый символ верности — соединенные цепью Альфу и Омегу. Как всегда, в XX Легионе не было ничего постоянного. Все менялось.

Бьорн наблюдал за врагом с мостика «Хельриддера», изучая построение, отмечая маневры. Оба флота все еще находились вне прямой видимости. Их изображения по-прежнему представляли собой зернистые данные с плохим разрешением, поступавшими от авгуров дальнего действия.

Волк не испытывал каких-то особенных эмоций. Просперо было такой же задачей, как и бесчисленное число прочих, полученных Волками, и которую следовало эффективно выполнить. Только позже их охватило ноющее чувство неправильности произошедшего.

«У них огневое превосходство», — подумал Бьорн.

Он мысленно провел приблизительные расчеты, зная, что стратеги на флагмане придут к тому же выводу. Им было известно, насколько больше кораблей у Альфа-Легиона и насколько быстро их смертоносные орудия могут быть задействованы.

— У них огневое превосходство, — на долю секунду позже произнес Богобой, стоявший рядом с Бьорном на командном постаменте мостика вместе с остальной стаей. Он был в грязно-сером доспехе, исполосованном кровавыми пятнами и ритуальными отметками убийств. Голос боевого брата из-за личины шлема отдавал металлом.

— Похоже на то, — согласился Бьорн, изучая входящие данные.

— По-твоему, будет мудро встретить их лицом к лицу?

— Возможно, нет.

Богобой заворчал. Бесполезно сомневаться в принятом решении, а Волчий Король был не в настроении отказываться от следующего боя, вне зависимости от того, насколько тяжелые потери они понесли.

«Мы затупленный клинок, — безрадостно подумал Бьорн. — Нас использовали слишком интенсивно».

Все Легионы несли потери в ходе Великого крестового похода, но некоторые задания были более кровавыми, чем другие. Волки никогда не относились к самым многочисленным Легионам. Эту особенность усугубляли их стремление ограничивать комплектование личного состава Фенрисом и постоянное развертывание, обычно по собственному желанию, на наиболее сложных участках кампаний. Просперо нанес им глубокую рану, возможно более глубокую, чем они в действительности осознавали.

— Я размышлял, станет ли это легче, — задумчиво произнес Бьорн.

— Что станет? — спросил Богобой.

— Уничтожение другого Легиона. Убийство родичей.

— Мы еще не дошли до этого.

— Уже дошли.

Бьорн уже видел, как все произойдет: с «Храфнкеля» на флагман Альфа-Легиона будут отправлены требования отступить. Ответа не последует. Космические Волки будут отправлять запрос за запросом, не открывая огонь до последнего момента, пока корабли не сблизятся на дистанцию ведения огня главными лэнс-излучателями. Затем начнется битва.

«Хельриддер» выполнит свою задачу. Он был создан для быстрых атак: маневренный и сильно вооруженный, с небольшим экипажем и трюмами, предназначенными только для топлива и боеприпасов. На борту находилось всего шестеро легионеров. Небольшая стая, но под командованием сообразительного охотника — убийцы.

— Они движутся на атакующей скорости, — отметил Богобой, взглянув на экраны.

— Странно, не правда ли? — Бьорн наблюдал за зелеными пульсирующими точками, ползущими по тактической карте навстречу друг другу с обманчивой медлительностью — скорость сейчас была невероятной. — Что ты знаешь об Альфа-Легионе?

— Немного, — ответил Богобой.

— Когда-нибудь слышал, чтобы они проводили крупную флотскую операцию?

Богобой помедлил с ответом.

— А должен был?

Бьорн пожал плечами.

— Я никогда не слышал. Как и о том, чем они славятся.

Все, что было известно об Альфа-Легионе, касалось коварства, уловок и проникновения. Было хорошо известно, что Жиллиман пренебрежительно отзывался о нем. Менее известно было то, что Русс разделял мнение брата о XX Легионе. Говорили, что его воины не любили пачкать кровью свои перчатки.

Как только с Исствана V пришли новости, и их постепенно осознали, предательство одних Легионов показалось более очевидным, чем других. Бьорн мог понять измену Пожирателей Миров. То же касалось Железных Воинов и странной Гвардии Смерти Мортариона.

Но не Альфа-Легиона. Что-то в смене ими верности беспокоило его, вызывая чувство… неправильности.

— Почему они здесь, почему пошли на это? — спросил Бьорн, обращаясь в равной степени к себе и к Богобою.

Боевой брат безрадостно улыбнулся.

— По-моему очевидно.

Бьорн не улыбнулся. Даже до потери руки в схватке с демоном он редко улыбался, а теперь и того меньше. Он знал, что стаи подшучивали над его извечной серьезностью, но это его нисколько не волновало.

Иногда он чувствовал тяжесть в душе, словно ему на грудь давила наковальня. Когда стая сидела вокруг костра, он держался в стороне и молча слушал, как поют или рассказывают истории другие. Долгое время Бьорн ощущал себя не неотъемлемой частью Легиона, а всего лишь одним из второстепенных элементов, которому было суждено умереть в какой-нибудь кровавой кампании на том или ином мире.

Теперь это чувство покинуло его. Странно, как все изменилось, его прежнее мрачное ощущение отступило, сменившись чем-то иным. После многих лет проведенных на периферии Стаи, произошедшее на Просперо начало приближать Бьорна к ее сердцу. Теперь примарх знал его имя. Оно упоминалось в сагах, что гарантировало бессмертие в холодных залах Этта. У воина было ощущение, что центр тяжести изменился, притягивая его в дикие объятия Легиона, чей нрав всегда так сильно отличался от его собственного.

— Не очевидно, — возразил Бьорн. — Не для меня. Здесь есть какая-то тайна.

Свет на мостике стал тускнеть. Откуда-то снизу зазвучал предупредительный звон. Орудия приводились в боевую готовность, рассчитывались данные для ведения огня.

Далеко впереди тонкой линией на самой границе видимости показались первые точки света, словно драгоценности, разбросанные по пустоте.

— Что ж, возможно и так, — выдохнул Богобой, в его голосе явственно слышалась радость. — Ну вот и враги, и я желаю узнать только, как они умирают.

Есугэй наклонился поближе к иллюминатору и смотрел, как равнины Чогориса превращаются в бледное пятно. Несколько секунд после взлета он мог видеть монастырь Хум Карта, раскинувшийся внизу во всем своем великолепии — старые башни киданей, тренировочные комплексы, сады со спелыми сливами. Золотые башенки блестели на солнце. Знамена духов хлопали на сильном ветру.

Затем все исчезло, растворившись в бледно-зеленой и коричневой дымке. Есугэй смотрел на протянувшийся по всему континенту всеобъемлющий Алтак. Только несколько клочков облаков скользили над степями, олицетворяя мимолетное на фоне бесконечности.

Из космоса все миры выглядели почти одинаково. Цвета менялись, но главные отличия были скрыты в деталях у самой земли — запахах, чувстве гравитации, ощущении ветра. Есугэй ступал по сотне разных миров, и ни один не был полностью похож на другой. Человечество распространилось по невероятно огромному числу планет, завоевывая каждую с безжалостным терпением и изобретательностью. Он пришел к пониманию, что это были характерные особенности их биологического вида.

Вскоре Чогорис перестал отличаться от любой другой планеты. Он утратил свою отличительность и превратился в бледную сферу, висящую посреди однообразной черноты освещенного светом звезд космоса.

Есугэй отвернулся от иллюминатора и сел в кресло. Ему никогда не нравилось покидать родной мир. До прибытия повелителя человечества, принесшего им Великий крестовый поход, Есугэй был вполне доволен границами, очерченными для них единственной планетой. Они сражались с врагами, разрушали королевства, охотились на дичь. Он никогда не хотел ничего иного. Хан был таким же.

Задьин арга вспомнил один разговор со своим господином при свете лун. Это случилось в старые времена, когда Хум Карта был в десять раз меньше и выстроен из красноватого камня, а не укреплен рокритом и сталью.

— Что мы будем делать после того, как подчиним всех врагов? — спросил Есугэй, чувствуя прикосновение к коже теплого закатного бриза.

Высокий и худощавый Хан гордо стоял у парапета в свете заходящего солнца. К тому времени он был повелителем целого континента, завоевателем народов хин-зан, кво, кидань, ниомен и сотни других.

— Отпустим их снова, — невозмутимо ответил он, сжимая пальцами красную балюстраду. — У меня нет желания становиться их повелителем.

Есугэй рассмеялся.

— Тогда зачем вообще завоевываем?

— Потому что мы должны.

Хан взглянул на небеса. Возможно, он знал, что скоро произойдет, прибытие, которое все изменит.

— Мы охотимся, потому что мы — охотники, — он поморщился. — Нет смысла говорить: «Вот оно, это конец, ты добился того, что собирался сделать». Мир вокруг тебя постоянно в движении. Ты движешься вместе с ним, или же тебя сметут.

Есугэй посмотрел на своего господина. Внешность Хана всегда потрясала воображение. Все в нем было выдающимся. Некоторые из людей орду уже называли его тенгри-хан, что было равносильно признанию божеством. Есугэй не осуждал их. Все они видели, на что способен Каган.

— Не знаю, верю ли я в это, — беспечно сказал Есугэй. — Вы правите землей отсюда до океана и не отдадите ее.

Хан обратил свой взгляд на задьин арга. Глаза также никогда не теряли своей ужасающей силы. Есугэй вспомнил, когда впервые увидел их, придя в себя в согретом костром гэре после того, как дарованные от рождения силы едва не погубили его. Глаза повелителя словно принадлежали богу: глубокопосаженные, изучающие. Безжалостные.

— Однажды отдам, — мягко ответил Хан. — Ты знаешь, чего я боюсь, Таргутай?

— Ничего.

— Только звери ничего не боятся.

Есугэй улыбнулся.

— Тогда дряхлости.

Хан кивнул.

— Ты действительно знаешь меня, задьин арга.

Он снова обратил взгляд на равнины.

— Упадок — это враг. Каждый низвергнутый нами император был жирным. Они достигли пределов своей власти и сидели на золотых тронах, удовлетворенные тем, что сделали, хоть в них все еще оставалась энергия. Когда мы пришли за ними, они едва могли поднять талвар.

— Вы не будете жирным, — заметил Есугэй. — Не думаю, что вы способны на это.

Хан пожал плечами.

— Мое тело возможно и нет, но разум?

Кажется, он вздрогнул, не от холода — все еще было тепло — а от недостатка движения. Есугэй и прежде замечал это: Хану необходимо было двигаться, быть в седле, преследовать кого-нибудь.

— Есть только одна непростительная ложь. Та, которая утверждает: «На этом все, ты — покоритель, достиг своей цели, и теперь все, что остается — это построить стены повыше и укрыться за ними. Теперь, — говорит ложь, — мир безопасен».

Хан покачал головой.

— Все императоры — лжецы, Таргутай. Безопасен, — он сплюнул на балюстраду. — Не существует более омерзительного слова.

Этот разговор состоялся более ста сорока лет назад. Конечно, с тех пор все изменилось, но Есугэй никогда не забывал о нем. Иногда он задумывался, может ли снова спросить об этом Хана, чтобы посмотреть, не изменил ли он свои взгляды. Задьин арга сомневался: казалось, что пылкость Хана была такой же частью него, как знак талскара на левой щеке.

Транспортный корабль приблизился к цели назначения и заложил вираж для захода. Когда в иллюминаторах пронеслись звезды, Есугэй краем глаза заметил реквизированный им корабль — фрегат Легиона «Серповидная луна», его стреловидный корпус резко выделялся своей белой окраской и золотисто-красной отделкой. На бортах гордо красовалась эмблема молнии — тысячелетний знак ханов.

Корабль выглядел быстрым, что для него и требовалось.

Шаттл устремился к верхнему ангару фрегата, ведомый двумя полосами стробирующих огней. Как только транспортник сел, Есугэй собрался с мыслями и, поднявшись, направился к посадочной рампе. Он задержался, чтобы одернуть мантию и взять посох, прежде чем выйти в ангар — внешний вид был важен, и, вопреки всему случившемуся, Легион по-прежнему считался со своими провидцами бури.

Внешние люки шаттла с шипением открылись. Ангар был ярко освещен, как было принято на боевых кораблях V Легиона. Каждая поверхность была до блеска отполирована и мягко блестела под светом висящих фонарей. Внутри пахло начищенной сталью, машинным маслом и фалангом — церемониальным ладаном киданей. По обе стороны рампы стояли навытяжку два ряда Белых Шрамов, прижав кулаки к груди в ритуальном приветствии.

«Они по-прежнему уважают нас, даже после всего безрассудства, — подумал Есугэй, спускаясь. Демонстрация уважения тронула его. — Я рад, что принадлежу такому Легиону».

Командир корабля склонил голову при приближении Есугэя.

— Добро пожаловать, задьин арга, — обратился он. — Ты оказываешь нам честь своим присутствием.

Есугэй поклонился в ответ.

— Я отвлек тебя от важных обязанностей.

— Ты спас нас от скуки. Мы счастливы, что ты с нами.

Они вдвоем прошли к выходу из ангара. За ними сервиторы приступили к разгрузке транспортника, вытягивая гравитационные ящики из грузового отсека.

— Итак, ты сможешь доставить меня на Чондакс? — спросил Есугэй.

Командир неопределенно махнул.

— Мы попытаемся, но ты ведь знаешь о штормах. Навигатор говорит, ничего нельзя обещать.

— Когда навигатор утверждал обратное?

— Верно.

— И теперь мы вместе, — добавил Есугэй. — Я уже давно не заглядывал за небесный покров.

— Это хороший корабль, — решительно заявил командир. — Ладный. Двадцать крупных боев после спуска, и по-прежнему ладный.

Это обнадеживало. С тех пор как Чогорис совершил неожиданный и принудительный прорыв в технологическом прогрессе, его капитаны взяли с собой в пустоту всевозможные тайные принципы, и древние идеалы гармонии и равновесия по-прежнему имели большое значение.

Они дошли до дальнего конца ангара, и Есугэй остановился перед двойными дверьми.

— Как тебя зовут, командир? — спросил он.

— Лушан.

— Кидань?

— Да, из Сяма.

— Тогда пусть с самого начала между нами не будет секретов, Лушан. Волнения в варпе неестественны. Я не понимаю их происхождения, но именно из-за них наши говорящие со звездами глухи и немы. Штормы заглушают галактику и скрывают примарха. Противостояние с ними наверняка будет опасным. Я говорю об этом только для того, чтобы ты знал.

— Мы все готовы, — сказал Лушан, выглядевший абсолютно невозмутимым. — Мы можем отправиться к точке прыжка по твоей команде.

— Хорошо, — сказал Есугэй, открывая жестом двери. — Тогда приступай немедленно. У меня были тревожные сны, и пока я не встречусь с Каганом, боюсь, они будут становиться только хуже.

Он устало взглянул на командира.

— И было бы неплохо немного поспать.

Торгун направлялся к командной палубе «Звездного копья». Его разбирало любопытство. Джемулану было несвойственно созывать ханов. Нойон-хан предпочитал управлять своей ордой по чогорийскому обычаю: минимальный контроль из центра, максимальная автономия различных братств. Но вот пришел приказ, и его командиры поспешили подчиниться. Боевые братья с других кораблей прибыли на «Звездное копье» на шаттлах, те же, кто все еще пребывали в удаленных районах скопления, присутствовали при помощи защищенного литокаста.

— Что ты думаешь? — спросил лейтенант Манджу, который шел рядом со своим ханом. На его светлом лице, обрамленном белокурыми волосами, застыла гримаса неопределенности. Для космодесантника оно было явно молодым, и шрам Легиона выглядел странным образом неуместным на нем.

— Без понятий, — ответил Торгун. До него доходили слухи, что астропатическая пелена начала рассеиваться, и наконец начали доходить некоторые сообщения, хотя не настолько надежные, чтобы заслуживать доверие.

— Новая задача? — предположил Манджу, его тон выдавал надежду.

— Было бы неплохо.

Как было типично для Белых Шрамов, беспорядочная структура Легиона создавала координационные трудности — многие братства все еще участвовали в зачистке остатков ксеносов на дальних рубежах. Другие находились неделями на своих кораблях, зависших на орбите Белого Мира, занимаясь только оттачиванием фехтовального мастерства в клетках в ожидании новых приказов с «Бури мечей».

Чогорийцы, казалось, были вполне довольны этим. Они привыкли к своему загадочному примарху и его импульсивному методу принятия решений. Терране справлялись тяжелее, особенно те, кто долгое время не мог смириться с бессистемными методами командования и управления.

— Я думал, что она изменила ситуацию в лучшую сторону, — сказал Манджу. — Терранка, которую они пригласили.

— Она всего лишь одна женщина, — ответил Торгун, криво усмехнувшись. — И не может справиться со всем.

Они вышли из коридоров в просторный вестибюль, увенчанный высоким куполом из сверкающего кристалла. Внутри суетились члены экипажа, сжимая в руках инфопланшеты и обходя похожих на дронов сервиторов на своем пути. Дальнюю стену украшал выложенный мозаикой из алебастра и сланца разряд молнии Легиона. Рядом с ней располагалась эмблема орды Земли — стилизованная горная вершина, как сказали Торгуну, созданная по подобию Темудана, одного из священных пиков родины Легиона.

Под эмблемами находились огромные двери из адамантия, которые вели в приемный зал Джемулана. По обе стороны от входа стояли два воина его кешика в силовых доспехах Тип III, вооруженные тяжелыми глефами. Их лица были скрыты за покатыми решетками шлемов, украшенных плюмажами из черного конского волоса.

К залу направлялись и другие вызванные ханы. На наплечниках были изображены эмблемы братств: двусторонняя стрела, сокол, рассветное небо. При виде последнего — золотого солнца с копьеподобными лучами — Торгун встретился взглядом с Хибу.

Торгун слегка кивнул в знак приветствия. Хибу ответил тем же.

Как только все вошли, противовзрывные двери закрылись. Зал сверкал из-за отражающих свет белых стен. Высоко вверху висели фонари в бронзовых клетях. На выложенной плитками палубе стояли около семидесяти Белых Шрамов, несколько фигур мерцали потрескивающей аурой гололитических проекций. Собравшиеся воины в ожидании разговора с командиром тихо переговаривались.

Джемулан вошел в комнату последним и взошел на платформу в дальнем конце. Нойон-хан был таким же внушительным, как и в прошлом, когда проводил церемонию Вознесения Торгуна. Многие прошедшие десятилетия только закалили его исполосованное рубцами ястребиное лицо, из-за чего зигзагообразный шрам стал только белее. Нагрудник доспеха был древним и тщательно ухоженным, но в изобилии усеянным ожогами, сколами и вмятинами.

— Братья, — обратился он, повернувшись к собравшимся легионерам и слегка кивнув. Лицо было осунувшимся.

— Искренне благодарю, что ответили на вызов. Я знаю, что вы усердно готовитесь к следующей стадии крестового похода, где бы она ни проходила.

Торгун и Манджу обменялись быстрыми взглядами. Джемулан был изнурен, словно только вышел из боя. На памяти Торгуна голос старого воина впервые выдавал его возраст.

— Я бы не стал собирать вас вместе, если бы не крайняя важность, — продолжил Джемулан, обведя их всех уставшими глазами.

— Я бы хотел, чтобы новости, которые собираюсь передать, были хорошими. Чтобы они не… — он запнулся, затем взял себя в руки. — Я прибыл с «Бури мечей». Разговаривал с Каганом. Он просил передать всем вам, как горд вашими успехами в этой системе. Он знает, сколько крови вы пролили, и сказал мне, что об этом не забудут.

«Что-то случилось, — подумал Торгун, прищурившись. — Он с трудом заставляет себя говорить.

— Как вы знаете, астропаты потеряли связь с Империумом. Сейчас тьма рассеялась, но только частично. По непонятным для нас причинам говорящие со звездами на флагмане снова получают видения. Наши толкователи упорно трудились, чтобы расшифровать их. Некоторые образы по-прежнему трудно понять, но мы по крайней мере получаем их.

Джемулан прервался, по-видимому, не зная, как продолжить.

«Новости, несомненно, хорошие. Почему он так тянет?»

— Я даже не знаю, как сообщить вам то, что мы узнали, — сказал Джемулан. — Поскольку нет лучшего способа, как сказать об этом прямо, я так и поступлю. Великий крестовый поход расколот предательством. Произошло невообразимое — примарх обезумел. Мир лежит в руинах, а верные воины перебиты. Мы не знаем, сколько Легионов вовлечены в это. Мы не знаем причин случившегося, но нас попросили покинуть Чондакс и вмешаться.

Слова Джемулана давили свинцовой тяжестью. Никто из присутствующих не проронил ни слова и никак не реагировал. Торгун, как и остальные, был потрясен. Казалось, весь зал был охвачен коллективным параличом.

— В эту самую минуту об этом сообщают всему Легиону. Нам приказано собраться и привести флот в боевую готовность. Мы еще много не знаем, но одно ясно — в рядах Легионес Астартес возникла ересь. Единственное средство — это вырвать ее. Что означает войну. Мы должны отправиться за теми, кого называли до сего дня братьями. Их вина очевидна. Они убийцы. Вероломные убийцы.

Последние слова Джемулана были наполнены ядом. Нойон-хан сжал кулаки, пытаясь успокоить трясущиеся от переполнявших его эмоций руки.

Толпа снова начала роптать. Их первоначальный шок сменился огромным любопытством — основополагающей человеческой потребности получить ответы на вопросы, узнать во всех подробностях о произошедшем. Некоторые инстинкты нельзя было подавить строгими методами сверхчеловеческой подготовки Легионес Астартес.

— Кто? — раздался снизу вопрос, сначала заданный отдельными голосами, а затем целым хором. Торгун понял, что непроизвольно присоединился к возмущенным и недоверчивым крикам. — Кто?

Джемулан поднял руки, утихомирив шум и крики. Выражение лица оставалось мрачным.

— Вот что мы знаем, — произнес он, когда в зале снова стало тихо. — Родной мир Тысячи Сынов разрушен, Легион уничтожен. Магнус Красный убит, его спина сломана, а город опустошен.

Нойон-хан выглядел так, словно не до конца верил собственным словам.

— Эти известия пришли от самого магистра войны, подтвержденные его гарантиями, — продолжил он. — Это первые достоверные послания, полученные нами после того, как опустилась пелена, и хотя многое нужно уточнить, по крайней мере сейчас мы знаем имя.

Джемулан оглядел зал, его темное лицо пылало чистой яростью — яростью за преданных товарищей по оружию.

— Только смерть ждет предателя, — заявил он. — Так пусть она настигнет Лемана Русса, изменника и еретика.

 

5

ВОЙНА В ПУСТОТЕ

МЕДАЛЬОН

ВОПРОСЫ БЕЗ ОТВЕТОВ

Бьорн широко расставил ноги, компенсируя резкий наклон палубы мостика. Гравитационная система «Хельриддера» справлялась с неожиданными смещениями хорошо, но не идеально. Собравшаяся стая — Богобой, Урт, Эунвальд, Ангвар и Ферит — машинально приспособилась, не отрывая глаз от тактических данных.

— Смена курса, пять пунктов на зенит, — приказал Бьорн. — Уничтожить его.

По стенам мостика пробежалась дрожь, подобная волна вибраций могла разрушить менее крепкую конструкцию. Уже потрескалось бронестекло на передних блистерах, а два поста с сервиторами остались без энергии из-за разрывов кабелей.

Волки несли тяжелые потери. И отвечали тем же врагу. Таковой была пустотная война.

Каждый экран был забит сигналами. По космосу рассыпались проекции двух флотов, окутанные многочисленными и зловеще бесшумными взрывами, которые вырывались из остовов пылающих звездолетов. Эскортники гибли, вспыхивая, как фейерверки, сине-белым пламенем детонирующих реакторов и пролетая сквозь построения гигантских линейных крейсеров. Более крупные корабли — фрегаты и эсминцы — пересекали поля обломков, их хребты пылали, а борта мерцали бесчисленными сполохами лазерных залпов. Затем следовали левиафаны, на их пустотных щитах растекались пятна размером с астероид, а лэнс-излучатели выпускали ослепительные лучи смертоносной энергии.

С флагмана Альфа-Легиона не было получено ни одного сообщения — ни запросов, ни опознавательных сигналов, просто стена белого шума, за которой последовали первые залпы лазерных лучей. Волчьему Королю не было нужды давать дальнейшие распоряжения. Его Легион ответил с недовольством, рожденным из вынужденного бездействия, бросившись на врага, как берсерки старого льда.

— Увеличить скорость, — прорычал Бьорн, наблюдая сияющими золотистыми глазами за развернувшейся бойней и просчитывая в уме траектории уклонения и атаки.

Как только лэнсы открыли огонь, по палубе снова пронеслась дрожь. Бело-желтая вспышка на долю секунды ослепила носовые сканеры, затем картинка восстановилась.

Находившаяся впереди и выше цель гнала изо всех сил, чтобы уйти от преследования «Хельриддера». Сапфирового цвета и украшенный бронзовыми завитками клиновидный корабль, в верхней части адамантиевого корпуса которого зияла рваная рана, был не намного меньше охотника. Вокруг добычи Волков кружили эскадрильи штурмовых кораблей, некоторые были серыми, как талый снег, другие мерцали, как драгоценности в ночи. Все они были окутаны ореолами лазерного огня, который хлестал по частично отключившимся щитам врага и пробивал толстую броню за ними.

«Хельриддер», форсируя двигатели, гнался за своей добычей, спешащей под прикрытие отряда крейсеров Альфа-Легиона. Оба корабля получили повреждения, и каждая секунда посреди водоворота вытекающей плазмы и опустошающих лазерных лучей увеличивала их.

— Мы можем достать его? — нетерпеливо спросил Богобой, держась за поручень при очередном резком повороте.

— Еще десять секунд, — прорычал Бьорн, отчаянно не желая видеть, как уходит враг. Они должны отвернуть прежде, чем войдут в зону действия орудия крейсеров, и это злило Волка.

— С левого борта приближаются «Грозовые птицы», — бесстрастно доложил один из сервиторов.

— Теряем седьмой пустотный щит левого борта, — передал другой.

— Лэнсы на девяносто процентов.

— Переключение энергии с освещения палубы С на управляющие реле.

Информация захлестнула Бьорна, а ведь это была всего лишь часть поступающего потока тактических данных. Он чувствовал, как под ногами, словно зверь, дрожит корабль, корректирующий курс по каждой его команде.

— Цель захвачена… — доложил старший артиллерист, сильно аугментированную голову которого окружали пикт-экраны.

Перед кораблем Волков прыгала и кружила цель. «Хельриддер» неотступно следовал за ней, продираясь сквозь поток обломков, прежде чем вырваться на открытое пространство.

— Давай, старший артиллерист, — приказал Бьорн, наклонившись вперед и оперевшись о гранитную стену. — Сейчас или никогда.

— Есть, — подтвердил офицер, рванув ручку управления и развернувшись на своем поворотном кресле.

Носовые лэнсы «Хельриддера» выстрелили. Два сверкающих луча пронзили пламенеющие двигатели.

— Хья! — заревел Урт, треснув кулаком по ладони.

Цепные детонации разорвали цель на части. Как только разрушительная волна добралась до топливных отсеков, остов перевернулся и перешел в неконтролируемое вращение.

— В сторону! — приказал Бьорн. — В сторону и вниз.

«Хельриддер» нырнул в крутое пике. Появились новые цели вперемежку с отметками приближающихся вражеских снарядов и торпед. Вокруг не утихало, кружась и сливаясь, трехмерное буйство.

— Корабль уничтожен, — доложил артиллерист, просканировав разлетающиеся обломки цели и радуясь, как ребенок. — Клянусь Всеотцом, отличная победа.

— «Грозовые птицы» по-прежнему приближаются, — сообщил сервитор сенсориума. Тон его голоса больше подходил для доклада о небольшой топливной утечке в резервных трубопроводах.

— Сколько?

— Двадцать четыре. Сомкнутый строй. Выход на дистанцию огня неизбежен.

Бьорн выругался. Для соразмерного «Хельриддеру» корабля «Грозовые птицы» представляли значительную угрозу — быстрые, сильно бронированные и несущие всевозможную боевую нагрузку.

— Дай залп всем бортом, старший артиллерист. Не позволь им сблизиться.

«Хельриддер» резко сменил курс, пришпоренный неожиданным увеличением мощности субварповых двигателей. Подобно раненному псу, он перевернулся и вошел в казалось бы смертельное пике. В последний момент фрегат выровнялся в сотне километрах над поднимающейся зазубренной тушей линейного крейсера в фенрисийских цветах и резко переложил руль на правый борт.

Маневр уклонения был выполнен мастерски, и батареи левого борта оказались наведенными на приближающийся строй штурмовых кораблей.

— Всыпьте им, — холодно приказал Бьорн, глядя на атакующего врага.

Бортовые орудия «Хельриддера» полыхнули, усеяв черноту завесой торпедных следов. «Грозовые птицы» пронеслись сквозь нее, некоторые превратились в огненные вспышки, другие пережили обстрел и сблизились.

— Повторить.

При заходе «Грозовую птицу» разнесло на куски, разлетевшиеся широкой дугой. Другой штурмовой корабль устремился прямо на поток снарядов и резко ушел вниз, потеряв оба двигателя. Один из них точным попаданием перегрузил кормовой пустотный щит «Хельриддера».

Затем так же внезапно эскадрилья изменила курс, разом устремившись вверх вдоль опустившегося носа «Хельриддера».

— Отследить их, — приказал Эунвальд.

Бьорн стремительно повернулся к операторам сенсориума.

— Отставить. Продолжать поиск в ближней зоне.

Женщина из командного состава с огненно-рыжими волосами и железными глазами повернулась и взглянула на него.

— Приближаются абордажные торпеды. Девять.

Богобой выругался:

— Они отвлекли нас от торпед!

— Орудия левого борта к бою, — приказал Бьорн, сердито взглянув на артиллериста.

Тот уже действовал, координируя огонь орудий ближнего действия, чтобы насытить опасную зону плотной завесой потрескивающих лазерных лучей. Абордажные торпеды взрывались неровной линией, резко освещая вспышками своей гибели обожженные бронеплиты «Хельриддера».

— Мы всех уничтожили? — спросил Бьорн, повернув к себе висевший на тросе пикт-экран.

Ответ пришел в виде пяти тяжелых ударов где-то далеко внизу, похожие на звуки пронзающих кожу пуль. Корабль задрожал, когда его шкуру пробили.

— Единственная брешь в наших пустотных щитах, — выдохнул уважительно Богобой, взглянув на светящиеся отметки попаданий. — Какое прицеливание.

Бьорн выхватил топор из наспинных креплений и активировал синее мерцающее пламя расщепляющего поля.

— Мостик в твоем распоряжении, капитан, — обратился он к старшему офицеру на мостике. Голос Волка уже снизился до боевого рыка. — Уничтожь эти штурмовые корабли, затем отправляйся под прикрытие боевой группы Огвая.

Затем Бьорн развернулся на пятках, подзывая свою стаю. Он расслабился, готовясь к рукопашной, для которой был рожден.

— Пойдемте, братья, — прорычал он. — Нам нужно содрать шкуру со змей.

Шибан смотрел на место раскопок. Ему следовало поговорить об этом с Хасиком, но сначала нужно было собрать побольше информации. На данный момент у него были только полусформировавшиеся и неубедительные подозрения.

— Хан!

Оклик раздался из ям, вырытых его воинами в нескольких метрах от того места, где стоял Шибан. Дюжина легионеров все еще работала на поверхности лавы, буравя полуостывшую и светящуюся породу плазменным оружием и тяжелыми цепными клинками. Белые Шрамы нашли еще несколько следов от уничтоженного патруля Белых Шрамов — фрагменты брони и детали гравициклов. Над ними пылало небо, словно пленка раскаленного масла.

Шибан спустился по склону. Времени было мало. Если они быстро ничего не найдут, тогда придется прекратить работы и вернуться на «Калджиан».

— Скажи мне, что ты нашел что-то интересное, Чел, — обратился он к одному из воинов, присевшему у подножья склона из полуостывшей лавы.

Чел повернулся к нему.

— Возможно.

В руках у него были искореженные обломки корпуса подрывного заряда и несколько осколков.

— Это было погребено глубже.

Шибан рассмотрел их. Он сам много раз использовал подобные устройства, их могли применить для обрушения стен лавового русла, чтобы изменить его направление. Вероятно зарядами воспользовался патруль перед своим последним боем, но сказать наверняка было невозможно — фрагменты представляли собой всего лишь почерневшие осколки.

— И это, — добавил Чел, вытянув руку.

Шибан взял металлический диск шириной менее чем в пол-ладони. Он был тяжелым и с ребристыми краями. Белый Шрам покрутил медальон. Одна сторона была пустой, а на второй выгравирована голова ястреба. Работа была простой, напомнив Шибану ритуальные изображения племен родины, хотя стиль не относился к чогорийскому. Поверхность была шероховатой и тусклой, и хан не смог на ощупь определить металл. Но он был достаточно прочен, чтобы выдержать высокую температуру.

— Где ты его нашел? — спросил Шибан.

Чел указал на склон.

— Там же, где и последнее тело. Ауспик почти пропустил его.

Шибан снова взглянул на медальон. Он казался безобидным. Тусклый свет Фемуса отражался от его испещренный серебряной поверхности, напоминая высохшую кровь. Кожа легионера под керамитом перчатки вспотела.

— До этого видел что-нибудь похожее? — спросил он.

Чел пожал плечами. Язык его тела выдавал сомнения — воин хотел прекратить раскопки и не видел смысла в рытье дальше от тел убитых братьев.

Шибан повернулся к остальным воинам отделения, подняв медальон.

— Еще такое находили?

Ответов не было. Шрамы смотрели безучастно, они вели себя почти так же, как и Чел.

Шибан сжал медальон в кулаке.

— Так тому и быть. Небольшой улов.

Он взглянул вверх по склону, где их ждал горбатый силуэт «Грозовой птицы». В этот момент затрещала радиосвязь.

— Хан, — обратился Джучи. — Сообщение с флота.

— Говори.

Джучи помедлил.

— Будет лучше, если вы вернетесь. Это приказ. Все стягиваются к Чондаксу. Без исключения. Что-то их встревожило.

Шибан почувствовал холодок. Он вспомнил Кагана среди руин крепости зеленокожих на Чондаксе, когда повелитель с опущенной головой выслушивал какие-то тревожные новости от кешика.

«Что-то их встревожило».

Но это случилось некоторое время назад, а Шибан не мог сказать, что будет скучать по Фемусу.

— Понятно. Подготовь «Калджиан» к переходу.

Он отключил связь и повернулся к отделению.

— Мы здесь закончили, братья. Если небесам будет угодно, наше следующее задание станет более стоящим.

Они начали выдвигаться, а Шибан в последний раз осмотрел место раскопок. Для павших это была жалкая могила. Затем легионер снова посмотрел на медальон. Он ему совершенно не понравился, что-то в способе его изготовления оскорбляло эстетические чувства хана.

— Злобный мир, — пробормотал он, шагая вверх по склону, где ждала «Грозовая птица», чтобы забрать их на Чондакс.

Бьорн бежал по переходам «Хельриддера», за ним следовали Богобой и остальные. Шестерых Волков сопровождали два отделения по десять кэрлов из охраны корабля, каждый был облачен в панцирную броню и вооружен тяжелым автоганом. Грохот топота беспорядочно разносился по замкнутому пространству — на такой глубине коридоры были узкими, плохо освещены и увешаны кабелями.

Сияющий топор Бьорна освещал путь резким бледно-синим светом. Энергетическое поле пульсировало и рычало, испытывая жажду впиться в керамит. Оружие называлось Несущий Кровь. Волк держал его в правой руке, левая по-прежнему была незаконченной формой из механизмов и металлических выступов.

«Однорукий, — мрачно подумал он. — Это будет интересно».

Богобой бежал рядом с цепным мечом в левой руке и болт-пистолетом в правой. Его доспех выглядел зловеще в мерцающем синем свете.

— Они рядом, — бросил он.

Бьорн фыркнул. Он не нуждался в подсказке, так как слышал впереди грохот болтеров и крики. Абордажники действовали быстро, отказавшись от попытки пробиться к мостику, вместо этого они поспешили вниз, к субсветовым двигателям. Если они остановят «Хельриддер», то погубят его так же верно, как если бы установили заряды в каналах варп-двигателя.

На их месте Бьорн поступил бы именно так. Битва с другим Легионом была тревожным опытом: они думали так же, как и он, были такими же быстрыми и почти так же хорошо знали планировку корабля. Это было похоже на битву с отражением.

С Тысячей Сынов было иначе. К моменту высадки Космических Волков они уже были почти разбиты, а их оборона отчаянной и беспорядочной. У Альфа-Легиона не было таких затруднений: они были в лучшем состоянии, чем Волки, владели численным преимуществом и инициативой. Змеи прибыли, чтобы сражаться по причинам, которые даже Русс не мог ясно осознать.

«Мы так мало понимаем — у них все карты на руках. Как этому позволили случиться?»

Бьорн добрался до конца коридора и ворвался в огромный, полуразрушенный трюм. Восьмиугольные стены вздымались на сотню метров ввысь, теряясь во мраке. В центре помещения возвышалось главное силовое реле для субварповых двигателей — громадный железный шпиль, оплетенный трубами и светящимися плазменными кабелями. Он тянулся в пространство под перекрытием во всем своем причудливом технологичном величии, окутанный электрическими разрядами, от которых на полу плясали зигзаги молний.

Дисплей шлема указал Бьорну пять целей в силовой броне с чешуйчатым узором, каждая по колено в трупах и обуглившихся деталях двигателя. Охранная команда инжинариума уменьшилась до нескольких дюжин смертных воинов, которые залегли за любыми пригодными укрытиями и яростно отстреливались.

— Хьолда! — заревел Богобой, с грохотом устремившись по покрытому трубопроводом полу к ближайшему Альфа-легионеру. Стая рассыпалась вслед за ним, открыв прицельный огонь по врагам, от силовых доспехов которых уже рикошетили пули.

Бьорн был быстрее. Он пронесся по помещению, петляя между кучами обломков и уклоняясь от выпущенных в него болтерных снарядов. Два выстрела попали в цель — один слегка задел наплечник, от другого треснул наруч. От этого Волк пошатнулся, но не сбавил скорости.

— Хейдур Рус! — проревел он, чувствуя, как слюна брызжет на внутреннюю поверхность шлема.

Это был его корабль, его владения. Все здесь — крики воинов на гортанном фенрисийском языке; вонь масла, угля на жаровнях и пропитанных кровью шкур; грубый вид незаконченных металлических конструкций — было родным. Подобные детали были важны.

Он бросился прямо в бой, нанося удары Несущим Кровь и заставляя отступать первого Альфа-легионера. Краем глаза Бьорн заметил Урта, сцепившегося с другим врагом, Ангвара, который отступил и открыл огонь из болтера.

— Это место не для тебя, — прорычал Бьорн, яростно орудуя топором и не позволяя легионеру ничего, кроме парирования своих ударов. — Предатель.

Враг молчал — ни насмешек, ни колкостей. Его шлем был чист и лишен обозначений. Противник сражался искусно и быстро, парируя топор окутанным расщепляющим полем гладием. Когда оружие сталкивалось, энергетические поля рычали и шипели, посылая пульсирующие вибрации по руке Бьорна.

В его венах кипела кровь, питая огонь позади глаз. Он ненавидел воина перед собой, ненавидел его безмолвную эффективность, ненавидел наглость врага, явившегося на его корабль и более всего ненавидел отсутствие объяснений.

«Почему они это делают? Зачем они здесь?»

Воины снова схлестнулись, нанося с равной силой удары клинками, которые звенели при столкновении. Ненависть Бьорна была единственным различием между ними, и именно она решила исход поединка — удары Волка были чуть свирепее, их было немного сложнее предугадать.

— Всеотец! — заревел он, когда Несущий Кровь опустился в последний раз, пробив неподготовленную защиту легионера и глубоко вонзившись в кабели доспеха. Энергетическое поле прошло сквозь них, вызвав шипение выделяющегося газа, быстро смешавшегося с брызгами крови. Бьорн надавил сильнее, разрезав шею воина в пене из крови и охладителя. Космодесантник рухнул, бесполезно хватая ртом воздух.

Бьорн тем временем уже двигался, перепрыгивая через скрюченные трупы и выискивая новую добычу. Богобой и остальные были заняты своими схватками, прижав врага к полу посреди гулкого грохота интенсивной стрельбы.

Последний Альфа-легионер, ярко освещаемый мерцающими сполохами дуговых разрядов, покинул поле боя, подбежал к энергетическому шпилю и запрыгнул на него. Бьорн последовал за ним, прицепив магнитными зажимами топор и бросившись к основанию шпиля. Два воина карабкались по переплетению труб, как крысы по канату.

Над ними во внешней оболочке шпиля зияло отверстие от болтерного снаряда, обнажая раскаленную решетку, которая кипела и шипела едва сдерживаемой энергией. Языки плазмы хлестали через края, освещая приближающегося легионера и облизывая его движущуюся тень.

Бьорн продолжал подниматься, из-за единственной действующей руки оставшись безоружным. Легионер почти добрался до отверстия, повиснув под его краем с зажатой в кулаке связкой крак-гранат.

Их взрыв мог уничтожить все помещение, а вместе с ним и половину инжинариума, что приведет к серьезным повреждениям и потери хода «Хельриддера».

Бьорн остановился, крепко уперевшись ногами. Затем снял со спины топор и метнул его.

Прокрутившись на лету, оружие с глухим звуком вонзилось в спину легионера. Лезвие глубоко вошло в его ранец, разрубив защитную оболочку силовых кабелей и вызвав короткое замыкание со вспышкой и треском электрического разряда.

Легионер забился, словно пораженный внезапным припадком. Невзведенные гранаты выпали из вытянутых рук.

Бьорн поднялся до уровня противника. Оставшись без оружия, Волк сжал кулак.

— А ну вниз, — зарычал он.

Альфа-легионер не мог избежать удара, и перчатка Бьорна врезалась в личину шлема с силой кузнечного молота, сбросив противника с поверхности шпиля на палубу.

Бьорн прыгнул вслед за ним, врезав при приземлении коленом в живот врагу. Затем Волк ударил кулаком и бил до тех пор, пока не рассыпались в дребезги глазные линзы, а голова не откинулась в густую жижу вытекшей крови.

Бьорн сорвал шлем, обнажив изувеченное и превращенное в месиво лицо. Один глаз был выбит из глазницы, превратившейся в зияющую рану, из которой била булькающая кровь. Из горла легионера вырывались влажные хрипы.

— Почему? — прошипел Бьорн.

Альфа-легионер почти потерял сознание. Уцелевший глаз с трудом сфокусировался на Волке, и на окровавленных губах мелькнуло подобие усталой улыбки.

Бьорн чувствовал, как пылает его гнев.

— Как долго вы планировали это? С Улланора? Раньше?

Легионер снова выкашлял кровь. Его взгляд расфокусировался.

— Не умирай! — заревел Бьорн, схватив обгоревший череп и тряся его. — Зачем вы здесь? Объясни мне!

Он хотел причинить ему боль, излить частицу муки от предательства, искалечить тех, кто нанес тяжелую рану Империуму.

Легионер перестал улыбаться. Он не смеялся, не дерзил и не обещал возмездия. Он просто лежал, медленно умирая, на изувеченном лице застыло смирение.

И в этот момент Бьорн почувствовал слабый запах быстродействующих нейротоксинов, которые уже проникли в кровь. Воин не должен был попасть в плен живым.

«Я ненавижу этот Легион».

Бьорн наклонился к лицу легионера, словно побуждая доверительно пошептаться. Он расслышал последние вдохи своей жертвы, тихие и спокойные.

— Скажи мне, брат, только одно, — Бьорн говорил, как один воин другому, отчаянно пытаясь узнать хоть что-нибудь конкретное. — Зачем вы делаете это?

В ответ на эти слова на лице умирающего легионера появилась печаль, словно он хотел поступить иначе, но ему не позволял протокол.

— За Императора, — прошептал он.

Затем его глаза закатились, а дыхание остановилось.

Озадаченный Бьорн уставился на труп. Он постепенно понял, что в помещении стоит тишина, за исключением гула и треска силового шпиля, работающего на полную мощность. Бой был окончен.

К Бьорну шагнул Богобой, сильно хромая. Его болт-пистолет вышел из строя, а цепной меч был опален плазмой.

— Мне не нравится то, как они сражаются, — прохрипел он через поврежденные аугмиттеры.

Бьорн промолчал и поднялся.

Богобой взглянул на изувеченное тело на полу.

— Ты уверен, что тебе нужны две руки? — спросил он и постучал по шлему, пытаясь таким образом привести в порядок вокс-фильтры.

— За Императора, — пробормотал Бьорн. — Это что, шутка?

Включилась вокс-связь.

— Если вы закончили, — раздался голос капитана корабля, — может, вернетесь.

— Статус, — потребовал Бьорн, срываясь с места.

— Флот отступает, — доложил капитан. — Мы под сильным огнем со всех направлений. У них больше орудий.

Затем он замолчал, словно не желая продолжать.

— «Храфнкель». Думаю, они нанесли ему тяжелые повреждения.

Бьорн ускорился.

— Не отводи корабль, — приказал он. На флагмане был Русс. — Оставайся на нынешнем курсе, пока я не приду.

В вокс раздался вздох, как будто капитан предугадал эту команду.

— И каким будет курс, лорд?

— Направляйся к «Храфнкелю», — прорычал Бьорн. — Если он погибнет, мы умрем вместе с ним.

 

6

ОБИДЫ

НА ПОМОЩЬ ФЛАГМАНУ

АЛЫЙ КОРОЛЬ

Над идеально чистой сферой Чондакса начала раскалываться тьма космоса. От прыжковых точек один за другим приближались боевые корабли, замирая на высокой орбите Белого Мира. Все они были столь же безупречными, как планета под ними.

В центре скопления зависла «Буря мечей», украшенная, как древние дворцы киданьских императоров. У нее был расширенный корпус из-за модифицированных теплообменников двигателей, благодаря которым она превосходила по скорости едва ли не все корабли многочисленных флотов Империума. «Бурю мечей», как и все корабли Белых Шрамов, поддерживали в безукоризненном состоянии, целые армии краулеров-херувимов драили и чистили боевую баржу, пока она не начинала светиться на фоне бархатистой пустоты, как драгоценный камень.

За пределами эскортного оцепления ожидали другие крейсеры — «Чин-Зар», «Копье небес», «Кво-Фиан», каждый из которых сопровождался стаей меньших кораблей. Другие оперативные группы V Легиона были разбросаны по галактике, но только в системе Чондакс собрались главные силы Легиона, и это было устрашающее зрелище.

Илья спешно направлялась из основного оперативного зала по верхнему коридору «Бури мечей» на командный мостик и стратегиум, пытаясь разобраться в быстро собиравшихся соединениях. Халджи легко шел рядом, поспевая за ее стремительной поступью неторопливыми шагами.

— Мы получили сообщение с «Узана»? — рявкнула она в вокс-бусину. — Что с «Калджианом»?

Ответы пришли с задержкой. Ее офицеры связи справлялись гораздо лучше, но для них все еще было трудно вести учет беспорядочной системы ресурсов Легиона.

— «Калджиан» на подходе, — наконец раздался ответ. — От «Узана» и «Ястребиной звезды» пока ничего. Мы будем продолжать попытки связаться с ними.

Илья выпалила старое терранское ругательство, и Халджи тихо рассмеялся.

— Вы хорошо справились, — сказал он одобрительно. — Думаю, Каган будет доволен.

— Он никогда не доволен, — пробормотала Илья. — Все должно быть быстрее, быстрее, быстрее. Это все, что он считает значимым, но в развертывании важна не только скорость.

— Действительно? — спросил заинтересованно Халджи.

— Есть хоть какая-то информация обо всем этом? — спросила Илья. — Я бы могла использовать ее.

Смуглое лицо Халджи выглядело сконфуженным.

— Вы знаете столько же, сколько и я, сы. Произошло предательство. Я слышал разговоры о Волках Фенриса, и, честно говоря, меня это не удивляет.

Илья остановилась на минутку. Она чувствовала легкое головокружение — последние несколько часов были наполнены безостановочным потоком приказов и контрприказов. Впереди она слышала быстрые шаги спешащих на свои посты членов экипажа.

— Что же происходит между вами и Волками? — спросила она. — Каждый раз при упоминании VI Легиона вы замолкаете.

Халджи настороженно взглянул на нее.

— Я серьезно, — сказала Илья.

— Для меня? Это не проблема, — равнодушно ответил Халджи. — Их обгоняет собственная репутация.

— Есть еще что-то.

Халджи замялся.

— Не уверен, что это легко объяснить, а вы сможете понять.

— А ты попробуй, — раздраженно потребовала Илья. — Я с вами достаточно долго.

— У каждого Легиона есть своя репутация, — неловко объяснил Халджи. — У некоторых… частично совпадает. Волки кичатся своей. В прошлом у нас были сложности из-за этого. Другие думали, что мы похожи на них. Они видят ритуальные знаки, шрамы и делают выводы, — Халджи говорил, морщась, словно стыдился всего этого. — Мы — не дикари. И не хотим выглядеть, как дикари.

Илья засмеялась.

— Вы… завидуете?

Халджи словно ужалили.

— Я этого не говорил.

— Но имел это в виду, — Илья улыбнулась, изумленно качая головой. Шрамы по-прежнему могли ее удивить. — Никогда бы не подумала — идеальные смертоносные машины Императора и все еще способны завидовать.

Халджи отвернулся от нее и раздраженно направился дальше.

— Я говорил, это сложно объяснить.

— Ты объяснил.

Халджи остановился и повернулся к ней. Его лицо странным образом потемнело, как солнце, закрытое тучами.

— Послушайте, — решительно обратился воин. — Может быть мы и не «палачи», «пожиратели миров» или «совершенные», но мы те, кто есть. Мы никогда ни от кого не требовали уважения, и если они ничего не знают о нас, то это их проблема, потому что мы знаем о них. Мы быстрее — мы быстро движемся, быстро убиваем. Мы братья, но если Русс совершил преступление, тогда Каган отшвырнет его, как драного пса, каким он и является. Вы когда-нибудь видели нашего примарха в бою? Вот это совершенство.

Илья пораженно уставилась на него. Халджи никогда не поднимал голоса, но теперь он дрожал от эмоций.

«Их так сильно возмущает это пренебрежение, — подумала она, — и все-таки они не меняются. Но с другой стороны, почему они должны быть, как все?»

Она, извиняясь, поклонилась.

— Я говорила не серьезно, Халджи. И не хотела оскорбить тебя. Прошу прощения.

Халджи снисходительно покачал головой.

— Это моя вина. Мне не следовало беспокоиться по этому поводу.

Илья задумчиво посмотрела на него. Символы и эмблемы, которые когда-то казались ей чужими — племенные знаки, зазубренные отметки побед братства — теперь стали частью ее жизни. Если она проведет с Легионом еще больше времени, тогда даже сможет понять их мышление. Еще немного, и она начнет разделять их негодования.

— Так до этого дойдет? — в этот раз серьезно спросила она. — Хан сразится с Волком?

Халджи снова пошел.

— Это вопрос верности, — сказал он прямо. — Если приказал магистр войны, как он может не подчиниться?

«Храфнкель» тяжело двигался в потоке огня, поворачивая посреди безмолвного облака лазерных лучей и торпедных следов. Мощные орудия по-прежнему отвечали огнем, внезапно освещая темно-серые борта яркими вспышками. Остовы дюжины кораблей вращались вокруг него, как луны вокруг планеты, их корпуса была разрушены колоссальными взрывами, покончившими с ними.

Флагман отступал к окруженному центру флота Космических Волков, его эскорт погиб, а щиты отключились. Типично безрассудный бросок в сердце битвы жутким образом сказался на его величественном силуэте, несмотря на бойню, которую он устроил на своем пути.

Боевая баржа была изолирована и уязвима. Те вражеские корабли, что первоначально отступили перед ее атакой, теперь отвечали согласованными залпами, оставаясь на большой дистанции и осыпая израненного зверя выстрелами лэнс-излучателей.

Бьорн наблюдал за побоищем через иллюминаторы мостика «Хельриддера». Каждое попадание в избитый корпус флагмана отдавалось уколом в сердце воина. Он видел, как выпустили абордажные торпеды, точно так же, как и в его собственный фрегат. Мастерство в использовании Альфа-легионом этих проклятых штуковин было феноменальным.

— Подведи нас ближе, капитан, — приказал Бьорн.

«Хельриддер» не был единственным кораблем, направлявшимся к поврежденному «Храфнкелю» — атакующие корабли обоих флотов почуяли кровь и спешили занять позиции. Силы Альфа-Легиона беспрестанно прибывали, увеличивая мощь огня. Волки отвечали с растущим отчаянием, бросая свои уже поврежденные суда навстречу опустошительному обстрелу.

— Мы здесь долго не протянем, — ответил капитан корабля. В его голосе не было страха, только простая констатация факта.

— Ясное дело. Состояние «Храфнкеля»?

— Пустотные щиты отключены, хотя у него по-прежнему есть энергия и лэнсы. Мы отследили многократные абордажные контакты.

Бьорн взглянул на приближающиеся корабли Альфа-Легиона, большинство из которых намного превосходили по огневой мощи «Хельриддер». Его корабль мог на некоторое время отвлечь огонь от флагмана, но Космический Волк догадывался, что передышка будет очень короткой.

— Их высадилось несколько сотен, — заметил Богобой, просматривая показания сенсоров, поступающие с флагмана.

Бьорн кивнул.

— Это бой как раз для нас, — он облизнул клыки, ощутив слабый кислотный привкус. — Похоже, этот день принадлежит абордажным торпедам. Настало время показать им, насколько тверда рука Волка.

Он повернулся к капитану.

— Жди, пока мы не покинем корабль, затем направляйся на корабли Альфа-Легиона и нанеси им столько урона, сколько сможешь. Ты знаешь, что это значит?

Капитан корабля взглянул на него с дерзким выражением лица.

— Да пребудет с тобой Рука Русса, лорд.

Бьорн уважительно поклонился.

— До следующей зимы.

Богобою, Эунвальду, Ангвару, Урту и Фериту уже не терпелось покинуть мостик. Бьорн чувствовал их жажду убийства, такую же сильную и звериную, как мускусный запах хищника, и она разожгла его собственное жаление проливать кровь.

— Время поохотиться, — сказал он.

Торпедный отсек находился намного ниже уровня мостика, окруженный толстыми адамантиевыми переборками и освещенный красными лампами боевой тревоги. Каждая абордажная капсула, отмеченная выгравированными защитными рунами, располагалась в начале круглого пускового туннеля. Более крупный корабль мог нести целые батареи корпусных пробойщиков или таранов «Цест», чьи носы венчали блоки магна-мелт, а десантный отсек вмещал целое отделение космодесантников. Но у «Хельриддера» был минимальный комплект таких устройств: десять узких труб, каждая снаряженная единственным мелта-наконечником и усиленной ударной частью. Торпеды были менее шести метров в длину и могли вместить единственного пассажира в силовом доспехе.

— Святая Хель, — выругался Богобой, нерешительно глядя на контейнер, похожий на гроб.

— После запуска ими едва можно управлять, — сказал Бьорн, прицепив топор к нагруднику и спускаясь в торпеду. — Попытайтесь установить местонахождение, как только окажетесь на флагмане. Если мы сможем собраться, так будет намного лучше. Если нет, просто убивайте всех, кого найдете.

Стая заняла свои места и закрепила фиксирующие рамы. Предупреждающие огни начали интенсивно пульсировать, а последний техник из торпедного расчета спешно покинул отсек. Бьорн лежал в капсуле, чувствуя растущую вибрацию двигателей.

— Доброго пути, — пожелал он на прощанье перед тем, как над ним закрылся люк. Запирающие болты замкнулись серией лязгов.

Бьорн слышал свое горячее и тяжелое дыхание в темноте. Он сжал пальцы, чувствуя себя заключенным.

«Вот что должны чувствовать дредноуты, — подумал он. — Бедняги».

Двигатели за спиной включились, их звук быстро усилился до приглушенного рокота. Волк услышал, как открылись противовзрывные люки, после чего раздался шум выходящего воздуха. Торпеда затряслась, как живое существо. Дисплей шлема, легко подключившись к бортовым системам капсулы, запустил обратный отсчет.

«Поехали».

Торпеда рванула по трубе. Бьорна швырнуло на фиксаторы, его тело оказалось прижатым к кормовой переборке. Несколько секунд у него было ощущение, что он несется по прямой на огромной скорости, затем последовала резкая смена траектории, и торпеда нырнула вниз — к кружащейся громаде «Храфнкеля».

Стиснув зубы из-за колоссального ускорения, он изучал показания датчиков, которые проносились по внутренней поверхности грохочущего шлема. Бьорн видел светящиеся точки остальных торпед, которые мчались по спирали вслед за ним сквозь огненные завесы лазерного огня. Флагман — огромная глыба светящейся каркасной модели на фоне черного поля космоса — с ужасающей скоростью увеличивался в размерах.

Космодесантник приготовился к столкновению, и оно последовало — удар мелта-детонации, от которой затрясло торпеду, затем мощный взрыв, от чего Бьорна сильно ударило о фиксаторы. Даже с учетом защиты силового доспеха и внешнего корпуса торпеды удар был страшным. Волка дернуло вперед, и он едва не лишился сознания. Капсула со скрежетом и содроганием продвинулась еще на несколько метров сквозь прочную обшивку корпуса.

Секунду спустя замыкающие болты торпеды с шипением отошли. Встряхнув головой, Бьорн активировал механизм отключения фиксирующей клети. Капсула открылась, и он поднялся, отцепив топор и взмахнув им.

Мимо пронеслись обломки, подхваченные ревом быстрой разгерметизации корабля. Бьорн наклонился, сражаясь с вихрем, за доспех цеплялись гаснущие языки пламени. Металлическая палуба вокруг легионера искривилась от мелта-удара. Космическому Волку пришлось карабкаться по обломкам, прежде чем он нашел ровную поверхность, все время борясь с ревом и порывами вытекающего кислорода. Лампы на его пути были разбиты, а из-за движения ночное видение шлема размывалось.

Только миновав следующую переборку, Бьорн смог закрыть противовзрывную дверь и остановить разгерметизацию. Он был где-то на нижних палубах «Храфнкеля». Космодесантник активировал расщепляющее поле Несущего Кровь, залив замкнутое пространство ярко-синим светом.

— Доложить, — отдал он приказ по каналу связи стаи и миганием вызвал идентификационные руны остальных космодесантников.

Ответов не было: ни данных по местонахождению, ни сообщений от боевых братьев. Дисплей выглядел поврежденным, показывая путаницу обратных данных и наполовину понятные захваты целей. Бьорн ударил рукоятью топора по шлему, от чего задрожали сигналы и расплылись по экрану четыре новых отметки.

— Скитья, — разочарованно выругался он, продолжив путь по коридору и открыв следующую дверь.

За ней оказался склад снабжения, потолка не было видно, а затененные стены поднимались ввысь. Во все стороны тянулись штабели грузовых ящиков, соединенные друг с другом громадными металлическими платформами. Сверху свисали цепи с отключенных автопогрузчиков, которые в свою очередь были подвешены на тяжелых металлических рельсах.

Впереди темноту освещали дульные вспышки и взрывы. В узких проходах между штабелями раздались гортанные крики и тут же смолкли. Он почувствовал знакомые запахи боя: фуцелинового дыма, крови и человеческого страха.

«Где моя стая?»

Бьорн побежал по коридорам, проклиная ненужные сообщения, заполнившие тактический дисплей. Он мчался вперед, не сворачивая, и в конечном итоге выскочил на открытое пространство за первой стеной сложенных ящиков. Перед ним лежал подъемник в спутанной массе из смятого металла и разорванных цепных звеньев, даже в своем разрушенном состоянии превосходя размерами титан «Боевой пес».

Какой-то миг Бьорн ничего не видел — ни тел, ни целей. Затем штабель справа от него разлетелся на куски пылающей пластали. Воин в бело-сером доспехе пролетел по плитам палубы, размахивая сломанными конечностями, и остановился, оставив за собой длинный кровавую полосу.

У Бьорна волосы на загривке встали дыбом, и он стремительно развернулся, гадая, кто мог с такой легкостью отшвырнуть космодесантника в полном доспехе.

Затем из тени вышел враг, и Волк все понял.

Хан стоял в личных покоях для медитации, располагавшихся высоко на ступенчатых выступах «Бури мечей». Перед ним поднимался многогранный купол из кристалфлекса, за которым раскинулась пустота. Хан смотрел на зависшие в черноте корабли, готовые к бою и ожидающие его приказа.

В экипажи этих кораблей входили многие тысячи душ, как космодесантников, так и смертных. Каждая боевая единица обладала потенциалом уничтожать миры, их совместная мощь была почти невероятной.

«Было ли подобное могущество когда-нибудь сконцентрировано в руках столь немногих воителей? — задался он вопросом. — Вся галактика доверена двад… нет, восемнадцати братьям. Опасность такого решения очевидна».

Гордое орлиное лицо Хана склонилось к горжету богато украшенного нагрудника.

«Мой отец знал риски. Должен был знать. Почему он сейчас молчит?»

Примарх отвернулся от наблюдательного купола. Вокруг него вдоль стен располагались артефакты — древние кремневые ружья, сабли, булавы и алебарды. Сапоги тонули в толстом меховом ковре. Мягкий свет очага освещал на полках книги с тысячи миров, написанные за десять тысяч лет.

Движения Хана была бесшумными и энергичными, как у тигра, рыскающего по клетке. Ниспадающий до самых лодыжек плащ колыхался, слегка касаясь слоновой кости и золота его доспеха и прикрывая ножны клинка дао.

«Магнус, — задумался он, пристально глядя в пламя. — Мой добрый друг».

Он вспомнил их первую встречу на Улланоре, на Триумфальной равнине, когда в воздухе еще стояла вонь крови последних убитых орков.

— Приветствую, брат, — поздоровался Магнус с усмешкой на странном красном лице. Он шагнул из транспортного корабля, за ними следовал разукрашенный и выряженный кабал. — Говорят, ты сражался здесь.

Хан поклонился.

— В системе. Главный мир захватил Гор.

Магнус хлопнул громадной рукой по плечу Хана.

— Ну конечно же, он. Как ты? Выглядишь похудевшим, если такое возможно.

Хан неопределенно пожал плечами. Магнус был немного выше и шире него, с кричащей алой гривой и в пышном убранстве. Он был похож на одного из золотых императоров Кво, которых убил Хан.

— Мне не нравятся эти встречи, — сказал Хан, глядя на собиравшиеся на равнине массы. Тысячи батальонов космодесантников уже высадились, а пространство из полированного камня было заполнено тяжелым снаряжением полудюжины разных Легионов. Воздух насытили выхлопы двигателей и поднятая пыль. Вверху, в нижних слоях атмосферы висели огромные тени громоздких транспортных судов.

— Нам обоим, — согласился Магнус. — У нас будет возможность поговорить?

Хан приблизился.

— Я надеюсь. Ангел здесь, нам нужно посовещаться.

— О библиариусе.

— До тебя наверняка дошли слухи.

Магнус печально улыбнулся.

— Они всегда есть. Русс может сколько угодно кричать о своем невежестве. Думаю, остальной Империум учится не обращать на него внимание.

— Не только Русс.

— Не волнуйся так, — сказал Магнус. — Одаренных всегда будут подозревать. Мы должны справиться с этой ситуацией, разъяснить. Верь в просвещение.

— Ты забываешь, брат, я не одаренный.

— Действительно? — спросил Магнус, проницательно улыбаясь. — Ну, если ты так говоришь.

— Они уничтожат то, что мы создали. Ангрон, Мортарион, Русс. Ни один из них не успокоится. Если мы не защитим то, чего добились…

— Ты забываешь об одном.

— О чем?

— О нашем отце, — с любовью произнес Магнус. — Это он положил начало библиариусу, ты можешь представить, что он спустит псов, чтобы разрушить его? Мортарион и Русс получат свой шанс излить гнев, я видел это. Наша единственная задача, мой неуловимый друг, оставаться благоразумными.

Хан взглянул в единственное око Магнуса, увидев в нем веру.

«Ты во многих отношениях мудр, — подумал он мрачно. — Но ты ученый, а не воин, и в самом деле не видишь опасности».

— Грядет расплата, — предупредил Хан. Он повернулся и поманил Есугэя. — Это мой советник, Таргутай Есугэй, знаток магии бури в нашем Легионе. Будет мудро выбрать оппонентов и создать союз единомышленников.

— Заговор? — поинтересовался Магнус.

— Переговоры, — поправил Хан.

Алый Король минуту разглядывал Есугэя. Единственный глаз сверкал в тусклом свете солнца Улланора, словно глубоко проникая в невидимое.

— Могуч, — сказал он наконец с искренним уважением. — Родись ты под просперийскими небесами, то занял бы место подле меня.

Он пригласил одного из своей свиты присоединиться к ним — высокого воина в ярко-красном силовом доспехе и с посохом из слоновой кости.

— Задьин арга Таргутай Есугэй, — произнес Магнус, говоря на хорчине с идеальной модуляцией. — Это Азек Ариман. Думаю, вы можете поладить.

Ариман и Есугэй поклонились друг другу.

— Для меня это честь, творец погоды, — сказал Ариман таким же интеллигентным и вкрадчивым голосом, как все его родичи.

— Как и для меня, — ответил Есугэй, менее плавно, выдавая плохое владение готиком, которое досаждало столь многим в V Легионе.

Магнус, по-прежнему пребывая в хорошем настроении, взглянул на Хана.

— Ну, вот мы в сборе, — сказал примарх XV Легиона. — И готовы к переговорам. А теперь, стоит ли нам все утро оставаться на этой пыльной равнине, или же щедрость Империума может предложить немного еды?

Хан помнил, как Магнус вел себя тогда — улыбка немного натянутая, дружелюбие чуть напускное. На Улланоре Магнуса что-то тревожило, и его попытки не придавать этому значения были безуспешными. Он не был лицемером: истина исходила от него, как свет от звезды — чистая и неприкрытая.

На Улланоре они разговаривали в последний раз. Было странно — слишком странно — думать, что эта могучая душа пала под ударами грубых клинков Космических Волков. Алый Король был невероятно могущественным и посвященным в высокое искусство небес, саму материю пелены. Если он в самом деле пал, тогда галактика стала искаженной и непонятной.

— Каган, — раздался голос со стороны открытых дверей.

Хан повернулся к стоявшему за ним Цинь Са. Глава кешика был уже в боевом доспехе, массивная и опаленная терминаторская броня была увешана трофеями его несравненной боевой биографии.

— Мне нужно больше, — сказал ему Хан. — Больше информации. Я не стану атаковать своего брата без подтверждения.

Цинь Са поклонился.

— Говорящие со звездами получают новые видения.

— В них подтверждается первое сообщение?

— В одних да, — сбивчиво ответил глава. — В других нет. У нас противоречивые толкования.

— Поясни.

— В некоторых говорится то, что мы уже знаем — Леман Русс поднял мятеж, ведомый ненавистью к Магнусу. Магистр войны приказывает нас покарать его. Двадцатый Легион, возможно, уже атаковал Волков.

— Змеи Альфария, — презрительно произнес Хан.

— Но мы получили другие доклады, — продолжил Цинь Са. — Просто послушайте: в них говорится, что магистр войны — изменник, а многие Легионы присоединились к нему. Нам приказано вернуться на Тронный мир и встать на его защиту вместе с лордами Дорном и Руссом.

На это заявление у Хана не нашлось слов. Он уставился на Цинь Са, чувствуя, как сильно стучит в висках кровь.

— Безумие, — тихо произнес он. В его голове стремительно проносились мысли, частично сформировавшиеся и наполненные вероятностями.

Это началось на Чондаксе, в самом конце сражений за планету — первый намек, что все идет не так, как надо. Одно видение говорящего со звездами, без подробностей и подтверждения подлинности. Его следовало выбросить из головы, приписав искажающему воздействию пелены, но у примарха ничего не вышло. Известие изводило его, лишая сна.

«Магистр войны стоит на краю пропасти».

Хан не знал, как поступить. Следовало ему отозвать Легион, чтобы разузнать подробности? И что видение вообще означало?

— Безумие, — повторил примарх.

— Именно, — невозмутимо ответил Цинь Са. — У каждого говорящего со звездами на флоте свои собственные видения. Задьин арга стараются изо всех сил, чтобы раскрыть истину.

— Истину? — Хан глухо рассмеялся. — Какую истину?

Он почувствовал, что рука инстинктивно тянется к клинку, и отдернул ее.

— Мне нужно больше. Почему тьма рассеялась только сейчас?

Цинь Са в знак извинения поклонился.

— Прилагаются все усилия для…

— Он мертв? — спросил Хан, и его тут же охватило отчаяние. — Вот первая задача. Мне нужно знать, жив ли Магнус. Передай им.

— С Просперо нет никаких сообщений. Это похоже на…

— Недостаточно хорошо! — заревел Хан, сжав огромные кулаки. Он чувствовал, как закипает ярость, не благотворная ярость битвы, но удушающий, бессильный гнев неведения.

— Передо мной мощь целого Легиона, готового нанести удар. Орду собрана, но никто не может сказать мне, кто наш враг. Передайте им, что если они не смогут правильно истолковать, тогда я поднимусь в их шпили и превращу их видения в приказ для них.

Цинь Са пережил бурю, оставаясь безмолвным, пока примарх был в ярости.

— Будет сделано.

— Быстро, — настойчиво произнес Хан, поддавшись желанию схватиться за рукоять дао. — Даю им двенадцать часов. Мы не останемся в стороне, пока галактика горит, где бы ни шла война, мы найдем ее.

Из большого основания письменного стола в дальнем углу помещения раздался низкий звон. Над лакированной поверхностью замерцал гололит, и с треском появилось старое, покрытое сетью шрамов лицо нойон-хана Хасика.

Хан резко повернулся к нему.

— Новости?

— Своего рода, — ответил Хасик, голос дрожал из-за помех. — На пределе дальности авгура появляются корабли. Не отвечают на наши сообщения и похоже готовятся к атаке.

— Волки? — спросил Хан. — Или наши?

— Ни то, и ни другое, — ответил Хасик. В обычно ровном голосе слышалась нерешительность. — Корабли Альфа-Легиона.

Цинь Са прищурился. Хану почти захотелось рассмеяться. Все было бессмысленно. После нескольких лет изоляции от остальной галактики, увязнув в кампании, обещавшей мало славы и много монотонной тяжелой работы, каждый достоверный факт, казалось, был извращен до комичного абсурда.

«Наши воины подготовлены к такой игре. Они обучены видеть угрозы со всех сторон».

— Оставайтесь на позиции, — приказал Хан. — Попытайтесь вступить в контакт, и не открывайте огонь первыми. Здесь творится какое-то колдовство, и меня не втянут в него, пока не я узнаю причину. Я скоро присоединюсь к вам. До того момента вы знаете, что нужно делать.

Гололитическая голова Хасика поклонилась, и связь прервалась.

Цинь Са недоуменно поднял бровь.

— Я бы предложил совет, Каган, — обратился он, — если бы у меня был хоть один.

Хан сжал ладони. Его ум тактика — гораздо более проницательного, чем Жиллиман или Дорн когда-либо признавали — приступил к привычной работе: анализ, планирование, противопоставление, выбор неожиданного решения.

— Мы подобны слепому, сражающемуся со зрячим, кешика, — пробормотал он. — Поэтому должны быть быстрыми.

Вопреки всему, примарх почувствовал, как в душе разгораются первые искры радости. Он смотрел на раскинувшееся за иллюминаторами звездное поле, взвешивая варианты, обдумывая вероятности. Джагатай был рожден для этого: не для истребления зеленокожих, но Великой Игры, схватки богов.

— Ты помнишь, Са? — спросил он. — Ты, Есугэй, Хасик и я против всего мира — сотня империй, в каждой тысяча клинков. У нас слишком давно не было настоящего испытания.

Цинь Са недоуменно посмотрел на повелителя.

— Так кто сейчас враг, Каган? — спросил он. — Это все, что мне нужно знать.

— Они все враги, — сказал Хан, шагнув к двери, которая вела на мостик. — Всегда ими были.

 

7

«КОНТЕМПТОР»

ТАИНСТВЕННОСТЬ

ТЕЧЕНИЯ ЭФИРА

Бьорн сплюнул кровь на бегу и врезался в ряд пустых ящиков, раскидав их по полу. Инстинктивно Волк уклонился вправо, едва избежав урагана снарядов, проревевшего над опущенным плечом. Космодесантник добрался до относительного укрытия — обломков грузового подъемника — и бросился в тень искореженной кабины.

Враг последовал за ним, раздавив останки пятерых мертвых Космических Волков. Его тяжелые ноги глухо лязгали о палубу, огромный когтистый кулак вращался, а дымящаяся штурмовая пушка щелкала, когда очередной магазин отправлялся в камору.

«Контемптор», — уныло подумал Бьорн. — Это будет очень короткий абордаж».

Огромный дредноут громыхал вслед за ним с беспощадной уверенностью ищущего добычу гигантского ящера. Две кормовые трубы выбрасывали маслянистый дым, а шасси боевой машины гудело, фыркало и шипело, давя обломки.

Присевший за шатким укрытием Бьорн за один удар сердца оценил свои шансы.

Выбор сделан.

Он выскочил и помчался прочь, несмотря на то, что штурмовая пушка «Контемптора» снова открыла огонь, разрывая в клочья обломки. Вскочив на один из полуразрушенных захватов подъемника, прежде чем того оторвало, Бьорн оказался достаточно высоко, чтобы увидеть светящиеся глаза дредноута, уставившиеся на него.

— Хьолда! — заревел Космический Волк, почти засмеявшись от абсурдности своего плана, а затем прыгнул.

Очередь штурмовой пушки прошла мимо, и воин врезался в плечо «Контемптора». Уцепившись за торс машины, Бьорн взмахнул потрескивающим топором и вонзил его глубоко в бронированный колпак. Дредноут неистово развернулся, почти сбросив с себя легионера. Бьорн вскарабкался повыше, увернувшись от вращающегося силового кулака, и нанес сильный удар в шлем врага, затем еще один, колотя по нему обрубком руки. Незавершенный механический протез быстро пришел в негодность, но Волк смог расколоть один из раскосых окуляров и довольно зарычал.

«Контемптор» снова крутанулся. Несущий Кровь вырвался из его корпуса. Бьорн отлетел, кувыркаясь в воздухе, на три метра и рухнул на пол, едва удержав в руке топор. Легионер обернулся и уставился прямо в стволы штурмовой пушки.

— Скитхоф! — вызывающе заревел Бьорн и приготовился к потоку снарядов, твердо решив встретить смерть с открытыми глазами.

Но затем дредноут слева накрыла очередь масс-реактивных болтерных снарядов, высекая искры на броне и окутав ее колышущейся завесой мини-разрывов. Из-за этого стволы штурмовой пушки дернулись в сторону, и снаряды разорвались в метре от лежащего Бьорна.

— Фенрис! — разнесся яростный боевой клич Богобоя. — Фенрис фаэрир морд!

Трое воинов стаи бросились к «Контемптору», осыпая его градом болтерного огня. Бьорн вскочил, убравшись из-под прицела все еще стреляющей штурмовой пушки, и швырнул топор в поврежденную голову дредноута. Оружие устремилось к цели, но «Контемптор» уклонился. Несущий Кровь вонзился в верхний панцирь, не причинив особого ущерба.

Бьорн выхватил болт-пистолет и присоединился к стрельбе, перебегая от одного укрытия к другому. Ангар наполнился интенсивным грохотом болтеров. Четверо Волков опустошили свои магазины по цели, окутав ее вспышками разрывов.

Дредноут продолжат наступать. Воины нанесли ему повреждения, но он не останавливался, преодолевая огненный шторм, для чего и был предназначен. Штурмовая пушка развернулась смертоносной дугой, разнеся в клочья то, что осталось от скудного укрытия. Один из Волков — Бьорн решил, что это был Эунвальд — оказался слишком нерасторопным, и удар опрокинул его на спину. Богобоя отбросило почти сразу же, оружие дредноута раскололо нагрудник космодесантника.

Они не смогут справиться с ним, не смогут подойти достаточно близко, и у них нет оружия, чтобы вывести из строя бронированного зверя издалека.

— Всеотец! — заревел Бьорн, снова бросаясь в ближний бой и не теряя надежды добраться до более уязвимых кабелей, прежде чем коготь этой проклятой твари выпотрошит его.

Он так и не получил шанса. Ни один из Волков.

Буря возникла из ниоткуда, словно переборку отсека вырвало в пустоту. Ее сила отшвырнула Бьорна в сторону, снова сбив с ног. Зрение расплылось, а шлем сильно ударился о палубу. Космодесантник услышал звук, похожий на раскат грома, за которым последовал актинический треск активируемого энергетического оружия.

В голове мелькнула догадка, и он понял, что поток не был ни декомпрессией, ни естественным порывом воздуха — у завывающего в отсеке ветра был ледяной запах Асахейма.

Бьорн поднял помутневшую от удара голову и увидел, что «Контемптор» поворачивается к новому врагу. Вопреки всему Волк не смог удержаться от кривой ухмылки.

Игра была окончена. Пришел Волчий Король.

Шибан увеличил скорость «Калджиана» до трети, внимательно наблюдая за тактическими сканерами, теснившимися вокруг командного трона. Экипаж был занят на своих постах, в то время как Джучи, Чел и другие легионеры его командной свиты стояли разомкнутым полукругом неподалеку.

— Держать курс, — приказал Шибан. — Скорость не увеличивать.

«Калджиан» только что прибыл к месту сбора, одним из последних ответив на вызов, и получил приказ снова отправиться в дозор в качестве ответа нойон-хана Хасика на приближение Альфа-Легиона.

Приказы из центра были резкими. По мнению Шибана это было вызвано тем, что у командования не было ясной картины происходящего. У легионера ее точно не было.

— Скоро они выйдут на дистанцию визуального контакта, — высказался Джучи.

Шибан слышал сомнение в его голосе. Численность Альфа-Легиона была неизвестна. Они не отвечали на запросы и просто держались на границе системы, спокойно собирая все больше кораблей в обширном районе близлежащего космоса.

— Держать строй, капитан, — предупредил Шибан, заметив небольшое отклонение от курса относительно кораблей по обеим сторонам от них. Ответ Белых Шрамов был почти идеально идентичным — тонкие линии атакующих кораблей растянулись на дистанции атаки лэнсами друг напротив друга. Крупные корабли обоих флотов оставались в тылу, зависнув на границе обнаружения сканерами.

Ситуация изменилась так быстро, искаженная потоком противоречивых астропатических и засекреченных радиосообщений: Русс взбунтовался; или же это был магистр войны; Белым Шрамам приказали поддержать Альфа-Легион в Алакксесе; потребовали их возвращения на Терру; Феррус Манус убил фанфарона Фулгрима; Марс взбунтовался. Некоторые переданные через варп сообщения несли хроноотметки многомесячной давности; другие же, казалось, были отправлены несколько часов назад.

Шибан доложил о своих находках с Фемуса сразу же, как вышел на дистанцию радиосвязи с Чондаксом, но не сомневался, что они исчезнут без следа в трясине приказов и инструкций.

— Почему они ничего не передают? — спросил Джучи. Он уже трижды жаловался на это, озвучивая мысли всего экипажа.

Шибан устало улыбнулся.

— Это Альфа-Легион, брат. Быть раздражающе непонятными — их дар.

Впереди через иллюминаторы стала видна тонкая линия светящихся точек. Поначалу они казались не более чем несколькими новыми звездами. Затем постепенно становились все ярче.

На ретинальном дисплее Шибана мигнул значок, указывая на обновление приказов Хасика. Шибан моргнул, активировав сообщение.

Ответа от командования XX Легиона нет. Продолжаются попытки установить связь. Первая волна кораблей приближается по плоской траектории. Не обострять ситуацию. Огонь первыми не открывать. Сохранять целостность периметра. Не позволять приближающимся кораблям проникать в зону досягаемости главных сил. Ожидать дальнейших инструкций.

Шибан глубоко вдохнул. В этих приказах было слишком много противоречий, чтобы от них был толк.

— Мы под прицелом, — пришел доклад от одного из офицеров сенсориума мостика.

— Засечь источник, — ответил Шибан. — Провести захват цели и подготовить основной лэнс. Стрелять по моей команде.

«Калджиан» полз вперед, двигаясь намного медленнее, чем обычно нравилось Шибану. Фрегат был спроектирован для неожиданных и резких маневров посреди битвы, волочение на такой ничтожной скорости выявляло конструктивные недостатки двигателя.

— Нам сказали, что Альфа-Легион атаковал Волков, — задумчиво произнес Чел, — или же это была еще одна неточность прорицателей?

Шибан не мог ответить. Или у XX Легиона было подозрительно много боеспособных кораблей, или говорящие со звездами ошиблись в предсказаниях. Оба варианта были возможны.

Он чувствовал напряжение. Такие столкновения — осторожное, постепенное прощупывание противника — были ему не по вкусу.

— Чего они хотят? — снова спросил Джучи, настороженно наблюдая, как передовые корабли Альфа-Легиона подходят все ближе.

— Бессмысленный вопрос, — сказал Шибан. — Они хотят, чтобы мы терялись в догадках, поэтому предлагаю не потакать им в этом.

Из пустоты появился головной корабль Альфа-Легиона, входящий в состав строя кораблей, который был зеркальным отражением боевого порядка Белых Шрамов.

«Точно, как мы», — подумал Шибан. Все было одинаковым: корабли, вооружение, построения. Альфа-Легион направил небольшие корабли вперед, сконцентрировав левиафаны в тылу. Симметрия боевых порядков была зловещей.

— Энергетические всплески? — спросил Шибан, изучая приближающийся флот.

— Ничего, хан, — ответил оператор сенсориума.

К этому времени Шибан мог разглядеть детали корпусов через магнокулярные перископы. Корабли темно-синие, цвета индиго и отмечены скованной цепью Альфой — эмблемой XX Легиона. Вдоль зубчатых бортов мерцали габаритные огни, размытые из-за помех, вызванных активированными пустотными щитами.

Корабли двигались вперед неуклонно, не слишком быстро или медленно. Что-то в их дерзком приближении раздражало — само присутствие Альфа-Легиона отдавало высокомерием, сознательным превосходством.

«Они знают, что произошло, пока мы отсутствовали. И, конечно, самонадеянны».

— Есть разрывы в их построении? — спросил Шибан.

— Нет, хан.

— В нашем?

— Ни одного.

Он почувствовал настойчивое желание побарабанить пальцами по подлокотнику командного трона. Все инстинкты воина призывали действовать, захватить инициативу, превратить неизвестность в то, что он мог взять под контроль.

— Они остановились, хан.

Шибан взглянул на тактическую голопроекцию. Линия кораблей Альфа-Легиона остановилась, растянувшись огромным оборонительным построением.

— Стоп машинам, — приказал он.

Весь флот Белых Шрам остановился, то же сделали корабли напротив. Два авангарда неподвижно повисли в пустоте, бело-золотая стена уставилась на сине-медную преграду.

На мостике воцарилась тишина, прерываемая только стуком клавиш панелей управления и щелчками работающих моторов сервиторов.

— И что теперь? — спросил Джучи, мрачно глядя в носовые иллюминаторы.

Шибан сплел вместе пальцы перед лицом, опустив локти на ручки командного трона.

— Посмотрим, кто мигнет первым, — ответил он.

Леман Русс врезался в «Контемптора», проревев боевой клич, от которого задрожал далекий потолок. Примарх держал ледяной клинок Мьялнар двумя руками, его зазубренное лезвие шипело и мерцало едва сдерживаемой энергией. Красное, не прикрытое шлемом лицо Русса пылало яростью отмеченного богом, а развевающиеся белокурые волосы напоминали корону зимнего солнца.

Бьорн всего на секунду уловил взгляд небесно-синих глаз и почувствовал, что даже его закаленные войной сердца дрогнули. Волчий Король в бою был подобен лавине, несущейся по склону горы. Излучаемая им аура убийства была немыслимой, наполняя гулом воздух, стена психического разряда сминала все на своем пути, как носовая волна корабля.

«Контемптор» резко развернулся, чтобы встретить угрозу и отлетел. Русс атаковал прямо сквозь поток снарядов штурмовой пушки, рикошетирующих от его брони. Примарх Космических Волков с яростью обрушился на дредноут. Мьялнар одним ударом разрубил штурмовую пушку, многочисленные стволы с лязгом рухнули на палубу.

Покачнувшись, «Контемптор» выбросил коготь, целясь в горло примарху. Русс уклонился от захвата и врезал локтем в шлем дредноуту. Затем клинок снова нанес удар, зазвенев о покореженный панцирь «Контемптора». Боевая машина отступила, и Русс бросился за ней, рубя широкими взмахами, раскалывая керамит и кроша бронестекло.

Его удары не были ни искусными, ни изящными — каждый наносился с первобытной, грубой силой, и конец наступил быстро. Русс вскрыл корпус «Контемптора» ниже того места, где все еще торчал топор Бьорна. Оболочка боевой машины треснула с влажным звуком, обнажив емкости с пузырящейся амниотической жидкостью. Русс поменял хват на одноручный, а свободную руку запустил внутрь и сжал заключенную там плоть.

Последний вопль был отвратительным — тонкий, едва слышимый визг агонии, исходящий от бывшего воина, который все еще обитал во внутренностях «Контемптора». Русс вырвал кусок плоти из клубка питающих трубок и нейронных пучков. Его отделанный золотом доспех забрызгали жидкости — кровь, питательные вещества и смазочные материалы.

Русс секунду держал перед собой смертные останки дредноута. Чахлое существо представляло собой отвратительный набор капающих и едва жизнеспособных органов. На нитях сухожилий тряслось нечто похожее на легкое, из мягкой черепной массы пялился единственный глаз.

Русс поднес останки поближе.

— Тебе следовало оставаться мертвым.

Затем примарх сомкнул кулак, выдавив последние капли жизни из прежнего обитателя «Контемптора», и швырнул останки на пол.

Только тогда Бьорн заметил остальных: лорда Гунна и более пятидесяти воинов Онн. По огромному помещению разносилось эхо болтерного огня — там выслеживали остальных диверсантов.

— Эй, ты, — произнес Русс, глядя осуждающе на Бьорна. — Что ты делаешь на моем корабле?

Бьорн с трудом поднялся, чувствуя себя неловко.

— Щиты отключились. Мы думали…

— Я знаю, что они отключились, — пренебрежительно перебил Русс. — Это я приказал.

На лице Волчьего Короля застыл гнев.

— Я посчитал, что он может встретиться со мной, лицом к лицу. Подумал, что это достаточный повод. Видимо, это не в его обычаях, — он плюнул в сторону поверженного «Контемптора». — Только эти отбросы, а они молчат перед смертью.

Бьорн уставился на мертвого дредноута и вспомнил последние слова Альфа-легионера, которого убил на «Хельриддере».

«За Императора».

— Значит… щиты действуют? — спросил Бьорн. — Корабль защищен?

Русс подошел к пустой оболочке «Контемптора» и вырвал топор Бьорна.

— Он всегда был защищен. Думаешь, я бы рискнул «Храфнкелем» только ради крови Альфария? — примарх на миг замолчал. — Вообще то, я мог. Но не стал.

Русс бросил топор Бьорну, и тот поймал его правой рукой.

— Мы уходим, — объявил Русс, взглянув на Гунна. — Очистите нижние уровни от оставшейся грязи, затем доложите мне на мостике.

Бьорн понял, что никакой необходимости в нем не было. Все, что произошло, было бессмысленно. Он подумал о «Хельриддере», и как, Хель подери, они вернутся на него, даже если корабль все еще цел.

— Но ты, — произнес Русс, снова повернувшись к нему с внушающим ужас взглядом на перепачканном кровью лице. — Ты можешь пойти со мной.

Небо было слишком темным, словно какая-то гигантская рука потушила звезды. Тусклый свет единственной луны отражался от кристаллической, твердой как камень и черной, как оникс земли. По ней носило пыль, на миг она застывала, а затем снова приходила в движение.

Хан с кем-то сражался, противника было трудно разглядеть из-за кружащегося плаща примарха. Он двигался очень быстро, быстрее, чем когда-либо на памяти Есугэя. Дао устремилось вперед, отражая тот слабый свет, что освещал странную черную землю.

Есугэй затаил дыхание. Смотреть за боем Хана было подобно наблюдению за чистой энергией, за разрядами небесной молнии, которая была его эмблемой. Облака разошлись, обнажив за собой пустой космос. Поднятая сапогами Хана пыль зависала в воздухе, прежде чем унестись в никуда.

«Это земля мертвых, — подумал Есугэй. — Он умер? В таком случае я бы точно знал».

Джагатай был единственным пятном света в бесконечной тьме. Непокорный. Прекрасный.

«Ты говорил, что у тебя нет дара. Я не верил тогда и не верю сейчас. Смертный не может так сражаться».

Хан продолжал атаковать, держа клинок обеими руками, из-за скорости и точности его движения расплывались. За выпадами дао невозможно было уследить — было видно лишь мерцающее острие.

«Почему ты здесь? Почему в этом месте?»

Огромное существо, с которым сражался примарх, было окутано нуль-свечением, которое словно поглощало жизненную силу. Оно казалось вечным, безграничным и бессмертным.

«Смерть. Умирают ли примархи? Что их убивает?»

Хан продолжал биться. Он был один. Вокруг него раскинулся пустой мир с пустыми горизонтами и пустыми небесами. Даже ветер был безжизненным, напоминая последние вздохи миллионов уничтоженных душ.

Когда Хан пал, Есугэй проснулся.

Провидец бури резко очнулся. Единственное одеяло на кровати было пропитано потом. Какой-то миг он оставался в своем сне, потрясенный видением рухнувшего на колени примарха, затерявшегося посреди черной земли. Побежденного.

Есугэй прерывисто дышал, чувствуя, как колотятся оба его сердца. Он раскрыл ладонь и увидел, что она покрыта блестящим потом, который быстро испарился в холодном помещении.

— Свет, — прохрипел он, и в комнате стало светлее. В дальнем конце комнаты находился умывальник с раковиной и стальной чашкой на нем. Воин с трудом поднялся и устало подошел к нему, открыл кран и вымыл лицо. Затем выпил воды, дважды осушив чашку. У жидкости был обычный во время пустотных путешествий вкус — слабый, соленый, стерильный.

Есугэй взглянул на себя в зеркало, которое висело над умывальником. Увидел свое лицо, исчерченное многолетними морщинами, татуировками и метками кланов, а в местах соединения бритой головы с кристаллическим капюшоном отсутствовала кожа.

Он подумал, что выглядит бледным. Яркий свет отбеливал его кожу, отбрасывая глубокие тени под глазами.

«Я похож на чудовище».

Задьин арга вытер лицо и выпрямился. В комнате был слышен тихий гул варп-двигателей. «Серповидная луна» находилась глубоко в эфире, и переход был не из легких. С момента прорыва пелены цифры хронометров неистово сменяли друг друга, предупреждая их о том, что прыжок будет тяжелым.

Есугэй прислонился к стене, чувствуя вспотевшей кожей вибрацию металла. Весь корабль стонал и скрипел, словно истязаемый физическими ветрами, хотя задьин арга знал, что они находятся очень далеко от материального мира.

Он вспомнил разговор с Ариманом об этом на Никее. Даже то адское место вулканов и дрожащего маревом воздуха было восприимчивым для грубой силы варпа.

— Ты говоришь, что нет ничего плохого в… как ты его называешь? Великий Океан? — спросил он, подбирая слова на своем ломаном готике.

Ариман мягко улыбнулся. Сила главного библиария была заметна в каждом его жесте. Как и многие протеже Магнуса, он был наполнен, пропитан и сочился ею. Тысяча Сынов пытались быть скромными, но глубоко внутри отлично понимали, что они одарены более остальных. Это придавало им трудно уловимую ауру сдерживаемого превосходства, из-за которой их в первую очередь и ненавидели другие.

— В нем есть много плохого, — ответил Ариман, — так же как и в мире чувств. Но чтобы полностью? Нет, я так не думаю.

— Ты когда-нибудь путешествовал с навигатором? — спросил его Есугэй. — Видел то же, что и они?

— Конечно же.

— И ты не видишь лица?

— Лица?

Есугэй постарался подобрать слова.

— Кричащие. Цепляющиеся за корабль.

Тогда Ариман рассмеялся, не насмешливо, а просто радостно. Это был короткий и теплый смех мудрого человека, который привык получать удовольствие от мира вокруг и ничего не бояться.

— Возможно, ты спал. Путешествие в пустоте помогает видеть сны.

«Путешествие в пустоте помогает видеть сны».

Есугэй потер глаза. Он не высыпался с момента отбытия с Чогориса, и хотя это на нем не отразилось, мысли были неясными и путанными. Каждый час сна, который ему удавалось урвать, наполняли кошмары. За последнее время он видел один и тот же сон, снова и снова: Хан в одиночестве и под беззвездным небом в краю мертвых сражается с каким-то огромным существом из нуль-света.

Сны одаренных никогда не были случайными, но Есугэй был слишком стар, чтобы клюнуть на мысль, что они всегда буквальны. Его научили тому, что суть искусства прорицания заключалась в толковании, верном толковании.

Тем не менее было тяжело смотреть, как примарха ставят на колени.

Есугэй активировал вокс-бусину.

— Командир, с кораблем что-то не так. Как у вас дела?

В голосе Лушана слышалось едва заметное напряжение.

— У навигатора… проблемы.

— Варп-шторма?

— Он говорит, что не может с ними справиться.

Есугэй потянулся за одеждой.

— Я скоро буду у вас.

Провидец бури быстро направился по коридорам и платформам на мостик. По пути его мысли так и не прояснились. Атмосфера корабля была душной и спертой, словно вот-вот должна был разразиться огромная гроза. Вокруг Есугэя сновали по своим делам члены экипажа, кланяясь ему. Они выглядели такими же изможденными, как и он, управление кораблем в шторм изнуряло их.

Есугэй никогда не соглашался с представлениями Аримана о милостивом эфире. Белые Шрамы относились к нему настороженно, погружаясь неглубоко, только чтобы получить силы для управления стихиями. Таким было благоразумное наследие старых провидцев Чогориса, которые получили свое могущество в горах Улаава. Задьин арга всегда имели дело с силами небес, но никогда не доверяли им.

Есугэй знал, что из-за этого другие братства библиариуса считали провидцев бури скучными и лишенными воображения. Он не обращал внимания на подобное неуважительное отношение. Вопреки мягким насмешкам Аримана, он точно знал, что не спал, когда видел те вопящие лица и когтистые пальцы.

Варп не был милостивым. Никогда. Вот почему был создан библиариус: не для увеличения контроля Легионес Астартес над силами варпа, но для их ограничения.

«Никея. Какое несчастье».

Есугэй добрался до мостика, и метровой толщины противовзрывные двери открылись, приглашая его войти.

За дверьми царила атмосфера сдержанной тревоги. Матросы в белых табардах сгорбились над экранами, бегая пальцами по пультам управления. Закрывающие иллюминаторы тяжелые железные ставни дрожали. Весь мостик — увенчанный куполом с бронзовой отделкой амфитеатр, в центре которого располагался трон управления Лушана — был наполнен скрипом и треском металла. Несколько постов когитаторов взорвались и теперь сыпали похожими на червей искрами электростатики.

— Значит, дела плохи, — произнес Есугэй, заметив Лушана среди группы обеспокоенных машинных техников.

Облаченный в доспех командир корабля мрачно улыбнулся.

— Если бы ты не связался со мной, то мне пришлось бы разбудить тебя. Поля Геллера теряют энергию.

— Это в самом деле плохо. Что ты можешь сделать?

— Навигатор говорит, что мы должны выйти из варпа. Он очень настаивает.

Есугэй скривил губы. Над ним висел большой экран состояния, висевший на медных цепях. Большинство индикаторов уже были красными, другие переходили в критический режим в тот самый момент, когда он смотрел на них.

— Где мы находимся? — спросил Есугэй.

— Я спросил его несколько часов назад, — сказал Лушан. — Он начал кричать. Не думаю, что он знает.

Есугэй кивнул.

— Мы знали, что будет непросто. Что ж, последуем совету навигатора, похоже иного выхода не осталось.

— Как прикажешь, — Лушан выглядел сомневающимся. — Я попытаюсь определить координаты нашей позиции перед выходом в реальный космос.

В этот момент с нижних палуб раздался низкий гулкий лязг. Весь корабль накренился, словно отскочив от чего-то огромного и неподвижного.

Есугэй посмотрел на варп-ставни. Заглянуть в бурлящую за ними нематерию было несложно. Ему хотелось этого: всего лишь увидеть волнение, которое так усложняло им путь, галактику, охваченную варп-разломами искусственного происхождения.

— Если мы останемся в варпе, корабль разорвет на части, — сказал задьин арга. — Доверься ему, навигатор видит больше нашего.

Лушан поклонился и отправился запускать субварповые двигатели «Серповидной луны». Когда он отвернулся, Есугэй вдруг почувствовал, как по коже пробежали мурашки.

— В каком состоянии наша боевая готовность? — спросил он.

Лушан удивился, чувствуя себя немного оскорбленным таким вопросом.

— Мы полностью готовы.

— Хорошо. Приведи корабль в боевую готовность, прежде чем мы прорвем барьер. Мне понадобится мой доспех.

— Ты что-то почувствовал?

Есугэй не отрывал взгляда от ставней. Их стук напоминал хлопки ткани гэра во время степной бури, предупреждая о растущей угрозе снаружи своей тонкой защитной оболочки.

«Умирают ли примархи? Что их убивает?»

— Стандартная процедура, командир, — ответил он, отходя, чтобы отдать приказ сервиторам арсенала. — Удостоверься, что весь экипаж поступает также.

 

8

ОБРАТНО В ПЫЛЬ

СЫНЫ ГОРА

КЛЕТКА ЯСТРЕБА

Было непросто сохранять чувство собственного достоинства на мостике «Храфнкеля». В окружении Гунна, верховных рунических жрецов и главных командиров Легиона Бьорн держал рот закрытым, а глаза опущенными.

Прежде чем Волки добрались до мостика, им еще не раз пришлось взяться за оружие. Множество оперативников Альфа-Легиона высадились на нижних палубах, некоторые были облачены в собственные цвета, другие в сносные подобия фенрисийской формы. Это им не помогло: Влка Фенрика могли отличить свой запах.

Кое-где врагу удалось нанести серьезный урон, но весь корабль привели в боевую готовность еще до временного отключения щитов, поэтому масштаб повреждений был ограничен. Возможно, Альфарий с самого начала знал об этом, и абордажные партии были еще одной уловкой. Он вряд ли мог еще больше разозлить Русса. Волчий Король свирепствовал и сыпал проклятьями на всем пути на командные уровни, разрывая на куски вражеских солдат с безжалостной несдержанностью.

— Ангрон бился со мной! — бушевал он, разбрасывая изломанные тела легионеров. — Магнус бился со мной! А это что такое? Почему он не пришел?

Гнев был настоящим, он накапливался много недель после кампании на Просперо, но Бьорн все же заметил в нем фальшивую нотку, всего лишь намек, звучащий не совсем правдоподобно.

«Ты на самом деле ожидал, что он телепортируется? На его месте ты бы так и поступил?»

Так или иначе, «Храфнкель» в конечном счете был зачищен, щиты восстановлены, а свита Русса вернулась на просторный мостик. Как только примарх получил полное представление о тактической ситуации, его настроение нисколько не улучшилось.

Альфа-Легион сохранил преимущество, которым владел с самого начала сражения. У него было больше кораблей, и они шли в битву неповрежденными и в полной боевой готовности. Волки сдержали наступление врага энергичным контрударом, но его темп сошел на нет. Десятки кораблей были уничтожены, даже самые крупные получали тяжелые повреждения. Их боевой порядок постепенно уменьшался, словно под давлением пары рук, сжимающих шею.

Бьорн держался подальше от глаз примарха, скользнув в затененное место на мостике. Несмотря на попытки отстраниться, он не мог не подслушать входящий поток докладов бубнящих сервиторов по основному каналу связи.

— Теряем пустотные щиты… Теряем пустотные щиты… Идем на таран… Двигатели перегружены… «Ярнкель» погиб… «Ярнкель» погиб… Все корабли в зоне тра-фиф отходят по резервному плану… «Хеймдл» атакован штурмовыми кораблями… Теряем герметичность корпуса… Ядро реактора разрушено… «Хеймдл» погиб…

Никакой гений пустотной войны не остановил бы рост потерь. Волки пошли на отчаянный гамбит, и он не сработал.

Все они ждали.

Несмотря на новые доклады с кораблей флота о повреждениях и потерях, Русс долгое время молчал. Каждый раз, когда на обзорных экранах вспыхивало извещение «корабль уничтожен», он вздрагивал. Реакция была искренней: этот примарх беспокоился о своем Легионе так же, как и остальные, возможно даже больше. Бьорн подумал, что Русс выглядел в этот момент необычно старым, словно годы гнетущим грузом навалились на плечи этого забияки.

— Ну хватит, — прорычал наконец Русс. — Если мы здесь останемся, нас разорвут на куски.

Он глубоко вдохнул, сжал от безысходности кулаки, словно мог таким образом переломить ситуацию.

— Отходим к туманности, встретимся с резервами и скроемся в ней. Пыль по крайней мере заглушит их сенсоры.

Гунн кивнул.

— Оторваться будет непросто.

— Мы будем арьергардом, — решительно заявил Русс. — Флагман пойдет последним, не важно каких повреждений это будет нам стоить.

Его глаза метнулись к дежурному офицеру связи — кэрл в серой форме топтался в хвосте командной свиты.

— Удостоверься, что Терра получит следующее сообщение. Шестой Легион вступил в бой с Двадцатым в Алакксесе. Понес тяжелые потери, отступил под прикрытие внутренней туманности. Попытаемся перегруппироваться и удержать их там. На момент хроноотметки один-ноль-восемь, ноль-ноль-семь призывы о подкреплениях оставались без ответа. Будем продолжать сражаться, пока не получим дальнейших приказов.

Офицер бесстрастно выслушал информацию, запоминая ее для передачи хору.

— Почему мы сражаемся с ними одни? — раздраженно спросил Гунн.

— Варп неспокоен, лорд, — ответил офицер связи. — По правде говоря, я не знаю, было ли получено хоть одно отправленное нами сообщение. Но мы продолжаем посылать их, надеясь на какой-нибудь ответ.

— Чондакс, — пробормотал Русс.

Глаза всех присутствующих обратились на примарха.

— Мы должны быть недалеко от кампании Пятого Легиона, — продолжил Русс, прищурившись от неожиданного открытия. — Почему Хан не получил наши сообщения?

Офицер неопределенно взглянул на него.

— Штормы были… неестественно сильными в том регионе. Вряд ли хоть что-нибудь дошло.

— Продолжай попытки, — настойчиво произнес Русс. — Сосредоточьте свои усилия на этой системе.

Он взглянул на Гунна.

— Странный он, Джагатай, но я никогда не видел, чтобы кто-то владел клинком лучше него. Он не пал. Он не мог. Почему я забыл о нем?

Бьорн заметил сомневающиеся выражения на лицах остальных воинов. Он не осуждал их. Из всех Легионов Белые Шрамы меньше остальных внушали доверие. Он никогда не видел, как они сражаются, и не встречал очевидцев. Их репутация была почти такой же таинственной, как и у Тысячи Сынов, они подчинялись загадочной касте провидцев бури и никого не признавали.

Офицер поклонился.

— Если с ними можно связаться, мы это сделаем.

— И если мы зависим от них, — пробормотал Гунн, — тогда мы действительно вляпались по уши.

Русс метнул в него предостерегающий взгляд.

— Он мой брат, Гуннар. Следи за тем, что говоришь.

«Они все были нашими братьями, — подумал Бьорн. — И посмотри, чем все обернулось».

Палуба задрожала — очередной мощный залп накрыл нос «Храфнкеля», прервав разговор. Лорды Волков разошлись, готовясь начать отступление из открытого космоса в ржавого цвета отмели Алакксеса.

— Будьте осторожны! — немного шутливо бросил им в след Русс. — Нам еще предстоит содрать с них шкуру.

Вскоре Бьорн остался наедине с примархом на самом нижнем уровне мостика, если не считать двух гигантских волков, которые крутились у ног господина.

— Я вам нужен, повелитель? — осторожно спросил Однорукий, следя за ближайшим зверем, который не сводил с него желтых глаз.

Русс отвлекся от своих мыслей, по-видимому забыв о присутствии Бьорна.

— Конечно, — ответил примарх.

Примарх повернулся и взглянул на огромные иллюминаторы из бронестекла, за которыми царил огненный хаос. «Храфнкель» был всего лишь одним из сотен островов, охваченных пламенем и пляшущих в смертельном танце атак и контратак.

— Надо многое сделать, — сказал он низким, почти печальным голосом. — Смотри и учись, Однорукий. Вот как примарх встречает поражение.

«Серповидная луна» содрогнулась в последний раз, словно от облегчения, что покинула варп-шторма и вернулась в реальное пространство. Как только барьер исчез, внешний корпус очистился от поврежденных полей Геллера, быстро рассеявшихся вместе с полупогасшей энергией. Секундой спустя запустились субварповые двигатели, их механический грохот сменил глухую и тяжелую пульсацию варп-двигателей.

Есугэй повел плечами, как только последняя часть силового доспеха была закреплена на своем месте. Вес брони действовал успокаивающе на Белого Шрама, как и привычный гул сервомеханизмов и масляный аромат, исходящий от недавно обслуженных сочленений.

Задьин арга небрежно держал посох с навершием из черепа. Кристаллический капюшон тихо зашипел, подключившись к имплантатам и посылая электростатические разряды по бритому черепу.

Экипаж, особенно воины Легиона, старался даже украдкой не смотреть на него. Есугэя это немного забавляло, он знал, как необычно и внушительно выглядит провидец бури, полностью облаченный в свой боевой доспех.

«Эти странные облачения, что мы носим».

— Поднять варп-ставни, — приказал Лушан с командного трона. — Увеличить скорость до четверти от максимальной. Мне как можно скорее нужны данные по местонахождению.

С серией громких стуков быстро поднялись железные заслонки, за которыми снова открылась пустота. По метровой толщины бронестеклу стекали сверкающие и многоцветные остатки варп-вещества, прежде чем полностью исчезнуть.

— Итак, капитан, где мы? — тихо спросил Есугэй, пристально вглядываясь во вновь появившиеся звезды. Он не мог отделаться от покалывающего кожу предчувствия, которое изводило его с момента пробуждения.

Лушан, как и остальные легионеры не снимавший шлем, ответил не сразу.

— Думаю… — начал Белый Шрам, затем пришли новые данные, и он прервался. — Это корабль?

— Подтверждено, капитан, — ответил офицер сенсориума Эргил. — Эсминец, принадлежит Шестнадцатому Легиону, хотя с неизвестными обозначениями.

Есугэй, моргнув, подключил тактические когитаторы «Серповидной луны» к своему шлему.

— У него атакующая скорость, капитан.

— Я заметил, — сказал Лушан. — И его пустотные щиты подняты.

— Могу я посоветовать сделать то же самое?

Лушан недоуменно повернулся к нему.

— Это корабль Легиона.

— Выполняй.

Лушан отвернулся к пульту управления своего трона.

— Активировать все оружейные системы, поднять щиты.

— Корабль Лунных Волков сблизился на дистанцию действия основного лэнса, — доложил Эргил. — Мы под прицелом.

— Что за черт? — пробормотал Лушан. — Оторвитесь от него. Свяжитесь с капитаном и спросите, что он творит.

«Серповидная луна» круто развернулась и увеличила скорость. Весь корабль задрожал, когда двигатели увеличили мощность до полной и направили его резко вниз.

Есугэй внимательно следил за приближающимся вражеским кораблем. Он выглядел ужасно, нос почернел от подпалин, а борта были испещрены лазерными попаданиями. Эсминец был крупнее «Серповидной луны» и намного мощнее вооружен.

— С нами вышли на связь, капитан, — сообщил сервитор связи.

— Передайте сообщение, — приказал Лушан.

— Корабль Пятого Легиона, — пришел радиосигнал. — Назовите себя или будете уничтожены.

Лушан недоверчиво покачал головой.

— Что они делают?

Есугэй не отрывал взгляда от приближающегося корабля. Он на долю секунды открыл свой разум эфиру, словно приотворив дверь. Задьин арга почувствовал жажду боя — слепую и маниакальную, которую никогда прежде не ощущал от Легионес Астартес.

И… что-то еще.

— Это Сыны Гора, командир, — сказал Есугэй. — Лучше не сердить их.

— Вражеские лэнсы заряжены, капитан, — доложил Эргил.

— Корабль Пятого Легиона, попытка бегства обречет вас на гибель. Вы осознаете ситуацию. Опознайте себя.

— Ответьте им, — гневно отозвался Лушан. — Спросите, что они имеют в виду. И скажите, чтобы обесточили…

Прежде чем он закончил, пустота на миг вспыхнула. Мимо полыхнул луч лэнса, пройдя в менее чем пятистах метрах от кормовых палуб. Покрытый шрамами вражеский корабль продолжал увеличиваться в размерах, мчась за ними на полной скорости.

— Они знают, что мы оторвемся, как только наберем полную скорость, — обратился Есугэй — И не позволят нам это сделать. Поговори с ними.

Лушан повернулся к нему.

— И что им сказать?

Еще один выстрел из излучателя прочертил пустоту между двумя кораблями. В этот раз он попал прямо в двигатели «Серповидной луны», из-за чего пустотные щиты издали пронзительный треск.

Фрегат резко дернулся от попадания. Группы аварийных огней, уже мигающих красным светом из-за полученных в варпе повреждений, перешли в режим перегрузки.

— Мы можем открыть ответный огонь? — спросил Лушан, покачнувшись на командном троне, когда палубу мостика встряхнуло.

— Это не поможет, — отметил Есугэй. — Они значительно превосходят нас в огневой мощи. Предлагаю поступить иначе.

— Орудия готовы, — бесстрастно доложил артиллерийский сервитор.

— Беглый огонь, — приказал Лушан и взглянул на Есугэя. — Поверь, если у тебя есть, что добавить, я приму любой совет.

Пустоту прочертили новые лучи лазеров и лэнсов, сверкая и танцуя в странном, губительном безмолвии межкорабельного боя. «Серповидная луна» получила очередное прямое попадание, от чего напряженные пустотные щиты замерцали, как масляная пленка на воде.

Есугэй прищурился под наклонным визором. Он чувствовал нечто странное в корабле, что-то необычное в собрании душ, запертых внутри адамантиевого корпуса.

— Эту ситуацию решат не лэнсы, — сказал он, размышляя над своими ощущениями.

Последовали новые попадания. С верхних галерей мостика рухнула вниз балка с грохотом сломанных стальных опор, от чего по бронестеклу купола пробежала паутина трещин. Секунду спустя пустотный щит над мостиком рассыпался в ливне искр. Загремели предупредительные ревуны, сопровождаемые кровавым отблеском аварийного освещения на уровне палубы.

«Вы не уверены на счет нас, — подумал Есугэй, начиная понимать некоторые из своих ощущений. — Вы тоже сомневаетесь».

— Установлены точки телепортации, — сообщил Эргил.

Лушан вскочил, схватив болтер. Располагавшиеся по периметру шестеро Белых Шрамов поступили так же.

— Нет, не так, капитан, — приказал Есугэй, твердо уперевшись ногами и вдавив посох в палубу. — Нам нужны ответы, пусть приходят.

Лушан, застыв с оружием наготове, мгновенье колебался, разрываясь между психической подготовкой и прямым приказом провидца бури.

— Многочисленные сбои пустотного щита, — снова раздался голос Эргила. — Они на подходе, капитан.

— Как прикажет задьин арга, — сообщил Лушан своим воинам с явным нежеланием. Затем посмотрел на Есугэя, словно говоря «слово за тобой».

Двенадцать озоновых хлопков отбросили ударные волны по мостику, с треском превратившись в космодесантников в темных силовых доспехах. Они разбежались из зон телепортации с наведенным оружием.

— Бросить оружие! — проревел чудовищный голос, оглушая искусственным усилением. — Сдать корабль!

— Не будьте глупцами, — невозмутимо ответил на готике Есугэй. — И, пожалуйста, уберите оружие.

Двенадцать стволов тут же нацелились на него.

— Колдун бури! — выкрикнул один из абордажников.

Все двенадцать болтеров тут же открыли огонь. За барабанным стуком падающих болтерных гильз последовал рев обжигающего залпа из огнемета.

Есугэй поднял посох, и снаряды взорвались перед ним в ливне выпущенной энергии. На краткий миг его окутала волна шума и кипящей ярости, затем все рассеялось.

— Это глупо, — произнес провидец бури безмятежным голосом, словно по-прежнему находясь на Алтаке.

Двенадцать захватчиков бросились к Есугэю, перепрыгивая через ограждения балкона, обегая пульты управления и продолжая стрелять.

Он опустил посох и на нем вспыхнули разряды молний, затмив вспышки болтерного огня и омыв мостик золотым светом. Задьин арга сжал другой кулак и вражеские болтеры рассыпались. Огнемет взорвался с сильным, рокочущим ревом.

Мостик наполнился раскатами грома. По площадкам прокатился собирающийся штормовой ветер, сбивая с ног смертных и заставив даже легионеров пошатнуться.

Один из захватчиков сумел сблизиться на дистанцию ближнего боя, продравшись сквозь вихрь золотистых порывов. Есугэй указал пальцем, и космодесантник — тонны толстого керамита, мышц и многочисленных механизмов — отлетел и врезался в дальнюю стену, расколов каменную кладку переборки.

Еще один воин подобрался вплотную, сжимая пылающий меч и собираясь нанести рубящий удар. Есугэй терпеливо взглянул на его, словно потакая энтузиазму ребенка, затем чуть наклонил голову.

Голова мечника дернулась назад. Зигзаги золотой молнии врезались в него, опрокинув космодесантника на палубу и пригвоздив к ней.

К этому времени только один из абордажной партии оставался на ногах — огромный воин в великолепном доспехе и с огромным потрескивающим молотом. Он шел сквозь бурю, наклонившись под ослепительными потоками и движимый одной силой воли.

Воин приблизился на три метра. Тогда Есугэй повернулся к нему и раскрыл кулак.

Еще одна молния, яркая и оглушительная, как бури Чогориса, вонзилась в грудь молотодержца. Он отлетел назад, сокрушив балюстраду и рухнув на пост сервиторов, все его тело было окутано шипящей и похожей на паутину энергией.

Есугэй поднялся в воздух, удерживаемый в воздухе вызванными эфиром ветрами, и плавно пролетел вперед. За спиной развевался и хлопал плащ, о нагрудник стучали тотемы и костяные фигурки. Провидца бури облизывали поднимавшиеся от палубы языки стихийного пламени.

Весь мостик представлял собой картину опустошения — легионеры Белых Шрамов и их противники попрятались за любым подходящим укрытием, их оружие было бесполезным.

Есугэй плавно снизился над воином с молотом, спустившись к распростертой фигуре, словно мифический ангел из терранской легенды. Рев ветра стих, исчезнув также внезапно, как и был призван. Двенадцать космодесантников абордажной партии оставались лежать, парализованные раскаленными оковами эфирной энергии.

Есугэй встал над своей жертвой.

— Может быть, ты объяснишь цвета своего доспеха, — потребовал он.

После того как буря стихла, обстановка на мостике немного прояснилась. Космодесантник у его ног не был сыном Гора, он носил громоздкий боевой доспех темно-зеленого цвета с бронзовой отделкой. Его голос, даже отфильтрованный через позолоченную вокс-решетку, был необыкновенно звучным.

— Если хочешь убить меня, колдун, — прорычал космодесантник, — делай. Я не буду молить о пощаде.

Есугэй нахмурился под личиной шлема. Слова обеспокоили его, хотя не так сильно, как манера, в которой их произнесли.

— У меня нет намерения убивать тебя, — ответил он. — Если меня не обманывают глаза, ты — Саламандр. Я не знаю о ссоре между нашими Легионами.

Из шлема раздался напряженный от боли смех.

— Не знаешь о… Ты серьезно?

Есугэй оглядел мостик. Девять скованных эфиром космодесантников были Саламандрами, все носили сильно поврежденные боевые доспехи. Другие выглядели как Железные Руки — их выдавали черная как ночь броня и заметная аугметика.

Есугэй опустился на одно колено, приблизившись к Саламандру. Эфирная паутина рассеялась, освободив пленников. Белые Шрамы вышли на открытое пространство, их болтеры функционировали и были нацелены на незваных гостей.

— Ты многого не знаешь, Саламандр, — мягко произнес Есугэй. — Я почувствовал это перед твоей атакой. Если бы ты был уверен, что мы — враги, то уничтожил бы нас в космосе. Но ты рискнул пойти на абордаж. По какой-то причине ты захватил корабль Легиона магистра войны, и пытаешься сделать то же с нами. Может быть, ты и безумец, но я чувствую только замешательство в твоем разуме.

Есугэй потянулся к своему шлему, снял его и прикрепил к поясу. Неотфильтрованный воздух мостика пах пеплом.

— Меня зовут Таргутай Есугэй, — представился он. — Начнем с этого. Назови мне свое имя, и мы продолжим разговор.

Последовал пауза. Огромный Саламандр шумно дышал сквозь решетку помятого шлема, несомненно все еще чувствуя боль из-за силы, обрушенной на него Есугэем.

— Кса’вен, — наконец сказал он. — Капитан, тридцать четвертая рота.

Есугэй кивнул.

— Хорошо. Послушай, Кса’вен, все, что я сказал тебе, было правдой. Каждое слово. Прояви ту же любезность. Мы были ослеплены, скрыты от галактики. Что с вами случилось? Почему эфир агонизирует?

Кса’вен ответил не сразу. Он словно пытался решить, откуда начать рассказ.

— Вы ничего не знаете о Резне? — осторожно спросил он, будто сам вопрос был настолько нелеп, что ему стало смешно.

Есугэй протянул руку, предлагая помочь подняться.

— Резня? — спросил он. — Нет, мы не слышали. А теперь, пожалуйста, расскажи нам все.

— Что вы думаете об этом, Каган? — спросил Цинь Са.

Хан фыркнул. У него было много мыслей, но только некоторыми из них он хотел поделиться.

Строй Альфа-Легиона оставался неизменным, его монолитную сплоченность нарушали только незначительные изменения в двойной оборонительной линии. Каждый маневр Шрамов повторялся кораблями Альфа-Легиона в какой-то странной игре отражений.

Хан стоял на командном мостике «Бури мечей» вместе со своим кешиком. Дао давил тяжестью на поясе.

— Похоже, они хотят, чтобы мы сделали первый шаг, — сказал примарх.

Цинь Са повернулся к обзорным экранам. В раскосых линзах терминаторского шлема отражались пляшущие руны локатора.

— Они расположились между нами и ближайшими точками прыжка, но мы можем прорваться. Для этого подойдет маневр цзао, выполненный на скорости и подготовленный незначительной лобовой атакой, чтобы сковать их.

Хан кивнул, соглашаясь.

— Я вижу слабость здесь, — сказал он, отмечая позицию на две трети от самого крупного соединения Альфа-Легиона. — Они пытались укрепить ее крупными кораблями, но это не поможет.

— Надо все сделать быстро, — заметил Цинь Са. — Как на Эйликсо.

Хан обдумал варианты.

— А что потом? Мы прорвем линию, разорвем их построения, а затем что нам делать? Уничтожить их?

— Конечно.

— Они не угрожали нам.

— Друг так не поступает, Каган.

Это нельзя было отрицать. Но, несмотря на это, Хан по-прежнему не отдавал приказ. Несколько часов назад характер восстания внутри Империума был прост: Русс и его дикари снова нарушили приказы. Теперь все стало сложнее. Намного сложнее.

Он вспомнил свои последние слова Гору на Улланоре и обаятельную улыбку магистра войны, его непринужденные манеры.

«Ты призываешь — я прихожу».

Каждая его частица кричала об альтернативном варианте. Магистра войны оклеветали, каким-то образом подтолкнув к отчаянным действиям, которые вызвали осуждение завистливых братьев. Если Гор в самом деле был вынужден начать боевые действия против Русса, тогда Альфа-Легион определенно был его союзником. Ожидал ли он какого-то знака от Белых Шрамов? Если так, то какого? Был ли это тайный сигнал, известный остальным братьям, но каким-то образом скрытый от него? Не в первый раз происходило подобное.

Подошла глава его говорящих со звездами, костлявая чогорийская женщина по имени Цзян-Цу.

— Каган, — обратилась она, низко поклонившись.

— Если нет новых сообщений, не беспокой меня, — резко произнес Хан, не отрывая взгляда от гололитов. — Я устал от слухов.

Говорящая со звездами не колебалась, как и все родичи, она привыкла сообщать неприятную правду королям-воинам.

— У меня приказы от лорда Дорна.

Хан обернулся к ней.

— И?

— Я лично истолковала их, — ответила она. — Содержание недвусмысленно, а его источник очевиден. Нам приказано вернуться на Терру, а также игнорировать все другие призывы к нашей верности, в особенности от магистра войны, который объявлен предателем вместе с любым Легионом, ответившим на его вызов. Нам приказано как можно быстрее прибыть к Тронному миру, где будут даны дальнейшие указания и объяснения.

Цинь Са удовлетворенно кивнул.

— Наконец. Что-то конкретное.

Хан по-прежнему не двигался.

— Когда вы получили эти видения?

— Менее часа назад. Все это время приходят новые, и все они того же содержания.

— Значит, помех больше нет.

— По-видимому, да.

— Значит, мой Каган, — высказался Цинь Са, — мы получили приказы.

Хан покачал головой.

— Нет, не получили.

Его кешик ничего не сказал. Воины бы не осмелились.

— Разве вы не видите, что здесь произошло? — сказал Хан, подойдя к краю командного балкона и холодно глядя в иллюминаторы, за которыми ждали корабли XX Легиона.

— Не понимаете, почему эти корабли ждут там, не отвечая на запросы и не предпринимая никаких действий?

Он снова почувствовал уколы старых обид, холодный гнев не пользующего уважением сына. За свою склонность к свободе, за скитания на грани досягаемости приходилось платить. Шрамы всегда все узнавали последними.

— Они не хотят сражаться с нами, — произнес Хан. — И не хотят присоединяться к нам. Им нужно вызвать у нас сомнения. Они хотят удержать нас здесь и сковать вопросами. А почему? Потому что они знают, что завеса исчезает, и эти сообщения только сейчас проходят через эфир.

Примарх повернулся к старшим офицерам. После стольких сомнений наконец наступила долгожданная определенность.

— Они манипуляторы, — его голос набирал силу. — Они хотели, чтобы мы получили сообщение от Дорна, и удерживали нас здесь, пока не убедились, что это произошло. Альфа-Легион хочет нашего возвращения на Терру. Вот какова их цель.

Минуту стояла тишина.

— Даже если так, — запинаясь произнес Цинь Са. — Разве мы не должны…

— Нет! — заревел Хан, давно пылавший гнев неожиданно вырвался наружу. — Я ни от кого не стану получать указания, даже от Тронного мира, который только сейчас, именно сейчас, когда его Легионы рвут друг друга на части, соблаговолил вспомнить, что у него есть восемнадцать сыновей-воинов.

Он стремительно развернулся к перепуганному экипажу мостика, за спиной колыхнулся плащ.

— Вы не рабы, — сказал он тихим, но твердым голосом. — Вы — орду Джагатая. Мы ни от кого не станем получать приказы и распоряжения. Мы сами по себе, так было всегда, и если надо найти истину в этой ситуации, мы найдем ее для себя.

Он взглянул на Цинь Са.

— Отдай приказ, — сказал он. — Маневр цзао, как и мы решили.

Затем успокоившийся Хан повернулся к пустоте, которую вскоре осветят многочисленные огни двигателей космических кораблей.

— Займите свои посты, — приказал он мрачно. — Пришло время напомнить нашим братьям, на что мы способны.

 

9

НЕПОДХОДЯЩИЙ МОМЕНТ

ДРЕЙФ

КЛИН

Торгун проскользнул в назначенное для встречи помещение в недрах «Звездного копья», двигаясь настолько тихо, насколько позволял недавно отремонтированный силовой доспех. Из-за внезапно хлынувшего потока приказов и планов развертывания у него не осталось времени должным образом подготовиться.

Белый Шрам включил свет, обнаружив в комнате еще одного легионера.

— Торгун-хан, — поздоровался Хибу, поклонившись.

— Хибу-хан, — ответил Торгун в чогорийской манере и закрыл за собой дверь.

— Странное время для встречи, брат, — сказал Хибу.

— Ты знал о Руссе? — спросил Торгун. — Скажи мне, если это так, у нас не должно быть секретов.

— Нет. Но мы знали, что-то должно случиться, а причиной мог стать в числе прочих и Волчий Король.

Торгун покачал головой.

— Я никогда бы не… Я не думал, что это будет он. У меня было предчувствие, что начнется с кого-то другого. Возможно, с Кёрза.

Он побарабанил пальцами, пытаясь успокоиться.

— Мы должны выступить против них. Не понимаю, почему мы медлим.

Через вокс шлема Хибу раздался тихий металлический смех.

— Посмотри в иллюминаторы. У нас гости.

— Это беспокоит меня. Они за магистра войны? Или же с Волками? Что они, черт возьми, творят?

— Альфа-Легион сцепился с Волками. Не думаю, что встреча была дружественной.

— Тогда мы должны покинуть систему! — выпалил Торгун, резко повернувшись к Хибу. — Момент подходящий. Для чего мы встретились, если не для того, чтобы воспользоваться им?

Хибу схватил Торгуна за руку.

— Успокойся. Твое волнение недостойно.

— Недостойно! Это очень важный момент, а ты, кажется, этого не понимаешь.

— Думаю, я понимаю больше тебя, — сказал твердым голосом Хибу. — Мы поймем, когда наступит время. Мне сообщат об этом.

— Как? — спросил Торгун. — Как ты получишь эту информацию? Мы не обсуждали это на собрании ложи. Тебе нужно быть более откровенным со мной.

— Когда это закончится, — сказал Хибу, — когда мы решим эту проблему, я покажу тебе. Я и так собирался. Но послушай меня, еще не время. Это камешки, которые вызовут лавину. Если мы выступим раньше времени, тогда все погибнет. Скажи мне, ты любишь Терру? А Империум?

Торгун чуть не ударил его.

— Ты знаешь, что люблю, — ответил он, стряхнув руку Хибу.

— Тогда возьми себя в руки, — Хибу спокойно взглянул на него. — В данный момент мы не предпринимаем никаких шагов. Только, как и прежде, следуем приказам и взаимодействуем. А пока можешь провести немного времени с чогорийцами, ты бросаешься в глаза, как огрин в салоне красоты.

Торгун пытался успокоиться.

— Мне было предназначено служить в другом Легионе, — пробормотал он.

— Чушь! — выпалил Хибу. — Ты мне уже рассказывал эту историю, и я ответил точно так же.

Он подошел, голос стал тише.

— Судьбы не существует — ты легионер Белых Шрамов. Можешь принять это и сыграть свою роль в грядущих событиях или же остаться в стороне и ничего не делать.

Мысли Торгуна невольно вернулись к перевалочным ангарам Луны, когда впервые увидел транспортный корабль V Легиона, который навсегда забрал его из Солнечной системы. Он вспомнил увиденный символ молнии и каким ребяческим он ему тогда показался — золотой, белый и красный. Детские цвета.

— Они верят в судьбу, — сказал Торгун. — Все без исключения, этому их учат заклинатели погоды. Требования времени, воля небес. Если один из провидцев прикажет, они с радостью отправятся в ад. Вот что я никогда не пойму. Ты знаешь, что над нами смеются другие Легионы? Смеются.

Он покачал головой.

— Это нужно изменить, брат. Это можно изменить, но только если магистр войны…

— Тише, — прошипел Хибу, предупреждающе подняв палец. — Не здесь, не за пределами ложи.

Он глубоко и устало вздохнул.

— Будем ждать решения Кагана. Он либо отправится за Руссом, либо тянет время.

— А что с Альфа-Легионом?

Хибу фыркнул.

— Кто знает? Они что-то замышляют, но понять их непросто.

Дисплей шлема Торгуна неожиданно вспыхнул передачей приоритетного приказа. По молчанию Хибу можно было сказать, что другой хан тоже получил его.

Флотский маневр по схеме цзао, начать в Т-минус четыре. Занять посты. Действовать быстро и уверенно, за Боевого Ястреба и Императора.

Они посмотрели друг на друга.

— Похоже, Каган соглашается с тобой, — сказал Торгун, быстро направляясь к двери.

— Точно, — ответил Хибу, следуя за ним. — Альфа-Легион. Интересно, они знают, что на них обрушится?

Торгун глухо рассмеялся. Он ценил определенные качества своих братьев по Легиону — получая свободу действий, они ни разу не дали ему поводов сомневаться в своей свирепости, быстроте, экспансивности. Торгун вспомнил Шибана в каньонах Чондакса. При всем недовольстве непрерывным наступлением чогорийского хана, он немного завидовал его наслаждению битвой.

«Смейся, когда убиваешь».

Это ему сказал Торгун. Совет был необычным, но довольно искренним. Он задумался, где сейчас Шибан и какую роль он сыграет в предстоящем маневре.

— Что ж, если нет, — сказал Торгун, быстро направляясь по коридору к своему посту, — то скоро узнают.

Все корабли, которые состояли на службе Империума, отличались друг от друга. Секреты, скрытые внутри сердец их реакторов, ревностно охранялись правителями Красной Планеты, которые не делились ими ни с кем за пределами привилегированных кругов избранных. Только технодесантники Легионов обладали глубоким пониманием процессов, которые приводили в движение корабли и хранили их от разрушения в космосе, но даже они не были посвящены в самые важные тайны. Таким образом, Марс гарантировал власть над своими творениями.

Тем не менее это не означало, что воины каждого Легиона были беспомощными обитателями кораблей, не контролирующими их. Каждый примарх во время строительства звездолетов отстаивал различные предпочтения: Коракс одержимо работал, чтобы сделать свои корабли максимально незаметными, Вулкан — живучими, а Фулгрим — красивыми. У примархов были способы обойти стандартные командные структуры Империума: они могли нарушить правила, вскрыть тайные инфоядра и подкупить магосов Механикума. Таким образом, по мере продвижения Великого крестового похода флот каждого Легиона при помощи бесконечной программы переоборудования, модернизации и стандартных обновлений медленно осваивал предпочтения своего повелителя.

Что касается Белых Шрамов, они всегда требовали только одно изменение и совершенствовали только один показатель.

Скорость.

Технодесантники V Легиона десятилетиями работали над увеличением мощности реакторов и поиском способов улучшения маневренности, намного превосходящей допустимые пределы, разработанные для каждого стандартного типа кораблей. Бесконечная погоня за скоростью имела свою цену: ходили слухи, что канониры жаловались на уменьшение дальности огня лэнсов, а то, что корабли Белых Шрамов несли меньше солдат и десантных кораблей, чем аналогичные корабли стандартных флотов, было хорошо известно. Но такие факторы мало значили для Легиона, впитавшего традиции неистовых скачек по чогорийским равнинам.

Согласно приказам-инструкциям Кагана, Легион никогда не демонстрировал возможности своих модифицированных двигателей за пределами активных зон боевых действий. Так как вместе с Белыми Шрамами сражались очень немногие Легионы, эта специализация была малоизвестна, за исключением нескольких спорных докладов о необычно вытянутых корпусах основных двигателей, причудливых конструкциях двигателей малой тяги и слишком больших топливопроводах.

Все это привело к созданию невероятно быстрых кораблей: от самых крупных левиафанов до крошечных системных судов.

«Калджиан» не был исключением.

Эсминец постепенно набрал обороты, устремившись к завесе ожидающих эскортных кораблей Альфа-Легиона.

— Стандартный маневр цзао, — напомнил Шибан с командного трона. — Всем флотом и по одной команде с «Бури мечей». Вы получили векторы и знаете свое дело — не разочаруйте меня, братья.

Он уловил ожидаемую радость на лицах членов экипажа, работающих на своих постах. Напряженная атмосфера предположений и опровержений исчезла, сменившись гораздо более знакомым удовольствием от процесса, в котором они были хороши.

Настроение передалось Шибану, и он понял, что улыбается. Белые Шрамы всегда были гармоничным Легионом, лишенным язвительного нрава некоторых собратьев. Уныние было им не к лицу.

— И не опережать лидеров, — предупредил он.

По всему обширному фронту эскортные корабли Белых Шрамов двигались как единое целое, устремившись к охватывающим силам Альфа-Легиона. Межкорабельные переговоры были прекращены, а входящие заблокированы — у врагов был шанс объяснить свою позицию. Все, что они теперь скажут, будет игнорироваться.

За первой волной следовали белоснежные на фоне бездны космоса крейсера, их огромные двигатели уже развили полную мощность. Корабли образовали компактную боевую сферу, двигаясь вслед за более растянутым авангардом. Шибан наблюдал, как они один за другим поднимали носовые пустотные щиты, от чего пространство вокруг них сверкало и расплывалось.

Все еще находящийся далеко впереди Альфа-Легион отреагировал. Его корабли сохраняли целостность построения, защищая пути к ближайшим подходящим точкам прыжка и удерживая Белых Шрамов в пределах системы Чондакса. Каждый корабль блокадного флота, как и прежде, повторял маневры своих двойников Белых Шрамов, поддерживая в космосе гигантское зеркальное отражение.

Шибан тщательно изучил тактические данные. Два флота были равны — Альфа-Легион точно знал, сколько кораблей необходимо привести, чтобы добиться своей цели. Одно только это было причиной для подозрений, особенно если слухи о нападении на Волков были правдивыми. Сколько же у них линкоров? Неужели они все это время готовились, ожидая, когда поднимется пелена?

Он вспомнил Фемус. Медальон. Тела.

Дисплей шлема неожиданно засветился новыми приказами.

«Начать первую фазу».

«Калджиан» увеличил скорость, переведя энергию с кормовых пустотных щитов на основной лэнс. На другом фланге авангарда корабли делали то же самое.

Шибан почувствовал, что основное сердце забилось сильнее. Такое происходило, когда он был в седле, выискивая добычу.

— Вот цель, — отдал он приказ, выделив эсминец Альфа-Легиона на носовых оптических приборах и отметив его руной атаки.

Расстояние между флотами сократилось. Боевой порядок Альфа-Легиона отреагировал именно так, как и должен был блокирующий флот, раскинувший по обширному району космоса прочную сеть, каждый узел которой поддерживался второй линией кораблей, составляющей резерв. Враги по-прежнему перемещались осторожно, словно желали только одного: сохранять как можно дольше патовую ситуацию.

Шибан восхищался дисциплиной построения. Противник был хорошо обучен.

«Это не поможет вам».

Два авангарда сблизились на дистанцию огня лэнсов. Шибан в первый раз заметил входящие вокс-запросы от врага на сенсорной станции и проигнорировал их.

Теперь было слишком поздно.

Сверкнули первые вспышки лазерных лучей, сначала на обращенном к Чондаксу фланге, затем они стремительно пронеслись по всей линии.

— Открыть огонь, — невозмутимо приказал Шибан.

Носовые лэнс-излучатели выплюнули сверкающий луч прямо в цель. Вражеские пустотные щиты расцвели короной помех, и корабль отреагировал, уйдя вниз, развернувшись и дав бортовой залп лазерами. Многочисленные разрывы усеяли верхние пустотные щиты «Калджиана», как только эсминец Альфа-Легиона развернулся и задействовал собственный лэнс.

— Еще выстрел, затем отойти на четыре-пять-два, — приказал Шибан, не давая врагу времени для точного прицеливания. Хан ощутил слабую дрожь палубы, когда «Калджиан» лег на другой курс.

По всему фронту вспыхнули подобные схватки — корабли Белых Шрамов прощупывали кордон, а Альфа-Легион оказывал сопротивление. Это была классическая схема сдерживания, предназначенная для того, чтобы окружить боевой порядок V Легиона и помешать отдельным кораблям прорвать оцепление. Стандартным ответом была полномасштабная атака на завесу с целью отбросить ее при помощи концентрированного огня. Такой приказ было не просто отдавать — результат был бы катастрофическим для обеих сторон, и только такие горячие головы, как Русс или Ангрон, любили подобный риск.

Альфа-Легион, несомненно, полагал, что Хан не настолько опрометчив. В этом, конечно, они были полностью правы.

Данные на дисплее шлема Шибана снова обновились.

«Вторая фаза».

Авангард Белых Шрамов начал разворачиваться, отклоняясь с курса на точки прыжка и смещая центр боя к гравитационному колодцу Чондакса. Маневр выглядел почти небрежным, словно не знающие что делать командиры предприняли нерешительную попытку оторваться, не желая доводить ее до конца.

— Не слишком быстро, — предупредил Шибан, внимательно наблюдая, как его экипаж направляет смещение «Калджиана» чуть ниже плоскости битвы. Оно должно выглядеть медлительным, но получение серьезного попадания в данный момент могло доставить им проблемы.

Интенсивность лазерного обстрела увеличилась. «Со-Цзя» получил тяжелое попадание в генераторы щитов и ответил свирепым лазерным залпом. Корвет Альфа-Легиона «Бета-Калафон» неверно рассчитал траекторию и натолкнулся на стену плазмы, лишившись половины пустотных щитов.

Тем не менее, перестрелка была вялой, больше напоминая разведку боем. Торпеды не выпускали, как и авиакрылья штурмовых кораблей. Две волны небольших кораблей со сдержанной свирепостью сцепились в странной схватке.

«Третья фаза».

Смещение стало более явным.

— Думаю, мы можем позволить себе немного увеличить скорость, — заметил Шибан, удовлетворенно наблюдая, как строй Белых Шрамов разворачивается внутрь. Семь быстроходных фрегатов отступили, выскользнув из боя с опаленными носами и мерцающей защитой щитов.

По всей зоне битвы позиции V Легиона начали ломаться, не выдерживая непрерывного давления опытного неприятеля. Корабли Белых Шрамов покидали строй, защищая собственные борта и оставляя бреши в наступающей волне. Словно борясь с сильным встречным ветром на Алтаке, наступательный порыв авангарда дрогнул.

Шибан пристально всматривался в экран носового оптического прибора, наблюдая за ответом Альфа-Легиона. Они бросили на поддержку первой волны капитальные корабли, предусмотрительно оказывая давление там, где видели слабость. Сеть затянулась немного крепче. Таким маневром враг вводил в действие больше орудий, но терял в устойчивости: он стал менее осторожным.

«Калджиан» дернулся, получив прямое попадание, пустотные щиты изогнулись, как барабанная кожа, поглощая энергию.

— Открыть ответный огонь? — раздался вопрос с артиллерийского поста. — Цель захвачена.

— Думаю, не стоит, — ответил Шибан, ожидая приказа о следующей фазе. — Просто отходим, и развернитесь другим бортом к противнику. Продолжайте вести огонь лазерами, но немного беспорядочно.

Пока «Калджиан» разворачивался, уклоняясь от выпущенного по нему залпа, как контрабандистское судно с неполным экипажем, Шибан невольно задумался над тем, как бы Торгун отнесся к происходящему. На Чондаксе хан-терранин ненавидел ложные отступления и ни разу не воспользовался ими, командуя своим братством. Этот Торгун был странным. Ему были не по душе методы, благодаря которым принадлежность к V Легиону означала самую большую радость в галактике. Как бы Шибан не старался, он так и не понял терранина до конца. На миг он задумался, где сейчас Торгун, и…

На дисплее шлема вдруг появилась еще одна руна, тут же морганием век превратившаяся в приказ о начале маневра с временными метками.

Шибан почувствовал всплеск адреналина вместе с приливом чистого удовольствия. Маневр цзао вступил в решающую фазу.

«Начали».

— Приготовиться к маневру, — отдал он приказ, приводя в состояние боевой готовности мостик.

Хроно начали тикать.

Илья с трудом верила своим глазам. Ей и Халджи было позволено остаться на командном мостике «Бури мечей», но им пришлось отойти в сторону, как только свита Хана заняла свои посты вокруг трона.

Она посмотрела на примарха, окруженного светящимися голопроекциями, его суровое лицо было сосредоточено. Никто из его окружения — огромных воинов кешика, офицеров корабля, стратегов и задьин арга — не выдавал ни малейшего волнения из-за потерь, которые нес флот.

— Что происходит? — спросила она шепотом у Халджи.

Ее адъютант повернулся к ней, выражение лица воина было скрыто бесстрастной белой личиной шлема.

— Вы о чем?

— Неужели все, что я делала, было напрасно? — спросила она, разочарованная подобной перспективой. — Подготовительный процесс в этот раз был идеален. Мы заблаговременно стянули все силы и могли сдерживать их бесконечно долго, а теперь… это. Ты уверял меня, Халджи, что твои братья владеют искусством космической войны.

— Так и есть.

— Вы выбрали странный способ продемонстрировать это.

— Вы внимательно смотрите, сы? Видите, что он делает?

— Я вижу, что он плюет на тактическую диспозицию и посылает на смерть свои корабли.

— Еще ни один не потерян.

— Черт бы тебя побрал, это скоро произойдет.

У Ильи было желание накинуться на него и поколотить кулаками по его толстому шлему, чтобы образумить.

— Ему все равно? Это что, еще одна игра для всех вас?

Халджи оставался добродушно неподвижным.

— Все в этом мире игра. Но сейчас ему далеко не все равно. Продолжайте смотреть.

Илья повернулась к проецируемой тактической карте. Отображаемая на ней ситуация выглядела ужасно — как только первая волна V Легиона была опрокинута, нерешительный бой стал беспорядочным. Вся согласованность в атаке исчезла, растворившись в путанице смешавшихся отступающих линий. Строй Альфа-Легиона, представленный на гололите фронтом четко расположенных синих огней, безжалостно теснил противника.

Илья чувствовала, как от гнева учащается пульс. Она так тяжело работала, чтобы привить им хоть немного дисциплины и заставить серьезно относиться к логистике, чтобы каждый их корабль был оснащен всем необходимым и знал свою задачу.

Все пошло прахом. Она вздрогнула от мысли, что случилось бы, будь противостоящий им враг действительно ужасающим. Как Волки.

— Я ничего не ви…

Прежде чем она закончила мысль, Хан наконец отдал приказ.

— Сейчас, — просто сказал он. Его тихий голос каким-то образом достиг каждого уголка переполненного воинами и охваченного кипучей деятельностью мостика. — Пять секунд.

Илья увидела, что приказ разошелся по всем кораблям флота, переданный непосредственно на дисплеи шлемов капитанов. Висящий над ней на бронзовых цепях пикт-экран переключился на таймер обратного отсчета.

5… 4…

— Что значит этот приказ? — спросила Илья.

3… 2…

— Важно, что он синхронизирован, — ответил Халджи. — Вам следует за что-нибудь ухватиться.

1.

Время вышло. Внезапно палуба сильно дернулась, словно глубоко внутри колоссального корпуса «Бури мечей» произошел мощный взрыв. Грохот наполнил мостик. Илья не удержалась и налетела на неподвижного Халджи, больно ударившись лбом о керамит.

Белый Шрам протянул руку, чтобы поддержать генерала, но сбитая с толку Илья оттолкнула ее.

— Мы… ускоряемся, — шокировано поняла она, наблюдая за тем, как растянутый строй флота внезапно стал смыкаться. — Трон Терры.

«Буря мечей» набрал полную атакующую скорость. Ускорение было невероятным, медленное движение на четверти мощности почти мгновенно превратилось в оглушительную и энергичную атаку. Это было просто невозможно — для того чтобы основные двигатели набрали полную мощность, понадобилась бы не одна минута.

— Как я и говорил, сы, — произнес Халджи. — Смотрите.

Илья почувствовала, как ее ноги стали ватными, и схватилась за край ограждения балкона, заставляя себя смотреть на тактические гололиты.

Все изменилось. Боевой порядок флота мгновенно преобразился, внезапно перейдя от бесцельного смещения к поразительно точно рассчитанной решительной атаке.

Все корабли пришли в движение. Все до единого и одновременно. Теперь они шли новым курсом с идеальной согласованностью, внезапно изменив незавершенные оборонительные построения на единый атакующий вектор.

Илья почувствовала, что у нее открывается рот, и быстро его захлопнула. Она никогда не видела подобного кораблевождения. Имперский флот мог выполнить подобный маневр не менее чем за пять минут, и для этого ему понадобились бы сотни предупреждений о курсовой поправке и многие часы подготовки.

Белые Шрамы выполнили маневр одновременно — и без лишних распоряжений — за пять секунд.

К этому времени Халджи уже смеялся.

— Мы называем этот маневр — цзао, — сказал он ей. — Клин. Он… воодушевляет.

Илья уставилась в иллюминаторы, пытаясь осознать то, что видела.

Боевой строй Белых Шрам теперь представлял собой наконечник. Эскортные корабли помчались, сомкнувшись в единую массу и пробив брешь в строе противника. Резкое увеличение скорости и концентрированные залпы лэнсов ошеломили корабли Альфа-Легиона, и три эсминца с носами цвета бронзы почти мгновенно были уничтожены, исчезнув среди вихря плазмы и следов взрывающихся торпед.

Остальные вражеские корабли среагировали и стали разворачиваться, чтобы заткнуть брешь, но слишком медленно. На то, чтобы перенацелить лэнсы и увеличить мощность работающих на холостом ходу двигателей, ушли драгоценные секунды, а к тому времени в бой вступили гиганты V Легиона — «Чин-Зар», «Копье небес», «Кво-Фиан», устремившиеся за легкими кораблями и наполнившие пространство губительным лазерным огнем.

— Как вы это делаете? — шепотом спросила Илья, наблюдая за пролетавшими мимо пылающими остовами кораблей Альфа-Легиона.

Все больше эсминцев Белых Шрамов проносились сквозь обломки, вращаясь и ныряя, как уходящие на глубину киты. Все было подчинено одной цели. Корабли V Легиона образовали сомкнутый боевой порядок и набрали максимальную скорость. О флангах забыли, оставив их открытыми для врага.

— Уязвимое место здесь, — произнес Халджи, указывая на точку в двух третях от второй линии Альфа-Легиона. — Незначительное, но заметное.

Он кивнул, горячо приветствуя то, что сейчас происходило.

— Мы стремимся добраться до него первыми, и тогда успех станет достойным упоминания в стихах.

Мостик «Бури мечей» гудел и грохотал так, словно разваливался на части. На диагностических дисплеях неистово горели аварийные сигналы, с готовностью игнорируемые экипажем мостика. Вторая линия Альфа-Легиона ужасающе быстро неслась навстречу, уже сверкая рассредоточенным лазерным огнем и второпях стреляющими торпедными батареями.

Охватывающий строй Альфа-Легиона был прорван, его части изо всех сил старались отреагировать на одну-единственную колонну кораблей, которая пробивала себе путь сквозь центр вражеского построения. Намного более медлительные капитальные корабли XX Легиона были неспособны сравниться с модифицированными двигателями кораблей Шрамов и их почти сверхъестественно искусными экипажами.

— Уловка, — сказала недовольная собой Илья. — Вы хотели, чтобы они потеряли бдительность.

Халджи кивнул.

— Недооценка врагом дает преимущество. Как и скорость.

И тогда она невольно рассмеялась. Это случилось с ней впервые после того, как были отданы приказы о сборе.

«Что со мной происходит? Я учусь любить этот сумасшедший Легион».

Несомая гигантскими двигателями и окруженная стаей стремительных эскортников, «Буря мечей» вырвалась в голову клина. Громоздкие корабли второй линии Альфа-Легиона попытались преградить ему путь, торопливо перестраиваясь в оборонительный порядок. Их маневры выглядели для Ильи ужасно неповоротливыми.

— Эти корабли большие, — настороженно произнесла она.

— Они выглядят как боевые баржи, — согласился Халджи. — Но Каган так не считает. Один Легион не может задействовать такое количество без определенной импровизации — у них нет этих кораблей. Вот и посмотрим, что они из себя представляют.

Наблюдая за тем, как «Буря мечей» выходит на дистанцию ведения огня, Илья поняла, что скрежещет зубами. Гигантские лэнсы корабля на миг вспыхнули, заполнив пустоту светом, сравнимым с сиянием небольшой сверхновой. Окружавшие флагман корабли Белых Шрамов дали залп из носовых орудий, извергнув лазерные лучи, плазменные разряды и торпеды одним огромным и интенсивным потоком абсолютного разрушения.

Взрывы последовали тут же: расцвели закручивающиеся в спирали облака вспыхнувшего прометия, наводнив ледяной космос. Илья увидела, как огромный корабль Альфа-Легиона полностью развалился после того, как взорвались его двигатели. Большинство носовых пустотных щитов следующих трех целей, получив тяжелейшие повреждения, отключились посреди пульсирующих потоков оранжевого и неоново-желтого цветов.

Ответный огонь был спорадическим и неэффективным, попадая в бронированные носы стремительного авангарда Белых Шрамов и нанося незначительные повреждения.

— Это не боевые баржи, — сказала Илья. — А что тогда? Транспортные суда?

— Не имеет значения, — ответил Халджи. — Мы прорвались.

Он был прав. Клин пробил путь сквозь преграду, вскрыв ее в самой уязвимой точке. Все построение — сплоченное, вытянутое и узкое, как брошенное копье — вырвалось в открытый космос. Альфа-Легион старался перегруппироваться вслед за ним, перебрасывая корабли с отдаленных участков, подобно осьминогу, который втягивает свои многочисленные щупальца. Они не потеряли критическое число кораблей, но внезапная атака проделала широкую брешь в их построении и уничтожила сплоченность, которую противники Белых Шрамов так усердно создавали.

Белые Шрамы не замедлились. Скорее наоборот, избавившись от необходимости вести лазерный обстрел, они ускорились. Сфера Чондакса стремительно удалялась за кормой, между ней и уходящими силами V Легиона пылали остовы дюжины уничтоженных кораблей.

— И что теперь? — спросил Илья. — Мы покончим с ними? Или отправимся за Руссом? Или на Терру? Каков план?

Халджи посмотрел мимо нее туда, где все еще сидел на своем троне Хан. Выражение лица примарха не изменилось — ни удовлетворения, ни эйфории, только обычная орлиная свирепость и полная концентрация. Его флагман гудел высвобожденными чудовищными энергиями, направляясь в открытый космос, как выпущенная стрела.

— Я не знаю, — ответил Халджи. — Что я думаю, исходя из настроения Боевого Ястреба? Ничего из того, что вы перечислили.

 

10

ЦЕНА ЗНАНИЙ

КУРС ЗАДАН

ОЧЕРЕДНОЙ ИЗМЕННИК

Иногда лучше не знать.

Есугэй часто спорил с Ариманом по этому поводу. Тысяча Сынов, как правило, никогда не соглашались с тем, что знание — любое знание — должно оставаться запретным.

— Все в порядке, — сказал ему как-то главный библиарий. — Чем больше, тем лучше.

Но древние творцы погоды Чогориса всегда воздерживались от углубленного изучения своего ремесла, предпочитая знать его поверхностно, оттачивая навыки, которые, как им было известно, покоились на более глубоких и опасных истинах. Это всегда поражало Есугэя своей мудростью, но никак не трусостью, так как предания их родины считали сдержанность добродетелью.

— Во всем есть свой риск, — предупредил Есугэй собрата.

— Ты слишком осторожен, — ответил Ариман. — Кто-нибудь вообще знает, каким даром ты обладаешь?

— Возможно, нет, но почему я должен волноваться из-за этого?

— Потому что имеет значение, как тебя воспринимают.

— Тебя считают опасным. Разве это не имеет значение?

Ариман погрустнел.

— Ты понимаешь нас. Думаешь, мы опасны?

Тогда Есугэй не захотел отвечать. «Иногда», — подумал он.

Сейчас, в своей каюте на «Серповидной луне», его тошнило от знаний, словно он проглотил какую-то отраву, и она проникла в кровь. Масштаб того, что он узнал, было сложно осмыслить, не говоря о том, чтобы смириться.

Кса’вен все подробно рассказал, ничего не упуская. Конечно, были детали, которых даже он не знал, включая судьбу его примарха.

— Мы не знаем, что произошло, — сказал Кса’вен. — Думаю, я бы узнал, если бы он погиб. А, может быть, и нет.

Легионер Саламандр говорил медленно и взвешенно, выговаривая слоги на готике со звучным ноктюрнским грассированием. В его словах не было ни жалости к себе, ни гнева — только глубокая, невозмутимая непокорность судьбе.

Есугэй реагировал на новости по-разному: оцепенение, затем отчаянное осознание провала. Он так долго чувствовал возмущения в ткани вселенной, что, вероятно, должен был понять или догадаться, или же раньше приступить к поиску ответов.

Это состояние скоро прошло. Предательство такого масштаба было невообразимо. Ни он, ни кто-либо другой не мог знать.

«Гор. Магистр войны. Возлюбленный сын».

Есугэй поднял глаза. С ним в комнате находились еще трое: Лушан, Кса’вен и суровый легионер Железных Рук по имени Бион Хенрикос.

— Расскажите, что произошло потом, — сказал Есугэй, через силу продолжая задавать вопросы.

— Сначала мы были одни, — поведал Кса’вен. — Мое отделение прорвалось на орбиту на захваченном транспортнике Шестнадцатого Легиона. Наш корабль был уничтожен, поэтому мы были вынуждены пристыковаться к одному из вражеских и захватить его.

Есугэй невольно улыбнулся. Невозмутимая манера изложения Кса’вена была довольно забавной.

— Вот так просто. Вы захватили фрегат Сынов Гора.

Кса’вен посмотрел прямо на него, по неулыбчивому, темному лицу и бесстрастным красным глазам было сложно понять, о чем он думает.

— Было непросто, — сказал он своим рокочущим басом, — но они не ждали нас. Ты когда-нибудь видел, как сражаются сыновья Вулкана, Белый Шрам?

— Нет, — ответил задьин арга. — Хотя слышал, что это пугающее зрелище.

— Мы захватили корабль, — просто сказал Кса’вен. — Он назывался «Серый коготь». Мы переименовали его в «Гесиод». Это город-убежище на нашем родном мире.

— Я слышал о нем.

Кса’вен удовлетворенно кивнул.

— Затем мы стали отступниками. Пытались добраться до Ноктюрна, но навигатор была ранена. И вскоре она умерла. Возможно из-за переутомления от борьбы с варп-штормами, или же сошла с ума — не думаю, что она ожидала увидеть то, что ей пришлось.

Легионер Железных Рук Хенрикос издал тихий рык из-за темной металлической личины шлема. В отличие от остальных он не снял шлема.

— Никто из нас не ожидал.

— А что ты? — спросил Есугэй.

— Всюду продолжали биться выжившие, — ответил Хенрикос. Его голос в отличие от Кса’вена был пропитан горечью. Есугэй понимал из-за чего — Железнорукий не сомневался в судьбе своего примарха.

— Рассеянные. Некоторые из нас нашли друг друга.

— Мы ищем выживших, — добавил Кса’вен. — Нас только шестнадцать, но мы надеемся найти других. Потом можем нанести ответный удар.

Затем Есугэй заметил что-то голодное во взгляде Кса’вена.

— И вот вы нашли нас, — сказал провидец бури, озвучив мысль Саламандра. — Способный на варп-переход корабль с живым навигатором.

Кса’вен кивнул.

— Хенрикос — специалист по корабельным системам. Он нашел способ отслеживать кильватерный след корабля в варпе на расстоянии, так мы узнали, где вы выйдете.

— Но почему атаковали? — спросил Лушан. Он все еще был раздражен — «Серповидная луна» получила серьезные повреждения после и так тяжелого варп-перехода.

— Мы научились быть осторожными, — ответил Кса’вен. — Насколько нам известно, все Легионы перешли на сторону магистра войны. Если бы на вашем месте был корабль Кровавых Ангелов или Ультрадесантников, мы сделали бы то же самое.

Таргутай Есугэй, провидец бури V Легиона

Есугэй понимающе кивнул.

— А мы Белые Шрамы, — сказал он. — Вы легко поверили, что мы — изменники, не так ли?

Кса’вен промолчал, но Хенрикос язвительно прохрипел.

— Раз ты сам сказал, то да.

Есугэй улыбнулся.

— Что ж, по крайней мере мы честны друг с другом.

— Ты используешь рожденные варпом силы, — сказал Кса’вен, словно объясняя свое решение. — Как нам стало известно, это признак врага. Они не придерживаются эдикта, и это нам дорого обошлось на Исстване.

Есугэй сложил руки. Каждый обрывок информации, который он получил с проклятой планеты, причинял боль. Они с Ариманом предупреждали, что именно так и произойдет в случае расформирования библиариуса.

— Я следую приказам моего примарха, — сказал Есугэй. — Если он прикажет мне прекратить использовать свои способности, я подчинюсь, но Хан давно не связывался со мной.

Он примирительно посмотрел на Кса’вена.

— В любом случае, он не будет обращать внимание на эдикт. Как и остальные. Уже долгое время дар — часть нас. Представь, если я скажу тебе отказаться от огнеметов, а тебе, сын Медузы, от металлической руки. Что вы сделаете?

— Ты говоришь, как один из колдунов Магнуса, — зло произнес Хенрикос.

— Думаю, — заметил Есугэй, — они лучше говорят на готике.

Кса’вен засмеялся, из его громадной бочкообразной груди вырвался рокот.

— А что ты здесь делаешь, чогориец? Ты далеко от дома.

— Мы? Наш корабль давно сбился с курса.

— Мы можем помочь. Куда вы направляетесь?

— В систему Чондакс, — ответил Есугэй. — Мой примарх там, хотя мне неизвестно, знает ли он о Резне.

— Уже знает, — пробормотал Хенрикос. — Как и вся галактика. Скоро мы увидим, как ублюдки Гора нападают на миры, подобно саранче. Вся галактика беззащитна перед ними.

Кса’вен предупредительно поднял руку, но Хенрикос продолжил.

— Ты разве не видишь, насколько бесполезно это? Мы можем еще некоторое время сражаться, но Феррус пал. Как и Вулкан с Кораксом. Это просто потеря времени.

— Мы обсуждали это много раз, брат, — терпеливо произнес Кса’вен.

— И? Думаешь, есть способ повернуть все вспять? Ты глупец. Я убью их столько, сколько смогу, и каждый раз буду плевать в их лица, но я не настолько глуп, чтобы полагать, будто это что-то изменит.

Хенрикос отшвырнул металлическую посмертную маску, словно провоцируя кого-нибудь возразить ему.

— Возмездие, немного удовлетворения, частичка боли. Это все, что осталось.

Кса’вен метнул в Есугэя оправдывающий взгляд.

— У Биона и меня немного разные взгляды на войну.

— Понимаю, — ответил Есугэй. — Каковы же твои?

— Победа придет, — ответил невозмутимо и без колебаний Кса’вен. — Не знаю, откуда, но придет. Мы должны быть терпеливыми.

Есугэй восхитился таким настроем, хотя исходя из того, что он узнал, ему было сложно разделить его.

— Надеюсь, ты прав.

— Так ты с нами? — спросил Хенрикос. — Мы могли бы использовать немного этой… Как ты ее называешь?

— Погодная магия, — ответил Есугэй.

— Глупое название, — легионер Железных Рук пожал поврежденными плечами. — Хотя весьма болезненна.

— Я должен вернуться к моему примарху, — сказал Есугэй, обращаясь к Кса’вену. — Я видел сны. Видения. Он в опасности.

Кса’вен с сомнением посмотрел на него.

— Это будет непросто, и у нас есть свои дела.

— Разве не лучше сражаться, объединившись с другим Легионом? Полнокровным, опасным, в котором много подобных мне творцов заклинаний?

— А твой Хан примет нас? Я ничего не знаю о нем.

— Немногие знают, но я буду говорить от вашего имени, — улыбнулся Есугэй, так тепло, насколько смог в данных обстоятельствах. — Если вы отправитесь со мной.

Кса’вен был склонен согласиться, но не терял осторожности. Он опустил черный как сгоревшие угли подбородок на перчатки.

— Это был тяжелый путь, — сказал он. — Время от времени, посреди космической ночи, у меня возникало желание попросить совета. Ты знаешь, старым способом, который нас приучили забыть. Я никогда не поступал так, ведь мы давно перестали верить в богов и чудовищ. Возможно, нам не стоило так быстро забывать их.

Есугэй кивнул.

— И те и другие реальны.

— Я спрашиваю себя: на что я рассчитывал, собираясь молить о таком наставлении? Был бы мне явлен какой-то знак? Наткнулся бы я на след Вулкана?

Хенрикос раздраженно покачал головой.

— Глупость.

— Но теперь кое-что произошло. Ты попался нам на пути, хотя знаешь меньше нашего. Как относиться к этому? Было ли это предопределено?

— Я не верю в судьбу, — сказал Есугэй.

— Тогда удача.

— Еще меньше.

Кса’вен поднял черную бровь.

— Тогда во что ты веришь?

— В Хана, — ответил Есугэй, также решительно и твердо, как ранее Саламандр. — Помоги мне найти его. Кое-что еще можно спасти.

Хенрикос пренебрежительно фыркнул, но Кса’вен больше не обращал на него внимания. Его черная голова медленно кивнула, хотя задумчивый взгляд не отрывался от Белого Шрама.

— Увидим, — сказал сын Вулкана. — Увидим.

Хан поднялся со своего трона, и стража отступила, пропуская его. Он медленно подошел к краю командной платформы, под которой раскинулись ярусы мостика.

За бронестеклом наблюдательного купола сверкали звезды галактики — неизменное полотно бесконечного космоса. Хан почувствовал, как внутри пробудилось знакомое желание: направиться в неизведанное, скитаться по пустоте, как он поступал на равнинах родины, никому не обязанный, свободный как охотничьи птицы, парящие высоко в небе.

«И все же, даже беркуты приручены, — подумал он. — В конце концов они возвращаются на зов колокольчиков хозяина».

Его штаб молчал. Они оставались безмолвными, пока весь флот Белых Шрамов мчался прочь от Чондакса, оставив позади, как плохое воспоминание, Альфа-Легион. Преследования не было. Даже если бы его организовали, Хан сомневался, что у врага есть хоть что-то достаточно быстрое, чтобы догнать его корабли.

Тем не менее он чувствовал, что экипажу не дают покоя вопросы. Цинь Са хотел вернуться и закончить то, что было начато, взять на абордаж корабли Альфа-Легиона и потребовать ответы.

Это было заманчивое предложение. Возможно, на борту одного из кораблей был Альфарий. Хан мрачно улыбнулся. Было бы приятно бросить на колени этого обманщика и сорвать с его лица шлем.

Но это было бы ошибкой. У Альфа-Легиона были свои слабости, но они не были глупцами. Он ничего не узнает от них, если только они сами не захотят сказать, а в таком случае это было бы бесполезно.

Примарх скрестил руки на груди и пристально посмотрел на звезды, как когда-то долгой холодной ночью на Алтаке. Первое, что он помнил, были звезды. У него все еще сохранялись обрывочные воспоминания о приглушенных голосах, — не чогорийских голосах — скользящих вокруг капсулы, в которой он спал. Он видел сны о шепотах во тьме, об ощущении внезапной и невероятной скорости, о калейдоскопе из темных звезд и жемчужно-белых небес, о чувстве, будто его на миг подвесили над бесконечной, воющей бездной, в то время как ненасытные глаза рассматривали его одновременно со страхом и алчностью.

Годы спустя он осознал, чем были те видения: спутанными воспоминаниями о чем-то, что на тот момент он не мог понять, снами о сверхъестественной силе, одновременно более могущественной, чем воображение, и более слабой, чем самый хилый человеческий младенец.

— Обитатели небес ничто без нас, — сказал ему Есугэй много лет спустя. — Они могут действовать только через нас. Это их великая тайна и великий позор. Мы не должны слушать, мы можем идти своим путем.

Задьин арга всегда понимали связь между миром чувств и миром снов, а Хан всегда доверял их словам.

«Есть две большие ошибки, — написал давно умерший мудрец Каи на свитках, которые по-прежнему хранились в Хум Карте. — Первая — делать вид, что пути небес не существует, вторая — следовать ему».

Возможно, Русс пытался навсегда уничтожить одаренных. Хан мог отлично представить, как Гор выступает против этого, из всех братьев у него была самая благородная душа. Сангвиний — третий участник триумвирата — также всегда был чист в помыслах. С самого начала их было четверо — Хан, Магнус, Сангвиний с молчаливого одобрения того, кто однажды станет магистром войны. Именно они столь долго работали над тем, чтобы направить и защитить искусство псайкеров внутри Легионов.

А теперь, если верить тому, что он узнал, один был мертв, а второй исчез.

А как же Гор?

Какая из историй правдива? Та, в которой он был защитником незаслуженно убитых Волками, или та, в которой он грозил разрушить до основания Империум? Хан никогда особо не интересовался Империумом, но истина была важна. Как и верность.

«Вот в чем разница между воином и мясником. Кто ты, брат? Я знаю, кто я».

— Каган.

Он обернулся и увидел главу астропатов, ее незрячие глаза, похожие на мутные стеклянные сферы на морщинистом лице, смотрели на него.

— Снова сообщения от Дорна? — спросил примарх.

— От Русса, — ответила женщина. — Сигналы бедствия из туманности Алакксес, требующие немедленной помощи. Волки атакованы Альфа-Легионом. Он просит своего брата вспомнить об узах верности между примархами и прийти ему на помощь со всей прославленной скоростью. Сообщение заканчивается его благодарностями.

Хан повернулся к своей свите и холодно улыбнулся.

— Слышали это? — спросил он. — Волчий Король хвалит нас. Должно быть, он в отчаянном положении.

Цинь Са не отводил взгляда.

— Мы ответим? — спросил он. — И если так, за кого будем биться?

Нойон-хан Джемулан, который присутствовал в виде сверкающей голопроекции со «Звездного копья», покачал головой.

— Космические Волки всегда были своенравными. Или мы оставляем их без помощи, или же ответим на просьбу и уничтожим их.

— Они сражаются с Альфа-Легионом, — заметила проекция нойон-хана Хасика. — Напомните мне, разве мы не бились только что с ними?

Хан скрестил руки, на его ястребином лице все еще играла холодная улыбка.

— Кто знает, что замышлял Альфа-Легион. Возможно, у них тоже есть свои изменники.

— Тогда, что вы прикажете, Каган? — не отступал Цинь Са, всегда жаждущий получить приказ действовать. — Флот в боевой готовности.

Хан опустил подбородок на украшенный золотом великолепный горжет. Казалось, сам воздух на мостике застыл от ожидания. Все лица были обращены к примарху.

— Передайте Руссу следующее сообщение, — наконец сказал он, подняв усталые глаза на госпожу астропатов. — Скажите ему, что мы получили приказ от Дорна вернуться на тронный мир и при всем желании не можем игнорировать их.

Он закрыл глаза, покачав головой и изменив свое мнение.

— Нет, никакой лжи. Скажите ему, что мы могли бы не обратить внимания на приказ Дорна, но не станем. Правда нам не ясна. Нам нужно время, чтобы узнать ее.

Хан убрал руки с груди и опустил правую на рукоять дао.

— Передайте ему, что мы получили тревожные новости о Просперо и надеемся, что они ложные. И, наконец, передайте, как только полная картина станет ясна, мы надеемся, что снова станем биться бок о бок, как братья, как и должно быть. Затем пожелайте ему благополучной зимы, или что они там желают друг другу перед прощанием.

Госпожа астропатов поклонилась и поспешила прочь, чтобы начать передачу. Как только она вышла, первым заговорил Цинь Са.

— Значит, мы направляемся на Терру? — спросил он с явным разочарованием в голосе.

— Вот в чем вопрос, — ответил Хан, отвернувшись от свиты и снова обратив взгляд на звезды. — Вызови навигатора. Мне нужно проинструктировать его о нашем курсе.

Русс выслушал новости молча, запуская руки в густой мех двух фенрисийских волков, которые крутились у его ног. Бьорн следил за ним, отметив, как в синих глазах сверкнули сдержанные эмоции.

Иллюминаторы мостика «Храфнкеля» были почти полностью затемнены ржаво-красной пылью. Весь флот завис в глубинах туманности, затаившись среди дрейфующих облаков, как рыба в рифе. После битвы на Просперо у Волков было время изучить каждый закоулок огромного звездного района: его гравитационные колебания, помехи, подавляющие сенсоры. Теперь их корабли снова крались в глубинах, ремонтируясь, перевооружаясь и ожидая.

Где-то высоко над ними по-прежнему искал и патрулировал Альфа-Легион, выпуская вслепую снаряды по Волкам и рыская, подобно шакалам, вокруг границ туманности. XX Легион довольно скоро установит точную дислокацию флота противника, но до того момента истребление было остановлено.

Отступление было губительным и ужасным для Волков. Только присутствие Русса помешало ему превратиться в беспорядочное бегство. Казалось, примарх удержал ситуацию под контролем исключительно силой воли, руководя молниеносными контратаками, обходными маневрами, неожиданными отходами с единственной целью — позволить как можно большему числу своих кораблей добраться до сердца туманности.

Бьорн внимательно наблюдал за ним. Казалось, примарх утратил часть той кипучей энергии, что обычно излучал. Он выглядел оскорбленным и раздосадованным, словно за верную службу был вознагражден всего лишь пеплом.

— До следующей зимы? — спросил Русс. — Он действительно так сказал?

Говорящий со звездами кивнул.

— Думаю, он попытался быть вежливым.

Русс фыркнул.

Бьорн немного приблизился, проигнорировав гортанное рычание волков примарха.

— Значит, мы сами по себе, — отважился сказать он.

Русс не глядя, кивнул. Лицо примарха было напряжено из-за свалившихся на него забот.

— Так и есть.

— Они всегда были ненадежными.

— Верно.

Бьорн чувствовал неловкость. Ему было тяжело видеть неуверенность примарха. Русс видимо почувствовал это и встряхнулся.

— Ты знаешь, почему я захотел приблизить тебя, Однорукий? — спросил он.

Бьорн покачал головой.

— Ты молод. Мы все видим, что времена меняются.

Русс устремил на него свои проницательные и холодные глаза.

— Давай будем честными — мы знаем: до Просперо что-то пошло не так. На Фенрисе мы привыкли к призракам и поэтому никогда не верили в сказки, которые мой Отец пытался поведать нам. И теперь, после случившегося, мы не можем притворяться, будто удивлены.

Один из волков ткнулся носом в бедро Русса, проведя тупой и клыкастой мордой по рифленому керамиту, словно пытаясь подбодрить хозяина.

— Я никогда не спрашивал его, какие планы у него относительно нас после окончания крестового похода, — продолжил Русс. — Никогда не спрашивал, будем ли мы нужны. Сейчас это вряд ли имеет значение — если это безумие нельзя остановить, тогда время, когда мы станем ненужными, не наступит никогда.

Русс безрадостно рассмеялся.

— Какая ирония. Гор дал нам цель, которую мы начали терять. Он снова сделал нас полезными.

Бьорн молчал.

— Ты станешь наследником, — сказал Русс. — Посмотри, что мы натворили — я и мои возлюбленные братья. Тебе предстоит расхлебывать это.

— Виноват в этом Гор, — возразил Бьорн.

— А почему он восстал? — печально спросил Русс. — Известны ли нам причины? Расскажут ли эту историю?

Он покачал лохматой белокурой головой.

— Запомни, как это произошло, Однорукий. Запомни хорошенько. Ты будешь нужен Легиону, чтобы сохранить эти знания.

— Вы не покинете нас, — сказал Бьорн так, словно был уверен в своей правоте.

— Однажды покину, — мрачно ответил Русс. — На счет тебя я не уверен. Твой вирд мне неясен.

Затем он повел плечами, словно избавляясь от апатии.

— Но хватит об этом. У нас есть работа.

Примарх взглянул на ближайший обзорный экран. На нем полз огромный силуэт «Фенрисавара», полуразрушенный и с выжженным хребтом. Сам «Храфнкель» выглядел не намного лучше.

— Плевать на Хана, — произнес Русс. — Он всегда шел своим путем, а мы сможем справиться и без его танцев с саблями. Мы никогда прежде не нуждались в помощи, было ошибкой просить ее сейчас.

Примарх оскалился. Частично вернулась старая бравада.

— Мы ответим, — сказал он, нежно потрепав загривок тыкающего носом волка. — Дальше падать некуда. Мы отточим наши когти и клинки.

Звериный оскал стал шире.

— Поверь мне, — прорычал он. — Им не увидеть последнего из нас.