Одно ясно с Иисусом — Он знал, что Его послал Бог. Он не был спасителем, который назначил себя сам, как и не был всенародно избранным лидером. Он не просто явился. Он был послан. Это осознание цели и миссии, наряду с осознанием того, что Он Сын Своего Отца, похоже, зародилось у Него, как сообщает Лука, еще в юном возрасте (см.: Лк. 2:49). Но абсолютная ясность, как мы уже видели, возникла при Его крещении. Именно знание о том, к каким последствиям приведет Его миссия, вызвало внутреннюю борьбу в пустыне. Однако, только что вернувшись после непростой победы над искушениями сатаны, Иисус провозгласил в синагоге Назарета манифест со Своей «программой», где были слова из Ис. 61:1: «Господь помазал Меня [поручил Мне]…» С этого момента Его цель и пути ее достижения будут изумлять как Его друзей, так и Его врагов. Ничто не могло помешать Ему исполнить то, для чего Он был послан. Исполнение воли Отца будет Его «пищей» (см.: Ин. 4:34). Какова же была Его миссия? Чего, по мнению Самого Иисуса, Он был послан достичь? Что, с Его точки зрения, Он делал?

Ученый мир немало потрудился, чтобы ответить на эти вопросы! Есть два подхода к данной проблеме. Один заключается в том, чтобы обратить внимание на ожидания, которые были присущи окружавшему Иисуса еврейскому обществу. Если надлежало прийти Мессии, то что, по мнению народа, должно было случиться? Конечно, Евангелия ясно дают понять, что Иисус полностью в эти ожидания не вписывался. Тем не менее

Он знал о них, как и любой из Его современников–евреев. И поскольку ожидания были основаны на Писании, то, по всей вероятности, эти тексты оказывали глубокое воздействие на Него, а Он стремился толковать Свое собственное служение и миссию, отталкиваясь именно от них. Другой подход заключается в том, чтобы проанализировать слова и дела Иисуса и попытаться понять, каким Ему представлялось собственное предназначение и миссия. И снова мы обнаруживаем, что именно благодаря творческому и оригинальному способу обращения с иудейскими Писаниями, продемонстрированному Иисусом, мы получаем ключи к пониманию Его миссии. Два этих подхода, конечно, имеют немало пересечений и совпадений. Но мы разберем их по очереди и посмотрим, как они подкрепляют то, что нам уже начало открываться.

 

Еврейские ожидания во времена Иисуса

Чтобы выяснить, каковы были ожидания во времена Иисуса, рассмотрим так называемую междузаветную литературу. Она включает в себя самые разнообразные тексты — поэтические, повествовательные, апокалипсические и другие, возникшие в период между концом Ветхого Завета и появлением христианской Церкви. Эти тексты появились в разные века и в разных местах. Они совсем не однородны, но имеют огромное значение для понимания мира Иисуса и Его первых учеников, а также представляют собой некий пролог к Новому Завету. Огромное количество ученых, как иудеев, так и христиан, увлеченно исследуют эту литературу.

Ко времени появления Иисуса наиболее мощной струей в ожиданиях, как свидетельствуют эти тексты, была надежда на восстановление Израиля. Бог должен был вмешаться в земные дела, чтобы защитить Свой народ, освободить его от притеснений и дать ему законное место, приличествующее освобожденному Им народу. Описывая текущую ситуацию, авторы использовали язык пленения. Хотя в VI в. до н. э. евреи вернулись на свою землю из вавилонского плена, некоторые из них считали, что по–прежнему находятся в плену, пока остаются угнетаемым народом на своей собственной земле. Рим, по сути, считался новым Вавилоном, и в движениях сопротивления слово «Вавилон» использовалось как условное наименование Рима. Поэтому надежды на восстановление, изначально описанные пророками как возвращение на свою землю, теперь отождествлялись с надеждой на окончательное избавление от врагов. Иногда эта надежда связывалась с прямым вмешательством Бога, иногда — с пришествием мессии (хотя ясного и общепринятого представления об этой личности не было), а иногда — с ожиданием нового Иерусалима и нового храма. Какими бы ни были сопутствующие подробности, основной мотив ожиданий был очевиден — Израиль будет восстановлен.

Наряду с этим главным ожиданием существовало убеждение, что после восстановления Израиля (или параллельно с этим) произойдет собирание народов, которые тоже станут частью народа Божьего. Судьба народов в еврейских ожиданиях была неясной. С одной стороны, существовало множество предсказаний о том, что они будут осуждены и уничтожены как враги Бога и Его народа. С другой стороны, существовало убеждение, что осуждение народов и самого Израиля будет очищающим, после чего спасение распространится на другие народы, которые будут собраны в будущий единый народ Божий.

Конечно, во времена Иисуса оба эти аспекта еврейских ожиданий — восстановление Израиля и собирание народов — уходили корнями в Ветхий Завет. Что касается Израиля, то даже пророки с их суровым осуждением Израиля ожидали восстановления Израиля. И с момента пленения надежда эта становилась все сильнее и явственнее. Это можно увидеть в гл. 30—34 Книги Пророка Иеремии, названных «Книгой утешения», в видениях новой земли и храма в Иез. 40–48, в масштабных картинах нового творения и искупления в Ис. 40—55. А что касается других народов, то в гл. 1 нашей книги мы говорили о том, что Божий замысел предполагал включение их в конечном итоге в состав единого восстановленного народа. Пришествие царя в Иерусалим должно было означать мир и вселенское правление над всеми народами (см.: Зах. 9:9 и дал.). Когда Бог начнет действовать, чтобы восстановить Сион и показать Свою славу, тогда и соберутся народы для поклонения Ему.

Ветхозаветные пророчества о будущем Израиля, следовательно, переплетены с пророчествами о народах. Есть даже аналогичная «неясность» в отношении осуждения и надежды. В результате осуждения Израиль должен быть «просеян» практически до исчезновения; и все–таки Израиль будет освобожден (см., напр.: Ис. 26:9; 35; Ам. 9; Мих. 2 и 3; Иер. 16; 25:15 и дал.; 30—33). Также и народы должны быть осуждены и уничтожены как враги Бога; однако народы должны быть собраны, чтобы стать соучастниками спасения и наследия народа Божьего (см., напр.: Ис. 24; 34; Мих. 4; Иоил. 3). В Книге Пророка Софонии наказание народов сопоставляется с наказанием Иерусалима, и поэтому восстановление Иерусалима (см.: 3:14 и дал.) имеет для народов всемирный подтекст (см.: 3:9). Иными словами, разделительная линия между осуждением и спасением не просто проходит между народами и Израилем, она проходит через народы и Израиль. Так же как будет «остаток Израиля», будут и «спасенные из народов» (см.: Ис. 45:20 и дал.; 66:19 и дал.; Зах. 14:16 и дал.). И, согласно Ветхому Завету, они будут вместе как будущий эсхатологический народ Божий (очистившийся, верный, послушный остаток Израиля вместе с теми из народов, которые откликнутся на призыв соединиться с Яхве и Его народом).

Следовательно, еврейские чаяния времен Иисуса были главным образом связаны с восстановлением Израиля, а в них был подтекст, важный и для других народов. Восстановление Израиля и собирание народов рисовалось с помощью эсхатологического языка как последнее великое деяние Божье — День Господа. И первое, и второе будут частью одного и того же последнего события, которое возвестит о новой эре. Однако, по логике вещей и с хронологической точки зрения, сначала ожидалось восстановление Израиля.

 

Иоанн Креститель

В этой наэлектризованной атмосфере эсхатологических ожиданий появился человек, посланный от Бога, чье имя было Иоанн. Именно надежда на восстановление Израиля используется специалистами по Новому Завету в качестве контекста для понимания служения и учения Иоанна Крестителя. Если посмотреть на письменные свидетельства его проповеди, то станет понятно, что он рассматривал свою миссию как «просеивание» израильского народа, которое будет происходить благодаря его призыву к покаянию, с целью подготовить народ к очищению и восстановлению. Он сознательно стоял на пороге исполнения надежды Израиля. Но не все дети Авраама по рождению войдут в восстановленный Израиль. Только те, кто продемонстрирует достойные «плоды покаяния» (см.: Лк. 3:8 и дал.), будут освобождены от наказания и станут обновленным народом Божьим. Миссия Иоанна была в том, чтобы через свой призыв к покаянию и крещению выделить остаток Израиля, который, откликнувшись, будет предопределен к очищению и возрождению в качестве истинного эсхатологического народа Божьего. Его служение, таким образом, должно было подготовить почву для неминуемого вмешательства и пришествия Самого Бога, что ясно дают понять цитаты из Мал. 3:1 и Ис. 40:3 (см.: Мк. 1:2 и дал.). Ангел, объявивший о зачатии Иоанна его изумленному отцу, так обобщил смысл дела Иоанна:

И предъидет пред Ним в духе и силе Илии, чтобы возвратить сердца отцов детям, и непокоривым образ мыслей праведников, дабы представить Господу народ приготовленный

(Лк. 1:17).

И Господь покорно предложил Иоанну крестить Его!

Итак, мы снова возвращаемся к нашей начальной теме, поднятой в предыдущей главе. Но сейчас мы можем посмотреть на это под другим углом. Мы можем увидеть, как Иисус, принимая крещение от Иоанна, принял и его проповедь, признал его значение для осуществления надежды Израиля. Иисус стал в очередь с теми многими, которые пришли к Иордану. Не имея личной нужды в покаянии или очищении, Он, тем не менее, отождествил Себя с теми, кто хотел выразить свое стремление быть непосредственно с Богом, покориться Его воле и увидеть пришествие Его Царства. Он присоединился к тем, кто жаждал восстановления Израиля, ибо это было и Его чаяние тоже.

Во всех Евангелиях рассказ о служении Иисуса начинается с Его крещения у Иоанна. Это было также ключевым моментом в Деяниях, в апостольской проповеди об Иисусе среди евреев. Ученые, исследующие цели Иисуса, считают это важнейшим свидетельством. Тот факт, что Иисус принял и поддержал служение Иоанна Крестителя и сделал его отправной точкой для собственного служения (были, конечно, и различия, замеченные современниками, но были и значительные совпадения и связь), показывает, что Иисус также рассматривал Свою миссию в свете осуществления великих надежд на восстановление Израиля. Если Иоанн был тем, кого Сам Бог послал подготовить Израиль к эсхатологическому восстановлению, то Иисус был Тем, Кто его завершил.

 

Мессия

Нам снова нужно обратить внимание на голос, прозвучавший при крещении, и на характеристику, данную Иисусу. Мы видели, что в первой части речи, произнесенной голосом с небес, Иисус назван Сыном Божьим, Царем из рода Давида, чье царство воспевалось в Пс. 2. И мы отметили, что этот Псалом уже во времена Иисуса толковался в мессианском духе. Существовало множество разнообразных мнений о том, кем будет мессия и что он будет делать, но большинство соглашалось с тем, что он будет сыном Давида. Поэтому данное представление было использовано Иисусом как основа для Его необычного способа общения — опираясь на Писания, Он побуждал людей продумывать последствия своих убеждений (см.: Мф. 22:41–46).

Мы настолько привыкли называть Иисуса «Христом» (а это греческий перевод еврейского слова «messiah»), что приходим в изумление, понимая, что это слово в качестве имени едва ли можно обнаружить в Ветхом Завете. И даже странно, что мы так много говорим о «мессианских» идеях и надеждах, когда это не просто нехарактерно для Ветхого Завета, но и Сам Иисус редко использовал это наименование и просил других его не использовать, предпочитая другие имена. Чем это объясняется?

Слово «мессия» (др. — евр. «машиах» — «помазанник») встречается в Дан. 9:25,26. Эта часть пророчества Даниила посвящена тому, что будет происходить с его народом в долгосрочной перспективе. Придет «помазанник», и его действия станут кульминационной точкой Божьего замысла, это обобщается следующими словами: «Чтобы покрыто было преступление, запечатаны были грехи и заглажены беззакония, и чтобы приведена была правда вечная, и запечатаны были видение и пророк, и помазан был Святый святых» (Дан. 9:24). Идея исполнения и завершения выражена здесь очень ясно.

До этого слово «мессия» в Ветхом Завете как предсказание не употребляется. Иными словами, нет текстов с конкретными и многословными предсказаниями о грядущем мессии. Но идея помазания определенных людей была в Израиле довольно распространена. Помазать кого–либо маслом значило выделить его для особой роли или обязанности с надлежащими полномочиями. Так, священники помазывались особым священным маслом. Цари помазывались при вступлении на престол (или в некоторых случаях — перед вступлением на него, как, например, было у Давида еще в юношестве). Пророки тоже считались помазанниками, причем как в буквальном, так и метафорическом смысле. Основополагающая идея была в том, что помазанник выделялся Богом и для Бога, и обеспечивался особыми средствами, чтобы все, что он делал, было во имя Божье, происходило с помощью Духа Божьего, под защитой Божьей и чтобы для этого у него были Божьи полномочия.

Самое интересное употребление слова «помазанник» (не предсказательное, а историческое) встречается в Ис. 45:1. Здесь, к всеобщему удивлению, Сам Бог использует его для характеристики языческого царя Кира, возглавившего Персидскую империю.

Так говорит Господь помазаннику Своему Киру: Я держу тебя за правую руку…

(курсив мой. — К. Р.).

Но Кир не был израильтянином, и уж определенно он не был царем из рода Давида. Как и не был он «Мессией» в позднем специфическом смысле этого слова. Однако то, что в тот момент истории Бог назвал его «Своим помазанником», говорит нам многое о значении этого слова в те времена. Что, в свою очередь, проливает свет на его значение применительно к «Тому, Кто грядет».

Во–первых, именно Бог избрал Кира и поставил его для выполнения определенной задачи (см.: Ис. 41:2 и дал.; 25). Во–вторых, достижения Кира, следовательно, были в действительности Божьими, поскольку именно Бог действовал через него, а он был Божьим посредником (см.: 44:28; 45:1—5). В–третьих, возложенная на Кира задача заключалась в том, чтобы вызволить Израиль из рук его врагов и восстановить его (см.: 44:28; 45:13), чтобы, в–четвертых, все мировые победы Кира и его господство послужили фактически для избавления и укрепления народа Божьего (см.: 41:2—4; 45:1—4). И, в–пятых (здесь мы уже выходим за рамки этого израильского контекста), его деяния будут в конечном итоге шагом на пути распространения Божьего спасения по всей земле (см.: 45:21—25).

Таковы были особенности развития мессианской идеи в период после Ветхого Завета, в особенности в связи с ожиданием грядущего сына Давида. Мессия будет Божьим посредником, который освободит и восстановит Израиль, не языческим царем, как сейчас, а истинным израильтянином, истинным сыном Давида.

Почему же тогда Иисус старался не выделять эту идею? Не потому, что отвергал ее. Голос Его Отца подтвердил, что Ему предназначено быть сыном Давида. С самого начала Своей проповеди Он утверждал, что помазан Духом Божьим (см.: Лк. 4:18 и дал. — цитата из Ис. 61). В Кесарии Филипповой Он принял не до конца понятое исповедание веры Петра. Он отождествил Себя с помазанником в Самарии, при встрече с женщиной у колодца (см.: Ин. 4:25 и дал.). И на суде у первосвященника Иисус подтвердил, что Он — Мессия (Христос) и дал дополнительное определение этому понятию (см.: Мк. 14:61 и дал.). Тем не менее поразительно, что в нескольких случаях, когда исцеленные или благословленные Им признавали в Нем Мессию, Он убеждал их не распространять этот слух (что большинство из них, конечно, не делало — такова человеческая природа). И столь же поразительно, что ученые, исследуя, как Иисус употреблял «мессианские» отрывки Писания, пришли к выводу, что из всех образов и имен в Ветхом Завете, которые относятся к грядущему эсхатологическому избавителю Израиля, реже всего Иисус употреблял те, что относились к роду Давида, к царствованию и к Мессии. И действительно, хотя они использовались в связи с Ним, Он в Своем учении никогда не использовал их в отношении Себя.

Для чего это умалчивание? Скорее всего, с этим словом были связаны такие большие надежды на национальное, политическое, даже военное возрождение евреев, что оно уже не могло передать то понимание мессианства, которое появилось у Иисуса благодаря глубокому прочтению Писания. Публичное провозглашение собственного мессианства могло быть «услышано» Его современниками с примесью ассоциаций, которые не были частью Его представления о Своей миссии.

Иисус жил в очень непростой политической атмосфере. Хотя евреи и вернулись из Вавилона несколько столетий назад, они никогда не знали настоящей свободы и суверенитета, за исключением относительно короткого периода после восстания Маккавеев. Будучи под персами, затем под греками, а теперь под римлянами, они все еще находились в своего рода изгнании, даже на своей собственной земле. Стремление к национальной независимости, приглушенные разговоры о восстании, а также мессианские и апокалипсические чаяния — все это бурлило в еврейском обществе, грозя выйти на поверхность. Были также и другие, кто и до, и после Иисуса притязал на роль мессии и закончил жизнь как герой, потерпев фиаско. И именно в контексте этой гремучей смеси чаяний, устремлений и недовольства должны были оцениваться и толковаться любые притязания на мессианство (будь то Иисуса или кого–то другого). Если Иисус был настоящим Мессией, то Его современники–евреи точно знали, чего они от Него ожидают. Проблема была в том, что их ожидания и намерения Иисуса не совпадали. У Него не было намерений стать царем–завоевателем, в военном или политическом смысле. Не говоря уж о том, что Он вовсе не был царем, а тем более завоевателем, и совсем не соответствовал тому образу, который существовал в их ожиданиях.

Сейчас нам нужно быть очень внимательными, чтобы понять, о чем здесь не говорится. Здесь не говорится о том, что Иисус дистанцировался от еврейских надежд на возрождение. Мы уже видели, что основной упор как в ветхозаветных, так и в последующих ожиданиях делался на то, что Бог будет действовать, чтобы восстановить Израиль. Если бы Иисус стремился отделиться от этого, Он, во–первых, никогда бы не пришел на Иордан креститься и не выбрал бы Своих последователей. Вскоре мы увидим другие особенности Его учения, которые ясно показывают, что Он горячо верил в обетования Писания о том, что Израиль должен быть восстановлен и что Он примет участие в этом. Нет, Иисус и Его современники по–разному понимали, как это должно случиться и что это должно означать.

Здесь также не говорится о том, что Его не интересовала политика или что у Его проповеди не было политического подтекста, потому что Он не положил начало социально–политическому движению или восстанию. В следующей главе мы более полно рассмотрим этическое учение Иисуса и обратим внимание на политический аспект этого учения. Сейчас же будет достаточно сказать, что многие Его слова и поступки настораживали представителей политической власти, именно за это власти и казнили Его, как человека, представлявшего для них угрозу. Он, конечно, не выступал за насильственную революцию, направленную против Рима. Но абсурдно утверждать, что раз Он не был сторонником насилия в политике, то политика Его совсем не интересовала. Ненасилие отнюдь не означает аполитичность. Нет, различие между Иисусом и его современниками было не в том, что Его интересы относились к духовной сфере, а их интересы — исключительно к политической (современная дихотомия в мире Иисуса не имела бы большого смысла). Проблема заключалась в том, что возвещение Им грядущего Царства Божьего в Его настоящем имело политические и национальные последствия для старого порядка, что было радикальным для тогдашних еврейских вождей.

Мессия пришел, чтобы возвестить новую эру. Но новая эра означала смерть старой. Он пришел, чтобы добиться восстановления Израиля. Но это могло произойти только после того, как Израиль пройдет через огонь осуждения и очищения. Наблюдая Свое общество, Иисус видел, что оно движется в направлении этого ужасающего осуждения. Поэтому так часто в Его проповеди звучала тревожная нота предупреждения о надвигающейся катастрофе. Как и Иоанн, Иисус предчувствовал «будущий гнев»: гнев Рима, а также гнев Бога. Но чем больше Он осознавал Свою миссию, тем тверже верил в то, что на другом уровне Он призван принять осуждение Израиля на Себя. Ибо задачей Мессии было воплощать. Он был Израилем. Поэтому их судьба была Его судьбой, и наоборот. Да, на одном уровне национальный и политический Израиль двигался к разрушению. Но на другом уровне, через Мессию, он должен был понести наказание и пережить возрождение, которое планировалось Богом, а не политиками или военачальниками.

Вот почему, как только ученики признали Иисуса Мессией, Он сразу же начал учить их о Своей грядущей насильственной смерти и воскресении на третий день. Именно так Мессия, Которого они с колебаниями признали, намеревался завершить восстановление, которого они от Него ожидали. И неудивительно, что ученики постигли смысл Его учения только после Голгофы и воскресения. И даже тогда понадобился переход в семь миль от Иерусалима до Эммауса, чтобы растолковать им, что все это означало. Как и все в Палестине (за исключением, вероятно, римлян), ученики надеялись на освобождение Израиля. В Иисусе, как им думалось, они обрели ответ на свои мечтания. Иисус, по сути, сказал им, что они уже получили ответ — в Нем, в Мессии. Но так же как для восстановления Израиля было необходимо наказание, так и «надлежало пострадать Христу [то есть Мессии) и войти в славу Свою» (Лк. 24:26). Воскресение Мессии было освобождением Израиля. Бог сделал для Иисуса–Мессии то, что, по их ожиданиям, должен был сделать для Израиля. Но в Иисусе–Мессии Бог сделал это фактически на другом уровне. Забрезжил рассвет новой эры.

Поэтому неудивительно, что в ходе Своего земного служения Иисус не делал акцента на Своем мессианстве, — ведь Его не понимали даже те, кто в Него верил. А после воскресения ученики начали воодушевленно провозглашать, что Иисус — истинный Мессия, поскольку уже поняли, что это означало. Это понимание восхищало, удивляло, утешало, но все еще было угрозой для правящих кругов еврейского общества, как показывают первые главы Деяний.

 

Сын Человеческий

Иисус, следовательно, рассматривал Свое мессианство в свете принятия на Себя предназначения и судьбы Израиля. Это подтверждается Его любимым, применяемым к Самому Себе выражением «Сын Человеческий». Если употребления имени Мессия Иисус старался избегать, то в отношении этого выражения верно обратное. Он столь легко вставлял его в Свои беседы и поучения, что люди искренне удивлялись: «Кто этот Сын Человеческий?» (Ин. 12:34). Библиотеки полны трудов ученых, которые задают тот же вопрос и дают на него ответы!

В действительности, выражение «Сын Человеческий» не было именем. В еврейской Библии это выражение (ben-'adam) часто используется как поэтический синоним слова «человек» в его общем смысле (см., напр.: Пс. 8:5; 79:18; Ис. 51:12 и т. д.).

Оно просто означает «человеческое существо», при этом подчеркивается человеческая слабость и его смертность. В Книге Пророка Иезекииля это выражение используется девяносто три раза как форма обращения к пророку. Возможно, это подразумевает смирение перед славой Божьей или то, что отдельный пророк был олицетворением своего народа в целом.

В арамейском языке, на котором говорил Иисус, эквивалентное этому выражение (barnash, barnasha) имело схожее значение и могло использоваться для того, чтобы говорить о себе в третьем лице.

Большинство ученых сходятся во мнении, что выражение «Сын Человеческий» не было мессианским именем или образом в иудейской литературе периода между заветами. Иными словами, народ во времена Иисуса, каковы бы ни были его чаяния в отношении мессии, едва ли ждал появления «Сына Человеческого». Это означает, что, применяя это выражение к Себе, Иисус наполнил его новым смыслом, исходя из Собственного восприятия Самого Себя и Своей миссии.

С другой стороны, поскольку за этим выражением изначально не было закреплено никакого определенного значения, народ приходил в замешательство! Иисуса спрашивали о Христе, а Он отвечал о Сыне Человеческом! Как мы уже видели, Его мессианство можно было полностью понять только после Голгофы и воскресения. После этого выражение «Сын Человеческий» уже почти не звучало, а в проповедях церкви об Иисусе говорили как о Христе и Сыне Божьем. По сути, во всем Новом Завете выражение «Сын Человеческий» можно услышать только из уст Самого Иисуса, за исключением видения Стефана в момент его мученической смерти (см.: Деян. 7:56, отзвук слов Иисуса; Евр. 2:6, где цитируется Пс. 8:5; и Отк. 1:13; 14:14, намек на Дан. 7:13).

Какой же смысл вкладывал Иисус в это самоназвание? Ученые очень скрупулезно проанализировали отрывки, в которых оно появляется. Их множество: 20 — в Евангелии от Матфея; 14 — в Евангелии от Марка; 25 — в Евангелии от Луки и 13 — в Евангелии от Иоанна! По общему мнению, тексты с выражением «Сын Человеческий» можно разбить на три категории (за исключением некоторых особых случаев его употребления в Евангелии от Иоанна). К первой категории можно отнести тексты, где Иисус использует это выражение, говоря о тогдашнем Своем земном служении. В таких высказываниях речь идет в основном о Его власти над грехом, или о Его немощи, или даже о Его природе (см., напр.: Мк. 2:10,28). Ко второй категории относится большая группа таких высказываний, где речь идет о неприятии Сына Человеческого, о Его смерти и воскресении, и встречаются они в основном после того, как ученики начинают признавать Иисуса Мессией (см., напр.: Мк. 8:31; 9:31; Лк. 9:44 и т. д.). И, наконец, третью, самую большую, категорию образуют выражения, в которых говорится о Сыне Человеческом, грядущем в эсхатологической славе, иногда с облаками, символизирующими божественность, иногда чтобы быть судьей от имени Бога (см., напр.: Мк. 14:62; Мф. 13:40 и дал.; 19:28).

Взятые вместе эти три категории представляют собой довольно обширный материал, позволяющий составить мнение о том, в чем Иисус видел Свое предназначение и какой Ему представлялась Его судьба в ближайшем и отдаленном будущем. Он был Тем, Кто в Своем служении прежде всего был наделен властью, которую Он употреблял против греха, болезней, смерти, природных катаклизмов и даже против таких фундаментальных предписаний закона, как соблюдение субботы. Это была пугающая и ни на что не похожая власть, которая вызывала изумление, вопросы и ожесточенные споры вокруг Него. И, употребляя эту «несанкционированную власть», Он вступал в конфликт с тогдашними властями. Этот конфликт предопределил последующее Его неприятие и смерть. Мы уже видели, что Свою миссию Мессии Он понимал в свете страдания и признавал, что платой за послушание Сына Божьего будет страдание. Однако помимо страдания и смерти было и оправдание воскресением, и использование божественной власти.

Откуда у Него все это? (еще один вопрос, с которым Ему приходилось иметь дело!). Не вызывает сомнений, что третья из вышеописанных категорий — идея о будущем оправдании и славе — зависит от характеристики Того, Кто по виду «как бы Сын человеческий» (Дан. 7:13,14). Многие ученые согласились бы, что именно этот образ предопределил выбор Иисуса выражения «Сын Человеческий» для Собственной характеристики.

В Дан. 7 Даниил видит земные царства, представленные в виде зверей, выходящих из моря, которым дана свобода угнетать и преследовать народ Божий. Они нападают и почти полностью уничтожают этот народ, который характеризуется как «святые Всевышнего». Но затем в ст. 9 происходит резкая смена картины. Мы отрываемся от человеческой истории на земле и предстаем перед Богом («Ветхим днями»), восседающем на Своем престоле. Там, благодаря присутствию человека, названного похожим на Сына Человеческого, ситуация кардинально меняется. Сын Человеческий встает перед лицом Бога, звери лишаются своей власти и низвергаются, а власть и царство отдаются навечно Сыну Человеческому и святым.

Что любопытно, образ «Сына человеческого» в Дан. 7 соотносится с двумя системами координат. С одной стороны, он олицетворяет святых, то есть народ Божий в человеческой истории, и это ясно показывает связь между ст. 14 (где Сыну человеческому дается власть и царство) и ст. 18 (где царство дается святым). Сын Человеческий в этом видении олицетворяет святых. Есть предположение, что он мог быть ангелом, поскольку у Даниила народы в духовной сфере могут соотноситься с ангелами (см., напр.: гл. 10). Или, возможно, это некий собирательный, символический образ человека, который в данном видении воплощает народ Божий в целом. С этой точки зрения, образ очень хорошо сочетался с тем, как Иисус отождествлял Себя с Израилем. Как Сын Человеческий Он олицетворял этот народ. Он был причастен к их опыту. Его судьба была их судьбой, и наоборот.

Но, с другой стороны, Сын Человеческий в Дан. 7 тесно связан с Самим Богом. Даниил видит, как Сын Человеческий идет «с облаками небесными» (ст. 13). А в Ветхом Завете облака были своего рода «средой обитания божества». Кроме того, Ему дана власть, слава, поклонение, и царство его вечно (ст. 14), — а это нечто большее, чем обычное достояние любого сына Адама. Существуют греческие версии текста, где Дан. 7:13 переводится так, что Сын Человеческий отождествляется с «Ветхим днями». Эта традиция отражена также в Откровении, где описание Иисуса в славе представляет собой упоминание Сына Человеческого в сочетании с практически точной цитатой из Дан. 7:9,10, где описывается «Ветхий днями» (см.: Отк. 1:7,12–16). Две характеристики сливаются в одну картину.

Таким образом, у Сына Человеческого был и ореол божественности тоже. Возможно, именно этот аспект образа из Книги Пророка Даниила и стал решающим при вынесении приговора Иисусу на суде над Ним. Когда Его спросили, был ли Он Мессией, Он не отрицал этого, но заявил, что Его обвинители увидят Сына Человеческого в божественной славе, «грядущего на облаках небесных», — то есть в присутствии Бога (см.: Мф. 26:63 и дал.). Переход от Мессии к Сыну Человеческому должен был быть сознательным, а Его характеристика взята из Книги Пророка Даниила.

Даже если это высказывание Иисуса в контексте суда над Ним и не было воспринято как притязание на божественный статус, оно все равно было невероятно вызывающим. Принимая на Себя роль Сына Человеческого, Иисус притязал на олицетворение истинного народа Божьего, святых Всевышнего. Но Он стоял перед лицом первосвященника Каиафы, который это место уже занял. Он стоял перед синедрионом — судом Израиля, в Иерусалиме, святом городе, рядом с храмом — самым святым местом. И, находясь среди всех этих людей, от которых веяло святостью и которые являли собой саму суть Израиля, Иисус спокойно притязал на то, чтобы быть Сыном

Человеческим в полном соответствии с символикой Книги Пророка Даниила, то есть быть Тем, Кого оправдает Бог и Кому Бог вручит верховную власть. Он притязал на то, чтобы начать спасение и возрождение народа Израиля и быть Тем, Кто будет от их имени допущен к Ветхому днями. Он был Тем, Кто должен будет получить вечное господство и власть, чтобы судить (это впечатление в высказываниях Иисуса усиливается аллюзиями на другие ветхозаветные тексты — см.: Пс. 109:1).

Какая же немыслимая дерзость со стороны того, кто только что под покровом ночи был схвачен и чья жизнь была теперь предметом судебного разбирательства! Но было и кое–что похуже. В Дан. 7 врагами Сына Человеческого (Божьих святых) были звери. Так кем же тогда были враги Иисуса? И, как обычно, Иисусу не пришлось разъяснять иудейским властям смысл сказанного. Смысл и вытекающая из него угроза были понятны, и едва ли можно было вытерпеть это оскорбление. Главный священник или главный зверь? Неудивительно, что Каиафа разорвал свои одежды, возопил о богохульстве, призвал к смертной казни и разрешил плевать на Иисуса и избивать Его. От притязаний Иисуса могли лопаться не только старые мехи, но и вены.

 

Раб Господа

Внимательный читатель Евангелий, в каком–то смысле, мог ожидать, что Иисус в самом начале Его страстей заговорит о Себе как о Сыне Человеческом. Еще начиная с Кесарии Филипповой Он неоднократно подчеркивал, что Сыну надлежит перенести множество страданий и погибнуть. Однако, в другом смысле, этот акцент на страдании Сына Человеческого странен, поскольку, несомненно, это не часть образа Сына Человеческого из Дан. 7. Некоторые могут возразить, что страдание — вообще не часть образа Сына человеческого в Книге Пророка Даниила. Другие могут сказать, что там это только подразумевается, в той мере, в какой Он олицетворяет святых, которые действительно страдают от разрушительных действий зверей. Тем не менее Иисус, использовавший это выражение в отношении Себя, более чем кто–либо другой связывал неоднократно это выражение со страданием, неприятием и смертью. Почему Он это делал?

Ответ заключается в том, что Иисус опирался на другой образ из еврейской Библии — Раба Господа. Образ страдающего Раба в Книге Пророка Исайи во времена Иисуса понимался в мессианском смысле. Но он не был явно связан или отождествляем с Сыном Человеческим. Похоже, что Сам Иисус объединил эти образы. То есть Он называл Себя Сыном Человеческим, что, в свете Книги Пророка Даниила, указывало на будущее оправдание и власть, но Он также настаивал на том, что Сыну Человеческому «надлежит пострадать», и рисовал Свою грядущую смерть как исполнение миссии, базирующейся на характеристике Раба в Книге Пророка Исайи.

Две эти идеи — страдание и служение Раба — объединены в ключевом высказывании Иисуса (см.: Мк. 10:45):

Ибо и Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих.

Это высказывание — ключевой момент урока о служении, который Иисус дает Своим ученикам в ответ на просьбу Иакова и Иоанна о привилегированном положении в царстве Иисуса. Для подкрепления Своей мысли Иисус использует собственный пример добровольного служения, подтверждаемый Его грядущей жертвенной смертью. Именно последняя фраза ясно указывает на то, что речь идет не о служении в общем смысле, а об особом служении Раба Господа. Поскольку из Ис. 53 ясно, что Раб не только пострадает, но и умрет (или, скорее, будет безжалостно убит), и Его смерть будет жертвой за грехи многих (Ис. 53:10 и дал.).

Далее (см.: Лк. 22:37) Иисус делает еще более очевидную ссылку на Ис. 53. В ночь, когда Его схватили, Иисус предупреждает учеников об опасностях, ожидающих их впереди. (С моей точки зрения, слова о покупке меча были скорее крылатым выражением, а не буквальным повелением. Едва ли посреди ночи было время или возможность продавать рубашки и покупать мечи. Иисус предупредил учеников о том, чего следовало ожидать, а не велел им сражаться, поскольку позднее именно это Он не позволил им сделать. Как часто бывало, Они его неправильно поняли. См.: Лк. 22:36.) Им всем предстояло столкнуться с опасностью, потому что с Иисусом скоро будут обращаться как с преступником.

Ибо сказываю вам, что должно исполниться на Мне и сему написанному: «и к злодеям причтен» [Ис. 53:12]. Ибо то, что о Мне, приходит к концу

(Лк. 22:37).

Цитата из Исайи здесь не просто для эффекта; Иисус утверждает, что Он Тот, о Ком говорится в Ис. 53, — Раб Яхве.

Неудивительно, что из уст Иисуса мы слышим эти слова, когда Он с учениками отправляется на Елеонскую гору, потому что в ту ночь эта глава из Книги Пророка Исайи, похоже, не выходила у Него из головы. Немного ранее, когда они спорили о том, кто из них должен почитаться большим (ну и ситуация — выяснять сейчас этот вопрос!), Иисус вынужден был повторить Свой урок о служении, сказав: «Я посреди вас, как служащий» (Лк. 22:27). И в наиболее волнующий момент, в конце пасхальной трапезы, Он поднял четвертую чашу благословения со словами:

Сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов

(Мф. 26:28).

Ученые спорят о том, каковы в точности были слова Иисуса в этот момент, но суть, несомненно, в том, что Иисус говорил о пролитии Своей крови как о заключении завета и что это было на благо другим.

Он, похоже, опирался на различные ветхозаветные отрывки. Выражение «Кровь завета» заставляет вспомнить Исх. 24, где жертвенная кровь скрепила завет между Богом и Израилем на горе Синай. Выражение «новый завет» заставляет вспомнить Иер. 31:31—34, то есть то, что было обещано Богом Своему народу и включало полное прощение греха. А выражения «изливаемая» и «за многих» заставляют вспомнить Ис. 53:10–12 и дело Раба в Его смерти. И, наконец, Бог в Ис. 42:6 и 49:8 сказал Рабу, что Тот будет «заветом народа».

Вполне вероятно, что в данном случае причина разночтений в словах Иисуса кроется в том, что Он не ограничился одним предложением, а продолжал говорить и дальше, словно произносил слова литургии на церковной службе. Он, по сути, Своим ошеломляющим заявлением прервал пасхальное богослужение и, вполне вероятно, объяснил Свои слова с помощью цитат из Писания, чтобы в этот раз ученики не упустили совокупный смысл сказанного.

Итак, имеются достаточные основания полагать, что Иисус воспринимал Себя как Раба Яхве и интерпретировал Свою миссию, и особенно страдание и смерть, в свете Ис. 53. Несомненно, ранняя Церковь видела эту связь, и представляется наиболее вероятным, что она взяла эту идею от Иисуса, а не изобрела ее сама. Одной из первой характеристик Иисуса среди Его последователей в Деяниях было выражение «Святой Сын» (см.: Деян. 4:27,30). Апостол Петр, который больше других был посвящен в раздумья Иисуса, тоже обратился к Ис. 53, размышляя о том, что Иисус явил Собой образец страдания без возмездия (см.: 1 Пет. 2:21—25). Вполне очевидно, что Матфей отождествляет Иисуса с Рабом, цитируя Ис. 42:1—4 (см.: Мф. 12:15–21) и Ис. 53:4 (см.: Мф. 8:17). Оба отрывка согласуются с практикой исцеления в рамках служения Иисуса.

Если, говоря о грядущем страдании и смерти, Иисус опирался на Ис. 53, то, размышляя о Своем предыдущем служении — проповеди и исцелении, — Он использовал другие «Песни Раба» и связанные с ними отрывки из Исайи. В Своей знаменитой «проповеди» в Назарете (см.: Лк. 4:17—21) в начале

Своего публичного служения Он прочел фрагмент из Ис. 61:1,2 и отнес эти слова к Себе, как уже свершившиеся:

Дух Господа Бога на Мне, ибо Господь помазал Меня благовествовать нищим, послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедывать пленным освобождение и узникам — открытие темницы, проповедывать лето Господне благоприятное [6] .

У этого отрывка много сходства с описанием миссии Раба в Ис. 42:7. Позднее, отвечая ученикам Иоанна, Он указывает на очевидные результаты Его проповеди и исцелений, используя слова, созвучные Ис. 35:5,6; Ис. 61:1.

Пойдите, скажите Иоанну, что слышите и видите: слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют

(Мф. 11:4,5).

Итак, все, что нам известно о крещении Иисуса, публичном служении и в особенности о страдании и смерти, не оставляет сомнений: Он полагал, что осуществляет миссию Раба Яхве. Однако, чтобы получить полноценную картину восприятия Иисуса Самого Себя, мы должны проделать то же самое, что мы проделывали с другими образами, которые Иисус брал из Писания и применял к Себе (в первую очередь это касается образа Сына Божьего). Иными словами, мы должны снова заглянуть в Ветхий Завет и найти, как предназначение и миссия описываются там. Ибо, как мы уже сказали прежде, чем глубже наше понимание Ветхого Завета, тем ближе мы подходим к пониманию сущности Самого Иисуса. И что важнее — мы должны обрести более четкое понимание собственной миссии в Свете Его служения.

 

Миссия Раба в Ветхом Завете

Пророк Исайя, прежде чем познакомить нас с таинственным Рабом Яхве как с особой личностью, сначала применяет это выражение к Израилю как народу. Израиль был рабом Божьим.

А ты, Израиль, раб Мой, Иаков, которого Я избрал, семя Авраама, друга Моего, ты, которого Я взял от концов земли и призвал от краев ее, и сказал тебе: ты — Мой раб, Я избрал тебя и не отвергну тебя, не бойся, ибо Я — с тобою; не смущайся, ибо Я — Бог твой; Я укреплю тебя, и помогу тебе, и поддержу тебя десницею правды Моей. Вот, в стыде и посрамлении останутся все, раздраженные против тебя, будут как ничто и погибнут препирающиеся с тобою

(Ис. 41:8–11).

Это означает, что если в Ис. 42:1 о Рабе возвещается словами, которые характеризуют отдельную личность, там должна быть какая–то связь с предназначением Израиля. Рабу в этих стихах не дается, по сути, никакого имени, кроме Израиль и Яков (ср. также: 44:1,2; 45:4). Но (и это весьма важно) многое из того, что говорится о Рабе в так называемых «Песнях Раба Яхве», говорится или подразумевается и в отношении Израиля как раба Божьего в собирательном смысле. Так, например, мы сразу замечаем, что о Божьем избрании и о том, что Бог будет держать избранных в Своей деснице, говорится в отношении их обоих. Оба призваны быть свидетелями среди язычников (см.: 42:6; 43:10,21; 49:3,6).

Поэтому существует неразрывная связь между Израилем как рабом и Рабом как личностью. Причем связь столь явная, что появилось целое направление в толковании, где исследователи все отрывки о Рабе относят к общности людей — то есть к Израилю. Действительно, в еврейской Библии Израиль иногда представлен как отдельный человек, — например, в образе жены или сына. Но в этих случаях очевиден метафорический смысл. Однако некоторые отрывки у Исайи, где описываются поручения, переживания, слова и чувства Раба, выглядят весьма убедительно, и большинство ученых считают, что пророк, скорее всего, относил их к отдельной личности. В некоторых текстах кто–то, вероятно, даже увидит автобиографический аспект (см., напр.: 49:4–6; 50:4–9). В любом случае, нет ничего необычного в том, что авторы еврейской Библии, как, например, пророки и стихотворцы, используют попеременно категории коллективного и личного. О народе в целом говорилось совокупно в единственном числе, а отдельные люди могли символизировать или воплощать собой общность людей. Поэтому нет ничего невероятного в том, что пророк в этих главах использовал ту же идею — Раба, — чтобы охарактеризовать как народ Израиля в целом, так и конкретного человека.

В этот момент, однако, ситуация немного усложняется! Не все, что пророк говорит об Израиле как о рабе, приятно и лестно, как в приведенных выше стихах. Историческим контекстом, в котором воспринимались пророчества Ис. 40—55, было изгнание. Весь этот фрагмент — потрясающее слово обвинения и ободрения евреев, переживших разрушение Иерусалима в 587 г. до н. э. и находившихся в плену в Вавилоне уже во втором поколении. И были они там потому, что Бог осудил грех, непослушание и несостоятельность народа. Израиль, раб Божий, несмотря на все благословения и привилегии, перечисленные в приведенных выше цитатах, в данный период истории находился в состоянии оцепенелости и беспомощности и не мог исполнять свою миссию. И поэтому в той же главе, где мы знакомимся с помазанным Рабом и узнаем о Его всемирной миссии, мы слышим также горькие слова, обращенные к реальному народу Божьему:

Слушайте, глухие, и смотрите, слепые, чтобы видеть. Кто так слеп, как раб Мой, и глух, как вестник Мой, Мною посланный? Кто так слеп, как возлюбленный, так слеп, как раб Господа? Ты видел многое, но не замечал; уши были открыты, но не слышал. Господу угодно было ради правды Своей возвеличить и прославить закон. Но это народ разоренный и разграбленный; все они связаны в подземельях и сокрыты в темницах; сделались добычею, и нет избавителя, ограблены, и никто не говорит: «отдай назад!»

(Ис. 42:18–22,24).

Кто предал Иакова на разорение и Израиля грабителям? не Господь ли, против Которого мы грешили? Не хотели они ходить путями Его и не слушали закона Его

Довольно знакомые слова для всякого, кто читал пророков. Но здесь они приобретают особую важность, поскольку пророк называет Израиль рабом Божьим и помещает это порицание сразу после своего яркого описания характера и миссии раба в 42:1–9. Поэтому, хотя и существует некоторая явная связь и сходство между Рабом–личностью и Израилем, мы обнаруживаем здесь также и определенные различия. Народ Израиля, не исполняя свою миссию раба Божьего как свидетеля Бога, прославляющего Его среди народов, фактически находится под Его судом. Отдалившись от Бога духовно (а также, в каком–то смысле, географически), народ стал слепым, глухим и лишился сил. Ему необходимо вернуться к Богу, а не просто в Иерусалим. Кир послужит внешней Божьей цели — политическому освобождению, которое позволит народу вернуться Иерусалим. А кто же возродит его духовно? Кто еще, кроме Раба? Это то, что, вероятно, подразумевается в 42:3,7. Надломленный тростник и курящийся лен, узники, сидящие во тьме, вероятно, означали Израиль. Миссия Раба будет заключаться в том, чтобы, проявляя милосердие, возродить Израиль. Послушайте Его Собственное свидетельство во второй «Песне Раба»:

И ныне говорит Господь, образовавший Меня от чрева в раба Себе, чтобы обратить к Нему Иакова и чтоб Израиль собрался к Нему

(Ис. 49:5).

Миссия Раба, следовательно, связана с Израилем. Именно Раб Божий совершит восстановление раба Израиля. Но с какой целью? Еще одна деталь в портрете Раба дает нам ответ. В Ис. 49 Раб признает Свою явную неудачу:

А Я сказал: напрасно Я трудился, ни на что и вотще истощал силу Свою. Но Мое право у Господа, и награда Моя у Бога Моего

(Ис. 49:4.

Это настроение усиливается в 50:5 и последующих стихах, где Раб сталкивается с неприятием и физическим насилием).

Божий ответ на подавленность Раба потрясает. Бог намеревается возложить на Него еще более масштабную миссию — спасти не только Израиль, но и весь мир!

И теперь Господь говорит:

Мало того, что Ты будешь рабом Моим для восстановления колен Иаковлевых и для возвращения остатков Израиля; но Я сделаю Тебя светом народов, чтобы спасение Мое простерлось до концов земли

(49:6, это ответ Бога на 49:4. Курсив мой. — К. Р.).

Миссия Раба, следовательно, связана с миром. Но следует обратить внимание на то, что всемирная миссия расширяется, но не заменяет и не отменяет задачу восстановления Израиля. «Песня Раба» в 49:1 адресована народам. Раб словно хочет объяснить им, как получилось так, что Он, Кому было поручено восстановить Израиль, стал Тем, через Кого всем будет принесено спасение (см.: ст. 6). Объяснение заключается в том, что Бог переориентировал и расширил миссию Раба.

Итак, подводя итоги нашего исследования до настоящего момента можно сказать: Израиль был рабом Божьим, избранным и поддерживаемым Им, чтобы стать светом народам, что и было изначальной целью избрания Авраама. Но, с исторической точки зрения, Израиль не справлялся с этой ролью и миссией. Израиль как раб Божий был «слеп и глух» и находился под судом Божьим. Таким образом, на одном уровне Раб как личность отличен от Израиля, потому что Его миссия связана с Израилем', Он должен порицать его и призывать вернуться к Богу. Восстановление Израиля, Божьего слуги, — задача Самого Раба. Однако на другом уровне Раб отождествляется с Израилем, и об обоих говорится схожим языком. Это потому, что, по удивительному замыслу Бога, Раб делает возможным осуществление изначальной миссии Израиля. То есть через Него Божий суд, освобождение и спасение будут распространены на все народы. Всемирная цель избрания Израиля должна быть достигнута через служение Раба.

 

Раб и служение среди язычников

Возвращаясь к Ветхому Завету, мы начинаем видеть не только то, как Иисус понимал Свою миссию, но и связь Его миссии с более поздней апостольской миссией, обращенной к язычникам (народам).

В начале этой главы мы говорили о том, что Иисус рассматривал Свою миссию в свете надежд на восстановление и искупление Израиля. Это стало ясно из того, что Он одобрил служение Иоанна Крестителя и начал Свое собственное служение, отталкиваясь от служения Иоанна.

В таком ключе следует толковать и некоторые другие дела Иисуса, то есть помнить, что они указывают на Его миссию — восстановление Израиля. Его выбор двенадцати учеников, например, должен был символизировать первоначальное восстановление Израиля. Он называл их «малым стадом» (см.: Лк. 12:32), что означало «остаток Израиля», и предвидел, как они будут судить двенадцать колен Израилевых (см.: Мф. 19:28). Его вход в Иерусалим, никак не объясненный Им, был рассчитан на то, чтобы показать всем, что Он притязает на исполнение обетования о восстановлении царства, которое мы находим в Зах. 9:9 и последующих стихах. Вспомним и Его действия в храме немного позже. Они представляли собой нечто большее, чем просто «очищение» храма от торговцев. Это был, несомненно, пророческий знак, указывавший на разрушение храма, которое Он также недвусмысленно предсказывал. Но единственная причина, по которой, согласно тогдашним еврейским ожиданиям, храм должен был быть разрушен, — это возникновение реальной возможности восстановления Израиля, в связи с чем ожидалось и появление нового храма.

Ученики позднее осознали, что Иисус имел в виду именно это. Только на этот раз новым храмом был Он Сам. Несколько дней спустя, как мы говорили раньше, Он заявил о начале нового завета за пасхальной трапезой, указавшей на Его Собственную смерть в качестве жертвенного агнца. И через три дня после этого Он объяснял двум ученикам по дороге в Эммаус, что искупление Израиля, на которое они надеялись, осуществилось на самом деле в Его воскресении на третий день. Царь–мессия, новый храм, новый завет, искупленный Израиль — и все это за одну неделю между Вербным воскресеньем и Пасхой!

Следовательно, у нас не должно быть сомнений в том, что Иисус и Его миссия были нацелены главным образом на Израиль. Пока мы видим, что Он вписывается в роль Раба. А как же тогда Его миссия Раба в отношении других народов?

Даже во время земного служения Иисуса можно увидеть знаки, указывающие на то, что воздействие Благой вести представлялось Ему всемирным. В самом деле, иногда Его упорство в этом вопросе было вызывающим. Его земляки из Назарета были не слишком довольны, когда Он в качестве образцового ответа Богу выбрал двух иностранцев: Неемана Сириянина и вдову из Сарепты Сидонской (см.: Лк. 4:24–30). Иисус очень редко контактировал с язычниками напрямую, но Его реакция на их веру была очень важна. Восхищаясь верой римского сотника (см.: Мф. 8:5—13), Иисус использовал этот случай как возможность высказаться о великом собирании языческих народов. Но самое интересное, что Он употребил язык ветхозаветных текстов, в которых говорится о собирании тех, кто был изгнан из Израиля.

Говорю же вам, что многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном; а сыны царства извержены будут во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов

(Мф. 8:11,12).

Первые упоминания об этом собирании народов со всех концов света можно найти в таких отрывках, как Ис. 43:5; 49:12 и Пс. 106:3. Как и Павел, использовавший Ос. 1:10 и 2:23 (с описанием Израиля) для характеристики привитых язычников (см.: Рим. 9:24 и дал.), Иисус переопределял и расширял смысл понятия восстановления Израиля, включая в него язычников.

Ясно, однако, что основная часть миссии Иисуса была связана с Израилем. «Я послан только к погибшим овцам дома Израилева», — сказал Он (Мф. 15:24). Он также удерживал Своих учеников в пределах Израиля: «На путь к язычникам не ходите, и в город Самарянский не входите; а идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева» (Мф. 10:5,6).

Однако после Его воскресения мы слышим знакомые слова, которые снимают всякие подобные ограничения и в которых звучит поручение: «Идите, научите все народы» (Мф. 28:19). В версии Великого поручения у Луки подчеркивается идея свидетельства, имеющая интересные корни в ветхозаветных отрывках, где говорится о Рабе. Лука заканчивает свое Евангелие такими словами Иисуса:

Так написано, и так надлежало пострадать Христу, и воскреснуть из мертвых в третий день, и проповедану быть во имя Его покаянию и прощению грехов во всех народах, начиная с Иерусалима. Вы же свидетели сему

(Лк. 24:46–48. Курсив мой. — К. Р.).

И книгу Деяний он начинает таким же образом. Ученики, все еще озадаченные событиями, интересуются у воскресшего Иисуса, пришло ли время для восстановления Израиля. Иисус в каком–то смысле отклоняет их вопрос, переориентируя их миссию абсолютно так же, как это сделал Бог в отношении Раба в Ис. 49.

Вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме, и во всей Иудее, и Самарии, и даже до края земли

(Деян. 1:8. Курсив мой. — К. Р.).

«Будете Мне свидетелями» — это явный намек на Ис. 43, где Бог обещает, что искупит, соберет и восстановит Израиль (ст. 1—7), и затем сразу же провозгласил дважды: «Вы — свидетели Мои» (ст. 10, 12). Как мы уже видели, такой «свидетель» в отрывках, посвященных Рабу, должен пойти «до концов земли» (одна из любимых фраз пророка). Поэтому особенности миссии Раба у Исайи не только объясняют главную миссию Иисуса среди Израиля, но и служат отправной точкой для начала миссии среди язычников после воскресения Иисуса.

Миссия среди язычников, осуществляемая ранней церковью, — еще один важный ключ к пониманию целей Иисуса. Ученые, исследующие вопрос, с которого мы начали эту главу, — «Каковы были цели и намерения Иисуса?», — утверждают, что по крайней мере один ответ можно обнаружить, если обратить внимание на то, что непосредственно предшествовало Его служению и следовало за ним. Сначала был Иоанн Креститель. И все новозаветные традиции подчеркивают, что Иисус начал Свое служение с Иоанна. Мы уже видели, почему это указывает на то, что Иисус разделял представление Иоанна о том, что ожидаемое восстановление Израиля совершалось именно в те дни. И очень скоро после Его смерти мы обнаруживаем, что оставшаяся после Иисуса маленькая группа последователей превратилась в живое движение, преданное выполнению задачи принести Благую весть языческим народам и готовое отважно преодолевать те проблемы, которые в результате этого возникали, — практические, географические, культурные и богословские.

Служение Иисуса взяло свое начало от движения за восстановление Израиля и положило начало движению за благословение народов. Он Сам, следовательно, был необходимым связующим звеном между двумя движениями. Он был кульминационной точкой и исполнением надежды Израиля, а также началом надежды для других народов. В этом и заключалась роль Раба Божьего. Каким же прозорливым было пророческое слово старого Симеона, когда он держал на руках младенца Иисуса и видел в Нем не только исполнение всех его надежд в отношении Израиля, но также и исполнение Божьего обетования в отношении народов.

Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром; ибо видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал пред лицем всех народов, свет к просвещению язычников и славу народа Твоего Израиля

(Лк. 2:29—32. Курсив мой. — К. Р.).

Если все это было понятно таким новозаветным авторам, как апостол Лука (как сейчас понятно и нам), то почему же тогда миссия среди язычников так медленно и трудно начиналась? Вспомним, что Лука написал свое Евангелие и Деяния спустя значительное время после тех событий, которые он осмысливает с богословской и библейской точек зрения. Почему понадобились разные ракурсы для рассмотрения прошлого, преследование и рассеяние, не говоря уже об ослепляющем свете на дороге в Дамаск, чтобы вовлечь раннюю еврейскую христианскую церковь в миссию среди язычников?

Однозначного ответа мы не получаем. Но мне представляется, что это как–то связано с остающимся противоречием и недопониманием в отношении восстановления Израиля, отголоски которых мы слышим в Деян. 1:6. Я думаю, что здесь есть сравнение с учением Иисуса о Царстве Божьем, которое, как Он провозгласил, уже пришло через Него Самого и было реальностью, но в своей полноте должно было прийти в будущем. Уже «да», но еще «нет». Также и восстановление Израиля действительно произошло через Его воскресение. И все–таки, в каком–то смысле, это событие было еще впереди. По крайней мере, его нелегко было разглядеть невооруженным глазом на улицах Иерусалима даже после Пятидесятницы.

Представьте себе ход рассуждения учеников. Согласно их еврейским ожиданиям, если должно произойти собирание язычников, то сначала должен быть восстановлен Израиль. И то, и другое было частью эсхатологического сценария и не могло произойти по отдельности. И тем не менее даже после воскресения и несмотря на энергичное свидетельствование учеников, Израиль еще не откликнулся. Или, скорее всего, те, кто откликнулся, представляли собой ничтожное меньшинство, даже если количество их уже начало исчисляться тысячами, а не десятками. В своей страстной проповеди (см.: Деян. 3:12 и дал.) Петр призывал своих собратьев–евреев обратиться и верить в его свидетельство об Иисусе, чтобы «пришли времена отрады» — то есть искупление Израиля. Все, что должно было свершиться, свершилось. Раб был сначала послан в Израиль, чтобы Бог мог исполнить Свое обетование Аврааму и благословить народы. Если бы только Израиль ответил Ему, даже сейчас! Обратите внимание, что в проповеди Петра говорится о том же порядке: сначала — Израиль, затем — народы:

Вы сыны пророков и завета, который завещал Бог отцам вашим, говоря Аврааму: «и в семени твоем благословятся все племена земные». Бог, воскресив Сына Своего Иисуса, к вам первым послал Его благословить вас, отвращая каждого от злых дел ваших

(Деян. 3:25,26).

Но они не отвратились от злых дел. Апостолы, по–видимому, думали так: раз Израиль зримым образом еще не восстановлен, то собирание язычников едва ли может начаться. Не так ли?

Но затем Бог их удивил. Был Корнилий, римский сотник, который почитал еврейского Бога, но ничего не знал об Иисусе. Был Ангел. Был Петр, который знал Иисуса, но не хотел иметь никаких дел с нечистыми язычниками. Было странное видение на пустой желудок. И Бог устраивает им встречу, столь важную, что Лука не пожалел пергамента на две главы, чтобы рассказать об этом дважды (см.: Деян. 10 и 11). Обращение Корнилия потрясло Петра и его друзей, а затем и остальную церковь. Они были вынуждены признать это делом рук Божьих (см.: Деян. 10:44–48; 11:15–18): «Видно, и язычникам дал Бог покаяние и жизнь» (11:18).

Затем в Антиохии Благая весть продемонстрировала свое поразительное свойство проникать в любую культуру, когда большое количество говоривших на греческом языке, «уверовав, обратилось к Господу» (Деян. 11:21). И снова церковь была вынуждена признать это делом рук и благодати Божьей (ст. 21 и 23). Миссия среди язычников была Божьим делом еще до того, как оно стало делом церкви. И что же произошло? Произошло (или происходило) в каком–то смысле обетованное восстановление Израиля, что проявлялось именно в собирании язычников. Если Бог совершал одно, Он должен был совершать и другое. И именно так толковал события Иаков после сообщения о еще более поразительных результатах первого миссионерского путешествия Павла и Варнавы. Послушайте, что он сказал на совете в Иерусалиме:

Тогда умолкло все собрание и слушало Варнаву и Павла, рассказывавших, какие знамения и чудеса сотворил Бог чрез них среди язычников. После же того, как они умолкли, начал речь Иаков и сказал: мужи братия! послушайте меня: Симон изъяснил, как Бог первоначально призрел на язычников, чтобы составить из них народ во имя Свое; и с сим согласны слова пророков, как написано: «Потом обращусь и воссоздам скинию Давидову падшую, и то, что в ней разрушено, воссоздам, и исправлю ее, чтобы взыскали Господа прочие человеки и все народы, между которыми возвестится имя Мое, говорит Господь, творящий все сие». Ведомы Богу от вечности все дела Его

(Деян.15:12–18, цитата из Ам. 9:11,12).

Следует обратить внимание на огромнейшее значение этого суждения. На совете церкви, собранном специально для решения данной проблемы, обоснованное апостольское толкование событий заключалось в том, что включение язычников в новую мессианскую общину было эсхатологическим деянием Бога. И важно то, что благодаря такому повороту событий не только исполнялось пророчество о народах, но также было продемонстрировано, что осуществлялось предсказанное восстановление Израиля и царства Давида. Если Бог собирает народы, значит, Израиль тоже восстанавливается.

На этом совете присутствовал Павел. Несомненно, он согласился с таким богословским толкованием. Но в практической миссионерской работе ему приходилось иметь дело с реальностью. И эта реальность, сильно огорчавшая его, заключалась в том, что проповедь об Иисусе–Мессии была принята меньшинством, а не большинством евреев. Он сталкивался с неприятием и сопротивлением на каждом шагу, даже несмотря на тот факт, что во время всех своих путешествий он первым делом намеренно заходил в синагоги. Как это сочеталось с идеей, что Израиль восстановлен? Разве это скорее не свидетельствовало о том, что Бог просто оставил Израиль, забыл Свои обетования и повернулся лицом к язычникам? Именно с такой точкой зрения, согласно Рим. 9–11, столкнулся Павел и решительно отверг ее.

К сожалению, многие современные христиане считают отрывок Рим. 9–11 трудным для понимания и относятся к нему, как к отступлению от главной темы или второстепенному раздумью. Им кажется, что в Рим. 1—8 сказано все, что нам нужно знать о сокровищах Евангелия. Но эти последующие главы имеют ключевое значение для понимания всего богословия Павла, истории и миссии.

В Рим. 1–8 Павел показывает, что наше спасение зависит исключительно от Бога, а не от нас. Если говорить конкретнее, оно зависит от Божьей благодати и Божьего обетования, как это ясно доказывают иудейские Писания. Но тогда встает вопрос: как можно верить Божьему обетованию, данному нам, если Бог не исполнил Своего обетования, данного Израилю? Если, как подсказывают внешние признаки, правда, что Бог просто оставил Израиль, несмотря на все Свои заветы и обетования, то как же язычники могут быть уверены в обетованиях такого Бога? Если Павел не докажет, что Бог не бросил Израиль, все разговоры о спасении для язычников будут пустыми и безосновательными.

Итак, Павел начинает доказывать верность двух утверждений: Божье обетование осталось в силе (Рим. 9:6), Бог не отверг Израиль (11:1,2). Он делает это, обращая внимание на то, что даже в Ветхом Завете не все израильтяне искренне откликались на призыв Бога. Пророки говорили об остатке; через который и ради которого Бог исполнит Свои обетования. Остаток, к которому принадлежал сам Павел, включал теперь язычников и евреев, которые поверили в Иисуса–Мессию и стали праведниками по вере. Верующие язычники, следовательно, не были новыми людьми, на которых Бог распространил Свое покровительство и благосклонность. Скорее, их можно сравнить с побегами дикой маслины, привитыми к первоначальному стволу. Они, по сути, стали частью Израиля. И это привитие языческих народов и было изначальной целью Бога, когда Он выдвинул Израиль на первое место. Именно за счет этого, именно таким образом «весь Израиль спасется».

Итак, утверждает Павел, спасение язычников отнюдь не доказывает, что Бог отверг Израиль; по сути, оно доказывает обратное. Бог все еще занимается спасением и восстановлением Израиля. Восстановление Израиля уже произошло (в воскресении), но в полноте своей произойдет в будущем. Миссия окончательного собирания народов заполняет пропасть между двумя полюсами размышления Павла.

Все это было зрелым размышлением Павла. Но даже в самом начале его миссионерской работы у него было логическое объяснение своего правила: идти сначала к евреям, а затем — к язычникам. И оно было явным образом основано на примере Раба, определившем служение Иисуса. Павел и Варнава были приглашены в Антиохию Писидийскую, чтобы выступить с проповедью после чтения закона и пророков. После краткого напоминания библейской истории Павел формулирует свое важнейшее убеждение о том, что воскресение Христа было средством, с помощью которого Бог достиг восстановления Израиля.

И мы благовествуем вам, что обетование, данное отцам, Бог исполнил нам, детям их, воскресив Иисуса

(Деян. 13:32).

Многие евреи в тот раз уверовали. Но когда на следующей неделе появилась оппозиция, Павел торжественно переориентировал свою миссию на язычников, использовав очень важный еврейский текст в качестве оправдания своего действия.

Тогда Павел и Варнава с дерзновением сказали: вам первым надлежало быть проповедану слову Божию, но как вы отвергаете его и сами себя делаете недостойными вечной жизни, то вот, мы обращаемся к язычникам; ибо так заповедал нам Господь: «Я положил Тебя во свет язычникам, чтобы Ты был во спасение до края земли»

(Деян. 13:46,47; ссылка на Ис. 42:6; 49:6).

Последние слова — это цитата из Ис. 49:6, где Рабу, в ответ на его переживания (ст. 4), было адресовано Божье слово. Мы уже видели, сколь глубоким было влияние образа Раба на Иисуса. Здесь мы видим, что Павел тоже нашел в нем образец для своего собственного служения. Он берет слова, изначально адресованные Рабу Яхве, и утверждает, что они были также Божьей заповедью ему самому и его миссионерской группе. Двойная миссия одного Раба в пророческом видении была фактически разделена между двумя лицами: Иисусом — восстановителем Израиля и Павлом — апостолом язычников.

Павла иногда обвиняют в искажении простых учений Иисуса. Мне же, напротив, кажется, что между ним и Иисусом существует фундаментальное единство понимания — как результат их глубоких размышлений над иудейскими Писаниями. Оба понимали первостепенную важность Божьего народа — Израиля. Оба считали, что замысел Бога об Израиле исполняется через Мессию. Оба понимали миссию Раба как связующее звено между Божьим обетованием Израилю и Божьим обетованием всем народам через Израиль. Павел скорбел и мучился из–за жестокосердия его собственного народа. Иисус предвидел великое собирание народов на пир Господа. Павел же пожертвовал своей жизнью ради «раздачи приглашений».

Вероятно, именно Луке мы обязаны выводами о такой степени согласия между Павлом и Иисусом. В конце концов, у Луки была уникальная возможность жить рядом с одним из них, пока он выполнял свою миссию, и постигать Другого в Его миссии среди Израиля. Лука дал нам больше Нового Завета, чем любой другой автор, участвовавший в создании этого раздела Писания. Поэтому, в некотором смысле, ему мы обязаны самой формой Нового Завета, причем не только внешней (порядком книг, где Деяния стоят между Евангелиями и Посланиями), но и богословской.

Лука начинает свое Евангелие с мощного акцента на исполнении всех надежд Израиля на освобождение и восстановление. В песнях, молитвах и цитатах из Писания, которые обрамляют рождения Иоанна Крестителя и Иисуса (см.: Лк. 1 и 2), звучит мотив исполнения ветхозаветных пророчеств об Израиле. Так, задача Иоанна — вернуть Израиль к Богу (см.: 1:16 и дал.); Иисусу навечно будет принадлежать престол Давида (см.: 1:32); Бог был верен Израилю, против которого были сильные мира сего (см.: 1:52–55); в настоящий момент совершается спасение Израиля (см.: 1:68 и дал.); пришествие Иисуса — это исполнение чаяний Израиля и народов (см.: 2:29—32), которое вызывает благодарность тех, кто ожидал «избавления в Иерусалиме» (см.: 2:36–38).

Затем Лука заканчивает свое Евангелие и начинает книгу Деяний с мотива исполнения, переходящего в мотив служения народам (см.: Лк. 24:44—47; Деян. 1:1—8). Наконец, он подходит к завершению своей работы с Павлом в Риме, который все еще старательно разъяснял посетителям–евреям, что все его служение было «за надежду Израилеву», и доказывал на основе Писаний, что, благодаря приходу Царства Божьего в лице Иисуса Христа, надежда их осуществилась. Но в то же самое время мы видим, что Павел более чем когда–либо уверен (учитывая место его пребывания) в том, что «спасение Божие послано язычникам» (см.: Деян. 28:23–28).

От храма в Иерусалиме до гостиницы в Риме — таков размах великого повествования Луки. От сердца Израиля до центра тогдашнего мира — таково направление распространения Нового Завета. Это было повествование, определенное миссией Самого Бога, как, исходя из иудейских Писаний, понимали эту миссию Иисус и Его апостолы.

 

Наша миссия в свете миссии Христа

О чем все это нам говорит? Надеюсь, пока мы странствовали (или шли спотыкаясь) через две последние главы нашей книги, вы с пользой для себя постигали то, как Иисус осознавал Свое Собственное предназначение и миссию через размышление над Писанием. Мы перекопали довольно много почвы, в которую уходили корни Его самосознания, питаясь от нее. И мы разобрались, наконец, как Его предназначение быть Рабом Яхве повлияло на восприятие и черты ранней христианской церкви.

Но я хочу завершить эту главу четырьмя выводами о том, как наши библейские открытия должны повлиять на представление об осуществлении нашей собственной христианской миссии сегодня.

ЕДИНСТВО И НЕРАЗРЫВНОСТЬ МИССИИ

Первый вывод. К настоящему моменту мы уже должны постичь непрерывность и целостность миссии народа Божьего начиная с Древнего Израиля и до наших дней. Мы видели связь между всем народом Израиля как рабом Божьим и фигурой Раба Яхве. И мы видели, как Иисус–Мессия соотносил Себя с тем и другим — воплощая Израиль и в то же самое время служа ему. Затем мы видели, как апостол Павел отождествлял миссию Раба — нести спасение во все концы земли — с миссией церкви — нести Благую весть народам. Таким образом, миссия и свидетельство народам неразрывно связывают Израиль, Раба, Иисуса, Церковь.

Поэтому нам следует уяснить, что миссионерская деятельность не является неким второстепенным занятием, избираемым по своему желанию сверхактивными людьми. Так же как это не было просто новой идеей, придуманной Иисусом, чтобы чем–то занять Своих учеников на всю оставшуюся жизнь. Еще в меньшей степени эта деятельность была просто расширением церкви, совпавшим с колониальной экспансией того периода. Миссия лежит в самой основе всех исторических дел Бога в Библии. Это миссия ради Его падшего, страдающего, греховного человечества и в конечном итоге — ради всего творения. Вот почему Бог призвал Авраама, послал Иисуса и дал поручение апостолам. Ибо есть один народ–служитель, один Царь–Служитель, одна миссия служения.

«ВО–ПЕРВЫХ, ИУДЕЮ»

Второй вывод. Следует серьезно относиться к порядку, в котором должна осуществляться миссия, как это было выражено и в служении Иисуса, и в неоднократно повторяемом Павлом изречении: «Во–первых, Иудею». Павел настаивал, что, хотя многие евреи и отвергли Иисуса как Мессию, Бог не отверг Израиль. Израиль будет спасен. Иудеи будут спасены вместе с язычниками; и те, и другие будут спасены через Иисуса Христа. И поскольку Христос пришел через Израиль и был послан к Израилю, Он должен быть сначала «предложен» евреям. Поэтому выражение Павла «во–первых, Иудею» объяснялось лишь миссионерской стратегией, которой Он следовал, переходя из города в город. Это было также богословским убеждением. Церковь не была новым языческим движением (даже если это таковым казалось), становясь по своему составу преимущественно языческой. Это было новое человечество, состоящее из верующих евреев и верующих язычников. Но это было также органическое и духовное продолжение изначального народа Божьего, иллюстрацией чего служит образ маслины в Рим. 11. Израиль был преобразован и расширен, но еврейские корни и ствол не были заменены или вырваны потому только, что «неверующие» ветви были отрублены.

Евангелизация евреев — это вопрос, который сегодня вызывает серьезные споры. Некоторые авторитетные голоса утверждают, что, с исторической точки зрения, это оскорбительно (из–за жестокости христиан по отношению к евреям), с точки зрения культуры, это нецелесообразно, а с богословской точки зрения, это ошибочно.

Представители одного из направлений богословской мысли отвергают необходимость евангелизации евреев, утверждая, что евреи уже находятся в основанных на завете отношениях с Богом и не нуждаются в «обращении» в христианство. Иисус, как основатель того, что является сейчас преимущественно христианством бывших язычников, — это христианский Спаситель. Евреям Он просто не нужен. В этом суть так называемого «учения о двух заветах». Новый Завет через Иисуса предназначен для христиан из язычников. А евреи спасаются благодаря их собственному первоначальному завету. Поэтому евангелизация во имя Иисуса отвергается.

Есть три причины, по которым я не могу согласиться с таким взглядом и считаю его в корне небиблейским.

Во–первых, этот взгляд игнорирует не только еврейское происхождение Иисуса, но и осознанные Им Его предназначение и миссию, которые мы исследуем на протяжении всей этой книги. Иисус появился в народе Израиля, Он пришел к Израилю и для Израиля. Говорить, что евреи не нуждаются в Нем, — значит ниспровергать все, во что Иисус верил в отношении Себя и Божьей цели, с которой Он был послан Богом к людям.

Во–вторых, такой взгляд никак не учитывает неразрывную связь между миссией Иисуса среди народа Израиля и Божьим замыслом распространить спасение на язычников. В этом, как мы видели, суть предназначения Иисуса как Раба Яхве. Это не только историческое толкование древней церкви, но и толкование, соответствующее еврейской Библии. Иисус — Спаситель мира, потому что Он — Мессия Израиля. Он не может быть одним и не быть другим. Если Он не Мессия для евреев, тогда Он не может быть Спасителем язычников. Поэтому, если запретить проповедь Евангелия среди евреев (в смысле призыва их увидеть в Иисусе Мессию, Который будет исполнением их исторической библейской веры), это обрежет и нерв всякой иной проповеди Евангелия. Евангелие обязательно должно быть Благой вестью для евреев, если оно должно быть Благой вестью для кого–то другого. И если это Благая весть для евреев, то отказывать им в этом — наихудшая форма антисемитизма.

И, в–третьих, «учение о двух заветах» полностью противоречит утверждению Павла, что смысл Евангелия заключается в том, что в нем Бог сотворил единый новый народ. Это учение просто не согласуется с Еф. 2 и 3. Или даже с Рим. 9—11. Ибо Иисус был не только Мессией Израиля. Он был новым Адамом. В нем Божий замысел о человечестве как едином целом был реализован не через заключение двух отдельных заветов, а через единение одного нового народа во Христе.

Ибо Он есть мир наш, соделавший из обоих одно и разрушивший стоявшую посреди преграду, упразднив вражду Плотию Своею, а закон заповедей учением, дабы из двух создать в Себе Самом одного нового человека, устрояя мир, и в одном теле примирить обоих с Богом посредством креста, убив вражду на нем

(Еф. 2:14–16).

Тайна же заключается в том, что через Евангелие язычники становятся наследниками совместно с Израилем, то есть теми, кто совместно образует одно тело и соучаствует в обетовании в Мессии Иисусе (см.: Еф. 3:6).

МИССИЯ СЛУЖЕНИЯ

Третий вывод. Глубина влияния образа Раба Яхве на Иисуса и Церковь должна быть образцом для любой христианской миссии во имя Иисуса. Одна из удивительнейших вещей, касающихся Иисуса, состоит в том, что, в то время как его современники искали Мессию, Который придет торжествуя и в силе, Он пришел в смирении, не раскрыв Себя сначала, и посвятил Свою жизнь служению тем, кого общество презирало, угнетало, отвергало. И, заявив, что пришел Он не для того, чтобы Ему служили, а чтобы послужить Самому, Он символически показал это через омовение ног учеников, дав нам пример, как должны поступать и мы.

Дух служения, изображенный в пророческом видении Раба и явленный в деяниях Иисуса, должен быть мотивом и основой всякой христианской миссии. Прежде всего, конечно, этот дух должен быть присущ отношениям внутри церкви. Апостол Павел всегда ощущал влияние этого духа. После долгого увещевания в Риме христиан из язычников и евреев быть терпимыми к сомнениям друг друга он указывает на пример Христа как Служителя!

Посему принимайте друг друга, как и Христос принял вас в славу Божию. Разумею то, что Иисус Христос сделался служителем для обрезанных — ради истины Божией, чтобы исполнить обещанное отцам, а для язычников — из милости, чтобы славили Бога, как написано: «за то буду славить Тебя, (Господи), между язычниками и буду петь имени Твоему»

(Рим. 15:7–9).

Имея перед собой такой пример и в Ветхом, и в Новом Завете и имея однозначную заповедь Иисуса, мы можем только сожалеть о том, что христианская церковь так часто занимала в отношении мира позицию превосходства, а затем крестила его, называя все это своей «миссией». Мы вообразили, что наилучший способ спасти мир — управлять им. В результате, христианская миссия во имя Служителя в сознании многих ассоциируется с силой — военной, культурной, экономической и политической. Этот образ прочно пристал к христианам. Но исторические ошибки — вовсе не повод вообще отказаться от миссии. Ибо наказ Царя–Служителя все еще остается в силе. Он все еще зовет служителей — тех, кто будет служить Ему, служа миру.

МИССИЯ В ЕЕ ЦЕЛОСТНОСТИ

Четвертый, и последний, вывод, подводящий черту под этой главой и подготавливающий также к следующей главе, еще раз переносит нас к «Песням Раба Яхве» в Книге Пророка Исайи. Для описания жизненного пути Раба характерны одновременно и волнующие подробности, и сдержанность. Кульминационная точка, конечно, — Его страшные смертные муки, а также победное оправдание (см.: гл. 53).

Но именно в Ис. 42 мы находим главные подробности о настоящей цели и характере миссии Раба. Значительный акцент в начальных стихах делается на задаче Раба возвестить суд народам. О народах говорится, что они ожидают, что Раб принесет им закон (torah) и суд Божий (mishpat). Иными словами, задача Раба состоит в том, чтобы вся совокупность нравственных ценностей и общественных обязанностей, вверенных некогда Израилю, стала реальностью для остального человечества. Быть «светом для народов» — значит учить этому этическому аспекту, а также распространять спасительный свет завета. Та же самая картина, хотя и с другим направлением движения (скорее, народы идут к Сиону, а не Раб идет к народам), обнаруживается в Ис. 2:2–5. По мере продолжения песни в Ис. 42:1–9, эта основополагающая миссия возвещения суда дополняется такими важными вещами, как сострадание, просвещение и освобождение; суд и доброта; исцеление и цельность. Картина довольно многообразная.

Теперь, если мы соглашаемся с единством и неразрывностью миссии служения начиная с Израиля и через Раба, то есть через жизнь и смерть Иисуса, и заканчивая миссией церкви, то это нужно рассматривать как важные аспекты нашей миссии в целом. Христианская миссия, если мы хотим, чтобы она соответствовала библейскому образцу, не может сводиться только к возвещению словом. Миссия Раба Яхве включала в себя суд, сострадание, просвещение, освобождение. Иисус включил эти цели в данную Себе Самому характеристику (см.: Лк. 4:18 и дал.). Однако нам должно быть ясно, что за время Своей жизни Он не завершил выполнение порученной Рабу задачи — возвестить закон и суд Божий народам. Может быть, речь идет о тех аспектах миссии, которые Он поручил Своей Церкви — тем, кто, «будучи во Христе», получил наказ продолжать все, «что Иисус делал и чему учил»?

Но что под этими словами подразумевал Сам Иисус? Каковые были Его собственные нравственные ценности и приоритеты? Это то, к чему мы обратимся в заключительной главе. В настоящей же главе мы увидели, что в Ветхом Завете возвещается определенная миссия. Миссия, которую Иисус принял как основную цель Своей жизни и поручил затем Своим последователям.