ФБР приказало Али Суфану и остальной йеменской группе немедленно эвакуироваться. На следующее утро после 11 сентября шеф резидентуры ЦРУ в Ацене оказал им честь и лично отвез в аэропорт Саны. Резидент сидел с ними в зале ожидания, когда ему неожиданно позвонили. Он сказал Суфану: «Они хотят поговорить с тобой». Специалист ФБР по связи распаковал спутниковый телефон и установил компактную тарелку. В трубке Суфан услышал голос Дины Кореи, находившейся в штаб-квартире. Она передала ему приказ оставаться в Йемене. Суфан был раздосадован. Он собирался возвращаться в Нью-Йорк, чтобы расследовать нападение на Америку, — и немедленно! «Это связано с тем, что произошло вчера, — сказала она ему. — Кусо наша единственная зацепка».

Она не могла сказать ему больше. Суфан выгрузил свой багаж. Он недоумевал. Какое отношение имел Кусо, оператор, проспавший взрыв на «Коуле», к атакам 11 сентября? Второй следователь Роберт Мак-Фадден и пара сотрудников группы СУОТ остались с ним для обеспечения безопасности.

Приказ штаб-квартиры заключался в том, чтобы установить личности угонщиков «любыми доступными средствами» — формулировка, ранее никогда не встречавшаяся Суфану. Когда они вернулись в посольство, по закрытой линии связи пришел факс с фотографиями подозреваемых. К Суфану подошел резидент ЦРУ и вручил ему конверт из плотной «манильской» бумаги. Внутри находились три фотографии подозреваемых и полный отчет о встрече в Малайзии — именно этот материал был нужен Суфану ранее, но ЦРУ отказывало в доступе. Барьер рухнул. Когда Суфан понял, что управление и несколько человек в ФБР больше полутора лет назад знали, что два потенциальных угонщика прибыли в страну, ему стало так дурно, что он бросился в ванную с приступом рвоты.

На одном из снимков был человек, весьма напоминающий Кусо. Суфан направился к генералу Талибу Камишу, директору Управления политической безопасности, и попросил нового срочного допроса Кусо. «А это имеет отношение к взрыву на «Коуле»?» — поинтересовался Камиш.

«Я не буду говорить о «Коуле», — сказал Суфан. — Брат Джон пропал без вести». Он хотел сказать что-то еще, но осекся. На глазах генерала выступили слезы. Наступило долгое молчание, никто не мог поверить в гибель О’Нейла.

Генерал Камиш сказал, что задержанный находится в Адене. В столицу был единственный рейс — вечером. Генерал поднял трубку и начал отрывисто говорить: «Я хочу, чтобы Кусо сегодня вечером был здесь». Американцы слышали только обрывки фраз. Затем генерал позвонил в аэропорт и потребовал прямой связи с пилотом. «Ты не поднимешься в воздух, пока заключенный не окажется на борту», — приказал он.

В полночь Кусо уже сидел в здании УПБ. Он был очень раздражен. «Если что-нибудь случилось в Нью-Йорке или Вашингтоне, то это не ко мне», — вызывающе сказал он. Суфан показал ему три снимка, сделанных скрытой камерой. Но Кусо отказался опознать себя на фотографиях.

На следующий день резидент ЦРУ наконец отдал Суфану четвертую фотографию со встречи в Малайзии. Кусо неохотно опознал Халлада, хотя Суфан уже знал, кто это. Халлад был организатором взрыва «Коула». Фотография стала первым связующим звеном между «Аль-Каидой» и 11 сентября.

Суфан допрашивал Кусо три ночи, а затем написал отчет и принялся его исследовать. На четвертую ночь Суфану стало плохо, и его отвезли в больницу. Наутро он снова находился в здании УПБ. Кусо опознал Марвана аль-Шеххи, который был пилотом рейса № 175 компании «Америкэн эрлайнз», того самого, что врезался во вторую башню. Он встречался с Шеххи в Кандагаре в гостевом доме. Он вспомнил, что Шеххи болел на протяжении всего Рамадана и эмир гостевого дома ухаживал за ним. Эмира звали Абу Джандаль. Оказалось, он уже сидит в йеменской тюрьме, и Суфан немедленно попросил встречи с ним.

Для йеменца Джандаль был слишком крупным, силач с густой черной бородой, однако несколько месяцев тюрьмы надломили его. Суфан сразу же узнал в нем телохранителя бен Ладена.

Абу Джандаль сердито посмотрел на американцев. «Что эти неверные делают здесь?» — возмутился он. Его посадили на стул и связали сзади руки. Во время допроса он отвернулся от следователя.

После непродолжительных уговоров Джандаль все же развернулся, но отказывался смотреть Суфану в глаза. Абу Джандалю не хотелось говорить, но он разразился длинной гневной тирадой против Америки на быстром хиджазском диалекте. Он жаловался на то, что с ним так обращаются, хотя ранее он не был судим.

— Почему я в тюрьме? — требовал он ответа.

— А действительно, почему он в тюрьме? — спросил во время перерыва американский следователь у своего йеменского коллеги.

— Подозреваемый.

— Подозреваемый в чем?

— Просто подозреваемый, — ответил йеменский офицер.

Суфан понял, что заключенный хорошо знает, как вести себя на допросе. Джандаль легко согласился с тем, что следствие уже знало: что он воевал в Боснии, Сомали и Афганистане, но все остальное он отрицал. Ответы были построены так, что наводили следователей на мысль — подозреваемый явно притворяется. Абу Джандаль хотел казаться добрым мусульманином, выбравшим путь джихада из-за разочарования в жизни. Он считал себя не убийцей, а убежденным революционером, пытавшимся спасти мир от зла, которое, как он верил, происходит, главным образом, из Соединенных Штатов Америки. О них он практически ничего не знал.

К утру Абу Джандаль пришел в сильное возбуждение. Ему было за тридцать, он был старше, чем большинство джихадистов. Он вырос в Джидде, родном городе бен Ладена, и хорошо разбирался в религии. Он пил чай и делился с американцами своими взглядами на историю с позиции исламского фундаментализма; его подвела чрезмерная общительность. Суфан польстил ему и втянул в богословский спор. В ходе пространных высказываний Суфан отметил несколько важнейших моментов: Джандалю надоело воевать, его беспокоил факт, что бен Ладен присягнул на верность, баят, мулле Омару; поэтому для него важнее была забота о двух детях, один из которых страдал заболеванием костей. Суфан также отметил, что Абу Джандаль отказался от сладостей, — вероятно, он страдал диабетом. Эти мелкие детали позже помогли Суфану установить личности угонщиков.

На следующий день американцы принесли ему вафли без сахара — дружеский жест, который Абу Джандаль оценил. Суфан дал ему почитать книгу по истории Америки на арабском языке.

Заключенный пришел в замешательство. Суфан был его единоверцем, но одновременно — агентом ФБР и любил Америку. Абу Джандаль прочитал книгу и был шокирован, когда узнал об американской революции и страстной борьбе против тирании на протяжении всей американской истории. Его прежнее мировоззрение строилось на убеждении, что Соединенные Штаты были рассадником всякого зла на земле.

Суфан тем временем пытался найти точки соприкосновения с моральными ценностями Абу Джандаля. Он спросил о пути в джихад. Абу Джандаль недовольно сказал, что воин должен вести себя благородно в битве. Коран и хадиты наполнены поучениями об этом.

А где разрешение на использование самоубийц? Суфан ждал ответа.

Абу Джандаль ответил, что враг имеет преимущество в вооружении, поэтому смертники уравновешивают это неравенство. «Это — наши крылатые ракеты», — ответил он с вызовом.

А как насчет женщин и детей? Разве они не заслуживают того, чтобы их защищали? Суфан напомнил о взрывах американских посольств в Восточной Африке. Он вспомнил женщину в автобусе возле посольства в Найроби, обхватившую своего ребенка, пытаясь спасти его от огня. Они превратились в пепел. Какой грех совершила эта мать? Что будет с душой этого ребенка?

— Господь воздаст им в загробной жизни, — ответил Абу Джандаль, потом добавил: — Ты даже не представляешь, как торжествовал бен Ладен после взрывов посольств. Сотни приходили к нему и просились стать мучениками.

«Большинство жертв в Восточной Африке были мусульманами», — сказал Суфан. Споры разгорались. Несколько раз Абу Джандалю оставалось только цитировать авторитетных мулл или суры из Корана, но он чувствовал, что Суфан более подкован в богословских вопросах, чем он. Теперь Абу Джандаль заявил, что взрывы посольств произошли в пятницу, когда все добрые мусульмане должны находиться в мечети, следовательно, погибшие не являлись настоящими последователями Пророка. Это было обычным представлением такфиритов, однако Суфан хорошо знал, где расставить моральные акценты.

На пятую ночь Суфан бросил на стол журналы с новостями. Там были фотографии с мест катастрофы: Торгового центра и Пентагона. Снимки запечатлели людей, попавших в ловушку на верхних этажах башен и отчаявшихся, прыгавших с сотого этажа. «Это сделал бен Ладен», — сказал Суфан заключенному.

Абу Джандаль слышал об атаках, но не знал многих деталей. Он изумленно всматривался в фотографии. Он сказал, что это напоминает «голливудский фильм», но размах зверства вызвал у него шок. В то время все думали, что счет погибших идет на десятки тысяч. Вместе с Суфаном и Абу Джандалем в маленькой комнате для допросов находился Мак-Фадден и два йеменских следователя. Все чувствовали, что Суфан приближается к цели. Войска американцев и их союзников были близки к тому, чтобы начать военную операцию в Афганистане, но им требовалась информация о структуре «Аль-Каиды», местоположении ее предводителей и возможных путях отступления.

Случайно на кофейном столике оказалась местная газета. Заголовок на первой полосе гласил: «Две сотни йеменцев погибли в результате атаки на Нью-Йорк».

Абу Джандаль прочитал шапку и в ужасе пробормотал: «Помоги нам, Боже!»

Суфан спросил, что за мусульмане могли сделать подобное. Абу Джандаль предположил, что нападение на Нью-Йорк и Вашингтон могли совершить израильтяне, а не бен Ладен. «Шейх не такое чудовище», — сказал он.

Суфан взял альбом с фотографиями и фотороботами известных членов «Аль-Каиды» и угонщиков, попросив Абу Джандаля опознать их. Тот быстро пролистал альбом и захлопнул его.

Суфан снова открыл книгу и сказал заключенному: «Некоторые из них у нас в тюрьме». Следователь надеялся, что Абу Джандаль не понимает, что все угонщики мертвы.

Абу Джандаль на долю секунды остановил взгляд на фото Марвана аль-Шеххи, перед тем как перевернуть страницу. «Разве ты не помнишь его? — спросил Суфан. — Рамадан 1999 года. Он болел, а ты был эмиром и ухаживал за ним».

Абу Джандаль с удивлением посмотрел на Суфана.

«Когда я задавал вопрос, я уже знал ответ, — сказал следователь. — Если ты умный, то скажешь мне правду».

Абу Джандаль сознался, что знает Шеххи, и назвал его кодовое имя в «Аль-Каиде» — Абдулла аль-Шарки. Он опознал Мохаммеда Атгу, Халеда аль-Мидхара и четырех других. Он настаивал на том, что бен Ладен не мог отдать приказа о проведении такой акции. «Это израильтяне», — твердил Абу Джандаль.

— Я уверен, что такое могут сотворить только люди из «Аль-Каиды», — сказал Суфан. Он вынул семь фотографий из альбома и положил перед ним на стол.

— Как ты узнал? — спросил Абу Джандаль. — Кто сказал тебе?

— Ты сказал, — ответил Суфан. — Это были угонщики самолетов. Ты только что опознал их.

Абу Джандаль побледнел. Он закрыл лицо руками.

— Дай подумать, — попросил он.

Суфан вышел из комнаты, затем вернулся и спросил, что тот решил.

— Шейх сошел с ума, — сказал Джандаль. После этого он рассказал Суфану все, что знал.

Марку Россини сообщили, что Джон О’Нейл спасся, и он потратил два дня, обзванивая друзей О’Нейла по всему миру, укрепляя их в надежде, что с Джоном все хорошо. Он был сильно расстроен случившимся с О’Нейлом: «Сукин сын! Почему он не убежал?» Неделю спустя, перед тем как пойти домой, Россини сидел в машине и плакал. Некоторые из его агентов пали духом. Другие, как Дэн Коулмен, наглотались бетонной пыли и страдали от сильных болей в легких.

Всемирный торговый центр дымился сто дней. В течение этого времени едкая вонь проникала в здание ФБР, напоминая сотрудникам о безуспешной попытке остановить нападение. Они сами были на волосок от гибели. Один действующий агент Леонард Хэттон, техник по взрывным устройствам, погиб. Ранее он занимался расследованием взрывов посольств и «Коула» вместе с О’Нейлом и после налета пытался спасти людей в башне. Оставшуюся часть сентября члены команды 1–49 в ужасе переживали свою боль и позор. Лучше всех в стране они знали, какая опасность нависла над Америкой. Но, к сожалению, 1–49 оказалась одинока в своих усилиях. Начиная со взрывов посольств сотрудники работали очень интенсивно, проводили целые месяцы и даже годы вне страны, многие потеряли любимых людей: все их свободное время поглощало расследование. Они были совершенно обессилены еще до 11 сентября. Отныне совершившаяся трагедия будет вечно тяготеть над ними, ибо они не смогли выполнить свой долг.

Лицо О’Нейла было одним из тысяч на самодельных плакатах, развешанных на стене портового управления, на Главном центральном вокзале и телефонных столбах по всему Манхэттену. Кроме того, брат Вэлери Джеймс Джон Мак-Киллоп, фельдшер из Чикаго, поклялся найти О’Нейла. Джеймс и его двадцать пять коллег отправились в Нью-Йорк на машинах с полицейским сопровождением. Это был лишь один из многих караванов карет «скорой помощи», направлявшихся в Нью-Йорк со всех концов страны. Было странно видеть военные патрули на улицах американских городов, с оружием в руках охранявшие мосты и большие здания. Аэропорты были закрыты по всей стране, лишь военные самолеты пронизывали воздушное пространство.

Когда Мак-Киллоп добрался до «нулевого уровня», он был потрясен грудой тлеющих развалин. Спасатели продолжали раскапывать завалы, надеясь найти выживших, но всякая надежда покинула Мак-Киллопа. «Разве я мог представить себя такое? Что я скажу сестре?»

Многие погибшие во Всемирном торговом центре так и не были найдены, но 21 сентября спасатели раскопали каменную кладку на углу Либерти-стрит и Гринвич-стрит и нашли под ней тело человека в синем костюме. Во внутреннем кармане находился бумажник. Это был Джон.

Погибшие во Всемирном торговом центре стали своеобразным «всемирным парламентом». Там были граждане шестидесяти двух стран, представители почти всех национальных групп и религий мира. Бывший хиппи, ставший биржевым брокером, католический капеллан Нью-йоркского пожарного департамента, японский хоккеист, эквадорский шеф-повар, собиратель кукол Барби, каллиграф-вегетарианец, палестинский бухгалтер. Судьбы этих людей иллюстрирует изречение Корана, говорящее о том, что всякий, кто забирает одну жизнь, разрушает весь мир. «Аль-Каида» намеревалась атаковать Америку, но посягнула на все человечество.

Фрагменты тел погибших были извлечены из-под обломков, сопоставлены и опознаны, обычно с использованием анализа ДНК, образцы которого сотрудники спасательных служб получили у родственников пропавших (здесь помогли зубные щетки). Части каждого найденного тела упаковывались отдельно, за одним исключением: когда извлекалось тело человека, одетого в униформу, то составлялся специальный протокол. Так поступили и с телом О’Нейла. Его покрыли американским флагом, и нью-йоркские полицейские и пожарные, разгребавшие завал, отдали ему честь, после чего тело отправили в морг.

В годы детства, в Атлантик-Сити, Джон О’Нейл был служкой церкви Св. Николая Толентинского. 28 сентября около тысячи человек пришли к этой церкви, чтобы проводить его в последний путь. Многие из них были агентами, полицейскими и разведчиками, которых О’Нейл втянул в войну с терроризмом задолго до того, как он активизировался. В тревожные дни после теракта улицы возле церкви были блокированы, а над головой летали военные вертолеты.

Дик Кларк мужественно перенес 11 сентября, но когда заиграла волынка и гроб тронулся, он неожиданно потерял самообладание. Он вспомнил, что последний раз разговаривал с О’Нейлом, когда тот отказался от поста. «Посмотри на светлую сторону, — сказал ему О’Нейл. — Всякий раз, когда ты приедешь в Нью-Йорк, мы будем ужинать с тобой в «Окнах на мир». Затем он добавил: «Всякий раз, когда мы понимаем друг друга, то становимся братьями».

Похороны О’Нейла стали катастрофой для людей, боявшихся узнать о существовании друг друга. Его жена и двое детей, Вэлери Джеймс и ее двое детей, и Анна ди Баттиста встретились впервые. Все тайны немедленно открылись. Но было и что-то хорошее. Самым большим сожалением О’Нейла было то, что он считал себя плохим отцом. В мае ему представился отличный шанс: ему показали первого внука. Любопытно, что О’Нейл был привязан к внуку Вэлери, но боялся почувствовать себя дедушкой. Это напоминало ему звон похоронного колокола. Ему понадобилось два месяца, чтобы собраться с духом и увидеть младенца. И после этого человек, который никогда не держал семейную фотографию в кабинете, повесил фото внука на стену. «Ты родился в самой великой стране в мире, — написал он внуку слова, которые убитый горем сын прочитал на заупокойной мессе. — Нужно изучать национальные корни твоих родителей, чтобы любить и лелеять свою историю. Но никогда, никогда не забывай, что прежде всего ты — американец. И миллионы американцев до тебя сражались за свободу. Нация поддерживает все условия для твоей жизни. Цени, защищай и уважай тех, чья обязанность хранить твой покой».

В Афганистане ожидали прибытия моджахедов из всех мусульманских стран. Бен Ладен и Завахири торжествовали, радуясь успеху операции. «Хотя это и Америка, но Бог бросил на нее тень позора, — заявил бен Ладен в очередном видеообращении, переданном по спутниковому каналу «Аль-Джазира» 7 октября — в день, когда первые американские и британские бомбы стали рваться на позициях «Талибана». — Эти величайшие здания были разрушены. Благодарение Богу за это. Хотя это и Америка, но она полна страха от севера до юга, от востока до запада. Благодарение Богу за это. — Затем он повысил голос: — Эти события поделили мир на два лагеря: с одной стороны верующие, а с другой — неверные.

Да сохранит нас Бог от них. Каждый мусульманин призван сделать свою религию победоносной. Ветер веры снова повеял».

Как-то вечером бен Ладен и Завахири сидели в гостевом доме в Кандагаре. У них в гостях был парализованный саудовский мулла по имени Халед бен Уда бен Мохаммед аль-Харби. «Мы планировали и делали расчеты, — вспоминал бен Ладен. — Мы подсчитали количество пассажиров в самолете, которые должны были погибнуть. Что касается зданий, то мы предполагаем, что жертвами стали люди на трех-четырех этажах, куда врезался самолет. Все это мы оценили. Благодаря моей профессии, я подсчитал, что горящее топливо из самолетов должно накалить стальные конструкции, из-за чего материал практически теряет свои свойства. Поэтому, когда самолет врезается в здание здесь, — он сделал жест рукой, — верхняя его часть обрушивается на все остальное. На это мы и рассчитывали».

Большинство семей членов «Аль-Каиды» были эвакуированы немедленно после атаки. Маха Эльсамнех, жена Ахмеда Хадра, друга Завахири, собрала свои вещи и отправила детей в приют в Ловгар, в пятидесяти километрах к северу от Кабула. Они провели там пару месяцев. В приюте было хорошо, и умывальники стояли внутри здания. В середине ноября, через двое суток после падения Кабула, семья Завахири вернулась. Они выглядели ужасно. Дети были босы, а одна из дочерей не была даже полностью одета. Аза, жена Завахири, серьезно болела. Она объяснила, что им нужно вначале лететь в Хост, а затем в Кабул, чтобы найти необходимые припасы. Но в тот момент там падали американские бомбы.

Аза возбужденно сказала, что не представляла, кем на самом деле является ее муж. «Я просто не могу в это поверить». Махе это показалось странным, ибо все знали, на что способен Айман.

Аза несла на руках младшую дочь Айшу, которая страдала синдромом Дауна, она все еще была в пеленках, хотя ей было уже четыре года. Аза переживала, что если она умрет, то некому будет ухаживать за дочерью. Маленькая девочка с большими глазами казалась хрупкой и беспомощной.

Наступали холода. Хотя война все еще шла в городах, люди «Аль-Каиды» решили переместиться в Тора-Бору, а свои семьи отправить в Пакистан. Был сформирован большой конвой, который двинулся в горы. Аза и ее дети остановились в Гардезе в гостевом доме Джалаладина Хакканни, чиновника правительства «Талибана», а семья Махи отправилась дальше в Хост. Ночью раздались два оглушительных взрыва, такие мощные, что у одних детей началась рвота, а у других понос. На следующее утро один из сыновей Махи пошел проведать семью Завахири. Он обнаружил, что дом, где они остановились, сильно поврежден. Бетонная крыша рухнула и погребла под собой Азу. Спасатели раскопали Айшу, которая была ранена, но еще жива. Они положили ее на живот и попытались спасти. Аза была жива, но боялась сама откапываться, ибо опасалась, что мужчины увидят ее лицо. Вскоре стоны стихли. Когда спасатели вернулись к ребенку, они обнаружили, что тело девочки уже остыло.

В пещерах Тора-Бора бен Ладен и Завахири посетили оставшихся бойцов «Аль-Каиды» и предложили занять оборону и ждать подхода американцев. В первые недели декабря воины джихада обнаружили, что им противостоят афганцы, а дальние американские бомбардировщики Б-52с начали обстреливать пещеры специальными бомбами «дэйзи катер». «У нас триста моджахедов, — подсчитал бен Ладен. — Мы выкопали сотню окопов площадью не более одной квадратной мили, один окоп на трех братьев. Поэтому следует ожидать больших человеческих потерь в результате бомбардировок». Несмотря на приготовления, 3 декабря, после того как американские бомбы разрушили подземный комплекс, афганские наземные войска обнаружили более сотни тел, среди которых удалось опознать восемнадцать старших командиров «Аль-Каиды».

Бен Ладен чувствовал, что мусульмане предали его, отказавшись присоединиться к новому джихаду. Даже «Талибан» отмежевался от него. «Лишь немногие оказались верны, — жаловался он. — Остальные сдались или бежали, как только встретились с врагом». Усама написал это 17 декабря. Короткая битва за Тора-Бору завершилась поражением не только для «Аль-Каиды», но и для Соединенных Штатов и их союзников, не сумевших схватить того, за кем они гнались. Бен Ладен и оставшиеся боевики скрылись в Пакистане, спасая свою жизнь, но потеряв Афганистан. Бен Ладен воспользовался выигранным временем, чтобы написать завещание.

В последнем послании бен Ладен пытался спасти свою репутацию. «Я воспринимаю в это весьма скорбное для меня время всех мусульман как моих родственников», — писал он. Он отметил, что взрывы посольств в Северной Африке, разрушение Всемирного торгового центра и атака на Пентагон были великими победами. «Несмотря на неудачи, что Господь наслал на нас, эти сокрушительные удары отмечают начало плача Америки и неверующего Запада после последних десяти лет, которыми Бог благословил нас».

Затем он обратился к своей семье. «Жены мои, да пошлет Бог благословение на вас! — писал он. — Вы знаете с самых первых дней, что мой путь был усеян шипами и минами. Вы оставили все удовольствия, ваши семьи и избрали тяжелую жизнь со мной». Он заклинает их не думать о новом замужестве. «Мой сын, прости мне, что я посвятил тебе слишком мало времени, ибо я избрал путь джихада. Я избрал опасный курс, наполненный разного рода бедствиями, которые угрожают нашей жизни. Если бы не измена, я мог бы восторжествовать». Далее он советовал сыну не вступать в «Аль-Каиду». «В этом я следую примеру Омара бен аль-Хатаба, вождя правоверных, не советовавшего своему сыну наследовать халифат после своей смерти. Он сказал: «Если то, что я сделал, хорошо, то этого достаточно, а если нет, то достаточно моих страданий».

В марте 2002 года «Аль-Каида» перегруппировалась в горах в районе Хоста, рядом с «Логовом льва». Небо содрогалось от рева авиации, американские и афганские войска вместе с солдатами из Австралии, Дании, Германии, Канады, Норвегии и Франции в ходе операции «Анаконда» перешли в наступление через горы. Они ударили в районе долины Шах-е-Кот, у изрезанной восточной границы Афганистана. Местных полевых командиров подкупили и вывели из войны, а граница была закрыта. В результате позиции «Аль-Каиды» оказались под непрерывной бомбардировкой. Тем не менее одной группе на лошадях удалось ускользнуть в Пакистан.

Они пришли к местному предводителю милиции по имени Гула Джан, чья длинная борода и черный тюрбан могли указывать на то, что он симпатизирует «Талибану». «Я увидел немолодого крупного человека, араба, который носил темные очки и белый тюрбан, — рассказал Джан четыре дня спустя. — Он был одет как афганец, но на нем был красивый халат, с ним ехали еще двое арабов в масках». Человек в красивом халате слез с лошади и начал говорить вежливо и слегка шутливо. Он спросил Джана и его афганских друзей, где находятся войска американцев и Северного Альянса. «Мы боимся наткнуться на них, — сказал он. — Покажите нам безопасную дорогу».

Пока люди разговаривали между собой, Джан посмотрел на одну из листовок, разбросанных с американских самолетов. Там была фотография человека в тюрбане и очках: широкое и мясистое лицо, мощный рельефный нос и полные губы. Нестриженая борода была седой посередине и расходилась белыми полосками вниз от подбородка. На лбу, обозначенном складками тюрбана, видна темная мозоль, образовавшаяся из-за многочасовых молитвенных поклонов. Во взгляде читалась решительность, характерная для врачей, но в нем чувствовалась и безмятежность, которой, казалось, не нашлось места на листовке с надписью «Разыскивается». Листовка обещала 25 миллионов долларов за голову доктора Аймана аль-Завахири.

Джан вернулся к разговору. Человек, который был, по мнению Джана, не кем иным, как самим Завахири, сказал: «Да благословит тебя Бог и да сохранит от врагов ислама. Не говори им, откуда мы приехали и куда направляемся».

На листовке был написан номер, по которому следовало звонить, но у Джана не было телефона. Завахири и арабы в масках скрылись в горах.