В 1959 году принц Фейсал послал своего младшего сына учиться в Америку. Юный Турки распаковал вещи в Лоуренсвилльской школе, когда ему было четырнадцать лет. Он только поступил в подготовительный класс, когда впервые столкнулся с проявлением американского эгалитаризма. В первый же день однокашник, хлопнув будущего принца по заду, спросил, как его зовут. Когда Турки ответил, то американец переспросил: «Это как индейку на День благодарения?» Никто не пытался его понять или помочь ему, но это позволило мальчику стать другим человеком. Его одноклассники звали его Турок или Спица.

Внешне он выглядел очень приятным: высокий лоб, волнистые черные волосы, глубокая ямочка на подбородке. Он унаследовал ястребиный облик своего отца, но не жестокость его характера. Взгляд сына был более глубоким и застенчивым, в отличие от хищного отблеска глаз родителя. Хотя Турки избрали президентом Французского клуба, он проявил себя больше как спортсмен, нежели как ученик. Турки играл в университетской сборной по европейскому футболу и представлял Нью-Джерси в команде по фехтованию на юношеской Олимпиаде 1962 года. Он был чрезвычайно умен, но не концентрировался на науках. По окончании приготовительного класса он стал посещать занятия в колледже, находящегося в пяти милях от Принстона, но был исключен по итогам первого семестра. Турки перевелся в Джорджтаунский университет в Вашингтоне, где как-то один из однокурсников догнал его и сообщил: «Ты слышал новость? Твой отец стал королем!» Это был 1964 год.

Находясь в Америке, на безопасном расстоянии, Турки знал про неприятности на родине, о финансовой помощи Мохаммеда бен Ладена — своевременный жест, который позволил Фейсалу реорганизовать управление и стабилизировать положение в королевстве в период развития арабского социализма, когда дом Саудов имел все шансы потерять власть. Связь между королевской семьей и бен Ладенами передалась по наследству детям короля Фейсала. Они никогда не забывали, какую помощь оказал бен Ладен их отцу, только что вступившему на престол.

После победы Израиля в Шестидневной войне весь арабский мир погрузился в уныние. Турки настолько расстроился, что пропустил много лекций, в результате чего ему пришлось наверстывать упущенное в летней школе. Одним из его однокашников был общительный парень из Арканзаса. Его звали Билл Клинтон, и он потратил два часа, чтобы помочь принцу подготовиться к тесту по этике. Это было 19 августа. Клинтону тогда исполнился 21 год. Турки получил оценку «би», но вскоре был отчислен из Джорджтауна без окончания подготовительного курса. Он продолжал посещать лекции в Принстоне и Кембридже, но у него никогда не было желания получить ученую степень.

В конце концов в 1973 году Турки вернулся в королевство и спросил у отца, что делать дальше. Король понял, что сын хочет работать. Подняв брови, Фейсал взглянул на небо и сказал: «Посмотри, я не дал никакой работы твоим братьям. Иди и ищи сам!» Конечно, младшему сыну короля не было нужды искать себе работу, так как его будущее было обеспечено несметными богатствами семьи и тем, что его отец держал руку на пульсе всех дел в королевстве. Дядя по матери шейх Камаль Адхам предложил племяннику пост в службе разведки. «Меня не интересует разведка, — ответил Турки. — Я не представляю, что я могу сделать в этой сфере. Мне хотелось бы заняться дипломатией». Интеллигентный, с тихим голосом, он, казалось, более подходил для кабинетной работы, дворцовых церемоний, дружеских переговоров на теннисном корте, нежели для так называемых темных дел. Он женился на принцессе Нуф бент Фахд аль-Сауд, из другой ветви королевской фамилии, и вел роскошную жизнь, которую могут позволить себе очень немногие. Но пласты истории сдвинулись, ввергнув его блаженное существование в бурный катаклизм.

Принц Турки вернулся на родину в критический момент. Множество саудитов было совершенно не готово к той стремительной трансформации, которую переживала их культура из-за начавшегося нефтяного бума. Они помнили страну, когда она была весьма традиционной во всех областях. Еще в пятидесятые годы многие подданные Саудовской Аравии жили так же, как и их предки на протяжении последних двух тысяч лет. Лишь немногие считали себя собственно саудитами, так как понятие национальности для большинства просто не существовало, и правительство не играло никакой роли в их жизни. Они были членами племен без каких-либо четких границ. Вынужденное равенство в бедности и небольшие потребности создали общество горизонтальное, как пустынное плато. Свод племенных обычаев, соединенный с юридическими нормами Корана, управлял мыслями и делами большинства саудитов. Многие, если не сказать большинство, никогда не видели автомобиля или иностранца. Образование было достаточно скудным и состояло в основном из заучивания отрывков из Корана. Образ жизни на Аравийском полуострове не претерпел существенных изменений. Вечное и настоящее было одним и тем же.

Неожиданно в пустыню ворвался бурный поток перемен: автодороги, города, школы, иностранные рабочие, цены в долларах и постепенное осознание своего места в мировом сообществе. Саудовская Аравия и ее граждане стали ближе к миру. Вовлеченные в мировой рынок идей и материальных ценностей, многие саудиты стали искать точку опоры в своем собственном наследии, чтобы осмыслить понимание ислама в новых условиях. Ваххабизм выстроил дамбу против мощного бушующего потока современности. Не только у экстремистов, но и у обычных людей появилось чувство, что мощная волна прогресса размывает важнейшее качество Аравии — ее посвященность Аллаху.

На диких обитателей пустыни словно с неба свалилось немыслимое богатство — дар Божий за их набожность и истинную веру. Парадоксально, но этот дар одновременно ломал все сферы их жизни. На протяжении двадцати лет после первого нефтяного бума пятидесятых средний годовой доход жителя Саудовской Аравии достиг уровня США и возрастал в такой степени, что обещал сделать саудовскую экономику самой прочной в мире. Соблазнительные ожидания скрывали тот факт, что страна пребывает в состоянии феодализма. Расточительный саудит становился для всего мира символом жадности, обжорства, глупости и даже — что особенно оскорбительно для достоинства человека Востока — объектом для насмешек. Азарт за игорным столом, пьянство и увлечение проститутками вряд ли способствовали развитию национальной экономики. Закутанные в шубки из шиншиллы, увешанные сумками из бутиков, алчные саудовские женщины скупали на Енисейских Полях все драгоценности без разбора, чем вводили в заблуждение общественное мнение. Многих пугало будущее, в котором, как предполагалось, контроль над всем мировым богатством перейдет в руки саудитов. Ажиотаж усилился в 1973 году, когда в результате нефтяного эмбарго цены на нефть настолько взлетели вверх, что саудовское правительство просто не знало, что делать с потоком долларов. Открытое растранжиривание богатства, как общественного, так и личного, только демонстрировало бездонный кошелек Саудовской Аравии, а особенно королевской семьи.

Аль-Сауды не столько управляли страной, сколько владели ею. Вся ничейная земля принадлежала королю. Только он решал, кто может приобретать ее в собственность. Что бы ни делалось в стране, королевские дяди и тети, братья и сестры, племянники, племянницы и кузены отхватывали себе лучшие куски. Ненасытные принцы вторгались в бизнес, навязывая свои услуги в качестве «агентов» или «консультантов», получая миллиарды долларов в виде взяток. Такие поборы с коммерсантов происходят до сих пор, несмотря на то, что Аль-Сауды — королевская фамилия — и так получают 30–40 % доходов от продажи нефти в стране за формальное предоставление разрешения на добычу. Аль-Сауды персонифицировали в себе все коррупционные явления в саудовской жизни, и, естественно, это могло привести к революции.

Тем не менее в обществе, где настолько не развиты социальные институты, королевский дом стал двигателем прогресса. В 1960 году, вопреки сопротивлению ваххабитского духовенства, наследный принц Фейсал учредил женское образование; двумя годами позже он же формально отменил рабство. Он уговорил президента Джона Ф. Кеннеди послать американские войска для защиты Саудовской Аравии во время пограничной войны с Йеменом. Он сделал возможным в королевстве телевизионное вещание, несмотря на то, что в 1965 году один из его племянников был убит полицией, когда возглавил демонстрацию против открытия первой телевизионной станции. Фейсал был способен действовать более решительно, чем его предшественник, потому что его личное благочестие было бесспорным. Король настороженно относился к экстремистам, которые пытались воздействовать на широкие слои саудовского общества. С точки зрения неконтролируемых фанатиков, наиболее коварным шагом правления Фейсала стало превращение мусульманских духовных лиц — улемов — в государственных служащих. Поддерживая умеренных религиозных старейшин, правительство стремилось успокоить фундаменталистов и примирить их с современностью. Фейсал был настолько уверен в своих силах, что производил реформы очень быстро.

Сыновья помогали королю консолидировать власть. Турки стал начальником разведки страны, а его старший брат принц Сауд был назначен министром иностранных дел. С помощью двух принцев, получивших образование в США, Саудовская Аравия заявила о себе как о члене мирового сообщества. Несметные богатства страны стали причиной как быстрых перемен, так и недовольства королевской коррупцией; а воспитание современной образованной элиты не нравилось недоверчивым религиозным фанатикам. Поэтому, когда в 1975 году король Фейсал был убит своим племянником (братом принца, погибшего во время протеста против основания телевизионной станции), то многообещающее будущее, казалось, умерло вместе с правителем.

Ранним утром 20 ноября 1979 года принц Турки получил вызов от короля Халеда, преемника Фейсала. Турки был в Тунисе, где вместе с наследным принцем Фахдом участвовал в Арабском саммите. Турки было тридцать четыре года, и он столкнулся с самым большим кризисом за всю историю Саудовской Аравии.

В то утро на рассвете старый имам Большой мечети в Мекке Шейх Мохаммед Аль-Субайиль готовился выступить с проповедью перед пятьюдесятью тысячами паломников, которые собрались в последний день хаджа. Когда он направился к микрофону, его оттолкнули, и звук выстрела эхом раскатился по всему святилищу. Группы взлохмаченных мятежников, скрывавшихся среди паломников, выхватили оружие из-под белых ритуальных покрывал. Они закрыли ворота, удерживая паломников внутри, и застрелили нескольких стражей порядка. «Внимание, мусульмане, — закричал в микрофон разгневанный человек с нечесаной бородой, — Аллах Акбар (Велик Бог)! Махди явился!»

«Махди! Махди!» — скандировали вооруженные люди.

Был новый 1400 год по исламскому календарю — кровавая инаугурация беспокойного нового столетия. Согласно некоторым устным источникам ислама махди (предводитель) должен появиться незадолго перед концом света. Концепция махди весьма противоречива, особенно в ваххабитской версии ислама, поскольку в Коране ничего не сообщается о мессии. Устная традиция говорит, что махди должен быть потомком Пророка и носить его имя, то есть Мохаммед бен Абдулла, и что он заявит о себе во время хаджа. Потом явится Иисус и призовет христиан присоединиться к исламу. Махди и Иисус будут бороться с Антихристом и восстановят справедливость и мир на земле.

Человека, который объявил себя махди, звали Мохаммед Абдулла аль-Кахтани, но настоящим руководителем выступления был Джухайман аль-Отейби, фундаменталистский проповедник и бывший капрал Национальной гвардии. Эти два человека ранее были арестованы за подстрекательство к мятежу, и через некоторое время Отейби заявил: Бог открыл ему во сне, что Кахтани и есть махди.

Кахтани был убежден откровением Отейби и уверовал, что является избранником Аллаха. Когда двое фанатиков вышли из тюрьмы, Кахтани женился на сестре Отейби. Вскоре они стали проповедовать грядущее явление исламского мессии перед студентами богословия в Исламском университете в Медине — центре радикальных «братьев-мусульман».

Благодаря пожертвованиям от богатых последователей, ученики Отейби хорошо вооружились и научились стрелять. Некоторые из них, как и Отейби, раньше служили в Саудовской национальной гвардии, которая предназначалась для охраны королевской семьи. Целью фанатиков было сменить власть и установить теократический строй в ожидании скорого конца света.

Джамаль Халифа, который жил в то время в доме бен Ладена, пытался анализировать проповеди Отейби и его сторонников в различных мечетях и отмечал, что они часто делают грубые ошибки в своих цитатах из Корана. Бен Ладену же нравились подобные проповеди. Люди были ошеломлены откровенными антиправительственными высказываниями. Фанатики в исступлении разрывали бумажные риалы, потому что на банкнотах изображался король.

Это было просто неслыханно для страны, которая находилась под строгим авторитарным контролем. Правительство не хотело вступать в конфронтацию с религиозными экстремистами. Со своей стороны, члены улемы провели официальный допрос Отейби и Кахтани, подозревая их в ереси, но дали им уйти после процесса. Двое профанов выглядели жалкой деревенщиной, последователями движения ихванов, которое разгромил король Абдул-Азиз, и, как оказалось, Отейби действительно был внуком одного из участников восстания. Никто не мог представить, что они станут реальной угрозой господствующему строю.

Перед тем как мятежники перерезали телефонную линию, сотрудник компании бен Ладена, которая все еще реставрировала Большую мечеть, позвонил в главный офис и сообщил о захвате святого места, а затем уже представитель компании проинформировал короля Халеда.

Турки вернулся из Туниса в Джидду в девять часов вечера и поехал в Мекку на своей машине. Улицы были непривычно пусты — город эвакуировался. Гигантские стадионные световые вышки, которыми обычно освещалась огромная мечеть, были выключены, и здание погрузилось во тьму. Турки направился в отель, где его ожидал дядя, принц Султан, министр обороны. Как только Турки вошел в отель, с минарета выстрелил снайпер, и пуля ударила в стеклянную дверь, которую в этот момент открывал принц.

Позже вечером Турки переместился на командный пункт, в ста метрах от мечети, где находился в течение двух недель. Большинство заложников выпустили, но неизвестное число мирных молящихся все ещё находилось в святилище. Никто не знал точного количества мятежников, сколько у них оружия и что они успели сделать, чтобы подготовиться к штурму. Около сотни сотрудников службы безопасности из Министерства внутренних дел пытались подступиться к мечети, но по ним был открыт шквальный огонь.

Чтобы прикрыть их, войска Саудовской армии и Национальной гвардии вступили в бой. Прежде чем отдать приказ о штурме мечети, следовало получить разрешение от улемов, и было не ясно, дадут ли они свое благословение. Коран запрещает любое насилие внутри Большой мечети, но, по мнению госслужб, сорняк должен быть вырван с корнем. Перспектива вооруженного столкновения внутри святого места представляла трудную проблему как для правительства, так и для религиозных старейшин. С одной стороны, король мог столкнуться с неповиновением своих же собственных солдат, если бы отдал приказ открыть огонь внутри святилища. С другой стороны, улема отказалась издать фетву, провозглашающую право правительства наводить порядок в мечети, даже если оно имело дело с явными мятежниками. Исторический договор между королевской семьей и духовенством мог быть нарушен, и кто мог поручиться за последствия?

Руководителем улемы являлся Абдул-Азиз бен Баз, слепой семидесятилетний богослов, недоверчиво относившийся к науке и враждебный современности. Он утверждал, что Солнце вращается вокруг Земли, а высадки человека на Луну никогда не происходило. Абдул-Азиз оказался в затруднительном и щекотливом положении: Отейби был его студентом в Медине. Наконец, во время встречи улемов с королем Халедом, соглашение было достигнуто. Правительство вооружилось фетвой, разрешающей применить силу. На основании этого документа принц Султан дал приказ артиллерии пробить бреши в трех главных воротах, чтобы проникнуть внутрь и сломить оборону восставших.

В мечети находилось четыре или пять сотен мятежников, включая женщин и детей. Там были не только саудиты, но и йеменцы, жители Кувейта и Египта и даже чернокожие американские мусульмане. За неделю до начала хаджа мятежники украли из оружейных складов Национальной гвардии автоматические винтовки и провезли их в похоронных повозках, в которых возят тела умерших для ритуального омовения. Оружие и боеприпасы прятали в маленьких комнатах в подземелье под главным двором, где обычно паломники проводят время в уединении. Так что фанатики были хорошо вооружены и занимали замаскированные огневые позиции на верхних этажах мечети. Однако как только снайперы обнаружили себя, они были уничтожены спецназом.

На площадке возле штаб-квартиры, находившейся вне мечети, собрались принцы и военачальники, которые отдавали противоречивые приказы. Ситуация усложнялась присутствием военных атташе США и Пакистана с их не менее противоречивыми советами. Это порождало неразбериху и грозило печальным исходом. В полдень принц Султан отдал приказ сбросить с вертолетов десант, что было равносильно самоубийству. Штурмовые отряды высадились в центр двора мечети и практически сразу же были расстреляны мятежниками. После провала операции король приказал молодому принцу Турки принять командование.

Турки разработал стратегию, сводящую к минимуму случайности и повреждения святого места. Он начал с проведения широкомасштабной разведки и позвонил бен Ладенам. У братьев был подробный план мечети, схемы коммуникаций и вся техническая информация о здании. Это сыграло решающую роль в подготовке удара, что планировал нанести Турки.

Салем бен Ладен, старший брат и глава клана, приехал на автомобиле, на крыше которого был демонстративно установлен пулемет. Салем отличался прекрасным характером и совершенно не походил на замкнутого и молчаливого отца. Салем был известен во всем королевстве своей храбростью и тонким чувством юмора, его уважал король, несмотря на то, что он мог отпустить шутку и в его адрес. Будучи бесстрашным пилотом, Салем на бреющем полете проносился над стоянками бедуинов и выписывал в воздухе такие пируэты, что король в конце концов запретил ему садиться за штурвал самолета. Согласно семейной легенде однажды Салем перенес операцию по удалению геморроя, записал ее на видеокассету и послал королю. В этой суровой культуре мало кто мог отважиться на такую откровенную вольность.

Отейби и его последователи взяли под контроль систему громкого оповещения мечети и воспользовались ее возможностями, чтобы обращаться с посланиями к миру. Несмотря на попытки правительства отвлечь народ от информационного влияния фанатиков передачами телевикторин и футбольными трансляциями, требования Отейби громким эхом раздавались на улицах Мекки, приводя в возбуждение посетителей кофеен и курительных салонов по всему королевству.

Отейби требовал принятия исламских, незападных ценностей, разрыва дипломатических отношений с западными странами и вообще отмену всех новаций, которые поставили общество на путь современности. Он требовал радикальной изоляции Саудовской Аравии. Королевская семья должна была отречься от власти и вернуть нефтедоллары саудовскому народу.

Не только король, но и улемы обвинялись в злоупотреблении властью и несправедливости. Нефтяной экспорт в США следовало сократить, а все гражданские и военные специалисты должны были покинуть территорию королевства. Эти требования предвосхитили претензии Усамы бен Ладена пятнадцать лет спустя.

В пятницу, на четвертый день осады, саудовский спецназ занял верхние этажи Большой мечети и два минарета. Бои развернулись в крытых коридорах, окружающих Каабу. В воздухе ощущалось дыхание смерти. Тела убитых мятежников были изувечены — женщины из числа восставших уродовали их лица, чтобы исключить возможность опознания. Один из штурмовых отрядов нашел единственное, почти нетронутое тело, принадлежащее Мохаммеду-Абдулле аль-Кахтани, предполагаемому махди, чья челюсть была несколько покалечена. Но даже гибель махди не положила конца мятежу.

Используя планы мечети, предоставленные Салемом, Турки организовал несколько разведывательных рейдов специальных отрядов, которые обследовали множество помещений, разыскивая тела погибших солдат. Но Турки хотел увидеть все своими глазами. Переодевшись в обычную солдатскую форму цвета хаки, Турки вместе со своим братом принцем Султаном и Салемом бен Ладеном пробрался в мечеть.

Длинные коридоры и большая площадь были пусты. Турки и его спутники догадались, что большинство восставших спрятались в подземных помещениях, выдолбленных в горной породе и предназначенных для уединенной молитвы. Подобные комнаты находились под всей главной площадью. Подземные лабиринты, где окопались мятежники, было легко оборонять. Правительство не представляло себе, как долго продержатся там на воде и финиках восставшие, ибо не было никакой возможности провести атаку на подземелье. Тысячи солдат и заложников могли погибнуть. В течение получаса двое сыновей короля Фейсала и старший сын Мохаммеда бен Ладена пробирались по коридорам, пытаясь определить местонахождение мятежников и предполагаемую линию их обороны. Судьба королевства висела на волоске, в случае провала операции династия аль-Саудов утратила бы доверие народа. Не было для мусульман ничего священнее этой мечети.

Попадания снарядов привели к ужасным повреждениям. Турки заметил, что даже голуби улетели. Ранее, подражая паломникам, птицы постоянно облетали святую мечеть против часовой стрелки. Казалось, что сама природа протестует против человеческих конфликтов. Одна из идей правительства заключалась в том, что подземные помещения нужно сначала затопить, а потом пропустить эклектический ток высокого напряжения. Такой план не гарантировал спасения заложников, и, кроме того, Турки заметил, что «понадобится целое Красное море, чтобы затопить подземелье». Другая идея заключалась в том, чтобы послать вниз собак с прикрепленными минами, и затем с помощью дистанционного пульта подорвать заряды.

Оказавшись перед таким чудовищным выбором, Турки сначала решил обратиться к американским специалистам из Центрального разведывательного управления, которые занимались подготовкой саудовских сил специального назначения недалеко от Мекки в Эт-Таифе. Однако, понимая необходимость решительных мер, все же обратился за помощью к французам. Турки консультировался у легендарного разведчика графа Клода-Александра де Маренше, возглавлявшего в те годы Французскую секретную службу. Маренше предложил использовать газ, который должен был вызвать потерю сознания. Команда из трех специалистов Groupe d’Intervention de la Gendarmerie Nationale (GIGN) [32]Группа быстрого реагирования национальной жандармерии.
немедленно прибыла в Мекку. Находиться немусульманам в священном городе запрещалось. По этой причине все трое оперативно перешли в ислам в результате короткой формальной церемонии. Французы пустили газ в подземелье, однако из-за того, что многие помещения не соединялись друг с другом, ожидаемого эффекта не получилось, и сопротивление продолжалось.

Неся большие потери, саудовские спецназовцы долбили отверстия во внутреннем дворе и бросали вниз гранаты. В результате принятых мер погибло множество заложников, но мятежников удалось выдавить на открытое пространство, где их убивали снайперы. Через две недели после начала выступления сопротивление восставших было окончательно сломлено.

Отейби был схвачен. Взлохмаченный, с растрепанной бородой, он выглядел как дикарь, но держался весьма дерзко. Телекамеры показали, как последние мятежники вылезли из подземелья. Как только сопротивление сломили, Отейби сник. Турки приехал взглянуть на него в больницу, где мятежнику перевязывали раны.

Увидев принца, Отейби спрыгнул с кровати, схватил его руку и стал ее целовать. «Попросите короля Халеда простить меня, — кричал он. — Я обещаю больше так не делать!»

Турки вздрогнул и не знал, что ответить. «Простить? — наконец сказал он. — Проси прошения у Аллаха!»

Правительство решило обезглавить Отейби вместе с шестьюдесятью двумя его последователями в восьми разных городах. 9 января 1980 года приговор привели в исполнение — это была самая большая казнь за всю историю Саудовской Аравии.

Официальные власти заявили, что в результате восстания 127 военнослужащих погибли и 461 человек ранен. Потери восставших составили 117 человек убитыми, вместе с 12 погибшими заложниками. Неофициальные подсчеты называют цифру в 4000 погибших. В любом случае королевство испытывало потрясение. Самое святое место на земле было осквернено — и кем? Мусульманами! Авторитету королевской семьи бросили вызов. После всего случившегося ситуация не могла оставаться прежней. В Саудовской Аравии должны были начаться перемены, но в какую сторону? Навстречу открытости, свободе, веротерпимости, современности и другим западным идеалам прогресса и демократии или в сторону авторитаризма и религиозных репрессий?

В первые дни мятежа Усама бен Ладен и его брат Махрус были арестованы. Они ехали домой из Аль-Баруда, с семейного пастбища, располагавшегося возле дороги из Джидды в Мекку. Военные увидели облако пыли, поднимавшееся из-под колес машины, и погнались за ней, думая, что это мятежники, скрывающиеся от погони. В момент ареста братья ничего не знали о мятеже. Они находились под стражей сутки или двое. Усама не выходил из дому целую неделю. Он был против Отейби и крайних салафистов из его окружения. Однако пятью годами позже в Пешаваре Усама скажет одному моджахеду, что Отейби и его последователи были истинными мусульманами, которые безвинно пострадали.

В промежутке между подавлением мятежа и началом массовых казней еще одна новость потрясла исламский мир: на христианское Рождество 1979 года советские войска вступили в Афганистан. «Я был взбешен и решил отправиться туда немедленно, — заявлял позже бен Ладен. — Я появился там за несколько дней до конца 1979 года!» Но, по словам Джамаля Халифы, тогда бен Ладен даже не слышал об этой стране и побывал там лишь в 1984 году, когда посетил Пакистан и Афганистан. Бен Ладен объяснял позже, что эти первые поездки «совершались под большим секретом, ибо его семья не хотела и слышать об этом».

По его словам, он стал курьером, передававшим благотворительные пожертвования от богатых саудитов: «Я просто отдавал деньги и сразу же возвращался назад, поэтому у меня не было никаких точных планов».

Вовлечению бен Ладена в афганские дела способствовал одержимый палестинский ученый и мистик Абдулла Азам. Он родился в 1941 году в Дженине, а затем переехал в Иорданию после того, как в 1967 году Израиль оккупировал западный берег. Он закончил университет «Аль-Ахзар» в Каире, где получил степень доктора исламского права в 1973 году, двумя годами позже своего друга Омара Абдул-Рахмана, Слепого Шейха. Затем он стал преподавать в университете Иордании, но его политическая активность на стороне Палестины привела к тому, что в 1980 году его уволили. Вскоре он нашел место руководителя молитв в мечети при университете короля Абдул-Азиза в Джидде.

Для восторженного молодого мусульманина типа бен Ладена шейх Абдулла Азам стал олицетворением современного воинствующего священнослужителя — образом, который так же характерен для исламской традиции, как самурай для японской. Азам сочетал набожность и ученость с холодной убежденной непримиримостью. Его девизом было: «Только джихад и ружье; нет — переговорам, конференциям и диалогу». Он постоянно носил на шее клетчатый черно-белый палестинский платок — кафию, — напоминая о своей репутации борца за свободу. Периодически он появлялся в Джидде, где прославился своими зажигательными проповедями. Он был высоким и крупным человеком. Его роскошная черная борода раздваивалась на белом одеянии, темные глаза словно гипнотизировали аудиторию, когда он излагал свое видение ислама, который должен восторжествовать во всем мире благодаря силе оружия.

Несмотря на растущее число сторонников, Азаму не сиделось в Джидде, и он горел желанием лично участвовать в зарождающемся афганском джихаде. «Джихад был для него как вода для рыбы», — вспоминала его жена Умм Мохаммед. Вскоре он нашел место преподавателя Корана и арабского языка в Международном исламском университете в Исламабаде (Пакистан) и в ноябре 1981 года переехал туда.

Все свои выходные он проводил в Пешаваре, который стал штаб-квартирой афганского сопротивления против советской оккупации. Он посещал лагеря беженцев и видел их ужасные страдания. Азам встречался с предводителями моджахедов — святых воинов, которые сделали Пешавар своей базой.

«Я приехал в Афганистан и не мог поверить собственным глазам, — неоднократно повторял Азам в своих бесчисленных интервью по всему миру. — Я почувствовал себя так, словно заново родился». Он представлял войну в изначальном метафизическом смысле, как борьбу добра со злом. Афганцы в его идеалистическом видении представляли человечество в состоянии невинности: праведные, благочестивые дети гор, борющиеся против жестокой, бездушной, механизированной силы современности. В этой войне людям помогали невидимые крылья ангелов. Он утверждал, что советские вертолеты удается сбивать с помощью веревок, а стаи птиц играют роль системы раннего обнаружения: они вздымаются ввысь, когда вражеские самолеты еще только показываются на горизонте. В его историях повторяются чудесные случаи о том, что моджахеды находили в своей одежде множество дырок от пуль, но сами не были ранены и что тела мучеников, погибших в бою с неверными, не разлагаются, а остаются нетленными.

Борьба ислама, о которой возвестил Кутуб и в которую глубоко уверовал Азам, велась против джахилии — неверующего мира, существовавшего до ислама и продолжающего существовать, развращая мусульман соблазнами материализма, секуляризма и равенства полов. Здесь, в примитивной стране, где царят бедность, неграмотность и патриархальное племенное право, героический и, казалось бы, обреченный афганский джихад против советского колосса нес в себе признаки эпохального момента истории. Благодаря умелой подаче шейха Азама легенда о святых воинах афганского джихада разошлась по всему миру.

Во время своих наездов в Джидду Азам обычно останавливался в гостевой квартире бен Ладена и устраивал там встречи с молодыми саудитами, которых вербовал, завлекая фотографиями изможденных беженцев и мужественных моджахедов. «Вы должны сделать это! — агитировал он. — Это ваш священный долг! Оставьте все и отправляйтесь туда!»

Бен Ладен уважал Азама, который был для него истинным примером для подражания. В свою очередь Азам восхищался своим молодым общительным другом, его аскетизмом. «Он жил в своем доме, как беднейшие люди, — восторгался Азам. — Я никогда не видел в его доме стола или кресла. Любой дом иорданского или египетского рабочего был богаче, чем дом Усамы. Но в то же самое время, если попросить у него миллион риалов для моджахедов, он без тени сомнения подпишет чек». А еще Азам был изумлен тем, что даже в сильную саудовскую жару бен Ладен не включал кондиционер. «Если он у вас уже стоит, то почему нельзя включить?» — недоумевал Азам. Бен Ладен, подчиняясь желанию гостя, неохотно включал.

Вскоре Джидда стала перевалочным пунктом для молодых людей, которые ответили на призыв неугомонного шейха «присоединиться к каравану» афганского джихада. Посредники часто обманывали добровольцев, присваивая половину их денег — обычно несколько сот долларов, — которые те получали, когда подписывали заявление о желании участвовать в джихаде. Молодые мусульмане часто становились жертвами мошенничества. Чтобы их переправить на афганский фронт, посредники порой предлагали рекрутам за комиссионные устроиться на работу в благотворительные организации, которых в реальности не существовало. Беглецы из Алжира и Египта, попав в Аравию с фальшивыми документами, становились целью саудовской разведки. Компания «Сауди бенладен груп», у которой был офис в Каире для вербовки гастарбайтеров на ремонтные работы в святых местах, стала известным тайным каналом для переброски исламских добровольцев в Афганистан. Наиболее вероятно, что Завахири встретился с египтянами, которые проезжали через Джидду, и, таким образом, оказался в окружении бен Ладена.

По предложению Усамы его дом в Джидде использовали как перевалочную базу для рекрутов джихада. Хозяин даже позволял им ночевать в своих апартаментах. Летом он содержал специальный военный лагерь для учащихся старшей школы и колледжей.

Несмотря на молодость, в нем проявился талант учреждать благотворительные фонды. Много жертвовали богатые саудиты, включая членов королевской фамилии. Саудовское правительство поддерживало эти усилия, предоставив большие льготы национальной авиакомпании для полетов в Пакистан, отправной пункт джихада. Наследный принц Абдулла лично оплатил покупку дюжины грузовиков для этого дела. Эти усилия привели к созданию благотворительных учреждений, которые со временем стали, однако, весьма неэффективными. Добровольцы, отправляясь на джихад, считали, что ислам стал жертвой распространяющегося коммунизма. Афганистан как страна сама по себе мало что значила, но вера афганского народа играла большую роль. Мусульмане встали на защиту своей религии, которая была последним откровением Божьим и единственной надеждой на спасение всего человечества.

Джамаль Халифа был полностью убежден аргументами Азама. Позже он скажет своему другу Усаме, что принял решение отправиться в Афганистан. В качестве знака одобрения бен Ладен предложил Джамалю жениться на своей любимой сестре Шейхе. Она была разведена и на несколько лет старше Усамы, который содержал и ее, и троих ее детей. Так как Джамаль ее раньше никогда не видел, то его друг чрезвычайно нахваливал характер, чувство юмора и благочестие невесты.

«Зачем ты мне это говоришь? — спросил Халифа. — Надеешься, я погибну?»

Они договорились о том, что нужно как минимум увидеть невесту и сделать предложение. Когда это произошло, Халифа решил, что она «лучшая из всех, которые встречались в жизни». Они условились сыграть свадьбу через год, если его не убьют в Афганистане.

Бен Ладен собирался открыто отправиться в Афганистан, но не получил разрешения от властей. «По причине близости моей семьи к правящей элите правительство Саудовской Аравии просило меня официально не вступать на территорию Афганистана, — утверждал позже бен Ладен. — Они приказали мне находиться в Пешаваре, потому что если русские арестуют меня, то это будет на руку Советскому Союзу. Я не слушался этого приказа. Они увещевали меня не переходить в Афганистан. Я не повиновался».

Он не хотел открыто бросать вызов властям, как бы трудно ему ни было. Мать запретила ему ехать. Он вымаливал у нее разрешение, уверяя, что едет только помогать семьям моджахедов. Усама обещал, что будет звонить ей каждый день. В конце концов он сказал: «Я даже близко не подойду к Афганистану».