Праздничный стол ломился от яств. Здесь было все, что может усладить глаз и вкус: огромная, покрытая золотисто-коричневой корочкой индейка, жареный гусь, рождественский пирог, овощи, душистые бисквиты, пышные булочки и, конечно же, самые изысканные вина.

Во главе стола сидела Антония, по обе стороны от нее — Кэти и Николас. Однако, наблюдая за сыном и невесткой, Антония почти лишилась аппетита. Алекс попросил бабушку занять место хозяйки в противоположном конце стола, а Каролину посадил рядом с собой. Уже одно это удивляло, но более того, Алекс и Каролина вели себя так, словно они одни. Алекс почти не выпускал руку жены, что-то нашептывал ей на ухо, и они смеялись над тем, что было известно лишь им одним.

Отношения сына и невестки не только радовали, но и озадачивали Антонию, и, видя их вместе, она каждый раз удивлялась все больше и больше. Лихой и бесшабашный Алекс с его циничной насмешливостью всегда был для нее загадочным, но сейчас она совсем перестала понимать его.

Антония очень сокрушалась, что была с мужем во Франции, когда Алекс впервые привез Каролину в Филадельфию. В отличие от Натали Антония никогда не проявляла излишнего любопытства и понимала: сын сохранил доверие к ней именно потому, что она не вмешивается в его жизнь. Иногда после рюмки-другой бренди Алекс бывал откровенен с матерью, конечно, в той мере, на какую способен. Но на этот раз он хранил молчание.

«Нельзя проявлять любопытство, — одернула себя Антония. — В конце концов, это вовсе не мое дело. Молодые счастливы, а все остальное не имеет значения».

Подали десерт: плум-пудинг в языках голубого пламени и марципановый торт. Кэти шепнула Каролине, что если на протяжении всего Рождества не съедать каждый день по кусочку этого торта, то не видать счастья все следующие двенадцать месяцев. Услышав это, Алекс смеясь, попросил Каролину отрезать кусочки поменьше, ибо он не хочет иметь толстую жену, даже если она и очень счастливая.

После обеда все перешли в южную гостиную. Там было тепло и уютно, стояла украшенная сосна, в камине горело рождественское полено, в комнате пахло хвоей. Но больше всего веселый дух Рождества был заметен в сияющих глазах Каролины и Алекса.

Пьер внес в гостиную огромную серебряную пиршественную чашу, до краев наполненную горячим лэмсвулом — напитком, который состоял из эля, сахара, пряностей, взбитых яиц, ломтиков яблок и густых сливок. Все подняли бокалы, чтобы выпить за Рождество, а потом каждый обнялся с теми, кто стоял поблизости. Алекс наклонился к матери.

— Не хочешь ли пойти со мной взглянуть на омелу?

— Что ж, с удовольствием! — улыбнулась Антония.

Алекс что-то шепнул Каролине, взял мать за руку и вышел с ней вместе из комнаты. Он остановился у дверей северной гостиной.

— Полагаю, maman, ты очень хочешь узнать, что происходит между мною и Каролиной, — сказал он, словно позабыв про омелу. Антония вспыхнула.

— Как ты можешь подозревать меня…

— Как вижу, ты этого не отрицаешь! — рассмеялся Алекс, ввел ее в комнату и усадил на диван. — Признаться, мне немного стыдно, что я не заговорил об этом раньше. Не стану рассказывать тебе всю историю с начала до конца, но кое-что ты должна знать.

— Алекс, ты вовсе не обязан…

— Нет, но это внесет определенную ясность. Каролине нравится моя семья, а тобой она особенно восхищается, поэтому надеюсь, что со временем между вами установятся дружеские отношения. Лгать она не умеет и очень огорчается, если приходится обманывать тех, кого любит. Так что я делаю это как для нее, так и для тебя.

— Что ж, коль ты смотришь на это так… — Антония улыбнулась. — Меня давно интересовало…

Алекс откинулся на спинку дивана.

— Самое главное и самое невероятное в этой истории то, что я действительно влюблен в эту девушку. Возможно, она ведьма, но так или иначе, я полностью покорен. Резкие перепады в наших отношениях, а тебе приходилось их наблюдать, вызваны тем, что я боролся с этим непреодолимым чувством так же отчаянно, как муха, попавшая в паутину, — и так же безуспешно. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что проиграл с самого начала.

— Полагаю, мысль, что поражение нанес столь нежный противник, для тебя хуже горькой пилюли, — заметила Антония с понимающей улыбкой.

— Хорошо сказано, maman. Признаюсь, с тех пор как мы с Каро встретились, я частенько вел себя отвратительно. Конечно, в этом нет ничего необычного, но мое отношение к Каролине, кажется, изменилось. После нашей свадьбы я понял, что необходимо посмотреть правде в глаза, и теперь испытываю огромное облегчение.

Антония не стала расспрашивать сына о причинах столь поспешного венчания и ограничилась словами:

— Она необыкновенная девушка, Алекс. Не могу сказать, как мне приятно видеть, что Каролина так счастлива.

— И не пытайся, maman. Последние восемнадцать часов я только и делаю, что греюсь в лучах ее любви. Меня приводит в восторг то, что я способен дать ей счастье, которого она заслуживает.

Антония поднялась и погладила сына по голове.

— Много лет не слышала от тебя, что ты в восторге. Такое ты мог произнести только с сарказмом. Одного этого достаточно, чтобы я надолго запомнила нынешнее Рождество.

* * *

Рождество заканчивалось шестого января. На двенадцатую ночь Алекс усадил Каролину и бабушку в сани и повез в Филадельфию повидаться с семьей. Старушка привезла с собой великолепный крещенский кекс со специями и сухофруктами, покрытый густой глазурью, украшенный золотыми и серебряными звездами, а также миниатюрными фигурками трех королей. Каролина знала, что, выйдя замуж, женщина каждый год сама печет такой кекс.

Вскоре появилась Мэри Армстронг. Каролина отметила, что общение с этой девушкой доставляет удовольствие не только ей, но и Николасу, глаза которого снова искрились весельем.

Разрезав крещенский кекс и положив кусок Каролине, Жан-Филипп сказал:

— Моя мать запекла в кекс бобовое зернышко и горошину, Тот, кому попадется бобовое зернышко, станет Королем Двенадцатой Ночи, а та, кому достанется горошина, — Королевой.

— А что, если бобовое зернышко найдет женщина, а горошину мужчина?

— Тогда они могут выбрать себе партнера, и у нас будут две «королевские» пары, — рассмеялся Жан-Филипп.

Кэти, нетерпеливо разломив свой кусок, воскликнула:

— Ой, смотрите, смотрите! Я нашла боб! Бабушка улыбнулась:

— Теперь выбирай короля, Кэти.

Девочка вскочила и, не колеблясь, подбежала к Алексу. Тот ласково обнял сестренку и усадил к себе на колени.

— Весьма польщен, ваше величество, — галантно сказал он.

Горошину нашел Николас. Он тотчас привлек к себе Мэри и припал к ее губам.

Каролина радостно повернулась к Алексу.

— Какой чудесный обычай! — воскликнула она. Потом, наклонившись к Кэти, тихо спросила: — Скажи-ка, для кого отложены те два кусочка? Нельзя ли отнести их Пьеру и Розе?

— Нет! Эти ломтики — для Христа и Богоматери! Их надо отдать первому бедняку, который подойдет к нашему дому. Если Пьер беден, они могут достаться и ему, но он обязательно должен прийти за ними сам! Как странно, что ты не знаешь про этот обычай, — удивленно заметила девочка. — Разве у тебя дома не пекли крещенский кекс?

Каролина бросила быстрый взгляд на Алекса, и тот тут же пришел на помощь жене:

— Ваше величество, разве вы не знаете, что это французский обычай? Уверен, что в Филадельфии все, кроме нас, съедают кекс целиком. К тому же, — добавил он, — Каролина — шведка, а в Швеции вообще не пекут крещенский кекс.

Каролина благодарно улыбнулась мужу.