I

«Историку I века… не уйти от вопроса об Иисусе». К такому выводу я пришел к концу первого тома этой серии, на который во многом опирается нынешняя работа. Я доказывал, что изучение иудаизма I века и христианства I века ставит перед нами конкретные вопросы об Иисусе: кем он был? Что он хотел? Почему его казнили? Почему раннее христианство началось именно так, а не иначе? В настоящей работе я попытаюсь предложить свой ответ на первые три из этих вопросов и наметить ответ на четвертый.

Когда люди спрашивают, о чем пойдет речь в моей книге, мне порой бывает неловко ответить: «Об Иисусе». Это звучит претенциозно. Если ты не безумец и не чудак, что ты можешь сказать об Иисусе нового? Хуже того, как можешь ты сказать о нем новое, не превращая его самого в безумца или чудака? Но, на мой взгляд, вышеуказанные вопросы, столь жизненно важные, до сих пор не получили полного ответа. Если мы будем пользоваться четко продуманным историческим методом и по–новому взглянем на иудаизм и христианство I века, то окажемся на верном пути.

Я считаю, что ответы на вопросы об Иисусе важны для всех. Их стоит задавать независимо от того, кто ты — историк, философ, богослов, культуролог или просто пытаешься понять жизнь с ее радостями и горестями, удачами и неудачами, возможностями и опасностями. Бессмысленно притворяться, что такие вопросы актуальны лишь для христиан. Вот что говорится в одном из недавних обзоров положения в Англиканской церкви, как раз разбирающем, почему люди не посещают богослужения:

Одна из причин — неверие в то, что смерть Христа была поворотным пунктом истории… В это тем меньше веришь, чем больше узнаешь о маньяках в I веке, ждавших Мессию и готовившихся к концу света [2] .

Если ты не ставишь перед собой этот вопрос, то вполне можешь махнуть на все рукой и пойти домой. Аналогичную мысль развивает, хоть и в ином ключе, ветеран философии религии Джон Хик. Твое мнение об Иисусе влияет на все твое мировоззрение. Если это мнение изменится, изменится все. Чуть поверни штурвал, — корабль пойдет другим галсом. Грубо говоря: а что если маньяки были правы?

Некоторые, впрочем, старательно разделяют веру и историческое исследование. Об этом я еще скажу далее. Пока ограничусь следующим замечанием. Я — историк и церковный человек, знаю оба мира изнутри, и, по–моему, одно другому не мешает.

 

II

Над темой этой книги я размышляю большую часть жизни. Серьезная же работа началась, когда меня в 1978 году пригласили прочитать в Кембридже лекцию на тему «Евангелие в Евангелиях». Мало того, что тема была слишком широка, — я ее не понимал. У меня тогда не было реального ответа на вопрос о том, почему «Евангелие» — не только смерть Иисуса на кресте, но и вся его жизнь. Потом, за пятнадцать лет преподавания в Кембридже, Монреале и Оксфорде, я убедился: это большой вопрос, и связанные с ним более узкие вопросы задавать стоит. На них можно получить и ответы, если не сворачивать с магистрального пути исторического метода на живописные проселки некоторых современных методов, где скоро упрешься в герменевтическую телегу с сеном или стадо овец.

Другим стимулом продолжать историческое исследование была новая волна научных трудов по Иисусу, которую я описываю в части I. Я изобрел термин «третий поиск». Им я обозначил тот тип современных подходов к Иисусу, который считает Иисуса эсхатологическим пророком, возвещающим долгожданное Царство, и строит вокруг этого серьезную историографию (см. ). Некоторые ученые называют «третьим поиском» все современные исследования по Иисусу, но я не вижу необходимости отказываться от своего первоначального словоупотребления. Именно коллегам, представляющим «третий поиск», я более всего обязан в собственных решениях проблем. Вместе с тем исследователи Иисуса, придерживающиеся других подходов (см. ), подтолкнули меня четче сформулировать мои с ними разногласия. Я искренне благодарен им за это, а также за указание на различные нюансы, которые я вместе с другими представителями «третьего поиска» мог бы пропустить.

Есть старая шутка: историк заглядывает в глубокий колодец, видит на дне собственное отражение и принимает его за образ Иисуса. Однако, хотя такая опасность грозит всем историкам, образ, описываемый в этой книге, явно не мой собственный. Я не пытался создавать Иисуса по образу университетского лектора или англиканского священника. Он по–прежнему бросает вызов обоим этим мирам и мне в том числе. Конечно, это само по себе не означает, что образ нарисован верно. Это лишь то означает, что он не автопортрет. К сожалению, не автопортрет.

В книге я обосновываю выводы, о которых, начиная исследование, и не думал. Не помышлял я о них, и начиная свою преподавательскую деятельность. Более того, когда, решив, что пришел наконец к окончательным выводам, я сел писать книгу, моя точка зрения была иной, чем сейчас. Я постоянно сталкивался с историческими проблемами. Постоянно возникал вопрос, как согласовать полученные результаты с христианской верой (отказаться от основополагающих христианских убеждений я мог, лишь став совершенно другим человеком). Мои взгляды на Иисуса в его историческом контексте развивались и менялись. Соответственно развивалось и менялось мое понимание христианства и веры. Данный процесс, который не назовешь легким и приятным, продолжается и поныне. Опять–таки это само по себе не означает, что мои выводы правильные. Это лишь опровергает обвинение, что я подгонял результаты под заранее известный ответ.

На книгу неизбежно наложила отпечаток нынешняя ситуация в той земле, где жил Иисус. Я какое–то время находился там в 1989 году, когда писал первый набросок. Из комнаты я мог слышать стрельбу. Выйдя на улицу, можно было почти в равной мере ощутить и тревогу евреев, и безысходность палестинцев. Когда я писал главу о кресте, беспорядки за окном разгоняли с помощью слезоточивого газа. Это не могло не заставить меня по меньшей мере задуматься о многом. В конце 1995 — начале 1996 года, когда я переписывал книгу набело, по телевизору передавали не менее тяжелые репортажи. Поэтому конфликты и неоднозначность многих проблем в той прекрасной стране навсегда связаны для меня с темой моей книги. Пожалуй, так и должно быть. И если книга хоть отчасти поможет установить там или где–нибудь еще справедливость и мир, я буду удовлетворен.

 

III

Остановлюсь теперь кратко на восьми небольших вопросах, один из которых, впрочем, не такой уж небольшой.

Первое. Иисуса я называю именно «Иисус», а не «Христос». Причины я объяснил в NTPG (xivf.).

Второе. Я считаю, что существование Иисуса не требует доказательств. Некоторые ученые подробно опровергают эпизодические попытки в этом усомниться. Но уж скорее плодом воображения был кесарь Тиберий! Люди, которые не верят в существование Иисуса, отрицают очевидное. Поэтому они, наверное, просто не будут читать дальше эту книгу.

Третье. Эта книга основана, главным образом, на синоптических Евангелиях. Как быть с Евангелием от Иоанна? Ученый, который большую часть времени работает над Павлом и синоптиками, похож на человека, который часто взбирается на Альпы, но слышит иногда рассказы о Гималаях. Я знаю: есть много гор, на которые я еще не восходил, на которых и риска, и восторга, и новых видов может быть больше, чем там, где я привык бывать. Я надеюсь когда–нибудь вскарабкаться и на них и прошу снисходительности у тех, кому жаль, что в путеводителе по Альпам не сказано об их старших собратьях. Диспут, в который я надеюсь своей книгой внести вклад, ведется с опорой почти исключительно на синоптиков. Даже если это и недостаток, читатели, возможно, скажут спасибо, если книга получит пределы.

Четвертое. Сказанное мной в предисловии к NTPG о второстепенной литературе еще уместнее здесь. Количество современных работ по Иисусу и Евангелиям поистине колоссально. Любая серьезная попытка вести диалог хотя бы с небольшой ее частью неизбежно выльется в безбрежное море примечаний. Приходится выбирать собеседников, ссылаясь на остальных лишь там, где это необходимо для аргументации. Если же пытаться учитывать все, что было опубликовано до момента сдачи книги в печать, то в печать ее не сдашь никогда. Поэтому я прошу извинения у тех коллег, труды которых я не смог обсудить подробнее.

Пятое. На анализ некоторых высказываний у меня иногда уходило несколько страниц. Вместе с тем рассмотрение целых эпизодов, бывало, занимало и меньше места. Я не пытался этого избежать, — иначе пришлось бы либо говорить о конкретных высказываниях меньше, чем нужно для аргументации, либо увеличивать анализ эпизодов до размеров монографии. Быть может, перед авторами, как перед тем хозяином виноградника, стоит дилемма: если работники, как кажется, заслуживают разной платы, платить им одинаково или нет? Аргументация в целом, вроде бы, получилась вполне пропорциональной, но о некоторых ее частях этого не скажешь. Что есть, то есть.

Шестое. Относительно метода. При экзегетическом анализе высказываний Иисуса существует, конечно, опасность вычитать из них больше, чем они в себе заключали. Но есть и противоположная опасность, порой посерьезнее. Ведь задача историка при интерпретации текста не сводится к тому, чтобы дать точное значение слов и предложений. Необходимо выявить ассоциации, которые вызывали слова и образы в своем контексте. Подобно антропологам, одновременно изучающим язык и культуру, мы должны учиться слышать в словах и фразах больше, чем позволяют словарные определения. Одно небольшое высказывание может оказаться подобным подзорной трубе, через которую виден большой и сложный мир. Люди, которые, будь то из педантизма или позитивизма, возражают против такой возможности, уподобляются тем, кто говорит, что внутри подзорной трубы не уместятся дома, луга и корабли.

Седьмое. В книге материал расположен в тематическом порядке, а не в соответствии с хронологией синоптиков. Поэтому повторений было не избежать. Например, притча о винограднике обсуждается несколько раз в связи с разными вопросами. Альтернативой было повторение другого рода, — скажем, говорить о «Царстве Божьем» одно и то же в связи с каждой новой группой текстов. По моей задумке, каждая глава как бы прозрачным слоем наложена на карту или картину. Я хотел, чтобы на эту картину, очерчиваемую в начале части II, читатель мог смотреть сразу сквозь все слои, хотя ради ясности их пришлось добавлять по одному.

Восьмое. В NTPG я доказывал: многие евреи I века считали, что они во всех смыслах этого слова находятся «в плену». Как видно из приведенных ссылок, в этом мнении я не одинок. Многие ученые и при личной встрече, и в своих работах советовали мне не оставлять этого тезиса. И все же некоторые с ним не согласны. Я бы не хотел снова заниматься подробными доказательствами и лишь призываю критиков задуматься: поверил бы вдумчивый еврей I века, что обетования Исайи 40–66 или Иеремии, Иезекииля, Захарии уже исполнились? Что мощь язычества сломлена? Что ГОСПОДЬ вернулся на Сион? Что завет обновлен, а грехи Израиля прощены? Что свершился долгожданный «новый исход»? Что Второй Храм — истинный, окончательный и совершенный? Другими словами, что плен и вправду позади? По–моему, максимум, что у нас есть в этом смысле, — это грандиозные библейские образы в 1 Макк 3:3–9, примененные к победе Иуды Маккавея. Многие книги этого периода выражают сомнение, что Второй Храм — такой, каким должен быть. Некоторые даже не считают его богоданным. В кумранских текстах кумраниты предстают как тайный авангард подлинного возвращения из плена. Подтекст данного утверждения очевиден: остальной Израиль до сих пор находится в плену.

Я не хочу сказать, что в данный период плен служил взятой из прошлого иллюстрацией, примером того, как может действовать ГОСПОДЬ. Не был плен и просто идеей, типом, образом, полезным для разработки сотериологии, которая «на самом деле» состоит в чем–то еще. Дело в другом. В центре еврейской эсхатологии периода Второго Храма была надежда: хотя случившееся в вавилонском плену (т. е. торжество язычества над Израилем вследствие грехов последнего) еще остается господствующим положением дел, ситуация изменится. Проблему в понимании создает то, что христиане часто думают, будто Библия предлагает вневременную и неисторическую систему спасения. В свою очередь, раввины после 135 года придерживались неэсхатологического подхода. Между тем евреи периода Второго Храма мыслили очень конкретно. И если мы как историки исследуем период Иисуса, то эту конкретность мышления во избежание анахронизма обязательно надо учитывать. В настоящей книге я следую именно такому подходу. Его сила, в частности, в том, что он прекрасно объясняет многие предания об Иисусе. Отмечу: когда я говорю о «конце плена» и тому подобных вещах, то не пытаюсь свести все к единой схеме. Я использую это выражение во многом для краткости, желая привлечь внимание к еврейской надежде периода Второго Храма, — надежде, имеющей сложную структуру и много слоев, — что Бог Израиля снова будет действовать в его истории.

 

IV

Невозможно отблагодарить за помощь всех, кто помогал мне многие годы, пока я писал эту книгу. Однако о некоторых людях, перед которыми я в долгу, сказать необходимо.

Когда я писал в Оксфорде докторскую диссертацию, моим учителем был Джордж Кейрд (Caird). Тогда мы не разговаривали об Иисусе, — только о Павле. Но впоследствии я серьезнее занялся Евангелиями, и именно его книжка «Иисус и еврейский народ» дала мне ключ к свежему подходу. Я начал развивать эти мысли, но, к сожалению, мы лишь раз обменялись письмами, — его постигла трагически ранняя смерть. Конечно, он согласился бы не со всеми моими выводами, но без его трудов они были бы невозможны.

Нет с нами больше и другого выдающегося исследователя — Бена Мейера (Meyer). Читатель легко увидит его влияние на меня. Он умер после долгой болезни. Известие о его смерти застало меня, когда я уже заканчивал книгу. Его труды, дружба, поддержка, личный пример и совет останутся как замечательное наследие христианина–ученого.

Профессор Чарли Моул (Moule) любезно читал многое из того, что я писал долгие годы, включая различные части этой книги. Его замечания всегда были тонкими, умными, полными эрудиции и очень полезными даже там, где я по–прежнему с ним не согласен. Епископ Роуэн Уильямс (Williams) обсудил со мной большинство принципиальных вопросов, когда мы в конце 1980–х годов совместно вели семинар, посвященный Иисусу. Вижу, что многому я у него научился. Подозреваю, что еще многое я перенял бессознательно. Профессор Оливер О'Донован (O'Donovan) годами обсуждал со мной самые разные вопросы, делясь мудростью и знаниями, которые по крайней мере для меня были бы иначе недоступны. Преподобный Майкл Ллойд (Lloyd) и доктор Брайан Уолш (Walsh) также много раз обсуждали со мной тему настоящей книги. Их помощь и поддержка были бесценны. Его преподобие Хью Уайбрю (Wybrew), в ту пору настоятель собора св. Георгия в Иерусалиме, предоставил мне комнату в своей квартире. Летом 1989 года, когда я писал первый набросок книги и NTPG, он поддерживал меня радостной дружбой и советом. Большие части текста были на этой стадии прочтены профессорами Полом Ахтмайером (Achtemeier) и Ричардом Хейзом (Hays), а также доктором Френсисом Уотсоном (Watson). Все они предложили очень ценные замечания.

Мое пребывание в Иерусалиме стало возможным благодаря щедрости Leverhulme Trust, без чьей финансовой поддержки эта работа не могла бы быть написана так, как надо. Я также благодарен Оксфордскому университету и Вустер–Колледжу за предоставленные мне в 1989 и 1993 годах годичные отпуска. Именно тогда была сделана значительная часть весьма трудоемкой работы. Я благодарен преподобному Майклу Ллойду, преподобному Эндрю Муру (Moore), а также доктору Сьюзен Гиллингем (Gillingham). В мое отсутствие они проследили за различными аспектами моей работы.

Большую и разнообразную помощь мне оказали и другие друзья и коллеги. Некоторые читали и комментировали различные части этой книги. Это в первую очередь доктора Энтони Камминс (Cummins), Эндрю Годдард (Goddard), Сильвия Кисмаат (Keesmaat), Торстен Мориц (Moritz), Питер Хед (Head), преподобный Гран Лемаркан (LeMarquand), профессор Уолтер Уинк (Wink). Некоторые обсуждали проблемы со мной публично. Это в первую очередь профессора Маркус Борг (Borg), Колин Браун (Brown), Кристофер Роуленд (Rowland), Эд Сандерс (Sanders), Доминик Кроссан (Crossan), Джон Ричиз (Riches), Пола Фредриксен (Fredriksen), Джон П. Мейер (Meier), Элизабет Шюсслер Фьоренца (Schussler Fiorenza). Конечно, никто из них не несет ответственности за результат. Некоторых огорчит, что я недостаточно прислушался к их совету. Всем им я выражаю глубокую благодарность.

Возможность опробовать части материала на слушателях в Бонне, Ванкувере, Дареме, Иерусалиме, Кембридже, Личфилде, Лондоне, Лос–Анджелесе, Монреале, Оксфорде, Торонто, Шеффилде и некоторых других местах Британии и Северной Америки была превосходным стимулом и интересной задачей. Я глубоко благодарен слушателям всех этих мест за вопросы, критику и советы. Меня сильно поддержали многие читатели из разных стран, откликнувшиеся на публикацию NTPG и популярной книжки «Кем был Иисус?». Много раз, когда настоящая задача казалась мне слишком тяжелой и неподъемной, я черпал силу в этой поддержке. Надеюсь, они будут не слишком разочарованы результатом.

На разных этапах кропотливой исследовательской работы мне помогли Джейн Камминс (Cummins), Элизабет Годдард (Goddard), Люси Даффел (Duffell), Кэтлин Майлс (Miles), Кэтрин Уилсон (Wilson) и Элисон Тейлор (Taylor). Еще раз глубоко благодарю друзей во всем мире за денежные средства, сделавшие эту помощь возможной.

Я не ожидал, что на конечной стадии перееду на новое место и поменяю работу. Когда же я решил переезжать, то в отличие от некоторых моих друзей не предвидел, до какой степени это задержит настоящий проект. Я благодарен каноникам Личфилдского собора, администрации собора, особенно мистеру Дэвиду Уоллингтону (Wallington), а также многим другим, кто помогал мне адаптироваться к совершенно новой деятельности и, преодолевая трудности, оправдывать ожидания людей, назначивших меня, — продолжать работу над серьезными исследованиями и трудами. Поддержка и воодушевление со стороны епископа личфилдского Его Преосвященства Кита Саттона (Sutton) были выше всяких похвал.

Еще раз благодарю сотрудников SPCK и Fortress, особенно мистера Филипа Ло (Law), мистера Саймона Кингстона (Kingston) и доктора Маршалла Джонсона (Johnson) за их увлеченность проектом, помощь в продвижении его и поразительное терпение при задержках. Редактура мистера Дэвида Макиндера (Mackinder) улучшила текст и уберегла меня от многих погрешностей. Необходимо также отдать дань Стиву Сиберту (Siebert) и его коллегам, которые подготовили программное обеспечение Nota Bene, упростившее процесс написания и издания такой сложной книги, как эта.

 

V

Автор посвящает книгу с благодарностью и любовью своей жене. Долгое время она несла горести и печали, с ней связанные, ободряла меня и помогала, несмотря ни на что. Она отдала этой работе гораздо больше, чем мы с книгой заслуживаем, и, несомненно, больше, чем я могу выразить словами.

Н. Т. Райт