Вступление

Что имел в виду Иисус, возвещая приближающееся Царство Божье? Другими словами, что возникало в представлении жителя галилейской глубинки, когда в его городке появлялся молодой пророк и объявлял о долгожданном воцарении Бога Израилева? Подавляющее большинство богословов разных веков сходятся на том, что Божье Царство было главной темой учения Иисуса. Однако по поводу точного значения этого выражения, а также непосредственно связанных с ним понятий, согласие не достигнуто. По этой причине настоящая глава будет посвящена прежде всего значению слов «Царство Божье» для иудеев, живших в первом веке нашей эры. После этого мы исследуем возвещение Царства Иисусом под тремя разными углами.

 

Путешествие в первый век

Для того чтобы найти ответ на вопрос в начале главы, нам предстоит отправиться в путь не менее сложный в современном Западном мире, чем тот, который проделали волхвы, направлявшиеся в Вифлеем. Нам придется мысленно окунуться в совершенно чужой для нас мир Ветхого Завета, мир, в котором спали и мыслили иудеи первого века нашей эры. Ведь именно к его обитателям обращался Иисус, воспринимая их заботы и интересы как свои собственные. До тех пор пока мы не проникнем в образ мышления современников Иисуса, нам будет не просто трудно, но и совершенно невозможно понять смысл, который он вкладывал в словосочетание «Царство Божье». Свидетельством том«могут служить бесплодные усилия целых поколений христиан, руководствовавшихся самыми лучшими побуждениями.

Я уже слышу, как кто–то неохотно соглашается: «Что ж, видимо, нам действительно придется во все это вникать. Но единственная ценность подобных занятий в том, что, наблюдая за общением Иисуса с современным ему обществом, мы можем следовать его примеру». В этих словах есть доля правды, однако рассуждающие так, несомненно, заблуждаются. Истина скрыта гораздо глубже. Прежде, чем мы сможем применить ее в наше время, необходимо принять во внимание неповторимое своеобразие условий жизни и окружения Иисуса. Ведь он не просто являл собой пример правильного поведения, но вся его жизнь зиждилась на двух фундаментальных убеждениях, без которых понять и познать его самого невозможно. Можно сказать, что настоящая книга написана именно об этих двух убеждениях.

Прежде всего, Иисус верил, что Бог Творец с самого начала onределил Израилю роль посредника в отношениях со своим творением. Израиль был не просто примером народа, управляемого Богом. Ему предстояло сыграть решающую роль в спасении человечества. Кроме того, Иисус, как и большинство его современников, верил, что это произойдет в момент, когда историческое развитие Израиля достигнет кульминации. Тогда Израиль восторжествует над врагами, и Бог Творец, заключивший завет со своим народом, явит миру свою любовь, справедливость, милость и истину, даруя обновление и исцеление всему творению. Если прибегнуть к специальным терминам, то речь идет об избрании и эсхатологии: о предназначении Израиля стать орудием спасения мира и о наступлении кульминационного момента в истории Израиля, когда, по воле Божьей, милость и справедливость воцарятся не только в Израиле, но и на всей земле.

Поместите эти убеждения в контекст первого века нашей эры и вы увидите, что произойдет. Соотечественники Иисуса на протяжении нескольких столетий жили под иноземным владычеством. И самой ужасной стороной этого были не высокие налоги, чужие законы и тяжкий гнет завоевателей (хотя все это, несомненно, оборачивалось страшной трагедией). Хуже всего было то, что иноземные хозяева были язычниками. Как это могло случиться, если израильтяне действительно были народом Божьим? Если, по замыслу Бога, именно они воплощали в себе истинную человеческую природу, разве не были все прочие народы подобны животным, над которыми владычествовали Адам и Ева? Почему же они превратились в чудовищ и угрожали погубить беззащитных избранников Божьих? Такое положение дел существовало еще с тех пop , когда в 597 году до нашей эры вавилоняне разрушили Иерусалим и увели в плен огромное число иудеев. Несмотря на то что многие из них вернулись на родину в географическом смысле слова, большинство верили, что религиозное изгнание продолжается. Став участниками драмы, разыгрывавшейся на протяжении веков, они жили ожиданием исторического поворота, который означал бы их окончательную победу.

Политическая обстановка была нисколько не лучше. Ревностные иудеи уже давно считали местные власти предателями, и в отношении иудейских правителей времен Иисуса это обвинение было вполне справедливым. Могущественные первосвященники, составлявшие своеобразную аристократическую верхушку, в полной мере использовали существующую систему в своих личных целях. Тиран Ирод Антипа (именно он, а не его отец Ирод Великий упоминается в основной части Евангелий) — марионетка иноземных владык был озабочен исключительно собственным обогащением и возвеличиванием. Всеобщее недовольство верховной властью Рима и местным господством первосвященников и Ирода свело воедино понятия, которые мы, сохраняя верность библейским свидетельствам, не вправе отделять друг от друга: религию и политику, богословие и общественное устройство. Ожидал Царства Божия, они не думали о том, как обеспечить себе место в раю после смерти. Выражение «Царство небесное», часто встречающееся у Матфея там, где другие евангелисты говорят о «царстве Божьем», не относится к месту посмертного пребывания народа Божия, называемому «раем».

Оно обозначает скорее небесное, то есть Божье, владычество над этим миром. «Да придет Царствие Твое, — говорил Иисус, — да будет воля Твоя и на земле, как на небе». Его современники не сомневались, что Бог Творец желал установить на земле мир и справедливость. Неизвестно было лишь, как это произойдет, когда и с чьей помощью.

Рассуждая упрощенно, мы можем выделить три пути, открытых для иудеев во времена Иисуса. Путешествуя вдоль Иордана из Иерихона в Масаду, вы обнаружите следы каждого из них. Первый путъ — путь квиетизма и, в конце концов, дуализма, избранный поселившимися в Кумранской пустыне авторами свитков Мертвого моря. «Покиньте грешный мир, — призывали они, — и ждите, когда Господь исполнит свои обетования». Во–вторых, существовала возможность компромиссного решения, которое и предпочел Ирод. Суть его заключалась в следующем: «Стройте дворцы и крепостью, старайтесь жить в мире со своими политическими хозяевами и учитесь извлекать из этого выгоду для себя в надежде, что Бог когда–нибудь вознаградит ваши усилия». И наконец, можно было пойти по пути зелотов, как это сделали сикарии, захватившие старую крепость Ирода в Масаде во время войны с Римом. «IIoмoлитесь Богу, заострите свои мечи и освятите себя для священной войны, — взывали они к народу, — и Господь дарует вам победу, которая станет также победой добра над злом, Бога над силами тьмы и Сына Человеческого над чудовищами».

Только взглянув на Иисуса в этом контексте, мы понимаем, сколь поразительно новым было его собственное призвание и учение. Он не разделял идей ни квиетистов, ни зелотов, в то же время отказываясь и от компромисса. Пребывая в общении с тем, к кому с любовью и верой взывал в молитве: «Авва, Отче!», он обратился к Писанию и нашел там иной образ царства, не менее иудейский (возможно доке и более иудейский) по своей сути. Именно этот образ нам предстоит исследовать. «Приблизилось Царство Божье», — сказал он. Иными словами Бог, в осуществление своего предвечного замысла, должен был воцариться над Израилем и всей землей, даруя справедливость и милость народу своему и всему миру. Очевидно, средоточием Божьего плана стал Иисус. Но что это означало?

 

Откровение Божьего замысла

На протяжении своего краткого общественного служения Иисус говорил и действовал так, будто Божий план спасения Израиля и всего мира должен был открыться в нем самом, в его делах и судьбе. Представление об откровении Божьего замысла также было особенно характерным для иудеев, которые выработали сложный способ его описания. Они использовали поражающие воображение фигуры речи, заимствованные из Писания, говоря о политике и событиях общественной жизни, дабы придать им соответствующее религиозное значение.

Так, вместо того, чтобы сказать: «Вавилон падет, и конец его будет подобен вселенской катастрофе», Исаия писал: «Солнце меркнет, и луна не сияет светом своим, звезды небесные не дают от себя света». Подобная речь часто встречается в иудейских Писаниях. Его иногда называют апокалиптическим, и было бы ошибочно предположить, что каждое слово в нем следовало воспринимать буквально. Это был лишь способ еще раз подчеркнуть высказанного мысль, оказывая происходящие во времени и пространстве события и npuдавая им религиозное и вселенское значение. Во времена Иисуса иудеи, в общем, не ожидали, что заключенная в пространственно–временные рамки Вселенная прекратит свое существование. Они надеялись, что Бог явит себя в пространстве и времени столь же могущественно, как в самые яркие моменты истории, подобные Исходу, и потому для их описания необходим язык гибнущего и возрожденного мира.

Унаследовав эту традицию, Иисус использовал ее, в частности, следующим образом. Глубокий смысл его слов проникал в мировоззрение слушателей, вынуждая их ощутить реальное присутствие Бога, который наконец был готов исполнить все их чаяния, хотя и совершенно неожиданными, даже пугающими средствами. В своих притчах Иисус говорил о кризисе, который предстояло пережить Израилю, и особенно о переломном моменте, наступившем с его собственным проявлением.

Иисус не был «учителем» в привычном для нас смысле этого слова. Он noступал определенным образом, а затем комментировал ( свои действия, разъяснял их, одновременно предлагая людям самим разобраться в их значении. Его поступки имели как практическую, так и символическую стороны. Это относится, в частности, к чудесным исцелениям, в исторической реальности которых сегодня могут усомниться лишь закоренелые скептики. Слова и действия Иисуса быстро убеждали людей в том, что перед ними пророк. И хотя он сам, очевидно, почитал себя больше, чем пророком, в начале своего служения он принял на себя эту роль, следуя по стопам Иоанна Крестителя. Он желал, чтобы в нем видели провозвестника Царства Божьего, и именно так его и восприняли люди.

Но, подобно древним израильским пророкам, Иисус одновременно ставил под сомнение все прочие образы Царства и видения о нем. Если его собственный путь приближения Царства Божьего был единственно истинным, то все остальные — Ирод, кумранские мыслители, зелоты — заблуждались. Фарисеи же, которые во времена Иисуса уже склонялись к позиции зелотов, не могли не увидеть в нем опасного приспособленца. О результатах этого мы поговорим в следующей главе. Пока же кратко рассмотрим главные темы Иисусовой проповеди Царства: конец изгнания, призвание возрожденного народа и предостережение о бедствиях и последующем избавлении.

 

Конец изгнаний

В самом начале своего служения Иисус объявил об установлении нового царства. Отправной точкой для этого стало Иоанново крещение, которое, вероятнее всего, было истолковано как образная инсценировка Исхода, предвещавшая приближающийся конец изгнания и новый Исход. Однако вскоре Иисус стал более известен как целитель. Именно чудесные исцеления завоевали для него внимание публики. Он был не учителем, попутно излечивающим болезни, а провозвестником Царства. Прежде всего он демонстрировал людям характер нового Царства и только затем предлагал комментарии по этому поводу. Итак, восприняв исцеления в том виде, в котором они описаны в Писании, перейдем непосредственно к разъяснениям.

Притчи Иисуса нельзя считать лишь тонкими наблюдениями за человеческой природой и повседневной жизнью или наивными земными примерами, описывающими небесные истины. Каждая из них уходит корнями в иудейские писания, повествования, открыто или тайно передававшиеся из уст в уста. Изучение притч может занять долгое время, однако за неимением такового мы сосредоточим внимание на двух самых известных и попытаемся открыть в них незнакомые нам доселе грани.

Начнем с притчи о сеятеле в Мк. 4, 1–20 и параллельных местах.' Это не просто образная констатация того, что евангельская весть у многих не находит должного отклика, или непритязательная зарисовка из жизни галилейских фермеров. Эта типично иудейская история о явлении Царства Божьего имеет два источника, которые помогают понять смысл слов Иисуса.

Прежде всего, эта притча уходит корнями в пророчества о возвращении из плена. Иеремия и другие пророки предсказывали, что Господь вновь «посеет» свой народ на их собственной земле; радуясь возвращению на родину и моля Бога завершить его, псалмопевец писал о сеявших со слезами и пожинающих с радостью. Но чаще всего картины сева и жатвы встречаются у Исаии в качестве преобладающей метафоры для нового Божьего творения, которое он должен совершить по возвращении народа из плена; «Трава засыхает, цвет увядает, а слово Бога нашего пребудет вечно Как дождь и снег напояют землю, так и слово Мое. Оно не возвращается ко Мне тщетным, но исполняет то, что Мне угодно» Новая поросль взойдет на глазах народа, вернувшегося домой.' Эти образы берут начало в призвании Исаии, описанном в 6–й главе, когда пророк увидел Израиль, падший и сожженный, подобно срубленному дереву, в наказание за грехи. Но святое семя не погибло и стало корнем его, пустившим новые побеги.

Последний из упомянутых отрывков (Ис. 6, 9–10) Иисус цитирует в Мф. 13, 14–15; Мк. 4, 12 и Лк. 8, 10, разъясняя притчу о сеятеле. В ней говорится о деяниях, совершаемых Богом через служение Иисуса. Господь не собирался укреплять позиции Израиля, поддерживать его политические амбиции или тешить его национальную гордость. Он творил то, что издавна предсказывали пророки: суд над Израилем, виновным в идолопоклонстве, одновременно пробуждающийся к жизни новый народ — возрожденный Израиль, освободившийся из плена народ Божий.

Вторым ветхозаветным источником притчи о сеятеле можно считать традицию апокалиптического повествования, нашедшую свое выражение, например, в Книге пророка Даниила. Во второй главе описан сон Навуходоносора, в котором он видел огромную статую, отлитую из четырех разных металлов. Голова статуи была из золота, а ноги из смеси железа и глины. Камень, оторвавшийся от горы, разбил ноги статуи и уничтожил ее, сам сделавшись великой горой и наполнив всю землю, В седьмой главе четыре зверя воевали с образом человека, с сыном человеческим, пока Бог не воссел на престоле своем и не возвысил сына человеческого над зверями. Так по словам Иисуса, история народа Божьего повторяется и воплощается в его собственном служении. Одно семя упало при дороге другое — на каменистое место, еще одно — среди терний. Одно же семя упало на добрую почву и принесло плод в тридцать, шестьдесят и в сто раз больше посеянного. «Приблизилось Царство Божье возвращение из плена, великий переломный момент в истории Израиля, — говорит Иисус, — хотя бы даже все это происходит не так как вы ожидали». Эта притча была сказана Иисусом обо всех прочих притчах и их воздействии на людей. Только так можно было донести до слушателей великую истину, которая для некоторых навеки останется тайной, как ни пытались бы они ее разглядеть; для других же внезапно приподнимается завеса, и они становятся свидетелями Божьих деяний.

Вторая притча, в значительной мере приоткрывающая для нас окно в Божье Царство, — так называемая притча о блудном сыне из Лк. 15.' Среди десятков разных толкований, которые люди постоянно, и зачастую справедливо, предлагают для этой притчи, есть нечто, чего в наши дни не замечает никто, но что не могло не «броситься в глаза» иудеям, слышавшим эту притчу в первом веке. В истории о беспутном младшем сыне, которого по возвращении из чужой языческой страны ждет поразительно теплый прием в отчем доме, — разумеется! — говорится об изгнании и возвращении. Именно эту историю жаждали услышать современники Иисуса. И он рассказал ее им, чтобы дать понять, что для них путь из изгнания лежит через него одного и его деяния. Притча о блудном сыне представляет собой нечто большее, чем иллюстрация к вечной истине о прощении грешников, хотя, несомненно, такое толкование вполне правомерно. Это точная и исторически обоснованная трактовка того, что хотел сказать и сделать Бог через служение Иисуса, принимавшего изгоев и сидевшего за столом с грешниками.

Но у этой истории есть и темная сторона. Старший брат олицетворяет собой тех, которые не желали возвращаться из изгнания таким способом, — в данном случае фарисеев и законников, наблюдавших за Иисусом и считавших его действия возмутительными. Он же говорил о том, что именно его служение сделало долгожданное возвращение возможным, хотя представление людей об этом было иным. Все эти события происходили прямо на глазах у самозваных хранителей родовых традиций Израиля, которые оставались к ним слепы, поскольку они не оправдывали их ожиданий.

В этих двух притчах, равно как и в десятках других отрывков, Иисус иносказательно сообщает, что долгожданный момент настал. Это и есть благая весть, евангелие. Нас не должно удивлять, что, возвещая ее, Иисус нигде не задерживался подолгу и, насколько можно судить, избегал заходить в Сепфорис и Тивериаду, два крупнейших города Галилеи. Он напоминал не столько бродячего проповедника или мудреца, изрекающего разнообразные сентенции, сколько политика, вербующего сторонников для нового, рискованного движения. Вот почему он предпочитал комментировать свои действия цитатами из Исаии: кто–то может смотреть и не видеть, иначе в дело вмешается тайная полиция, Напомню, политика от религии здесь неотделима. Поступками Иисуса руководила вера в то, что именно таким образом Бог Израилев воцарится среди своего народа.

Совершая свой труд, Иисус искал поддержки для нового Царства. Он призывал новый, возрожденный народ. Это вторая сторона проповеди Царства, которую нам необходимо изучить.

 

Призвание возрожденного народа

Истории, которые рассказывал Иисус, проповедуя Царство Божье, были похожи на пьесы, ожидающие своих исполнителей. Он приглашал слушателей сыграть свои роли в новом Царстве. Они долго и с нетерпением ждали «постановки» божественной драмы, гадая, в чем будет заключаться их участие. Теперь им предстояло это узнать. Они сами становились жителям нового царства. Иисус, вслед за Иоанном Крестителем, вызывал к жизни истинный, возрожденный народ Божий.

Первой заповедью Христа, записанной в Евангелиях, был призыв к людям «покаяться и веровать». Эти слова являются классическим примером того, о чем я говорил в предыдущей главе, рассуждая о выражениях, смысл которых с годами изменился. Если бы я вышел на улицы своего городка и провозгласил: «Покайтесь и веруйте!», в моих словах услышали бы призыв оставить свои грехи (в нашем обществе сразу же начинаешь думать о таких грехах, как половая распущенность или алкоголизм) и стать более религиозными». Последнее могло бы принять разные формы; новое внутреннее ощущение божественного присутствия, принятие нового набора догматов лицо вступление в Церковь или одно из ее подразделений. Однако в Галилее первого века нашей эры призыв «покаяться и веровать) означал нечто совершенно иное.

Что же может помочь нам отказаться от привычного смысла этих слов и вернуться к их первоначальному значению? Было бы полезно проследить использование их каким–нибудь другим автором, жившим примерно в то же время, что и Иисус. Обратимся, например, к трудам одного из представителей иудейской знати, историка Иосифа Флавия, родившегося через несколько лет после распятия Иисуса. В 66 году нашей эры он, молодой армейский офицер, был послан для переговоров с участниками очередного мятежа в Галилее. В своей автобиографии' он писал, что его задачей было убедить вспыльчивых галилеян прекратить безумные попытки свергнуть власть Рима и предоставить ему и другим представителям иерусалимской знати возможность более приемлемого разрешения конфликта. Поэтому при встрече с предводителем повстанцев Иосиф Флавии, по его собственному свидетельству, предложил тому отказаться от своих требований и довериться ему. Его слова покажутся читателям Евангелий удивительно знакомыми. Иосиф Флавий приказал главарю мятежников «покаяться и верить ему» «metanoesein kai pistos emoi genesesthai».

Конечно, это не означает, что он призвал предводителя восставших (которого, кстати, звали Иисусом, что еще больше осложняло дело) перестать грешить и принять религиозное обращение. Его слова имели гораздо более конкретное политическое значение. Я убежден, что, пытаясь понять Иисуса из Назарета, сорока годами ранее путешествовавшего по Галилее с призванием покаяться и веровать в него и Евангелие, мы не вправе закрывать глаза па этот факт. Даже если, в конце концов, мы обнаружим, что Иисус вкладывал в свои слова дополнительный смысл и его приглашение имело также религиозный характер, нельзя отрицать, что первоначальный смысл, ~ ем не менее, сохранялся. Он призывал слушателей отказаться от своих требований и избрать его путь самоопределения Израиля и установления Царства Божия, а также его представление об этом Царстве. В частности он, как и Иосиф Флавий, убеждал их оставить безумную идею национальной революции. Однако Иосиф Флавий выступал против вооруженного восстания, потому что он, как и другие знатные иудеи, думал прежде всего о собственном обогащении. Иисус же, как ни странно, рассматривал эту идею как предательство в отношении Бога и идеи о предназначении Израиля быть светом мира. Иосиф Флавий предлагал им компромисс, сомнительное политическое решение, грозящее в любой момент потерять силу. Иисус проповедовал для Израиля совершенно иной, крайне рискованный путь, призывая подставить другую щеку и пройти второе поприще, путь тех, кто готов отдать свою жизнь, чтобы обрести ее вновь. Таково было царство, в которое он приглашал своих слушателей. Для такой пьесы он искал актеров.

Столь необычное приглашение сопровождалось необыкновенно теплым приемом, Повсюду, где появлялся Иисус, устраивались празднества. Традиция пиршеств, на которые он приглашал всех без исключения, фигурирует в исследованиях практически каждого из современных богословов. Причину, по которой некоторые современники Иисуса считали его поведение оскорбительным, найти несложно, хотя ее не всегда правильно понимают. Дело было не только в том, что он, как частное лицо, общался с людьми сомнительной репутации, — одно это едва ли могло считаться преступлением. Но Иисус выступал в роли провозвестника Царства Божьего, и многих не устраивал тот факт, что доступные для всех трапезы стали необходимым сопровождением его проповеди. Эти трапезы многое говорили об Иисусовой идее Царства, и это подрывало основы всех прочих учений о нем. Прием, который оказывал грешникам Иисус, символизировал готовность Бога принять и простить каждого из них. Тогда как его современники рассматривали прощение и возрождение лишь в рамках Храмового служения, Иисус предлагал своей властью даровать людям то и другое без какого–либо формального взаимодействия с Иерусалимом. (Здесь исключение доказывает правило: когда Иисус, исцелив прокаженного, приказал тому показаться священнику и принести необходимого жертву, это было сделано потому, что для возвращения к нормальной жизни в обществе бывшему прокаженному требовалось официальное заключение об исцелении.)

Желающие ответить на призыв Иисуса и сыграть свою роль в драме Божьего Царства столкнулись с нелегким испытанием. С ранних дней существования Церкви христиане ошибочно начали рассматривать его как новый свод правил, словно целью Иисуса было всего лишь ввести в употребление новый моральный кодекс. Особые затруднения возникли в период Реформации, когда люди особенно ясно осознавали опасность того, что их собственные «добрые дела» могут получить преимущество перед верой, которой человек оправдывается перед Богом. Однако дело было совсем не в этом. Нравственные нормы, в соответствии с которыми в(или современники Иисуса, могли поспорить с любыми, существовавшими в то время, и превосходили большинство из них. Они никогда не верили в то, что своим поведением могут заслужить благосклонность Бога. Не верил в это и Иисус. Для них поведение было лишь логическим следствием завета, заключенного с ними Богом. Потому напряженные богословские споры по этому поводу упускают из вида главное: зарождавшееся царство, о приближении которого возвестил Иисус, означало сотворение нового мира, и от своих слушателей он ожидал преображения в новый народ, в граждан нового мира. Он призывал своих современников встать на путь новой жизни: путь покаяния, прощения и молитвы, причем следовать по нему они могли, не покидая своих городов и деревень.

Именно такой контекст, пo моему мнению, поможет нам понять так называемую Нагорную Проповедь (Мф. 5 — 7), хотя в данный момент мы не имеем возможности разобраться в этом подробно. Нагорную Проповедь (независимо от того, произнес ли ее Иисус целиком и одновременно, она выражает суть его обращения к современникам) нельзя считать призывом к каждому отдельному человеку обрести спасение в Иисусе, хотя, разумеется, этот призыв является частью знаменитой проповеди. Не является она и очередным столом нравственных принципов (хотя в ней и содержатся блестящие примеры величайших нравственных наставлений). Она имеет смысл лишь в неразрывной связи с Иисусовой проповедью Царства и с его призывом следовать за ним по пути новой жизни, пути в Царство Божье.

Нагорная Проповедь — это прежде всего призыв к обретению Израилем независимости, но не обычным революционным путем. «Не противься злому», «Подставь другую щеку», «Пройди второе поприще» — все это не приглашения ради Христа отказаться от собственного достоинства, но предостережения против участия в нескончаемом движении сопротивления. Вместо этого слушатели Иисуса должны были открыть для себя истинное призвание Израиля: быть светом мира и солью земли. Город, который не может укрыться, ибо стоит на верху горы, явно указывает на Иерусалим. именно ему предназначено стать местом, где единый истинный Бог явит себя всему человечеству. В сердце же Иерусалима стоит Храм–дом, построенный на камне. Нагорная Проповедь заканчивается завуалированным, но очень отчетливым предупреждением. Новым Храмом, настоящим домом на каменном основании, будет сообщество людей, строящих свою жизнь на словах Иисуса. Все прочие попытки создания нового Израиля и нового Храма (нельзя забывать, что во времена Иисуса строительство Иродова Храма еще продолжалось) посредством революции или удаления от грешного мира подобны строительству дома на песке. Когда подуют бурные ветры, он упадет с ужасным грохотом. Иисус призывал своих слушателей принять участие в новой Божественной драме, которая наконец даст Израилю возможность исполнить свое извечное предназначение – быть светом мира. Это был путь истинной любви и справедливости, и в нем Бог Израилев должен был открыться миру, пристально наблюдавшему за происходящим.

Большинство слушателей Иисуса не могли следовать за ним в его странствиях, однако нескольких он призвал именно к этому. Многие помимо ближайшего круга из двенадцати человек — само число было глубоко символично и ясно говорило о намерении Иисуса положить начало возрождению Израиля — были призваны оставить все и последовать за ним. Некоторым он поручил возвещать приближение Царства, сопровождая свои слова исцелениями и совместной трапезой, которая, как мы позднее убедимся, превратила проповедь в символический обычай. Взять свой крест и последовать за Христом означало разделить его в высшей степени рискованное призвание — быть светом мира в том смысле, который революционеры не могли даже представить. Это означало подвергнуть себя политической опасности и даже угрозе смерти с верой в то, что Господь поможет Израилю пережить все выпавшие на его долю бедствия, и для народа Божьего взойдет заря нового дня.

Итак, Иисус возвещал возрождение народа Божия, воплощал в себе это возрождение, призывая других присоединиться к этому процессу и вступить на новый путь, открывшийся перед ними в поворотный момент истории. Однако в таком случае, учитывая современных ему образ мышления, Иисус должен был предвидеть, что все это также повлечет за собой и резкие перемены в истории и жизни языческих народов. Когда Бог Израилев исполнит обещанное им своему народу, последствия этого, по мнению многих иудейских мыслителей, не замедлят сказаться во всем мире .Как свидетельствуют многочисленные ветхозаветные отрывки (например, Ис. 42), грядущий Царь дарует божественную справедливость не только Израилю, но и всему миру. Многие, говорил Иисус, придут с востока и запада и возлягут с патриархами в Царстве Божьем. Однако, кроме этих слов, он ничего больше и не говорил на эту тему. (Интересно, что, вопреки утверждениям современных исследователей, евангелисты совсем даже не считали себя вправе давать волю фантазии, для того чтобы приспособиться к создавшейся обстановке, а затем «плодить» свои измышления в уста Иисуса. Ведь Церковь уже тогда несла активное служение среди язычников, хотя об этом едва ли можно догадаться, прочитав Евангелия.) Свое собственное призвание Иисус видел в том, чтобы сосредоточить усилия на служении Израилю. Когда же решающий труд будет свершен, приглашение в Царство Божье прозвучит для многих народов, но время для этого еще не настало.

Что же, по мнению Иисуса, должно было произойти? Что должно было стать решающим и поворотным моментом в провозвестии Царства?

 

Бедствия и избавление

Итак, я уверен, что, возвещая приближение Царства Божьего, Иисус рассказывал и воплощал для своих современников в действительность историю, которую они жаждали услышать, придавая ей при этом совершенно новое звучание. Царство на самом деле приблизилась, достигло людей через его собственное служение. Но оно было не таким, каким они его себе представляли. В заключительной части этой главы я хотел бы уделить особое внимание на то, как Иисус закончил свой рассказ.

Вся жизнь Иисуса и его современников проходила под сенью великого библейского Повествования, в свете которого должны были разрешаться их собственные спорные вопросы (правда, по поводу того, как это следовало делать и каковы могли быть результаты, мнения существовали самые противоречивые). Великое Повествование часто звучало как история нового Исхода. «Египтяне» того времени, особенно их «фараоны», вознеслись над народом Божьим, но Бог могучей рукой избавит Израиль и через все испытания приведет его к окончательной победе. Иногда история приобретала апокалиптический оттенок. Война с Сирией в начале второго века до нашей эры подсказала один из вариантов такого прочтения, в котором страдающий манией величия диктатор Антиох Епифан сыграл роль Фараона, а (по крайней мере, в некоторых версиях) возглавляемые Маккавеями повстанцы — роль доблестных израильтян, открывших рабам путь к свободе. Сирийцы олицетворяли чудовищ, а они сами – людей, живущих в окружении врагов, под угрозой смерти, но, в конечном итоге, ожидающих избавления. Современники Иисуса легко переносили подобные истории и образы на свою собственную жизнь. Место Египта, Вавилона и Сирии теперь занял Рим.

Иисус же решительно возражал против привычного в то время прочтения великой истории. В конце концов, намерение Бога заключалось не в том, чтобы защитить израильский народ от языческих орд, подменяя религиозную поведу военной. Напротив, Иисус все более отчетливо утверждал, что суд Божий постигнет не соседние народы, а Израиль, который перестал быть светом мира. Кто же одержит победу в грядущей великой битве? Ответ звучит все яснее и выразительнее: сам Иисус и его последователи. Им предстоит пережить ужасные страдания, но Бог избавит их.

Значительное место в Евангелиях от Матфея, Марка и Луки занимают предсказания о грядущем великом суде. Христиане с самых ранних дней относили их к вопросу о том, что происходит с человеком после смерти и что ожидает мир в целом в конце времен, в Судный день. Однако, когда мы читаем эти отрывки в их первоначальном историческом контексте, перед нашим мысленным взором возникает совсем иная картина. Иисус, как и великие пророки до него, возвещал грядущий суд, который Яхве будет вершить в pамках истории Подобно Иеремии, он предсказывал падение самого Иерусалима. Иеремия видел в Вавилоне орудие, которое Бог использовал для наказания своего неверного народа . В пророчествах Иисуса эта роль отдана Риму. Бог не наказывал Израиль за нарушеие неких нравственных законов. Его осуждение стало неизбежным результатом (неизбежность суда, однако, не означала, что Бог не имел к этому отношения) того, что Израиль избрал путь насилия и сопротивления вместо пути, который Иисус ясно и уверенно воплотил в своей жизни и проповеди. Израилю предстояло расплачиваться за свое нежелание следовать по пути мира.

Приведу несколько очевидных примеров. В 13–й главе Евангелия от Луки ученики рассказывают Иисусу о галилеянах, которые по приказу Пилата были убиты прямо в святилище. Интересна реакция Ииcvca: «Думаете ли вы, что эти галилеяне были грешнее всех прочих? Нет, но, если не покаетесь, все так же погибнете. И что сказать о тех восемнадцати, на которых упала башня Силоамская и побила их? Разве они были виновнее всех, живущих в Иерусалиме? Нет, но, если не покаетесь, все так же погибнете» Это не предостережение грешникам о грозящем им адском пламени. Если Израиль не оставит своих попыток свергнуть власть Рима, ему не избежать осуждения. Очень скоро в Храме засверкают римские мечи, и Иерусалим будет разрушен.

Предостережения достигает особого накала в тот момент, когда Иисус, только что въехавший в столицу на осле, оплакивает судьбу Иерусалима (Лк. 19, 41–44): «О, если бы и ты хотя в сей твой день узнал, что служит к миру твоему! Но это сокрыто ныне от глаз твоих! Ибо придут на тебя дни, когда враги твои обложат тебя окопами и стеснят тебя отовсюду, и разорят тебя, и побьют детей твоих в тебе, и не оставят в тебе камня на камне за то, что ты не узнал времени посещения твоего». Эти слова также нельзя расценивать как пророчество о том, что ожидает каждого человека после смерти, или о суде, перед которым, в конце концов, предстанет весь мир. В словах Иисуса прозвучало торжественно–трагическое предсказание участи, которую уготовили себе жители Иерусалима, отказавшись от предложенного им мирного пути. Предостережения становятся более конкретными. Иисус считает себя последним в ряду великих пророков. Смысл сказанного им заключается еще и в том, что у Израиля уже нет обратного пути, Гнев Божий обрушится на поколение, отказавшееся прислушаться к eгo словам.

Все эти предсказания вместе составляют так называемый Малый Апокалипсис в Мк. 13 и параллельных ему отрывках Мф. 24 и Лк. 21. Мне кажется, всю главу следует читать как пророчество не о конце света, но о падении Иерусалима. Здесь и в других местах главное – это понять особенности апокалиптической терминологии. Как я уже указывал в начале данной главы, образы померкших светил и им подобные используются в Писании для описания политических и общественных потрясений — выражаясь современным языком, расцвета и упадка империй, — а также для передачи такими средствами вселенского или религиозного значения, приписываемого этим событиям.

Потому упоминание в Мк. 13 «Сына Человеческого, грядущего на облаках» не следует воспринимать с непримиримым буквализмом, как это делали многие поколения как богословов, так и некритически настроенных верующих. Этот образ заимствован из Дан. 7, где говорится о поражении и падении великих империй, враждовавших с Израилем, и о спасении истинного народа Божия, святых Бога Всевышнего. Всякого иудея, размышлявшего над книгой Даниила в первом веке нашей эры, выражение «сын человеческий, грядущий на облаках» наводило на мысль о нечеловеческом существе, «спускающемся» с небес на землю на настоящем облаке. Он рассматривал его скорее как предсказание великих событий, в ходе которых Бог спасет свой истинный народ после перенесенных ими страданий. Народ Божий «грядет» — но не на землю, а к Богу.

Таким образом, Иисус использовал темы, обычные в контексте ожиданий иудеев, живших в период второго Храма, заставляя их звучать совершенно по–новому. Все сказанное о разрушении Вавилона, Сирии и других врагов Израиля он обратил на Иерусалим. К себе же и своим последователям он относил пророчества о спасении.

Некоторые считают подобные взгляды отчасти антисемитскими. Вместе с тем рассуждать так, значит упустить самое главное. Одна из самых благородных и глубоко укоренившихся иудейских традиций — это традиция внутриобщественной критики. Фарисеи были критически настроены в отношении практически всех своих временников. Ессеи считали, что все иудеи, кроме них самих, заслуживали осуждения. Они объявили себя наследниками обещания божественного спасения, одновременно призывая проклятия на головы всех остальных, и прежде всего фарисеев. Но все это еще не делалало фарисеев или ессеев антисемитами. Другой стороной того, что Иисус принимал всех без исключения, было предостережение тем, кто не желал следовать за ним. Своим отказом они заявляли приверженности такому пути иудейского самоопределения, который предполагал противостояние языческому Риму, тем самым обрекая себя на неминуемую гибель. Падение Иерусалима должно было окончательно подтвердить правильность пути, предложенного Иисусом. Оно стало не единственным свидетельством в пользу Иисуса и его проповеди Царства, но именно в этом заключалась суть его обращения к людям. Такая позиция была весьма характерной, хотя и достаточно радикальной для иудея в первого веке нашей эры.

 

Заключение

Пришло время подвести итог тому, что мы узнали об Иисусовой проповеди Царства. Он рассказывал о нем так, что становилось ясно: долгому изгнанию Израиля пришел конец. Однако эта добрая весть не была обращена ко всем иудеям, независимо от их отношения к идеям Иисуса. Его прочтение великой истории подрывало все привычные основы и резко противоречило всем остальным ее версиям. Иисус утверждал, что проповедует истинные традиции израильского народа, осуждая предательство и моральное разложение, Царившие в жизни современного ему Израиля.

Данная картина, на мой взгляд, хорошо понятна с исторической точки зрения. Она вполне достоверно изображает Иисуса в современном ему иудейском окружении. Его критика исходила изнутри. Он призывал современников не отказываться от иудаизма ради чего–то нового, но стать истинным, вернувшимся из изгнания народом, принадлежащим единому истинному Богу. Его жизнь должна была послужить возрождению Израиля. Он бросил вызов злу, проникшему в самое сердце народа. Через него самого и его служение Бог Израилев должен был вернуться на Сион. Итак, Иисус возвестил приближение Царства Божьего. Его проповедь, вдвойне революционная даже в сравнении с призывами к вооруженной борьбе, должна была обнаружить несостоятельность всех остальных точек зрения. В четвертой главе мы убедимся, что таким образом Иисус взял на себя роль Мессии и исполнил призвание к искупительному страданию. В пятой главе мы увидим, что это призвание, пo его утверждению, принадлежало самому Богу.

Может показаться, что расстояние между «историческим Иисусом» первого века и нашим собственным призванием и задачами – профессиональными, жизненными, академическими и другими – слишком велико. Я позволю себе, в заключение данной главы, указать на два пути, следуя которым современные христиане могут приблизиться к своим истокам.

Во–первых, все, чем мы являемся и что делаем, будучи христианами, имеет в своем основании единственное и неповторимое свершение Иисуса. Именно потому, что он открыл для нас врата Царства Божьего, мы теперь живем по его законам. Именно то, что он привел историю отношений Бога с Израилем, а значит и со всей Вселенной, к заранее определенной для нее кульминации, делает наше сегодняшнее служение возможным. Чтобы это служение было плодотворным, нам необходимо понять основание, на котором мы его воздвигли. Желая следовать за Иисусом Христом, мы должны познать того Иисуса Христа, за кем решились идти.

Во–вторых, основание служит образцом для всего здания. Церковь призвана быть для мира тем же, чем Иисус был для Израиля. Все, что мы узнаем о словах и поступках Иисуса в контексте современного ему иудаизма, необходимо рассматривать в свете того, какой должна быть и что должна делать Церковь, чтобы исполнить возложенную на нее миссию. Если мы хотим изменить окружающий нас мир, а возможно, и содействовать его искуплению, начинать надо именно с этого.