Призрак барона Крауса отсалютовал знамени, потом повернулся к Генриху:

- Швейцарцев на дворе не заметили?

Нет, я никого не заметил, - ответил Генрих. - Вы, как и прежде, полагаете, что виноваты швейцарцы?

А иначе быть не может! - буркнул барон Краус фон Циллергут. - Этих мерзавцев я нюхом чую. Наверняка они и наняли поганых карликов.

Генрих с удивлением посмотрел на барона.

Проспите, а зачем им нанимать карликов? - спросил он.

Ха! - воскликнул призрак барона - Мне ли не знать этих смутьянов? Вечно им неймется, вечно чем-то недовольны. У, плачет по ним пеньковая веревка и крепкий сук! А более всего они плачут по проклятому Рудольфу фон Эрлаху! Тьфу, подлец! Будь, моя воля, самолично повесил бы негодяя!

А кто такой Рудольф фон Эрлах? - неосторожно спросил кто-то из гномов. - Что он натворил?

Он посмел взобраться с толпой глупых крестьян на гору Брамберг, что возле Лаупена! Трус! Ничтожество! А ты спрашиваешь, дурень, что он натворил!

Но что ж плохого в том, что он взобрался на какую-то гору? - не унимался любопытный гном. В темноте Генрих не мог его рассмотреть, но, судя по голосу, гном был очень молод.

Сразу видно, что ты ничего не смыслишь в сражениях, - презрительно сказал барон. - Ну так слушай же, болван. Когда восстали, значит, эти проклятые швейцарцы, а скажу тебе откровенно - давненько началось брожение в их глупых головах… Да прикрой же рот ладонью, болван! - возмущенно крикнул призрак. - У меня все мысли через твой рот вылетают. Не смей зевать, когда барон говорит! Продолжаю рас сказ. И вот когда швейцарская деревенщина так неблагодарно презрела нашего императора и вступила в подлый сговор с Папой Римским, мы, честные рыцари, тут же собрали доблестную армию и двинулись их проучить. Все меня слушают?

Услышав несколько утвердительных возгласов, призрак барона Крауса важно выпятил грудь и громким голосом сообщил:

А этот подлец Рудольф фон Эрлах возглавил заговорщиков! Пес плешивый! Издох бы ты поскорей! - Барон попытался презрительно сплюнуть, но потом вспомнил, что у призраков слюны не бывает, и недовольно поморщился. - А дальше было вот что: наша армия осадила городишко Лаупен. Некоторые умники говорят, что городишко защищало всего шесть сотен человек, но это гнусная ложь. Я был там - в Лаупене собралось несметное число бандитов, а может, и того больше.

Так вы их победили? - нетерпеливо спросил Фунькис.

Видимо барон относился к маленькому глюму снисходительней, чем к остальным, потому что не стал на него кричать.

- Не победили, - вздохнул он. - А почему, спросишь ты? Да потому, что когда наши союзники атаковали главные силы швейцарцев, они, гнусные, стали бросаться камнями. Камнями! Представляешь? Тьфу на вас, швейцарские мерзавцы, и еще раз тьфу. От подобной дикости наши пехотинцы растерялись, а швейцарцы, улучив момент, бросились на них, как звери…

В тот роковой день воля господа оказалась слабее крестьянской подлости. Наши союзники были смяты, развеяны и разгромлены. Остались только мы: рыцарская конница. А так как камней в мире, известное дело, больше, чем фрейбургских пехотинцев, швейцарцы стали метать лишние камни в нас, в благородных рыцарей. Это был ужасный день для меня. Один камень угодил мне прямиком в голову. И хотя ее прикрывал шлем, удар был так силен, что с тех пор меня мучают жуткие мигрени. А все потому, что бросались швейцарцы камнями не в гору, а с горы и, мало того, умышленно выбирали камни покрупнее.

Призрак барона Фердинанда Крауса фон Циллергута на несколько минут умолк, видимо, перенесясь мысленно в те далекие времена, потом снова заговорил:

- Увы, рыцарские головы не предназначены для крестьянских камней. Это низко и подло бросать в благородных господ камнями. Но крестьяне - они и в Швейцарии крестьяне. Откуда им набраться приличий и "обхождения?…

- Тогда вы и умерли? - сочувственно спросил дин из слушателей. - От удара камнем в голову?

Призрак барона дернулся, налился красным сиянием, демонстрируя гнев, и проревел:

- О Матерь Божья! Если бы я умер там, под Лаупеном, то что бы я делал здесь, в Регенсдорфе?! И последнему кретину должно быть ясно, что призраки прикованы к тем местам, где их бренные тела нашли погибель. Лишь только проклятый Королевский Палач может блуждать, где ему вздумается, скорей бы его утащили в ад черти… - барон осекся и в страхе посмотрел по сторонам.

В толпе слушателей раздался осуждающий гомон.

Не к добру, не к добру был помянут перед битвой Королевский Палач, - послышалось со всех сторон. - Как бы барон не накликал беду на всех нас…

Молчите, молчите, не упоминайте это ужасное создание - не ровен час, услышит и заявится…

Так, значит, его так и не смогли победить? - спросил вдруг старичок Плюнькис.

Кого? - непонимающе спросил барон.

Ну этого, Рудольфа фон Эрлаха.

Э, да тут, как я погляжу, одни тупицы собрались! Да если бы его тогда победили, разве смогли б швейцарцы удержать городишко Берн - этот источник смуты? Скажу я вам всем вот что: пока этого подлеца Рудольфа фон Эрлаха не вздернут, в мире порядка не будет. И не надейтесь! А теперь эти мерзавцы, эти гнусные швейцарцы - повсюду. Ну ничего, ничего, они еще поплачут у нас горькими слезами! Император Людвиг Четвертый Баварский им еще покажет, дайте срок.

Слушая барона, Генрих не мог сдержать улыбки. Мало того, что барон Краус рассказывал о событиях многовековой давности, как будто они произошли вчера, так он едва не взрывался от бушующих в нем страстей. «Хорош призрак, ничего не скажешь, - думал Генрих. - Представляю, каким несносным был он при жизни».

- Господин барон, - обратился к фон Циллергуту Генрих, не в силах удержаться от желания проучить спесивого рыцаря. - Мне очень не хочется вас расстраивать, но ваши сведения устарели.

- Что значит устарели? - растерялся призрак.

- Император Людвиг Четвертый умер…

- Как умер? - в ужасе вскрикнул барон. - Когда? Почему мне об этом не доложили?

- Да, умер, - повторил Генрих. - Лет семьсот назад. А что касается швейцарцев, так они теперь имеют свое государство и давным-давно не воюют. Вы напрасно думаете, что это они объявились в Регенсдорфе.

Но барон не слушал Генриха. Он обхватил голову руками и, покачиваясь в метре от земли, громко стенал:

- Ах, какое горе - император скончался! Что ж теперь будет-то? Кто наведет порядок? Кто проучит этих жадных папистов и швейцарцев?

Вдруг барон встрепенулся и, грозно насупив брови, заорал:

- Эй, Ремер из Майнбурга, ты еще здесь, мерзавец?

- Тут я, господин барон. Что вы кричите, будто у вас украли полковое знамя, я не глухой. И обзываться зачем? Я вам не крестьянин-лапотник. - Из стены выплыл еще один призрак - немолодой, ростом под два метра, седыми усами. На плече грозный усач тащил огромный двухметровый меч. Олаф шумно вздохнул.

- Да, Генрих, признаюсь: ты меня убедил. Подумать только - я вижу настоящих призраков! Кто сможет в такое поверить? Как такое возможно? И ведь мало того, что я их, этих двоих, вижу! Ты представляешь? Вижу! Так ведь я еще и слышу их! Эх, как жаль, что я не могу увидеть также тех, на кого кричал этот барон-невежа. Полжизни отдал бы за один взгляд…

- …Да закройте же ему, наконец, кто-нибудь рот! - полным страдания голосом крикнул барон Краус. - Сил моих больше нет. Одно и то же, одно и то же. Ты о чем-нибудь другом можешь говорить? А? Эту историю я выслушиваю от тебя уже в миллионный раз. Господин Ханс фон Дегенфельд, спасите меня от этого пустоголового ландскнехта, один вы на него только и можете повлиять.

В этот раз Ханс фон Дегенфельд сменил фрак на военный мундир времен наполеоновских войн, в котором выглядел весьма эффектно.

Олаф Кауфман негромко присвистнул и пробормотал:

- Или я сошел с ума, или… - он не договорил - призрак, повернувшись лицом к нему и к Генриху, произнес:

- Честь имею представиться, я - Ханс фон Дегенфельд, офицер и один из лучших дуэлянтов своего времени. Не сочтите мои слова за бахвальство, просто я всегда говорю правду вслух.

- Это верно, - кивнул призрак Ремера из Майнбурга. - Нам с господином бароном посчастливилось наблюдать несколько его поединков. Правда, это было давно, когда господин Ханс фон Дегенфельд был еще жив. Уж до чего ловко владеет шпагой - слов нет. В мое время про таких говаривали «пружинный боец». Это потому, что шпаги тогда продавали согнутыми в кольцо, чтоб показать качество клинка…

- И честь для него дороже всего, - с уважением добавил барон Краус фон Циллергут. - Не приведи господь обвинить его во лжи. Я уверен, что в этом случае он заключит договор хоть с самим дьяволом, лишь бы только притянуть обидчика к ответу.

Ханс фон Дегенфельд улыбнулся:

- Господин барон шутит. С дьяволом я не стал бы вести переговоры, даже если б дело касалось моей чести. К тому же я слышал, что дуэли сейчас не в моде.

Генрих внезапно приложил палец к губам: с улицы донеслись громкие голоса и смех.

- Карлики! - испуганно выдохнул глюм Плюнькис. Древнерожденные тревожно зашумели, принялись поспешно подниматься, но Генрих остановил их.

- Нет, это не карлики, - сказал он, взмахом руки призывая всех к тишине. - Это мои одноклассники заявились, хотят…

- Хотят проверить собственную храбрость, забравшись на кладбище ночью, - выступая вперед, перебил Генриха Олаф. - Было бы здорово, если бы вы, господин барон, или кто-нибудь из ваших друзей явились перед ними, когда они соберутся в капелле. - Олаф посмотрел на Генриха, подмигнул ему и закончил:

- Тогда бы они мигом поняли, кто из них чего стоит!

Призраки и древнерожденные посмотрели на Генриха.

- Вы в самом деле этого хотите? - спросил Ханс фон Дегенфельд.

Генрих на мгновение задумался. С одной стороны, ему казалось, что подобная жестокая шутка не совсем красива, но, с другой стороны, представлялся действительно замечательный случай проучить насмешников.

- Хорошо, - кивнул Генрих.- Если вам нетрудно, припугните наших гостей.

- Тогда мы пошли, - прошептал барон и исчез вместе со своими двумя приятелями. Во всем здании воцарилась непроницаемая чернота.