На ночь мушкетеры остановились в гостинице, взяв ее штурмом после непродолжительной пятиминутной осады. Жадный хозяин, не желавший дать ключи от номера в кредит, жестоко поплатился за свою гнусную жадность и неучтивость к четырем дворянам. Его связали, одели в отвратительные лохмотья, которые нашлись в котомке Потроса, и которые тот почему-то упорно называл своей пижамой, и врыли в землю по колено, вместо пугала. Кляп во рту из старых носков Потроса - одногодков пижамы, успешно отпугивал своим запахом не только птиц, но и грызунов. Тем временем, мушкетеры весело проводили время, хозяйничая во вверенной им во временное управление гостинице. За оставшиеся до захода солнца несколько минут предприимчивый Потрос успел продать забор, стулья и занавески, выпить весь запас вина и съесть хозяйского поросенка - любимца хозяина гостиницы.

- Кто-то должен не спать всю ночь, и охранять всех, - заявил Д’Арнатьян, укладываясь в мягкую постель.

- Да, я согласен с Д’Арнатьяном, - сказал Отос, вынимая из кармана надувную подушку.

Амарис молча кивнул, и как сноп повалился на кровать.

Потрос последовал было его примеру, но обнаружил, что две левые ножки кровати подпилены. Так что ему пришлось занять пост часового.

На следующее утро, вставшие мушкетеры (за исключением Потроса, спавшего на полу) выглянули как-то в окно и увидели роту гвардейцев кардинала, целящихся в окно их спальни из крупнокалиберных мушкетов.

- Полундра ! - завопил Д’Арнатьян, убегая через черный ход.

- Мушкетеры никогда не сдаются! - крикнул благородный Отос, быстро спускаясь по лестнице вслед за Д’Арнатьяном, перепрыгивая через две ступеньки.

- Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел, - мурлыкал себе под нос Амарис, улепетывая так, что только пятки сверкали.

Проскользнув незамеченными, мушкетеры вывели из конюшни первых попавшихся коней и ускакали, с грустью вспоминая о Потросе, который попал в засаду и погиб. Громкий залп из мушкетов, донесшийся со стороны гостиницы, лишь подтвердил их уверенность в том, что старину Потроса подло застрелили, пока он спал. Д’Арнатьян грустил меньше остальных, так как захватил на память о друге его кошелек.