Уесли гнал машину в ночи до тех пор, пока мог еще держать глаза открытыми и разум ясным. За два года Йоркского университета у него появилось много друзей между Мэрилендом и Мэном. Он остановился в доме своего старого соседа по комнате и позавтракал  с ним, прежде чем отправиться в Коннектикут. К концу дня он прибыл в Уэстпорт. Практически целые сутки он гнал как бешеный, на чистом адреналине, чтобы встретиться с  Норой лицом к лицу. Два слова эхом отдавались в его голове, звуча, как самая прекрасная мелодия на свете.

Большие воды... большие воды... большие воды...

Вернувшись в город, который был для него когда-то родным, он сбавил скорость, спрашивая себя, что он сделал бы, что сказал бы при встрече. Тело начало покалывать от волнения, когда он свернул в сторону тихого пригорода, где жила Нора с ее Нью-Йоркскими соседями, относившимися к их всемирно-известной эротической писательнице с легкой настороженностью и интересом. К тому времени, как он затормозил перед их домом – ее домом, поправил себя Уесли, больше не их общим - он едва мог дышать. Ее машины нигде поблизости не было, и сердце парня замедлило ход. Все, что он хотел, это посмотреть ей в лицо, в ее глаза.

Подойдя к входной двери, он постучал. Не услышав ответа, Уесли стал стучать громче. Засунув руки в карманы, он почувствовал, как связка ключей царапает костяшки пальцев.

Его ключи...

Уесли вытащил ключи и посмотрел на них. Конечно, Нора уже должна была поменять замки после того, как он съехал. Наверняка же.

Он нашел в связке ключ, который звал домашним, и вставил в замок входной двери. Замерев, сделал глубокий вдох и повернул его.

Дверь открылась так легко, будто все тринадцать месяцев ада без Норы были всего лишь сном, как если бы он заснул в университетской библиотеке за учебой, а теперь, проснувшись, смог вернуться домой.

Войдя в гостиную, Уесли вдохнул спертый воздух. Дом пах так, будто в нем никто не жил в течение нескольких месяцев. Но горы писем у входной двери не было. Неужели она так серьезно закрутила роман с Гриффином Фиске, что даже попросила пересылать свою почту к нему? Гриффин Фиске – наследник громадного нью-йоркского биржевого фонда, плейбой с ужасно-плохими выходками в прошлом... и все же Уесли был бы куда более счастлив узнать, что Нора была с ним, чем с Сореном. Гриффин ему не нравился, его он не знал и, конечно не доверял. Но Сорен... Сорена он ненавидел.

Воспоминания вернулись к нему, пока он бродил по дому. Воспоминания, которые, как он думал, исчезли насовсем... но с каждым шагом они возвращались снова, воскрешаемые с поразительной легкостью. Он любил заниматься учебой на диване в гостиной. Норе приходилось проходить мимо гостиной, чтобы попасть на кухню, в ее любимое место. И она всегда дотрагивалась до него, проходя мимо, или просто гладила по макушке, щипала за кончик носа, лапала за коленку или его любимое – целовала в щеку. Книжным полкам требовалась большая уборка. Здоровенные, темно-коричневые, покрытые странными символами, книжные полки были любимой находкой Норы.

- Мне кажется, этот шкаф принадлежал друидам, - сказала Нора, дотрагиваясь своими маленькими ручками до резьбы.

- А мне кажется, друиды существовали задолго до, знаешь ли, изобретения шкафов, - напомнил ей Уесли.

Нора сделала вид, что не слышит его, ее обычное поведение, когда он пытался хоть как-то привнести разумность и рациональность в ее полеты фантазии.

- Наверняка, на этих полках приносили в жертву девственниц.

- А это не слишком неудобно?

- Мы с этим разберемся. Давай, залезай на верхнюю, парень с обетом целибата. Пойду достану нож для масла.

Боже, ну и со странной же женщиной он жил. Странной и веселой и красивой и удивительной... Он скучал по ней так сильно, что внутри все болело даже, когда он просто думал о ее имени.

Им было так хорошо вместе в этом доме. Так замечательно. Оглядываясь назад, он все еще не мог поверить, что Нора попросила его переехать к ней. Что в нем было такого? Целыми днями напролет, после того, как она предложила ему жить вместе с ней и работать в качестве ее интерна, он только мог ходить ошарашенный и все задавать один и тот же вопрос: «Но почему я?" Он был на грани нервного срыва, когда переехал после того ужасающе-холодного кануна Нового Года в его первый год в Йорке. Все начало налаживаться, когда он распаковал свою одежду и переставил мебель в комнате, которую ему выделила Нора.

Он хотел повесить парочку постеров на стены, но не смог взяться за молоток и гвозди, не спросив разрешения у Сатерлин. В ту ночь он бродил по дому, как бродил сейчас. Норы не было ни  в своей спальне, ни в гостиной, ни на кухне. Наконец он нашел ее, стоящую на заднем крыльце в теплом пальто и сапогах. Он надел свое пальто и встал рядом на морозе.

На мгновение он просто смотрел на нее молча, стоящую с закрытыми глазами, ее лицо было обращено к яркой луне. Медленно вдыхая через нос, она задержала дыхание, прежде чем выпустить облачко пара изо рта.

- Тебе разве не холодно? - спросил Уесли.

- Ага, особенно моей заднице. Я скоро вернусь. - Она открыла глаза и улыбнулась ему.

- Что ты здесь делаешь?

- Мне казалось, тебе захочется обустроиться в комнате без моего назойливого жужжания над ухом.

Уесли даже рассмеялся над ее словами.

- Ты помнишь, что я выше метра восьмидесяти? Тогда уж скорее, над коленями, лепрекончик.

Лепрекончик? Он и в самом деле назвал Нору Сатерлин лепрекончиком?

- О, я могу это сделать, если попросишь.

Она сверкнула дьявольской улыбочкой. Уесли сурово посмотрел на нее.

- Ты ужасная. Ты ведь знаешь об этом, да?

- На самом деле, я чертовски хороша в этом. Ты только спроси Сорена.

Она за значением подмигнула

- Давай не будем говорить о нем.

Нора моргнула. Даже освещенное только лунным светом, ее лицо выдавало каждую мимолетную мысль. Такое красивое... жаль, что он не умел рисовать, чтобы хоть как-то запечатлеть это лицо, эти большие черно-зеленые глаза.

- Почему? Ты никогда не встречался с Сореном. Он очень хороший человек. Лучший из всех, кого я когда-либо знала.

- Ты рассказывала мне о нем. Хорошие мужчины не бьют женщин.

- Хорошие мужчины бьют только тех женщин, которые хотят, чтобы их ударили.

- Женщины не должны хотеть, чтобы их били.

- Тогда это проблема женщин, а не его, верно?

Она захлопала ресницами, глядя на Уеса.

- Нора, ты совсем сошла с ума. Заходи. Мое лицо сейчас отмерзнет.

- Нельзя этого допустить. Оно слишком красивое. Секундочку. Мне нужна еще секунда.

Она остановилась и снова глубоко вдохнула через нос, задержав дыхание на долгое время прежде, чем с неохотой выдохнуть.

- Увы, - сказала она. - Я люблю этот запах. Зимняя ночь... есть что-то лучше в мире, чем запах зимней ночи?

Уесли закрыл глаза и вдохнул запах зимы – хрустящий и свежий, морозный. Где-то далеко кто-то зажег камин, и запах тяжелого дерева наполнил воздух. Он мог почувствовать запах  Рождества и поразительную свежесть Нового года.

- Да, пахнет удивительно, - Уес согласился.

- Так..., - вдохнула снова Нора, ее глаза сузились. - Так пахнет кожа Сорена. Именно так. Даже летом я чувствую этот запах, находясь рядом. По ночам перед тем, как заснуть я устраиваю подбородок на его спине, между лопатками, и вдыхаю, пока практически не теряю сознание. А он всегда смеется надо мной. Удивительно, не правда ли? Как кто-то может пахнуть вот так?

- Если бы его запах могли продавать в бутылках, он бы сделал на этом состояние.

Уесли посмотрел на небольшой задний двор Норы и подумал, что бы она сказала, увидев двор его дома в Кентукки – целая тысяча гектаров кругом.

- Боже, я так скучаю по этому запаху. Я люблю зиму. Это единственное время, когда я чувствую его запах, не находясь рядом с ним.

Уесли перевел взгляд со снега, окутавшего лужайку, обратно на Нору. В уголке ее глаз образовались слезинки, сверкающие как крошечные алмазы.

- Ты помешана на этом парне, да? - спросил он, не уверенный, что хочет знать ответ.

Нора кивнула.

- Помешана – отличное слово.

- Тогда почему ты ушла от него?

Вздох был первой реакцией Норы, окутанной облаком белого пара.

- Зима, - сказала она, наконец, - может быть такой красивой и такой жестокой. Жестокой и холодной. А если всегда живешь зимой, то никогда не узнаешь лето. - Нора шагнула к нему и дотянулась носом до его щеки. - Ты пахнешь как лето. Как чистое белье, вывешенное на солнце. Это тоже прекрасный запах.

Уесли покраснел от ее близости. Ее волосы щекотали его губы. Он никогда и не мечтал, что кто-то будет рядом, вдыхая его запах кожи, и это будет так интимно.

- Мы должны зайти внутрь, - прошептал Уесли. Если бы он остался с ней еще на секунду, то согрел бы ее поцелуями. А это плохо. - Тут слишком холодно.

Нора потянулась, ладонями обхватывая его лицо и согревая его прикосновениями.

- Все хорошо. Скоро наступит лето.

Уесли вернулся с заднего крыльца на кухню. Он приготовил тысячу обедов для Норы здесь. В периоды запойного писательства он мог оторвать ее от компьютера только ради еды. Он поднялся по лестнице на второй этаж и остановился в дверях своей старой спальни.

- Нора..., -  выдохнул Уесли, шагнув в комнату.

Когда он переехал, она была больше похожа на то, что Нора звала "французский-бордель-стайл." Он быстро переделал все в то, что звал «не-французский-бордель-стайл». Уесли сорвал со стен плакаты, унес свои вещи... но на кровати лежали все те же простыни, те же подушки. Мебель по-прежнему стояла на тех местах, как он и хотел.

Кто-то останавливался в его комнате? Поэтому Нора и не вернула ее в предыдущий вид? Кровать выглядела так, будто на ней кто-то недавно спал. Его захлестнул гнев. Та ночь была самой прекрасной, эротической и интимной в его жизни, когда Нора пришла к нему, заползла в постель и легла рядом, лаская рукой. Он ненавидел даже саму мысль о том, что кто-то кроме него и Норы лежал на этих простынях.

Пока поток раздирающих эмоций одиночества, злости и желания, не захватил его, Уесли подошел к комнате Норы. Может быть, там он сможет найти подсказку, куда и как надолго она уехала.

Войдя в спальню Норы, Уесли постарался прогнать воспоминания прочь. Последнее, что ему было нужно, вспомнить тот день, когда он с Норой почти занялись любовью на этой кровати. Он так сильно хотел отдать ей свою девственность... и все же она не смогла это принять. Даже сейчас он все еще не понимал, почему. Но, наверно, это было даже к лучшему, предположил он. Она не хотела его по-настоящему. Если бы она его любила, тогда почему прогнала?

Уесли уставился на кровать и заметил что-то странное на простынях. Свет просачивался через окно, золотясь в толстом слое пыли, покрывающем ее идеально застеленную кровать.

Правда поразила Уесли как снег, выпавший в середине лета. Горькая, но прекрасная правда.

- О, Боже..., - Уесли шумно выдохнул, надежда с силой билась в его груди. Его помятые простыни. Пыльное покрывало Норы. - Нора спала в моей постели.

- На самом деле, Уесли, - раздался голос откуда-то сзади, такой же холодный и суровый как сама зима, - она спала в моей.

* * *

Микаэль проснулся в середине утра под звуки улюлюканья. Честно говоря, не совсем улюлюканья, но ум не мог придумать слова получше. Этот шум, как оказалось, издавал Гриффин, а совсем не сова. И, по-видимому, это Гриффин сидел сейчас на крыше, на этаж выше. Микаэль выполз из постели Норы и вернулся в собственную около пяти утра. После их секса втроем прошлой ночью, после того, как Гриффин наблюдал, как он занимался сексом с Норой, Микаэль боялся, что не сможет смотреть ему в глаза в течение нескольких дней. Но Гриффина, казалось, не волновала эта утренняя неловкость. А еще, похоже, его не сильно волновала гравитация.

- Гриффин? - Микаэль позвал, глядя на крышу, где в солнечном свете стоял Гриффин, без рубашки, выкрикивая радостные поздравления и улюлюкая. - Что ты делаешь?

- Шесть лет, Мик! - Гриффин заорал в ответ. – Скажи мне, что я потрясающий.

- Ты потрясающий, - незамедлительно повторил Микаэль. Потрясающий и прекрасный и умный и забавный и сексуальный. Но все эти эпитеты он удержал при себе. - А что за шесть лет?

Гриффин прошелся вперед по коньку крыши так спокойно, будто сила притяжения на него не влияла. Наклонившись, Гриффин ухватился за край крыши и опустился, запрыгивая в окно в спальню Микаэля.

- Сегодня шесть лет, Мик. - Гриффин усмехнулся так широко, что его улыбка затмила солнце. - Шесть лет сегодня, как я чист и трезв. Ни капли спиртного. Никаких наркотиков. Ничего.

Микаэль не мог удержаться от улыбки в ответ. Он обнял Гриффина совершенно спонтанно, но от ощущения близости теплого тела Гриффа, его сердце забилось, а кровь начала приливать к тем местам, куда ей не следовало. Микаэль отстранился, делая два больших шага назад.

- Невероятно. Я так рад за тебя. Тебе нужно отпраздновать, - быстро сказал Микаэль, пытаясь скрыть свою нервозность.

- Ага. Всегда так делаю.

- Делаешь как?

Гриффин усмехнулся.

- Новая татуировка. Добавляю к моему рисунку каждый год.

- Клево. Значит, ты собираешься в город?

Микаэль надеялся, что Гриффин пригласит их с собой. Шесть лет чистым и трезвым - Гриффин не должен был праздновать это в одиночестве.

Мужчина покачал головой.

- Неа. Спайк - она бьет мне татушки – приедет сюда сегодня вечером. Вечеринка татушек. И угадай, кто еще приглашен?

Микаэль покачал головой.

- Ты, Мик.

- Здорово. Не могу дождаться, чтобы посмотреть на это.

Микаэль знал, что улыбается как идиот, но не мог остановиться.

- Посмотреть?

Гриффин прошел мимо него к двери, и, прислонившись к дверной раме, уставился долгим, выразительным взглядом на парня. Микаэль не мог понять, что хотел этим взглядом сказать Гриффин, но желал, чтобы тот смотрел на него так целую вечность. - Ты не просто посмотришь, Мик. Тебе тоже достанется одна.

Гриффин подмигнул ему и вышел из комнаты, снова начиная громко улюлюкать от безумной радости, отчего сердце Микаэля подскочило так высоко, что он практически не расслышал, что ему сказал Гриффин.

А оставшись в одиночестве, вспомнил.

Микаэль выскочил в коридор.

- Подожди! Гриффин? Мне тоже…что?!