1980

Ее звали Шерил или Шерри, он даже не мог вспомнить, поэтому Леви пошел по более легкому пути и называл ее Шер. Не то, чтобы Шер/Шерил/Шерри обращала внимание на то, что он говорил. Может, и она не помнит его имени, раз с ее губ слетали лишь слова «Боже», «сильнее» и «да, малыш».

Леви уложил Шер на спину, между ее спиной и дюжиной стогов сена было лишь лошадиная попона. Как бы ее ни звали, она была на пару лет старше его, он вспомнил, что она сказала тридцать два, но, очевидно, женщина лучше о себе заботилась, чем он. Брюки, которые он стянул с нее, были от Глории Вандербильт, трусики были из тончайшего шелка и кружев и сейчас колыхались на точеной лодыжке. Обручальное кольцо с бриллиантом, скорее всего, стоило больше, чем его грузовик, но по его невысказанному мнению, грузовик был более полезен.

- Сильнее, - снова сказала она, и Леви подчинился. На сеновале было жарко, душно и воняло лошадиным и человеческим потом. Чем быстрее он закончит, тем лучше. Поэтому он зарылся ногами в сено, пытаясь найти опору, и вколачивался в нее, пока она не перестала отдавать приказы. Презерватив, в котором он был, ограничивал ощущения, но когда она кончила, ее ногти дали об этом знать.

Он еще не закончил, но она не возражала, пока он наверстывал свое. Она лежала с закрытыми глазами, симпатичная девушка, даже красивая, и терпеливо ждала, пока он кончит с небольшим, насколько это возможно, выкриком. Шер была громкой за них обоих.

Когда все завершилось, он выбросил резинку, пока она приводила себя в порядок.

- Лучший урок верховой езды, который у меня когда-либо был. - Она натянула сапоги, и Леви помог ей подняться.

- Стараюсь.

- На следующей неделе в то же время? - спросила она, направляясь к лестнице, ведущей к стойлам.

- Если твой жених продолжит платить за частные уроки, я буду их преподавать. Хотя, если однажды ему захочется прокатиться с тобой, он удивится, когда ты не будешь знать, где голова, а где задница лошади.

- Ты знаешь, почему он устроил для меня эти уроки, верно?

- Просвети меня.

- Пока я здесь трахаюсь с тобой, он в офисе трахает свою секретаршу.

- Отличную систему вы придумали.

- Все счастливы. - Она начала спускаться вниз, но остановилась и повернулась к окну.

- Что? - спросил Леви и застегнул ремень. Где-то тут была чистая футболка. Он нашел ее под копией Tao Te Ching и натянул ее.

- Думаю, приехала ученица на пять часов.

- Сегодня у меня нет урока в пять.

- Тогда кто это? - Она указала на грязное окно, выходящее на парковку. Он был так занят с Шер, что не услышал, как кто-то подъехал.

Леви подошел к лестнице и присел на корточки перед окном. Сначала он увидел машину, нежно-голубую Triumph Spitfire, спортивную машину маленькой девочки. Затем увидел девочку, которой та принадлежала.

- Черт, - прошептал Леви.

- Что? Кто-то, кого ты знаешь?

- Тот, кого я не хочу знать. - Леви покачал головой. Черт возьми. - Уходи. Увидимся на следующей неделе.

Стоя на ступеньке, она поднялась на носочках и поцеловала его в губы, прежде чем спуститься по лестнице. Сначала Леви не последовал за ней. Он продолжил смотреть в окно. Какого черта здесь делает Тамара Мэддокс? Однозначно, это не было совпадением. Девочке не нужны были уроки верховой езды. Она могла превзойти его в езде, не то чтобы он когда-либо говорил ей об этом. Он не планировал вообще ей что-либо говорить.

Хотя, он должен ей кое-что сказать. На парковке Тамара откинулась на капот своей маленькой голубой машины и засунула руки в карманы джинсов.

Она ждала. Ну, она могла еще чуть-чуть подождать. Леви спустился по первым ступеням лестницы и перепрыгнул остальные, с легкостью приземлившись на ноги. В конюшне была проточная вода и маленький туалет для детей, которые не могли дотерпеть до главного здания, где хозяин «Счастливой Тропки» сидел в своем кондиционируемом офисе и весь день говорил по телефону. Леви брызнул на лицо холодной воды, провел влажными руками по волосам и проверил, нет ли в джинсах соломинок. Ему было плевать, хорошо он выглядел в глазах Тамары или нет, но он наслаждался, заставляя ее ждать.

Леви снял шляпу с крючка снаружи уборной и накинул на голову, прежде чем выйти на яркое солнце июня. Как только Тамара увидела его, она обратила на него все внимание, встала прямо, больше не опираясь на капот своей машины. Она подняла солнцезащитные очки на лоб и улыбнулась.

- Привет Леви, - сказала она.

Леви прошел мимо нее и продолжил идти.

Он пошел прямо к куче соломенных тюков, сваленных за дровами, взял один за шнур и понес в конюшню.

Тамара больше не говорила, но шла за ним. Она делала так все время, пока он работал на дедушку, следовала за ним как утенок, крякая вопросы. «Почему ты работаешь на дедушку? Ты хочешь пойти в колледж? Ты хочешь однажды жениться? Черные сапоги или коричневые красивее? Могу я покататься на твоем коне?» Он игнорировал половину вопросов, на вторую половину лгал. Он работал на ее дедушку, потому что его карьера балерины не удалась. Он уже женат - у него семь жен, по одной на каждый день недели. Все ее сапоги уродливые, и она может покататься на его коне, как только будет с него ростом, и он с радостью вытянет ее с помощью грузовика, если она захочет ускорить процесс роста.

Сегодня она не задавала ни единого вопроса, следуя за ним в конюшню. Он бросил тюк сена в стойло, вытащил карманный нож и разрезал веревку. Когда встал, в руках Тамары были вилы.

- Обещаю, я не превращу тебя в дуршлаг, - сказала она, натянув едва заметную улыбку.

- Тогда что собираешься делать с ними? - он кивнул на вилы.

- Помогать. - Она разворошила сено вилами и бросила большую охапку на голый пол стойла.

- Никогда не думал, что доживу до того дня, когда Тамара Мэддокс будет трудиться без пистолета у виска.

- Поздравляю, - ответила она, снова вороша сено. - Ты прожил дольше, чем рассчитывал.

Он не помогал. Нет, это шоу было слишком интересным, чтобы вмешиваться. Он стоял у стойла и наблюдал за ней.

- Можешь принести еще один тюк? - спросила она. - Пожалуйста?

- Этого достаточно.

- Слишком тонко. У Кермита была подушка в два раза толще.

- Хозяйка Кермита была богатой девочкой, а не скрягой, как хозяин этого места.

- Бывший хозяин. Он больше здесь не работает.

Ногой Тамара разровняла сено на полу.

- Что же случилось с бедным Кермитом? Мисс Пигги все-таки добралась до него?

- Мама продала его. Она продала всех лошадей после смерти дедушки.

- Почему? Я не единственный человек в Кентукки, который может обслуживать конюшню. Она не смогла найти кого-то другого, чтобы заботиться о нем?

- Она сделала это, чтобы наказать меня.

- За что?

На мгновение Тамара посмотрела ему в глаза, затем вернулась к работе и разглаживала сено.

- А ты как думаешь? - спросила она.

Леви ощутил крохотный укол сочувствия. Он раздавил его каблуком.

Тем не менее, он оставил девушку в стойле, подошел к поленнице и вернулся с еще одним тюком сена.

- Спасибо, - ответила Тамара. Он смотрел, как она вытащила нож из ботинка. Не маленький карманный ножик. Зазубренный четырехдюймовый клинок, опасный маленький нож. Им она разрезала шнур, засунула в ботинок и продолжила рассыпать подстилку.

- С каких это пор ты начала носить с собой нож? - спросил Леви.

- После смерти дедушки. Может, однажды я заколю им маму до смерти.

Леви усмехнулся. - Тогда приятно знать, что с твоей матерью обращаются так же по-скотски. А я-то думал, что она только со мной так дерьмово обращалась.

- Не только с тобой.

- Это большой нож, детка. Ты можешь пораниться.

- Мир - опасное место, - ответила она.

- Тогда шевелись.

Она улыбнулась. - Ты всегда был хорош в остротах, Сэм Спейд, - сказала она.

- Да и ты не дурна, мисс Вилы.

Леви открыл дверь стойла и забрал вилы из ее рук. Он не подходил к ней так близко с того самого дня, и он ощутил тонкий аромат парфюма на ее коже, какая-то смесь детской присыпки и ванили. Она выглядела старше, чем в их последнюю встречу. Она выглядела хорошо. Симпатичная белая рубашка с синей отделкой, обнаженные руки, узкие джинсы и длинные кирпично-красные волосы, заплетенные в свободную косу, перекинутую через плечо. Вблизи она была еще красивее, будто именно так на нее и надо было смотреть, лицом к лицу, глаза в глаза. У нее был прямой нос и достаточно полные губы, чтобы натолкнуть на плохие мысли.

Когда ей было шестнадцать, она была слишком красива для ее блага.

Теперь она была слишком красива для его блага.

- Тамара, какого черта ты тут делаешь?

- Я искала тебя с тех пор, как мама уволила тебя.

- Как ты нашла меня?

- Это было непросто. Мама убила бы меня, если бы узнала, чем я занимаюсь. Каждую ночь, которую я проводила в доме подруги, я использовала ее телефон и обзванивала пару конюшен. Я знала, что ты работаешь с лошадьми, но звонила по каждому номеру из Желтых страниц и не смогла найти тебя. Мне было запрещено руководить самостоятельно «Красной нитью», но на прошлой неделе были проводы на пенсию дедушкиного секретаря, и я использовала этот повод, чтобы попасть в офис дедушки. Все осталось нетронутым. Я нашла старые платежные квитанции твоей матери и ее файл. В нем было немного, но там был номер телефона. Я набрала его, и кто-то по имени Глория ответил. Я сказала, что ты работал на нас и оставил кое-что, что я бы хотела вернуть. Она и сказала, где ты работаешь.

- Моя тетя Глория. Мамина сестра. Передам ей, чтобы в будущем держала рот на замке, если меня будут искать.

- Леви, мне нужно поговорить с тобой.

- И снова создать мне проблемы? Мне повезло, что твоя мать не вызвала копов за то, что я поцеловал ее драгоценную дочь. Благодаря тебе я получаю половину от того, что получал, работая на твоего дедушку. Хотя есть отличный чердак, на котором сплю. Хочешь взглянуть? - Он указал на чердак конюшни, где проводил большую часть ночей. Он больше не мог позволить себе снимать жилье, и он не собирался в тридцать лет переезжать к тете с дядей, хотя они и предлагали.

- Мне очень жаль.

- Жаль, что поцеловала меня?

- Жаль, что тебя уволили. Я не хотела этого.

- А вот теперь ты извиняешься, как взрослая. Ты изменилась, верно?

- Мне пришлось повзрослеть после смерти дедушки. Но еще до того… мне было стыдно за то, что у тебя были проблемы с мамой. Надеюсь, ты примешь мои извинения.

- Принимаю. А теперь можешь идти. Ты мне чертовски наскучила. Ты мне больше нравилась, когда была избалованной девчонкой.

- Ага, - ответила она. - Мне тоже.

Леви тяжело выдохнул. Визит Тамары Мэддокс - последнее, чего ему не хватало на этой неделе. Он почти нашел место, где мог заснуть, не думая о ней и том поцелуе, который лишил его лучшего места работы. Ненавидеть Вирджинию Мэддокс было легко, что он и делал. Ненавидеть Тамару Мэддокс было сложнее, но он как-то справлялся. Но он никогда не думал, что ее мать продаст лошадей, чтобы наказать ее. Судя по тому, какой тихой и спокойной она была, он задался вопросом, не наказывала ли она ее еще сильнее.

- Мы можем прокатиться? - спросила Тамара. - Я хочу поговорить с тобой кое о чем. Если ты не занят. И я могу заплатить за одну лошадь. Я давно не каталась.

- Мой босс жмот, но мы не будем выставлять счет Мэддоксам за получасовую прогулку на лошади.

- Это «да»? - Улыбнулась она.

- Ладно. Да. Мне больше нечего делать. Могу и послушать пару минут твою подростковую херню.

Тамара схватила его за плечи и поцеловала в обе щеки.

- Ах, мой капитан. Я знала, что ты все еще любишь меня.

- Куда же я дел вилы?

Тамара проигнорировала его угрозу и вышла из стойла в поисках лошади. Она выбрала гнедую кобылку с белыми носочками по кличке Скарлетт. Леви не собирался ездить на своем любимом жеребце, Ретте, Тамара бы слишком много увидела в этом, поэтому он оседлал Эшли, единственного мерина в конюшне.

- Не утратила навык езды, - сказал Леви, когда они проехали мимо поленницы и направились по главной дороге. Все имение «Счастливые тропки» составляло три сотни акров лесов, полей и лошадиных троп.

- Думаю, езда верхом похожа на езду на велосипеде.

Он открылся для флирта, сделав комплимент ее осанке. Ничего. Ни слова. Не похоже на ее.

- Думаю, да.

- Тебе тут нравится? - спросила Тамара.

- Все хорошо. Я получаю пять долларов в час, преподавая верховую езду богатеньким девочкам, как ты, и не таким богатым, но которые хотят казаться богатыми. Десять долларов за частный урок. Когда не работаю, я могу ездить, где захочу. Я не в восторге от жизни на чердаке конюшни, но экономлю много денег, не снимая жилье. Еще один год и смогу купить собственное.

- Ты говорил, что дедушка платил тебе лучше?

- Намного лучше. Больше денег, меньше работы. Но мы знаем, чем все закончилось.

- Знаешь, ты так и не рассказывал, как нашел работу на нашей конюшне, - сказала Тамара.

- Тут не о чем рассказывать. Мама заболела, когда я был в выпускном классе. Затем я пошел в колледж. Я должен был работать, поэтому и нашел работу. Я чистил стойла в Черчилле. После смерти мамы…

- Как она умерла?

- Рак ротовой полости. Он убивал ее медленно, но, в конце концов, забрал ее. Твой дедушка заходил, когда она была еще в сознании. Никто не был удивлен его приходу, кроме меня. Но он пожал мне руку и сказал, что мама говорила, что у меня есть опыт работы с лошадьми, что еще больше удивило меня. Мама несколько лет работала на него. Я ответил, что так оно и есть, и он спросил, не заинтересован ли я в работе в его имении. Я согласился. Конец.

- Дедушка и твоя мама продолжали общаться?

- Думаю, да. Без обид, но твой дедушка не казался тем типом, которого будет заботить судьба уборщицы. До сих пор не понимаю, что заставило его прийти на похороны. Но я не жаловался. Работа была хорошей.

Тамара на это ничего не ответила.

- Так что же богатейшая девушка в штате хочет от беднейшего в штате конюха? - спросил Леви, пока они переходили по деревянному мосту, ведущему в густую часть леса.

- Я не богатейшая девушка в штате. Пока нет. Все в трастовом фонде, пока мне не исполнится двадцать один, или я не выйду замуж.

- Однажды тебе исполнится двадцать один.

- Не так уж и скоро. Мама продает «Красную нить». Она приняла одно предложение на этой неделе.

- Разве «Красная нить» - это не ваш основной доход?

- У нас много денег. И будет еще больше, если продадим винокурню. Но мы не должны ее продавать.

- Тогда скажи это своей матери. Я не могу помочь.

- Мы с ней больше не общаемся.

- Почему?

- Потому что я ненавижу ее, а она меня.

- Почему ты ее ненавидишь мне понятно, было бы странно, если бы кто-то ее любил. Но вот почему она тебя ненавидит?

- Она думает, что я виновна в смерти дедушки. Я позволила ему утонуть и не проверила его.

- Ты позволила ему утонуть?

- Я не позволила ему утонуть.

- Не расстраивайся из-за обвинений в убийстве. Она обвинила меня в изнасиловании.

- Изнасиловании кого?

- Тебя.

- Думаю, я бы запомнила, если бы ты насиловал меня.

- Я бы тоже запомнил.

- Нет, не запомнил. Ты был бы мертв.

- Скажи это своей матери.

- Однажды скажу. Маме за многое придется ответить.

- Ну, да, разве не всем нам придется?

Прежняя Тамара сказала бы «не мне». Прежняя Тамара сказала бы «говори за себя». Но это была не прежняя Тамара. Эта Тамара была старше, и она только кивнула, словно ей тоже придется отвечать.

Леви подъехал к ней вплотную, чтобы посмотреть в глаза.

- Посмотри на меня. Тамара, почему ты здесь? Ты хороша в расспросах, но сама не торопишься давать ответы.

- Я пытаюсь понять, что хочу сказать.

- Расскажи правду. Это не должно быть слишком трудно.

- Правду сложнее всего говорить.

Леви заметил кое-что, что прежде не видел. На шее Тамары на золотой цепочке висел маленький золотой крестик. Он протянул руку и прикоснулся к крестику. Тело Тамары напряглось от прикосновения, но она не отпрянула.

- Раньше ты его никогда не носила, - сказал Леви, мгновенно сожалея о сказанном. - Поэтому ты сейчас так хорошо себя ведешь? Ты обратилась к религии?

- Бог спас меня во время наводнения.

- Но ты носишь с собой нож. Не думаешь ли ты, что Бог снова спасет тебя, если понадобишься Ему?

- Я сама могу спасти себя.

Леви отпустил крестик.

- Даже твоя религия сделана из золота в восемнадцать карат.

- Бог спас меня, - ответила она.

- Никто не спасал тебя. В том наводнении погибло два человека. Одна старушка, у которой был сердечный приступ, и твой дедушка, и сердечный приступ, возможно, не был связан с наводнением. Тебе так же повезло, как и остальным людям в городе, кроме тех двоих. Ты можешь быть богатой, можешь быть красивой, но это не делает тебя особенной.

- Ты сказал «не» только потому, что знаешь, что это слово задевает меня.

- Это не правда? - спросил Леви и улыбнулся. Она не улыбнулась в ответ. - Ну же. Или говори, или заткнись. Я не буду тратить на тебя весь день.

- Я и пытаюсь, Леви. Дай мне еще секунду.

- Секунда истекла.

Он легонько толкнул коня в бок, и Эшли подчинился команде, отворачиваясь от нее. Да, он был мудаком. Он знал это. Но ему не нравилось находиться рядом с Тамарой. Слишком много воспоминаний. Слишком много соблазнов. Он никогда и никому не рассказывал правды о том дне, когда Вирджиния Мэддокс уволила его. Она унизила его так, будто он никогда не знал, что такое унижение. Она сказала, что если он на милю приблизится к ее дочери, то вызовет полицию и скажет им, что видела, как в конюшне он пытался изнасиловать Тамару. Он бы отправился в тюрьму до конца своих дней, потому что «ни один судья не поверит словам сына цветной уборщицы». И тогда он захотел расплаты, захотел трахнуть Тамару, обрюхатить ее, стоять рядом с ней и рассказать ее матери, что они сделали. Затем он бы бросил Тамару и укатил в закат. Но то были сумасшедшие мысли, те, которые он никогда не впускал в себя, кроме глубокой ночи, когда он просыпался в поту и наедине с одними лишь фантазиями о сексе и мести. И вот она, рядом с ним, такая же красивая, как он помнил, такая же соблазнительная, как он помнил, такая же опасная, как он помнил.

- Она твоя, - сказала Тамара.

- Кто «она»? - спросил Леви, не оглядываясь на нее, чтобы не превратиться в соляной столб, в который, как говорил дядя, превращался мужчина, думающий одним членом.

- «Красная нить» твоя. Или должна быть.

- Я был чертовским хорошим конюхом, но сомневаюсь, что твой дед посчитал нужным отписать по завещанию мне всю компанию.

- Нет. Но ему стоило.

- И почему же?

- Потому что ты единственный живой сын Джорджа Мэддокса.