«Никто не делает это лучше» - вещало радио, и Тамара включила громкость на максимум, откинулась на спинку сидения и позволила ветрам шоссе обдувать ее лицо.

- Эта песня обо мне, - сообщил Леви, когда свернул на шоссе I-75, ведущее на север. - Я просил Карли не писать, что то, что произошло между нами, должно остаться между нами, и, если она напишет обо мне песню, женщины до конца моих дней будут обивать мой порог. Послушала ли она? Нет, мэм. Она не послушала.

- Не хотелось тебе говорить, но песню написал мужчина, - ответила Тамара.

- Ладно, значит она не обо мне.

- Хотя могла бы. - Она повернула голову и улыбнулась. - Никто не делает это лучше тебя.

- Высокая похвала от бывшей девственницы.

Тамара рассмеялась.

- Если мне не с чем сравнивать, это не значит, что я не знаю, что ты лучший.

Леви улыбнулся, обнажая белые зубы.

- Не заставляй меня останавливаться.

- Следующий привал в сорока семи милях. - Тамара прочитала знак на обочине дороги.

- Не соблазняй меня. Мы хорошо проводим время.

- Веди, - сказала Тамара. - Мы почти на месте. Я могу потерпеть до Луисвилля.

- Может, и можешь.

Тамара сжала его колено и снова повернулась к окну. Прошлой ночью они загрузили вещи в грузовик и с первыми лучами солнца выехали. Если они сведут остановки к минимуму, то доберутся к офису судьи Хедли к пяти вечера и успеют подписать бумаги. Страхи Тамары о возвращении домой держались до того момента, как они пересекли границу Теннесси и Кентукки. Затем, словно по волшебству, страх испарился как лужа на горячем тротуаре. Чего она боялась? Это ее дом. Дорога петляла и огибала углы, и куда бы Тамара не глянула, везде были высокие деревья и спрятанные среди них фермерские дома. Пока они ехали на север, лес превратился в пастбища, маленькие фермы превратились в большие. Белые конюшни с красной отделкой. Белые конюшни с зеленой отделкой. Белые конюшни с черной отделкой. Белые заборы, простирающиеся на мили. И лошади, лошади и еще лошади, пасущиеся и скачущие, делающие весь мир декорацией летней сцены из календаря Currier and Ives.

- Ржавая, ты улыбаешься.

- Я счастлива, - объяснила она. - Здесь так красиво. Я и забыла, как тут красиво. И пахнет хорошо.

- Здесь точно не пахнет солончаком. И опять видим холмы. Хорошо вернуться.

- Здесь как дома, - ответила Тамара. - Для тебя здесь тоже дом?

- Безусловно. Родился и вырос. Здесь похоронена мама. Здесь моя семья.

- Я здесь.

- Я так и сказал.

- Знаешь, мы могли бы купить дом в Луисвилле, - предложила Тамара. - Я любила наш дом в городе. Он не был похож на Арден. Тот дом был нормальным. Только четыре спальни, а не десять.

- Нормальным? Поэтому ты его любила?

- Он папин, и он делал его домом. Там у меня были друзья.

- Скучаешь по друзьям?

Тамара выдохнула и пожала плечами.

- Сейчас я чувствую себя чужой для них. Были пижамные вечеринки каждую пятницу и дни рождения, и по воскресеньям мы катались верхом. Но Кэрол и Кэти пошли в колледж, а Билли переехала в Огайо работать на дядю. А я…

- Вышла за старикана?

- Молодая жена.

- Если хочешь, ты можешь пойти в колледж, - ответил Леви. - Я никогда не стану запрещать тебе учиться или работать.

- Мама хотела учиться. Но не смогла.

- Семья не позволила?

- Она забеременела мной. И это стало концом всему.

- Ржавая, говоря о беременности… Не хочется говорить тебе, но твой живот плоский, как блин. Будешь носить подушку под платьем, когда увидишься с судьей?

- Я надену что-то свободное и заставлю себя опорожнить желудок на твои туфли. Как тебе?

- Похоже на план. Могу надеть новые туфли.

- Знаешь, что?

- Что?

- Теперь мы можем их себе позволить.

Он поцеловал ее ладонь и продолжил рулить. Окна были открыты, но даже с продувающими ветрами августовская жара была душной. Ноги Тамары прилипли к виниловым сидениям, отчего остались маленькие квадратные следы на коже. Ей стоило надеть брюки вместо платья. Воздух был тяжелым от жары. Леви выпил до дна Tab, чтобы оставаться бодрым, а Тамара смотрела на амбары и пастбища, и лошадей и не понимала, что скучала по ним, пока снова не увидела их.

На часах в банке было 4:37 вечера, и они поехали в центр Луисвилля в офис судьи Хедли. Он не ждал их до завтра, но, казалось, не был против того, что они появились на день раньше.

- А вот и моя девочка, - сказал судья Хедли, обнимая ее. - Теперь ты такая же загорелая, как и твой муж.

Но Тамара только закатила глаза на его шутку и утонула в крепких объятиях Хедли. Этот мужчина был ее отцом. Ее обнимал отец. Он не чувствовал себя отцом, и никто кроме папы не смог бы это чувствовать, но понимание того, что она была от этого хорошего мужчины, у которого были такие сильные и нежные руки, немного успокаивало ее.

- Моя девочка, - поправил Леви. - Но я одолжу вам ее для объятий.

- А ты щедрый, - засмеялся судья, пожимая руку Леви с неподдельной любовью. - А теперь, надеюсь, вы двое не слишком устали с дороги. Мне нужно, чтобы вы подписали сотню бумажек. Готовы?

Тамара посмотрела на Леви, который размял костяшки пальцев так громко, как смог.

- Я приму это, как да, - ответил судья Хедли.

- Это да, - подтвердила Тамара. - Давайте покончим с этим.

Они подписывал до тех пор, пока ее подпись не стала похожа на «Тамми Шелли», и Леви не была похожа на «Л», и «Ш» и длинное «лби» в одну линию. Все это время судья Хедли постоянно болтал о процессе, и какой была вся эта долгая грязная битва, пока три недели назад Вирджиния Мэддокс не встала и не вышла из боя.

- Она просто ушла? – не поверил Леви. - Не похоже на нее.

- Она не казалась счастливой. Но она выбросила полотенце на ринг и сказала, что вы можете все забирать. Она говорила серьезно. Она съехала из Ардена. Она остановилась у друга в Лексингтоне.

- Пока она держится от нас подальше, это все, что меня волнует, - ответила Тамара, надевая колпачок на ручку и бросив ту на стол.

- Почему она сдалась? - спросил Леви, и Тамара хотела, чтобы он этого не делал. - Что она сказала?

- Ума не приложу! - Хедли собрал бумаги, дело и уведомления о переводе денег в одну аккуратную кипу и начал сортировать их. - Но это облегчило нашу работу. Мы продвинулись, завершили начатое, и теперь у вас есть вся жизнь, чтобы наслаждаться друг другом. И вам больше не о чем беспокоиться.

Тамара наклонилась вперед и снова его обняла. Она могла обнять весь мир. Судья Хедли хотя бы представлял себе, как приятно ей это слышать, никогда больше ни о чем не беспокоиться? Последние полтора года она только и делала, что беспокоилась. Неплохо бы провести долгий отпуск без беспокойства? Лучше, чем путешествие на лодке любви.

Когда все завершилось, Тамара сказала Леви, что устала, и спросила, не мог ли он подъехать к зданию. Он не был против. И она это знала. Он пожал руку судье Хедли и оставил их.

- Спасибо, - поблагодарила Тамара. - Спасибо за помощь. Знаю, вам пришлось столкнуться со многими неприятностями из-за меня.

- Ангелок, ты для меня как семья. И ты это знаешь. Мы с твоим отцом и Эриком поклялись, еще будучи мальчиками, что всегда будем братьями, хоть и не по крови. Не могу поверить, что тех мальчиков больше нет, но есть ты. И для меня ты всегда будешь дочкой. Даже когда ты делаешь нечто сумасшедшее, например, выходишь замуж и заводишь ребенка до того, как станешь достаточно взрослой, чтобы голосовать. Когда должен родиться ребенок? В декабре?

Тамара проглотила ком в горле.

- Да. Или в январе, может быть. Иногда трудно сказать точно.

- Леви счастлив?

- Он действительно счастлив. И я тоже.

- Это хорошо. Малыш может называть меня дедушкой, если захочет.

- Говоря об этом…

- О чем? - спросил он, складывая все бумаги в папку.

- О моем дяде.

- Эрике? А что с ним?

- Вы были на прощальной вечеринке перед его отплытием, верно?

- Дай подумать. Да, заскочил ненадолго. А почему ты спрашиваешь?

- Просто интересуюсь. Слышала, вечеринка была дикой.

- Я бы не сказал. Я был там десять минут, а потом мне пришлось вернуться домой. Ту ночь мама выбрала, чтобы упасть на льду и разбить голову. Она позвонила в Арден, и мне пришлось уйти немедля и отвезти ее в больницу. Я даже не успел снять пальто.

Тамара уставилась на него.

- Вы уверены, что это было именно той ночью?

- Как никогда. Я помню, как проклинал мать на чем свет стоит, не в лицо, конечно же, за неподходящее время. Она так сильно плакала на похоронах Эрика, будто хоронила собственного сына. Ей было совестно за то, что вытащила меня с его вечеринки, поскольку это был последний раз, когда его видели живым. Только твой отец плакал сильнее.

Тамара опустилась в кресле.

- Тамара? Все хорошо?

- Я в порядке, - заверила она. - Просто голова немного закружилась.

- Бывает, - ответил он. - У Марианны все время кружилась голова с нашим первенцем. Знаешь, мне показалось, ты начнешь рожать прямо сейчас. Должно быть, все из-за платья.

Тамара посмотрела на свой свободный сарафан. Он облепил ее живот, который был, как назвал Леви, плоским как блин. Пока что.

- Просто платье, - ответила она. - Я больше не могу носить джинсы.

Судья Хедли прикоснулся к ее лбу. Его кожа была мягкой, не мозолистой, как у Леви.

- Дорогая, ты немного вспотела. Не напрягайся до конца дня.

- Постараюсь. - Тамара вспотела. Она ощутила холодный пот и дрожь до самых костей. Ее губы дрожали, а во рту пересохло. Она хотела пить, много ледяной воды.

Судья Хедли посмотрел в окно.

- Пойдем. Я провожу тебя до выхода. Вероятно, твой муж гадает, где ты.

Он взял ее за руку и провел к парадной двери. Леви припарковался у самого тротуара, и судья начал открывать для нее дверь.

- Подождите. - Тамара взяла судью Хедли за руку. - Вы сказали, что не доверяете маме. Почему? Думаю, той ночью на вечеринке что-то произошло.

- Должно быть, что-то произошло. За день до вечеринки твоя мать сказал мне, что влюблена в Эрика. Затем, два дня спустя, она объявила о свадьбе с Нэшем. Трудно доверять женщине, которая говорит одному, что любит его, и выходит за его брата две недели после того, как тот вступил в армию. Но мы все были молодыми и глупыми. Да и с кем не бывает в таком возрасте? Она не плохая женщина. Просто… может, не самая хорошая женщина.

Он поцеловал ее в лоб и открыл дверь грузовика.

- Готова отправиться на поиски отеля? - спросил Леви. – Как думаешь, будут номера в «Голт Хаусе»? Может, мы могли бы снять номер для молодоженов. - Он подмигнул ей.

- Арден, - ответила она. - Поехали в Арден.

- Арден? Ты уверена?

- Мама уехала. Почему бы нам не поехать?

- Причин нет, - ответил Леви и влился в поток. Тамара увидела реку вдалеке, коричневую и сияющую. - Ни одной причины нет.