Север
Настоящее
Кингсли взял веревку и связал ее скользящим узлом. Девушка с опаской наблюдала за тем, как он надел петлю ей на шею, и позволил узлу свободно покоиться на ее горле.
- Это простая игра, chèrie.
Он сделал виток вокруг ее тела и удовлетворенно кивнул.
Милая девушка. Двадцать девять лет. Голубые глаза. Инструктор по йоге или что-нибудь столь же глупое. Сегодня вечером он согнет ее пополам, и она будет благодарна ему после.
- Один конец веревки вокруг твоей шеи. А другой…
Он постучал ее под коленом, пока она не подняла ногу как хорошо обученный выставочный пони. Взяв ее за голень, он поднял и закрепил петлей вокруг нее другой конец веревки.
- Закрепим là (прим. здесь), на твоей прекрасной, точеной щиколотке. Ты говоришь, что можешь удерживать некоторые позы йоги в течение нескольких часов. Давай посмотрим, как долго ты сможешь держать поднятой свою согнутую ногу, пока я буду трахать тебя в задницу. Нога начинает опускаться… ты начинаешь задыхаться. Просто. Oui?
Ее зрачки расширились, и она громко сглотнула.
- Oui, monsieur, - прошептала она.
- Bon. Теперь позволь я немного затяну вот здесь.
Кингсли привязал ее запястья к столбику кровати перед ней и укоротил веревку, соединяющую ее шею и лодыжку на несколько дюймов. Пока он мог сказать, что ей по-настоящему было чем гордиться. Ее согнутая нога оставалась высоко поднятой, и дыханию ничего не препятствовало. Конечно, как только он начнет ее трахать, она неминуемо потеряет концентрацию. Да, он любил эту игру.
Из тумбочки он вытащил смазку и презерватив. Смесь ее страха и возбуждения была такой сильной, что он мог чувствовать этот запах на расстоянии трех футов. Встав позади нее, он уже начал было расстегивать брюки, как дверь в комнату Кингсли открылась, и внутрь шагнул Сорен, взглянув на них из-под приподнятой брови, перед тем, как сесть в кресло около кровати Кингсли и закинуть свои длинные ноги в обуви на простыни.
- Нам нужно поговорить.
Кингсли направил на Сорена такой взгляд, который вызвал бы у любого нижнего в “Восьмом Круге” приступ паники. Сорен же просто пристально смотрел в ответ, не моргая.
Со вздохом разочарования Кингсли распустил узлы и, хлопнув девушку по заду, быстро и раздраженно произнес:
- Вон.
- Но…, - она взглянула сначала на него, затем на Сорена, который, к счастью, приехал в городской дом Кингсли инкогнито. Без воротничка. Он был одет в черную футболку, черные брюки, держа в руке свой черный мотоциклетный шлем.
- Вон, - повторил Сорен, и на этот раз она послушалась. Быстро подобрав свою одежду с пола, она вылетела из комнаты. Кингсли начал было закрывать за ней двери, как его вторая любимая девочка, Сэди, проскользнула внутрь и села у его ног.
- Ты никогда не слышал о том, что нужно стучать, не так ли? – бросил Кингсли на французском языке.
Он схватил Сэди, его единственную девочку-ротвейлера, за ошейник и повел к кровати. Та проворно вскочила на простыни, удобно устраиваясь.
Сорен улыбнулся и ответил на английском.
- Я слышал сплетни о хороших манерах. Но никогда не верил им.
- У меня были восхитительные планы на вечер.
- Теперь у тебя новые планы. Я звонил. Ответила Ирэна, не Джульетта.
- Джульетта уехала.
Кингсли сел на кровать возле Сэди и почесал ту за ухом.
- Уехала. Куда?
- На Гаити. Сегодня.
Он продолжал почесывать Сэди, отказываясь встречаться взглядом с Сореном.
- Ты никогда не отпускал Джульетту на Гаити одну.
Кингсли вздернул подбородок.
- Особые обстоятельства.
- Насколько особые? - Сорен снял ноги с кровати и поставил их на пол. Одно это движение Сорена сигнализировало о том, что их разговор перестал быть одним из повседневных.
- Я видел призрак.
Сорен поднял руку и неосознанно потер нижнюю губу кончиком пальца. Кингсли прикусил свою нижнюю губу в ответной реакции. Эти губы, одинаково и жестокие и чувственные, которые столько раз ранили его, что он не мог даже сосчитать. И все же он жаждал их сейчас, как и целую жизнь назад.
- Я не верю в привидения, и тебе не стоит, Кингсли.
- Почему нет? Я влюблен в призрак на протяжении тридцати лет.
Кингсли прошелся до кресла и сел на пуфик, стоящий между коленями другого мужчины.
Сузив глаза, Сорен посмотрел на него.
- Тело еще даже не остыло. Элеонор отсутствует всего день, а ты уже пытаешься снова затащить меня в постель?
- Снова? – Кингсли засмеялся, закатив глаза. – Всегда. Ты удивлен?
Сорен пожал плечами.
- Не особо. Расскажи мне о своем призраке.
На тумбочке лежала папка. Почти нехотя поднявшись, Кингсли взял ее в руки и принес.
Сорен на мгновение задержал взгляд на Кингсли, перед тем как взять у него черную папку и открыть ее. Он изучал ее содержимое, прежде чем снова закрыть файл и вновь посмотреть на Кинга.
- Это наша школьная фотография. У Элеонор есть копия. И что с того?
Кингсли взял файл и открыл его. Тридцать лет испарились в этом пространстве между его взглядом и фотографией, на которую он смотрел. Тридцать лет исчезло в мгновении ока.
Кинг по-прежнему помнил тот день, когда было сделано фото. Его ближайший друг из школы Святого Игнатия по имени Кристиан получил на Рождество камеру и решил, что однажды он будет работать на National Geographic*. Первыми животными, на которых он охотился со своим объективом, были его однокурсники. В тот день, день, когда было сделано фото, Кингсли и Сорен исчезли в лесу за школой и повздорили. Под школьной формой тело Кинга было в синяках и рубцах, покрывающих почти каждый дюйм его спины и бедер. Единственными видимыми отметками оказались два небольших синяка, по форме напоминающие отпечатки пальцев, что остались на его шее от акта, которым закончилась стычка.
- У меня тоже есть копия фотографии, - признался Кинг. - Я хранил ее всю свою жизнь.
- И? – Сорен забросил ногу на ногу в ожидании.
- И… - Кингсли вытащил фото из файла и перевернул его. На обратной стороне кто-то написал свои инициалы. Белизна бумаги выцвела и пожелтела. - Это не моя копия. Это оригинал.
Сорен, прищурившись, взглянул на Кингсли.
– Оригинал?
Кингсли кивнул.
- Я получил ее по почте вчера. Ни записки. Ни письма. Ни обратного адреса на конверте. Фотография в папке и больше ничего.
Сорен какое-то время хранил молчание. Кингсли ждал.
- Почтовый штемпель?
- Нью-Гемпшир - твой дом, милый дом.
Сорен медленно поднялся на ноги и прошел к окну. Раздвинув шторы, он пристально посмотрел на городской пейзаж Манхэттена. Кингсли выписал бы ему чек на миллион долларов прямо здесь, чтобы узнать, о чем он думал. Но он очень хорошо знал Сорена. Деньги ничего не значат для него. Секреты были более ценной валютой.
- Это не Элизабет, - сказал Сорен.
Кингсли встал возле него, наблюдая, как он взирал на город своими серыми глазами.
- Ты в этом уверен?
- Какой у нее может быть мотив? Зачем красть досье Элеонор из твоего офиса? Зачем отправлять тебе эту фотографию?
- Ты знаешь Элизабет лучше, чем я. Она посвятила всю свою жизнь помощи детям-жертвам насилия.
- И?
- Ты и твоя Малышка? Что бы твоя сестра почувствовала, если бы узнала о вас двоих?
- Элеонор тридцать четыре.
- Ей не было тридцать четыре, когда ты влюбился в нее. Я знаю, ты не сделал ничего плохого с ней. Я знаю, что ты оберегал и защищал ее даже от самого себя, несмотря на то, что твоя собственная зверушка умоляла тебя не делать этого. Но увидела бы Элизабет все в таком же свете?
Сорен выдохнул, нахмурившись.
- Нет. Нет, Элизабет не стала бы. Она предположила бы худшее, предположила, что я был, как и наш отец.
- Твоя сестра еще более травмирована, чем ты, Père Стернс. Она первая уничтожит тебя, даже не удосужившись задать вопросы.
- Возможно. Но она не пошла бы на это, когда было бы достаточно одного телефонного звонка.
- Элизабет сделала бы все, что в ее силах, чтобы уничтожить тебя, если бы узнала о тебе и твоей зверушке. Но да, это, кажется, не в ее стиле. Или в стиле твоей зверушки.
Когда он сказал “зверушки”, Сэди подняла массивную голову и уставилась на него с благоговейной преданностью. Если бы только всех женщин в его мире было так легко контролировать.
Кингсли еще раз взглянул на фотографию. Элизабет, сестра Сорена, красивая женщина даже в возрасте сорока восьми. Красивая, но сломленная. Нет, гораздо больше, чем сломленная, разбитая вдребезги. Кингсли был в ее обществе лишь несколько раз, но он встречал французских солдат, ветеранов войны, мужчин, которые освобождали лагеря смерти и видели, как нацисты ставили Париж на колени, с меньшим количеством призраков в их глазах, чем в глазах сестры Сорена. Если бы она была просто изнасилована своим отцом в детстве, то она, возможно, выжила без тех душевных ран, что она носила на сердце. Но она обратила свою темноту на собственного брата. С той поры, когда она перестала быть жертвой и сама стала преступницей, никто не смог бы предугадать, на что такая израненная душа была способна. Кингсли знал, что значит израненная душа, в конце концов, он сам обладал такой.
- Кто же тогда? - спросил он, скользнув в пространство между Сореном и окном. Сорен сверкнул на него взглядом. Кинг только усмехнулся, ожидая, когда тот отодвинется. Он этого не сделал.
Сорен стоял молча. Кингсли знал, что не нужно говорить, знал, что не нужно торопить с ответом. Ответ будет своевременным. Терпение. Сорен всегда вознаграждает за терпение. Элеонор узнала это еще будучи девочкой. Если бы она попыталась форсировать события, Сорен бы охладел и не был так одержим ею. Она соблазняла и дразнила, не повиновалась и бросала вызов, все время ожидала, жаждая ответов, но, никогда не требуя их. До того дня, когда Сорен рассказал ей все и дал ей все. А потом она имела наглость бросить его. Сорен устроил пир для нее, а она едва притронулась к “лакомствам”, в то время, как Кингсли жадно слизывал крошки, падающие на пол.
- Это не Элизабет, - снова повторил Сорен. - Но она может что-нибудь знать. В конце концов, в Ленноксе живет только Элизабет и ее двое детей. Если штамп на письме оттуда, тогда…
- Тогда что, mon père?
Кингсли ждал, надеясь, что Сорен скажет именно то, что ему хотелось услышать. “Элеонор ушла. Джульетта ушла. Cнова нас только двое”. Между ними снова могло было быть все прекрасно, как это было, когда они были мальчишками в школе. Если бы только Сорен сказал то, что он так жаждал от него услышать…
- Тогда нам нужно съездить и поговорить с ней - тебе и мне.
Кингсли кивнул.
- Oui.
Отлично.
* National Geographic Channel — американский телеканал, транслирующий научно-популярные документальные фильмы о науке, природе, культуре и истории, производства Национального географического общества США.