Свидание.
Настоящее свидание.
Нормальное свидание.
Ужин. Наряд. Секс. Наконец, в восемнадцать лет Элеонор собиралась на первое настоящее свидание в своей жизни.
Со своим священником.
Ладно, может, это свидание и не было обычным. Но у нее было новое платье - белое короткое с большим количеством ремешков, и особняк Кингсли будет предоставлен только им, поскольку короля на этой неделе не было в резиденции. Очень похоже на настоящее свидание. Сорен даже пообещал, что сегодня не наденет свою колоратку, которую она так любила на нем. После того, как он дал обещание, Сорен сказал кое-что загадочное, из-за чего эти слова несколько дней крутились в ее голове. Только один из нас будет в ошейнике. И это буду не я, обещаю.
Столовая Кингсли была освещена десятками свечей и мерцающим светом от камина. Сорен был там. Еда была там. Но все, что она могла видеть, это белую коробку, которая стояла рядом с ее тарелкой.
Пока она смотрела на коробку, Сорен подошел к ней сзади, поцеловал ее спину и шею и опустил застежку на платье.
- Ого, что происходит? Мы не будем ужинать?
- Будем.
- И вы снимаете мое платье, потому что...?
- Я хочу видеть тебя обнаженной, - произнес он, словно этот ответ был наиболее очевидным во всем мире, таким очевидным, что ей даже не следовало задавать вопрос.
- Это обнаженный ужин?
- Для тебя, Малышка. Я останусь в одежде.
Сорен начал стягивать бретельки ее платья, и Элеонор замерла. Он остановился.
- Что-то не так?
- Нет. Ничего. Кроме того, что вы заставляете меня ужинать абсолютно голой.
- Это доставляет тебе неудобство?
- Невероятно неудобно.
- Понятно, - сказал он и продолжил опускать бретельки ее платья.
- Но мы все равно это сделаем?
- Элеонор, - начал Сорен, повернув ее к себе лицом. - Сегодня для нас особенная ночь. Ты уже достаточно взрослая, чтобы начать обучение тому, чего я ожидаю от тебя, если мы собираемся быть вместе. Так все и будет, если ты будешь принадлежать мне. Я буду владеть тобой. Это не метафора или романтическая гипербола. Это констатация факта. Я могу снять с тебя одежду в любое время и где захочу. Обнажение должно сопровождаться минимальными объяснениями или предупреждениями, как и снятие моей колоратки. Я делаю это, когда мне хочется и ни по какой другой причине.
- Да, сэр. - Она нервно сжала ладони в кулаки, стоя в центре столовой, освещенной свечами, и позволяя Сорену раздевать ее. Она чувствовала себя нелепо, стоя обнаженной с собранными в замысловатую прическу волосами и в туфлях на высоком каблуке. Сорен не прикасался к ней, только стянул трусики по ее ногам. Он положил платье и нижнее белье на спинку оттоманки, которая стояла рядом с камином.
Он отодвинул для нее стул, и она села, вздрогнув, когда ее обнаженная кожа соприкоснулась с холодным деревом.
Сорен взял белую коробку и вложил ей в руки.
- Что это? - спросила она, рассматривая элегантную черно-белую обертку.
- Открой.
Элеонор осторожно развязала черную ленту и разорвала белую бумагу. Она подняла крышку и уставилась на предмет в коробке. Значит, Кингсли не шутил, не преувеличивал, не пытался разозлить ее в прошлом году, во время их первой совместной поездки в «Роллс-Ройсе».
- Нравится? - спросил Сорен.
Элеонор ответила одним словом:
- Гав.
Сорен усмехнулся, взял белый кожаный ошейник и расстегнул его.
- Собачий ошейник?
- Ошейник рабыни. Ты принадлежишь мне всегда, где бы мы ни были и что бы ни делали. Но когда я надену на тебя ошейник, ты должна понимать, что полностью отдаешь мне свое послушание и безраздельное внимание. Пока ты в ошейнике, ты будешь обращаться ко мне «сэр», и никак иначе.
- Он белый. - Она посмотрела на него.
- Интересно почему.
- Понимаете, носить собачий ошейник... ошейник рабыни, - исправилась она, - немного унизительно.
- И именно поэтому я хочу, чтобы ты его носила.
Она рассматривала ошейник в руках.
- А ваш ошейник унизителен, сэр?
- Да, - односложно ответил он. Не такого ответа она ожидала, но поняла его. Он обернул ошейник вокруг ее шеи и застегнул его маленьким серебряным замочком.
- Не переживай, у меня есть ключ, - заверил он. - Единственный ключ.
- Хорошо.
- Слишком туго?
Она с легкостью сглотнула, с легкостью дышала.
- Нет.
Сорен сел на стул рядом с ней.
- Малышка, ты улыбаешься.
- Я абсолютно голая и на мне собачий ошейник, сэр. Тут нужно или плакать, или смеяться.
- Оба варианта приемлемы. Что ты чувствуешь?
- Я не знаю. - Она посмотрела на него. Да, она улыбалась, но сквозь слезы. - Не могу сказать, счастлива я или несчастна.
- Подходящая реакция, - одобрил он и легонько прикоснулся к ее подбородку.
Вернувшись к еде, она потянулась за вилкой, но Сорен щелкнул пальцами. Она остановилась и медленно опустила руки на колени.
- Ты делаешь все только по моему разрешению.
- Да, сэр.
Он взял клубнику, красную и влажную, и поднес к ее губам.
- Ешь, - приказал он.
Она открыла рот и позволила ему положить клубнику на язык. Ее щеки сводило от сладости ягоды. Она проглотила ее, потому что знала, он хотел этого.
- Тебе удобно? - поинтересовался он, поднося ей ложку какого-то чудесного супа в тарелке. Она наслаждалась бы им, даже если бы на ее языке был пепел.
- Неудобно. Странно. Я чувствую себя странно.
- Тебе придется уточнить.
- Я чувствую... - Элеонор замолчала и посмотрела на свое обнаженное тело. Она крепко сжала ноги, втянула живот. Она расположила руки так, чтобы хоть как-нибудь прикрыть грудь. - Очень хорошо ощущаю свое тело.
- Оно выставлено на показ?
- Именно.
- Я уже видел тебя обнаженной, - напомнил он ей.
- То было совсем другое. Мы были в постели в темноте и кое-чем занимались.
- Кое-чем? Ты можешь лучше. Чем мы занимались?
- Мы, - выдохнула она, ощутив странную тяжесть на языке. - Мы целовались и трогали друг друга, и вы использовали пальцы, чтобы довести меня до оргазма дважды, и это было потрясающе.
- Где я трогал тебя? - Сорен поднес ей еще одну ложку супа. Она не могла поверить, что он ее кормил.
Ступни Элеонор онемели, руки дрожали.
- Вы действительно пытаетесь меня смутить… сэр? - Она добавила добавила «сэр» в конце.
- Да. Но еще тебе нужно без стеснения говорить обо всем со мной. Если ты считаешь себя достаточно взрослой для свершения поступков, ты должна быть достаточно взрослой, чтобы говорить о них. Так что ответь, где я тебя трогал?
Она закрыла глаза, вспоминая ту ночь с ним в его детской спальне. Но еще, чтобы не смотреть на него, пока она отвечала на унизительные вопросы.
- Вы целовали меня в губы, шею и плечи. Вы целовали мою грудь и соски. Эм...
- Должен сказать, меня забавляет то, как девушка с таким откровенным пошлым сознанием изо всех сил пытается произнести слово «грудь».
- Вы смеетесь надо мной.
- Да. Ты покраснела, и ты прекрасна, и я целиком и полностью наслаждаюсь шоу. Продолжай.
- Могу ли я использовать нецензурные слова, сэр?
- Не сегодня. Ты должна быть точной и по-медицински конкретной. Ты назвала Кингсли в лицо членососом той ночью, когда он обыграл тебя в блэкджек. Но сегодня мне интересно, можешь ли ты произнести «пенис» и не грохнуться в обморок.
- В следующий раз, когда буду играть с Кингсли в блэкджек, назову его пенисом. Вот. Довольны, сэр?
- Конечно, доволен. Ты здесь, обнажена и подчиняешься каждому моему приказу, несмотря на то, что нервничаешь и сгораешь от стыда. Наблюдать за тем, как тебе неуютно, опьяняет.
- Вы получаете удовольствие от того, что заставляете меня чувствовать себя жалкой, сэр?
- Да.
- Ненавижу это ощущение.
- Какое?
- Неловкости. Страха. Нет, не их...
- Уязвимости.
- Ненавижу, - повторила она.
- Я заметил. Ты редко чувствуешь себя уязвимой. Твоя дерзость и смелость, твоя откровенная честность держит людей в страхе. Но сейчас ты здесь, обнаженная и беззащитная. Тебе очень идет. Так что, пожалуйста, продолжай. Где еще я трогал тебя? И открой глаза.
Элеонор неохотно подчинилась. Она потратила две секунды на то, чтобы мысленно утопить Сорена в тарелке с супом, прежде чем ответить:
- Вы трогали мои плечи, грудь, спину, задницу, то есть попу, ягодицы, или как ее называют правильно. Мои бедра и ноги. И вы ввели в меня палец.
Сорен кашлянул.
- Вы трогали мой клитор и ввели в вагину палец, - исправилась она, четко произнося каждое слово, и от нервов под ее руками проступил пот. - И мне это очень понравилось.
- Мне тоже. Где ты меня целовала?
Элеонор зарычала и опустила голову на стол.
- Элеонор, тебе восемнадцать. Если хочешь, чтобы с тобой обращались как со взрослой, ты должна вести себя как взрослая. Сядь ровно и ответь на вопрос.
Она выпрямилась и вытянула спину, как железный прут.
- Я целовала вас в рот, шею, плечи и грудь. Думаю, на этом все.
- Верно. В будущем я предоставлю тебе больше доступа к своему телу.
- Благодарю, сэр.
- Где ты меня трогала? - Он потянулся к бокалу с водой и вытащил кубик льда. Он прикоснулся им к основанию ее спины, и она ахнула от внезапного холода.
- Я трогала ваше лицо, вашу шею, ваши плечи и вашу грудь, спину и пенис, вот, я сказала это. Вы закончили с моими пытками?
- Нет.
- Мечтать не вредно.
Он скользил вдоль ее спины кубиком льда от плеч до поясницы. Элеонор ухватилась за подлокотники стула и пыталась не ерзать.
- Сегодня я хочу поговорить с тобой о боли, - сообщил он, кубик продолжал таять на ее коже. - Тебе больно?
- Немного. Мышцы сводит.
- Таким способом твое тело пытается защититься от холода. Я делаю это голыми руками. Лед и мне причиняет боль.
- Кингсли говорил, что доминанты и садисты используют флоггеры, трости и прочее, чтобы не навредить себе, пока причиняют боль другим.
- Это одна составляющая. Есть и другая. - Он убрал кубик льда с ее кожи и положил остатки ей в рот. Она проглотила его.
- Какая другая, сэр?
Он скормил ей еще ложку супа. Казалось, ему самому есть не хотелось.
- Люди инстинктивно доверяют авторитетным личностям. Это практически клише. Женщин привлекают мужчины в униформе. Мальчики вырастают и женятся на женщинах, напоминающих их матерей. Мы фантазируем о наших учителях, наших докторах...
- Наших священниках? - Она улыбнулась ему.
- Даже священниках. - Он достал еще один кубик льда из стакана. На этот раз он провел им по ее шее и груди. По всему ее телу побежали мурашки
- Ты видишь во мне авторитет?
- Да, сэр. Очевидно.
- Какой?
Она прикусила нижнюю губу из-за обычного волнения. Сорен провел большим пальцем по ее губам, напоминая, чтобы она так не делала. Глупая девочка. Она никогда не забудет этот разговор.
- Мне не будет неловко, если ты скажешь, что видишь во мне отца. Ко мне обращаются «отец» каждый день люди вдвое старше меня.
- Люди скажут, что это странно любить того, кто тебе как отец.
- Почему нас должно заботить то, что думают люди?
Хороший вопрос. И у нее был еще лучше ответ.
- Не должно.
- Тебе нравится подчиняться моему авторитету?
- Да. Прямо сейчас это унизительно. Но я доверяю вам. Я знаю, вы не собираетесь изнасиловать меня или убивать. Просто унижать, заставляя есть ужин обнаженной и принуждая говорить о вашем пенисе. Сэр.
- И это только начало, Малышка. Будут и другие, еще большие унижения. Мы даже не приблизились к тому, чтобы играть с настоящей болью.
- С вами я хочу делать все, все, что вы хотите, сэр.
Сорен наклонился и поцеловал ее. Она любила эти ночи, когда они были вместе у Кингсли, и они могли быть вместе без страха и без осуждения со стороны внешнего мира.
- Иди, встань у камина, - приказал Сорен. - Согрейся.
- Я в порядке, честно.
- Я отдал тебе приказ.
Элеонор встала и, ощущая себя нелепо на шпильках и в ошейнике, подошла к камину. Сорен взял бокал с вином и принес ей.
- Лучше?
- Да, - призналась она без стыда. – Думала, кубик льда убьет меня в ту же секунду, сэр.
- Какие ощущения у тебя вызывает огонь?
- Тепло. Благодарность. Облегчение.
- Облегчение? Благодарность? Если бы тебе не было так холодно в начале, какие бы ощущения у тебя вызвал огонь?
- Жаркие, думаю.
- Значит, была бы только физическая реакция, а не эмоциональная?
- Именно.
- Если бы тебе было больно, и внезапно боль прекратилась, и ты испытала удовольствие, что бы ты почувствовала?
- Удовольствие, конечно же. И облегчение. И благодарность. Счастье.
- Значит, опять эмоциональную реакцию вместо простого физического ответа?
- Ага. Так работает С\М?
- Именно так. Вместо простых удовольствий ванильного секса С\М добавляет эмоциональные и физиологические компоненты. Страх. Унижение. Доверие. Вожделение. Желание. Облегчение. Благодарность. И еще юные девушки, как ты, которые боятся собственного отца и не уважают или любят его, могут исследовать эти чувства с образом отца, которому она доверяет и любит, и испытывает естественный страх.
- Похоже на хороший сеанс психотерапии. С оргазмами.
- Я даже не выставлю тебе счет за час. - Он опустил голову и снова поцеловал ее. Она услышала звон, когда он поставил бокал на каминную полку и обнял ее обеими руками.
Он провел ладонями по ее обнаженной спине и сжал ягодицы.
Взяв за руку, он отвел ее к дивану. Он сел первым и указал на пол. Она опустилась на колени и положила голову ему на бедро. Он ласкал ее плечи кончиками пальцев.
- Теперь, когда я в ошейнике, можем мы... понимаете? - Она взмахнула рукой.
- Элеонор, используй слова.
- Потрахаться.
- Нет, - ответил он. - Пока нет. Я знаю, ты не этого ответа ждала, но у меня есть причины для ожидания. Секс был создан Богом, и он сделал его приятным. Но еще Он сделал его сложным. Элеонор, за всю свою жизнь у меня было соитие только с двумя людьми. Двумя. И я буду до конца жизни чувствовать с ними связь. Я не установлю эту связь с тобой, пока не буду уверен, что ты готова к ней.
- Вы считаете, что можете заниматься сексом только с тем, кого любите?
- Сложной вопрос. Секс между женщиной и мужчиной особенно сложный. Всегда есть риск зачатия. Я никогда никому не говорил, с кем он должен или не должен иметь интимные отношения. Со своей стороны, я предпочитаю не делать этого, кроме как с кем-то, с кем, по моему представлению, у меня будет связь на всю оставшуюся жизнь.
- Я хочу этого с вами, навсегда, - ответила она.
- Мне не нужно заниматься с тобой любовью, чтобы быть связанным с тобой навсегда. Я ощутил эту связь в первый день нашего знакомства.
Она поднялась с пола, и Сорен обнял ее. Она села на его колени, ее голова покоилась на его груди, его руки обнимали ее.
- Я буду вас ждать, - заверила она. - Всегда. Я хочу, чтобы вы были горды тем, что обладаете мной, сэр.
Сорен приподнял ее подбородок и поцеловал ее.
- Я уже горжусь тем, что обладаю тобой, Малышка. И это доказательство. - Он прикоснулся к ошейнику на ее шее.
- Почему я ношу его? Не похоже на вас.
- Это символ, - объяснил он. - Символ, который другие в нашем мире поймут. Ты принадлежишь только мне. Это визуальное напоминание об этом.
- Мне нравится принадлежать вам.
- И ошейник заявляет об этом официально. - Он поцеловал ее нежную кожу под ошейником. - И мы должны это отпраздновать.
- Отпраздновать? Как?
- Вот так... - Сорен поцеловал ее и пока целовал, толкнул ее на спину, его рука легонько сжимала ее горло, его губы поглощали ее. Одним поцелуем Сорен мог оживить ее тело жаждой. Он целовал ее властно, одержимо, словно ставил клеймо на каждом участке ее тела, к которому прикасались его губы.
Он отстранился и раскрыл ее бедра. Он взял ее ладонь и положил между ее бедер. В его взгляде читалось ожидание.
- Сэр, вы собираетесь сидеть и смотреть?
- Я могу прикоснуться. Если будешь хорошо себя вести.
- Один вопрос - я буду делать это, пока вы смотрите, потому что это заводит вас, или потому что это унизительно?
- Для меня эти понятие едины.
Она глубоко вдохнула и развела бедра еще шире. Если она должна устроить шоу, надо сделать его отличным. И она знала, Сорен хотел ее, так почему бы не сделать его ожидание таким же болезненным, как и ее?
Обеими руками между ног она раскрыла свое лоно и проникла в себя одним пальцем. По какой-то причине все это действие у Сорена на глазах смущало ее меньше, чем поглощение ужина за столом. Делать что-то сексуальное, будучи обнаженной, было логично. Но быть голой и ужинать ощущалось неловко и смущающе. Быть голой и трогать себя? Не проблема.
- Позерка, - заявил Сорен, пока она ласкали свои влажные лепестки.
Она провела пальцем к клитору и начала массировать его. Закрыв глаза, она погрузилась в фантазию, где ей и Сорену понадобился бы телескоп, чтобы увидеть черту, которую они пересекли. Он предупреждал ее, что должен причинить боль, чтобы достаточно возбудиться, чтобы трахнуть ее. Ладно. Хорошо. Она ждала дня, когда он выпорет ее флоггером и тростью и будет обращаться с ней, как с сексуальной собственностью, словно с телом, используемым Сореном и для Сорена. Она напомнила себе, что, если только у нее будет оргазм, она делала это для него, для его удовольствия. Эта мысль уменьшала стыд подчинения его приказам. У нее не было выбора.
Сорен проник в нее пальцем и нашел то мягкое место в дюйме от входа, от чего ее живот напрягся, а спина расплавилась на диване. Он выписывал маленькие круги внутри нее, заставляя ее стонать и рычать.
Элеонор продолжала тереть клитор, а Сорен добавил второй палец. Она начала задыхаться, он медленно погружал и доставал пальцы, царапая кончиками пальцев по передней стеночке влагалища. Она чувствовала все, пока он двигался внутри нее. Ее пальцы на ногах поджались, бедра задрожали. Ее бедра напряглись и спина выгнулась. В животе затрепетало, клитор пульсировал. Грудь налилась, соски превратились в твердые пики.
- Можешь кончить, когда захочешь.
- Я не хочу кончать, сэр.
- Почему?
- Чтобы вы продолжали прикасаться ко мне.
Сорен мягко усмехнулся.
- Выбери цифру от одного до пяти.
- Что я выбираю?
- Не могу сказать. Нет, могу, но не буду.
- Тогда как мне узнать, что я выбираю?
- Никак.
- Тогда пять.
- Я должен был догадаться. Кончи для меня, Малышка.
Она глубоко вдохнула и сосредоточилась на собственном удовольствии, на пульсации клитора под пальцами, и удовольствие нарастало в ее животе. Ее подхватила волна наслаждения и покатила ее на полной скорости к вершине. Внутренние мышцы сокращались вокруг пальцев Сорена. Пока она восстанавливала дыхание, он вытащил пальцы и притянул ее к себе. - Это один, - сказал он.
- Один что? - Она рухнула на его грудь, сонная и уставшая.
- Ты выбрала пять. Один есть, осталось еще четыре.
Ее глаза распахнулись.
- Пять оргазмов?
Он поцеловал ее в нос и скользнул рукой по ее животу к развилке ног.
- Конечно, в следующий раз я заставлю тебя выбрать, и это может быть количество часов, в течение которых я буду тебя дразнить, прежде чем позволю тебе кончить. - Он крепко обхватил ее за шею, его голос был сильным, доминирующим и ледяным. Ей это нравилось.
- Вы садист.
- Да.
- Если я не знаю, что выбираю, то всегда буду выбирать самое большое число, - ответила она между вдохами.
- И вот поэтому, Малышка, я люблю тебя.
- Я тоже вас люблю. Даже если вы будете пытать меня, заставлять ждать и умолять вас, сэр.
- Но всегда ли будешь? - спросил он, его голос внезапно стал серьезным и мрачным.
Она прикоснулась к ошейнику вокруг ее шеи. Она почти о нем забыла. Менее чем через час он уже казался частью ее, второй кожей.
- Я буду любить вас вечно. Я буду ждать вас столько, сколько должна, сэр.
- Что, если я заставлю ждать тебя еще один год?
- Буду ждать.
- Еще два года?
- Подожду.
- Что, если ты найдешь кого-то другого?
- Не интересно, - пообещала она. - Если вы не можете заниматься сексом без боли, я тоже не хочу. И я никого не хочу, кроме вас.
- Ты уверена?
Она положила голову ему на грудь.
- Полностью, - ответила она на полном серьезе. Кроме Сорена для нее не существовало других мужчин, ни сейчас, ни когда-либо. - Вы действительно думаете, что какой-то парень попытается украсть меня у вас?
Нелепая идея. Если она отказала Кингсли на заднем сидении «Роллс-Ройс»а, кому еще удастся уговорить ее уйти от Сорена? Никому, вот кому.
- Элеонор, - обратился Сорен, целуя ее в лоб. - Я более чем уверен в этом.