Бэла Бхандари в неловкой позе сидит на софе, уронив голову на низкий туалетный столик. Рядом, у самом ее головы, лежит семейный альбом. Его бархатный переплет, когда-то белый, уже изрядно попачкан. Кое-где на бархате проступили жирные отпечатки пальцев, а на уголке переплета пятно от пролитого кофе. Этот альбом Сушил Бхандари приобрел задолго до своей женитьбы. Ко дню их свадьбы переплет уже потерял свою первоначальную чистоту. Сушил в то время только что получил назначение в департамент налогов и акцизных сборов.
Бэла медленно поднимает голову и раскрывает альбом на первой странице. Здесь собраны фотографии тех лет, когда Сушил Бхандари был студентом. Как он был хорош в те дни — стройный, гибкий, с прямым, открытым взглядом! Вот снимок, на котором Сушил запечатлен в тот день, когда его избрали председателем студенческой ассоциации. Он произносит речь перед микрофоном. У него тонкие, в стрелочку усики. Во всем облике — юношеская непосредственность, в глазах — вызов и задор…
Что-то легкое, почти невесомое упало на голову Бэлы. Она тряхнула волосами, пробежала гибкими пальцами по мягким прядям, но ничего не обнаружила. И все же ощущение чего-то постороннего в волосах не оставляло ее. Она уперлась локтями в раскрытые страницы альбома и опустила ресницы. Вдруг, что-то вспомнив, широко открыла глаза:
— Манохар!
В опустелом доме ее мягкое сопрано прозвучало излишне громко и вместе с тем как-то безжизненно, словно это был не живой человеческий голос, а запоздалое эхо.
На пороге появилась фигура их прежнего слуги — он еще не успел покинуть дом.
— Что угодно госпоже? — мягко и вкрадчиво произнес он.
Его безыскусственная манера держаться и раньше не гармонировала с щегольским видом слуги из богатого дома: лихо закрученными усами, начищенной до блеска медной пряжкой на поясе и тщательно уложенным тюрбаном, накрахмаленный конец которого торчал вверх, словно гребень петуха. Но эта новая, задушевная нотка в его голосе была Бэле неприятна: этим подчеркивалось, что Манохар уже не слуга и является на вызов только из сочувствия к своей несчастной госпоже.
— Сведи малышку на полчасика вниз. Здесь очень душно.
— Госпожа, вам тоже не мешало бы выйти на воздух.
— Нет, я пока посижу здесь. Ты только сведи малышку.
И снова ее голос ненужно громко разнесся по пустым комнатам. От этого неожиданно гулкого звука она вздрогнула.
— Слушаюсь, госпожа. — И, медленно повернувшись, он вышел.
Батистовым платочком Бэла отерла влажное лицо и, уронив руки, застыла в неподвижности. В зеркале напротив она увидела свое отражение. Ах, как изменилось ее лицо за последнее время! От носа к уголкам губ пролегли две тонкие морщинки. Неужели за шесть месяцев она могла так постареть? Она провела рукой по волосам, постаралась отогнать от себя эту мысль. Вздор! Она еще молода!.. И все-таки эти морщинки — предвестницы близкого увядания!..
Бэла провела платочком по влажной шее и снова прилегла разгоряченной щекой на полированное дерево столика.
Что-то сжимало виски; ум ее устал от бесплодного спора с самой собой и теперь погрузился в дремоту. И лишь где-то в самом отдаленном уголке мозга беспокойно метались и продолжали свою работу обрывки мыслей — их подгоняли, словно удары бича, доносившиеся со двора выкрики:
— Пятнадцать рупий!.. Пятнадцать рупий — раз… Пятнадцать рупий — два!.. Пятнадцать с половиной рупий!.. Пятнадцать с половиной — раз!..
Взгляд ее вновь устремился в зеркало. Да, она ясно видит эти две предательские линии около губ. А ведь совсем еще недавно у нее было безупречно свежее, молодое, без единой морщинки лицо. Откуда же взялись на ее чистой и нежной коже эти тонкие, словно наведенные иглой, линии?..
В первые годы ее замужества Сушил души в ней не чаял и друзья наперебой поздравляли его. Повсюду только и слышалось: «Какая одухотворенная красота у Бэлы Бхандари!.. Какой безупречный вкус у Бэлы Бхандари! Какая у нее улыбка! А ее грация!» И Сушил широко улыбался, слушая комплименты, расточаемые знакомыми его жене…
Она медленно перевернула страницу альбома. Большой групповой снимок — любительская труппа, которая когда-то с огромным успехом сыграла в актовом зале колледжа пьесу «Она унижается, чтобы победить». С краю скромно стоит ее руководитель и режиссер — Сушил Бхандари. На этой фотографии он оказался не в фокусе, но и здесь сразу бросается в глаза его подтянутая фигура. В те дни в их городке только и разговору было, что о пьесе и ее режиссере. Одна местная газета писала о Сушиле Бхандари, как о подлинном таланте, другая предсказывала ему блестящее будущее. Тогда всякий считал за честь познакомиться с ним, и он был самым желанным гостем на всех мушайрах и сборищах интеллигенции. Словом, еще не окончив колледжа, Сушил Бхандари уже был знаменитостью. Местные мудрецы пророчествовали, что на любом поприще — в политике, литературе, искусстве — Сушилу Бхандари обеспечена блистательная карьера. Для этого у него есть все данные: он всесторонне одарен, обладает сильным характером, благородно мыслит и к тому же превосходный оратор…
Доносившиеся снизу размеренные выкрики в усталом мозгу Бэлы отзывались мучительной болью.
— Семнадцать рупий — раз!.. Семнадцать рупий — два!.. Семнадцать рупий — три! Продано!
Вероятно, это продали обеденный стол. Ей не хотелось подходить к окну, чтобы проверить свою догадку. До того как сесть на софу, Бэла долго наблюдала за распродажей. За исключением этой старенькой софы, двух поломанных кресел, туалетного столика, двух раскладных кроватей с веревочными сетками да нескольких ящиков для белья, все их имущество было беспорядочно свалено на дворе и продавалось с аукциона: два широких дивана, радиола, холодильник, столы и кресла, полированные шкафы, шелковые занавеси, ковры, резные этажерки, несколько картин в тяжелых позолоченных рамах, стильные фарфоровые статуэтки, вазы для цветов, большая мраморная пепельница и множество других всевозможных предметов — все то, что в течение стольких лет они так заботливо выбирали и покупали для украшения своего жилища…
На следующих страницах альбома шли фотографии, запечатлевшие их свадьбу. Вот они у алтаря… Вот — за чашкой чая… А здесь молодые сфотографированы во весь рост… Да, на редкость красивая пара! Каким безмятежным счастьем были полны их сердца в первый месяц совместной жизни! Ей вспомнилось одно солнечное утро. Расшалившись, как дети, они резвятся и плещутся в реке… Он поймал ее и с громким хохотом несколько раз подряд окунул в воду с головой. А она вдруг обхватила его шею руками и прильнула к нему крепко-крепко, всем телом. Даже в прохладной воде это прикосновение наполнило ее невыразимой истомой… О, как давно это было!
А вот еще одна фотография. Господин Бхандари и его друг Судхир стоят, взявшись за руки. Оба широко улыбаются. Но в улыбке мужа чувствуется какая-то напряженность. Он всегда так улыбался в присутствии Судхира. Бэла легко подмечала эту едва уловимую перемену в муже, но не сразу догадалась о ее причине. Дело было в том, что Сушил мучительно завидовал Судхиру: благодаря связям отца тот сразу же по окончании колледжа получил несколько крупных государственных подрядов и за какие-нибудь три года нажил целое состояние — двести пятьдесят тысяч рупий. А Сушил был всего лишь рядовым чиновником в департаменте налогов и акцизных сборов, да и этим местечком был обязан Судхиру. Они оставались хорошими друзьями и встречались почти ежедневно, но для Сушила эта дружба всегда была омрачена унизительным сознанием, что он зависит от Судхира и на общественной лестнице стоит неизмеримо ниже его. Истинный талант пресмыкался в пыли, а бездарная посредственность благодаря своим деньгам и связям вознеслась на вершину власти и почета!
В те годы их квартира была обставлена весьма недорогими, но со вкусом подобранными вещами. И в утешение себе муж часто повторял, что хотя у Судхира куча денег, да зато вкуса нет. Вот если бы он, Сушил, имел хоть четвертую часть тех средств, которые позволяет себе расходовать Судхир, он бы так обставил свою квартиру, что этот толстосум лопнул бы от зависти! Но, увы, о том, чтобы тягаться с Судхиром, не могло быть и речи. Ведь за шитые золотом бархатные портьеры и пушистые ковры из Кашмира, украшавшие его особняк, заплачены были тысячи и тысячи рупий.
Но была одна область жизни, где Сушил сознавал свое бесспорное превосходство. Его жена была красавица, а жена Судхира — самая заурядная женщина, невзрачная, толстая коротышка. Не потому ли, спрашивала себя временами Бэла, взгляд Судхира то и дело задерживается на ее фигуре?
— Двести пятнадцать!.. Двести двадцать!.. Двести двадцать — раз! Двести двадцать — два!..
Эти резкие выкрики словно бьют молотком по голове. Видимо, настала очередь холодильника. Бэла и сейчас не подошла к окну. Стоит ли расстраивать себя, глядя на имущество, которое уже тебе не принадлежит? Но сердце ее ныло от боли. Ведь так долго и так любовно муж выбирал каждую вещь! С каким торжеством принес он однажды кусок шелка нежно-кофейного оттенка, купленный для абажура над обеденным столом…
А когда в их доме водворился холодильник, было решено в тон ему перекрасить стены столовой. В тот же день явились маляры. Сушил был доволен их работой и каждому дал пять рупий на чай. И вместо дешевеньких старых занавесей были повешены новые, дорогие. Собственно, с появлением холодильника и начались в доме перемены. Теперь чуть не каждую неделю из магазинов стали прибывать новые дороги вещи — диваны, вазы, шкафы. Сушил, прежде такой расчетливый и экономный, теперь швырял деньги, не считая. Не требовалось большой проницательности, чтобы догадаться об источниках этого богатства: господин Бхандари занижал налоги с торговых компаний и покрывал торговцев опиумом, а за это получал «благодарность» от своих клиентов.
Некоторое время Бэла жила в состоянии безотчетного страха. Она ничего не говорила мужу, однако, всякий раз, когда в доме появлялся новый ковер или картина, сердце ее сжималось от недобрых предчувствий. Но видя, что муж спокоен, она скоро и сама успокоилась, и ей даже стало казаться, что все это в порядке вещей. И если вначале все эти предметы роскоши казались ей чем-то чуждым и враждебным, то спустя год она уже не могла обходиться без них. Их гостиная считалась теперь самой фешенебельной в городе — во всяком случае, среди людей их круга. Правда, о Сушиле по городу ползли нехорошие слухи, но он не придавал им значения. Действовал он умно и осторожно и деньги получал только через посредников.
Еще недавно он смотрел на свою службу как на временное занятие и имел твердое намерение при первой возможности выйти в отставку и посвятить свою жизнь общественной деятельности. Тогда в его душе были еще живы идеалы студенческих лет. Но постепенно его взгляды изменились, и он перестал говорить о бескорыстном служении людям. Теперь он проповедовал нечто иное: чтобы служить народу, человек должен иметь деньги, видное положение и влияние в обществе, и не так уж важно, каким способом он достигнет всего этого. Благородные идеи будут услышаны только тогда, когда их провозгласят сверху. Однако по мере того, как он поднимался по общественной лестнице, все дальше отодвигалась и та ступень, с которой он собирался поведать миру о своих идеалах…
Сушил все чаще исчезал по вечерам и возвращался домой только ночью. Прежде, когда у него собирались друзья, он только подносил к губам стакан с вином, чтобы не обидеть гостя, теперь же крепкие напитки не сходили у него со стола, а холодильник забит бутылками с вином и виски. Однажды он и жену заставил выпить вместе с ним. Уже после первого бокала все поплыло у нее перед глазами: стены зашатались, а пол накренился и понесся к потолку. Она попробовала встать из-за стола, но ноги стали невесомыми и уже не повиновались ей. Глядя на нее, муж и его приятели хохотали до слез. Потом, чтобы освежиться, вся шумная компания выкатилась на улицу. Бэла помнит, что фонарные столбы и стены домов раскачивались из стороны в сторону и грозили обрушиться им на головы. Еле держась на ногах, она ухватилась за руку мужа и повисла на ней.
Случалось, что муж являлся домой только под утро. В такие ночи Бэла не смыкала глаз. Лежа в холодной постели, она слышала, как, скрипнув, открывалась калитка во дворе, а немного погодя раздавался осторожный стук в дверь… В этих случаях муж не заходил в спальню, а ложился в гостиной на диване. Среди соседей уже ходили самые невероятные слухи о ночных похождениях господина Бхандари. Боясь узнать правду, она не задавала мужу никаких вопросов, но когда убирала его белье, разбросанное в гостиной, ей чудилось, что от него исходит тонкий аромат дорогих женских духов. Однако супруги словно заключили молчаливое соглашение никогда не касаться этой темы: она ни о чем не спрашивала, он же был с ней подчеркнуто вежлив.
Несмотря на все сплетни и пересуды, влияние и авторитет мужа в обществе росли. Чету Бхандари все чаще приглашали на вечера и приемы, а на собраниях в дни официальных праздников мужа всегда выбирали в президиум. Дамы с завистью смотрели на роскошные сари Бэлы, а мужчины — на необыкновенные галстуки господина Бхандари…
Она перевернула, не глядя, несколько страниц в альбоме. На большой, во всю страницу, фотографии важно восседает с чашкой чая в руках их почетный гость. У него грузная мясистая фигура, затянутая в ослепительно-белый ачкан, и круглое обрюзгшее лицо. Белая гандистская шапочка надвинута на самый лоб. Непомерно толстая и выпяченная вперед нижняя губа придает лицу что-то обезьянье. Шеи почти нет, и кажется, что массивная голова растет прямо из этих жирных и покатых, как у старой женщины, плеч. В нем все округло и мягко — все, кроме пронзительно острых и наглых глаз. Это омерзительное лицо глядит на нее в упор и словно ширится, растекаясь во всю страницу.
На следующей фотографии тот же почетный гость снят в полный рост вместе с четой Бхандари. Господин Бхандари, самоуверенный, сытый и располневший, выглядит тщедушным рядом со своим тучным коротконогим гостем. А сама она, Бэла, рядом с этим человеком, кажется робкой школьницей. Ленивая, самодовольная улыбка гостя говорит о сознании собственного величия…
Их почетный гость занимал важный пост в министерстве штата. На одном из приемов господин Бхандари был ему представлен, почтительно пригласил сановника к себе на ужин и получил милостивое согласие.
Уже задолго до назначенного часа господин Бхандари не находил себе места. Он носился по дому и отдавал приказания, вникал во все детали предстоящего ужина. Бэлу не удивляла вся эта суетня. Ей было известно, что ее супруг рассчитывал, используя влияние и связи своего нового знакомого, получить теплое местечко в министерстве… И вот высокий гость прибыл. Сели за стол. Муж угодливо поддакивал каждому слову сановника, а тот в свою очередь милостиво соглашался со всем, что говорил господин Бхандари. Гость воздал должное их кухне и со смаком поглощал изысканные блюда. Его жирная нижняя губа то выпячивалась вперед, то растягивалась в плотоядной улыбке, олицетворяя собой ненасытную алчность.
Но в самый разгар ужина вошел слуга и сообщил, что один из помощников господина Бхандари просит его выйти во двор по неотложному делу. Муж поднялся из-за стола. Вернувшись через минуту, он рассыпался в извинениях: как ему ни прискорбно, он вынужден покинуть дорогого гостя — ему сообщили, что только что обнаружена крупная партия контрабандного чараса. Потом Бхандари ласково попросил жену занять гостя в его отсутствие и вышел. Был уже поздний час. За окнами — непроглядная тьма… С уходом мужа в поведении гостя произошла перемена: он вдруг потерял интерес к кушаньям и целиком переключился на хозяйку дома. Его наглые глазки все более бесцеремонно скользили по ее фигуре, и в них засветилась откровенная похоть. Когда же, приготовив кофе, она протянула ему чашку, он вдруг схватил ее за руку и потянул к себе. Чашка опрокинулась, кофе залило его белоснежный ачкан. Кое-как Бэла вырвалась из цепких объятий. Трясущимися руками привела себя в порядок и позвонила слуге. «Проводите гостя!» — приказала она и заперлась в спальне. В ней все дрожало от возмущения и стыда. Уже в тот момент, когда Сушил оставил их наедине, ей показалось странным: неужели контрабандный чарас был для мужа важнее, чем прием высокопоставленного гостя, от которого зависела его карьера? Теперь все становилось ясно!.. Ей было слышно, как за дверью гость грубо отчитывает слугу. Потом раздались тяжелые шаги по выложенному камнем двору, хлопнула калитка, и в доме воцарилась мертвая тишина…
Начиная с этого дня господин Бхандари стал вести себя так, словно Бэлы не существовало на свете. Он теперь почти не ночевал дома, а если и оставался, то приказывал слуге стелить себе в гостиной на диване, а утром они сидели за завтраком молча, словно незнакомые люди. И даже когда им приходилось вместе появляться в обществе, отчужденность не исчезала ни на минуту. Расчеты мужа не оправдались: того теплого местечка он так и не получил. И Бэла понимала, что причиной этому была она.
Как раз в это время в руки мужа попало крупное дело, на котором можно было нажить не одну тысячу рупий. Оба его помощника до глубокой ночи просиживали у него в кабинете и перелистывали подшивки с документами, вырабатывая план действий. Наконец этот план созрел.
В то утро господин Бхандари был необычайно возбужден. На лице пятнами горел румянец. Движения рук были резки, и пальцы долго не могли завязать галстук. За завтраком он расплескал чай, а муха, летавшая над столом, совсем вывела его из себя. Перед тем, как уйти из дома, он тщательно осмотрел свои холеные ногти, потом поднял глаза на жену, намереваясь что-то сказать, но передумал и пошел к выходу.
А вечером ей сообщили, что муж арестован. У нее было такое чувство, будто она вросла в кресло, на котором сидела, и вместе с ним летит куда-то в черную пустоту… От Манохара она узнала подробности. Господина Бхандари выдали собственные помощники, которые, оказывается, действовали по плану, заранее выработанному полицией. Господин Бхандари принял подарок — слиток золота, не предполагая, что он был заранее взвешен и на нем стояло полицейское клеймо. Его застигли на месте преступления. Был составлен протокол причем и тот, кто дал взятку, и оба помощника показали против него. Тут же последовал приказ уволить его со службы и в наручниках отправить в тюрьму.
На другой день, рано утром, она отправилась к Судхиру просить, чтобы он взял мужа на поруки, но того почему-то не оказалось дома.
На свидание с заключенным изредка ходил Манохар. Он же и сообщил ей, что указание разоблачить господина Бхандари поступило из министерства штата. И тотчас ей вспомнилась лоснящаяся от жира губа, кофе, пролитый на белоснежный ачкан, празднично убранный и ярко освещенный стол, а за окнами — мрак и глухое безмолвие ночи…
Бэла вновь провела рукой по голове и обнаружила наконец посторонний предмет, запутавшийся в волосах. Это была острая соломинка. Откуда она взялась?.. Бэла смяла ее и бросила в сторону. Но в душе что-то по-прежнему царапало и ныло, не отпуская ни на минуту…
Господина Бхандари судили. Как исхудал он в тюрьме! А она? Куда девалась ее одухотворенная красота, когда-то сводившая всех с ума?
Со двора все еще несутся резкие крики аукциониста. Тяжело вздохнув, Бэла поднимается с софы и подходит к окну. Почти все имущество уже распродано. Остается немного: пишущая машинка, две фарфоровые статуэтки, две картины и еще какая-то мелочь.
По двору пробежал ветер, взметнув столбом мусор и пыль… Когда-то под окнами они разбили газон. Сейчас его затоптали люди, которые пришли на аукцион. Ветер носит по двору обрывки бумаги, а дорогую полированную мебель нельзя узнать под пеленой пыли.
— Двенадцать рупий!.. Двенадцать рупий четыре анны! — доносится со двора, словно погребальный звон. — Двенадцать рупий шесть анн!.. Шесть анн!.. Восемь анн!.. Двенадцать рупий восемь анн — раз!..
Резко повернувшись, Бэла вновь подошла к столику. Раскрытый альбом глядит на нее пустой страницей. Прямоугольник серой бумаги… Бэла опускается на софу. Какая фотография появится на этой странице?.. Увенчаются ли успехом ее попытки освободить мужа? От распродажи она получит не больше трех тысяч рупий. Сможет ли она хотя бы погасить долги? А ведь ей потребуются деньги, чтобы обратиться в апелляционный суд… Да и жить на что-то надо…
Внизу, у входной двери, с кем-то вполголоса разговаривает Манохар. Да, это голос Судхира. Поздно же он явился! А ведь он знал, что сегодня аукцион. Он пришел, когда… А она так надеялась на него!.. Теперь Судхир смотрит на нее совсем другими глазами. То, что при муже только вспыхивало в нем украдкой, теперь пылает неугасимым огнем. Она уже не может вынести его взгляда, когда он, не мигая, смотрит ей в глаза. Но кто же, кроме Судхира, может ей помочь?
— Вас зовут вниз, госпожа!
Она вздрагивает. В дверях стоит Манохар. Он смотрит на нее печальным взглядом, хочет что-то сказать и не может решиться.
А во дворе все смолкло — распродажа закончилась. На секунду задержав взгляд на сером прямоугольнике, она резко захлопывает альбом и встает.
Когда Бэла спускается по лестнице, у нее такое чувство, что она уносит с собой отсюда то неотъемлемое и сокровенное, что было ее единственным достоянием в стенах этого дома.
_____