В женском счастье главное — чтобы несчастья не было. Похоже, именно таким критерием суждено было нам руководствоваться при дальнейшем продвижении по поверхности Даннеморы. Тюремное начальство, встревоженное посадкой неизвестного корабля на планету, разумеется, пожелало узнать кто и с какой целью решился на этакую авантюру. Точного места посадки «Фунта изюма» они знать не могли, ведь именно для этого Круглов на «ДнероГЭСе» предусмотрительно уничтожил четыре зонда слежения за поверхностью. «Цивилизаторы» могли только предположительно определить координаты точки посадки, причём с немалой погрешностью, думаю, эдак километров в пятьсот, не меньше. Хотел бы я видеть их рожи, когда они выяснили, что им не удаётся обнаружить местоположение моего корабля в лесостепной части континента Ист-Блот! Наверняка, они поломали голову над тем, как же я умудрился его замаскировать. В конце-концов, заинтригованные тюремщики решили выбросить на поверхность планеты группу своего спецназа, дабы та разобралась с происходившим на месте и отыскала-таки мой корабль.

Ну-ну!

Волны безрадостно бились о борт самоходной лодки. Наш утлый челн, принявший всю группу и заметно осевший под телами в броне, упорно резал тупым носом набегавшую зыбь. Брызги летели нам в лица, заставляя всех отплёвываться и нервически утираться. Первые усмешки давно прошли, осталось только ощущение нетвёрдой, качающейся опоры под ногами и горький привкус желудочного сока во рту. Морская болезнь, однако! На втором часу плаванья по океану в резиновой лодке ей сдались даже самые крепкие казаки.

Нильский Крокодил стрекотал в своём геликоптере где-то над нашими головами. Не сказать, чтоб очень высоко. Иногда он бормотал что-то обнадёживающее, типа, «ребята, не грустите, дальше будет только хуже!» Издевался над нами, одним словом.

Шутки-прибаутки закончились через четверть часа после того, как мы погрузились всей командой в лодку и покинули гостеприимный причал Коррехидора. Из присутствовавших на борту, дар речи дольше всех сохраняла Хайри Маус. С зелёным посуровевшим лицом она обращалась то к одному, то к другому, предлагая: «Если хочешь сблевнуть, но не можешь, разрешаю поцеловать меня в губы». Но в конце-концов сломалась даже она.

К окончанию второго часа путешествия через Гудзонов залив наша десантная группа представляла собою охавшую и невнятно матерившуюся массу людей, ничком лежавших на дне лодки и вперивших свои бессмысленные взгляды в низкие серые небеса. Я управлял мотором и потому был вынужден сидеть. Как же я завидовал тем, кто мог позволить себе в это время распластаться на дне лодки и положить ноги на лучшего друга!

На Наташеньку было тяжело смотреть. Впрочем, ей на меня, полагаю, тоже.

Так мы и тащились через проливчик. Карты в нашем распоряжении не было, оказалось, что жители Коррехидора не имели ни малейшего понятия о расположении географических объектов на Сентрал-Блот. Удалось лишь выяснить, что чуть севернее Гудзонова пролива на берегу большой удобной лагуны расположен Балтимор-сити, городок с населением человек в пятьсот. Именно оттуда ходили кораблики в Коррехидор. От Балтимора имелась дорога до Чек-Пойнт, длиною около тридцати километров. Этим, собственно, исчерпывались наши представления о географии центрального континента Даннеморы.

В силу понятных причин мы не могли плыть в Балтимор-сити на своей лодчонке, а потому я рулил чуть к югу. По всем прикидкам получалось, что мы достигнем Сентрал-Блот километрах в десяти южнее населённого пункта.

К концу второго часа на горизонте появилась серая полоска, которая постепенно стала расти, раздаваться вширь и вверх и очень скоро превратилась в приличных размеров горную цепь, круто обрывавшуюся в океан. Высоты тех гор, что мы могли наблюдать с водной поверхности, достигали двух с лишком километров; Нильский же Крокодил, слетавший на разведку, сообщил о горах в три раза выше, увиденных в глубине суши.

Пейзаж показался нам весьма мрачен. На склонах гор, точно вырванные волосы на расчёске, шевелились плотные сизые облака; за пару километров от берега мы вошли в полосу густого дождя. Холоднее не стало, температура оставалась по-прежнему вполне комфортной, но ощущение липнувшей к телу мокрой одежды оптимизма не прибавило.

Нильский Крокодил, слетавший на разведку, сообщил, что увидел на склоне одной из гор, неподалёку от воды, дым костра. Он обратился к людям, которых смог разглядеть сквозь кроны деревьев, с предложением о сотрудничестве, благо его геликоптер располагал мощной акустической системой, но почтенная публика разбежалась при первых же звуках неласкового серёжиного голоса. Думать на сей счёт можно было что угодно — то ли народ обретался тут пугливый, то ли предложения о сотрудничестве означали для местных жителей что-то совсем уж скверное, во всяком случае, нечто совсем не то, что в нашем понимании.

Встреча с твёрдой почвой под ногами вызвала глубокий отклик в недрах душ и желудков моих пассажиров, причём вовсе не метафорический. И даже противный дождь не смог испортить того позитива, что объял всех, сумевших вытолкнуть себя на галечный берег. Минут пять у всех нас ушло на восстановление элементарного самообладания и пережёвывание правильных таблеток, когда же дно желудка перестало дёргаться вслед за покачиванием картинки перед глазами, каждый из нас испытал немалое облегчение.

Нильский Крокодил, посадивший геликоптер буквально в десятке метров от лодки, наблюдал за нами, свесив ноги через подлокотник кресла и иронично комментируя увиденное:

— Ай-ай-ай, тридцатый век на дворе! А господа донцы укачались в лодке, да так, что не помогли даже нужные таблетки! Никакой десантной подготовки! Как низко пала звёздная пехота Войска Донского — прямо рылом на галечный пляж Богом забытой Даннеморы. Как неприятно видеть ваши зелёные… обезображенные страданиями лица!

— В следующий раз я полечу в геликоптере, а ты сядешь в плоскодонку, — мрачно отрезал Инквизитор, он же Евгений Ильицинский.

— Не забуду свою первую любовь. — подала голос Хайри Маус. — Благодаря ей я выучила словосочетание «возвратный трихомонопиролиз». Благодаря второй я узнала что такое оральный герпес. Ничего, кстати, интересного. А вот благодаря своей последней любви мне довелось познать морскую болезнь. Признаюсь честно — это самый травмирующий опыт. Встречу Хренакиса — дам доброго пинка!

— Господа народ, хочу сделать маленькое, но интересное заявление! — заговорил я, повысив голос и привлекая к себе внимание. — Есть основания считать, что по нашим следам идёт группа тюремного спецназа «цивилизаторов». После нападения на станцию PQ-17, не сомневаюсь, тюремные смотрители пожелали выяснить, кто и с какой целью проник на Даннемору.

— Как же они могут нас отыскать? — удивилась Наташа. — Неужели наш вертолёт видно из космоса?

— Не вертолёт, а геликоптер. — многозначительно поправил её Нильский Крокодил, — Не надо оскорблять мой благородный воздушный чёлн с соосными винтами и всеракурсным днищевым вентилятором! Что же касается наших перемещений, то «цивилизаторы» могут их отследить разными способами. Например, «цурюпа» за спиной, благодаря которой ты летаешь, имеет атомный теплообменник и оставляет за собой изотопный след. Слабенький, но вполне определяемый. Есть детекторы, способные его «видеть» даже спустя неделю после включения «цурюпы». Кроме того, вполне может быть, что у «цивилизаторов» тут есть свои «стукачи». Тот же Свен Борцль или кто другой. Наконец, на поверхности планеты могут находиться своего рода «посты наблюдения», этакие автоматические наблюдательные вышки, замаскированные под предметы окружающей обстановки — холмы, деревья, скалы. Так что слежка — это всего лишь дело техники!

— В этой ситуации есть два момента: хороший и плохой. — продолжил я выступление, когда Серёжа Нилов закончил свой краткий теоретический экскурс. — Хороший состоит в том, что «цивилизаторы» пока не могут знать кого же именно мы ищем. Свен Борцль не запомнил о каких именно людях я его расспрашивал. Я уверен в этом, поскольку Свен выпил «эликсир правды». Марцинкус Падль при всём своём желании о разговоре со мной уже никому ничего не расскажет. А свидетелей этой беседе нет. Дед Мазай, я уверен, ничего «цивилизаторам» не скажет. Да они его и не найдут. Так что всё это, в принципе, весьма хорошо. Но плохо то, что охотники за нашими головами, полагаю, уже догадались, что мы пытаемся найти на Даннеморе какого-то конкретного человека, и с этой целью нам неизбежно придётся появиться в Чек-Пойнт.

— Они попробуют нас перехватить либо на подходе к Чек-Пойнт, либо в самом посёлке, — закончил мою мысль Инквизитор. — Не мучь телёнка, атаман, говори короче, как я на проповеди. А то слушать тебя — сплошная пытка.

— Надо разделиться, — подвела итог Ола, соображавшая, как всегда, быстрее и логичнее многих.

— Для чего это? — не поняла Хайри Маус.

— Эти ребята — «цивилизаторы» то бишь — знают кого им следует искать. От Свена Борцля и от людей в Коррехидоре они могли получить внятные описания нашей группы. Так что всем составом соваться в Чек-Пойнт нельзя. — объяснила ей Ола.

Тут неожиданно взвизгнул Сергей Лазо:

— Я всегда говорил, что геноцид лучший способ решения всех проблем!

— А топор — лучшее лекарство от перхоти и кариеса! — поддакнул Нильский Крокодил.

— Надо было кончать всех, кто нас видел, — пояснил свою и без того весьма прозрачную мысль потомок китайцев. — Прям на месте. Из термокинетического пистолета — хрясь! — сразу в лобешник и теперь бы таких проблем не возникало!

— Или атомный микровзрывчик, — развил мысль Серёжа Нилов, радостно улыбнувшись, — всего-то на полкилотонны. И рыболовов с их посёлком нахрен подорвать, и Коррехидор со всеми жителями. Люблю наблюдать атомные взрывы с безопасного расстояния. Фантазия, знаете ли, оживает, думаешь невольно, как там, пацаны в эпицентре? Скукожились, небось! Очень, кстати, полезно для развития абстрактного воображения. Помнишь, атаман, как ты на Лайке-Майорке…

Я махнул рукой, останавливая словоизвержение Нильского Крокодила. Покосившись на Наташу, я заметил, что она с большим вниманием прислушивалась к его словам. Бедная девочка, нашла же кого слушать!

— Хорош болтать! — скомандовал я, пресекая на корню неумеренный полёт фантазии и поток воспоминаний Нильского Крокодила. — Мне стыдно за тебя перед Наташей. Она подумает: вот какие живодёры казаки!

— Почему же только живодёры? — с обидой в голосе тут же отреагировал Евгений Ильицинский. — Мы ещё и гомофобы. Признаюсь, я хотел бы прочесть проповедь в рядах местных педерастов в притоне их порока, дабы призвать сторонников противоестественных связей к духовному возрождению и искоренению греха в душе.

— Здорово! — воскликнул Константин Головач, до того молчавший. — А я бы мог постоять сзади с огнемётом наперевес. Люблю я, Батюшка, твои проповеди. Есть в них сермяжная правда жизни и секса! Смотришь в глаза иному пидару и прямо кулак зудит, думаешь, ну, сволочь, только улыбнись, только оскалься и челюсть твоя покатится в дальний угол.

— Стоп! — я предостерегающе поднял руку, останавливая дальнейшие словоизвержения моих товарищей. — Наговорили уже достаточно для судебного протокола. Раз вы такие горячие парни, то оба, — я глазами указал на Батюшку и Костяную Голову, — пойдёте в Чек-Пойнт и станете там наводить справки о Циклописе. С вами направится Серёжа Лазо, поскольку он знает Циклописа в лицо и при случае сможет опознать.

— Здорово, — моментально согласился Константин Головач, — мы работы не боимся. Огнемёт дашь?

Последний вопрос уже адресовался Ольге Анатольевне Зубовой. Та вздохнула, похлопала тусклый ниобиевый бок фосфорного бака и грустно проговорила:

— Он мне как родной. Но для такого дела — я имею в виду пидаров живьём пожарить — огнемёта не жаль. Бери, что ли!

Мне показалось, что она смахнула с глаз навернувшуюся слезу. Я так и не понял, что вызвало столь эмоциональную реакцию: то ли она сторонников однополой любви пожалела, то ли попрощалась с любимым оружием… Женская душа — потёмки!

— Диспозиция такая, — продолжал тем временем я, — Вы трое — Батюшка, Лазо и Костяная Голова — на «цурюпах» выдвигаетесь в район Чек-Пойнта. Насколько я могу судить, подлётное расстояние тут что-то около сорока километров, вы его быстро преодолеете. После вас этой же дорогой пролетит Нильский Крокодил. Его задача — разведать путь до Чек-Пойнта, сесть в окрестностях городка и оставаться на связи с вами, дабы иметь возможность в случае чего быстро вас эвакуировать.

— Как он нас эвакуирует? — не понял Лазо. — У него же только одно место свободно!

— В перегруз возьмёт, если понадобится, — отрезал я. — Отлетит на пять километров и высадит. Вам ведь главное — от погони уйти. А он в этом поможет. Итак, вы действуете в Чек-Пойнт. Мы — остаёмся здесь, попытаемся отыскать местных аборигенов. Нам нужна карта поселений на Сентрал-Блот и информация из ближайших поселений, может, Циклопис находится именно там. Кроме того, заканчиваются первые сутки нашего пребывания здесь, мне надо будет связаться с Павлом и узнать, как там обстоят дела в космосе.

На том и порешили. Позабыв о морской болезни, ещё недавно терзавшей наши внутренности, принялись за работу: женщины стали разбирать ненужную теперь лодку и оборудовать на склоне временную стоянку, а Сергей Лазо, Костяная Голова и Инквизитор, проверив снаряжение, двинулись вверх по склону в северо-западном направлении. Буквально уже через пару минут они растворились в серой завесе дождя, и монотонный перестук лившейся с небес воды скрыл звуки их заплечных реактивных двигателей.

Я же, усевшись с Нильским Крокодилом в геликоптер, вылетел в сторону Гудзонова пролива для проведения сеанса связи с Павлом Усольцевым. Каждые двадцать четыре условно-земных часа мы должны были вступать в контакт для обмена последними новостями. Вариантов связи со звездолётом «Таллин» (с одной буквой «н»), замаскированным голографическим «скином» на поверхности Левенворта (самого большого естественного спутника Данеморы) существовало несколько. Но основной и наиболее предпочтительный заключался в создании закрытого сверхбыстрого радиоканала через удалённый длинноволновой одноразовый транслятор.

Транслятор этот представлял собою поплавок размером с термос. Его надлежало выбросить на водную поверхность — океан, реку, озеро — неважно! где он раскрывался, приводил сам себя в рабочее состояние и проверял готовность систем. После этого он принимал сигнал на сверхкоротких волнах с борта геликоптера, конвертировал его в длинноволновой и передавал в космос. Даже если транслятор и оказался бы запеленгован спутниками мониторинга поверхности (а мы не сомневались, что так оно и произойдёт) попытка разбомбить «поплавок» или захватить нас возле него смысла не имела бы. Сбросив транслятор, мы более к нему не приближались и на борт обратно его не поднимали. После окончания сеанса связи устройство подрывалось малоразмерным самоликвидатором и благополучно тонуло.

Таким трансляторов мы взяли с собою семь штук — по идее, нам этого количества должно было хватить. Другими словами, мы не предполагали задерживаться на Даннеморе более этого срока.

Отдалившись от берега километров на двадцать и очутившись в полном одиночестве над водной поверхностью, геликоптер завис на месте. Я бросил в воду оранжевую тубу; с высоты тридцати метров нам с Нильским Крокодилом было хорошо видно, как моментально раздулся резиновый «воротник» вокруг верхней части контейнера, отлетела в сторону его лёгкая жестяная крышка и вверх выскочил резиновый шарик. Раздуваясь от наполнявшего его гелия, он устремился вертикально вверх, потащив за собою двухсотметровую антенну.

Геликоптер медленно двинулся прочь. Через бортовой передатчик мы установили связь с «поплавком», а через полминуты уже отозвался и Павел Усольцев.

— Атаман, — его голос зазвучал в наушниках столь явственно, словно он сейчас находился рядом с нами на борту геликоптера, — тут наблюдается большая активность тюремщиков. Они восстановили низкоорбитальную группировку спутников зондирования поверхности, которую мы столь удачно постреляли. Так что аккуратнее там с радиопереговорами и открытым огнём!

— Понятно. — ответил я. — Со своей стороны могу сказать, что по итогам первых двадцати четырёх часов пребывания здесь, все члены команды живы, здоровы, бодры и полны оптимизма. Мы пришли к выводу, что на Ист-Блот нет искомого объекта. Поэтому продолжаем работу, согласно ранее выработанному плану. Хочу узнать, если информация от Шерстяного, я имею в виду разработку противоядия.

— Буквально и часа не прошло, как я получил сообщение от него. Шерстяной благополучно вернулся на свой корабль и сейчас полностью сосредоточился на работе в этом направлении. Но конкретного результата пока нет.

— Понятно. Ещё какие-то новости имеются?

— Есть основания считать, что «цивилизаторы» сбросили на поверхность группу преследования.

— Что за основания? — тут же уточнил я.

— Вместо расстрелянной станции PQ-17 они притащили к Даннеморе другую, намного бОльших размеров. Она классифицируется по каталогу как станция класса «Бэта» и несёт на борту помимо истребителей ещё и атмосферные «челноки». Номер станции пока мною не установлен. Шесть часов назад один из «челноков» покинул станцию и совершил «нырок» с орбиты до высоты двадцать километров над континентом Ист-Блот, разумеется, без посадки, поскольку садиться там негде, посадочной полосы нет. Цель столь глубокого «нырка» в атмосферу, полагаю, очевидна — выброс десанта.

— Логично, мы тоже заподозрили, что по нашему следу пошла поисковая группа, — ответил я.

— Но это ещё не всё, дорогой камрад!

— Не тяни, канал связи уже три минуты открыт, нас наверняка засекли.

— Второй «челнок» сел на поверхность Даннеморы возле Чек-Пойнт. Посадка неурочная, поскольку согласно графику, следующая доставка заключённых должна была состояться только через двенадцать дней. Наверняка, на втором «челноке» привезена вторая группа спецназа. Что это означает, догадайся сам!

— Всё ясно: одни — загоняют, другие — сидят в засаде. — я закончил очевидную мысль. — Ещё что-то есть сказать?

— Нет! Adios, канальес! — попрощался Усольцев.

— Сам вали!

Я отключился и тут же с лап-топа послал сигнал самоликвидации транслятора. У горизонта громыхнуло и небольшой, едва заметный, всплеск воды обозначил место взрыва.

— Ты всё понял, да? — обратился я к Нильскому Крокодилу, который имел возможность прослушать мой разговор с Павлом Усольцевым от начала до конца.

— Понял, атаман, понял. У нас есть небольшая проблема…

— Я считаю, что у нас есть большая проблема. Мы не можем посылать людей в Чек-Пойнт, если там сидит засада.

— Я о другом, атаман, — флегматично пробормотал Сергей Нилов.

Его демонстративное спокойствие не обмануло меня — я слишком хорошо знал этого человека. Все свои самые важные слова, дела и решения Серёжа произносил, совершал и принимал именно так — нарочито-спокойно, невозмутимо и даже буднично. Локти и колени своим врагам, он рубил, кстати, с точно таким же выражением лица.

— Ну, валяй, коли начал говорить, — разрешил я.

— Мы все очень хорошо относимся к Шерстяному, тепло, по-товарищески…

— Не томи, Склифосовский!

— Только есть опасение на тот счёт, что он не сможет открыть антидот к тому яду, что введён тебе Службой Политической Безопасности.

— Я ему верю. Если он не сможет найти противоядия — тогда я умру.

— Плохой ответ, командир. Не разговаривай со мной, как дурачок, я ведь не Наташа.

— Короче, Крокодил, рули скорее к берегу, надо успеть перехватить Инквизитора, Костяную Голову и Сырожу Лазо, пока они далеко не ускакали. — приказал я.

Геликоптер заложил крутой вираж и направился к серевшей у горизонта полосе дождя.

— Тебе не уйти от этого разговора. — всё также невозмутимо продолжал канючить Нильский Крокодил.

— Хорошо, скажи внятно, что ты хочешь…

— Мы найдём эту падлу Циклописа Хренакиса и он укажет местонахождения «торпиллёра». Но если мы не успеем получить в свои руки «машину времени» до момента истечения срока активизации яда, то тогда надлежит выдать Наташу Тихомирову и Циклописа Хренакиса «цивилизаторам». В обмен на противоядие.

— Это абсолютно исключено. Я не отдам Наташу. Да и никто из вас на моём месте не выдал бы её «цивилизаторам».

— Тем не менее, на это придётся пойти. Курень не позволит тебе умереть.

— То есть ты говоришь уже от лица куреня? — уточнил я.

— Разумеется. Мою точку зрения разделяют и Инквизитор, и Костяная Голова, и все остальные. По этому поводу у нас уже состоялся обмен мнениями.

Услышанное, конечно, явилось для меня сюрпризом. Получалось, что за моей спиной члены куреня выработали решение не согласованное с атаманом. Ай-яй-яй, сие здорово попахивало неподчинением!

Несколько секунд ушли на осмысление нашего краткого разговора. В конце-концов я пришёл к решению, видимо, единственно возможному в ту минуту:

— Вот что, время ещё есть, так что подождём заключению Шерстяного. Эту тему я запрещаю обсуждать с кем бы то ни было, кроме членов куреня. Натс ничего знать не должна, впрочем, как и все остальные.

— Ну, разумеется, атаман, как скажешь, — задумчиво протянул в ответ Нилов и это меланхоличное согласие встревожило меня даже больше, чем открытое возражение.

Но полемику продолжать уже было не резон. Мы заходили на посадку на заросший древовидным кустарником склон рядом с небольшим навесом, под которым наши женщины поставили ионный мангал со снедью, выложенной сверху на решётку.

Опустившись прямо на склон, благо конструкция геликоптера допускала взлёт и посадку с наклонных поверхностей, мы с Нильским Крокодилом живо набросили на нашу летающую машину маскировочную сеть. Я тут же включил передатчик, рассчитывая вернуть отправленных в Чек-Пойнт людей, но на нужной частоте царила полная тишина. Впрочем, этого следовало ожидать: между нами уже находилась гора, а высокочастотный сигнал имел высокий коэффициент поглощения. Как далеко успели отдалиться посланные? на пять километров? на семь?

— Перекусим немного, ребята, — предложила Ольга Зубова, спустившись к нам по склону, — а потом двинемся вдоль побережья. Мы раскрыли пару банок с мамадыками.

— Мамадыки подождут, — отрезал я, — надо вернуть ребят! Я сейчас метнусь за ними за бугор, догоню и верну, а вы тут без меня можете начинать трапезничать.

— Что случилось? — Ола встревожилась. — Плохие новости с орбиты?

— Ничего особенно плохого нет, — я постарался говорить уверенно, — Нильский Крокодил тебе всё объяснит, спроси у него. А я не стану терять времени.

— А может, пусть лучше Крокодил метнётся за ребятами? — встревоженно проговорила Ола. — Ты командир, тебе надо быть с группой! Пошли его! Или, давай, я «прыгну» за бугор.

— Нет, я ни о чём не буду просить Крокодила. Я послал людей в Чек-Пойнт, я их и верну.

— Вы — что же это? — поругались с ним? — вдруг спросила меня Ола и цепко ухватила за локоть. — Подожди минуту, ответь!

Вот же женская натура, умеет чувствовать скрытое за формальными словами! Я как можно спокойнее высвободил локоть и сказал:

— Мы теряем время! Они с каждой минутой удаляются на километр, если не больше, — и спустившись чуть по склону, сугубо для того, чтобы не обдать Ольгу струёй двигателя, я бросил через плечо, — Вернусь через четверть часа!

Самонадеянно я это сказал, признаю… А самонадеянность, как известно, родная сестра глупости.

В жизни, как известно, всегда есть место подвигу. Умный казак должен видеть такие места и обегать их за версту. Дело тут не в малодушии, это скорее вопрос выживаемости казачества как биологического вида.

«Цурюпа» легко занесла меня в самую гущу низких облаков, в эдакий мрачно-серый влажный кисель. Но преодолев его, я оказался на ломаной лысой хребтине, отделявшей горную страну от океанского побережья. Вид с вершины открылся весьма необычный: за спиной, ниже моих ног, плотным непрозрачным одеялом клубились облака, а впереди лежало свободное пространство. Тянувшиеся вдоль береговой линии горы играли роль своеобразного барьера, задерживавшего низкие, напитанные влагой облака, поэтому неудивительно, что со стороны океана постоянно шёл дождь, в то время как над сушей стояла прекрасная и на удивление ясная погода.

Прямо передо мной лежала живописная заросшая густым лесом долина. Ширина её составляла, должно быть, километра три с половиной или даже четыре. На другом её конце высилась гряда невысоких гор, во всём напоминавшая ту, на которой я стоял. Со своего места я бы непременно увидел летящих при помощи «цурюп» казаков, если бы они сейчас находились здесь. Но долина они явно уже успели преодолеть, поскольку имели фору около десяти минут.

Мне не оставалось ничего другого, как включив заплечный двигатель, лететь дальше. Перескочив в два прыжка долину, я благополучно очутился на следующем гребне. Высота его составляла, думаю, около километра над уровнем океана, а вид вглубь континента, открывшийся мне, без преувеличения можно было назвать впечатляющим.

В отличие от пейзажа Ист-Блот, равнинная часть центрального континента оказалась занята плотным лесным покровом, настоящим тропическим лесом. Километрах в пяти-шести можно было видеть довольно широкую реку, вытекавшую из горной цепи, на которой я сейчас стоял. Ровный гул и плотное облако водной пыли, дававшее прекрасную радугу, указывали на то, что где-то на выходе потока из гор на равнину есть водопад. Правда, с моей позиции его невозможно было видеть.

Троицу, отправившуюся в Чек-Пойнт, я также видеть не мог. Впрочем, имело смысл воспользоваться радиосвязью. Чтобы увеличить зону прямой видимости, я включил «цурюпу» и, подскочив метров на четыреста вверх, обратился к казакам: «Инквизитор, ответь Объедалову! Костяная Голова — ответь!» Для радиосвязи использовался сложный алгоритм шифрования, так что я мог без опаски обращаться к собеседникам. Впрочем, мне никто не ответил.

Я совершил большой прыжок — благо находился на весьма приличной высоте — и опустился на грунт уже на равнине, в самых дебрях леса. Из-за разновысотных деревьев и густого подлеска, опускаться пришлось очень аккуратно. Но я справился успешно. Дожидаясь, пока остынет «фартук» заплечного двигателя, насторожённо прислушивался, не захрустит ли где ветка под ногой крадущегося гамарджопы. Ведь именно здесь, если верить Серёже Лазо, эти твари и должны обитать.

Но нигде ничего так и не захрустело. Подождав полминуты, я вполне благополучно включил «цурюпу» и, совершив новый длинный прыжок, думаю, более, чем в километр, снова опустился гуще буйно росшего леса.

Природа тут, конечно, оказалась прекрасна. Другой эпитет и подобрать трудно. Диковинные растения с громадными цветами, крапчатыми листьями, замысловато закрученными стволами поражали воображение. Удивительные, ни с чем не сравнимые ароматы кружили голову точно крепкий алкоголь. Отдельные деревья-великаны вырастали до пятидесяти метров, хотя основная масса растений была всё же куда скромнее в размерах, высотою примерно раза в два поменьше. Всё-таки на Даннеморе сила тяжести заметно превосходила земную, а это не могло не повлиять на высотность лесов. Тем не менее, опускаясь в недра этой чащи, я точно попадал в дендрарий; хорошо поработали ботаники «цивилиазторов» — этого нельзя было не признать!

Во время очередного прыжка, я опять включил радиостанцию, но едва только стал говорить, как плотная помеха забила частоту. Стало быть, тюремщики контролировали эфир и засекли мою работу. Молодцы, хвалю! На их месте я бы поступил точно также. Но помимо этого неприятного открытия я сделал ещё одно, куда более скверное. С востока, со стороны океана, откуда я и сам двигался, на бреющем полёте ко мне приближались два узких акульих силуэта. Слишком хорошо знакомые для того, чтобы испытать сомнения насчёт их принадлежности. Это были винтокрылые экранопланы «цивилизаторов». С небольшими крылышками по бокам, столь похожими на акульи плавники, и мощными скошеными килями, они имели вид стремительный и угрожающий. В их десантных отделениях, наверняка, сидела усиленная группа спецназа, а в скрытых отсеках фюзеляжа таились всевозможные инструменты огневой поддержки. Поворотные вентиляторные двигатели позволяли летать таким экранопланам подобно самолётам и вертолётам, зависать на месте и даже двигаться хвостом вперёд. Одним словом, они представляли собой идеальное оружие для борьбы в джунглях, вернее над джунглями. И сейчас это оружие грозило самым энергичным вмешательством в мою судьбу.

Обидно, знаете ли. Хотелось всё же встретить старость в кроватке на личной планете Компрадор, а не где-нибудь на нарах в Матросской Тишине, в обществе ублюдков и гопников, неспособных не только правильно написать по-русски словосочетание «аддитивно-колемантированная корпускулярность», но даже и не знающих что это такое.

Я, так и не завершив свой прыжок, резко сбросил тягу «цурюпы» и нырнул вниз, под спасительные ветви тропического леса. Там уже было не до манёвров; мне пришлось круто спикировать прямо в крону поваленного дерева.

Но к моему немалому удивлению, я вовсе не стал ногами на грунт, а с треском пролетев сквозь ветви, провалился на дно громадной ямы. Нет, то есть совсем не ямы, а длинного мрачного рва с неровными стенами.

Признаюсь, я поразился увиденному. Никогда прежде ничего подобного встречать мне не доводилось. Ров глубиною метров шесть — никак не меньше! — имел ширину в нижней своей части метра три, а наверху — семь или восемь. Стенки его, грубо выровненные, вовсе не выглядели вертикальными, но вместе с тем они оказались достаточно круты для того, чтобы человек не смог вылезти по ним без лестницы. Самое странное в этом непонятном сооружении заключалось в том, что поверх рва кто-то старательно уложил массивные деревья, отлично замаскировав тем самым результат своих грунтокопательных работ. Больше всего замаскированный ров напоминал ловушку для танков, поскольку ни один десантный танк не смог бы его преодолеть, но вся загвоздка заключалась в том, что на Даннеморе не существовало людей или организаций, которым подобная ловушка могла бы понадобиться. Да и танков здесь не было; «цивилизаторы» вполне могли поддерживать порядок в своей тюрьме без тяжёлой военной техники.

На дне рва было темно. Даже наверху, под кронами деревьев, освещённость всегда оставалась невысокой, но здесь, ввиду того, что я теперь находился под густым пологом поваленных деревьев, царила настоящая темнота. Секунду-две-три я дожидался, пока глаза привыкнут к сумраку, но почувствовав в темноте некое движение, выбросил вперёд руку с «чекумашей», под стволом которой крепился мощный галогеновый фонарь.

В круге яркого бело-голубого света я увидел нечто огромное, бесформенное и волосатое, двигавшееся в мою сторону. Оказавшись на свету это существо издало звук, похожий на нервную фистулу падающего тромбониста; оно нервно дёрнулось и, словно закрываясь от света, воздело перед собою лапу. Лапу венчала громадная клешня, должно быть в половину моего роста.

Я сразу понял, кто передо мною и, не мешкая ни секунды, выпустил в гамарджопу две пули. Чудовище страшно зарычало, но не найдя в себе силы, чтобы сделать шаг, повалилось навзничь.

Вот так мы будем с вами разговаривать! И не чикаться!

Но луч фонаря выхватил из темноты ещё одного обладателя клешни, оказавшегося за спиной поверженного собрата. Я и в его голову послал пулю «чекумаши». Башка брызнула в разные стороны кусками мозга и черепа точно разбитая бутылка осколками стекла. Второй гамарджоп ничком рухнул поверх первого.

Однако, рык, доносившийся из темноты позади трупов, вселял в меня уверенность, что оттуда могут появиться новые представители славного племени клешнеруких. Я развернулся и припустил в противоположную сторону, разумно предположив, что не могут гамарджопы находиться везде и сразу.

Пробежал я приличное расстояние. Посвечивал под ноги фонариком, семенил ножками, Ров всё не кончался. Меня даже оторопь взяла — это ж какое надо иметь желание, чтобы в свободное от безделья время заниматься такими ирригационными работами!

Наконец, отбежав на весьма приличное расстояние от того места, где лежали подстреленные мною клешнерукие обезьяны, я остановился и прислушался. Никто за мною вроде бы не гнался, не рычал и не дышал в спину. Аккуратно включив «цурюпу» и задав двигателю небольшую тягу, я оторвался от грунта и двинулся вверх; прикрыв голову руками, я благополучно избежал травмирующих ударов о ветки и вполне благополучно поднялся на ствол дерева, переброшенного через ров. Выше подниматься не следовало, ведь над лесом могли висеть экранопланы преследователей.

Став ногами на ствол дерева, я огляделся по сторонам. И опешил — справа и слева от меня, по обеим сторонам рва высились могучие обезьяны с громадными клешнями. Они тоже опешили, увидав меня. Видимо, не каждый день люди вылетали из этих канав. Секунду или две мы немо таращились друг на друга, затем я прыгнул обратно вниз, в темноту рва, а животные яростно заревели мне в спину.

Я помчался по рву дальше, с душевным трепетом прислушиваясь к тому, как захрустели позади ветки — это гамарджопы попрыгали следом за мной. Тут мне стало ясно, что долго эта беготня продлиться не может: здоровые и злые твари явно бегают быстрее, поскольку даже анатомически они приспособлены к этому лучше — их шаг раза в два, если не больше, длиннее моего. Если я хотел остаться в живых, мне следовало как можно скорее драпать из этого бесконечного рва.

Рискуя разбить голову о наваленные деревья, я включил «цурюпу» и пробкой полетел в зенит. Очень хорошо получилось: череп я не пробил, ключицу — не сломал, даже глаза не выколол. Не прошло и пары секунд, как я выскочил выше кроны лесных деревьев и тут же увидел один из экранопланов: тот висел буквально в трёхстах метрах. Здоровая штуковина, цвета «старого мултана» несла на борту надпись «Santar — son angers» («Сантар — сын гнева»), её вентиляторы на концах коротких крыльев были развёрнуты вертикально, что свидетельствовало о зависании летательного аппарата. Боковая дверь грузового отсека, сдвинутая в сторону, позволила заглянуть во внутренность экраноплана и то, что я там увидел, меня нисколько не вдохновило. Три человека в тяжёлых роботизированных доспехах как раз собирались покинуть борт, но увидев меня, вскинули оружие.

Здорово! Ну, если не здорово, то по крайней мере нескучно.

Тяжёлый стандартный роботизированный доспех «цивилизаторов», известный под оптимистичным названием «Нагасаки-19-45», имеет две пары манипуляторов с узлами подвески стандартного пехотного оружия; ноги-«мотиваторы» можно не считать, поскольку туда ещё никому не приходило в голову подвешивать оружие. Так что умножив скорострельность обычного лейнированного пулемёта на четыре можно без труда сосчитать как много металла такая дура способна выпустить в минуту. Я, например, до сих пор этого не знаю, поскольку до таких больших чисел считать просто-напросто не научился.

Оператор тяжёлого роботизированного доспеха защищён со всех сторон прекрасной комбинированной бронёй. Он совершенно независим от окружающей среды и фактически находится в скафандре. За его плечами мощный реактивный двигатель с гораздо лучшими динамическими характеристиками, нежели у «цурюпы». Благодаря этим милым мелочам солдат в тяжёлом роботизированном доспехе может совершать перелёты длиною в несколько километров и десантироваться в места, где отсутствует воздух для дыхания. Поскольку человек не в состоянии таскать на себе два с лишним центнера оружия, брони и боеприпасов, прекрасные гидравлические усилители взяли на себя все ненужные нагрузки, превратив управление доспехом в истинное удовольствие. И всё это технологическое великолепие приводится в действие атомным микрореактором с жидкометаллическим теплоносителем.

Красота, да и только! Я б сам так жил, да денег надо…

Поэтому, увидав нацеленные в мою сторону многочисленные стволы, я моментально заложил самый крутой вираж, на какой только оказался способен мой заплечный двигатель, и, пролетев с немыслимым ускорением несколько сот метров, снова нырнул под крону деревьев. Едва не расплющив харю о ствол, некстати попавшийся на моём пути, я жестко опустился на грунт в зарослях какого-то засохшего кустарника. Проламываясь сквозь ветви, я шумел, должно быть, на весь лес, но меня это занимало совсем мало. Гораздо больше меня беспокоили звуки реактивных двигателей над головой: парни в тяжёлых доспехах роились над местом моей посадки точно помойные мухи.

Выбравшись из сухостоя, я с присущей мне резвостью припустил по лесу, не забывая время от времени закладывать «противоприцельные манёвры». Траектория моего движения напоминала ломаную линию, этакий набор хаотично состыкованных отрезков произвольной длины. Если бы кому-то пришло в голову восстановить мои тогдашние метания по лесу, он бы несказанно удивился получившемуся маршруту.

От рычавших над головою десантников «цивилизаторов» я вроде бы ушёл, во всяком случае, звуки двигателей довольно быстро затихли за моей спиной. Но вместо одной напасти появилась другая — близкий рёв гамарджопов и треск ломаемых веток возвестили о том, что обладатели приметных клешней почуяли моё присутствие и бросились в погоню.

Признаюсь честно, бегать по лесу мне уже надоело. Хуже бега по лесу может быть только бег по лесу на лыжах. Это, конечно, утешало, но весьма слабо. Не мальчик я, чтобы метаться по гнилым корягам ошпаренной блохой, в надетой селенитовой сари с абляционной подложкой и «цурюпой» за плечами. О температуре воздуха — что-то около двадцати восьми градусов — и увеличенной силе тяжести и говорить особенно не хочется, поскольку даже и без этих нюансов беготня являлась удовольствием ниже среднего.

Короче, подходил момент, когда вопрос следовало поставить ребром и ребром же его решить. Я не стал затягивать решение: увидав громадное дерево, росшее на пологом склоне и словно приподнятое над грунтом мощными корнями, я понял, что лучшего укрытия мне не отыскать. Под мощными кривыми корнями имелось довольно пустого пространства, чтобы там мог разместиться человек моего сложения и потому я моментально притормозил. Сбросив «цурюпу» с плеч, я отважно бросился под дерево, вспугнул какое-то страусоподобное существо, облюбовавшее это место до меня, и успешно протиснулся между корнями. Расчёт мой вполне оправдался, я очутился в своеобразном шатре, окружённый с трёх сторон мощными разветвлёнными корнями, а с четвёртой — склоном. Пождав ноги, дабы представлять из себя цель наименьших размеров, я прикрылся ранцевым двигателем точно щитом. И сразу почувствовал себя намного увереннее: пусть попробуют гамарджопы меня отсюда выковырять. Вот тут-то я и преподнесу им образцово-показательный выездной урок по огневой подготовке со стрельбой по живым мишеням в упор!

Взяв обе «чекумаши» в руки, приготовился к появлению обезьянок. Те не заставили себя долго ждать. Гукая и похрустывая ветками, они подбежали с той стороны, откуда двигался я сам — не иначе как шли по следу, точно собаки. Промчавшись мимо, они внезапно остановились, растерянно покрутили головами, припали носами к грунту, явно потеряв след. Секунду-другую они принюхивались, опустив рыла к почве, затем развернулись в мою сторону (но всё ещё не видя меня) и тут-то я сделал «пых! — пых!» с обеих рук. Две волосатые твари, самые здоровые, которые, собственно, и вынюхивали меня, завалились ничком, даже не разогнув спин. Полагаю, они отправились в небесный обезьянник, даже не осознав того, кто, как и за что именно их убил.

Твари поменьше в количестве четырёх штук бросились в разные стороны. Их яростный рёв возвестил о том, что они прекрасно осознали ужас произошедшего. Впрочем, скоро одна из тварей приблизилась к поверженным гигантам и осторожно толкнула каждый из трупов, словно побуждая подняться. Поскольку никаких движений подстреленных гамарджопов за этим не последовало, любопытная особь сделала попытку заглянуть в лица повалившихся ничком жертв моей прицельной стрельбы. От голов обеих клешнеруких обезьян осталось совсем немного, принимая во внимание, что их поразили иридиевые пули «чекумаши» на скорости девять километров в секунду. Увидев мозги и кровь молодой обезьян дико и горестно взвыл, из чего я заключил, что подобное зрелище ему хорошо знакомо. Задрав голову вверх, любопытный гамарджоп представил из себя прекрасную мишень и я не смог проигнорировать столь удобный повод снова применить оружие. Выпустив пулю ему в шею, я не только оборвал гнусный вой на самой высокой ноте, но и довёл общее число уничтоженных тварей до пяти штук, если считать, тех двух, что я столь удачно завалил во рве.

Падение третьего гамардожа убедило, наконец, его собратьев в том, что именно мои выстрелы вызывают падёж обезьяньего племени. По стволу дерева, под корнями которого я столь комфортно расположился, последовали мощные удары уж не и знаю даже чего — то ли палки, то ли лап. В любом случае попытка завалить древесного великана оказалась безуспешна, так что я лишь посмеялся предприимчивости гамарджопов.

Твари, сообразив, что свалить дерево не получится, прибегли к другой тактике. Самый находчивый обезьян предпринял попытку ударить меня клешнёй через щель между корнями. Сноровисто засунув свой отросток под дерево, он щёлкнул клешнёй перед самым моим носом, благодаря чему я получил возможность вблизи рассмотреть это необычное творение природы (если точнее — генетиков «цивилизаторов», придумавших гамарджопов). Мощная конструкция, своей фактурой похожая на хитиновый панцирь жука-коробочника, имела с внутренних сторон обеих половинок мелкие и видимо очень острые зубцы, благодаря которым сильно смахивала на хорошо заточенную пилу. Я успешно уклонился от клешни, столь хамски вторгшейся в моё жизненное пространство, и не отказал себе в удовольствии выстрелить в неё из «чекумаши». Пуля расколола одну из половинок у основания, сделав клешню функционально непригодной.

Тварь, засунувшая свой отросток под дерево, заверещала на своём поганом языке и кувыркнулась мимо меня по склону. Разумеется, я тут же дважды выстрелил в подраненного гамарждопа и оба раза не промахнулся.

Где-то совсем рядом загремели мощные очереди лёгких лазерных пулемётов. Их узнаваемый рокот, а также специфическая вонь поджареной лазером плоти убедили меня в том, что мизансцена обогатилась выходом новых персонажей — героического тюремного спецназа «цивилизаторов». Пацаны в тяжёлых роботизированных доспехах подтянулись к месту славной битвы с гамарджопами не иначе, как с целью познакомиться со мною поближе.

Вот ведь незадача!

Я сидел под корнями дерева, не решаясь покинуть это достаточно удобное место. Противник находился выше по склону и видеть меня не мог. Более того, меня не могли засечь и его многочисленные датчики селекции цели: акустический, инфракрасный, вибрационный. Мне следовало только спокойно оставаться там, где я находился, и надеяться на то, что мне удастся не привлечь к себе внимание.

Визг, писк и рёв гамарджопов резко оборвался, из чего я заключил, что люди в роботизированных доспехах успешно покрошили в чесумойку всю обезьянью свору. Раздался хорошо знакомый звук сервоприводов и лёгкое сотрясение почвы предупредило меня о приближении человека в тяжёлых доспехах. Через пару секунд в поле моего зрения возникла высокая кряжистая фигура в чернёной броне; две пары манипуляторов, широко разведённые в стороны наподобие лап тарантула, рыскали стволами направо-налево. Человек, сидевший внутри доспехов, не видел меня, хотя, видимо, догадывался о моём присутствии. Сделав пару больших шагов вниз по склону, он замер на какое-то время, затем вновь подвинулся вниз, и наконец, остановился, рассматривая убитых мною гамарджопов.

Не имело смысла выжидать далее. Через несколько секунд спецназовец непременно обнаружил бы моё присутствие под корнями дерева. Поэтому я поднял руки и нордично выпустил две пары пуль туда, где у моего преследователя должны были находиться поясница и голова.

У «чекумаши» большая сила отдачи, для её компенсации используется принцип двойного выката откатных частей свободно плавающего криогенного затвора, поэтому в принципе этот пистолет предназначен для ведения огня одиночными выстрелами. Хотя, конечно, стрельбу можно вести и парами выстрелов, прицельность попадания второй пули в таком случае много ниже, чем первой. Тем не менее, все четыре моих выстрела не пропали зря; бронированное чудовище с шумом уронило вдоль торса манипуляторы и резко качнулось, хотя, впрочем, не упало. Роботизированный доспех имел автономную систему стабилизации, а потому мог поддерживать себя в вертикальном и равновесном состоянии даже без управления оператором.

Я аккуратно высунулся из своего убежища и огляделся. Вроде бы никакой активности вокруг не наблюдалось. Схватив «цурюпу» под мышку, перебежал вниз по склону.

Неужели благополучно оторвался?

Слева донеслись звуки стрельбы — не иначе как ещё один добрый молодец в тяжёлых доспехах прокладывал себе путь через чащу. С присущей мне смекалкой я метнулся направо: ну их на фиг, героев космоса, в броне и с автоматическим оружием, нехай себе живут!

Пробежал я совсем немного; поскользнувшись на влажном от конденсата ковре опавших листьев, съехал в неглубокий овражек. Полез было наверх, но выбраться так и не смог, поскольку руки и ноги предательски разъезжались в стороны. Видимо, уже начала сказываться усталость от всей этой беготни в условиях один и двенадцать сотых «g». Сообразив, что у меня есть «цурюпа», я принялся одевать ранец на плечи; с его помощью выскочить из овражка труда не составило бы.

Но надеть толком не успел. Грунт затрясся под мощными ударами тяжёлых лап, и из-за поворота овражка прямо на меня выскочило буро-чёрное косматое четырёхметровое чудище. Красные, налитые кровью глаза, бессмысленно вытаращились на меня, а громадная блестящая клешня взметнулась вверх. Я принялся стрелять из обеих «чекумаш»; убил и этого гамарджопа, и следующего за ним, но тут кончились патроны. В общем-то, их всего десять в обойме.

Поэтому когда через тела двух поверженных приматов на меня полез третий, стрелять мне уже оказалось нечем.

Развернув реактивный заплечный двигатель соплами от себя, я дёрнул обе управляющие ручки. Температура газовой смеси на срезе сопла «цурюпы» тысяча четыреста градусов по Кельвину; даже на расстоянии трёх-четырёх метров поток отработанных газов запросто вскипятит кофейник, сварит вкрутую яйца и подожжёт клок шерсти. Клок шерсти передо мною имел рост более трёх метров и весил, полагаю, не менее двух тонн; загорелся он моментально, весело затрещал, едко завонял, громко заревел и в ужасе рванул прочь из оврага.

Здорово! Гамарджопов здесь больше не было. Вот только «цурюпа» очень сильно ударила меня в грудь в момент включения. Я минуту, а может, больше, пролежал на дне оврага, приходя в себя и боясь пошевелиться.

Лежал бы я так, возможно, и дольше, но на краю оврага вдруг появилась фигура в роботизированном доспехе, навела на меня пару пугающих стволов и пролаяла из скрытого динамика:

— Do you speak english?

Похоже, эта скотская харя демонстрировала элементы галантности и интересовалась, говорю ли я по-английски. Нашёл о чём спрашивать в такое-то время и в таком месте!

— So-so… — честно признался я и попытался пошутить.- I'm glad to see you, mine iron brother! You can to shoot down me?

Я спросил, может ли спецназовец пристрелить меня, ибо именно этого я сейчас и желал. Но человек в роботизированном доспехе ничего не ответил, и тогда я навёл на него обе «чекумаши», делая вид, будто намереваюсь выстрелить. Однако, мой противник оказался парнем не промах; голос в динамике хихикнул и на скверном русском языке проговорил:

— У тебя кончились патроны, идиот! Встать! Иди ко мне!

Что мне было делать? Не подчиниться? Тогда бы он выстрелил мне в коленку или даже в обе и всё равно бы взял меня в плен.

Отбросив «цурюпу», я с трудом встал на ноги. Грудь очень болела, я всерьёз забеспокоился, уж не хрустнули ли часом где-нибудь рёбра?

Но ни одного шага сделать не успел. Передо мной беззвучно возник непроглядно-чёрный круг и из него шагнул хорошо знакомый худощавый альбинос Ксанф.