Я всегда считал, что предупредительный выстрел в лоб – лучший способ начала содержательной беседы, а контрольный в затылок – ее окончания. Если такая беседа и должна была когда-либо состояться, то сейчас представился именно тот случай. На борту своей яхты я вез трех человек, еще недавно прозябавших в положении рабов; я пообещал сделать их свободными и ради этого даже насмерть завалил нескольких дегенератов. Все это, конечно, выглядело чрезвычайно романтично. Существовала лишь одна загвоздка – я решительно ничего не знал об этих людях. Голограмму с надписью «Энтерпрайзс» на левой стороне груди не следовало переоценивать. Что такое «Энтерпрайзс», я тоже толком не знал. Это могла быть как компания-производитель лака для ногтей активных лесбиянок, так и узел дальней космической связи неизвестного мне правительства.

Гм, хотя все же, скорее, данная голограмма указывала на принадлежность всех троих к экипажу космического корабля.

Я направил «Фунт изюма» в сторону звезды Карамаго – это ближайшая к Уцуропеду С-112 точка, в которой располагалась крупная перевалочная база межгалактических маршрутов. База, официально именовавшаяся «Квадрионе пультаре», у «донцов» имела бессмысленное прозвище «Квадропупль», выдуманное неизвестно когда и кем. Место это пользовалось известной популярностью: большое количество кораблей, совершавших дальние грузовые и пассажирские перевозки, как регулярные, так и не очень, перед межгалактическим прыжком делали остановку на «Квадропупле». Звезда Карамаго располагалась на периферии галактики Аль-Дагор, и лучшего места для подобной базы трудно отыскать.

Именно на «Квадропупле» я решил высадить своих гостей, дабы они получили возможность отправиться на проходящем лайнере в любой – по собственному выбору – район Вселенной.

Навигатор рассчитал координаты точки входа в нужный мне «схлоп» и задал разгонную траекторию. Оставалось более четырех свободных часов, прежде чем «Фунт изюма» достигнет субсветовых скоростей. А стало быть, мы могли относительно свободно поговорить.

Я развернул свое кресло к гостевым местам вдоль стены. Места эти неслучайно назывались гостевыми – сидевшие там не могли вмешиваться в управление кораблем и лишь наблюдали за действиями командира. Первым делом следовало успокоить гостей относительно моих ближайших планов.

– Как все вы могли видеть, – начал я, – в качестве цели полета задана звезда Карамаго, расположенная в пятидесяти семи парсеках отсюда. Это красный гигант, хотя и не такой большой, как Уцуропед, который вы можете сейчас видеть на обзорных «планшетах». Возле Карамаго – крупная база «Квадрионе пультаре». Это так называемая промежуточная пилотажная база, «база подскока». Я высажу вас там и дам каждому по сто тысяч УРОДов, дабы вы могли приобрести билеты на любой транзитный корабль. Означенной суммы хватит на то, чтобы пересечь нашу Вселенную из конца в конец, так что проблем с возвращением домой у вас не возникнет.

– Вы нас отпустите? – с сомнением спросил мужчина. Русский не являлся его родным языком; он говорил с сильным акцентом и подбирал слова с заметными паузами.

– Именно.

– Что хотите взамен?

– Ничего.

Вся троица обменялась быстрыми и, как мне показалось, недоуменными взглядами.

– Вы хотели заплатить за нас миллион… – мужчина надолго замолк, внимательно изучая мое лицо, – и ничего не получить взамен?

– Именно так.

– Что вами двигало?

– Мои этические представления.

– М-м-м… – покивал недоверчиво мужчина. – Этика…

– Да, этика. Позвольте представиться: Кентаврус Пепеджаклус. Вы все можете называть меня просто Кенни. Если не возражаете, я бы хотел узнать ваши имена. Должен же я вас как-то различать.

– Я – Эдвард Вэнс.

– Я – Сибилла Вэнс, жена Эдварда.

– А меня зовите Натс.

– Вы дочь Сибиллы и Эдварда? – уточнил я.

– Нет, мы даже не родственники, – с отчуждением в голосе ответила младшая.

От меня не укрылось, что Натс, в отличие от четы Вэнсов, прекрасно говорила по-русски. Вне всякого сомнения, она имела большую языковую практику. Я внимательнее вгляделся в ее лицо и только теперь понял, что передо мною вовсе не девчонка, а вполне сформировавшаяся женщина – молодая, симпатичная. И куда это я смотрел раньше?!

– Хорошо, не будем углубляться… Задам лишь последний вопрос: что такое «Энтерпрайзс»?

– «Энтерпрайзс» – корабль с планеты Новые Фивы, – сообщил Эдвард Вэнс.

Ого! Новые Фивы – один из самых богатых и могущественных миров Земной Цивилизационной Лиги. Планета, вращавшаяся вокруг сравнительно молодой желтой звезды в одной из ближайших к Земле галактик Туманность Андромеды, оказалась, пожалуй, первой, заселенной земными колонистами в самом начале общевселенского расселения человечества. Безжизненный, безатмосферный мир подвергся генеральному переустройству и ландшафтному переформированию. Всего за одно десятилетие Новые Фивы обзавелись мощной, богатой кислородом атмосферой, а также пригодной для растений почвой. После чего туда валом повалила богатая публика, стремившаяся покинуть переживавшую экологическое истощение Землю. За пять столетий, миновавших с той поры, Новые Фивы превратились в самодовольный, замкнутый мир, считавший себя самым демократичным, самым справедливым и самым лучшим в целой Вселенной. Жители с высокомерным пренебрежением относились к гражданам других сообществ, но при этом испытывали комплекс неполноценности перед землянами, которые все же считались самыми богатыми жителями Вселенной. Такой снобизм вообще являлся характерной чертой членов сообществ, входивших в Земную Цивилизационную Лигу. Я имел несколько случаев общения с гражданами Новых Фив; признаюсь – все они оставили не очень-то приятные воспоминания.

– Слыхал о такой планете, – кивнул я. – Это был военный корабль?

– Нет. «Энтерпрайзс» – крупная лаборатория одного из университетов. Вернее, являлся крупной лабораторией.

– Какого направления исследования вела лаборатория?

– Физика звезд.

– Вы, стало быть, физик?

Мне показалось, что господин Вэнс напрягся.

– Да, я физик. Моя тема: трансформации вещества в крупных, быстро меняющих объем объектах. Ничего военного!.. Мы все находились на борту «Энтерпрайзса», когда последовало нападение.

– Пираты, да?

– Да, пираты. Свою группу они именовали «Эскалибур».

– Я так и понял по тому, как объявлял карлик во время торгов. Но на самом деле пиратский клан мог носить совсем другое название. Когда на вас напали? Перед входом в «схлоп» или уже после прыжка?

– После. На выходе.

– И где это случилось?

– Не знаю. Я ведь не занимался навигацией. Нам предстояло последовательно выполнить несколько больших прыжков чуть ли не по двадцать мегапарсеков каждый. Путь прокладывался через необитаемые системы. В одной из таких систем нас ждали.

Вэнс отвечал, а его спутницы как воды в рот набрали. Их молчание обескураживало. Я не то чтобы ждал от спасенных мною людей слов благодарности или какого-то иного выражения чувств, но более доверительное и раскрепощенное поведение с их стороны мне показалось бы вполне уместным.

– Хорошо, будем считать, что я получил ответы на интересующие меня вопросы. У нас есть несколько свободных часов. Спуститесь лифтом палубой ниже. Там… Я называю это гостиной, хотя правильнее, наверное, кают-компания. Там есть синтезатор пищи с памятью на двенадцать тысяч блюд. Закажите себе что-нибудь: курочку, мороженое, пиво, шампанское… Словом, все, что хотите, на выбор.

– Вы что же, тратите запасы позитрония на приготовление пищи?

– Трачу. У меня его закачано полторы тонны. Так что хватит на все.

Мне показалось, что в мозгу физика при попытке сосчитать стоимость блюд замелькали нули.

– Позвольте, но это же… Бутылка синтезированного шампанского окажется дороже слитка палладия той же массы!

– В два с половиной раза, – уточнил я. – О золоте и платине и говорить не приходится. Но у меня на корабле нет объема, чтобы возить с собой запасы продуктов. Поэтому пища только из синтезатора.

Вся троица поднялась со своих мест и двинулась к выходу из поста управления.

– И вот еще что! – остановил я их в дверях. – Там же в гостиной находятся ложементы для людей. Я дам команду перед прыжком в «схлоп» и вам придется их быстро занять. Изучите конструкцию заблаговременно. Иначе окажется, что я зря спасал вас из рабства.

Они не поняли иронии. Тупые они там, в Новых Фивах, что ли? Зато все трое облегченно выдохнули. Черт побери, чего же эта компания так боялась?

«Квадрионе пультаре» я считаю одной из самых красивых околозвездных баз. Звучит не очень патриотично по отношению к тому, что понастроили свободолюбивые казаки в Донской Степи. Да только слов из песни не выкинешь! «Донцы» из-за жесткого ограничения во времени и ресурсах строили станции модульные, из небольших блоков, предварительно собранных на планетах. Там посредством переходных узлов эти блоки объединялись в единую конструкцию, в результате чего орбитальные станции в своем готовом виде приобретали очертания, весьма похожие на большие кучи козьего помета. Уж извините, но таков ассоциативный ряд в закоулках моего казачьего мозга. Кто видел козье дерьмо хотя бы раз в жизни, тот согласится с точностью сравнения.

Совсем другое дело станции, отлитые в космосе из пенобетона. Колоссальные конструкции, настоящие искусственные планеты, не предназначенные для скоростных маневров, взлетов и посадок в турбулентных атмосферах. Невесомая красота, чудо внепланетного инжиниринга! Ажурные решетки антенн ближней связи, огромные световые окна, причудливо изогнутые профили несущих конструкций, причальные терминалы, всегда вынесенные на крайние точки конструкции, подсветка внешних бортов, причудливая игра света и тени. Я бы даже сказал, прихотливая игра света и тени. К-р-р-ра-сотища!

Перед причаливанием к «Квадропуплю» я ввел в идентификационную матрицу «Фунта изюма» данные, которые описывали мой корабль как «Красу Крыжополя», построенный в 2715 году на четырнадцатой верфи анархической планеты Палтоломео, не признающей власть Земной Цивилизационной Лиги. Пусть кто-нибудь проверит! Считается, что идентификационные матрицы не поддаются исправлению, однажды введенные реквизиты остаются там навечно. Я, разумеется, исправлял, а если точнее, переписывал их постоянно. При том образе жизни, который я вел последние тридцать условно-земных лет, изменение корабельных реквизитов являлось для меня делом куда более важным, нежели борьба с перхотью или чрезмерной ломкостью ногтей. Считалось, что биополимерную пластину, являвшуюся идентификационной матрицей в физическом, так сказать, смысле, невозможно вырезать из несущей конструкции корпуса космического корабля без ее разрушения. Данное обстоятельство, следуя логике конструкторов, делало невозможной ее замену. Надо сказать, это чистая правда. Именно потому пираты и разного рода межзвездный сброд – все эти «каперы бессовестные» и «каперы честные» – обычно такие матрицы просто выжигали плазменными резаками, не предпринимая попытки их извлечения. Корабли таких героев галактических далей никак не идентифицировались и потому не могли пользоваться легальными услугами космопортов, принадлежавших Земной Цивилизационной Лиге.

Я действовал иначе. На каком бы корабле мне ни доводилось нарезать дурака, я непременно возил с собою купленный на космоверфи обрабатывающий центр, посредством которого по мере возникновения необходимости изготавливал потребное мне количество новых матриц. На моем прежнем корабле, носившем романтическое название «Горшочек ослика Иа», в конечном итоге их оказалось нарезано более трех десятков. Старые я выжигал, а новые программировал, сверяя по справочникам корабельные реквизиты с данными реально существовавших и выставленных на продажу яхт. Все очень просто! Особенно когда знаешь, как правильно следует врать.

Сейчас я поступил несколько проще и грубее: в новую идентификационную матрицу просто-напросто ввел данные не существовавшей «Красы Крыжополя». За то непродолжительное время, что мне придется провести у причала «Квадропупля», никто из персонала базы не успеет проверить точность сообщенных мною выдуманных сведений.

Сверхсветовой прыжок не имеет протяженности во времени. Точнее, при превышении скорости света происходит свертка оси времени в привычной системе координат. Правда, имеет место образование большого количества новых измерений, но все они парные, не воздействующие на наши органы чувств, и, кроме того, ввиду мгновенности прыжка, нашему восприятию недоступны. Физики утверждают, что все эти измерения объективны и реальны, но нормальному человеку от этого ни тепло, ни холодно, вообще никак. Так что, с точки зрения человеческого восприятия, основные затраты времени при межзвездном перелете требуются как раз на разгон до околосветовой скорости, а затем – на торможение. Сам прыжок, какое бы расстояние он не покрывал, времени в человеческом понимании не занимает вовсе.

Диспетчер «Квадропупля» поприветствовал «Красу Крыжополя» на русском, английском и транслите. После чего направил мой корабль в очередь ожидавших швартовки лайнеров. Самих кораблей в кромешной тьме окружавшего космоса я рассмотреть не мог – Внеатмосферный Кодекс квалифицировал любое, не обусловленное программой полета, сближение космических кораблей на расстояние менее пятисот километров как аварийное. А с пятисот километров увидеть даже огромный межзвездный лайнер невозможно. Разве что проблесковые маяки на вынесенных антеннах.

«Фунт изюма» занял очередь в длинном ряду причаливавших к околозвездной базе кораблей – «Нормандия», «Афины», где-то там еще дальше «Бодхисатва». На швартовку каждого лайнера уходило примерно пять-семь минут – в зависимости от размера корабля. Понятно, что здоровые дуроломы требовали большей тщательности при выполнении стыковки.

Не прошло и получаса, как «Фунт изюма» получил приглашение к швартовке. Диспетчер базы дал мне стыковочную глиссаду. Задача была проста: ориентируясь по свету четырех причальных фонарей, подойти к нужным воротам. Все четыре световых сигнала должны быть видны одновременно. Если один из них исчезал, значит, я вышел из данного мне коридора и потенциально создал угрозу либо базе, либо соседу, маневрировавшему рядом.

Я знал толк в космическом пилотаже, ни разу ни один из огоньков из вида не потерял. На последней минуте в центре квадрата появился еще один яркий огонек, который стал стремительно расти и вскоре своей яркостью затмил прочие – это была причальная аппарель, в которую «Фунт изюма» нырнул легко и непринужденно, как рука в карман, как чайная ложка в сахарницу.

Мягкое, почти незаметное касание тормозного штока, едва уловимый толчок и все – полет окончен.

Я включил внутрикорабельную трансляцию:

– Господа Вэнсы, госпожа Натс! Мы благополучно прибыли на станцию «Квадрионе пультаре», название которой переводится с вульгарного генуэзского то ли «Четвертый пульсар», то ли «Четыре пульсара»… Не знаю точно, никогда не был силен в этих аппенинских гибридных языках. Прошу вас пройти к выходу из корабля для церемонии торжественного прощания, пожимания рук и оплакивания. Имейте в виду, что корабль наш располагается горизонтально в зоне невесомости – стены и пол поменялись местами.

К выходу я успел раньше, хотя пост управления находился от него дальше, чем салон на второй палубе. Сказалась сноровка и знание родного корабля. Чете Вэнсов я вручил пластиковый пакет с двумястами тысячных УРОДов, их волоокой спутнице – точно такой же, только с сотней.

– Вот ваши деньги. Постарайтесь более не попадаться в плен к пиратам. Надеюсь, путешествие на моей утлой посудине явилось для вас не самым гадким впечатлением.

Только тут Эдвард Вэнс, похоже, поверил в собственное освобождение. Приняв пакет из моих рук, заглянув внутрь и убедившись, что там действительно лежат две пачки небесно-голубых пластиковых карт с легко узнаваемыми голограммами, он поднял на меня глаза:

– Значит, вы нас отпускаете…

– Да, представьте себе.

– Спасибо вам за все, – господин Вэнс выглядел крайне задумчивым, если не сказать озадаченным.

Супруга его отреагировала куда живее:

– Спасибо, спасибо! Мы с первой минуты знали, что все будет хорошо! Вы человек, внушающий доверие с первого взгляда.

Местоимением «мы» она, очевидно, обозначила себя и Натс. Последняя неожиданно протянула мне руку:

– Мир, оказывается, не без добрых людей. Огромное спасибо!

Ее, стало быть, я тоже сумел удивить. Неужели мои действия в глазах этих людей до такой степени выглядели странно?

– Но если я никуда не хочу лететь, могу ли остаться? – неожиданно спросила Натс, не выпуская мою ладонь.

Ее прозрачные небесные глаза смотрели на меня требовательно и, я бы даже сказал, взыскательно.

– У вас в пакете деньги, достаточные для перелета в любое место обжитой Вселенной. Возвращайтесь на родину!.. У вас же есть родина?

– Сожалею, но я не могу вернуться на родину.

Я ощутил, как заволновались супруги Вэнс. Эдвард даже поднял руку, словно намереваясь удержать девушку за локоть, но не сделал этого, а лишь почесал нос. Получилось у него не очень естественно.

Ситуация складывалась неожиданно дурацкая. Я знал, что мне необходимо выпроводить этих людей со своего корабля, иначе рискую рано или поздно быть обвиненным в насильственном их удержании. Не хватало мне еще пополнить список работорговцев!

– Госпожа Натс, есть нюанс, который заключается в следующем… Я хотел бы, чтобы вы сейчас все трое покинули мой корабль. Камеры на причале зафиксируют тот факт, что я отпустил вас. Тем самым, с точки зрения международного права, я продемонстрирую свое неучастие в торговле рабами. Для меня это важно, поскольку я не желаю сталкиваться в будущем с такого рода обвинениями…

Тут я, конечно, слегка покривил душою. Может, и не слегка. Может, и вовсе не душою, а тем, что у меня вместо нее. Тем не менее, что-то такое пустое и напыщенное я должен был произнести в присутствии этих Вэнсов. Они, кстати, при моих словах облегченно вздохнули. Или мне показалось?

Прощание явно затягивалось. С этим явно что-то надо было делать!

– Вы можете вернуться на борт «Фу…», то есть «Красы Крыжополя», и я даже буду вам искренне рад. Вы – красивая женщина, а я – чертовски привлекательный мужчина, особенно ежели смотреть в темноте, в другую сторону и не на меня… – пошутил я старым космическим анекдотом про космонавта Леонова в бане. Натс не поняла шутки и не улыбнулась. – Но сейчас вы должны… Я вас об этом прошу… покинуть борт моего корабля вместе с супругами Вэнс.

Керамическая дверь отъехала в сторону, открывая путь к эскалатору, поданному посадочным автоматом. Лента вращалась, на причале выходящих дожидалась пара роботов: банкомат – для размена экзотических планетарных валют на УРОДы и робот-регистратор – для заполнения формы допуска, оформления временного пропуска и последующего прохождения таможенного контроля. Цивилизация, однако!

Эдвард Вэнс ступил в дверной проем, но неожиданно остановился.

– О-о, – протянул он, постучав каблуком, – хорошая броня! Керамическая!

– Монокристалл… – поправил я. Броня «Фунта изюма» являлась моей гордостью. Если вы летали на монокристалле кремния, выращенном в глубоком вакууме, то должны понимать мои чувства.

– Два с половиной метра, не меньше!

– Обижаете! Три! – Я скромно умолчал о том, что в носовой оконечности толщина керамической оболочки достигала восьми метров.

– У вас хороший корабль… господин… прости-те-не-запомнил-вашего-имени…

Этот специалист по физике звезд мне уже изрядно надоел. Кому приятно, когда его имя забывают, пусть даже это имя всего лишь псевдоним? Пора бы уже специалисту по физике звезд свалить за борт. Окончательно.

– Кентаврус Пепеджаклус, – я кротко напомнил свой очередной бредовый псевдоним. Для разного рода идиотов в загашниках моей богатой памяти отведена целая полка псевдонимов, имен и кличек.

Натс засмеялась. Она, похоже, откровенно забавлялась в эту минуту…

Все трое, клацая магнитными ботинками по металлическим направляющим, прошли к эскалатору. Стали на вращающиеся ступени и… Adios, madam!

Я вернулся в пост управления и через один из обзорных «планшетов» принялся наблюдать за тем, что происходило на пирсе, возле борта «Фунта изюма». Чета Вэнсов, судя по энергичной жестикуляции, с жаром уговаривала Натс следовать за собой, в глубь станции. И вроде бы уговорила. Троица быстро миновала робота-регистратора, получив оранжевые пропуска, и исчезла за массивной дверью с цифрой «12». Число это, если кто не понял, являлось номером терминала, к которому причалил мой корабль.

Некоторое время я раздумывал над тем, не заказать ли мне починку поврежденных складных опор, но решил этого здесь не делать. Отсутствие опорных башмаков – дефект не только приметный, но и довольно редкий. Ремонт неизбежно привлечет внимание пущенных по моему следу сыскарей. Скорее всего, запросы о проведении подобных ремонтных работ уже разосланы полицией Голубого Пепедука по всем планетам и орбитальным станциям, признающим юрисдикцию Земной Цивилизационной Лиги. Не стоило облегчать задачу ищейкам – пусть побегают, поломают голову над тем, где и как меня искать…

Время бесплатной четвертьчасовой стоянки подходило к концу. Что делать далее – оставаться или улетать? Собственно, все мои дела на «Квадропупле» уже закончены… Я запустил предстартовое сканирование систем и вдруг увидел на пирсе знакомую тоненькую фигуру в серебристом комбинезоне. Фигура подняла вверх руку и помахала, давая понять, что просит открыть люк.

Обрадовался ли я? Но люк открыл.

Итак, что же дальше? Мне по-прежнему совершенно необходимо восстановить опорные башмаки. Только теперь на борту «Фунта изюма» находился пассажир – не то чтобы нежеланный, но случайный, скажем так. Пассажир вызывал у меня симпатию. Подозреваю, взаимную. Да только это ничего не значило! В моих жизненных планах для милого голубоглазого существа с тонкими чертами лица места не было. И не предвиделось.

Мы – я и Натс – сидели в посту управления и смаковали «Вдову Клико» урожая 1876 года. Шампанское я получил из недр пищевого синтезатора, оттуда же – пару фужеров на длинных ножках из настоящего богемского стекла. На все это великолепие умный прибор потратил тридцать два грамма позитрония, но оно того стоило. Натс оказалась необыкновенно занимательным собеседником, и те часы, что «Фунт изюма» разгонялся до околосветовой скорости, мы провели в атмосфере романтичной. Никогда не думал, что пост управления моей яхтой – помещение сугубо функциональное и даже аскетическое – может превратиться в столь уютное гнездышко. Даже и не знаю, что явилось тому причиной: красивая девица рядом или бутылка доброго шампанского?

Громадные планшетные мониторы над нашими головами отображали потрясающие красоты окружавшего нас мира. Периферийные области небольших галактик вообще могут быть необыкновенно живописны – свет галактического ядра не затмевает свечения ближайших соседей-галактик, и они громадными яркими пятнами видны на небосводах планет, вращающихся вокруг периферийных звезд. Если скопления галактик содержат необычные структуры, например, сталкивающиеся или ярко светящиеся сейфертовские галактики, то небосводы планет приобретают вид совершенно футуристический! Именно потому, кстати, планеты земного или селенитного типа, вращающиеся вокруг периферийных звезд небольших галактик, ценятся на космических биржах дороже всего.

Галактика Аль-Дагор совсем небольшая, не более пяти миллионов звезд, имеет компактное яркое ядро, оставшееся сейчас за кормою «Фунта изюма», и прямо по курсу нам открывался красивейший вид! Вправо и немного вверх по курсу в безмерной космической черноте висела Колхида – спиральная галактика с тремя четко очерченными рукавами. До нее было всего-то два миллиона парсек и потому структуру этой галактики можно рассмотреть во всех деталях. Левее и примерно вдвое ближе можно было наблюдать другое чудо – то, что старина Хаббл назвал бы «неправильной галактикой второго типа»… Три громадных шаровых скопления, соединенных так называемым «звездными мостами». В космических лоциях это явление природы называли многозначительно «Клякса Лапласа». В среде казаков, склонных все переиначивать на свой лад, эту галактику именовали куда циничнее – «Бредом дерматолога».

Мы пили шампанское, я расслабленно просматривал справку лоции, выбирая направление следующего прыжка, и при этом успевал разговаривать с Натс. Если точнее, отвечать на ее вопросы. Удивительно, сколь о многом успевает расспросить одинокого мужчину всего одна женщина за первой же бутылкой шампанского!

– Так куда же и зачем ты летишь, Кентаврус Пепеджаклус?

– Можешь называть меня, скажем, Сэмми Йопи-Допи, – разрешил я. – Пепеджаклус – это для четы Вэнсов.

– Как скажешь, Сэмми… Так куда же ты направляешься?

– Хотел бы я сам знать! Мне надо осуществить кое-какой ремонт, и я ищу, где это можно сделать, – честно признался я.

– Почему этот ремонт ты не сделал на базе, где высадились Эдвард и Сибилла Вэнс?

– Хороший вопрос! По существу!.. Потому что «Квадропупль» принадлежит компании, имеющей штаб-квартиру на Ойдэре. А эта планета является одним из самых ретивых членов Земной Цивилизационной Лиги.

– Ну и что?

– Ничего. Просто именно поэтому я и не стал делать там ремонт.

По моему твердому убеждению, если не хочется говорить всей правды, достаточно сказать ее часть – это сбивает с толку лучше любой лжи. Можете считать сказанное законом накопления кредитной репутации в моей собственной редакции.

Надо признать, милая Натс ненадолго озадачилась моим ответом. Она выдала на-гора новый вопрос:

– Ты испытываешь антагонизм к Цивилизационной Лиге?

– Как и всякий цивилизованный человек, – сознался я.

– В твоих словах, Сэмми, чудится противоречие. Ты не мог бы получше объяснить, что имеешь в виду?

– Цивилизаторы выступают в защиту прав человека. Они атеисты и отвергают все этические ограничения, налагаемые Верой. Я же считаю, что права человека, лишенные этических тормозов, неизбежно вырождаются во вседозволенность. На этом основании я не считаю носителя и защитника демократических ценностей цивилизованным человеком.

– Русский человек без Бога – дрянь…

Неожиданной цитатой из Достоевского она меня по-настоящему удивила.

– Ты знаешь, чьи это слова? – на всякий случай уточнил я.

– Конечно. А ты сам знаешь?

– Я-то знаю…

– Я прочла «Дневник писателя» от корки до корки. И не один раз.

В двадцать восьмом веке довольно трудно отыскать человека, читавшего «Дневник писателя».

– Что ж, значит, тебе будет проще меня понять.

– Таковым нравственным и религиозным человеком ты считаешь себя? – задала очередной вопрос Натс.

– О себе я еще не сказал ни слова. Пока же я говорю только о том, что пропагандируемые Цивилизационной Лигой идеалы считаю для человечества неприемлемыми и губительными.

– Хорошо, но кто тогда ты?

– Идущий перпендикулярно.

– Это не ответ.

– Хорошо, можешь считать меня дророманом.

– Кем?

– Дроромания – склонность к бродяжничеству. Считай меня космическим бродягой, идущим перпендикулярно стаду баранов, в которое выродилось так называемое «цивилизованное» человечество.

Тут Натс задумалась. Значит, все же я сумел поставить в тупик эту зеленоглазую красавицу.

– Гм-гм! Налей-ка мне еще шампанского, Сэмми…

Так мы и летели. Не то чтобы очень весело или эротично. Но все же не скучали.

Лоция показала, что «Бред дерматолога» заселен довольно редко (не в пример Аль-Дагору). Это объяснялось большим возрастом скопления и малым числом звезд, имевших приемлемую для развития больших колоний светимость. Что, впрочем, не помешало раскупить большое количество планет в частное владение. Согласно лоции в галактике располагались всего лишь четырнадцать крупных колоний. Все они оказались основаны примерно в одно время – чуть более двухсот лет назад – в эпоху так называемой «второй миграции», в которой активно участвовали выходцы из Латинской Америки. Названия основанных в «Кляксе Лапласа» колоний говорили сами за себя: Мексико, Нью-Мексико, Банджо, Чили, Звездный Акапулько. Род технологической специализации – первичная обработка недр и космического мусора, интенсивное сельскохозяйственное производство на планетах, закончивших полный цикл терраформинга, то есть полностью преобразовавших атмосферу. Основатели местных сообществ явно испытывали острый дефицит идей и еще больший дефицит словарного запаса. Я бы, например, никогда не назвал свою планету Нью-Санкт-Петербург или Нью-Васюки.

В принципе, латиноамериканские планеты мне подходили почти все. Исключение составила только Бразилия, по дурости своего основателя Педро Гуэррьенте вписавшаяся в Земную Цивилизационную Лигу. Искренне жаль два миллиона ее жителей, добросовестно пахавших на восьми огромных химических комбинатах, восстанавливавших щелочноземельные металлы, которыми так богаты недра планеты, но… Но это как раз тот случай, когда старина Вольтер мог с полным основанием заявить: рабы сами ковали свои цепи! Не могу ручаться за точность цитаты, ведь точно также мог сказать и циник Диоген. Последний, кстати, мне куда симпатичнее Вольтера.

Хотя я мог отправиться на любую из планет, кроме Бразилии, я все же выбрал из лоции нечто совсем иное. Дело в том, что в галактике «Клякса Лапласа» почти десять тысяч планет выкуплены в частное владение. Большинство хозяев этих десяти тысяч планет объявляли о полном запрете на высадку. То есть, скорее всего, планеты неосвоенные и являются просто вложением чьих-то капиталов. Однако хозяева почти двухсот планет выступали с разного рода предложениями для завлечения космических туристов. Тут и реклама казино без ограничения ставки (что категорически запрещено Земной Цивилизационной Лигой!), и какие-то безумные предложения в области секс-услуг (планета-бордель – это ни на что не похоже, скажу я вам, хотя сам я на такой планете не бывал ни разу!)… В общем, посмотреть было на что.

Но меня привлекло кое-что другое. В разделе «бизнес-предложения» я увидел объявление, показавшееся по-настоящему интересным и оригинальным.

Некто Лориварди Гнук приглашал на собственную планету Баунти всех астрономов-любителей, заинтересованных в уникальных наблюдениях. Согласно его уверениям, в небе Баунти прекрасно видны невооруженным глазом три небольшие близкие галактики и расположенная в той же звездной системе планета с набором колец из астероидов. Лориварди Гнук гарантировал возможность для наблюдений, в том числе и с оборудованных площадок в горах, в условиях незначительных атмосферных возмущений. К этим площадкам – подвоз различными видами воздушного транспорта. Все удовольствие стоило каких-то пять тысяч УРОДов за ночь наблюдений, включая обслуживание космического корабля и доставку визитера к выбранной им точке наблюдений.

Именно то, что мне нужно! Наличие воздушного транспорта свидетельствовало о существовании на планете инфраструктуры, необходимой для его эксплуатации и ремонта. Кроме того, сыскари из Службы Экономической Безопасности в последнюю очередь станут искать Пепеданга Чивалдоси на планете, хозяин которой предлагает прекрасные условия для астрономических наблюдений. Биржевая акула и мошенник, увлекающийся астрономией, – нонсенс, в понимании прагматически мыслящих оперативников. Откуда им знать, что Петр Разорвирубаха (он же Иван Караваев, он же Иван Объедалов, он же, наконец, Сэмми Йопи-Допи) в дни своей первой молодости грезил звездным небом и мечтал стать астрономом!

Я выдал указание Навигатору: галактика «Клякса Лапласа», звезда Кохрентус, четвертая от звезды планета под именем Баунти.

Через секунду на штурманском «планшете» высветились текущие координаты. Получалось, что уже через восемь с половиной условно-земных часов я мог опуститься на поверхность нужной мне планеты. Там как раз должен наступить вечер.

– Моя дорогая Натс, – обратился я к своей спутнице. – Сейчас мы совершим небольшой прыжок. И если все сложится удачно, то сегодня у тебя будет незабываемая ночь.

Если б только я знал в ту минуту, как же окажусь прав!