Хоть Изумрудная Ящерица и была царицей Подземного Царства, но жила она просто. Никто ей не прислуживал, и чашки были самые обыкновенные: не золотые, не серебряные, а глиняные. На полу рос такой же травяной ковер, как у Серёжика. Только у него дома трава, наверное, уже пожелтела. А здесь, несмотря на осень, она оставалась такого же цвета, как хозяйка.

Под потолком висели сушёные хвосты, большие и маленькие. Ящерица сняла один потолще, и сунула в чайник.

— Мои собственные! — с гордостью сообщила она.

Серёжик поперхнулся.

Царица тем временем добавила в чайник пахучей травы, капнула что-то белёсое и вязкое, бросила горстку какого-то песка. Что-то зашипело, и по комнате распространился необычный, кислый зовущий запах. Как ни хотелось Серёжику вылезать из корзинки, лапки сами понесли его к столу.

В соломенной плетёнке лежали душистые ягоды шиповника и брусники.

В вазочках желтел липовый мёд. На тарелке возвышалась гора бубликов.

В центр стола Ящерица поставила пузатый зелёный чайник.

— Это богатырский чай. Здесь триста тридцать три травки, тридцать три корешка и три толчёных когтя енота-богатыря, — провозгласила она.

— Того самого, из книжки?

— Того самого. Набирайся сил.

— А зачем… — вздохнул Серёжик. — Мама под землёй… Всю жизнь искать — не отыскать.

— А искать и не нужно, — весело откликнулась Ящерица. — Просто вернёшься в прошлое.

То ли от этих слов, то ли от глотка терпкого чая всё безразличие Серёжика как ветром сдуло. Он открыл рот.

Гэйдл воскликнул:

— В прошлое?! Как в прошлое?! Нашлись чертежи Великого Ильясама?! В древних книгах сказано — они сгорели?!

— Я тоже так считала, — усмехнулась Ящерица, — пока не встретилась с одним муравьём. Он тащил слишком большой стебелёк, и ему отдавило ногу. Я сама отвезла его в больницу. Там муравья кололи акацией, мазали жиром трутня, а потом наложили гипс и выдали костыли из еловых иголок.

— Бедняга! — посочувствовал орёл.

— И вот на следующий день я встречаю того же муравья совершенно здорового, скачет лучше меня. Сказал, что какой-то бобёр посадил его в железный ящик и отправил в прошлое. Там муравей попросил жука-носорога убрать тот большой стебелек с его дороги.

— И что?

— А то, что этот муравей увидел САМОГО СЕБЯ, пробегающего МИМО злополучного стебелька! Мимо! И стебелёк не упал на ногу, и лапка осталась целой!

— Машина времени?! — не веря ушам, тихонько переспросил Серёжик.

— Она самая, — Ящерица тоже перешла на шепот. — Нашла я этого бобра. Только не бобёр он, а бобрёнок. И видела я у него обрывки чертежей Великого Ильясама, обгоревшие по краям. Где он их раздобыл — загадка.

— Вырыл под старой ивой, — прошептал Серёжик.

— Не может быть! — воскликнул Гэйдл, и от волнения перья у него распушились.

— Оказывается, может. Я сама видела эту машину времени. Маленький, меньше спичечного, железный коробок на колёсиках.

— Не верю! Самый обыкновенный бобрёнок собрал машину времени?

— Необыкновенный! У него калькулятор на шее, — объяснил Серёжик. — А ещё он самонадевающиеся носки придумал.

— Я видела, сейчас он собирает коробок побольше, — Ящерица оценивающе взглянула на ёжика. — Может быть, и поместишься.

Серёжик хотел тут же бежать к Бобрёнку, но Изумрудная Ящерица заставила его съесть все корешки, мёд и бублики. А когда он доел, сказала, что уже поздно и пора спать.

Это было обидно, но царица так сверкнула глазами, что пришлось лезть в корзинку. Ящерица накрыла его одеяльцем, дала маленькую подушку и ушла шушукаться с орлом. Только и было слышно: «Ильясам… Ильясам… Ильясам…».

Они говорили до рассвета, Серёжик тоже не сомкнул глаз: подумать только — машина времени!

Может быть, уже завтра он будет сражаться с Драконом? С этим боягузом, который прячется под землей от него, маленького ёжика. И пусть завтра придёт скорее, скорее! Пусть деревья облетают с листьев, а из драконовых ушей бьют вонючие фонтаны — всё это, конечно, очень страшно. Но самое главное — завтра он увидит маму!!! Серёжик достал из кармана её платочек и нюхал до утра.

Едва побледнело небо, пряча уставших звёзд, как ёжик вскочил помогать заваривать чай. Он снял с верёвки хвост, вымыл приготовленные корешки, разлил мёд по тарелкам, слизывая то, что капало на скатерть.

Все в нём пело: «Ещё немножко и мама!», а от вчерашней усталости не осталось и следа.

Гэйдл говорил Ящерице, что теперь конец войне с Кротом, а Ящерица спорила, что конца не видно. Серёжик не понимал, о чём они, и думал только о том, влезет ли он в машину времени.

Потом пили чай. Снова длинные разговоры…

Серёжик торопливо глотал, жевал, прихлёбывал и не сводил глаз с окна.

Но всё когда-нибудь кончается. Ящерица, наконец, встала и тожественно пожелала гостям попутного ветра.

По дороге орёл рассказал, кто такой Великий Ильясам. Так звали старого оленя, большого ученого, который жил когда даже дедушки Гэйдла не было на свете, и дедушки его дедушки тоже не было. Ильясам открыл секрет живой воды, и никто в его времена не старился, он изучил язык рыб и с их помощью возводил города посреди океана. Ильясам мог сделать любое лекарство — звери не знали болезней, он придумал огненный шар, на котором летал к Луне. Ильясам построил машину времени и огромный инкубатор для яиц динозавров, которые привозил из прошлого.

Так было написано в древних книгах. Но что-то разрушило счастливый мир, а потом в пожаре погибли все книги Ильясама.

Гэйдл думал, что этот чудо-олень — лишь древний миф, красивая сказка. И все звери так думали, потому что не осталось ничего от Великого Ильясама. Да и как могли через сотни лет сохраниться его чертежи, не рассыпаться, не превратиться в прах, даже если кто-то их спас и закопал в землю?

Орёл всю дорогу твердил, что не поверит в это, пока не увидит бумаги своими глазами.

А Серёжик верил! Верил в Ильясама, в машину времени, в выздоровевшего муравья и в то, что скоро увидит маму!