Наутро Томара прислал чиновника сказать, что вчера султан негласно осматривал русский флот и остался им очень доволен. Особенно ему понравился «Св. Павел». Удивился порядку и тишине на эскадре.

– У нас на одном каике больше шума, чем у русских на всех судах! – говорил султан.

Томара пригласил Ушакова на восемь часов вечера к себе, сказав, что у него будет великий драгоман75 Оттоманской Порты, князь Ипсиланти.

В назначенное время Ушаков поехал к Томаре.

Весь берег – с утра до ночи – был усеян толпами народа, который приходил и приезжал из окрестных деревень посмотреть на русского Ушакпашу и его флот. Тут были все – от богато одетого, важного чифликчи76 до полуголых, в рваных грязных фесках гамалов77.

Когда Ушаков вышел из шлюпки в парадном зеленом мундире, шитом золотом, с орденами, в адмиральской шляпе, толпа почтительно расступилась перед ним.

Князь Ипсиланти поднес Ушакову от имени султана табакерку, усыпанную бриллиантами, – за быстрый переход с флотом. Великий драгоман скоро уехал, и Федор Федорович остался с Томарой.

Посланник передал Ушакову текст декларации, которую Россия и Турция подписали 19 августа, и сказал об условиях союзного договора. Турки обязались не пропускать в Черное море никого, кроме русских. Всем русским эскадрам – во время войны с французами – разрешалось свободно плавать из Черного моря в Средиземное и обратно. Начальники турецких портов и арсеналов должны были повиноваться Ушакову.

Томара сказал также, что Павел I определил границы действий Ушакова в Средиземном море: не далее Египта, Кандии, Морей и Венецианского залива. И предупредил, что 28го начнутся совещания с турками по поводу совместных действий против французов. С русской стороны в них должны были принять участие Ушаков и Томара, с турецкой – великий визирь, министр иностранных дел, великий драгоман, генералинтендант, а со стороны Англии – уполномоченный Спенсер Смит.

Собираясь на совещание, Ушаков сговорился с Томарой, что они будут стараться получить в помощь лучшую турецкую эскадру и не брать никаких обязательств относительно присоединения к Турции Ионических островов, как, видимо, хотел султан.

На совещании были приняты предложения Ушакова: прежде всего, освободить Ионические острова и оставить их под временным протекторатом России и Турции; установление нового правления на островах возложить на Ушакова; к русской эскадре присоединить турецкую под общей командой Ушакова.

Что же касается снабжения русских продовольствием, то турки сначала предлагали выдать Ушакову наличные деньги, но адмирал отказался и настаивал, чтобы союзники доставляли все натурой. Тогда турки определили в качестве комиссара78 Каймакана Калфоглу. Он должен был снабжать русскую эскадру всем необходимым. Султан дал ему фирманы79 к пашам и градоначальникам, чтобы они приготовили к ноябрю необходимый провиант.

Калфоглу был почтенный семидесятилетний грек. Он родился в Константинополе и с молодых лет служил при молдавских и валахских господарях. Калфоглу свободно говорил потурецки, французски и итальянски. Во время русскотурецкой войны он попал в плен к русским.

– Я имел счастье знать графа Румянцова! – сказал он Ушакову, когда его знакомили с главнокомандующим союзным флотом.

На следующий день, после окончания совещаний, Ушаков, по желанию султана, поехал со своими офицерами осматривать турецкую эскадру. Она стояла на якоре в канале у летнего султанского дворца Бешикташа. Русских сопровождал лиманрейза80.

Командующий эскадрой реалбей встретил Ушакова на флагманском корабле с большими почестями: парадный трап был устлан коврами, барабанщики били в барабаны, сам реалбей в собольей шубе, окруженный многочисленной разряженной свитой, ждал его у трапа.

Увидев Ушакова, он поклонился и начал чтото говорить. Его драгоман тотчас же перевел речь на русский язык. Реалбей приветствовал «знаменитого между князьями, высокопочтенного между вельможами нации христианской господина адмирала, командующего русским флотом, коего конец да будет благ…».

«Чтото спешишь говорить о моем конце», – подумал Федор Федорович, но благодарил реалбея и просил разрешения осмотреть его корабль.

Турецкий адмирал повел показывать сам. Его вели под руки два офицера. Пестрая свита двинулась за ними.

Корабль оказался очень хорошей постройки, прекрасно отделан и обшит медью. Артиллерия была дорогая – из меди. Понравилась Ушакову и чистота на корабле.

Федор Федорович тотчас же похвалил:

– Прекрасный корабль!

– Да, по милости аллаха – хорош!

– Кем он построен?

– Не знаю…

– Он оказывает честь вашему превосходительству.

– Дай бог!

– Не оченьто они чтят своих благодетелейфранцузов! – шепнул Ушакову Веленбаков.

Реалбей и его офицеры были весьма польщены похвалой такого великого адмирала.

Но от Ушакова не могло укрыться полное отсутствие порядка и воинской дисциплины. Какието разнообразно одетые и полуодетые люди сидели на портовых косяках, свесив ноги за борт, и меланхолично курили, сплевывая. На баке лежали и сидели матросы. Одни играли в шахматы, другие пили кофе, третьи просто спали. Разобрать, кто из них старший, было невозможно.

Ушаков обратил внимание на то, что на корабле мало матросов и что все они одеты в свое платье, и только артиллеристы – в форме.

– Мы набираем галионджи перед самым уходом в плавание, потому их сейчас мало, а кумбараджи и топчи – постоянные. Они на особом положении: получают обмундирование, больше жалованья, но зато их обучают стрельбе.

– А разве матросов не обучают строю и стрельбе из ружья? – удивился Ушаков.

– Нет, – улыбнулся драгоман, – турки презирают это, считают насмешкой над собой, говоря: учить можно только медведей, собак или обезьян!

Турецкому контрадмиралу понравилось, что Ушаков отметил его артиллеристов. Он приказал дать несколько выстрелов из пушки, чтобы показать, как ловко они работают.

После осмотра корабля реалбей пригласил гостей к себе в каюту.

Вся каюта утопала в коврах. В ней стояли софа, два стола и полдюжины стульев, на спинках которых был изображен полумесяц. На стене висели дамасские сабли, ятаганы, французские пистолеты. На большом столе лежали карта Черного моря, циркуль, линейка и французская зрительная труба. На маленьком столике – Коран и книга Сунны в роскошных переплетах. У портов навалены для запаха груды лимонов.

Реалбей сел на софу и усадил рядом с собой Ушакова. Остальные сели поодаль.

Подали трубки, кофе – густой, как деготь, и шербет.

Адмирал курил из фарфорового кальяна. Змеистый чубук оканчивался янтарем. Хотя Ушаков не курил, но услыхал: табак не такой противный, как курят его офицеры.

«Наверно, это тот, македонский, о котором говорил Томара».

Слуги опахалами отгоняли мух.

Тут же среди свиты толкался шут адмирала – карлик. Он был в алом кафтане и желтой феске, окаймленной серебряным галуном.

Шут вдруг перекувырнулся на ковре и сел перед Ушаковым. Он чтото сказал потурецки, а потом задрыгал ногой, точно лягал когото.

Реалбей засмеялся, свита улыбалась. Драгоман поспешил перевести гостям слова шута:

– Вот как перевернется французский адмирал перед твоим победоносным громом, а я вот чем буду его приветствовать – ударом ноги.

Ушаков тоже улыбнулся и, достав из кармана рубль, протянул шуту.

Шут щелкал языком, плясал от радости.

Довольный реалбей подозвал шута к себе, взял его за ухо и чтото сказал. Шут ответил.

Драгоман перевел:

– «Русский великий адмирал пригвоздит твое ухо к дверям своей каюты!» – сказал шуту турецкий адмирал. «Тогда дурак будет слышать тайны мудрецов!» – ответил шут.

«Хорошо подготовились», – насмешливо подумал Ушаков.

Он хотел осмотреть еще другие суда и адмиралтейство и потому сидел недолго.

Ушаков раздал подарки и деньги офицерам и артиллеристам и уехал. Реалбей провожал его с большим почетом.

Когда шлюпка Ушакова отваливала от флагманского корабля, реалбей приказал дать залп холостыми из пушек левого борта.

Воздух потряс мощный салют в честь непобедимого Ушакпаши.