Подготовка к штурму велась уже с 16 февраля.
17 февраля командиры всех судов и десантных отрядов получили приказ Ушакова и сто тридцать сигналов, которые выработал штаб главнокомандующего для управления штурмом.
В ночь с 17го на 18 февраля Ушаков не ложился. С первой склянки подул удобный для штурма западный ветер. Русскотурецкая эскадра оказалась наветре у острова Видо. Ветер гнал кружевную пену волн к берегам залива. Только что пробило восемь склянок.
Федор Федорович пил чай. Он по многолетнему опыту знал, что потом, во время боя, будет не до питья и еды.
В адмиральскую каюту вошел адъютант Балабин:
– Ваше превосходительство, беда!
– Что такое? – насторожился Ушаков.
– Прибыл мичман с Гуино. Пашинские солдаты отказываются погружаться на суда…
– Почему? Что, плата мала? – вспыхнул адмирал.
– Никак нет. Они боятся. Говорят, слишком сильная крепость. У французов, говорят, каленые ядра…
– Понятно. Французы нарочно распустили слухи, а дураки и уши развесили. – Он встал, схватил треуголку. – Едем в Гуино. Где драгоман?
Вестовой побежал за драгоманом.
Приехавший из Гуино мичман мог по пути рассказать адмиралу только то, что большинство алипашинских командиров, которых называют общим именем «капитаны», склонны идти на штурм. А рядовые отказываются наотрез.
Когда адмиральский катер подошел к Гуино, площадь, где стояли лагерем войска Али, кишела народом.
Ушаков сразу увидал Мустафупашу, окруженного телохранителями.
– Почему не садитесь на суда? – еще издали сердито крикнул Ушаков.
Вместо Мустафыпаши закричали в ответ из толпы.
– Что они кричат? – обернулся к драгоману адмирал.
– Нельзя брать приступом столь вооруженный остров.
– У французов приготовлены в печах каленые ядра.
– Мы умеем драться на суше, а не на воде!
Ушаков, не дослушав переводчика, в раздражении махнул рукой:
– Скажите этим трусам, что я сейчас некаленой картечью заставлю их сесть на суда!
Не успел драгоман перевести слова адмирала, как пашинцы, крича, кинулись в разные стороны. Слова адмирала с быстротой молнии облетели толпу.
Алипашинцы бежали, давя друг друга. Они прятались за домами, среди портовых сооружений. Ушаков с удивлением смотрел на то, что происходит. Он вспомнил рассказы Суворова о турецких сухопутных войсках: если они побежали, то уже никакая сила не может их остановить! Через несколько минут площадь опустела. Перед Ушаковым остались Мустафапаша, несколько «капитанов» и полсотни телохранителей.
Только они не струсили.
Мустафа чтото сказал Ушакову.
– Он говорит, ваше превосходительство: задумали невозможное дело, – перевел драгоман.
– Невозможное? Скажи, пусть все они соберутся гделибо на холме и сложа руки смотрят, как я возьму и Видо и Корфу. Но за их трусость и предательство ни одного не пущу в город!
И, вне себя от гнева, Ушаков вернулся на «Св. Павел».
Был шестой час утра.
Никто из офицеров не говорил ни слова адмиралу. Все отлично понимали: отказ пашинцев может сорвать штурм. Турецких сухопутных войск осталось меньше половины: две тысячи с небольшим.
Все с тревогой думали: что предпримет адмирал?
Ушаков решил делать так, как было задумано.
Он сидел на шканцах в парадном мундире, с зрительной трубкой в руке. Обычная складка между бровями стала еще глубже. Синие глаза смотрели настойчиво и зло.
В семь часов утра адмирал махнул рукой.
И тотчас же бухнула пушка: это был сигнал береговым батареям открыть огонь по крепости, а десантным войскам идти на приступ.
Жребий был брошен: Ушаков почти без сухопутных войск, с тысячью семьюстами солдат морской пехоты, но при энергичной поддержке артиллерии флота, решил взять прекрасно вооруженные крепости на островах Видо и Корфу.