Суворов прилег у костра.
Он только что закончил последнее приготовление к штурму Измаила: объездил бивуаки своих войск - говорил с солдатами и офицерами. Вспоминал чудо-богатырям их славное прошлое: Туртукай, Козлуджи, Кинбурн, Фокшаны, Рымник.
Внушал им веру в победу.
Спать не хотелось, несмотря на то, что за последнюю неделю приходилось отдыхать не более трех часов в сутки.
В первый же день как Суворов приехал из Бырлада к Измаилу и увидал эти грозные крепостные стены, окруженные валами, он решил тщательно подготовиться к штурму неприступной турецкой твердыни. По его приказу в пяти верстах от лагеря был насыпан - по измаильским размерам - четырехсаженный вал и вырыт такой же, как у турок, шестисаженный ров.
Конечно, Суворов не мог допустить, чтобы хоть одно ночное ученье прошло без него. Генерал-аншеф сам руководил им. Показывал, как забрасывать фашинником ров, как с помощью лестниц и штыка взбираться на вал.
И во все ночи у Александра Васильевича почти не оставалось времени для отдыха.
А сегодня и вовсе было не до сна.
Эта ночь должна решить все.
Европейские враги России уже ликовали, надеясь на то, что русским не справиться с грозным Измаилом. Недаром же французские инженеры в течение десяти лет укрепляли его.
Английский флот только и ждал момента, чтобы появиться у черноморских берегов.
Русские должны во что бы то ни стало взять Измаил!
Победа России у Измаила заставит ее врагов хорошо призадуматься.
Суворов надеялся на неустрашимость русского человека, на своих чудо-богатырей, которые хорошо подготовлены к штурму.
Александр Васильевич лежал, глядя на огонь. Смотрел, как вестовой, казак Ванюшка, подбрасывает в костер охапку тростника - другого топлива в придунайских степях не сыскать.
Суворов расположился с несколькими штаб-офицерами, адъютантами и ординарцами на пригорке, против северных стен крепости, в полуверсте от Измаила. Александр Васильевич выбрал этот пункт потому, что он был в середине всего полукольца русских войск, в центре штурмующих колонн.
Несмотря на то, что крепостной гарнизон был очень велик - 42 тысячи человек - и обеспечен продовольствием на полтора месяца, у турок уже не было прежней уверенности в своей мощи.
После того как к Измаилу приехал "Топал-паша"- Суворов, который в прошлом году разгромил у Рымника стотысячную армию великого визиря, турки заколебались.
Сегодня днем явились из осажденной крепости два перебежчика. Они рассказали о том, как все в Измаиле считают, что у Суворова 85 тысяч человек (а не 30 тысяч, как было на самом деле), и с тревогой ждут штурма.
Турки спят попеременно. Сам сераскер два раза в ночь объезжает крепость.
Кроме него, проверяют караулы татарские султаны и начальники янычар. Эти известия порадовали Суворова:
– Кто напуган, тот наполовину побежден!
Александр Васильевич нетерпеливо поглядывал на часы, - приближалось время, назначенное для штурма. Наконец настало пять часов. Генерал-аншеф быстро поднялся на ноги.
– Ракету! - крикнул он.
Разрывая ночной мрак, высоко взметнулась красная ракета. И тотчас же все кругом загремело.
Сотни пушек и ружей ударили с крепости по русским войскам, устремившимся к валам.
"Заприметили! Открыли огонь!" - подумал Суворов. В ответ им загрохотали русские пушки Дунайской флотилии и с острова Сулин, лежащего против Измаила, а также батареи и стрелки штурмующих колонн.
Бой начался.
Генерал-аншеф стоял на пригорке, сжимая в руках зрительную трубу.
Было очень темно. К тому же от реки тянулся туман.
В черном небе возникали и тут же гасли огненные сполохи.
Вспышки пушечных выстрелов лишь на мгновение освещали крепостные стены.
Пока стояла густая темень и вся местность освещалась только огнями выстрелов, наблюдать, как проходит штурм, было невозможно. Приходилось ждать известий от начальников колонн и слушать обычную музыку боя - крики "ура" и "алла", доносившиеся сквозь раскаты пушек.
Суворов волновался, как ни в одном сражении. Он не мог устоять на месте. Его тянуло туда, где кипел жестокий рукопашный бой. Впервые за все тридцать лет боевой деятельности он вынужден был оставаться где-то позади.
Суворов ходил по небольшому пригорку - от его склона, где со своими конями толпились спешенные тридцать казаков конвоя, до костра, у которого на барабане, с бумагой и карандашом в руке, сидел белобрысый полковник барон Тизенгаузен.
Это был один из любимцев князя Потемкина. Светлейший прислал его "для примечания военных действий, для журнала и абресса", а попросту говоря, для слежки за Суворовым и для того, чтобы потом был предлог дать своему любимчику крест.
В последние дни к Суворову понаехало из Ясс множество разных сиятельных иностранцев и русских - погреть руки у измаильских стен. Но Суворов всех их прикомандировал к колоннам и полкам. Барон же оказался хитрее остальных: он оградил себя от опасности, получив у светлейшего точное назначение.
"Примечай, примечай!" - иронически думал Суворов, каждый раз доходя до него и круто поворачиваясь налево кругом.
В первые минуты, когда тишину разорвали пушечные залпы, когда со всех сторон в темноту понеслось громовое "ура" и ему тотчас же стало вторить заунывное "алла" турок, Суворов беспокоился об одном: как бы в темноте колонновожатые не напутали чего. Темнота, ночь, с одной стороны, были на руку русским: они скрывали малочисленность русских. Суворов всегда уважал ночной бой. Как ни были готовы турки к обороне, но все-таки ночной удар получался внезапным, неожиданным.
Кроме того, неприятель не мог видеть, какие силы атакуют, и при этом стрелял наугад. Но, с другой стороны, темнота имела и некоторые неудобства: в ней трудно было ориентироваться. Вот наконец послышался конский топот, и чей-то голос окликнул:
– Где генерал-аншеф? Где Александр Васильевич?
– Давай сюда, братец! - крикнул Суворов.
К костру подскакал ординарец от второй колонны. Уже по его бодрому голосу Александр Васильевич почувствовал, что известия хорошие.
– Вторая колонна закрепилась на валу, - торопливо докладывал ординарец. - Полковник Неклюдов первым взошел на бастион. Овладел пушками!
– Молодцы! Тесните басурман! Скачи назад!- махнул рукой Суворов и снова заходил по холму.
"Неклюдов,-думал он.-Леонтий Яковлевич. Бравый командир. Орел! Начало есть. Так, так!…"
– А ну, Ванюшка, подбрось-ка хворосту, чтоб нас получше видели! сказал генерал-аншеф вестовому.
Не прошло и получаса, как на веселый огонек генеральского костра прискакал следующий верховой.
– Откуда? Какая колонна? - издалека.спросил Суворов.
– Первая, ваше высокопревосходительство, генерала Львова! - живо ответил верховой.
"Это против каменного редута Табия. Его трудно взять. Но там мои богатыри - апшеронцы, фанагорийцы", - мелькнуло в голове.
Спросил:
– Как там у вас?
– Продвигаются, пошли правее редута. Генерал Львов ранен. Лобанов-Ростовский ранен.
Суворов поморщился.
– Кто повел?
– Полковник Золотухин.
– Ах да, ведь там Вася Золотухин, командир фанагорийцев! Хорошо, помилуй бог!
Ординарец уехал.
Понемногу становилось светлее. Туман рассеялся. Показались очертания высоких измаильских стен.
На западной стороне все шло великолепно, без задержки.
Северный, самый сильный участок крепостных стен упорно защищался. Вал на северной стороне был выше других. Чтобы достичь его вершины, приходилось связывать две пятисаженные лестницы.
Суворов не отрываясь смотрел в зрительную трубу на северный вал, который находился от него в полуверсте. Он видел, как тяжело приходилось лифляндским егерям, атакующим этот бастион.
Турки сверху бросали на них громадные камни, катили бревна, сталкивали русских вниз с головокружительной высоты. Но мужественные егеря упорно пробивались наверх.
"Сейчас вторая колонна ударит во фланг туркам, тогда им не устоять!"
Он перевел зрительную трубу налево, на восток, откуда шли четвертая, пятая и шестая колонны.
Четвертая и пятая составлены из казаков Орлова и Платова. У них были только шашки да укороченные пики, которые легко перерубались турками.
В шестую колонну, к Бугским егерям, Суворов поставил командиром своего любимого ученика генерал-майора Михаила Кутузова.
У Кутузова с турками старые счеты.
Но пока что и от Михаила Илларионовича не поступало известий. Больше получаса тому назад Суворов послал к Кутузову ординарца-казака.
"Что-то задержался урядник!"-нетерпеливо поглядывал генерал-аншеф.
Наконец урядник примчался.
– Ну как? - спросил у него Александр Васильевич.
– Жарко, ваше высокопревосходительство. Взошли на вал, да басурманы уже два раза оттесняли егерей к самому краю. Не знаю, удержатся ли… Офицеров не видать: кто убит, кто ранен.
– А сам генерал-майор жив?
– Невредим. Идет впереди!
Суворов повеселел.
– Скачи назад. Передай генерал-майору Кутузову: назначаю его комендантом Измаила! Торопись, борода!
Казачий урядник поскакал передавать приказ.
– Коня! - обернулся к вестовому Суворов.
Казак Ванюшка подвел коня.
Александр Васильевич поехал к четвертой колонне Орлова, которая была рядом.
Солнце уже взошло. Было совершенно светло.
Подъезжая к резерву, Суворов издалека увидал: часть четвертой колонны прорубилась на вал, а другая - еще застряла у рва.
И вдруг соседние Бендерские ворота широко распахнулись, и турецкие янычары с дикими криками кинулись во фланг казакам.
Положение донцов, которые дрались на валу, стало критическим.
Суворов подскакал к бригадиру Вестфалену, командовавшему резервом.
– Карабинеров и два батальона Полоцкого пехотного - на выручку казакам! - приказал он.
– Поспешай, братцы! Бегом! - кричал он пехотинцам. Пехота бросилась за карабинерами. "Ура" перекрыло турецкое "алла".
– Наша берет, Александр Васильевич! Погнали турка! - не выдержав, обрадованно сказал казак Ванюшка, стоявший сбоку.
– А ты что ж думал: не возьмет? -улыбнулся Суворов. - Наша всегда возьмет!
И он поехал назад к своему командному пункту.
Теперь Суворов был спокоен и за третью колонну: четвертая тоже ударит во фланг туркам, защищавшим крепкий северный бастион.
Суворов подъехал к пригорку.
Офицеры смотрели в зрительные трубы, обсуждая улучшившееся положение. Барон Тизенгаузен грел у потухающего костра озябшие руки.
– Ну, друзья, собирайтесь в Измаил! - весело сказал офицерам генерал-аншеф.
Все стали садиться на коней.
– Ваше высокопревосходительство, а все-таки у нас много потерь: бригадир Рибопьер убит, генерал Мекноб тяжело ранен… - подъезжая к Суворову, вкрадчиво начал Тизенгаузен.
Суворова передернуло: в этих словах потемкинского любимчика он почувствовал первый укол. Он сразу догадался, в чем станут обвинять победителя Измаила его завистники.
Генерал-аншеф резко оборвал Тизенгаузена:
– В штурме убит - один, а в осаде от голода и холода - умерло пять! Простая арифметика, помилуй бог!
Он досадливо отвернулся от белобрысого барона и приставил трубу к глазам.
Весь этот бесконечный главный вал крепости общим протяжением в шесть верст уже был в руках у русских. Продырявленные пулями, прорубленные острыми турецкими шашками русские знамена победно развевались на стенах Измаила.
Враг не устоял и отступил внутрь города, в лабиринт узеньких, кривых улиц и переулков, в которых каждый дом, конечно, станет крепостью. Впереди предстояло еще много дела, много жертв, но главное уже стало явью: русские войска сломили врага.
Пришпорив коня, Суворов помчался к Хотинским воротам, которые изнутри открывали русские егеря.
Еще несколько часов тому назад бывшая несокрушимой, грозная турецкая крепость, на которую столько надежд возлагали враги России - Франция и Англия, теперь широко раскрывала перед великим русским полководцем свои ворота.