Всё оставшееся время до конца рабочего дня Кэйли так и не могла решить, что ей делать: то ли бояться предстоящего наказания, то ли нет. Со стороны не было заметно ничего, она мило улыбалась и вела себя, как обычно, но ввести меня в заблуждение было невозможно, потому что я уже хорошо разбирался в нюансах её настроения.

Создавалось впечатление, что сейчас к мисс Хьюз полностью применима типично человеческая поговорка: «и хочется, и колется». В ней боролись два чувства: верх брало любопытство, а через десять минут — испуг в духе «вау, неужели я это сделала, и что теперь будет?!»

Я ведь говорил уже, как забавляет эльфа — дроу женский испуг? А в сочетании с женским любопытством — вдвойне…

Разумеется, в процессе интимных игр я не раз шлёпал Кэйли; быть дроу и не отшлёпать девушку — это, прямо так скажем, за рамками эротических предпочтений. Но шлёпать девушку ради её же удовольствия, и наказывать — разные вещи.

Что касается меня самого, то решение о предстоящих действиях пришло само собой.

На самом деле, я был весьма благодарен Кэйли за то, что она помогла «сохранить лицо» двум лордам. Правда, один из них в настоящий момент формально является её хозяином, а это, как ни крути, должно регламентировать её поведение. Стратегия отдаления наказания не по мне; так довольно часто поступал Эрик, это его стиль. Так он повёл себя после того, как узнал, что под видом кошачьей горничной в Кэслин Эльдендааль проникла воровка драгоценностей. Такой подход к делу оказался более чем успешным: нарастающее чувство вины Пэнти Мун переросло в интерес к хозяину, а следом пришло другое чувство… Не сомневаюсь, Эрику пришлось пересмотреть свой воспитательный подход после женитьбы на рыжей оторве. Это та ещё «штучка», которую нужно вовремя хватать за шиворот, как Пуха, когда он лезет на кухонный стол…

Достаточно чуть — чуть задержать наказание, чтобы адреналиновый шторм в крови провинившейся особы не успел стихнуть: он подстегнёт возбуждение, как её, так и моё тоже.

Когда я перестал считать её «игрушкой»?! И самое главное: почему?.. А если уже не игрушка, тогда кто?.. Ясно одно: я просто не могу пустить в ход хлыст так, как сделал бы это, вне всяких сомнений, с кем — то другим, или даже с ней же, случись инцидент с вазочкой сразу после нашего «знакомства» в Отделе антиэльфийских настроений. Так что остаётся одно: обратить всё в игру, ту, которая доставит удовольствие обоим, и, тем самым, я смогу снова сохранить лицо и — внести новый элемент в сексуальные ощущения Кэйли.

Звонок Эрика вернул меня к мыслям о работе.

— У Пэнти есть для тебя новость.

Ага, раскололась всё-таки! Любопытно, что же она хочет мне сообщить…

— Морни, — услышал я в трубке голос миледи Эльдендааль, — есть одна вещь, которая меня смущает… вот уже несколько месяцев. Я не уверена, что мне не показалось, понимаешь? И я не уверена, что…

Она умолкла, затем вздохнула. Я догадываюсь, что это значит: Пэнти очень не хочется сообщать мне какие — то сведения.

— Понимаешь, человек, о котором я хочу сказать, скорее всего, длительное время… считается мёртвым. И изначально этот человек не сделал мне ничего плохого, так что…

Она колебалась, хотя, скорее всего, в глубине души приняла решение. Как бы там ни было, главная фигура в её жизни сейчас — Эрик, и вряд ли Пэнти станет скрывать нечто, абстрактно или же конкретно угрожающее благополучию и спокойствию этой главной фигуры.

— В ту ночь, — напряжённо продолжила Пэнти, — Бойл сказал мне, что вокруг меня гибнут люди, и один из них — программист Патрик… Патрик Райли. Я пыталась дозвониться Патрику сразу, как… сбежала из замка. Он не ответил ни на один звонок, так что у меня не было оснований не верить Бойлу. Я была уверена, что Райли наверняка убит.

Да, эта фамилия всплывала в ходе следствия, и не единожды. Талантливый «ай-тишник», создавший уникальную самообучающуюся программу для кодировки музыкального ключа. Назначение ключа — открыть поющий замок, имеющий в составе своей мелодии восьмую ноту. Согласно показаниям Бойла, Патрик Райли был застрелен у себя в офисе тихим мартовским вечером, а тело его сброшено в Лиффи в районе порта.

Бойл был абсолютно уверен в своих словах, да и как иначе — его допрашивали с применением «Взломщика», и оператор не обнаружил никаких явных признаков пресловутого «встречного блока», не в пример случая с Маргарет. Только вот тело Райли не было найдено ни эльфийской, ни человеческой полицией. Длительное время он всё-таки числился пропавшим без вести, и по этой причине не исключался из списка лиц, находящихся в розыске… За прошедшие годы он нигде не засветился.

Я спросил у Пэнти, что она имела в виду.

— У меня неплохая память на лица… Мне кажется, что я его видела в Дублине. Перед Рождеством.

Этот человеческий праздник — в декабре. И она молчала?!

— Я не уверена до конца, что это был именно он, может быть, просто внешнее сходство.

— Где именно ты его видела?

— В Темпл — Баре.

— И что ты там делала?

Многозначительное молчание в трубке айтела, потом хихиканье с оттенком превосходства.

— Морни. Сразу видно, что ты засиделся в своей холостяцкой норе… Женщины, представь себе, ходят по магазинам. Например, за новыми одёжками, духами и сексуальным нижним бельём.

Она еще будет надо мной издеваться! Лордова зверушка!!!

— Я просто выхватила взглядом лицо в толпе, оно показалось мне знакомым. Если это действительно был Патрик, то он очень похудел, осунулся и вообще выглядел так, как будто не высовывается на улицу месяцами или же очень болен.

Для человека, находящегося в бегах по поводу участия в таком деле, как кража Dоrchа Clоch, не высовываться на улицу месяцами — совершенно нормально, если он хочет сохранить свободу и, возможно, жизнь.

— Я до сих пор не уверена, Морни. Насколько я могу судить, Райли не был в курсе конечной цели своей работы, хотя интересовался. Я ему ничего не разъясняла — для чего нужна программа, например. Когда Бойл сообщил, что Патрик мёртв, то я решила, что он пал жертвой собственного любопытства или меркантильных соображений. Мне было его…жаль.

Ну, вот вам и причина, по которой рыжая оторва ничего не сказала Эрику сразу. Женская жалость, чтоб её.

— И есть ещё кое — что… Я задумалась об этом только сейчас. В период тех событий за мной была установлена твоя слежка в Дублине? Например, из автомобиля?

— За тобой следили, естественно. Какая была машина?

— Две машины. Одна из них была старая — старая серая «Ауди» с тонированными стёклами. Но это была машина от полиции… Вторая же — синий «Фольксваген — поло», тоже с глухой тонировкой. Твои ребята?

— Нет. Таких машин на балансе Департамента безопасности вообще нет и не было. — Я ответил сразу и без раздумий.

— Бойл утверждал, да и не только он, что «Фолькс» — не их машина, а мне всего — навсего померещилось. Но я уверена, что это был «хвост».

Излишняя женская мнительность?.. Возможно, но вряд ли. Где сейчас искать синий «Фолькс», когда прошли годы?..

— Спасибо, Пэнти. — Поблагодарил я. Если Эрик рядом, передай ему айтел.

Теперь я снова разговаривал с Эриком.

— Если Райли жив, мог ли он участвовать в новом деле, это первый вопрос. А второй — каковы шансы выжить после падения в ледяную воду с пулей в грудной клетке, а потом скрываться почти пять лет в городе, туристические кварталы которого напичканы биометрическими камерами?

— Оба вопроса хороши. — Философски заключил Владыка Тёмных. — Настолько хороши, что прибавят тебе работы.

— Да уж. Завтра у нас с Андархейном совместное совещание, и я поставлю тебя в известность о его итогах…

Настал вечер.

До этого вечера Кэйли не приходилось бывать в моей спальне. Запретная территория должна оставаться запретной. Так принято у эльфов дроу — приглашать женщину на свою приватную территорию в доме, для любви или наказания. Это я приходил к девушке, когда хотел, а не она ко мне.

Наверное, именно здесь, в спальне, моя привязанность к минимализму в стиле хай — тек достигла высшей точки. Цвет графита в оформлении интерьера чередуется с белым, а натуральный серый камень соседствует со стеклом и хромированной сталью. Сложное, многоуровневое освещение и чёрный зеркальный потолок — эти детали создают иллюзию бесконечного пространства.

И вот теперь Кэйли здесь… В полумраке её зрачки расширены, а белая кожа кажется еще светлее. Я не раздевался, а вот на Кэйли нет ничего — я приказал ей снять с себя платье и всё остальное, как только она вошла в комнату.

Я неторопливо сажусь в кресло, девушка стоит передо мной, сияя белизной своей фарфоровой кожи. Сжимаю в пальцах пульт от bráisléid, и руки Кэйли непроизвольно поднимаются над головой, потому что создаётся магнитное поле между браслетами на запястьях и металлической отделкой светильников там, на потолке. Её тонкое стройное тело натянуто, как струна — так, что приходится привставать на цыпочки. Я слышу, как её сердце переходит на бег.

У неё действительно очень выразительный взгляд, и сейчас в нём нет знакомого мне периодически всплывающего призрака бунта: «Чтоб ты провалился!»

Нет. Там совсем другое. «Не сделай мне больно».

И не собираюсь, Lеаnbh. Всё будет по — другому. Интересно и приятно, но не больно, ни в коем случае.

Для некоторых женщин боль — элемент жёсткой игры, вызывающий чувство протеста и обостряющий все прочие ощущения. Для такой, как Кэйли — крайний вариант воздействия, применимый, разве что, в состоянии достигнутого ею запредельного возбуждения. Его невозможно достичь, если она боится… А она пока что боится. Значит, обойдёмся без боли.

Можно начинать.

— Ты шалила в школе настолько, что попадало розгой по попе?

Тусклое освещение не может скрыть от меня её внезапную бледность.

— Н-нет, никогда!

Потрясающе! Умняшка — зубрилка до мозга костей, до такой степени, что ни разу не нарвалась на порку в школе?! Что — то сомнительно.

— Хм… С твоим — то характером, малышка? Скорее я поверю, что Пух не тронет стейк на моей тарелке, если оставить его с тарелкой наедине.

— Ну, да… — неохотно признаётся Кэйли. — В начальной школе попадало, как и всем, за шалости.

— То — то же. Тогда сегодня это будет не впервые. Назови мне два своих ощущения… первые два, которые пришли в голову.

— Непредсказуемость. Неотвратимость. — Тихо прозвенел серебряный колокольчик.

— Мне нравится твой подход… Однако, провинившаяся школьница точно должна знать, за что ей попадёт сейчас. Как думаешь, Кэйли, почему ты здесь?

Серебряный колокольчик отвечает не сразу.

— Потому что… вы были невыносимы, милорд.

Достойный ответ. А будет забавнее, чем я думал.

Расслабляю узел галстука, снимаю галстук, кладу на поручень кресла.

— Я один был невыносим, или мы оба с лордом Кенхельмом?

— Оба, милорд. — Она переступает ножками, а потом снова замирает.

— Хм… А кто был более невыносим? — Я мог бы не спрашивать, и так ясно, но хочется услышать лично.

— Разумеется, вы, милорд Морни.

Я встаю с кресла.

Вид предмета, который я сейчас поднимаю с пола, заставляет Кэйли дёрнуться, но совершенно бессмысленно. Этот предмет, направляемый моей рукой, начинает движение по её телу — от кончиков пальцев ног, едва прикасаясь. Вверх, вверх, ещё выше… Бёдра… Лобок… Живот… Она крепко зажмуривается, но за прикосновением не следуют удары, и тогда её дыхание выравнивается и постепенно становится глубоким и спокойным.

— А если бы сцена повторилась снова? — Спрашиваю я довольно строгим тоном, заходя Кэйли за спину.

Она пытается вертеть своей изящной золотистой головкой, надеясь увидеть, где я, но сведённые вместе и поднятые над головой руки не дают этого сделать. Серебряный колокольчик наполняется великолепной в своей безрассудной смелости дерзостью.

— Она бы повторилась полностью. И мне жаль, что ваза была недостаточно большой!

Прозвучавший вариант ответа означал сразу несколько вещей. Кэйли прекрасно отдаёт себе отчёт в том, какова будет моя реакция. Она готова к закономерному результату такой реакции и хочет его попробовать, но, естественно, продолжает бояться, потому что у неё низкий болевой порог. И ещё одно — моё поведение ей далеко не безразлично.

С этой минуты можно считать, что уровень взаимосвязи, который всегда выстраивается в ходе успешной игры с охотой за слабым полом в фирменном стиле дроу, достигнут.

— В следующий раз я разрешаю тебе взять вазу побольше, но… — я выдерживаю коварную паузу, прицеливаясь и понимая, что моя доверчивая девочка начинает расслабляться в тот момент, когда делать этого не следует, — … я оставляю за собой право принять ответные меры…

И тут же по округлой, восхитительно упругой попке Кэйли пробегает серия точечных жалящих касаний «хлопушки» хлыста — не ударов, нет, а именно касаний, создающих ощущение лёгкого жжения, будучи в сотой доле дюйма от поверхности кожи. Пугающий звук хлопка присутствует, а удара нет… Короткий вскрик и осознание — боли нет, а то, что есть — будоражит и разогревает, заставляя ждать продолжения.

— … например, такие…

Серия касаний по спине. Удивлённый писк — как это так, меня же хотели выпороть, я же думала, что всё будет совсем иначе?!

Теперь пора начать ласкать её в тех местах, где только что прошлась «хлопушка».

— … может быть, такие…

Попка, дубль второй. И снова смена воздействия.

— … я уже не говорю об испорченной рубашке…

Приходит очередь задней поверхности бёдер. Едва заметные розовые отметины на коже тут же исчезают. Теперь я целую шею Кэйли, затылок, плечи…

— У вас что, недостаточно рубашек, милорд? — Резко вздыхает она.

Ага, как только мы перестаём бояться, тут же начинаем дерзить!

— Это была одна из любимых!

Я бесшумно выхожу из — за спины Кэйли, и внезапно оказываюсь перед ней, а кончик хлыста теперь упирается в самый низ её живота. Всё идёт по плану, Lеаnbh: твои порозовевшие щёчки, твои блестящие глаза, затвердевшие соски твоих грудок, дрожь твоих напряжённых мышц, твоё открытие совершенно новых, незнакомых ранее ощущений. Ты перешагиваешь очередной барьер в сознании, сродни тому, что удерживал тебя от попыток учиться плавать. Это тебя заводит не меньше, чем меня самого…

Проверяю рукой степень её возбуждения, и результатом остаюсь вполне доволен. Она уже не ждёт подвоха, а зря.

Я делаю неуловимое для восприятия человека движение кистью руки, и… последнее касание хлыста едва ощутимо целует клитор Кэйли.

Она буквально падает мне на руки, потому что браслеты уже отключены, падает, сотрясаясь от затопившего её мучительного наслаждения, а потом затихает, прижимаясь ко мне в полном ошеломлении от осознания расширившихся возможностей собственной чувственности.

Я вдыхаю терпкий запах её пшеничных волос. Сейчас я очень хочу Кэйли, но после необычного воздействия она не готова физически, и вряд ли почувствует дальнейшую прелесть близости. Что ж, утром моей девочке не удастся смотреть сладкие сны до последней возможности: разбужу минимум на час раньше, с сугубо эгоистичной мужской целью.

Я оставил Кэйли спать в своей постели.

Не игрушка… Тогда кто?!

Утром мисс Хьюз отправилась в Департамент в одиночестве: ей придётся отвечать на звонки и разбирать текущую почту. Вряд ли я успею вернуться из Дублина, чтобы забрать её вечером с работы. Пришлось установить одноразовый голосовой пароль на вход в моё жилище, ведь у Кэйли нет собственного ключа. Пароль, который выбрала Кэйли, звучал так:

— Испорченная рубашка!

Ответом на моё возмущённое восклицание был невинный и недоумевающий взгляд. Даже бровки сдвинула, мол, чего придираетесь, милорд, я же просто зайчик!

— Скажи спасибо, что у меня сейчас нет времени. Вчера тебе просто повезло.

— Я догадалась, милорд. Спасибо, милорд.

И скромно опустила глазки. Кажется, сегодня вечером нас ждёт захватывающее продолжение…

Провожая на улице взглядом точёную фигурку Кэйли в светлом, идеально сидящем летнем плаще, я даже подумать не мог, в каком виде вернусь ночью домой!.. В таком, что будет не до эротических игр вообще.

Но пока что финал дня мне был совершенно неизвестен. Около гостиницы меня ждал лорд Маб-Кенхельм. Конечно, опять без зонтика. Как — то бы устроить так, чтобы бросить его в Дублине под дождём, пусть основательно вымокнет. В качестве моей моральной компенсации за испорченную рубашку.

* * *

На совещании в кабинете Андархейна присутствовали следующие лица: он сам, его заместитель, восемь сотрудников, занятых разработкой дела, два Светлых эльфа, плюс я. Я обменялся несколькими приветственными фразами со старым знакомым, Маб-Литгэйлом, который был не в пример опытнее, чем его коллега. Я уверен, что он гораздо спокойнее отреагировал на запоздавшую информацию о том, что профессор Армлон в Ирландии. Скорее всего, в аналогичной ситуации он поступил бы так же, не выкладывая все карты на стол перед гостями, для которых вопрос участия в расследовании — результат жеста доброй воли со стороны Владыки Тёмных эльфов.

Работая в спецслужбах длительное время, лорд Маб-Литгэйл хорошо всё понимал, а потому был настроен миролюбиво. Кажется, теперь это дошло и до Маб-Кенхельма — или же старший товарищ пояснил ему, что к чему, не стесняясь в выражениях. Кстати, никто из присутствующих, кроме нас с Литгэйлом, не был посвящён в подробности особых свойств личности лорда Кенхельма.

По дороге я спрашивал у него, меняется ли восприятие Clоch Bán по мере приближения к Дублину.

— Нет, — нехотя ответил милорд Одхан, — я не чувствую ничего нового, как не чувствовал в прошлый раз, когда пробыл тут сутки после возвращения из Англии. И там тоже — ничего.

Без сомнений, этот факт должен его угнетать. Эрик как-то признался, что во время своих поездок за океан бывает близок к состоянию депрессии, потому что теряет связь с Dоrcа Clоch после удаления на определённое расстояние. Теперь Владыка Светлых эльфов тоже в такой ситуации, к тому же, не только связь потеряна, но и сам Камень…

Повестка совещания была ясна с самого начала. Не стану вдаваться в утомительные профессиональные подробности, ограничусь коротким резюме.

Итак…

Первое. Местонахождение Алмаза Светлых не установлено. То, что он мог быть привезён в Ирландию профессором Маб-Армлоном, является на сегодняшний момент не подтверждённым фактом, но принято за рабочую версию. Сразу после того, как на Армлона пало подозрение в убийстве Тилэйт Глоудейл, пограничный контроль в отношении Светлых эльфов был ужесточён. Сбежать теперь очень проблематично.

Второе. Предположительный район исчезновения миледи Мирны Мерч — Фириато — Темпл — Бар в Дублине, где один не в меру шустрый репортёр светской хроники сделал последнее фото эльфийки в обнимку с Мелланом Глоудейлом неподалёку от Моста Полпенни.

Предположительно, они шли со стороны Лайффи стрит Лоуэр.

Потом пара посетила несколько магазинов, в том числе — ювелирный, где лорд Глоудейл приобрёл для невесты серьги с бриллиантами. Кстати, футляр с покупкой был обнаружен во внутреннем кармане ветровки лорда Глоудейла. Версия ограбления полностью исключена. Остаётся загадкой момент исчезновения миледи Мирны, а также то, как и когда Глоудейл вернулся в район Эбби-стрит, где была оставлена его машина. Было установлено время, когда он приехал на окраину Дублина, в Мэрлэй Парк — приблизительно между шестью и шестью сорока вечера (именно в это время машину с лордом Глоудейлом, пребывавшим уже в бессознательном состоянии, обнаружили пешие туристы и вызвали полицию и скорую помощь).

Третье. Версия с причастностью ближайшей родни Глоудейлов к смерти лорда и его матери не подтверждена, поскольку внушительная часть состояния, принадлежавшая лично Тилэйт Глоудейл, распыляется на благотворительность (я уже озадачил Файнона той частью благотворительности, которая касалась фонда защиты эльфийских цветочков).

Четвёртое. Круг профессиональных контактов Армлона в Ирландии довольно узок, и все эти господа, вроде как, невиннее младенцев. Тем не менее, за ними ведётся постоянное наблюдение.

Пятое. Точки соприкосновения с делом Dоrchа Clоch условные, а основное связующее звено — Маргарет О'Доэрти — сейчас недоступно по причине отсутствия в мире живых. Странное упоминание о какой — то ящерице, равно как и у лорда Глоудейла, не может считаться случайным, но пока не имеет логических объяснений. Причастность Патрика Райли к новому делу не установлена, а сам факт, что этот человек жив — никак не доказан. Меллан Глоудейл? Да, такая возможность причастности к делу Dоrchа Clоch реальна — достаточно вспомнить про его завод в Англии.

Шестое. Дело, касающееся исчезновений других Светлых эльфиек, не подтверждено в двух случаях из семи. Пятеро объявлены пропавшими без вести, как и миледи Мирна. Все в розыске, естественно. Относительно Тёмных эльфов, состоящих в интимной связи или браке с пропавшими Светлыми, не выдвинуто никаких обвинений. У всех абсолютно чистое алиби.

— Вот примерная картина на сегодня. — Закончил Лиам, подводя итоги. — Продолжается работа по всем направлениям…

По окончании длительного совещания следовало перекусить, а после ланча я предложил лорду Кенхельму составить мне компанию и посетить научное мероприятие в Эльфийском госпитале.

— Послушаем, что скажут гипнотерапевты.

Светлый согласился, и я видел, что версия о нейролингвистическом программировании объекта с установкой на смерть ему интересна, хоть и представляется сомнительной.

Собственно, сама конференция была посвящена другим вопросам, меня же интересовала личность одного из докладчиков, возглавляющая список известных фамилий специалистов в области НЛП. Этот докладчик — человек, признанное светило мировой психиатрии, профессор Стерлингского университета.

Мы с Кенхельмом застали финал его выступления:

— … таким образом, мы располагаем огромным набором инструментов и психотехник, которые работают с формой, начисто игнорируя содержание. Специалиста не интересует, почему это работает, его задача — понять, как применить то, что будет работать. Не мне вам объяснять, что для науки психика представляет собой чёрный ящик иллюзиониста, в котором невозможно постичь процессы, наблюдая со стороны. Проблема в том, что в этот ящик можно вкладывать разные объекты, рассчитывая на предсказуемый результат фокуса… Но если вы не знаете законов, по которым работает ящик, результат может быть не предсказуем…

Энтони Бьюкен, пятьдесят восемь лет, разведён, является практикующим клиническим психиатром и гипнотерапевтом, возглавляет кафедру нейробиологии в Стерлингском университете, читает «выездные» курсы лекций и в Ирландии, и в Шотландии — причём как в человеческих учебных заведениях, так и в эльфийских.

С первого взгляда на этого собранного, подтянутого, спортивного вида мужчину крепло чувство уверенности, что он готов отвечать за каждое произнесённое в докладе слово. Профессионализм же всегда вызывает уважение. Посыпались вопросы, на которые Бьюкен отвечал еще минут сорок. Потом пришло время перерыва, когда у меня появилась возможность представиться докладчику. Первая реакция на мою фамилию и должность — спокойное, вежливое удивление, — также внушала симпатию.

Я сразу обратился к интересующей меня теме. Лорд Кенхельм внимательно слушал, не встревая в разговор.

— Так можно ли так запрограммировать работу мозга, чтобы в определённых условиях или при наличии вербального стимула организм пришёл в полный физиологический диссонанс?..

Энтони Бьюкен даже раздумывать не стал.

— Да. — Просто ответил он.

— И кто, по вашему мнению, может такое совершить?

Спокойное лицо без всяких признаков волнения, очень открытый взгляд карих глаз.

— Я могу, милорд Эльдендааль. Но я давал клятву Гиппократа, поэтому «могу» — сказано только в отвлечённом, теоретическом смысле. Для любого врача, независимо от видовой и расовой принадлежности, жизнь — священна. Применение подобной психотехники идёт вразрез с представлениями о ценности жизни.

Хочется думать, что он сам верит в то, что говорит. Ценность жизни не рассматривается там, где крутятся другие понятия — например, власть или же большие деньги.

Во взгляде психиатра появилась задумчивость.

— Мой наставник, увы, ныне уже покойный, всегда приводил мне крайне негативный пример. Одна из ординаторов эльфийской клиники, где он проходил стажировку, применила такой вот скверный приём по отношению к предполагаемой сопернице: как только у несчастной доходило дело до момента поцелуя с объектом страсти, у неё начинался приступ рвоты кровью. У злоумышленницы был недюжинный талант, правда, мой учитель называл его… дьявольским. Ей хватило всего трёх пятиминутных сеансов и установки на слово «поцелуй»… Я не знаю подробностей, как всё это открылось, — человека в подробности никто не посвящал, — но состоялось служебное расследование и, как следствие — увольнение без права заниматься медицинской практикой. — Откашлявшись, Бьюкен добавил. — Если не ошибаюсь, история имела место лет так пятьдесят назад.

— Спасибо, профессор, история крайне интересная. — Я нисколько не лукавил, произнося эти слова. — Вы, конечно, не знаете имени эльфийки?

— Увы, нет, милорд. Вроде бы, это была взрослая Тёмная эльфийка, описанная моим учителем одним словом: «красивая». — В голосе Бьюкена прорезалась вполне понятная ирония, пойди — ка и найди некрасивую эльфийку. — А вот клиника… по-моему, в Элгине.

Это было уже что-то. На прощание мы обменялись рукопожатиями, и я действительно был благодарен за полученные сведения. Завтра надо будет сделать запрос…

Официальная программа дня была исчерпана. Я спросил у моего спутника, что тот думает по поводу ирландского красного эля.

— Не пробовал! — Честно сознался Кенхельм.

— Хотите исправить упущение? Рабочий день закончен.

— Не стану отказываться. Наслышан — надо проверить лично.

— Тогда снимайте галстук, коллега, едем в паб.

Пабы в Ирландии — особое место. Считай, культурный феномен — без громких слов. Паб — не просто питейное заведение. Это место общения, обмена новостями и сплетнями, место вечернего отдыха, а если речь идёт о сельской местности — единственное место сбора для мужчин, почитай, второй дом. Быть в Ирландии и не прийти в паб — на это даже Светлые эльфы не способны!

Из Эльфийского квартала я направил «Валькирию» на Графтон-стрит, на одну из платных парковок.

— Мы пойдём не в эльфийский паб, а в общий. Есть тут один уютный уголок.

Паб в большинстве районов Дублина — заведение межрасовое. Бывает, конечно, всякое, но серьёзное выяснение отношений — большая редкость. В здравом уме человек не станет драться с взрослым эльфом — сила и скорость реакции не те, но в подпитии возможно многое, вплоть до ирландской розы в подарок. Вообще же, к одиннадцати вечера в большинстве заведений продажа алкоголя заканчивается, а многие так и вообще закрываются.

Будучи за рулём, я могу позволить себе две-три пинты эля абсолютно спокойно. Организм эльфов действительно по — другому метаболизирует алкоголь, нежели человеческий, так что уже через два часа в крови не останется даже следовых количеств, тем более, если прогуляться пешком.

Кенхельм с любопытством бросил взгляд в сторону бронзового памятника, мимо которого мы проходили, собираясь свернуть на одну из боковых улочек. Памятник изображал девушку в старинном платье, катящую перед собой тележку с морепродуктами.

— Местные жители называют её «Шлюха с тележкой». Я не интересовался подробностями, но дублинцам, разумеется, виднее.

— Да — а?.. Одна из особенностей человеческой культуры — странные памятники, с этим я не стану спорить.

По дороге к пабу под названием «Nеаry,s» я услышал несколько забавных историй про необычные памятники в России, и в очередной раз удивился странному человеческому чувству юмора. Но, в конце концов, не мне об этом судить — я не художник, не скульптор и, упаси Лорд в Маске, не культуролог какой — нибудь.

— Мы на месте. — Произнёс я и толкнул знакомую дверь.

Зал заполнялся постепенно. Изначально среди посетителей преобладали туристы — данную категорию ни с кем не спутаешь. Они много выпивают, много шумят, делятся впечатлениями и вообще, излучают некую бесполезную энергию, которую вполне можно было бы использовать для зарядки аккумуляторов с целью освещения паба. Ближе к восьми вечера начали подтягиваться и завсегдатаи.

— Ирландия, милорд Кенхельм, единственная страна в мире, где большинство производимого пива — это именно эль, пиво верхнего брожения. Тут изобрели разлив этой волшебной жидкости под давлением смеси углекислого газа и азота… Будь мы с вами в каком — нибудь деревенском пабе, прийти сюда «сухими» было бы проявлением дурного тона. Но, поскольку мы всё же в городе, это простительно.

Разговоры о работе как-то сразу отошли на второй план, уступив место более уместному в данной обстановке обсуждению достоинств сортов пива. Правда, одно упоминание всё же было:

— Я должен признать свою неправоту в отношении информации об Армлоне, милорд. — Услышал я. — Мы с коллегой обсудили это, и…

«… и он вправил тебе мозги, приятель», — мысленно закончил я незавершённую Кенхельмом фразу. Вслух я сказал:

— Нюансы работы всюду свои, так что… думаю, недоразумение осталось в прошлом.

— Да, согласен… — На меня смотрели янтарные глаза, по цвету очень схожие с оттенком красного эля, который нам только что подали. — Но я задам вам вопрос… возможно, неуместный… Случай с вазочкой был чреват для мисс Хьюз какими — то последствиями?

— Никакими последствиями, которые были бы ей… неприятны. — Спокойно ответил я. — Ей разрешено в следующий раз использовать ведро с водой… Только пусть дождётся, чтобы непосредственный начальник отошёл подальше.

Тема работы и женщин завершилась хорошей порцией смеха, а вечер… Эльфы, действительно, почти не пьянеют, так что энное количество кружек, опустошённых в ближайшие четыре часа, никак не повлияли на наше с Кенхельмом состояние. Кроме, разве что, состояния приятной расслабленности. Я предложил прогуляться, что и было сделано, благо начало ночи было без малейшего намёка на дождь.

Мы свернули в лабиринт тихих, приятных улочек, чтобы обойти квартал, а потом вернуться к автомобильной стоянке, и успели пройти, наверное, сотни три футов…

Следующие события развивались очень быстро, гораздо короче, чем промежуток времени, затраченный мной на их описание: секунды две с половиной, не больше.

Звук, который я услышал в тишине ночного переулка, был мне хорошо знаком: он сопровождает снятие с предохранителя старой модели наномеханического пистолета «Rúndа». Человек не может услышать слабый сухой щелчок, но для эльфийского уха это не проблема. Название соответствует характеристике абсолютно бесшумного выстрела, но грубая недоработка, — щелчок при подготовке к стрельбе, — заставила давно снять эту модель с производства.

Неведомый стрелок сейчас прячется примерно в двухстах футах впереди нас, левее, в узкой нише между домами. Там плотная тьма, и даже с эльфийским ночным зрением можно видеть только смутные очертания высокой и тонкой фигуры.

Кенхельм слева от меня. Кто из нас сейчас является мишенью? Над этим раздумывать было некогда. Светлый, похоже, тоже услышал щелчок, и начал движение, чтобы взяться за свой пистолет — но он уже опаздывал. Варианты? На землю и — открыть огонь.

Рефлексы меня не подвели.

Четыре действия я произвёл практически параллельно: оттолкнул с линии огня Кенхельма (тот сообразил, что бежать некуда — только падать), резко отпрянул в другую сторону, пригибаясь, выхватил «Fоichе» и выстрелил. Выстрелил почти одновременно с кем — то другим, но на доли секунды позже… Его выстрел был бесшумным, это же «Тайна»… но я почувствовал резкий толчок в левое плечо… Короткий вопль боли (женский?!), глухое падение тела… У неведомого стрелка должна быть раздроблена голень, я же говорил, что не промахиваюсь. Я попал, куда хотел, чтобы исключить возможность бегства стрелявшего.

Рукав рубашки стремительно заполнялся горячей волной пульсирующей крови. Ещё одна рубашка испорчена, без сомнения, а у меня — прострелена плечевая артерия.