У Верни светлые волосы, смеющиеся голубые глаза и уверенный голос. В классе мы сидим порознь, но на переменах наши головы тут же сдвигаются. Он поддразнивает меня, я это позволяю. Это игра. Не такая, как «ад и рай», где надо скакать на одной ножке. Верни чего-то хочет от меня, какого-то подтверждения, может быть, жеста. О книгах мы не говорим. Книги его не интересуют. А вот мячом попадает в цель – и в меня. Привет, это значит, отвечай. Верни сильный, и хочет мне это доказать. А я? А я использую свободную от школьных занятий вторую половину дня среды. Давай пойдем в поход, как индейцы. Слегка изменить наряд – и да, непременно, в лес.

Мы пока еще не вдвоем, другие тоже хотят с нами на охоту. В перьях наша компания выглядит грозно, а потом мы жарим колбаски на палочках. Но мы с Верни многозначительно переглядываемся. Когда я поскальзываюсь на мокром камне, он помогает мне подняться.

Я считаю прикосновения. Считаю бессознательно. Быстрое локтем, мимолетное по плечу. Даже если он просто задевает меня, я ощущаю легкую дрожь, и мне становится жарко. И я начинаю считать дни до следующей среды. Это я делаю осознанно, с нетерпением. Нам хочется встретиться вдвоем.

Что я говорю дома, я не помню. Верни ждет меня на улице. Мы бредем из моего района в его. В первый раз я иду его дорогой, от школы в другую сторону. Мы пересекаем оживленную Форхштрассе, сворачиваем на улочку поменьше. И дальше, в лес Бургхёльцли. Здесь я еще не бывала. Мой лес, индейский, расположен между школой и домом, по сторонам Веренбахского ущелья. Этот, другой лес, чужой и незнакомый. Словно чувствуя мою неуверенность, Верни берет меня за руку. Молча мы идем по узкой тропинке. Долго еще? Ни ручья, ни шума воды, этот лес странно тих. Вот только птицы. Верни? Не говоря ни слова, он тянет меня в заросли. Кладет руку мне на шею. И вот мы стоим, лицо к лицу, и смотрим друг на друга. Меня бросает то в жар, то в холод, мне весело и страшно одновременно. Но потом все происходит быстро. Мы целуемся в губы. И не можем остановиться.

И сладко, и влечет, и смущает, и… быстро набрать воздуха и опять. Язык экзальтации. Дурацкое занятие.

И вот мы трем глаза, словно очнувшись от сна. Вдруг.

И возвращаемся по тропинке назад. Будем надеяться, нас никто не видел. Теперь нас связывает тайна. Тайна двух влюбленных второклассников. Наши щеки горят, пульс скачет. Верни, неловкий в словах, говорит, что я его принцесса. Значит, он – мой принц. Но я ничего не говорю, только цепляюсь за его руку и мечтаю о следующем поцелуе.

В школе говорят: у тебя жених! Я краснею так, что отрицать бесполезно. Верни мягче ко мне, уже не дразнит. Как преступники, ищем мы тихий уголок, чтобы перекинуться парой слов и договориться о следующем свидании. Тоска сильна. Любопытство сильно не меньше.

Я рассеяна. Верни ставит крест на моем чтении и вторгается в мои сны. Под сияющим фиолетовым небом мы целуемся на пляже. Его губы пахнут свежим хлебом, и я кричу: сожми меня крепче! Все безвоздушно, невесомо, своего рода парение. Пока будильник не положит конец этому счастью.

Мы барахтаемся в школьных буднях, выкручиваясь, с ложью, головной болью и упадком сил. Тайна утомляет. Нас несет за черту, прочь от школы и ее давления. Нет, так нельзя. Есть глаза и стук пальцев, призывающий к порядку: к чему это приведет?

Я хотела бы зарыть свою грусть в лоно кровати. Или лучше – спрятать на плече у Верни. Прежде чем его образ во мне распадется. Его теплые губы. Почему нас не оставят в покое?

Поцелуи стали поцелуями краденными. И печаль потихоньку растет. Солнечный мальчик Верни берет на себя роль утешителя, но надолго ли? В Бургхёльцли нам навстречу попадаются безумцы из сумасшедшего дома неподалеку. Они смешно ухмыляются, скалят зубы. Я говорю: пойдем, мне здесь не нравится. И однажды я говорю: хватит.

Боль, которая растет во мне, огромна и горяча. Она приходит волнами и грозит меня проглотить. Не уступает ей только яростная мигрень. Я спрашиваю Верни: а ты? Он смущенно смеется, потому что не может ничего сказать. Я спрашиваю: можно разучиться целоваться? Нет, говорит он. И еще раз: нет.