Глава 1

Марго сидела в кресле, по привычке поджав под себя ноги, и злилась. Её донимала ноющая боль в боку, которая ещё с ночи постоянно напоминала ей, что диету надо соблюдать неукоснительно. Съеденные ещё вчера несколько кружочков вкуснейшей финской колбасы, аукнулись сегодня часами непрерывной ноющей болью в правом боку. Но еще больше её донимала грохочущая музыка из соседней комнаты.

– Лиля!! – во весь голос прокричала женщина, стараясь перекричать корейские динамики. – Да убавь ты, наконец, звук, скоро картины со стен попадают!

На минуту, грохот прекратился, из-за двери появилась взлохмаченная копна волос и недовольный голос приёмной дочки Лилии недовольно заверещал.

– Ну, мама. Я же по твоей настоятельной просьбе убираюсь, работает пылесос, а у него звук противный, вот и перебиваю его жужжание нотами «нежнейшего» рока.

Ты потерпи ещё часик-другой или ещё лучше – сходи во двор, подыши воздухом, и тебе полезно и я не буду терзаться сомнениями.

Выходить из квартиры не хотелось, погода была просто пакостная, совсем нехарактерная для тёплого южного города. Но сидеть и слушать «нежнейший» рок в самых максимальных децебелах было ещё ужаснее.

Одевшись потеплее, бывший сотрудник советской прокуратуры, а ныне частный сыщик Маргарита Крулевская, ворча под нос что-то про современную молодёжь и неуважение к старшим, вышла во двор. Холодный ветер тотчас набросился на неё, стараясь проникнуть во все незащищенные места или хотя бы свалить с ног.

«Так, весёлой прогулки сегодня не будет. Иду в ближайшее кафе» – подумала Марго и, преодолевая встречные порывы, направилась к светящейся неоновой вывеске.

Почти у самой двери, она всё же поскользнулась и, вероятно, растянулась бы на замёрзшей луже, но её в последний момент подхватили чьи-то сильные руки.

Она повернулась, чтобы поблагодарить своего спасителя, и с удивлением увидела, что её поддерживает известный в городе старик, местный художник Никитич (см. рассказ «Сыскное бюро Крулевская и партнёры»).

– Вот уж не чаяла вас тут встретить, да ещё в такую погоду, – удивилась женщина.

– А я именно к вам и шёл, – ответил художник.

– Дочка сказала, что вы вышли воздухом подышать, так вот я и предположил, что дышать им вы будете вероятнее всего в этом кафе, вот и шёл напрямки, как видно, вовремя подоспел. Ну что ж мы стоим-мёрзнем, идёмте скорее в тепло.

В кафе под незатейливым названием «Плакучая ива» было по-домашнему тепло и уютно. Народу было немного. Вездесущая музыка лилась из динамиков и здесь, но это был не рок, а струнные переборы испанской гитары.

Кофе здесь подавали отменный. Маргарита, выпив пару ароматных чашек, быстро согрелась, щеки её зарделись, и настроение улучшилось.

– Никитич, теперь, я готова вас слушать. Чем может быть вам полезна моя скромная персона? Я же понимаю, что вы ко мне домой не на блины приходили, тем более, что стряпуха я никакая.

Старый художник молчал, прихлёбывая чай из большой чашки, которую он выпросил у удивлённой официантки.

– Понимаешь, Маргарита Сергеевна, – медленно начал он, переходя на ты. – Есть у меня старинный друг, знаю его лет сто, ещё пацанами вместе проказничали. Да, может быть, и ты его знаешь, кличут его Кимом Тихоновым. Раньше модно было детей в честь всякой революционной лабуды называть, вот он и стал Коммунистическим интернационалом молодежи, т. е. Кимом. У него лавка антикварная возле рынка имеется, ты мимо неё не раз проходила.

Марго вспомнила эту лавку, не раз бывала там с дочкой, рассматривала различные старинные вещи и картины.

– Понимаешь, дочка, – продолжал старик.

– Угодил мой дружбан в вашу кутузку. Ты уж выручай. Я, акромя тебя, из вашей братии более никого и не знаю.

Маргарита с некоторых пор числилась консультантом при местном сыскном ведомстве. Но лишний раз туда обращаться ей, в силу некоторых причин, ой как не хотелось. Она поморщилась, как от зубной боли.

– Никитич, а в чём его обвиняют? – спросила женщина.

– Да в том-то и дело, что шьют ему статью страшную, жуткую статью шьют. Измена Родине называется, в форме сотрудничества с оккупантами.

Марго широко раскрыла глаза.

– Вы в своём уме, – вставая с места, произнесла она. – В таком случае, я сама обвинителем на суде буду. Не думала, что вы на старости лет до такого дойдёте. До свидания.

– Да погоди ты, – схватил её за руку старик. – Сядь, пожалуйста, и выслушай меня до конца. Выслушать меня ты можешь?

Неожиданно, для самой себя, Марго села на место.

– Я слушаю, – выдавила она.

– Я уже говорил, что Кима знаю с детства. Я с началом войны на фронт угодил, он остался, белый билет у него был. Хворь в нём сидит. Но человек он праведный, в подпольщиках не был, но чтоб фашистам помогать, в то я вовек не поверю. Он, как и я, художник, и ещё коллекционер от Бога. Чутьё у него на разную старину. Всю жизнь при кинотеатре состоял, афиши рисовал, плакаты разные, а как стало возможно, так сразу лавку свою открыл.

И вдруг приходят за ним ваши, говорят, по его статье срока давности нет, и в кутузку его. Меня к нему не пускают, говорят, пока идёт следствие, только адвокату можно.

Ну, не верю я в то, что он с немчурой поганой якшался, не такой он человек. Ты, там хотя бы разузнай, что да как, а я уж тебе заплачу за хлопоты. Ну, это, в общем, хочу нанять тебя, как сыщицу. Слух по городу идёт, что ты по нашим художницким делам большим спецом стала. Вот и подсоби мне.

Маргарита сидела и молчала, в её голове боролись две мысли. Что-либо делать для фашистского прихвостня было чистым безумием. Но Никитич так искреннее говорил, сам войну прошёл, не стал бы он что-то предпринимать, если бы имел хоть тень сомнения в своей правоте.

– Хорошо, – тихо сказала она. – Я постараюсь узнать, в чём там дело, но если имеется хоть одно, хотя бы косвенное доказательство его вины – не взыщите.

 

Глава 2

На следующий день, пересилив себя, Марго отправилась в свою бывшую контору.

Она всё ещё не могла забыть, как к ней отнеслись её бывшие коллеги, когда следователь Крулевская смогла доказать невиновность вора в законе по кличке Сила и вытащить его из лап тюремных надзирателей. Но, с некоторых пор там работал её молодой друг Максим Каверин (см. «Бидонное дело госпожи Крулевской»), его она и хотела повидать в первую очередь.

Звёзды сегодня расположились таким образом, что Максим оказался на месте и был несказанно рад встрече с легендой местного сыска. Сегодняшний день продолжал преподносить сюрпризы. Оказалось, что Каверин включён в группу по делу антиквара.

Марго тут же напомнила ему, что всё ещё числится консультантом, хотя и внештатным. Следовательно, может иметь доступ к информации по делу. Максим долго ходил по начальствующим кабинетам, доказывал, что Крулевская большой спец в области живописи и прочая и прочая. Наконец, заветная бумага была подписана, и Марго получила тощую папку.

Первым документом в деле было письмо от фонда «Симона Визенталя» о том, что ими в немецких архивах обнаружена купчая от гауляйтера Османа Губе на оплату и приобретение в пользу рейха картины «Дождь в Тосканской долине» художника Монро, находящаяся на правах частной собственности у господина Кима Тихонова.

Вторым документом в этой папке была справка из Дрезденской галереи о том, что картина «Дождь в Тосканской долине» в настоящее время хранится в запасниках этого почтенного музея и выставляется на выездных экспозициях и что подлинность картины подтверждена группой международных экспертов.

Максим молчал и смотрел, как Марго работает с документами, а когда она оторвалась от папки произнес:

– Понимаете, Маргарита Сергеевна, если бы фашисты просто отобрали эту картину, то никакого дела сейчас не было бы. Но они почему-то её купили, причём, за немалые деньги, и Ким Тихонов эти чёртовы деньги от фашистов принял, значит, он с ними сотрудничал. А срока давности по таким делам нет, тем более что документы пришли к нам из Израиля.

– Максим, я могу встретиться с Тихоновым? – отложив в сторону папку, спросила Марго.

– Только с разрешения руководителя группы следователя Ивашева, – как-то с неохотой ответил Каверин.

Маргарита знала старого следователя. В прошлой своей жизни она неоднократно с ним встречалась по различным дела. Друзьями они никогда не были, но все, в том числе и она, считали его педантом, строго следовавшим букве закона.

– Дело, вроде бы, ясное, не убийство, не грабёж – зачем же целую группу создавать, да ещё такого уважаемого следователя как Ивашев подключать? – продолжала Маргарита.

– Понимаете, Маргарита Сергеевна, я сам всего не знаю, только ту часть, которую мне поручают. Но сдаётся мне, что запрос от фонда не к нам в город поступил, а через самые верха прошёл. – Максим показал куда-то в потолок. Поэтому, с нашей стороны всё должно быть тип-топ, наверняка на суд иностранцев понаедет – пруд пруди. – Если хотите дополнительную информацию получить, то поднимитесь в кабинет этажом выше, а у меня кроме этого дела, ещё текущей работы, как у жучки блох. – Каверин убрал дело в сейф и показал всем своим видом, что женщине желательно покинуть его кабинет.

Руководитель следственной группы Ивашев Павел Степанович, внимательно изучил бумагу, которую ему вручила Маргарита. Кивком указал ей на стул, стоящий у окна.

– Рад видеть вас в добром здравии, – сухо произнёс он. – Наслышан о ваших успехах. Только вот не пойму, на кой ляд вам этот старый урод понадобился. Якшался с фашистами, попался, получи своё. Пожизненное ему не дадут, времена нынче у нас либеральные, но и того, что ему наш гуманный суд определит на его недолгий век хватит.

– Павел Степанович, а вы не допускаете мысли, что купчая поддельная. Как вы считаете, такая версия допустима? – сказала Марго, наблюдая, как следователь роется в ящике своего стола.

– Фонд Симона Визинталя, это вам не хухры-мухры, организация весьма серьёзная, они десять раз всё перепроверили и десять экспертиз провели, прежде чем документы в Москву отправлять.

При этих словах Ивашев закончил поиски в бездонном ящике стола, достал и протянул Маргарите протокол допроса обвиняемого Кима Ипполитовича Тихонова, из которого следовало, что подследственный собственноручно подтверждает факт продажи картины немецким оккупационным властям.

– Ещё вопросы будут, – холодно спросил Ивашев. – Если нет, то позвольте распрощаться, мне ещё обвинительное заключение для суда писать надо. И не сочите за труд, по дороге зайдите к Каверину и пригласите его ко мне, а то у нас опять внутренняя связь не работает.

– А как же моя встреча с обвиняемым. Разве вы не позволите? – вставая со стула, с некоторым вызовом сказала Марго.

– Уф, – выдохнул следователь. – Я понимаю, что вы давно в органах не работаете, но я надеюсь, хорошо помните, что встречаться с подследственным может только адвокат или следователь. Вы у нас кто? Всё, уважаемый консультант, всё. В данном случае следствие в ваших услугах не нуждается. Всего доброго!

Комнату на мгновение обволокла мёртвая тишина.

 

Глава 3

Страшная болезнь, которая некоторое время назад чуть не свела Крулевскую в могилу, в очередной раз дала о себе знать. Марго лежала пластом, боясь пошевелить руками. Притихшая Лиля крутилась возле матери, не зная, чем помочь, наконец, не выдержала и позвонила Силуянову, совладельцу сыскного бюро «Крулевкая и партнеры» одному из самых близких людей их небольшой семьи. Олигарх примчался удивительно быстро, мало того, он привёз с собой главного врача хосписа «Чудо» – Родиона Петровича Гиреева, пациентом которого, пребывая в этом заведении, была Маргарита. Врач тут же опутал женщину проводами диковинных переносных приборов, всех выставил за дверь и стал колдовать над монитором. Наконец, он сделал укол, дал выпить пригоршню капсул и открыл дверь в соседнюю комнату.

– Жить будет, – спокойно произнёс врач, – Но вот вставать и ходить пока не советую, строгий режим. Особенно это вас касается, юная мадмуазель.

– Обеспечьте, пожалуйста, вашей матери нормальное постельное существование, избавьте её от кухонных нарядов вне очереди и прочей домашней работы, хотя бы в течение нескольких дней. И лекарства, я оставлю всё, что захватил с собой, но надо ещё. – Гиреев выразительно посмотрел на Силуянова. – Самой быстрой доставкой! Курс прерывать никак нельзя!

Силуянов подошёл к Маргарите.

– Ну, ты как, королева? Ты, давай, держись, ты мне живая много нужней, чем мёртвая.

Лишь нескольким людям в этом мире было позволено называть её «королевой», производной от её польской фамилии. Бывший вор в законе по кличке «Сила», это право имел.

– Силуянов, пожалуйста, найди хорошего адвоката, лучшего адвоката, – превозмогая боль, сказала женщина.

– Надо же, – удивился олигарх. – У неё строгий постельный режим и обострение всех болячек, а она о каком-то фашистском прихвостне заботится. Слышал, чем ты тут занимаешься. Славное имя нашего сыскного бюро позоришь. На кой ляд он тебе сдался. Я хоть и бывший законник, но, всё же, патриот своей страны, как это пафосно ни звучит. Так что, не взыщи. Пусть его государственный защитник обслуживает. Надо же молодым юристам практику проходить, вот пусть на этом гаде и тренируются.

– Сила, ты же знаешь, моё ищейское чутьё меня редко когда подводит. Выполни просьбу больной женщины, и воздастся тебе сторицей. Сам же говорил, пора тебе добрые дела совершать. Вот и совершай. И не спорь больше со мной. Позови лучше доктора.

Маргарита смотрела на доктора Гиреева.

Когда-то очень давно студентка-практикантка без памяти влюбилась в красивого и авторитетного судмедэксперта Родиона Гиреева. И как полагается, делала всё возможное, чтобы попасться лишний раз ему на глаза. Увы, не сложилось. Так в жизни бывает и очень часто. И с Силуяновым не сложилось. Когда он в белоснежном костюме, сшитым в далёкой Италии, опустившись на одно колено, просил её руки, было уже слишком поздно. Диагноз, вернее приговор врачей был однозначный.

И вот сейчас, два несостоявшихся её мужа, каждый по своему, вытаскивают её с того света и делают это на данный момент всё же успешно.

Маргарита улыбнулась своим мыслям, а врач, заметив её улыбку, радостно произнёс.

– Ну вот, Маргарита Сергеевна, я вижу, вам уже легче, значит действуют мои пилюли заморские и, пожалуйста, не забывайте их принимать. Порядок приёма я вашей дочке написал. Если что, не стесняйтесь, звоните. Я ведь в Берлине не только лечился, но и ещё их методы врачевания познавал.

Мужчины уехали, но поспать или хотя бы подремать Крулевской не удалось. Позвонил Максим и сказал, что раздобыл кое-какие материалы по делу антиквара и хотел бы их показать. Марго хотела встать и подобающе встретить гостя. Но Лиля категорически настояла на постельном варианте общения. Пришлось подчиниться, тем более что каждое движение отдавалось сильной болью в боку и спине.

Каверин, раскрасневшийся с мороза, ещё не раздевшись, прямо из коридора стал рассказывать последние следственные новости.

– Представляете, Маргарита Сергеевна, Ивашев отправил меня по банкам, установить финансовое состояние Тихонова, и выходит, что наш антиквар совсем небедный человек.

Максим взял стул, перевернул его спинкой вперёд и уселся рядом с кроватью. Тот факт, что женщина не встала и даже не протянула ему руки, следователя нисколько не смутил. Он продолжал, стараясь как можно быстрее донести до неё последнюю информацию.

– Представляете, он ежемесячно переводил на Украину, – Максим сказал по-русски на Украину, а не в Украину, как того требуют представители Малороссии. – Так вот, в Крым, в город Судак, он переводил по 50, а иногда по 70 тысяч рублей. Деньги для нашего города весьма солидные, я очень сомневаюсь, что доходы с его лавки позволяли владельцу такие переводы осуществлять, ему ведь и жить на что-то надо. И ещё одна непонятка – имея такие средства, он вполне мог себе хорошего адвоката нанять, а он молчит и даже не пытается защищаться. Может быть, он за эти годы вину свою осознал и таким образом решил покаяться. Вы как считаете?

Маргарита молчала, её знаменитый тумблер в голове не щёлкал. Она тихо сказала:

– Максим, продолжай, я тебя внимательно слушаю, что ещё у тебя есть по этому делу?

– Я был в нашем архиве. Он, конечно, сильно пострадал во время оккупации, но кое-что там имеется. Есть данные, что родители Тихонова были убеждёнными коммунистами и партийными функционерами, а в 37-м, как и многие, в одночасье стали врагами народа. Не знаю, каким уж образом, но их сын Ким при этом особо не пострадал. Его не сослали на Колыму и даже не выгнали из художественного училища, может быть потому, что он единственный, кто потом это училище закончил с Золотой медалью. Ну, вот собственно и всё. Очень странный это человек, замкнутый. На допросах молчит, а признание подписал. Свидание просит только с местным художником Никитичем, но вот Ивашев, ни в какую не разрешает.

Марго с трудом приподнялась на кровати.

– Максим, попробуй организовать запрос крымским коллегам, кто эти переводы получает. И вообще постарайся узнать побольше о его родне. Был ли он женат, может быть, у него дети есть или внуки. Я, вот видишь, приболела немного, ты уж прости меня, старую.

– Маргарита Сергеевна, – возмутился следователь. – Ну, какая же вы старая? Вот Тихонов – да, он старый, а вы ещё ого-го, мы ещё с вами…

Он не договорил, в его кармане модной мелодией замурлыкал мобильник, и молодой человек стал прощаться, по современному, на ходу разговаривая в трубку.

Проводив следователя, в комнату на цыпочках вошла Лиля.

– Мам, тебе ничего не нужно? – как-то заискивающе, с каким-то чувством вины в голосе сказала девушка.

– Нужно, даже очень нужно, – отозвалась мать. – Нужно, чтобы ты привела сюда старого художника Никитича. Он сотовые телефоны не уважает, да и стационарного у него, скорее всего, нет. Так что, ты уж ножками прогуляйся. Я думаю, он тебе не откажет, ну и заодно в магазине купишь снеди всякой к чаю, а то нам посетителей и угостить-то не чем.

Девушка мигом упорхнула, а Марго, оставшись одна, решила, что помирать лучше стоя. Держась за спинку кровати, кое-как поднялась, дотащилась до ванной, затем заварила запретного кофе и уселась в кресло. Мысли как-то сами собой упорядочились и выстроились в организованную очередь.

«Итак, первое. Откуда у антиквара деньги и немалые. Торговля стариной дело, наверное, прибыльное, иначе он бы этим не занимался, но чтобы так зарабатывать, старых самоваров и советских статуэток явно маловато будет. Следовательно. А, что, собственно, следовательно. Следовательно, есть ещё заработок, с которого, по старой советской привычке наш антиквар налоги не платит. Отсюда второе – краденное он не перепродаёт, иначе бы Сила об этом знал непременно, да и моя бывшая контора тоже.

Но что ещё может делать человек, когда-то закончивший художественное училище с золотой медалью. А их раньше абы кому не давали! Конечно, он рисует или рисовал в прошлом и очень хорошо это делал, раз такие деньги имеет. Но на нашем Арбате, судя по моим прошлым делам, его не знают. Значит, он рисует не на продажу, а исключительно по заказам. Т. е., он портретист, и состоятельные люди сообщают о нём друг другу, а сарафанная реклама, она, пожалуй, самая эффективная.

 

Глава 4

Звонок трещал непрерывно.

– Пацаны развлекаются, а звонок заклинило, – подумала Марго и, нехотя, превозмогая боль, поплелась в прихожую.

Однако за дверью оказался старичок очень маленького роста с огромной копной седых растрёпанных волос.

– Я к вам, уважаемая Маргарита Сергеевна, – хорошо поставленным голосом пробасил старик. – Примите или как?

– Да, уж входите, – пропуская гостя, ответила женщина. – Что же вы, до седых волос дожили, а трезвоните как шкодливый мальчишка.

– Видите ли, голубушка. Ростом я не вышел, а прыгать мне уже как-то несподручно, вот на цыпочках дотянулся и звоню. Вы уж, извиняйте меня. Знаете ли, военное детство и всё такое, вот рост мой и замер на недостаточном уровне. Зато, в нашем ТЮЗе у меня хорошие роли из-за малого роста имеются, злодея Черномора или там гриба-Боровика. Опять же одеваюсь я в детских секциях, раньше это было заметно дешевле. Да и сейчас кое-какая выгода в этом имеется. Ну, я, собственно, совсем не за этим к вам пожаловал. Я за Кимку, заступаться пришёл.

Маргарита провела артиста на кухню. Предложила чаю и про себя посетовала, что не послала дочку в магазин заранее, теперь она могла предложить к чаю только мёд, которым их снабжал в большом количестве сторож хосписа «Чудо», со старинным русским именем Еремей.

Маргарита села с другой стороны стола, постаралась принять позу, при которой боль в боку была минимальной, и приготовилась слушать.

– С Кимкой мы уж многие годы знакомы. Была когда-то у нас общая пассия, местная красавица Любаша. Девка, скажу я вам, красоты была неописуемой. Ким её всё уговаривал позировать, только она ни в какую. Однако, между мною и художником она всё больше в его сторону дышала. А тут война. Мне годов чуть-чуть не хватило, и в армию не взяли, вот мы с Любой и подались в подпольщики. Только её сразу, на первом же деле, не немцы, а румыны поймали. Она хотела листовки по городу клеить, а её в облаве схватили. Немцы те просто бы расстреляли, у них это запросто было. А румыны избили девушку сильно, да на улицу выкинули. Больницы все эвакуированы, вот и лежала она дома, кровью харкала. Наш Кимушка где-то немецких лекарств раздобыл, продукты хорошие приносил. Такие на чёрном рынке тогда бешеных денег стоили. Да ещё и нам продукты и марки немецкие давал, чтобы подпольщики, что требуется, доставали. Когда мне Никитич рассказал, что Ким теперь в тюряге оказался, я сразу сообразил, откуда у него тогда деньги и лекарства взялись. Он эту картину злополучную продал, чтобы Любу-Любовь свою выходить. Только не вышло у него ничего, поболела наша девонька месяца три да и померла. Видать, отбили ей цыгане проклятые жизненные органы. Выходит, что зря художник с немчурой якшался, только он как лучше хотел, да и нам его деньги и лекарства ой как пригодились. За то ему честь и хвала. Так что, вы уж там постарайтесь, чтоб хороший человек зазря в колонии не оказался. Его и так жизнь покарала. Он ведь после Любаши так ни на ком и не женился, детишек не завёл. Всё время бобылём и жил. Видать, крепко она ему в душу запала. После войны женского пола везде было пруд пруди, но ни одна не смогла его первую любовь перебороть. Однако заболтался я с вами, а у меня скоро репетиция. Бармалей я, знаете ли, злобный, буду деду морозу всякие козни строить, чтобы ребята малые на меня свои кулачки сжимали. А это, скажу я вам ещё то искусство. Тем более, что наш дед мороз, хоть статью и вышел, но алкаш, каких поискать надо, и нос у него не накрашенный, а от его натуры пропитой такой иссиня-красный.

Актёр ушёл, а в ушах Маргариты всё ещё звучал его бас – «Первая любовь, лекарства, деньги».

«Ох, как всё непросто. И чего сам Ким молчит, ничего не рассказывает, зачем деньги в Судак переводит. Одни загадки. Надо бы Силуянову про адвоката напомнить, но если он упрётся, то никаким трактором его с места уже не сдвинешь. Звонить или не звонить, вот в чём вопрос». Маргарита добралась до дивана, взяла трубку и нажала кнопку быстрого набора.

Закончив разговор, она достала свой планшетник и долго рылась в недрах интернета. Всё более-менее интересное она копировала и складывала в созданную папку «Ким. Спасение». Материала было не очень, но и то, что она нарыла, было чрезвычайно любопытным.

Боль незаметно уползла куда-то за спину, и женщина незаметно для себя задремала.

Ей снились картины художника Монро, какие-то цифры и даты из его биографии, красивая девушка Люба, избитая до полусмерти румынскими солдатами, плакаты и афиши послевоенных лет.

Тихо подошла дочка, накрыла мать пледом, забрала планшетник.

Марго открыла глаза.

– Никитича привела? – спросила она, окончательно прогоняя сон.

– Нет, у него клиент важный. Он портрет рисует, оторваться не может, обещал, что вечером обязательно будет.

 

Глава 5

Почти одновременно с Никитичем прибыл Силуянов и не один, а с импозантным мужчиной в добротном двубортном костюме.

– Андрей Андреевич Красин, адвокат, – представился он.

– По дороге к вам господин Силуянов уже ввёл меня в курс дела. Скажу прямо, обычно я за такие дела не берусь. Как правило, они проигрышные изначально, а это плохо сказывается на репутации адвоката. Но, я сделал пару предварительных звонков и смею заверить, что через день-два ваш подопечный, скорее всего, будет отпущен до суда под подписку о невыезде.

Сказать, что Марго была ошеломлена такой новостью, не сказать ничего.

«Чтобы Ивашев отпустил под подписку, это был абсолютный нонсенс. В какие сферы звонил этот человек в двубортном костюме и на что он способен? Ну, Сила, ну молодец» – подумала Маргарита, а вслух сказала:

– Ну, что же, хорошая новость. Теперь я хочу задать несколько вопросов нашему художнику, если вы не против?

– Никитич, расскажите, пожалуйста, всем нам, что вы знаете о девушке Любе и вообще о делах вашего друга во время войны.

– Я уже говорил вам, что меня сразу призвали, как началась война, мне в ту пору как раз срок вышел, в армию идти. Но про Любашу я знаю, у них с Кимом ещё до войны дела амурные были. Только погибла она, вот Кимушка больше никого и не полюбил, так один свой век и коротает.

– А вы часом не знаете, кому он деньги в Крым переводит? Вы же друзья, от вас у него, наверное, тайн нет. – Марго внимательно посмотрела старику в глаза.

– Мне говорили, что ты въедливая, но я не думал, что до такой степени, – художник замолчал.

В комнате все молчали и ждали, будет ли старик продолжать, или на этом разговор закончится.

– Есть у Любаши младшая сестрёнка Лена, у них большая разница в возрасте, когда старшая умерла, младшая совсем крохой была. Ким её тогда в Крым вывез, там её к каким-то добрым людям пристроил. Она там прижилась и сейчас обитает. Уж больно Ленка на Любашу похожа, ну прям один в один. Выросла давно, семья у неё, детишек куча. А Ким им как дедушка, как какая копейка появиться – сразу туда. Да и наведывался туда раньше по два-три раза в год. Сейчас постарел, но всё равно изредка навещает. Ещё, что ко мне есть, задавайте, спрашивайте. Что знаю, поделюсь, только скрытный он человек, Ким Тихонов, как говорится у себя на уме.

– А что вы знаете про картину Монро, откуда она у Тихонова взялась, он никогда не рассказывал? – спросил адвокат.

– Про то мне неведомо, может, батя притащил, он же партийной шишкой был. Может, сам Ким где надыбал, у него же нюх антиквара, дай боже каждому. Только я вам вот, что расскажу. Мне эту историю сам Ким поведал, как-то за бутылочкой беленькой – разговорился, что с ним очень редко бывает.

Батя его с мамкой были сильно против того, чтобы Ким, значит, художником стал. И били его, и кисти выкидывали. Очень им хотелось, что бы их сын видным партийцем стал, трибуном, так сказать. А сынок их, упёртый, ни в какую, хотел даже из дома бежать, но тут так раз родителей его НКВДэшники и забрали. Да видать, кое-какие связи остались, или, может, звезда у пацана в то время счастливая была, только он остался один, в школу художественную ходил, а на жизнь подрабатывал тем, что в скупочном магазине картины под старину рисовал. Раздобудет старую раму, намалюет натюрморт, табличку сварганит – конец 19-го века, неизвестный художник. И цена той мазни сразу на пять порядков дорожает. Здорово у него получалось. Что там греха таить, глядя на его художества, я и сам потихоньку рисовать начал. Тем ремеслом до сих пор и кормлюсь.

А завмаг, скотина, те картины богатым клиентам подпольно сбывал, людям всегда надо было лишние деньги во что-то вечное пристраивать.

 

Глава 6

Как ни старался адвокат, как ни звонил высоким покровителям и тайным заказчикам художника, ничего не помогло. Следователь был неумолим – Тихонов будет сидеть до суда под замком, и точка. Правда, перевел его в одиночную камеру и разрешил-таки свидание с Никитичем, правда, только в присутствии адвоката.

После свидания Никитич сиял как медный пятак на солнце. Удивленной Маргарите он протянул маленькую скомканную бумажку. И прошептал на ухо.

– Вам передал, лично. Вот старик, вот подпольщик, а вы говорите…

Записка состояла из одной строчки. «Судак, подвал, ключ под камнем. Серая папка».

В Крым вызвался съездить адвокат Красин. Лилия, которая, как всегда, была в курсе всего происходящего, упросила мать отпустить её с Андреем Андреевичем.

– Ну, мама! Ну как ты не поймёшь – подвал, тайная серая папка, старый художник, это же всё жуть как интересно. Да и ехать тут всего ничего, через пролив на пароме, и всё – ты уже в Крыму. Ну, мама, ну, пожалуйста. А я тебе Крымских картин нарисую, сколько хочешь. Я буду стараться, честное причестное слово.

Проводив крымскую команду, Марго позвонила Каверину.

– Ну что, Максим, как успехи, есть новости?

– Маргарита Сергеевна, кое-какие новости есть. Только вот Ивашев зашпынял, говорит, что не понимает, в какой роли я выступаю, как следователь или как адвокат. В общем, сейчас разгребу свои авгиевы конюшни и сразу к вам, вы уж потерпите там, пожалуйста.

В ожидании Максима Марго ещё раз перечитала папку с собранными документами в своем планшетнике.

Художник Монро стал весьма популярен в начале 20-го века. Великие имена сыпались как из рога изобилия. Перед первой мировой войной вся просвещённая Европа просилась собирать картины и скульптуры. Дошла очередь и до Монро, умершем за несколько лет до начавшегося бума. Работ он написал немного, жил бедно, умер практически нищим. В один миг его картины стали востребованы, а следовательно, сильно подорожали. Его творчество стали изучать, восхищаясь самобытной манерой письма. В дореволюционной России было несколько картин в частных коллекциях. Вывезли их за границу эмигранты, или они до сих пор лежат в пыльных запасниках музеев или в частных домах, практически неизвестно.

Погрузившись в свои мысли, Маргарита не заметила, как наступил вечер, за окном заблестели холодные звёзды. Дверной звонок известил её о том, что следователь Каверин привёл, наконец, свои конюшни в порядок и прибыл к ней с долгожданным докладом.

Максим поработал на славу. К уже известной информации о младшей сестре Лене, проживающей в настоящее время в городе Судак, следователь каким-то образом раздобыл информацию о днях весьма далёких, но проливающих свет на нынешние события.

Выпускник художественной школы, окончивший это заведение с золотой медалью, имел право на организацию собственной персональной выставки. Ким Тихонов очень тщательно готовился к этому событию. Рисовал пейзажи и натюрморты, портреты и революционные плакаты. Однако в выставочном зале он бродил один, затем потянулись журналисты местных изданий и критики. Простых посетителей не было совсем. Его никто, ни о чём не спрашивал, только писаки что-то черкали в своих блокнотах. В конце дня на выставку забрела стайка скучающей молодёжи. Они дружно хохотали, глядя на морские пейзажи и акварели. А местный критик Нилов разразился бурной тирадой о пагубном воздействии на социалистическое общество буржуазного искусства и посоветовал художнику быстренько переквалифицироваться в сталевары или, на худой конец, в пожарники. На следующий день вся местная пресса пестрела разгромными статьями о чуждой нашей стране мазне и тлетворном влиянии Запада.

Тихонов после всего этого перестал рисовать и даже уехал из города, устроившись на работу в Крымские реставрационные мастерские. Однако через некоторое время реставраторы понадобились и в нашем городе, и Ким вернулся в родные края.

Здесь он ещё несколько раз встречался с Ниловым, споры между ними были жаркими, чудом не доходившие до рукоприкладства. Художник продолжал дружить и с завмагом комиссионного магазина, используя подсобки магазина как свою мастерскую. Но больше свои работы он никому никогда не показывал. С приходом фашистов Нилов стал экспертом по культурным ценностям и, вероятнее всего, именно он рассказал захватчикам о картине «Дождь в Тосканской долине». Но почему её не забрали, а купили, так и оставалось загадкой. Спросить было уже не у кого. После освобождения города предателя Нилова поймали, судили и повесили, как было принято в то военное время.

 

Глава 7

На следующее утро наступила тишина. То есть полная тишина, никто не звонил и не приходил. После бурных последних дней Марго оказалась полностью предоставлена сама себе.

– Хочешь мороженого, хочешь пирожного, хочешь – спи, а хочешь – пой. А что, собственно, я хочу. И её знаменитый тумблер в голове наконец-то щёлкнул. Она бросилась к планшетнику и быстро написала несколько писем. Мысль, посетившая её, была сейчас, ой как актуальна. Она оделась и вышла на улицу. Там потеплело, но холодный ветер со стороны моря, все ещё ясно напоминал, что до весны далековато.

Укутавшись по самые глаза, женщина побрела в свою бывшую контору. Каверин был на выезде, Ивашев буркнул под нос «Здрасьте» и быстренько засеменил в сторону своего кабинета. Раздосадованная Маргарита покинула здание и увидела в конце улицы вывеску местного детского театра. Время было как раз детское, и она купила билет на ближайший спектакль.

Бармалей был более чем убедительный, он по всем статьям переигрывал неповоротливого, огромного деда мороза, и если бы не расторопная снегурочка в колготках с люрексом, зло однозначно одержало бы победу над добром.

После представления настроение несколько улучшилось.

«Ну не мог плохой человек Тихонов иметь в друзьях такого хорошего Бармалея», – подумала Крулевская и, пересилив себя, отправила СМСку дочке. Через минуту-другую телефон зазвонил. Но мелодия была другая, не залихватская современная, которую установила ей Лилия, а несколько тревожная, классическая. Так телефон отзывался на входящий сигнал Силуянова.

– Королева, слушай сюда, – раздалось в трубке. – До меня тут дошли слухи, что там твоего протеже решили успокоить навсегда. Высокие люди, портреты которых рисовал твой Тихонов, очень не хотят, чтобы их фамилии хоть как-то звучали на судебном процессе. А братве кокнуть бывшего фашистского прихвостня, так это благое дело. Ты плохо себе представляешь, чего мне стоило перевести его в одиночную камеру.

– Интересно, – ответила Марго. – А я подумала, что это Ивашев так решил.

– Ивашеву наплевать, ему от этого дела избавиться, как подарок к празднику. Но сейчас не это главное. Давай, форсируй события, иначе – сама понимаешь.

Маргарита услышала в телефоне посторонние голоса, вероятно к Силе кто-то зашёл, и он, не попрощавшись, отключился.

Трубка пискнула пришедшей СМСкой. Дочка писала: «Мама, скоро будем, инфы море, ты обалдеешь. Обещаю».

Лучшее время скоротать ожидание – это стирка, уборка, глажка, готовка.

За всем этим остаток дня пролетел незаметно. А на следующий день прямо с утра прорвало.

Приехали Лилия с адвокатом Красиным и заветной серой папкой. Следом приехал Максим. Он, ещё не раздевшись, заявил, что ночью у подследственного был сердечный приступ и его срочно перевели в тюремную больницу. Включённый планшетник мигал поступившей почтой.

Все собрались в гостиной и сосредоточились на рассказе Андрея Андреевича.

– В подвале дома оборудована художественная мастерская. Там старинные кисти из барсучьего меха, сейчас такие нигде в мире не производят. Смывы с холстов старых картин. В общем, полный набор заядлого копииста. В серой папке огромное количество набросков с картин Монро. Больше всего их на тему «Дождь в Тосканской долине». Наброски, по всему, делались не один месяц, а, может быть, и год. Художник в деталях изучал манеру мастера. Мы нашли в подвале целую библиотеку о творчестве Монро. Но самое главное, мы нашли дневник. Вернее не дневник, а листки с записями и пометками. Но все они без указания дат. Однако, читаются как приключенческий роман. Да, что я вам рассказываю, сами смотрите, – адвокат раскрыл папку и выложил на стол несколько пожелтевших листов вырванных из старых ученических тетрадей.

«Завмаг в благодарность за мою работу подарил мне несколько картин неизвестных мастеров конца 19-го века. Написаны отвратительно, у нас в художественной школе сопливые пацаны лучше рисуют. Но рамы, гвозди и холсты мне вполне сгодятся».

«Какая же сволочь этот Нилов, из-за таких как он у творческих людей опускаются руки. Ну да ничего, я ему ещё покажу, где раки зимуют. Мне очень импонирует манера Монро, вот пусть он этим Монро и любуется».

«Работаю реставратором, работа увлекательная и достаточно денежная. Показал старикам-реставраторам наброски под Монро, они смеялись до упаду, но не злобно, а по дружески. Сказали, что даже у нас в Советском Союзе эксперты прекрасно знают, что такое „Синяя акварель“. Рецепт её изготовления был утерян в начале 20-го века, и если она отсутствует в картинах того времени, значит это однозначно подделка».

«Ура! Сегодня узнал, что в Москве, в Академии художеств на складе лежит немного „Синей акварели“. Досталась по наследству ещё с царских времён. Её используют исключительно в реставрационных целях. Ну, а мы чем тут занимаемся. Выписал командировку, еду туда, за красками и кистями и проч. Кстати, у них там ещё со времён царя Гороха сохранились кисти из барсучьего меха!!»

«Второй месяц пытаюсь подделать подпись Монро, оказалось, что это нелегче, чем нарисовать самого Монро. Странное дело, никто толком не знает, сколько картин нарисовал этот художник. Его картины когда-то почти никто не покупал. Он рисовал или в стол, или не рисовал совсем. В Москве видел его картину в музее, уговорил, разрешили мне посмотреть обратную сторону. Гвозди почти такие же, как на той мазне, что подарил мне завмаг, да и рама похожая. Монро жил бедно и дорогих рам для своих картин не заказывал».

«Интересно, Монро был католиком, а картин на библейские сюжеты у него нет. Или они есть, но мы о них ничего не знаем. Если бы я верил в Бога, я обязательно нарисовал картину о жизни Иисуса. Но я в Бога не верю или верю, но боюсь признаться даже себе».

«У меня сегодня триумф, показал „Дождь“ Нилову. „Великий знаток и эксперт“ в диком восторге. Битый час рассказывал мне, чем отличается работа великого мастера от моей мазни. И что мне ещё много надо учиться, чтобы хотя бы отдалённо приблизиться к мастерам прошлого. Деваться некуда, пришлось слушать».

«Руки чешутся написать ещё что-то из Монро. Холсты есть, немного „Синий акварели“ тоже. Гвозди и рамы – присутствуют. Но в СССР их практически не продать. Разве, что передать в музей. Ну и что, что вместо подписи Тихонов будет написано Монро. Писал-то их я, и все будут восхищаться моей работой».

«Надо спасать Любаню, ей срочно нужны лекарства. Конечно, лучше всего её переправить к нашим, но она не выдержит, да и фронт далеко. Эх, подпольщица ты моя, как же тебя угораздило».

«Эта гадина, Нилов работает на фрицев, рассказал им о моём Монро. Они затевают какую-то пакость. Надо бы срочно уехать, но ведь здесь Любаня, а ещё её малая сестрёнка. Они же без меня точно пропадут».

«Сегодня подписывал купчую на картину. Фрицев полный дом, все крутятся, снуют, фотографируют. Сволочь Нилов заподозрил неладное, мои буквы на подписи чем-то похожи на Монро. Когда тысячу раз тренируешься, обязательно заразишься почерком великого мастера. Думал, расстреляют прямо здесь у дома. Но Нилов промолчал, я так думаю, что узнай немцы правду, его тоже бы шлёпнули рядом со мной или повесили, чтобы на эту гадину пулю не тратить».

«Сегодня Любаня моя умерла, хотел убить пару фашистов, чтобы и меня расстреляли. Зачем жить без неё».

«Пришла бабка Фрося, малая Ленка у неё была. Говорит, кормить нечем, помрёт дитё, жалко. А ты богатый, тебя немцы не тронут, вот и спасай божью душу, тебе на том свете зачтётся. Буду спасать. У Ленки глазёнки точь-в-точь, как у Любани. Пусть растёт, и мне память будет».

 

Глава 8

Все сидели молча, в комнате слышался только шелест переворачиваемых листов с эскизами к картине «Дождь в Тосканской долине».

Маргарита смахнула невольную слезу.

– Всё! – с каким-то надрывом произнесла она, – срочно к Ивашеву. У меня тоже есть, что ему показать.

Следователь с явной неохотой согласился их выслушать. Правда, слушал молча, внимательно рассматривая эскизы и листки импровизированного дневника. Наконец он поднялся со своего кресла. Походил взад-вперёд по кабинету.

– Тихонова обвиняют в продаже немцам картины, это установленный факт. Даже если вы правы, и он втюрил фашистам подделку. Он втюрил её за деньги, за большие деньги. Согласен, это не измена Родине в форме продажи картины, имеющей статус национального достояния. Но это мошенничество. Стоп. А мошенничество с врагом – это уже не уголовное преступление. Вы меня запутали, причём преднамеренно. Давайте ещё раз. – Вы утверждаете, что картина художника Монро это подделка. И Тихонов продал её фашистам. Но есть заключение Дрезденской галереи, надеюсь в её компетенции вы не сомневаетесь. И главное, – Ивашев повысил голос. – Подследственный картину продал. И это тоже доказанный факт, подтверждённый самим обвиняемым.

Марго молча встала и протянула следователю флешку.

– Не сочтите за труд, посмотрите, пожалуйста, – в её глазах опять заблестели слезы. – Это мне из Германии друзья прислали. Если закадровый текст будет непонятен, я постараюсь перевести.

С экрана монитора полились бравурная мелодия немецкой военной кинохроники «Wochenschau». Старые кадры демонстрировали гуманность оккупационных властей к мирному населению. Камера наехала на сидящих за столом людей, а диктор бодрым голосом вещал, что сейчас подписывается акт купли-продажи картины художника Монро «Дождь в Тосканской долине», которую за справедливую цену немецкое командование приобретает для Дрезденского музея изящных искусств.

Экран погас.

– Теперь вам понятно, почему немцы просто не отобрали эту картину, – спросила Маргарита. – В этот момент им нужны были кадры для пропаганды идей доктора Геббельса. Редчайший случай. Но в тот день в городе работала съёмочная группа «Wochenschau». Скорее всего, через какое-то время фашисты просто убили бы Кима, предварительно отобрав деньги, но он успел исчезнуть из города вместе с маленькой девочкой.

Следователь продолжал расхаживать по кабинету.

– Всё было предельно ясно. У меня в ящике стола лежит почти готовое обвинительное заключение для суда. И тут являетесь вы, и всё ставите с ног на голову. И что теперь мне докладывать начальству, а тому писать в фонд этого, как его, еврея Визинталя?

– Уважаемый, – вмешался в разговор адвокат Красин.

– Мы могли бы всю эту информацию огласить непосредственно на суде. И тогда, как минимум, суд отправил бы дело на доследование, а скорее всего, зарыл бы его за недостаточностью улик. Согласитесь, мы поступили весьма благородно, открыв перед обвинением наши карты. Так сказать, спасли честь вашего мундира.

– Да уж, спасибо, – огрызнулся Ивашев, – премного благодарен. Значит так, уважаемые господа и дама. Вот моё слово. Я назначаю художественную экспертизу. Пусть ваш любимый художник нарисует ещё одну копию в стиле Монро. И если экспертиза признает, что… В общем, если экспертиза согласится, то я переквалифицирую обвинение или вообще сниму все обвинения. Но не раньше.

– Но ведь он глубокий старик, – с негодованием произнесла Маргарита. – Одно дело, когда большого мастера подделывает юноша в полном расцвете сил и когда человек, которому далеко за 80. И ещё, специальные кисти и наблюдатели. Он ведь в одиночестве, в подвале рисовал и, причём, очень долго рисовал. А сейчас камера и ваши эксперты, которые заранее знают, чем он занимается и что от них хотят. Какая же это независимая экспертиза. Побойтесь Бога. Да и где вы возьмёте в наших краях таких великих знатоков творчества Монро. – Маргарита с вызовом смотрела в глаза следователя.

– Всё, уважаемые товарищи адвокаты, – сделав ударение на слове товарищи, произнёс Ивашев. – Все присутствующие свободны. Я назначаю экспертизу. Сотрудники местного музея подготовят для обвиняемого по возможности всё необходимое.

 

Эпилог

Утром следующего дня с постели Маргариту поднял телефонный звонок.

Максим Каверин дрожащим голосом сообщил, что дело о старом антикваре сегодня будет прекращено в связи со смертью обвиняемого. Антиквар умер ночью в тюремной больнице вследствие обширного инфаркта.

Спустя несколько дней, Лилия, вереща во весь голос, позвала мать в соседнюю комнату, где работал телевизор, и передавали новости CNN.

С экрана диктор сообщал, что на аукцион Sotheby’s выставлена картина известного художника Монро «Иисус в Капернауме». Мать и дочь молча посмотрели друг на друга.

 

Об авторе

Петренко Александр Викторович (псевдоним – Александр Ралот), краснодарский прозаик, публицист и краевед.

По специальности и по профессии – мельник, всю жизнь имею дело с зерном. Сотрудник известной зерновой компании.

Помогая своим «потомкам» изучать историю, мне вдруг захотелось, что бы молодежь изучала её не от «сих до сих», как задала учительница, а сделать этот предмет интересным и увлекательным, дабы дети и подростки задумались над прошлым нашей страны, погрузились в старину и полюбили её.

Несколько лет назад появилась идея совместить историю страны с детективом или с фэнтези. Что из этого получилось судить тебе, дорогой мой читатель.

Мои рассказы и повести регулярно публикуются в альманахах «Великоросс» и «Снежный ком». Автор шести электронных книг, почти все они озвучены профессиональными артистами. Аудиоверсии можно послушать на сайтах «Прочту. ру», «Кинозал ТВ» и на некоторых других.