При беглом взгляде на карту Северной Америки создается впечатление, что в северной ее части множество проливов. Море к северу от Канады кишит островами, большинство из которых отделено друг от друга внушительными проливами, а к западу от этого места достаточно ясно виден путь через море Бофорта и Берингов пролив к Тихому океану. Конечно, карта довольно обманчива: она не дает представления о ледяных заторах в проливах и чрезвычайно суровых условиях погоды в этих краях. Там и в самом деле существует судоходный (временами) Северо-западный проход, который идет вдоль побережья материка от моря Бофорта через заливы Коронейшен и Куин-Мод, проливы Франклина, Пил, Барроу и Ланкастер в море Баффина. Честь открытия этого пути в 1853 году обычно приписывают Роберту Мак-Клуру. Но Мак-Клур не смог проплыть по нему из-за льда. Проход этот впервые был успешно пройден великим викингом нового времени Руалем Амундсеном в 1903–1906 годах. Его корабль, 47-тонный шлюп "Йоа", и поныне хранится в бухте Золотые Ворота в Сан-Франциско, всего лишь в нескольких милях от того места, где я сейчас пишу.
Однако нашумевшая повесть о поисках Северо-западного прохода столь обширна, что для изложения ее потребовалась бы целая книга. К тому же многое уже рассказано, и, на мой взгляд, превосходно! Данное повествование — не описание открытий, и мы лишь слегка коснемся истории тех путешественников, которые искали Северо-западный проход. Этот путь существует. Но в те дни, когда гремела слава о его открытии, его еще не было, он был лишь географическим мифом, продолжением тех мифов, которые существовали ранее, и сам породил ряд преданий. Именно с этой точки зрения и будет рассматриваться его история. И в самом деле, идея о существовании Северо-западного прохода, несомненно, результат целеустремленных размышлений и страстного желания найти такой путь.
К середине XVI столетия существовало три пути из Европы к изобильному Востоку. Один из них, пролегавший по суше, контролировали турки; другой, вокруг мыса Доброй Надежды, — португальцы; а третий путь, через Магелланов пролив, контролировали испанцы. Такое положение продолжало сохраняться до 1616 года, когда Скоутен обогнул мыс Горн. Европа узнала о существовании водного пути в стороне от тех районов, которые контролировала Испания.
Около 1540 года турки все еще представляли постоянную военную угрозу для своих непосредственных соседей, хотя с более отдаленными народами Европы они находились в относительно дружелюбных отношениях, понимая, что торговля с иноземцами выгодна. Однако любой купец, делавший попытку провезти товары по турецкой территории или по примыкавшей к ней территории Персии, был вынужден платить пошлину буквально на каждой остановке, и размеры этих пошлин были настолько велики, что они могли свести на нет все доходы от торговли. Справедливости ради следует отметить, что правители как Турции, так и Персии употребляли эти деньги на содержание караван-сараев вдоль главных торговых путей, где купцы могли отдохнуть и освежиться, не опасаясь за свою жизнь и имущество. Но все равно это не делало торговый путь прибыльным для иностранца, особенно если дальше ему приходилось грузить свои товары на корабль и доставлять их морем в какой-нибудь отдаленный порт, вроде Лондона или Амстердама.
Испанцы ревностно охраняли все, что они захватили, а узкий и бурный Магелланов пролив охранять было нетрудно. В 1581 году испанцами для этой цели на берегу пролива была основана колония Порто-Фелипе. Однако провиант доставлялся туда настолько несвоевременно, что из всех колонистов выжил только один, который был спасен английским мореплавателем Кавендишем в 1587 году. Хотя эта попытка создать пограничный пост и потерпела неудачу, любое иностранное судно, отваживавшееся пройти через пролив, подвергалось риску встретиться с хорошо вооруженным испанским военным кораблем, курсировавшим там с одной целью — не допускать никаких вторжений.
Очевидно, было легче незаметно проскользнуть по большому открытому водному пространству к югу от Африки, но и оно было чужой собственностью: оно принадлежало португальцам. В XVI столетии не существовало такого понятия, как "свобода морей", и никто не спрашивал португальцев, по какому праву они контролируют тот или иной морской путь, точно так же как в XIX столетии никто не стал бы спрашивать Великобританию, по какому праву она распоряжается в Индии. Британские и голландские путешественники, проводившие исследования к югу от мыса Доброй Надежды, понимали, что они совершают самовольные набеги на чужую территорию, поэтому они были хорошо вооружены и ожидали нападения в любую минуту. В книге Перчеса можно прочесть не один рассказ о былых путешествиях англичан, где повествуется о столкновениях с португальскими кораблями как о чем-то само собой разумеющемся, хотя Англия и Португалия в то время официально находились в состоянии мира.
Именно в этот исторический момент возникает убеждение в том, что должен существовать Северо-западный проход. Англичане и голландцы включились позднее других в состязание, целью которого было проникновение на Восток, и были оттеснены в сторону. Однако они могли бы возобновить свое участие в этом состязании, если бы им удалось найти окольный путь на Восток, минующий все преграды. Юг был недоступен, следовательно, путь должен был лежать на север, и стоило только взглянуть на карту, чтобы убедиться, что этот путь был бы короче всех остальных; это составило бы его большое преимущество перед всеми другими.
Испанцы, хоть и контролировали Магелланов пролив, проявили некоторый интерес к поискам Северо-западного прохода, так как и им был выгоден более короткий путь. Что же касается французов, которые тоже поздно присоединились к поискам, то они решили искать путь на Восток иначе, по суше.
Невозможно точно определить, как и когда возникла мысль о Северо-западном проходе. На основании имевшихся в начале XVI века сведений предполагали, что Северная Америка, возможно, соединяется с Азией в северной части Тихого океана. Не отвергалась даже мысль о том, что Северная Америка просто восточная часть Азии, а Южная Америка — лишь большой полуостров этого обширного континента. Но тогда оказалось бы, что Азия имеет значительно большую протяженность по долготе, чем это соответствовало существовавшей в то время географической информации. Однако никто ничего не знал наверное.
На некоторых старых картах, в частности на широко известной карте Вальдземюллера 1507 года, Северная Америка была отделена от Азии, но эта карта была лишь предположением. Убеждение в том, что Северо-западный проход существует, основывалось на одной лишь догадке.
Первым реальным толчком к практическим поискам этого пути была деятельность некоего Роберта Торна. Имя его заслуживает большей известности, чем та, которую оно имело до сих пор. Торн происходил из богатой купеческой семьи Бристоля, в то время главного порта Англии. Одно время Роберт Торн был мэром этого города. Позднее он жил и вел свои дела в Севилье, повидал богатства Испании и захотел, чтобы и его страна получила свою долю. В 1527 году он написал своему королю Генриху VIII письмо, содержащее смелое предложение. В этом письме говорилось, что для Англии путь на юг отрезан Испанией и Португалией и потому остается только путь на север. Торн утверждал, что знает, о чем говорит, так как его отец был участником бристольской экспедиции, открывшей Ньюфаундленд в 1494 году, за три года до Джона Кабота. Торн настаивал на необходимости исследовать три пути, один из которых обязательно должен оказаться пригодным: на восток вокруг северной части Европы, на запад вокруг Северной Америки и прямо на север вокруг света через полярные районы. Дополнительной побудительной причиной для такого исследования Торн считал то обстоятельство, что эти холодные районы должны оказаться хорошими рынками сбыта шерстяных тканей — главной статьи экспорта Англии.
Современному исследователю трудно себе представить, что Торн и его современники не знали о том, что высокие северные широты прочно скованы ледяным покровом. Очевидно, их информация была неполной. Они, конечно, располагали традиционными сведениями об Арктике, но готовы были им не поверить.
Дело в том, что в средневековой географии укоренилась теория о климатических зонах, впервые выдвинутая греческим ученым Гиппархом во II веке до нашей эры. Согласно этой теории, климатические условия во всем мире однородны в пределах одной широты (допускались, конечно, некоторые отклонения в зависимости от высоты). Таким образом, весь мир можно было разделить на зоны, начиная от непригодной для обитания жаркой экваториальной зоны до холодной арктической, также непригодной для жилья. Классификация народов мира в соответствии с этой теорией была тоже чрезвычайно произвольной и грубой, так, например, Шотландию и Норвегию помещали вместе, так как они попадали в одну и ту же "зону", и игнорировалась значительно более явная и естественная связь Шотландии с Англией. Допускалось даже искажение их на карте с тем, чтобы уложить их в эту схему, так как в соответствии с данными о погоде в обоих районах, а они в то время не отличались точностью, создавалось впечатление, что оба района принадлежат к одной и той же "зоне".
К тому времени, как Торн появился на сцене, научные исследования продвинулись настолько далеко вперед, что теория зон была уже дискредитирована. Стало ясно, что данный регион в Америке или Азии может быть теплее или холоднее, чем регион, находящийся на той же широте в Европе. Оказалось мифом и то, что вода в зоне экватора кипит и что зона эта непроходима. Поэтому появилась надежда, что и непроходимость арктической зоны может оказаться мифом. Роберт Торн заявил, что "нет необитаемых земель и непроходимых морей", и предложил свои услуги в качестве руководителя экспедиции для доказательства этого положения. Заметим, что Торн не привлекал особого внимания к Северо-западному проходу, он лишь упомянул о нем как об одной из возможностей. Нам не известно, были ли предложения Торна подхвачены немедленно. Несколько английских судов курсировали в 1530-е годы в районе Ньюфаундленда, но не доказано, что они имели в виду поиски Северо-западного прохода. В 1570-х годах рукопись Торна, к которой была приложена неплохая карта мира, попала в руки известного астронома и математика доктора Джона Ди, и он, очевидно, передал ее Ричарду Хаклюйту. Хаклюйт опубликовал, эту рукопись в 1582 году с целью пробудить интерес к поискам Северо-западного прохода.
Тем временем рукопись Торна переходила из рук в руки, и идеи его постепенно приобретали популярность. Их непосредственным результатом был пробудившийся интерес к Востоку. В 1553 году Хью Уиллоуби возглавил экспедицию в поисках Северо-восточного прохода к северу от Европы. Она потерпела неудачу, но помощник капитана Ричард Чонслор достиг этим морским путем России, и результатом явилась весьма выгодная торговля между Россией и Англией. Англичане больше не предпринимали попыток найти Северо-восточный проход, и их инициативу подхватили голландцы, но неудачная экспедиция Виллема Баренца 1596–1597 годов, видимо, охладила их пыл, и они отказались от своего плана. Одним положительным результатом путешествия Баренца было открытие Шпицбергена с богатыми местами для рыбной ловли и китобойных промыслов. Впоследствии рыболовный и китобойный промыслы стали одним из существенных факторов процветания Голландии. С этого момента поднявшаяся было волна интереса к Северо-восточному проходу схлынула (правда, в 1607–1608 годах Генри Гудзон сделал еще одну, довольно нерешительную попытку его отыскать), и взоры исследователей обратились на северо-запад.
Однако за три года до того, как Торн написал свое письмо, произошло событие, видимо известное ему, которое в конечном счете повлияло на события, касающиеся Северо-западного прохода.
Едва ли многие слышали о Джованни Верраццано до 1523 года. Флорентиец по происхождению, он был морским капитаном и, вполне возможно, принимал участие в пиратских набегах. Он окончил свои дни во Франции, очевидно став прихлебателем в доме Джина Анго, богатого купца из Дьеппа, дом которого был открыт для поэтов, художников и моряков. Это был, вероятно, один из самых больших "проходных дворов" во Франции XVI века. Верраццано, очевидно, стал известен в результате распространяемой им самим версии, будто, если бы ему представился случай, он нашел бы путь через север на Восток по морю или по суше. В 1523 году король Франции Франциск I предоставил ему возможность сделать такую попытку, снарядив экспедицию под его началом. Верраццано обследовал побережье Северной Америки к северу от современного мыса Фир в Северной Каролине по крайней мере до Новой Шотландии (некоторые из его наблюдений будут рассмотрены в 8 главе). Он сообщил, что заметил место на восточном побережье Северной Америки, где континент сужается до тонкого перешейка, к западу от которого он видел открытое море, вероятно Тихий океан.
Нет необходимости подвергать сомнению правдивость сообщений Верраццано, он, безусловно, что-нибудь видел. Это мог быть мыс Хаттерас с широким заливом Памлико на западе или вход в Чесапикский залив, видимый при неблагоприятных условиях погоды. Так или иначе, фантастически искаженная Северная Америка появилась на карте, начерченной в 1529 году братом Верраццано, Джироламо. В 1534 году Картье взял с собой в плавание экземпляр этой карты, но по возвращении выразил свое разочарование: он не нашел прохода в западное море. В 1535 году он сделал новую попытку, на этот раз он проплыл вверх по реке Святого Лаврентия до непроходимых водопадов Лашин и тем самым указал французам путь к дальнейшим поискам в Америке.
Экземпляр этой карты, якобы тот самый, что принадлежал Картье, попал в руки Майкла Лока, английского купца, имя которого вновь выплывет в повествовании о Северо-западном проходе. На карте не было показано никакого свободного морского прохода, но она наводила на мысль о возможности существования открытых путей по ту сторону перешейка, и когда в 1587 году эта мысль была высказана Хаклюйтом в печати, она возбудила новые надежды. Испанцы сделали Панаму своим главным тихоокеанским портом, так как именно в этом месте была сравнительно короткая и легкая переправа через перешеек на восточный берег, а карта Картье обещала, как казалось, те же преимущества Англии.
Хемфри Гилберт в 1583 году обследовал побережье Америки в поисках этого перешейка, не нашел его и потому избрал нынешний Сент-Джонс на Ньюфаундленде местом для основания первой английской колонии в Америке. Верраццано поместил свой перешеек приблизительно около 40 северной широты, поэтому именно вблизи этого места Рэлей и Джон Уайт основали в 1585 году так называемую "потерянную колонию", прославившуюся в устных рассказах и легендах.
В 1607 году еще не рассеялись надежды найти мифический перешеек, и это привело к созданию колонии Виргиния, а Джон Смит, знавший суть этой легенды, писал саркастически, что капитан Кристофер Ньюпорт оснащает "транспорт из пяти судов, который доставит нас в южное море лишь после того, как мы перетащим его через горы".
Нет никаких доказательств того, что испанцы, которые хорошо знали западный берег, поверили карте Верраццано. Однако к середине столетия и у них пробудился интерес к Северо-западному проходу. Виновником этого был человек, который, как сейчас выяснилось, оказался самым успешным лгуном в истории путешествий и сам на долгие столетия создал себе репутацию великого исследователя. Лишь в последнее время его притязания были поставлены под сомнение.
Этим человеком был Себастьян Кабот. Весьма вероятно, что в 1497 году в возрасте 12 лет он действительно принимал участие в экспедиции в Новый Свет вместе со своим отцом Джоном. Но его утверждение о том, что в 1509 году он самостоятельно проделал повторное путешествие, не подтверждается никакими записями, кроме его собственного рассказа, записанного в 1516 году испанским хронистом Педро Мартиром. Однако доподлинно известно, что он бродил от одного европейского двора к другому, выполняя работу картографа и спекулируя славой своего отца, чьи достижения в области географических исследований он выдавал за свои собственные. Единственное путешествие, которое он, как известно, действительно осуществил в 1526 году, было совершено по инициативе венецианцев в поисках библейской страны Офир, якобы обладавшей большим количеством золота. Его экспедиция погибла бы, если бы не штурман, которому удалось спасти положение. Но все же экспедиция произвела обследование залива Ла-Плата в Аргентине. Возвратившись в Англию, Кабот до конца своих дней оставался влиятельным человеком в купеческих кругах. На смертном одре он утверждал, что ему знаком безошибочный способ определения долготы места, но он не может его обнародовать, так как знание это ниспослано ему божественным откровением.
Таким был человек, поступивший в 1512 году в Испании на службу в качестве картографа. Он всем уши прожужжал рассказами о путешествии, которое совершил за три года до этого в северную часть Нового Света. Во время этого путешествия он якобы открыл большое внутреннее море и обнаружил, что северная часть Северной Америки состоит из островов. Эти факты похожи на истину, так как большое внутреннее море (Гудзонов залив) действительно существует приблизительно в том месте, где он его обозначил, а в Северном Ледовитом океане к северу от Канады множество островов. Возможно, что это сообщение оказало влияние как на Торна, так и на Верраццано. Для того времени сообщение о водных путях, по которым Америку можно обойти с севера, было важным и имело серьезные последствия.
Но наличие северных водных путей было только половиной проблемы. Если верно то, что Северная Америка — продолжение Азии, то их существование говорило лишь о том, что большой массив суши может быть обойден с севера. Чтобы Северо-западный проход оказался реальностью, необходимо было найти какой-нибудь пролив, разделяющий Азию и Америку. К 1560-м годам с появлением известия о проливе Аниан, по всей видимости вымыслом исключительно итальянского происхождения, существование его стало казаться вероятным.
Великий итальянец Марко Поло упомянул о земле Ania, или Anian, якобы лежащей на северо-восточной оконечности Азии. Из этого итальянцы, а вслед за ними и все другие европейцы впоследствии сделали вывод, что Азия отделяется от Америки. По иронии судьбы, оказалось, что название Anian первоначально действительно принадлежало проливу, тому, который теперь называется Татарским и находится между Азиатским материком и островом Сахалин; его японское название Aniwa.
Другой итальянец, Джакопо Гастальди, в брошюре, опубликованной в 1562 году и сохранившейся до наших дней, упомянул о проливе Аниан; он привел выдержки из описания потерянной теперь карты, составленной венецианцем Матео Пагано. Но ни на одной из сохранившихся карт Пагано пролив не обозначен. В том же, 1562 году другой венецианец, Паоло Форани, выпустил в свет карту, на которой Америка соприкасается с Азией. Первая карта, показывающая пролив Аниан, была создана тоже венецианцем Залтиери в 1566 году.
Почти два столетия спустя пролив Аниан занял прочное место на карте. Земля Аниан, которую Марко Поло поместил в Азии, была по неизвестной причине передвинута к востоку от пролива на северо-западную оконечность Америки (наряду с землей Аниан Марко Поло упомянул также о земле Толоман, под которой, по некоторым предположениям, он, возможно, подразумевал современную Аляску). Эту землю признали существующей и нанесли на карту севернее Кивиры все ведущие картографы того времени: Меркатор, Ортелий и другие. Голландский картограф Иодок Хондий, работавший в Англии в 1625 году, опубликовал карту, на, которой поместил на северо-западном берегу Америки реку Аниан (Anian River), но когда читаешь это название на карте, то оно выглядит скорее как Arian River, и возможно, что это искаженное название способствовало убеждению, возникшему в XVIII веке, о том, что где-то в западной части Америки существует река под названием Орегон.
Возможно также, что в середине XVI века еще один источник способствовал формированию идеи о Северо-западном проходе. Португальский историк Антониу Галвану в своей книге "Открытия мира" рассказал историю, которую стоит привести полностью:
"…написано, что за 200 лет до Рождества Христова римляне послали в Индию войско против великого хана Катайя. Пройдя через Гибралтар и направляясь к северо-западу, как раз напротив мыса Финистерре, воины обнаружили десять островов, на которых было много олова. И они [эти острова] могут быть теми, что были названы Касситериды. Дойдя до пятидесятых градусов широты, они нашли пролив и, пройдя через него к западу, прибыли в империю Индия. Там они сразились с королем Катайя и вернулись назад в город Рим. Вероятным иди невероятным это может показаться, правдивым или неправдоподобным, но так я нашел это записанным в историях того времени".
На полях книги Ричард Хаклюйт едко и не без основания комментирует: "Что это могли быть за истории?"
Подобных событий действительно нет в истории Рима. Однако Галвану был добросовестным и правдивым летописцем и, несомненно, располагал документами. По-видимому, в XV и XVI веках существовали какие-то поддельные документы античных времен, ныне утерянные, в которых были зафиксированы вымышленные путешествия, и, возможно, Галвану основывался на них, излагая свою историю.
Все это и породило миф о Северо-западном проходе: карта Верраццано, согласно которой Тихий океан достижим; разглагольствования Себастьяна Кабота, из которых следовало, что Америку можно обойти с севера; энтузиазм Торна, возможно подогретый Верраццано и Каботом; безусловно авторитетные итальянские источники, упорно твердившие о существовании открытого пролива между Азией и Америкой, и, наконец, история Галвану, написанная в эпоху, когда классические авторитеты очень высоко ценились.
Ко всему этому остается добавить только авторитет испанцев как исследователей и английское легковерие и страстное желание верить в существование прохода, и станет понятно, почему к концу XVI века слухи об открытии Северо-западного прохода, просачивавшиеся из Испании, начали привлекать к себе пристальное внимание Англии.
Один английский моряк по имени Коулес клятвенно заверял в 1579 году, что за шесть лет до этого в Лиссабоне он слышал рассказ другого моряка — португальца, имя которого звучало в соответствии с его версией довольно странно — Мартин Чак. Этот моряк якобы рассказывал, как в 1567 году он открыл пролив к северу от Ньюфаундленда на широте около 59 и проплыл по нему до Тихого океана, но португальские власти якобы воспрепятствовали опубликованию этого сообщения.
А в 1568 году один испанец сообщил Хемфри Гилберту о том, что Андро Урданета открыл Северо-западный проход со стороны Тихого океана и проплыл по нему до самой Германии. Урданета будто бы начертил карту этого пути, которую, как испанец сказал Гилберту, он якобы сам видел. На самом же деле приблизительно в это время Урданета докладывал королю Филиппу II о том, что какая-то французская экспедиция обнаружила проход на 27 северной широты приблизительно в районе Рио-Гранде.
Пропаганда Хемфри Гилберта в пользу Северо-западного прохода оказалась весьма успешной. В 1576 году он опубликовал свой труд "Рассуждения в доказательство существования Северо-западного прохода в Катайю и Индию", влияние которого вышло далеко за пределы Англии. В этой тенденциозной книге он старался воспользоваться всеми, даже малейшими доказательствами, имевшимися в его распоряжении. Он утверждал, что Атлантида не что иное, как Америка, а по утверждению самых авторитетных источников классической древности Атлантида была островом. Общеизвестным "фактом" было также и то, что воды океана циркулируют с востока на запад. Отсюда был сделан вывод, что раз существует открытое пространство к югу от Америки и Африки, допускающее такую циркуляцию, то, следовательно, и на севере должна наблюдаться подобная же картина. Создавалось впечатление, что Северо-западный проход можно считать уже почти открытым.
Это повлекло за собой действительно серьезные экспедиции в поисках прохода: Фробишер в 1576–1578 годах, Девис в 1585–1587 годах, Гудзон в 1610–1611 годах, Баффин в 1615–1616 годах. Открытие Гудзонова залива вселяло надежду, и именно на нем более столетия были сосредоточены все поиски Северо-западного прохода. Но, как я уже предупреждал раньше, история эта слишком длинная для того, чтобы ее можно было изложить здесь целиком. Остановимся на некоторых эпизодах.
В саге о Северо-западном проходе нет имени более памятного, чем имя Майкл Лок. Это богатый купец, совершивший множество путешествий. В его распоряжении имелся экземпляр карты Верраццано, которая была опубликована Хаклюйтом. Лок был главным из тех, кто финансировал Фробишера, ставшего пионером в поисках Северо-западного прохода, и другие усилия Англии в этом направлении. Это привело его к банкротству, и позднее он был вынужден провести некоторое время в долговой тюрьме.
Именно Майкл Лок встретил в Венеции в 1595 году старого греческого моряка по имени Апостолос Валерианос, которого во времена его службы в Испании знали как Хуана де Фуку. У этого старого морского волка было в запасе много историй, но нас интересует лишь та, в которой он рассказывал, как в 1592 году ему пришлось плыть на север вдоль западного побережья Северной Америки. Он плыл до тех пор, пока приблизительно на 47 северной широты не подошел к проливу, прошел его и вышел в Атлантику. Де Фука предлагал повести туда экспедицию, чтобы подтвердить истинность своего повествования.
Майкл Лок, неудачливый покровитель тех, кто пускался на поиски Северо-западного прохода, затрепетал от восторга, услышав весть о том, что этот путь действительно существует и, оказывается, уже пройден. У него не было денег для того, чтобы отправить старого грека в Англию, но он всячески старался посредством деятельной переписки пробудить к нему интерес английских купцов, чтобы они согласились финансировать его путешествие. Хуан де Фука, так и не дождавшись результатов этой переписки, вернулся к себе домой на остров Кефалиния и умер там. Перчес включил рассказ Хуана де Фуки в свое повествование, но в то время этому рассказу, по-видимому, не придали никакого значения и свою роль он сыграл лишь полтора столетия спустя.
Поисками Северо-западного прохода были заняты и англичане и голландцы, но основные усилия к тому, чтобы найти морской путь, приложили все же англичане, хотя несколько попыток в этом направлении сделали и датчане. Испанцы тоже совершили пару путешествий к северу вдоль западного берега Америки, причем экспедиция Вискайно в 1602 году, не нашедшая Кивиры, была последней из них. Но испанцы, видимо, не столько стремились найти Северо-западный проход, сколько проверить и подтвердить слухи о существовании пролива Аниан. Англичане продолжали поиски на протяжении XVII столетия и время от времени возобновляли их в XVIII, когда Северо-западный проход уже не был им необходим как торговая артерия, поскольку англичане и голландцы уже с 1620-х годов свободно пользовались для своих коммерческих целей морским путем вокруг мыса Доброй Надежды. Теперь это уже была проблема, представляющая чисто географический интерес в связи с общими исследованиями Арктики. Тем временем французы проводили свою собственную политику. Но прежде, чем подробнее вдаваться в этот вопрос, давайте взглянем на карты.
Все карты известных картографов, пользовавшихся признанием начиная с 1560-х годов, сходились в одном: Северная Америка обозначалась на них с каким-либо водным путем на севере и с проливом Аниан, отделяющим ее от Азии. Так было до середины XVII столетия, когда стали делать все меньше попыток наносить на карту то, чего не знали, и в таких неисследованных районах, как американская Арктика, все еще оставалось много белых пятен. Один из курьезов этого периода картографии можно обнаружить на карте Николая Вишера приблизительно 1660 года. Вишер округляет восточную Азию, придавая ей очертания огромного мыса, решительно закрывает всякий северо-западный проход, соединяя побережье Гренландии с западным берегом Гудзонова залива, и оставляет белое пятно на месте северо-западной части Северной Америки. Но все же он не убирает со своей карты название Аниан, обозначающее часть береговой линии, проходящей прямо у северо-западной прибрежной полосы примерно на том месте, где должна быть Аляска. Такой компромисс между осторожностью и традицией показателен для географии тех времен.
Возможно, что именно карта Верраццано определила главное направление географических исследований во Франции в сторону поисков водных путей, пересекающих Американский континент. Многие ученые, посвятившие себя изучению этой темы, отмечают стремление французов путешествовать по Северной Америке только там, где они могли пройти на судне, и что единственным выдающимся путешественником, пересекавшим континент по суше, был Ла Салль. Но, конечно, из этого нельзя делать слишком далеко идущих выводов. Передвижение водным путем облегчает проведение исследований, к тому же французам посчастливилось попасть в ту часть Северной Америки, где это было особенно удобно.
И все же стоит вспомнить, что первоначальным толчком к исследованию Америки французами послужила карта, на которой континент представлялся лишь незначительным препятствием, отгораживающим открытое море. К тому же мы располагаем многочисленными свидетельствами того, что первые французские путешественники, в Америке были убеждены, что они находятся на пути к Востоку. Таким был, например, экстравагантный Жан Николе, первый белый человек, достигший района реки Висконсин. Он блуждал по зарослям в роскошном китайском одеянии, полагая, что одет подобающим образом, в полном соответствии с предпринимаемыми поисками. До него пути в Китай искал Шамплен, в результате чего появилось оптимистическое название "Китайские водопады" (la Chine). Так было названо препятствие на реке Святого Лаврентия, которое преградило путь Картье. И по сей день водопады и город по соседству с ними непосредственно к югу от Монреаля называются Лашин. По-видимому, мнение о том, что Северная Америка является восточной оконечностью Азии, продолжало существовать во Франции еще около столетия после того, как от него уже отказались в других странах.
Конечно, то, что исследования французов были направлены во внутренние районы континента, объяснялось не только их устаревшими концепциями. Их также привлекали слухи о богатых индейских царствах в глубине страны; однако проведенные ими поиски вскоре рассеяли подобные легенды. По мере того как французы продвигались в район Великих Озер и дальше за его пределы, они в изобилии находили богатые земли и ценные меха, и намерение проникнуть в Китай отошло в их сознании далеко на задний план, но они никогда не отказывались от него целиком.
В предыдущей главе я упомянул об испанском ренегате Пеньялосе и о том, как по его предложению Кивира стала объектом исследования французов. В соответствии с народным поверьем Кивира, вне всяких сомнений, находилась на западном берегу, и, когда Фронтенак стал губернатором Новой Франции (Канады), он всячески старался стимулировать ее поиски.
Сначала из этого ничего не получалось. Французская экспедиция, снаряженная для этой цели, обнаружив мощную Миссисипи, изменила свой курс и поплыла вниз по реке. Как я уже говорил раньше, традиционная Кивира застыла на французских картах вожделенной полосой западного побережья и оставалась там еще долго после того, как все остальные утратили веру в ее существование. Но был человек, который пытался продолжить поиски. Имя его дю-Лут дошло до нас в искаженном виде. Во время одного из путешествий, которое увлекло его далеко на запад, вероятно вплоть до нынешней Северной Дакоты, индейцы показали ему соль и рассказали о большом озере в двадцати днях пути дальше на запад, вода которого непригодна для питья.
Возможно, что это были отголоски слухов о Великом Соленом озере, но послушный своему желанию дю-Лут принял его за западное море. К этому времени накопился уже достаточный опыт для того, чтобы правильно оценить ширину континента и опровергнуть представление Верраццано о перешейке, но внутренние территории на западе все еще были мало изучены. Там могло находиться большое внутреннее море, американское Средиземное море, имеющее выход в Тихий океан. Это мнение опиралось на уже традиционное к тому времени представление о том, что Новый Свет — отражение старого мира. Правда, во время плаваний вдоль Тихоокеанского побережья никому не приходилось видеть выхода такого моря в океан, но от мыса Мендосино на север берег все еще оставался не исследованным. Это и было причиной столь длительной приверженности к мифической Кивире, которая, как предполагали, должна была находиться именно в этом месте. Дю-Лут сделал свое сообщение в 1679 году, но оно было положено под сукно и забыто. Французы, жившие в Канаде, в тот момент были больше заинтересованы практическими проблемами торговли мехами и обеспокоены давлением Англии с востока.
Человеком, который весьма серьезно отнесся к поискам западного моря, был Пьер Лемуан, первый губернатор Луизианы, но его обязанности не давали ему возможности заняться практическими исследованиями. В 1689 году Жак де Нойон открыл целую серию рек и озер, известных под названием Рейни. Эта водная система шла в обход враждебных индейцев саук, тем самым давая французам возможность продвигаться на запад. Сорок лет спустя, в 1730 году, старый закаленный торговец мехами и исследователь по имени Пьер Готье де Варенн де ла Верандри, следуя указаниям индейцев, достиг озера Виннипег и получил монополию на торговлю мехами с использованием этой нетронутой территории. Взамен за эту привилегию он обещал организовать поиски западного моря.
Он отправился в путь вместе с сыновьями и к 1733 году достиг страны вымерших ныне манданов на той территории, которая теперь называется Северной Дакотой.
У тех людей, которых Верандри принял за белых, была необычная культура, разительно отличавшаяся от культуры окрестных индейских племен. Здесь Верандри нашел камень с надписями, не поддающимися расшифровке, и отправил его в Монреаль. Позднее в Париже эксперты пришли к заключению, что это татарские надписи. Однако вряд ли это возможно, так как татары и монголы совсем не занимались мореплаванием. Древнее тюркско-татарское руническое письмо очень сходно с древнескандинавским, и сторонники скандинавского происхождения манданов приводили этот факт в подтверждение своей теории. В настоящее время этот вопрос приходится оставить в стороне, так как необычный экспонат давно уже утерян, хотя нет никакого сомнения в том, что он существовал.
Верандри, конечно, ничего не знал о теории татарского происхождения племени, но его открытие насторожило французские официальные круги, которые пришли к выводу, что должен существовать морской путь в Азию. Это убеждение было подкреплено сообщением Верандри о реке Миссури, которая, по его словам, текла на запад (позднее ему пришлось признать, что в том месте, где он ее видел, она течет на восток, но дальше она поворачивает на юг и оттуда направляется к Тихому океану). Из своей следующей экспедиции в 1738 году он вернулся с известием, полученным от индейцев Манитобы о существовании другой реки на западе. Один из индейцев сообщил ему, что плавал вниз по этой реке, и рассказал, что она ведет к такой стране, где климат теплый, где растут перец и какао и есть драгоценные металлы, "дикие звери всякого рода, змеи необыкновенных размеров" и "белые люди, окружившие стенами свои города и форты". Очевидно, какие-то сведения об испанских поселениях в Южной Америке просочились на север и дошли до этих индейцев.
Два человека, оставленные Верандри на реке Миссури, вернулись позднее с уже знакомой нам легендой индейцев об озере, воду которого нельзя пить. Следующую экспедицию удалось снарядить только в 1742 году, но ее участников испугали рассказы о враждебных племенах на западе, на той территории, которая отделяла их от моря. Они все же пересекли страну Бэд-Лендс и дошли до гор Блэк-Хиллс. Один из сыновей Верандри хотел было подняться на них в надежде увидеть долгожданное море, но осторожные проводники-индейцы, испытывавшие страх перед племенами этих мест, помешали ему это сделать.
Это была последняя французская экспедиция, ставившая задачей поиски водного пути к Тихому океану. Подобные попытки стали казаться бессмысленными, власти воздерживались от их субсидирования, и не прошло и двух десятилетий, как французские владения в Америке попали в руки англичан, которые никогда особенно не доверяли карте Верраццано и направляли свои поиски Северо-западного прохода не в сторону континента, а в сторону Арктики.
Неизвестно, достиг ли Верандри подножия Скалистых гор, но менее чем через десять лет после него французы добрались туда, и зрелище этого открытого ими огромного водораздела уничтожило всякие надежды на возможность достижения Тихого океана по рекам и внутренним водам континента. Осознание этой ситуации нашло свое отражение на карте Филиппа Боша, последней из карт, изображавших Кивиру. На ней четко обозначен этот горный хребет (хотя и слишком близко к западному берегу, что, возможно, объясняется влиянием испанских сообщений о Береговом хребте), отделяющий реки, текущие на восток, от рек, текущих на запад.
Между тем малозначительный географический миф, родившийся при попытке французов найти путь через континент, нашел свое отражение на карте. Луи Арманд, барон де Лаонтан, провел некоторое время в районе Великих Озер и принял участие в их исследовании. Затем он возвратился во Францию и в 1741 году опубликовал "Воспоминания о Северной Америке". То, что Лаонтан был отъявленным лгуном, не помешало его книге выдержать несколько изданий. Он рассказывал, как открыл большую реку, впадающую с запада в Миссисипи. Он назвал ее Лонг-Ривер (Длинной рекой). Это была не Миссури, так как он утверждал, что исследовал и Миссури. Путешествующие вверх по Лонг-Ривер, сообщал он, могли встретить различные индейские племена: эссанапов, которые отличались "мягкостью и гуманными манерами" и были "пифагорейцами" (имелось в виду, что они верили в переселение души); гнакситаров, врагов эссанапов, которые, кроме того, знали и ненавидели испанцев; длинноволосых и длиннобородых мозимлеков и тугулавков, тоже бородатых, искусных мастеров по обработке меди, живших в горах, откуда берут свое начало реки. Последние были единственным племенем, которое, по словам Лаонтана, он не посетил.
К этой книге была приложена небрежно вычерченная карта, содержащая целый ряд орфографических ошибок: например, "Магара" вместо "Ниагара". На ней показана простирающаяся далеко на запад река Лонг-Ривер, при взгляде на которую рождается мысль о возможности преодоления континента водным путем. Однако, насколько мне удалось установить, это единственная карта с изображением Лонг-Ривер. На карте Боша, о которой упоминалось выше, такой реки нет.
Между тем в 1725 году царь Петр I отправил капитана-датчанина Витуса Беринга в дальний путь для выяснения все еще не разрешенного вопроса о проливе Аниан. Петра уже не было в живых, когда Беринг три года спустя доложил, что пролив между Азией и Америкой действительно существует. Но его донесение сочли неубедительным и некоторое время спустя Беринга снова отправили в тот же район для дальнейших исследований; и хотя он умер во время этого путешествия в 1741 году, отчет, привезенный его экспедицией, разрешил все сомнения. Именем Беринга этот пролив был назван лишь в 1778 году, когда капитан Кук посетил воды Аляски.
На протяжении XVII и XVIII веков различные английские экспедиции в поисках прохода совершили ряд плаваний в северо-западной части Гудзонова залива. Результаты были неутешительными, но то, что Беринг подтвердил существование легендарного пролива Аниан, вселяло надежду. Теперь, когда корабли всех народов свободно огибали мыс Доброй Надежды и мыс Горн, Северо-западный проход уже не представлял такой жизненной необходимости, но было несомненно, что, если бы он в конце концов оказался реальностью, он был бы очень удобен для навигации.
В 1708 году, еще до исследований Беринга, лондонский журнал "Мансли мисэлени" опубликовал сообщение о вымышленном путешествии некоего испанского адмирала по имени Бартоломео де Фонте. В сообщении говорилось, что в 1640 году он плыл к северу вдоль западного побережья Америки, открыл Северо-западный проход, исследовал его и вышел в море Баффина, встретив по пути два корабля, идущих из Бостона. Не удивительно, что эта история не наделала шума при первой ее публикации, так как к тому времени британская публика уже с недоверием относилась к туманным разглагольствованиям о путешествиях и особенно ко всему испанскому (но по совершенно не относящимся к делу политическим и религиозным причинам).
Однако тридцать лет спустя ирландец Артур Добс с необычайным энтузиазмом начал пробуждать у англичан серьезный интерес к Северо-западному проходу. Он собрал все, что мог найти о районе Гудзонова залива. К тому же до него дошли слухи о внутреннем западном море, и он стал настойчиво обращать внимание общественности на то, что французы знают внутренние территории Северной Америки лучше, чем англичане. Его основная мысль состояла не в стимулировании поисков Северо-западного прохода, а в гневном порицании "подлой" компании Гудзонова залива, которая, по его мнению, уже открыла проход, но наложила запрет на всякую информацию, связанную с ним, чтобы сохранить монополию на торговлю мехами.
В результате этой пропаганды общественность Англии финансировала несколько экспедиций, которые, однако, окончились неудачей. В 1744 году Добс опубликовал книгу "Описание стран, находящихся в непосредственной близости к Гудзонову заливу". Отряхнув пыль с одряхлевшего и сомнительного путешествия Хуана де Фуки, сообщение о котором впервые было опубликовано Перчесом, он объединил его с мистификацией адмирала де Фонте и заявил, что оба эти труда касаются одного и того же водного пути. Следовательно, Северо-западный проход открыт. Почему же нам об этом не сообщают? Книга вызвала большой шум, и в результате в 1746 году к Гудзонову заливу была послана экспедиция, которая, однако, обманула возлагавшиеся на нее надежды. После этого Добс отказался от своих идей и ретировался в Северную Каролину, где позднее стал губернатором и приобрел некоторую славу как ученый, открывший неизвестное до той поры растение — дионею.
К 1768 году появилась еще одна книга- "О значительной вероятности существования Северо-западного прохода". Автор ее Томас Джефферис, но полагают, что это псевдоним Теодора Драга, эксцентричного искателя приключений, который в должности корабельного писаря принимал участие в неудачном плавании 1746 года, а позднее вел процветающую торговлю спиртными напитками в американских колониях. Написанная им книга основывалась главным образом на сведениях де Фонте и де Фуки. К ней была приложена курьезная карта Северной Америки, на которой были представлены два совместно существующих прохода: проход де Фука в виде длинного узкого канала, являющегося продолжением открытого моря, и проход де Фонте (под влиянием французских представлений) в виде цепи рек и озер. Оба они самым невероятным с географической точки зрения образом идут бок о бок друг с другом.
Дальше события развивались так: в 1770 году Сэмуэл Херн вышел из торгового поста Черчилль на западном берегу Гудзонова залива, намереваясь пересечь ту часть Канады, которая лежит в арктической зоне. При этом он получил еще и особые инструкции: разыскать предполагаемый проход. Он пробирался по суровым северным землям на запад вплоть до Большого Невольничьего озера, а затем отправился на север к устью реки Коппермайн на побережье Арктики. На своем пути он не нашел никаких каналов. Затем в 1778 году капитан Кук исследовал западную часть американского побережья, не открыл никаких проходов и в своем сообщении сделал несколько саркастических замечаний по поводу "фиктивного пролива Хуан-де-Фука". Однако капитан Джон Мире в 1788 году исследовал залив Пюджет-Саунд, который проглядел Кук (возможно, из-за тумана), и вход в него окрестил именем Хуана де Фуки, предполагая, что если Хуан де Фука что-нибудь и открыл, то это мог быть только этот пролив. Его название сохранилось и по сей день.
В том же, 1788 году появилась еще одна вымышленная история о Северо-западном проходе, которая также оставила свой след. Ровно за двести лет до этого испанец Лоренсо Феррер Мальдонадо доложил о своем морском путешествии из Испании к западным берегам Америки через Исландию и Северо-западный проход. Он сообщил, что прошел через пролив Аниан, продолжил свой путь к югу параллельно американскому побережью до Кивиры и затем вернулся тем же путем обратно. Когда это сообщение раскопали в архивах и опубликовали, оно обратило на себя внимание нашего старого знакомого Филиппа Боша. Этот человек, способный поверить чему угодно, горячо отстаивал правдивость сообщений де Фонте. В 1790 году он сделал доклад в Парижской Академии наук, основанный на данных Мальдонадо, и снова привлек внимание к испанским авторитетам. На проверку фактов, изложенных в докладе, был послан в 1791 году с двумя кораблями капитан Александре Маласпина; он тщательно обследовал берега Аляски в северном направлении приблизительно до 60 и не нашел пролива. В своем докладе он камня на камне не оставил от сообщения Мальдонадо, доказав, что это сплошное надувательство. Однако в сообщении Мальдонадо Северо-западный проход представлен в виде последовательного ряда извилистых каналов, тянущихся до 75 северной широты; и оказалось, что это описание, по случайному совпадению, представляет правильную картину реально существующего Северо-западного прохода.
Как я уже предупредил читателя, я не собираюсь излагать всю историю поисков Северо-западного прохода и задача моя состоит не только в том, чтобы разоблачить мифы. Мне хотелось показать, что многие путешествия носили серьезный характер и способствовали расширению знаний об Арктике. С самого начала XIX столетия Северный полюс превратился в объект более серьезных исследований, чем Северо-западный проход, о котором, впрочем, никогда не забывали. Последней серьезной экспедицией, главной целью которой были поиски Северо-западного прохода, была экспедиция 1845–1847 годов Джона Франклина, который отправился в Арктику и исчез. Общественность Англии с большим вниманием следила за поисками пропавшей экспедиции.
Путешествие Франклина ознаменовало собой последнюю вспышку активного интереса к Северо-западному проходу. Стало ясно, что из-за сильного холода в этих широтах возможность использования прохода практически исключается. Открытие Суэцкого канала двумя десятилетиями позднее сделало необходимость в Северо-западном проходе еще меньше, так как появился более короткий путь на Восток.
Но вслед за мифом о Северо-западном проходе возник другой миф, связанный с ним лишь косвенно, миф об Открытом полярном море. В сущности, убеждение в том, что существует такой водный бассейн, возникло примерно за два столетия до этого. Оно впервые появилось в повествовании Джозефа Моксона.
Впоследствии Моксону довелось стать гидрографом короля Карла II и известным картографом, но в 1652 году, во времена Кромвеля, он находился в изгнании за свои роялистские убеждения. В одной амстердамской таверне он встретил голландского моряка, который рассказывал, что только что вернулся с рыбных промыслов у Шпицбергена. Присутствующие выразили удивление по поводу его возвращения домой в разгар рыболовного сезона. Тогда моряк объяснил, что он плавал на специальном судне, которое забирало и отвозило домой улов с других кораблей, но, когда их судно подошло к Шпицбергену, обнаружилось, что улов недостаточен, чтобы целиком заполнить трюм. Тогда капитан решил воспользоваться задержкой и сплавать на север, насколько позволят погодные и ледовые условия. Они проплыли до полюса и еще на два градуса дальше, но не встретили ни островов, ни ледяного покрова, а только открытое море, и при этом, по словам моряка, погода стояла такая же теплая, как в Амстердаме летом.
Трудно себе представить, что именно все это могло означать. Моксон говорил, что он верит этому рассказу, "так как [моряк] казался бесхитростным честным человеком, лишенным всякого притворства, человеком, который никак не был во мне заинтересован". Возможно, что выдался один из тех редких летних сезонов, которые иногда случаются, когда Арктика свободна ото льда, и путешественникам удалось достичь исключительно высоких широт. Несомненно, однако, что история эта была приукрашена в ходе повествования. Мысль о возможности навигации в полярном море возникла в тот момент, когда выяснилась несостоятельность старой теории климатических зон, о которой говорилось в начале главы. Но в данном случае это было, видимо, первое упоминание о практической попытке навигации в Открытом полярном море.
Напомним, что еще в 1527 году Роберт Торн предложил в качестве объекта исследования прямой путь через полюс. Баренц в 1596 году и Гудзон в 1608 году пытались преодолеть этот путь, но потерпели неудачу. Однако некоторые географы продолжали поддерживать эту идею, основываясь на правдоподобном рассуждении. Они упирали на то, что полярные районы освещены солнцем непрерывно на протяжении шести месяцев в году, но то, что остальные шесть месяцев эти районы остаются совсем без солнца, они обходили молчанием. Всем, кто занимается внутренними озерами на территориях с холодным климатом, хорошо известно, что лед вначале образовывается исключительно вдоль береговой линии. Эта особенность была механически перенесена и на море, что совершенно неправомерно, поскольку здесь входят в силу еще многие другие климатические факторы. Сообщениям некоторых исследователей о том, что они неожиданно встречали участки открытой воды внутри Северного полярного круга, придавали незаслуженно большое значение.
Однако поиски Открытого полярного моря скорее связаны с исследованием Северного полюса, чем с Северо-западным проходом, и они приобрели свое значение лишь после того, как вопрос о Северо-западном проходе перешел в разряд второстепенных вопросов в общей системе исследований Арктики. В Лондоне в 70-е годы XVIII столетия появился некий Дейнис Баррингтон, член Королевского общества, хороший юрист, но посредственный ученый, который усиленно ратовал за полярные исследования, основываясь на том, что в полярном районе можно найти водные пути, пригодные для навигации. Некоторые из его доводов, хоть они и ошибочны, интересны своей курьезностью: он обратил внимание на то, что тропическая жара (на основе отрывочных сведений о погоде, имевшихся в то время) гораздо сильнее на тропиках Рака и Козерога, чем на самом экваторе; иными словами, он утверждал, что тропическая зона становится более умеренной по мере приближения к ее середине. Одним из доказательств этого служило то, что вулкан Котопахи в Эквадоре, расположенный почти непосредственно на экваторе, покрыт снегом, тогда как вершина Тенерифе на Канарских островах к северу от тропика Рака не имеет снежного покрова, хотя она выше Котопахи. Баррингтон рискнул высказать предположение, что аналогичный принцип мог бы подойти и для Арктики, то есть что холод Северного полярного круга, возможно, ослабляется по мере приближения к Северному полюсу.
Идеи Баррингтона помогли убедить британское Адмиралтейство послать в 1773 году два хорошо снаряженных корабля для исследования полярного моря. Одним из членов экипажа был Горацио Нельсон, в то время молодой гардемарин, впоследствии ставший знаменитостью. Несколько севернее Шпицбергена путь экспедиции преградила ледяная стена. Это событие почти уничтожило надежды на Открытое полярное море, и, когда Вильям Парри в 1827 году осуществил свою попытку достичь Северного полюса со Шпицбергена, ему пришлось захватить с собой сани. Но в 1818 году некоему полковнику Бофою удалось все же опубликовать в Нью-Йорке книгу с изложением идей Баррингтона.
Теория эта снова выплыла наружу в середине XIX столетия главным образом благодаря известному исследователю Арктики Элишу Кенту Кейну. В 1852 году в своем сообщении Американскому географическому обществу он упомянул о том, что известный шотландский физик сэр Дэйвид Брюстер указал на два "полюса холода", где обнаружены самые низкие в северном полушарии температуры, — оба они находятся вблизи 60 северной широты, один в Азии, а другой в Америке. Отсюда следовало, что если самая холодная погода наблюдается южнее Северного полюса, то на самом Северном полюсе должно быть теплее и потому в его непосредственной близости море может быть и не покрыто льдом.
Когда во время следующего полярного путешествия Кейн достиг самой северо-западной точки Гренландии, то ему показалось, что это положение доказано, так как с высоты мрачных прибрежных утесов перед ним открылось море, покрытое тяжелыми гребнями волн и совершенно свободное от льда.
В то время еще не было известно, что иногда по ряду причин большие участки Северного Ледовитого океана могут временно полностью избавляться от ледяного покрова. Открытое полярное море стало представляться реальностью. В ближайшие двадцать лет в поддержку этой теории выступили Август Петерманн, крупный немецкий географ, сам содействовавший исследованию, и первый значительный американский океанограф Мэттью Фонтен Мори. Однако последующим путешественникам снова не удалось обнаружить Открытого моря, и наконец после трехлетнего плавания Фритьофа Нансена в 1893–1896 годах и дрейфа на "Фраме" во льдах с этой идеей было окончательно покончено.
Через десять лет после путешествия великого норвежца не менее великий норвежец Амундсен доказал, что Северо-западный проход реально существует и может быть использован для навигации. Но если молва справедлива, то, видимо, другое судно еще раньше прошло через проход, причем при таких жутких обстоятельствах, которые даже трудно себе представить.
11 августа 1775 года американское китобойное судно "Геральд" попало в штилевую зону вблизи огромного ледяного поля к западу от Гренландии; ночью внезапно поднялся сильный шторм, взломавший лед, и команда "Геральда" увидела приближающийся к ним странный корабль, мачты и реи которого были покрыты сверкающим льдом. Капитан и несколько матросов поднялись на борт и прочли название корабля: "Октавиус". Они обнаружили, что все койки в носовом кубрике заняты мертвецами, тела которых прекрасно сохранились из-за холода. Капитан, был найден замерзшим за столом в своей каюте, перед ним лежал открытый судовой журнал, на койке находилось тело женщины, вероятно жены капитана. Напротив нее на полу каюты сидел мертвый матрос. Перед ним лежали кремень и стружки: он, очевидно, собирался развести огонь в момент внезапной смерти. Рядом с ним на полу под матросской курткой лежало тело маленького мальчика.
Капитан "Геральда" взял судовой журнал и передал его одному из своих людей. Он обследовал камбуз, но не нашел никаких продуктов. Когда же он хотел осмотреть трюм, команда отказалась спускаться внутрь этого погребального корабля. Они вернулись к баркасу и тут выяснилось, что человек, у которого был судовой журнал, уронил его впопыхах, стараясь поскорее убраться с судна. Книга стала хрупкой от мороза, и все страницы, кроме нескольких первых и последней, отломились от переплета и упали в море. В следующую ночь "Октавиус", дрейфуя, скрылся из виду, и о нем больше никогда ничего не слыхали.
От судового журнала остались три страницы в начале и одна в конце. На первых страницах были имена членов экипажа, включая капитана, его жену и их десятилетнего сына, и говорилось об их отплытии из Англии в Китай 10 сентября 1761 года. Эти страницы оканчивались записью о прекрасной погоде и о том, что 19 сентября в поле зрения корабля находились Канарские острова.
Последняя страница содержала единственную запись, сделанную, должно быть, одним из членов команды. В ней говорилось, что корабль уже семнадцать дней находится в ледяном плену, что люди жестоко страдают от холода, что сын капитана умер, а жена сказала, что уже не чувствует холода (первый признак приближения смерти при замерзании), что помощник капитана безуспешно пытается развести огонь и что приблизительное местонахождение корабля 75 северной широты, 160 западной долготы (это примерно около ста миль к северу от мыса Барроу на Аляске).
Очевидно, капитан "Октавиуса" решил на обратном пути из Китая попытаться найти Северо-западный проход вместо того, чтобы возвращаться домой дальней дорогой вокруг мыса Доброй Надежды. Так ли это на самом деле, мы никогда не узнаем, потому что большая часть судового журнала утеряна. Но вполне вероятно, что первым, кто прошел Северо-западным проходом, был корабль мертвецов, проделавший это путешествие за четырнадцать лет.