Гусеница мечется в пламени. Борьба самая что ни на есть отчаянная. Раз десять ей удается частично погасить огонь, обволакивая его. Но каждый раз струей из огнемета я вновь запускаю огненную стихию. И она неумолимо пожирает ее. Это заметно по тому, как убывает объем мерзкого желатина. Пламя гложет его, как до этого тварь упорно прогрызала себе дыру в почве, сооружая берлогу. Вынужден крепко ухватить Регеллу, которая взвинчена до предела и кричит не своим голосом:

— Ох, как мне больно… Невыносимо больно.

Мне не легче. Все страдания этого подвергающегося жестокой пытке существа телепатически передаются в мои нервные узлы. И все же пока терпеть можно. Я продолжаю орошать этот поганый студенистый агломерат. Мало-помалу его психические импульсы начинают ослабевать. На дне норы теперь лежит нечто величиной с весьма крупный апельсин, который перестал даже трепыхаться. Он даже не излучает свой завлекательные призывы. Все кончено. Доказано, что штука не стопроцентно неуязвима.

Стоя у края ямы, приканчиваю гусеницу, поливая раскаленной до максимума струей. Регелла успокоилась, но дрожит, как осиновый лист.

Приказываю ей:

— Быстро в модуль! Предупреди Ариона и узнай, реагировала ли на случившееся штука.

В дыре от грозного в недавнем прошлом шара осталось что-то жалкое, величиной с орех. Тварь сломлена окончательно, но я не намерен оставлять от нее хотя бы малейшего следа. Я весь во власти какой-то дикой, хмельной радости. Огонь — вот решение… Но, к сожалению, использовать это средство против антаблемента на холме нельзя: уж очень велика масса зарывшегося там, на вершине, чудовища. Для этого потребовалось бы разжечь очаг больше этого тысяч в пять или шесть. Но даже, если бы нам удалось каким-то образом это сделать, мы не смогли бы без громадного риска приблизиться к этой штуке на расстояние, достаточное для того, чтобы постоянно поддерживать горение в огненном шквале.

Все: в глубине ямы не остается ничего, кроме обуглившейся почвы. Выключаю огнемет. На меня вдруг накатывает дурнота. Спотыкаясь, бреду к модулю, словно изрядно поддавший тип. Огненные круги в глазах. Передо мной продолжает потрескивать пламя, которое представляется мне сейчас каким-то темным декоративным фоном.

Сумеречно! Саванна, гнетуще молчавшая до этого момента, внезапно оживает тысячами всевозможных тревожных звуков. Слышно, как зверушки скользят в высоких травах, как пронзительно вопят кем-то беспощадно загоняемые животные. Слышу даже хищников в засаде.

Вот и модуль. Регелла сидит перед рацией. Экран не светится. Разговор с Арионом идет только на звуковой волне.

— Ты поставила его в известность?

— Конечно.

— Как откликнулась штука!

— На холме все спокойно.

Значит, гусеница на момент гибели уже была полностью независимой единицей.

— Предупреди Ариона, что возвращаемся на эликон.

Я совершенно выбился из сил и растягиваюсь на кушетке. Регелла поднимает модуль в воздух. Я лежу, истекая потом, испытывая ни с чем не сравнимое чувство вины. Мое состояние наверняка объясняется тем, что я на собственной шкуре прочувствовал всю боль умерщвленного мною существа. Меня словно пометили чем-то неуничтожимым. Его способность к поглощению абсолютна… как с физической, так и с моральной точки зрения. Регелла, напротив, словно вырвалась из тяжкого плена. В гипнозе, который наводят властные призывы этой штуки, есть что-то странное, здесь кроется некая жгучая тайна.

Очевидная нелогичность моей реакции на событие меня поражает. Задаюсь вопросом, не такие ли симптомы отметил Арион у Варны. Извергнутые ею психические флюиды действуют примерно в том же русле, что и практикуемая на Мандралоре аннигиляция сознания. Только длятся меньше времени. Это, кажется, убедительно иллюстрирует ту истину, что никогда человеку не дано выдумывать что-то такое, что Природа не в состоянии произвести на свет путем мутаций.

Небо потемнело. Фактически наступила ночь, когда мы вступили в шлюзовую камеру эликона. Несмотря на то что в поведении Регеллы отмечаю несомненные перемены, доверять ей до конца еще не могу. В любой момент от монстра может поступить неожиданный сигнал, который превратит ее в заклятого врага. Посему принял решение предоставить ей салон для отдыха, а самому лечь в командной рубке.

Пока она готовит ужин на двоих из питательной жидкости, я меряю шагами каюту перед экранами. Я оставил их в рабочем состоянии, хотя там и не высвечивается никаких картинок.

— Регелла?

— Да?

— Вынужден дать тебе снотворное.

— Естественно, ты обязан принять максимум мер предосторожности.

Предстоящая ночь тревожит меня. Одними губами шепчу:

— Во время сна мы, вероятно, окажемся более уязвимыми, чем в состоянии бодрствования.

— Ты опасаешься, что эта штука снова обрушится на нас?

— Да, и на сей раз мы, возможно, окажемся не в состоянии воспротивиться ее зову.

— Но ты же сам заявил, что мы находимся достаточно далеко от холма.

— Верно, но имелось в виду, что мы все время будем способны противопоставить ее психической атаке собственную волю.

Останавливаюсь перед экраном. В свете нежданно появившейся в небе луны смутно различаю очертания нашего эликона.

— Мы ведь еще не знаем реальной мощи нашего недруга… Кто поручится, что она не достигает максимума как раз ночью?

— С какой стати?

— Именно ночью в джунглях вакханалия охоты.

— Следует предупредить Ариона.

Я согласен и, не мешкая, связываюсь с историком. Спустя несколько секунд его изображение возникает на экране.

— Арион, я тут пораскинул мозгами. Надо ввести ночное дежурство. Абсолютно необходимо, чтобы кто-то из нас оставался настороже на случай, если эта штука вдруг начнет излучать ночью сильнее, чем днем.

Быстро излагаю аргументацию в подкрепление своих опасений. Он полностью соглашается со мной.

— Такая мысль приходила и мне в голову. Если не возражаешь, первым на вахту встану я… скажем так, часа на четыре… А потом я тебя разбужу.

— А как твои товарищи?

— Не хотел бы оставлять тебя, Эльвер, в их власти.

Пожалуй, он прав. Черт, и это обстоятельство надо учитывать. С трудом сдерживаю раздражение. Все правда. Я не могу пока доверять здесь никому. Включая и самого Ариона, если уж на то пошло, несмотря на проявляемое с его стороны дружеское участие. Ведь если разобраться, теперь, когда мы закупорили эту тварь силовыми полями, нужда во мне в сущности отпала.

— Добро.

Ладно. Придется не спать. Приму тонизирующие таблетки. Они позволят мне обойтись пока без сна и снимут усталость. Уж слишком опасны старые одиночки, которым внедряются в подсознание мощные императивы. Даже если Арион вполне искренне намерен соблюдать нашу договоренность о перемирии, все равно взыгравшее воображение может, вопреки воле, сбить его с намеченного пути.

— Что-то не так, Эльвер?

— Знаешь, эту ночь я решил не спать.

— Не доверяешь, значит, мне?

— Не тебе… Ариону… Ведь его нашпиговали инструкциями, обязывающими ликвидировать меня любой ценой.

— Меня тоже.

— Но после психической агрессии этого монстра твои мозги как бы промыло. Но его-то остались в прежнем состоянии.

— А если воспользоваться покровом темноты и ускользнуть?

— В космос?

— Не обязательно… Сядем в летательный модуль и скроемся в каком-нибудь укромном местечке, где нас во век не найти.

— Такого убежища просто не существует.

— Но в нашем распоряжении целая планета — а это величина немалая! А засечь нас вне эликона будет необыкновенно трудно… А с этой штукой пусть справляется Арион, в одиночку.

— И ты считаешь, что мы уже сломали ее сопротивление только тем, что сумели изолировать?

— А что она может теперь реально предпринять?

— Пожалуйста: прорыть достаточно глубоко под силовым барьером подземный ход.

— Ей еще до этого надо додуматься.

— У существа наверняка удивительно развитый инстинкт самосохранения. И не забывай, что оно вооружилось интеллектом пяти ребят, каждый из которых в свое время прошел весьма тщательный отбор.

Ужин из питательной жидкости заметно нас приободрил. Я почувствовал себя намного лучше. Практически полностью восстановил свои жизненные силы. Регелла растянулась на кушетке, а я занял вертящееся кресло пилота.

— На твой взгляд, что собой представляет эта штука? — уже, засыпая, проронила Регелла.

— Это сам принцип жизни… се базовый элемент… тот, что воодушевляет любое Творение.

— То есть жизнь в чистом виде?

— Ее концентрат. Тот, что, видимо, существовал в самом начале, но по каким-то причинам с тех пор не претерпел никаких изменений, которые должны были бы его преобразовать.

— В животное?

— Или в растение… А сила, свернувшая со своего целевого пути, неизбежно становится разрушающей.

— Но как такое могло случиться, Эльвер?

— Это же Природа! Аномалии — неразрывный компонент создания… И она даже использует их на полную катушку. Помни, что эта штука представляется чудовищной только по отношению к нам, в наших глазах. В конце концов, ничто не доказывает, что Природа рассматривает нас как окончательную и самую гармоничную стадию развития.

Я громко вздыхаю.

— Если эта штука представляет собой саму сущность того флюида, что делает нас «живыми существами», то ее воздействие на нас вполне закономерно. Тогда как же ей можно было бы противостоять?

— Определить базисный симбиоз.

— Вот именно… ее сила притяжения, раздробленная на множество независимых элементов, становится нулевой, учитывая происходящие при этом преобразования. Собранная в колоссальную массу, она делается непреодолимой.

По ее лицу скользнула гримаса легкой горечи. Я продолжаю:

— Знаешь, в тот момент, когда я добивал эту гусеницу, выжигая последние оставшиеся от нее крохи, то чувствовал себя в душе убийцей.

— Возможны ли какие-то превращения субстанции, что на вершине красного холма?

— Боюсь, что нет. Слишком поздно… во всяком случае, для нормальной метаморфозы. Процесс уже пошел вспять. Эта форма жизни стала ненасытной и всепожирающей. Она приобрела комплекс всемогущества, никем и ничем не ограниченного.

Регелла наконец успокоилась и заснула. Пару раз я чувствовал исходившие от существа с холма сигналы, но очень слабые по мощности… Нечто вроде общего, размазанного призыва. Штука, должно быть, недоумевала, почему этой ночью иссякла та обильная дань, которую она привыкла регулярно собирать с джунглей. Но, видимо, беспокойства по этому поводу пока еще не проявляла.

Да, судя по всему, предстоит длительная осада. Завтра надо предложить Ариону послать двух его спутников в разведку над этой планетой. Не исключено, что на ней уже делают первые робкие шаги гуманоиды. Этот вопрос следует прояснить как можно скорее. Если это так, то они наверняка уже входили в контакт со штукой. При этом у них, без сомнения, срабатывал инстинкт самосохранения. Известно, что первобытные сообщества зачастую находили очень простые решения, которые на поверку оказывались наилучшими.

Раздается вызов. Это Арион напоминает, что настал час моей вахты. Ну что же, значит, я ошибся в отношении этого человека. Тем не менее я совсем не собираюсь раскрывать ему, что так и не смыкал глаз. В любом случае этот факт действует на меня успокоительно, укрепляет веру в будущее. Как знать, может быть, по окончании всей этой эпопеи мне и не придется горевать одному на планете. Как и я, Арион ощутил исходившие от монстра слабые импульсы, но не счел, что они представляют хоть какую-то опасность.

Пока мы перебрасывались с ним репликами, проснулась Регелла. Села рядом со мной. Оба молчим. Она робко отыскивает мою руку. Момент умиротворения, возвращаются былые надежды. Все-таки до чего же странная штука человеческая психология, настрой ума. Когда я бежал с Манд-ралора, то рассчитывал на одинокую жизнь… Внутренне настроился на это, а вот теперь, пожалуй, уже и не смог бы так существовать.

— Наверное, это немного глупо для выпускника Учебного центра неожиданно испытывать потребность ляпнуть банальность.

— Например?

— Заявить, что я тебя люблю.

— В сущности, любое воспитание — не более чем лакированное покрытие, Эльвер. Как только попадаем в исключительные условия, тут же возвращаемся к изначальным истокам инстинктивного характера. Я ведь тоже тебя люблю.

Склонив голову мне на плечо, она добавляет:

— Если даже введенный в меня искусственно императив охоты на тебя все еще продолжает действовать, мне думается, что теперь я не смогла бы ему повиноваться.

Мощный призывный всплеск — и Регелла тревожно вскакивает.

— Сейчас же надень гермошлем!

Штука, видно, начала нервничать. Она, должно быть, чувствовала, что у подножия холма суетятся (совсем рядом!) всякого рода зверушки и звери, и удивлялась, почему они не откликаются на ее импульсы и не устремляются к ней.

Небо начало предрассветно розоветь. Регелла поспешно заканчивает облачение в полное космическое одеяние.

— Этот зов не направлен мне лично.

— Конечно, нет. Ведь Люгон погиб.

На экранах ничего не видно, но неумолчный шум джунглей не стихает в рубке ни на минуту. Сквозь него в ночи внезапно прорезался трубный глас какого-то крупного животного.

— Знаешь, Эльвер, удерживаемые силовым полем животные уже не вернутся в свои норы и берлоги. С восходом солнца они так и останутся как бы приклеенными к барьеру.

— Да, придется их уничтожить.

Яснее ясного, почему это они прилепились к защитному полю: их же загипнотизировал монстр! Они и понятия не имеют о нашем невидимом препятствии. Они уже прошли ту стадию, когда страх мог бы еще вынудить их бежать куда глаза глядят. В данный момент единственный, кто ничего не понимает в обстановке и недоумевает, — это она, та самая штука.

Горизонт все более и более алеет, тени разжижаются, становятся менее плотными. Похоже взвился свирепый ветер. И вновь — мощный приступ психической атаки. На сей раз он до остервенения силен: я ьижу, как скрючило Регеллу. Немедленно оповещаю Ариона. Рассвело, впрочем, уже настолько, что на экранах начинает проступать саванна.

— Я и сам проснулся от этого отчаянного зова монстра, — сообщает историк.

— Как чувствуют себя твои пленники?

— Ты имеешь в виду Варну и других ребят?

— Естественно.

— Сейчас взгляну…

Он, должно быть, подключился к специальному экрану, показывающему, что происходит в отсеке, где содержатся пострадавшие. Через некоторое время он поворачивается ко мне:

— Их бьет колотун!

— Как, впрочем, и Регеллу. — Через прозрачную поверхность гермошлема вижу, как напрягся у нее взгляд. Спешу удалить девушку подальше от пульта управления.

— Провожу ее в каюту для отдыха. — Сопротивления она не оказывает, но я догадываюсь, что дастся ей это с величайшим трудом.

— Как дела?

— Тяга становится невыносимой. Ты рассчитал все правильно. Эта штука страшно голодна… терзается буквально каждая клеточка ее массы. Скоро я уже не смогу ей противиться.

— В таком случае вынужден тебя привязать.

— Лучше дай снотворного.

— Нет. Хочу, чтобы ты боролась изо всех сил. Ведь речь идет о твоем здоровье.

— А не лучше ли мне сесть сейчас в модуль и отлететь подальше от этого места?

Почему бы и нет! В любом случае от последнего рокового шага ее, как и обитателей джунглей, удержит силовой барьер… К тому же я добиваюсь, чтобы она сама максимально мобилизовала все внутренние силы на отпор противнику. Убежден, что при известной тренировке любой человеческий мозг способен устоять против этого наваждения. К примеру, мне удается делать это все легче и легче.

— Ну что же, можно попробовать.

— Так ты мне доверяешь?

Вижу по ее лицу, насколько она этим потрясена.

Провожаю Регеллу в трюм. Там, рядом с роботами-ликвидаторами, стоит, летательный модуль. Он’ выглядит очень изящно со своими обтекаемыми формами, способен развивать самые высокие скорости. Сейчас ой покорно ждет у люка выходного шлюза.

— Я буду поддерживать с тобой постоянную связь, Регелла. Если вдруг почувствуешь, что с тобой что-то неладно, немедленно предупреди меня. Я тотчас же приму меры, чтобы прийти на помощь еще в воздухе.

Из-за этого проклятого гермошлема не удается даже поцеловаться на дорожку. Ограничиваюсь тем, что крепко сжимаю ее в объятиях. Она усаживается в кресло пилота, а я открываю выходной люк.

Модуль свечой взмывает ввысь. Уже совсем рассвело, но небо затянуто внушительными тучами. Видимо, будет дождь, а точнее, один из тех тропических, бурных ливней, которые, кажется, готовы все в природе раздавить под сокрушительной массой низвергающейся воды.

Я долго-долго смотрю вслед удаляющемуся модулю. На какое-то мгновение меня охватил страх, как бы Регелла тут же не спикировала на, холм. Нет, все обошлось, и теперь она, должно быть, уже вне опасности. Надеваю заплечный эликавто, покидаю астролет и направляюсь к реке. У подножия алого холма столпилось с дюжину представителей местной фауны, в том числе два зверя совершенно апокалиптического вида… какие-то удивительно толстокожие ящерки с треугольной плоской головой на несоразмерно длинной шее. Одним словом, мастодонты. Значит, мы попали на геологически еще совсем молодую планету. Ни одно из этих существ даже близко не напоминает по форме человека. Замечаю могучего быка с длиннющими рогами, а также несколько мелких животных типа кроликов.

Неожиданно в поле зрения попадают Арион и Фелькам. Видно, им пришла в голову та же мысль, что и мне. Сейчас они с помощью эликавто дефилируют в воздухе на почтительном расстоянии над группой застрявших здесь зверей. Оба — в гермошлемах.

Мне становится жалко этих бедных животных, попавших в ловушку. Они прильнули к невидимому силовому экрану, совершенно позабыв о естественном между ними антагонизме. Они даже не испытывают паники и, похоже, уже слились в каком-то омерзительном экстазе.

Подлетаю к Ариону и Фелькаму. Интересно, что все мы уже довольно сносно переносим излучение этой штуки. Кстати, она пока не проявляет никакой специальной защитной реакции против нашего появления.

Арион показывает на сгрудившихся животных:

— Придется, видно, их уничтожить.

— К сожалению, это неизбежно. Но не следует делать этого слишком резко, поскольку рискуем нарваться на взрывной ответ штуки. Сейчас она спокойна, так как убаюкана их близким присутствием…

— И все же попробуем!

Мы разворачиваемся веером и наводим на животных дезинтеграторы.

— Огонь!

Какая-то доля секунды — и от скопления тварей ничего не остается. Их в одночасье поглотило небытие. Импульс штуки тут же исчезает… затем возобновляется… Это нечто вроде отчаянного всплеска, продолжающегося всего несколько мгновений. Мы трепетно смотрим на антаблемент. Там вздыбился чудовищный протуберанец… затем еще один. Вскоре монстр выбросил уже четыре гигантских щупальца, они отделяются от основного массива и начинают спускаться по склону наподобие гусениц. Одно из них выдвигается вперед. Три других, действуя, очевидно, в рамках тактического замысла, держатся развернутым строем позади лидера. Я цежу сквозь зубы:

— Ими руководят интеллекты твоих товарищей, Арион, как и той гусеницей, что мы поджарили.

Головная тварь вплотную приблизилась к силовому барьеру и осторожно щупает. Она бесцветна, что, судя по всему, говорит о том, что сдерживается, старается не впадать в гневливое состояние. Неожиданно в мой мозг штопором ввинчивается телепатическая волна. Она совсем не похожа на прежние вызовы — властные и угрожающие.

«Говорит Ардан. Не желаю вам причинять никакого зла. В определенной мере мы контролируем всю эту массу. Она в состоянии предложить нам всем неслыханные возможности».