Выздоровление Елизаветы Ворожеевой проходило довольно быстро, к огромной радости её близких. Казалось, самое страшное позади. Постепенно утихли: и гнев, и переживания, и эмоциональные срывы. Но тем не менее все продолжали сохранять бдительность и осторожность. Прислуга Елизаветы тщательно следила за приготовлением блюд и напитков, которые поступали к их госпоже. Владимир Вольшанский установил тайное наблюдение за домом Ворожеева. Нанятые им люди контролировали каждый шаг несостоявшегося отравителя. Алексис старался повсюду сопровождать Елизавету в её оздоровительных прогулках.
Что касается самой Елизаветы, то угроза собственной жизни и вероломство Ворожеева беспокоили её гораздо меньше, нежели её близких. Существовали иные вещи, которые она считала более значимыми для себя: это душевное состояние её сына Алексиса и история графа Вольшанского о незнакомке-призраке.
После всех ужасных потрясений и разочарований, которые довелось испытать Алексису, в его юной душе что-то умерло. Что-то, что поддерживает веру в хорошее и справедливое, и что-то, что заставляет думать, будто чистота, честность и благородство сильнее лицемерия, злобы и низости. Елизавета как никто другой понимала своего сына, потому что когда-то давно ей тоже довелось испытать то ужасное чувство, когда в душе что-то умирает.
Но хотя Елизавета понимала боль своего сына, она все же не знала, как избавить его от этой боли. И это терзало её. Ей казалось, если она откроет тайну истории графа Вольшанского, она непременно сможет помочь своему сыну. Однако выведать что-либо у Владимира об этой истории на маскараде и о таинственной девушке было довольно сложно. Всякий раз, когда она заговаривала об этом, Владимир уходил от разговора. Впрочем, оно и понятно: когда дама твоего сердца очень больна, не слишком хочется обсуждать события давно забытой истории. Елизавете ничего не оставалось делать, как отложить разговор до лучших времен.
Эти лучшие времена, как ей показалось, наступили, когда Владимир нанес ей очередной визит и с нескрываемой радостью отметил, что она превосходно выглядит, и что от страшной болезни не осталось и следа. Этот комплимент означал для Елизаветы, что пришло время действовать.
— Пройдемте в гостиную, — предложила она Владимиру. — Мне необходимо с вами поговорить.
Елизавета была очень взволнована. Она не знала с чего начать разговор, какие подобрать подготовительные фразы. Владимир тоже, казалось, хотел о чем-то поговорить с ней. Это чувствовалось в его некоторой напряженности и невнимательности.
— Благодарю вас за то участие, которое вы принимали в моей судьбе все это время, — произнесла Елизавета.
— Не нужно меня благодарить, — улыбнулся он. — Вы мне небезразличны. И вам это известно.
— Да, — немного смутившись, произнесла она. — Именно за это я вас и благодарю. За то, что вы мне встретились. Хотя в данной ситуации мне следовало бы благодарить Бога, который позволил нам встретиться.
Она замолчала, не зная, как продолжить разговор. И здесь взял свое слово Владимир.
— Елизавета, я должен вам кое-что сообщить, — произнес он серьезным голосом.
— Да, я вас слушаю, — ответила она.
— Это касается вашего… Это касается князя Ворожеева.
— Князя Ворожеева?
— Несколько дней назад его арестовали. Сейчас он находится под следствием.
— Под следствием? — переспросила Елизавета. — Но за какое злодеяние? О том, что он причастен к моему отравлению, известно лишь нашему узкому семейному кругу и вам. Но никто об этом не заявлял в полицию.
— В полицию не заявляли я и Алексис, но, возможно, заявила ваша матушка, — предположил Владимир.
— Вы не знаете моей матушки! — возразила Елизавета. — Она не сделает ничего такого, что способно хоть как-то запятнать честь семьи. Может быть, сама Немянова на него донесла?
— Если бы это была она, её арестовали бы первой, — возразил Владимир. — Как-никак она непосредственная исполнительница.
— Но откуда вам стало известно об аресте Ворожеева? — спросила Елизавета.
Владимир помедлил с ответом.
— Уж не поставили ли вы человека — следить за ним? — предположила она.
— Вы же не будете на меня сердиться за это, Елизавета Алексеевна! извиняющимся тоном произнес он.
— Нет, не буду, — улыбнулась она. — Но почему вы не сообщили мне о его аресте раньше? Ведь вы сказали, что он уже несколько дней как арестован.
— Я беспокоился за вас. Тогда вы ещё окончательно не поправились. И потом, я не думал, что для вас это столь важно.
— Этот человек является моим мужем. Его арест может затронуть мои интересы и интересы Алексиса. Неизвестно еще, что он натворил!
— Простите, я не придал этому должного значения. Мне невыносимо осознавать, что он ваш муж, и что вы связаны с ним узами. Гораздо проще думать, будто он лишь ваш ненавистный враг.
— Поверьте, Владимир Елисеевич, мне ещё более, нежели вам, это невыносимо.
— Он должен быть благодарен этому аресту, — непроизвольно вырвалось у Владимира, и в его глазах вспыхнул зловещий огонек. — Он потерял свободу, но, возможно, сохранил жизнь.
— Что вы хотите этим сказать? — испуганно произнесла Елизавета.
— Ничего особенного, — успокоил её он.
Но Елизавета поняла все без объяснений.
— Выкиньте эту мысль из головы! — повелительным и в то же время умоляющим тоном произнесла она. — Он не стоит того, чтобы из-за него жертвовать собой и пятнать свою честь!
— Стоит, — возразил Владимир, — если это принесет свободу, покой и счастье той, которая дороже всего на свете.
— Для меня не будет свободы, покоя и счастья, если от этого пострадаете вы!
Владимир посмотрел на неё благодарным взглядом влюбленного, которому только что ответили на его чувства.
— В этом аресте есть много странного! — произнесла Елизавета, возвращаясь к главной теме разговора. — Если он находится под следствием не за это преступление, то тогда за какое? А если за другое, то почему его арестовали вскоре после того, как он совершил это?
— Я могу попытаться все разузнать, — предложил Владимир.
— Мне сделать это будет проще, — заверила Елизавета. — Я обращусь к адвокату Корнаеву. У него имеются связи в полиции. И потом, он мой адвокат.
— Что ж, пожалуй, вы правы, — согласился Владимир.
— Благодарю вас за столь важные сведения.
— Не нужно.
Владимир не стал долго задерживаться у Елизаветы. Он посчитал, что с его стороны это будет бестактно. Тема для разговора была одна: арест и преступления её мужа. А Владимир и без того был посвящен почти во все семейные проблемы и тайны своей любимой, и пытаться при помощи этого разговора проникнуть в другие проблемы и тайны — было бы крайне бестактно и неучтиво!
Известие, принесенное Владимиром Вольшанским, спутало планы Елизаветы. Ей так и не удалось поговорить с ним на интересующую её тему и раскрыть тайну того маскарадного происшествия. Правда, к этой тайне прибавилась и другая тайна, возможно, не столь значительная, но все же довольно интригующая, — тайна ареста князя Ворожеева.
Раскрыть эту тайну Елизавете удалось за два дня. Столько времени понадобилось, чтобы ей встретиться с Корнаевым и изложить ему ситуацию, а после чего ему добыть нужные сведения и предоставить их ей.
Елизавета отдыхала в своих покоях, когда ей сообщили, что в передней её дожидается господин Корнаев. Она быстро привела себя в порядок и вышла к нему. Вид у её адвоката был такой довольный, словно он получил крупный выигрыш. Это не укрылось от внимания Елизаветы.
— Ну как? — полюбопытствовала она. — Вы что-нибудь узнали?
— Да, — ответил он. — И даже больше, чем вы можете себе представить. Все это настолько невероятно! Мы можем где-нибудь поговорить?
— Да, конечно. Пройдемте в мой кабинет.
Они вошли в кабинет. Елизавета пытливым взглядом уставилась на Корнаева.
— Право, я не знаю, как начать этот разговор, — немного смутился тот. — Все это весьма неприятно.
— Понятное дело. Когда человек, которого считают твоим супругом, находится под следствием, — это не может быть приятно! — заметила Елизавета.
— Все так, сударыня. Но это может затронуть ваше самолюбие.
— И поэтому у вас такой довольный вид, господин Корнаев?
— Ни в коем случае, сударыня, — возразил тот. — Я доволен той работой, которую сделал для вас.
— Я тоже буду довольна, если вы наконец-то изволите говорить по существу, — немного раздраженно произнесла Елизавета. — А что касается моего самолюбия, то вряд ли какие-то из поступков этого человека, способны затронуть мое самолюбие более, нежели те поступки, которые его уже затронули. Итак, я вас слушаю!
— Вы изъявили желание знать, за какое злодеяние находится под следствием ваш супруг? Так вот, ваш супруг — князь Ворожеев находится под следствием за двоеженство и за незаконное присвоение чужого имущества.
— Двоеженство и незаконное присвоение чужого имущества, — медленно повторила Елизавета, пытаясь вникнуть в суть этих преступлений. Продолжайте, господин Корнаев!
— У него имеется другая жена, с которой он также сочетался церковным браком. Это произошло двенадцать лет назад. Ее имя Полина Гаврииловна Солевина, хотя оно вам вряд ли о чем-то вам говорит.
— Но разве такое возможно? — в недоумении спросила Елизавета.
— Разумеется, тот второй брак является недействительным. С точки зрения закона, его единственная законная супруга — вы, княгиня. И тем не менее нельзя игнорировать тот факт, что второй брак также имел место. И обряд венчания князя и той, другой женщины, был произведен в соответствии со всеми церковными требованиями. Почему церковь допустила такое святотатство? Мне доподлинно это неизвестно. Но могу предположить следующее: либо она находилась в неведении относительного его брака с вами, либо князь подкупил кого-либо из служителей. Но так или иначе, князь Ворожеев — двоеженец.
— Подождите, подождите! — остановила его Елизавета. — Дайте мне немного прийти в себя! Двоеженец… Другая жена… Подкупил служителей… Немыслимо!
Когда её эмоции немного усмирились, в действие вступил рассудок.
— Но зачем ему все это нужно было? — вслух размышляла она. — На сильные чувства он не способен. Вряд ли он совершил это святотатство из любви или из страсти. Что же его заставило на это пойти? Пари, трусость, корысть? Вы что-то говорили о присвоении чужого имущества? Неужели?..
— Вы правильно мыслите, — произнес Корнаев. — Князь женился на той девице, чтобы завладеть имуществом её отца. Сама дама ему, по всей видимости, была не нужна. Он покинул её, как только распродал имущество и прибрал все деньги к рукам.
— О, ужас! — с мучительным вздохом произнесла Елизавета. — Как это отвратительно! От него одно зло!
— Сударыня, ежели вас интересуют подробности этих событий, — прибавил Корнаев, — а я не сомневаюсь, что они вас интересуют, то я хотел бы представить вам одну особу, которая знает обо всем этом поболе моего.
— Что за особа? — поинтересовалась Елизавета.
— Минуту терпения, сударыня. Сейчас я приведу её. Она ожидает меня в коляске.
Корнаев на некоторое время отлучился, затем вернулся с женщиной лет тридцати — тридцати пяти, которая в нерешительности остановилась перед Елизаветой. Женщина была одета просто, несколько старомодно, но не бедно. Держалась она довольно скованно. По её внешнему виду и поведению можно было определить следующее: она провинциалка, среднего сословия и ей явно не по себе находиться среди знатных особ.
— Княгиня, — обратился Корнаев к Елизавете. — Женщина, которая находится перед вами, ответит на все интересующие вас вопросы. Позвольте вам её представить: это Полина Гаврииловна Солевина.
Полина как-то неловко и неуклюже поклонилась.
— Полина, — обратился к ней Корнаев. — Как вы уже, очевидно, поняли, перед вами её сиятельство княгиня Елизавета Алексеевна Ворожеева.
— И передо мной, как я поняла, тоже княгиня Ворожеева, — прибавила Елизавета.
Ее слова вызвали смущение на лице Полины.
— Ну что ж, Полина Гаврииловна, — заключила Елизавета. — Коли у нас имеется общий муж, у нас найдется общая тема для разговора.
— Да, сударыня, — почтительно произнесла Полина.
— Присаживайтесь, пожалуйста, в кресло, — предложила Елизавета. — И вы, господин Корнаев, тоже присаживайтесь.
Корнаев и Полина сели напротив Елизаветы.
— Итак, Полина Гаврииловна, — произнесла Елизавета, — мы обе пострадали от вероломства и подлости этого человека — князя Ворожеева.
— Да, сударыня, — подтвердила Полина. — Когда нас венчали в церкви, я не ведала о том, что он уже был женат. Иначе я никогда бы совершила такой грех.
— Я не сомневаюсь в этом, — сказала Елизавета. — Господин Корнаев вкратце рассказал о случившемся с вами. Вам, наверное, пришлось многое пережить? Князь Ворожеев поступил с вами самым отвратительным образом.
— Да, сударыня, — призналась Полина. — Батюшка так доверял ему, так гордился, что породнился с человеком из княжеского рода. А он — князь Ворожеев казался таким умным, воспитанным, элегантным. Одним словом, не чета нам, простым. В то время мы были очень богаты, а он… Он говорил, что его род обеднел, и кроме знатного имени у него ничего не осталось. Но для нас все равно была большая честь породниться с князем. Мы тогда и не предполагали, что он окажется таким подлецом. Батюшка в то время уже был очень болен и все свои дела передал моему мужу… Простите, сударыня, что я его так назвала.
— Не нужно извиняться за такую мелочь. И прошу вас, не волнуйтесь так! Успокойтесь. Вас никто ни в чем не обвиняет. Наоборот, вас понимают и сочувствуют вам.
— Благодарю вас, сударыня, — сказала Полина и её голос после стал ровнее и спокойнее. — Батюшка передал ему все свои дела, потому как я в делах ничего не смыслила. Батюшка считал, что это не женское дело. А после смерти батюшки князь Ворожеев вдруг исчез. А по прошествии некоторого времени я узнала, что все наше богатство больше нам не принадлежит. Князь все распродал и забрал себе все деньги от вырученного имущества. Вот так мы с дочерью остались ни с чем.
— С дочерью? — переспросила Елизавета. — У вас есть дочь от князя Ворожеева?
— Да, дочь Дашенька, — подтвердила Полина. — Ей сейчас одиннадцать лет. Только она сейчас осталась дома со своей гувернанткой.
Елизавета бросила на Корнаева упрекающий взгляд, который словно говорил: «Почему вы об этом не упомянули?»
— А князь знает о её существовании? — поинтересовалась она у Полины.
— Нет… То есть да.
— Так нет или да?
— Перед тем как он исчез, она ещё не родилась, — разъяснила Полина. Но он знал, что она должна родиться. Только не знал, что родилась девочка, что ей при крещении дали имя Дарья.
Елизавета тяжело вздохнула.
— И на какие средства вы живете с дочерью? — спросила она.
— Мы не бедствуем, — простодушно ответила Полина. — В благодарение Богу и её сиятельству мы ведем вполне достойный образ жизни. У нас имеется домик и свое небольшое хозяйство. Я могу позволить себе нескольких работников, и даже гувернантку для дочки. Нас все устраивает.
— Ее сиятельству? — переспросила Елизавета.
— Да, благодаря её сиятельству княгине Шалуевой, — объяснила Полина.
— Моя маменька вам помогает? — удивилась Елизавета. — Стало быть, ей все известно. И давно?
— С того времени как я с маленькой Дашенькой впервые приехала в этот город. Я тогда ещё не знала, что князь ваш муж, и разыскивала его. Кажется, прошло уже лет десять.
— О Боже! Как она могла! — шепотом произнесла Елизавета, затем в полный голос прибавила: — Моя маменька, очевидно, помогает вам затем, чтобы вы хранили молчание.
— Сударыня, поверьте мне, я ничего у неё не просила! Это она сама мне предложила помощь! И я никогда не угрожала ей, что все расскажу!
— Я ничуть не сомневаюсь в этом. И я ни в чем не обвиняю вас. Разве что, свою маменьку. Все это очень на неё похоже. Манипулировать людьми, покупать тайны, скрывать грязь под дорогой обшивкой — это в её стиле! Все средства хороши, лишь бы не пострадало доброе имя и честь семьи!
— И все же именно ваша маменька заявила в полицию о том, что ваш муж двоеженец, — вставил Корнаев.
— Что? — удивилась Елизавета.
— Да, именно княгиня Шалуева сделала заявление в полицию о том, что князь Ворожеев — двоеженец, — повторил Корнаев. — И представила документы, подтверждающие сей факт. И именно она привезла сюда Полину Гаврииловну.
— Да, сударыня, — подтвердила Полина.
— Чтобы моя маменька отважилась на такой шаг! — в недоумении произнесла Елизавета. — Разгласить тайну, которая способна запятнать честь семьи? Здесь что-то нечисто! А вам, Полина Гаврииловна, она случайно не говорила, почему решила вдруг все открыть?
— Нет, сударыня.
— Ну хорошо! — произнесла Елизавета, интонацией голоса давая понять, что на этом хотела бы завершить разговор, поскольку узнала все, что ей было нужно. — Спасибо вам, Полина Гаврииловна, за ваш рассказ. Все, что вы мне сейчас поведали, очень важно для меня, и, я уверена, в скором времени сослужит хорошую службу. А теперь мне хотелось бы узнать, как долго вы собираетесь пробыть в Петербурге и где вы остановились?
— Я остановилась в гостинице. А пробуду там до тех пор, пока буду нужна её сиятельству.
— В таком случае я бы хотела предложить вам остановиться в моем доме на все то время, что вы будете нужны.
— О, сударыня, как вы добры! — обрадованно воскликнула Полина.
— Это означает: вы согласны?
— Да, я согласна.
— Я распоряжусь, чтобы вам приготовили комнату. А пока можете поехать в ту гостиницу, где вы остановились, и забрать оттуда свои вещи.
— Благодарю вас!
Полина резво поднялась с кресла и направилась к двери.
— Подождите! — остановила её Елизавета.
Она взяла колокольчик и позвонила три раза. Через минуту в кабинет вошел Антип.
— Звали, ваше сиятельство? — спросил он.
— Да, Антип, — подтвердила Елизавета. — Отвези эту госпожу в гостиницу, которую она тебе укажет. Там ты её подождешь, пока она соберет свои вещи, а затем привезешь её сюда.
— Слушаюсь, ваше сиятельство.
Сама не зная почему, но Елизавета чувствовала себя немного виноватой перед этой женщиной, словно она как законная жена несла ответственность за все дела своего мужа. Возможно, этим объясняется её доброжелательное отношение к Полине, пострадавшей от его вероломства. Однако чувство вины было не единственной причиной, побудившей Елизавету выказать доброе расположение к Полине, оказать ей гостеприимство и предложить экипаж с кучером. Другой причиной была личная выгода, которую желала извлечь Елизавета из тесного общения с этой бедной женщиной. Она увидела в ней свою союзницу и решила объединиться с ней в борьбе с их общим врагом — князем Ворожеевым.