Елизавета держала в руках заветный документ, свидетельствующий о том, что князь Дмитрий Кириллович Ворожеев более не является её супругом.

Наконец-то она свободна! Она закрыла глаза и перед ней пронеслась её жизнь в этом ненавистном браке: все её обиды, разочарования, слезы и унижения. Некоторые неприятные и скверные эпизоды её жизни восстали из руин прошлого и обратили на неё свои отвратительные лики. Но если раньше подобные лики вызывали у неё боль и обиду, то сейчас — месть.

Сколько же боли причинил ей этот человек! И эта боль не давала ей покоя. Желание отомстить на протяжении долгих лет не покидало Елизавету. И хотя ей удалось возвыситься над своим мужем и даже подчинить его, но в своей мести она не чувствовала себя полностью удовлетворенной. Ей хотелось растоптать его так, как он всегда топтал её.

В суровых и мрачных стенах следственного изолятора в комнате для посещений Елизавета ожидала своего бывшего супруга, чтобы сообщить ему то, что она скрывала от него все годы их брака.

В сопровождении конвоя Ворожеева привели в камеру для посещений и посадили напротив Елизаветы. Затем по просьбе Елизаветы конвоиры удалились, оставив наедине двух непримиримых врагов, которых разделяла железная решетка. Для арестанта Ворожеев выглядел не так плохо, как ожидала Елизавета. Ни следов страданий, ни бледности на его лице она не обнаружила. Мало того, едва он увидел её, как его лицо расплылось в улыбке насмешливой и шутовской, которая была так ненавистна Елизавете.

— Bonjour, mon epouse chere, - своим обычным насмешливым тоном приветствовал он её. — Вы пришли навестить меня в этом грязном и отвратительном месте? Как это мило с вашей стороны! Я тронут!

— К моему великому счастью, я уже не ваша супруга, — надменно произнесла она. — И вот документ, свидетельствующий об этом.

— Comme cela malhonnetement et perfidement! — упрекнул её он, скорчив презрительную гримасу. — Стоило мне попасть в беду, как вы немедленно воспользовались этим. Вы бросили меня на произвол судьбы в этом грязном и отвратительном месте. Вместо того, чтобы поддерживать меня в моем, точнее — в нашем несчастье, как того нам велит супружеский долг, вы подло отреклись от меня. Куда девалась ваша честность и порядочность, моя обожаемая Эльза, я уже не говорю о простом христианском милосердии?

— Кто мне читает нравоучения о честности и порядочности? — возмутилась она. — Двоеженец, мошенник, вор и душегуб!

— Вы не должны верить всем этим гадостям, в которых меня обвиняют, сделав невинное лицо, произнес он. — Я невиновен. Меня незаслуженно отправляют на каторгу.

— Каторга — это самая малость, которую ты заслуживаешь за то зло, что ты причинил другим. Тяжелая работа, суровые условия жизни пойдут тебе на пользу. Однако я пришла сюда не затем, чтобы позлорадствовать или посмеяться. Хотя ты всегда смеялся надо мной, словно над глупым и ничтожным созданием, и сейчас мне представилась возможность ответить тебе тем же, но я этого делать не буду.

— А зачем же вы пришли, моя обожаемая Эльза, позвольте полюбопытствовать?

— Затем, чтобы сообщить тебе нечто, о чем ты даже не подозреваешь.

— Как интересно! Нечто, о чем я даже не подозреваю. Что же это такое? Я прямо весь сгораю от любопытства!

— Насмешничаешь! Что ж, смейся! Пока. Потому что после, когда я сообщу тебе это, ты вряд ли сможешь смеяться.

— Я ещё больше сгораю от любопытства! Сообщи же мне скорей!

— Ты всегда считал меня до тошноты правильной, — начала Елизавета. Ты называл меня «святошей» и при этом кисло кривил губы. Ты без всякого зазрения совести нередко повторял мне, что как женщина и как мать я никуда не годна. Ты не скрывал от меня свои любовные похождения. Более того, иногда ты словно нарочно при мне упоминал о них, демонстрируя тем самым свое пренебрежительное отношение ко мне. Ты ни во что меня не ставил, смеялся надо мной, топтал мою душу, а я страдала от этого. Ты причинял мне боль, но самое отвратительное, что моя боль приносила тебе наслаждение!

— О, моя драгоценная Эльза, — демонстративно зевнул Ворожеев. — Какая отменная проповедь! Только не надо её продолжать, ибо её суть я уже уловил. Я был для тебя плохим мужем. Каюсь!

— Ты считал и, пожалуй, до сих пор считаешь, что я была тебе верна, хоть и ненавидела тебя, — продолжала Елизавета, не обращая внимания на его ехидство. — И ты даже не подозреваешь о том, что в моей жизни был другой мужчина. И не просто был! В его объятиях я испытала истинное наслаждение. Именно от этого мужчины я родила Алексиса.

Громкий хохот Ворожеева прервал её.

— Что за чушь! — пренебрежительно фыркнул он. — Какой блеф! Ты пытаешься уверить меня, что Алексис не мой сын?

— Я не пытаюсь уверить, — без тени смятения заявила она, — потому что так оно и есть. Он не твой сын!

— Он родился через девять месяцев после нашего брака. А в то время ты меня любила и всегда была при мне.

— Если ты хорошо посчитаешь, то обнаружишь, что он родился не через девять месяцев, а через восемь.

— И что это значит? — вызывающе спросил Ворожеев.

Елизавета почувствовала, что в нем закипает гнев. И это принесло ей наслаждение.

— А то, что он был зачат до нашего брака, — спокойно заявила она, другим мужчиной.

— Вздор! Не было никакого другого мужчины! И тем более до нашего брака. Ты забыла, что до нашего брака ты воспитывалась в Смольном институте? А там не было никаких мужчин. Другой мужчина! Какая чушь! Да ты даже на расстояние пушечного выстрела не приближалась к мужчине! А коли приближалась, то в присутствии своей маменьки — этой старой интриганки, которая меня сюда засадила! А восемь месяцев — это ничего не значит! Дети иногда рождаются раньше срока.

— Но не в этом случае, — возразила Елизавета.

— Однако позволь, моя дорогая Эльза, но ты была девственницей в нашу первую брачную ночь! — отчаянно отбивался он. — Я это точно помню!

— А ты помнишь, в каком был состоянии в нашу первую брачную ночь? парировала она. — Если нет, то я тебе напомню. Ты был пьян. Ты грубо и бесцеремонно овладел мной и уснул мертвецким сном. Это было достойно грязного, похотливого самца, а не дворянина высокого происхождения.

— В каком бы я ни был состоянии, я бы обнаружил, что до меня тебя уже кто-то лишил невинности. Я знаю в этом толк. У меня было много женщин!

— Но ты ничего не обнаружил.

— Ты лжешь!

— Я познакомилась с тем мужчиной на… — продолжала Елизавета представлять ему новые факты его лжеотцовства. — Впрочем, неважно где именно и при каких обстоятельствах я познакомилась с тем мужчиной. Важно, что он сумел очаровать меня настолько, что я в тот же вечер нашего знакомства ему отдалась. Маменька, разумеется, ничего об этом не знала и не знает до сих пор. Это обстоятельство свершилось в таком месте, куда она ни за что не дозволила бы мне пойти. Я пробралась туда тайно. Я вышла из дома поздно вечером, а вернулась только рано утром. Я была очень осторожна. Никому даже не пришло в голову, что я не ночевала дома.

— Пробралась тайно, говоришь? В какое-то запретное место? — с недоверчивой ухмылкой принялся уточнять он. — И там отдалась кому-то в первый же вечер знакомства? И старая интриганка ничего об этом не знала? Я не настолько идиот, чтобы в это поверить!

— Еще какой идиот! — презрительно усмехнулась Елизавета. — К тому же рогоносец! И хотя у тебя одни рога, но зато какие! Крепкие и тяжелые. Такие рога стоят сотни моих!

— У тебя ничего не выйдет! — из последних сил сохраняя невозмутимость, произнес Ворожеев.

— Когда-то ты тоже считал, что у меня ничего не выйдет с разводом, напомнила Елизавета. — И вот, я разведена.

— Это совсем другое. К тому же, тебе помогли обстоятельства. Эльза, ну перестань нести этот нелепый бред! Я же хорошо тебя знаю. Ты никогда не сделала бы того, о чем говоришь!

— Возможно! — резко ответила Елизавета. — И даже наверняка я бы этого не сделала! Но я была в глубоком отчаянии! Я узнала, какой ты есть на самом деле. Что ты не тот обходительный и влюбленный человек, окруживший меня своим вниманием, а бессовестный лицемер и распущенный мерзавец. Более того, я увидела собственными глазами тебя в борделе со шлюхой! Есть от чего прийти в отчаяние! А в порыве отчаяния человек способен сделать даже то, на что, казалось бы, он не способен. И потом, тот мужчина был таким внимательным, нежным, заботливым. А мне тогда это было так необходимо!

— Ты лжешь!

— Как думаешь, почему я вышла за тебя замуж? Если ты сейчас пороешься в своей памяти, то, возможно, вспомнишь, что примерно за месяц до нашей свадьбы я вдруг стала как-то странно себя вести. Я отказывалась видеться с тобой и даже чуть было не расторгла нашу помолвку. А потом перед самой свадьбой неожиданно переменилась. Дело в том, что я обнаружила, что беременна. Ну, сам понимаешь, дело весьма щекотливое. Оно затрагивало мою честь, да и не только честь, но и мое будущее. И нужно было как-то выкручиваться. О том мужчине я ничего не знала. И тогда мне пришлось выйти замуж за тебя. А как иначе я могла скрыть свое ночное похождение?

— Грязная потаскуха! — вне себя от ярости воскликнул Ворожеев.

— По сей бурной реакции, я могу судить, что ты начинаешь мне верить, с нотками ехидства произнесла Елизавета.

— Нет! Я не верю ни единому твоему слову! — возразил он, стараясь не признавать свое поражение. — Все это блеф! И меня он выводит из себя!

— А ведь Алексис совсем не похож на тебя: ни внешностью, ни характером, ни повадками. И ты сам не раз признавал это.

— Он полное твое подобие, — с ненавистью произнес он. — Ты сделала его под стать себе.

— Если бы он, действительно, был твоим сыном, не думаю, что мне удалось бы сделать его таким, какой он есть сейчас. Твои качества все равно рано или поздно дали о себе знать. А теперь, поразмысли над тем, что я тебе сейчас рассказала. Сопоставь все факты. Хотя, я думаю, в душе ты уже понял, что Алексис не твой сын, только не желаешь открыто признать это.

— Дрянь! Мерзкая потаскуха! Как я тебя ненавижу! — трясясь от ярости, закричал он.

— Это чувство полностью взаимно! — сохраняя хладнокровие, несмотря на его оскорбления, ответила она.

— Ты пожалеешь об этом! Ты заплатишь мне за все! Моя каторга не вечна. Однажды я вернусь. И тогда берегись! Вы все мне заплатите! И эта старая интриганка, и эта дурочка Солевина, возомнившая из себя ровню мне, и этот твой адвокатишка, но больше других — ты!

На его громкие, угрожающие крики вбежали конвоиры. Они схватили его с двух сторон и заломили ему руки за спину. Сквозь железную решетку его бывшая супруга наблюдала за этой сценой. Внешне Елизавета казалась спокойной, но внутри неё осело какое-то жуткое ощущение от всей этой обстановки, от угроз и криков. Она подумала, что однажды этот человек, действительно, вернется, и что в своей мести он способен быть поистине ужасным. Он она тут же постаралась отбросить эти мысли, заменив их другими: вряд ли что-то существенное против неё и её семьи способен сделать бывший каторжанин, лишенный всех прав состояния, и потом, он вернется ещё нескоро.

Елизавета не заметила, как к ней подошел Корнаев и спросил:

— Вы в порядке, сударыня?

— Да, я в порядке, — ответила она. — Князь немного разбушевался. Выражает свое недовольство мной. Пойдемте отсюда, господин Корнаев.

Они вышли из камеры для посещений и направились по коридору. До них донесся дикий вопль Ворожеева, переполненный гневом и ненавистью. Странное чувство охватило Елизавету, когда она услышала этот вопль. Этот вопль словно очистил её от всей той грязи, которой Ворожеев обливал её на протяжении долгих лет супружества. В её глазах засветилось торжество, а на губах заиграла легкая победная улыбка.