Но моим планам и в этот раз не суждено было осуществиться. Взвизгнула истертая резина, оповещая о стремительной остановке транспортного средства, скрипнула его раздолбанная дверца, и мужской голос зловещим шепотом приказал мне садиться в машину.

Неужели, это все? – стремительно пронеслось в голове. Ни испуга, ни отчаяния, только удивление от осознания того, что вот так нелепо и глупо оборвется моя молодая жизнь. Правда, неожиданно проснувшийся инстинкт самосохранения (уж лучше поздно, чем никогда) приказал поганой метелкой выметать из сознания глупые и нелепые мысли. Рано, рано мне еще погибать, мы еще повоюем! Подумав так, я тут же «поддала газу», стремительно замелькав пятками в направлении остановки. Не будут же меня, в самом деле, силой запихивать в машину средь бела дня!

Оказалось, что будут. Чья-то сильная рука неожиданно обхватила мои плечи и, несмотря на отчаянное сопротивление, ее обладатель поволок меня в машину. Удивительно, как легко удалось ему затолкать меня в салон. Все произошло столь стремительно, что я даже пикнуть не успела. А и успела бы, все равно не смогла бы, ведь мой похититель предусмотрительно закрыл мне рот второй рукой.

– Что вы себе позволяете? – срывающимся на фальцет голосом пропищала я глупую и неуместную, но единственную пришедшую в голову фразу, как только водитель ослабил железную хватку.

– Это ты что себе позволяешь? – услышала я неожиданно знакомый голос. Наконец-то отдышавшись, я повернула голову в сторону говорящего, не позволяя сильно обнадеживаться и верить своему счастью. На водительском сиденье восседал Креольский, собственной персоной. Ну, не тот, конечно, которого похоронили, а его брат. Хотя в тот момент он был здорово похож на покойного шефа. Те же раздутые от гнева ноздри, те же глаза, метающие молнии.

– Где тебя черти носят и какого черта ты тут делаешь?

Скромно потупя очи долу, я обиженно засопела. В конце концов, я тут убийцу его родственника разыскиваю, а он так со мной разговаривает! Сам-то поди прохлаждался, а я… В тот момент у меня как-то совсем вылетело из голову, что Олег был на похоронах. Вряд ли подобное времяпрепровождения можно назвать «прохлаждением». Но обида, как известно, редко способствует объективному восприятию событий.

Так и не дождавшись ответа, мой неожиданно вновь обретенный компаньон сменил тактику и заодно гнев на милость.

– Ладно, извини, – миролюбиво пробормотал он, – погорячился, был не прав, исправлюсь. «То-то же», – подумала я, но озвучивать мысль не решилась, а только кивнула, принимая извинения.

– Так все же, что ты тут делаешь? – повторил вопрос Олег, не отрывая глаз от дороги. Проследив его взгляд, я увидела на некотором отдалении автомобиль Сомова, и чуть не схватилась за руль, истошно огласив салон диким воплем:

– Вот он! Вот! За ним!

По моим наблюдениям, Креольский был парнем крепким, на расшатанные нервы не жалующимся, но тут даже он по всему видно испугался. Вздрогнув и чуть не выпустив баранку из рук, он вопросил испуганно-удивленно:

– За кем? Куда? Чего?

– За Сомовым, конечно, – вновь закричала я.

Олег расслаблено откинулся на спинку водительского сиденья.

– Знаешь, – проговорил он, ехидно ухмыляясь, – ты, наверное, не поверишь, но у меня прекрасный слух. И зрение.

– Это ты к чему? – удивленно спросила я, понизив все же голос на полтона.

– К тому, что не надо так кричать. Тем более что мы уже минут пять, как следим за твоим черным риэлтором. Собственно, поэтому я и оказался в том дворе, а вот что ты там делала, это еще предстоит выяснить, – в этом месте мой собеседник повернулся ко мне и одарил взглядом Мюллера из легендарной киноленты. «А вас, Штрилиц, я попрошу остаться». Кажется, я снова под подозрением. Что ж, мне не привыкать – с моим-то талантом попадать в истории.

– Тебе как лучше: короткую версию или подробный отчет? – вопрос был задан нарочито-деловым тоном – пусть знает, что меня не запугать всякими там киношными взглядами.

– Давай быстро, детали потом, – сдавленным голосом ответил Олег. Напряжение в его голосе ощущалось столь явственно, что я даже испугалась – пожалуй, мне придется потрудиться, чтобы вернуть утраченное доверие. Правда, вскоре оказалось, что я ошибаюсь – дело оказалось вовсе не во мне. Мы проследили за Сомовым до какого-то здания, в котором он благополучно исчез, и теперь Креольскому предстояло решить, что делать дальше.

Именно поэтому он выслушал мой сбивчивый рассказ вполуха. Если бы не короткие уточняющие реплики, я вообще могла бы подумать, что он меня не слушает.

– Хм, – произнес Креольский, когда я наконец замолчала.

– И все? Только «хм»? Больше тебе сказать нечего? – предел моего возмущения терялся где-то в стратосфере, – я, можно сказать, жизнью рисковала, откапывая для тебя информацию, а ты реагируешь так… так… сухо, – мне наконец-то удалось отыскать подходящие слова.

– Угу, – казалось, Олег попросту издевается надо мной. Или он внезапно утратил способность к членораздельной речи, перейдя на междометия. Интересно, может это какое-то особое нервное расстройство. В конце концов, человек только что похоронил брата-близнеца, так что ждать от него адекватного поведения вряд ли стоит. Покосившись в сторону визави, я на всякий случай ближе придвинулась к дверце, взявшись за ее ручку – мало ли, вдруг придется стремительно катапультироваться – события последних дней явственно продемонстрировали мне необходимость быть готовой к любому развитию ситуации.

– Слушай, – после довольно продолжительной паузы произнес Олег, – мы с тобой непременно все это обсудим, но позже. Сейчас нам во что бы то ни стало нужно поговорить с Сомовым. Сдается мне, этот парень способен осветить многие темные пятна этой истории. Но сама понимаешь, если убийца именно он, схватка будет жестокой. Поэтому ты сейчас выйдешь из машины и отправишься ко мне домой. Вот ключи, – Креольский вытащил из кармана связку и протянул ее мне, – это на всякий случай, – пробормотал он, как мне показалось, смущенно. – Вообще-то в квартире должна быть Ольга, – острая иголка ревности кольнула меня в самое сердце, но виду я, разумеется, не подала. В данной ситуации демонстрация подобных чувств оказалась бы, мягко говоря, неуместной.

– Никуда я не пойду, – казалось, мой язык неожиданно обрел автономию от мозга и теперь демонстрирует свою независимость. Разум кричал: «Бери ключи и беги, что есть мочи», в то время как с губ слетали совершенно другие слова, – вернее, пойду, – и откуда только взялась эта сталь в голосе? – Но с тобой. В конце концов, я заслужила право активно участвовать в расследовании, – для пущей убедительности я даже ногой топнула, в ответ на что резиновый коврик в машине обиженно скрипнул.

– Послушай, – в голосе Олега слышалась усталость, – у меня выдался ужасный день, и сейчас мне предстоит важное и, вполне вероятно, опасное мероприятие. Так что на дискуссии с взбалмошными барышнями у меня нет ни времени, ни сил. Давай, облегчим друг другу жизнь и разойдемся по-хорошему. Окей?

Это я-то взбалмошная барышня? Ну, возможно, есть немного, но только самую малость. И вообще это все на благо общего дела. Неблагодарный! Что ж, ладно, я… я…я… Что именно я сделаю, в голову так и не пришло, поэтому пришлось ограничиться демонстрацией своего негодования: одарив парня самым презрительным взглядом, на который была способна, я выхватила ключи и гордо ретировавшись из машины, стремительно зашагала в строну видневшейся неподалеку автобусной остановки.

Хлопнувшая дверца и короткий характерный звук, издаваемый брелоком сигнализации, известили о том, что Олег также покинул автомобиль. Видеть я этого не могла, но догадывалась, что он направился в противоположную от моего маршрута сторону. Что ж, значит самое время привести свой план в действие.

Плясать под дудку Креольского теперь, когда мы в полушаге от поимки убийцы, я не собиралась. Опасно это или нет, но мне непременно следует присутствовать при задержании преступника. И уж тем более, в мои планы не входило дать Олегу погибнуть в одиночку. Почему-то мне было очень важно, чтобы он остался в живых, и обычное человеколюбие вряд ли могло быть единственным этому объяснением.