Поникнув головой, я стала боком пятиться к лестнице, намереваясь по традиции спрятаться в «своей» комнате. Но и этим моим планам не суждено было реализоваться.

– Соня, – позвал меня Креольский, – ты куда?

– Э-э-э, я к себе. В смысле… в общем… в ту комнату, – вот елки, снова-здорово. Куда только деваются остроумные, блистательные ответы на любые вопросы, которыми я сыплю обычно в своем воображении? Как назло, ни одного не удается извлечь из головы.

– Останься, пожалуйста. Ты мне нужна.

Сердце затрепетало нежной бабочкой, так и норовя выпрыгнуть из груди. Я ему нужна! Но тут же я поймала его «сачком разума» и приказал сидеть смирно. В конце концов, Олег же не сказал, зачем именно я ему нужна. Может, полы помыть или рубашку погладить. Вариантов, помимо тех, которое уже успела нарисовать моя богатая фантазия, множество.

Вздохнув, я побрела к стоящему в глубине комнаты дивану, и забралась на него с ногами. Стараясь слиться с обивкой и сделаться как можно менее заметной, принялась ждать, что будет дальше. Чувства мои настолько обострились, что я ожидала от этой парочку любого подвоха. Примись они кидать в меня яйца, и то бы не удивилась. «Враги, враги, кругом враги» – молоточками стучало по нервам.

Но, как это часто бывает, все оказалось не так уж ужасно. Напротив, в этот раз неприятности ожидали мою соперницу. Покосившись на ее откровенный наряд (Ольга так и не удосужилась переодеться), Креольский бросил недовольно:

– Оля, мне нужно поговорить с Соней наедине. Оставь нас, пожалуйста. И прошу тебя, найди в своем гардеробе одежду, приличествующую вдове. Хотя бы сделай вид, что скорбишь по Юрию.

Я поежилась – в этот момент Олег удивительно напомнил своего брата. Сколько раз шеф вот также презрительно смотрел на меня. Несмотря на то, что поводов любить девицу у меня не имелось, я даже испытала к ней что-то вроде сочувствия. Но вскоре эти эмоции сменились другими. Увидев, как Креольский взволновано мерит шагами комнату, я приготовилась к худшему.

– Что случилось? Где ты был? И почему выглядишь так, будто только что получил известие о своей скорой кончине?

Взъерошив волосы руками, Олег повернулся ко мне. Господи, какой же он милый!

– Я люблю тебя, и хочу, чтобы ты стала моей женой! – Брямкнув челюстью об пол, я в недоумении уставилась на собеседника, но тут же пришла в себя, и кинулась в его объятья.

– Да, да, да, я согласна, – соседи, еще не отошедшие от утробного урчания моего желудка, наверняка в испуге выронили чашки и ложки, решив, что стали свидетелями брачных игр горластых крикоорок – название которых я выдумала только что. Впрочем, как и всю только что описанную сцену. Разумеется, ничего подобного не произошло, и Олег не собирался объясняться мне в любви. Просто в тот момент он выглядел, словно мистер Дарси из «Гордости и предубеждение» – книги, которую я считаю своей «Библией».

– Я встречался с Сёмавасом, – пояснил Олег, аккуратно присаживаясь рядом со мной на диван. От этой близости меня бросило в жар, а щеки окрасило багрянцем. О чем я только думаю? О чем угодно, только не о предмете нашего разговора. Собрав всю волю в кулак, а глаза на переносице, я попыталась сосредоточиться на том, что говорил Креольский. Не сиди он так близко, его рассказ заинтересовал бы меня куда больше. Сейчас же мне приходилось принимать по-настоящему героические усилия, чтобы унять разыгравшееся воображение, которое то забрасывало нас двоих на необитаемый остров, то отправляло в романтический круиз по Средиземному морю.

– Так рано? – с другой стороны, откуда мне знать, во сколько начинается рабочий день у бандитов.

Усталая усмешка озарила лицо моего собеседника:

– Скорее уж поздно. О своем намерении встретиться с авторитетом я сообщил сразу после встречи с Сомовым, а вчера мне позвонили и вызвали на рандеву. Сёмавас живет активной ночной жизнью.

– И что ты выяснил? – азарт охотника погнал кровь быстрее по моим жилам. Я сделала стойку, ожидая услышать сенсационное известие, но чуда, разумеется, не произошло.

– Ты знаешь, все и ничего. Как я и предполагал, к убийству Юры братва не имеет никакого отношения. Не их это почерк. Но вот что интересно. Оказывается, у Сёмаваса и повода убивать брата не было. Тот с ним полностью расплатился.

– Вот как? Значит, Сомов все наврал? Зачем ему это?

– Да нет, в том-то и дело, что не наврал. Вот это-то и есть самое интересное. Бандит требовал с Юрки весьма солидную сумму денег. В то же время, со счетов брат деньги выгреб еще раньше. Это точно – я проверял. Квартира не в залоге, контора тоже, и все же Юрка где-то отыскал наличные. Вот что удивительно!

– Ну, может у шефа была заначка на черный день.

– Откуда? Юрка никогда не умел копить деньги. Жил на широкую ногу, да и ты сама знаешь, контора не приносила таких уж солидных доходов. Деньги от их с Сомовым незаконной деятельности он отдал раньше. Да и сам Сёмавас признался, что был сильно удивлен, ведь поначалу Юрка платить отказался, заявив, что нечем, а потом вдруг неожиданно сам позвонил и назначил встречу.

– А ты не спрашивал у этого бандита, может он что знает?

В брошенном на меня взгляде сквозило сожаление. Примерно так смотрят умудренные жизнью старцы на неразумных юнцов, задающих банальные вопросы о смысле бытия.

– Конечно, я поинтересовался, в отличие от Сёмаваса. В его кругах любопытство – не просто порок, а качество, которое может стоить жизни. Так что лишних вопросов он Юрке не задавал. Просто забрал то, что, как он полагал, ему причитается, и все.

– По крайней мере, шеф ушел в мир иной без долгов, – хихикнув произнесла я. Эта фраза слетела с моего языка задолго до того, как я ее обдумала. Услышав же произнесенное, пришла в ужас от собственной бестактности. Креольский тоже, видимо, испытал нечто подобное, так как резко встал, буркнув что-то нечленораздельное и не говоря ни слова отправился в свою комнату.

В который уже раз за утро обозвав себя дурой, я тоже уныло побрела к себе. День, начавшийся, столь «удачно», явно не предвещал ничего хорошего.

* * *

– Знаешь, а ведь я здесь никогда не была, – мелькавшие за окном дома поражали своим великолепием и роскошью. Вглядываясь в их окна, я пыталась представить себе людей, живущих в подобных сооружениях. Никогда не преклоняясь перед богатством, я, тем не менее, не могла не любопытствовать, каково это – жить, окруженной им. О чем думают субъекты, обретающие в этих дворцах, что их заботит, радует, печалит, веселит? В то, что богатых интересуют только деньги, я не верила, впрочем, как и в то, что их существование похоже на прекрасную сказку. И все же, страсти, кипевшие за высокими заборами элитных домов, были от меня столь же далеки, как беспроводная телефония от затерянных в пустыне африканских племен – где-то она существует, но никакого отношения к этим людям не имеет.

Хотя сейчас у меня, кажется, появился шанс «совершить звонок» – мы ехали на встречу с Татарским – человеком, сообщения о котором регулярно мелькали в местных печатных изданиях. Если верить прессе, этот народный избранник радел за благо своих избирателей, аки отец родной. Перед поездкой Креольский, сменивший гнев на милость, заставил меня ознакомиться с соответствующими публикациями. Во время чтения я пару раз едва не прослезилась от умиления и дала себе зарок непременно проверить наличие нимба над головой будущего визави – после прочитанного поверить в его отсутствие просто невозможно.

И вот мы едем по территории дорогого элитного коттеджного поселка, дома которого явно соревнуются между собой на звание самых больших и помпезных. Хоть бы одна «хибара» на два этажа. Какой там! Местные жители явно не знают таких слов, как умеренность, сдержанность и скромность. Очень странно, ведь, согласно газетным публикациям, выходец из народа Татарский В. С. не утратил с ним связи, по-прежнему оставаясь простым и, что называется, своим парнем. Хотя, может, зря я наговариваю на человека? В конце концов, мы ведь еще не приехали. Как знать, возможно, среди этих шикарных особняков затесался где-то скромный домишка, больше похожий на флигелек станционного смотрителя? Смахнув невидимую слезу и усмехнувшись собственным мыслям, я повернула голову к Креольскому, решив, что уже достаточно наказана за свою бестактность и наконец-то могу нарушить обет молчания, который мы, похоже, дали друг другу.

– Олег, а ты уже думал, как мы выстроим беседу? Может, стоит разработать какую-то тактику и стратегию, ведь если Татарский и имеет отношение к убийству, очень сомневаюсь, что он вот так нам это и выложит. Судя по всему, он тертый калач, стреляный воробей, которого на мякине не проведешь.

Сурово вцепившись в руль, Креольский вглядывался в дорогу.

– Там разберемся, – лаконично ответил он, и я поняла, что все еще не прощена за утреннюю выходку.

Подумаешь! Тоже мне! В конце концов, что я такого сказала? Ну да, шутка неудачная и неуместная, согласна, но не дуться же теперь из-за нее вечно. Нет, все-таки я погорячилась, решив, будто характеры у братьев столь уж разные. Судя по всему, эти два яблочка с одного деревца, как и положено, имеют одинаковый вкус. Вспомнив, как утром Олег обошелся с Ольгой, я только еще больше укрепилась в этом мнении.

Ну, надо же, так встрять! И что мне теперь со всем этим делать? Я-то уже втрескалась в этого парня по уши, и каким-то там суровым взглядом и игрой в молчалку ему эту ситуацию не изменить. Сердито насупившись, я прибавила звук в проигрывателе в попытке возвести между нами еще и звуковой барьер, если уж ему так хочется устанавливать границы. Как назло радиостанция в этот момент транслировала слезливую любовную балладу, что не очень способствовало достижению поставленной цели. Сердито хмыкнув, я уставилась в окно – в конце концов, обижаться может не только он!

Правда, уже очень скоро мне довелось испытать совсем другие эмоции: удивление, граничащее с недоумением, а также растерянность, на грани потерянности.

По дороге к дому Татарского нам попадались самые разные постройки – большие и очень большие, великолепные и еще великолепнее, но увиденное в пункте прибытия трудно описать словами. В какой-то момент у меня даже возникла шальная мысль, что Креольский решил сыграть шутку и зачем-то притащил меня на съемочную площадку какого-то исторического фильма. Ну, трудно мне представить, что кто-то всерьез захочет возвести подобное «дворянское гнездо» для собственного проживания. Огромный забор, украшенный витиеватой лепниной, скрывал усыпанную гравием дорожку, ведущую к небывалому по своим размерам особняку с колоннами и фронтонами. Белоснежные статуи, игривые фонтаны, кованые скамейки – в последний раз я видела нечто подобное еще в школе, когда нас всем классом возили на экскурсию в летнюю резиденцию царей в Питере. Допускаю, что монарший дом был все же богаче, но зато этот однозначно произвел на меня куда большее впечатление, ведь в нем жили люди! Реальные люди из крови и плоти, наши с вами современники. Те самые, с которыми нам сейчас предстояло разговаривать. А как прикажите это делать, если я даже не могу представить, что в голове у человека, возводящего подобные архитектурные шедевры? Уверена, где-то тут наверняка есть конюшня и псарня с русскими борзыми.

Хорошо хоть Креольский – тертый калач. Его каким-то там видом дома не «прошибешь». Криво усмехнувшись, он буркнул что-то про жизнь «слуг народа». Если он и удивился, увидев на пороге ожидавшего нас дворецкого (хотя дворецкие ж, вроде, в Англии, у нас лакеи), то виду не подал. А вот я своими эмоциями владела куда хуже, поэтому, как ни старалась соскрести с пола упавшую туда челюсть, так и не смогла этого сделать. Дворецкий (лакей?), по всей видимости, привык к подобной реакции окружающих, а может просто профессия заморозила все его мимические мышцы, так как не обратил на мои блюдцевидные глаза никакого внимания, даже несмотря на то, что они смотрели на него, не отрываясь (я, как ни старалась, не могла отвести взор от «чуда во фраке»).

– Владимир Степанович вас ожидают, – произнес он и, к моему удивлению, не щелкнул каблуками. А ведь мог бы «добить» меня окончательно.

Пройдя через распахнутую привратником (наконец-то я подобрала нужное слово) дверь, мы оказались в огромном холле, оформленном, как это ни странно, во вполне современном стиле. Чему я очень удивилась, так как ожидала увидеть позолоту, шелка, зеркала в пол, обрамленные витиеватыми рамами, а также галерею картин с изображением дам в кринолинах и кавалеров в напудренных париках – предков хозяина усадьбы. Ан, нет – внутри помещение выглядело вполне себе современно, и даже на мой совершенно непрофессиональный взгляд, со вкусом. Надо же, умеет ведь, когда хочет.

Правда, долго предаваться размышлениям о дизайнерских талантах владельца дома мне не пришлось, так как вскоре мое внимание переключилось на его собственную персону. Он, как и полагается людям его уровня, не встречал нас у входа, но и не утомил ожиданием – очень скоро спустившись по витиеватой лестнице. Мужчины обменялись рукопожатиями, я ограничилась ослепительной (по крайней мере, очень на это надеюсь) улыбкой и коротким кивком головы.

Татарский предложил нам сесть на один из диванов, а сам удобно расположился на другом, стоящем напротив.

– Чай, кофе или что покрепче? – депутат оказался гостеприимным хозяином.

– Нет, спасибо, – ответил за нас обоих Креольский, что мне не очень понравилось, но перечить я, разумеется, не стала. Видимо, Олег решил сразу взять «быка за рога», так как тут же перешел к делу:

– Владимир Степанович, – вальяжно откинувшись на спинку дивана, начал он, – я прекрасно осведомлен о вашей занятости, и о том, как дорого ваше время, поэтому не стану отнимать его попусту. Тут дело вот в чем. Несколько лет назад вы обратились в контору моего брата, чтобы оформить брачный контракт.

– Олег Павлович, – перебил Татарский, – вы сами только что упомянули о моей занятости, так что давайте опустим изложение общеизвестных фактов. Я действительно оформлял брачный договор у вашего брата, которого, как я знаю, недавно убили. Примите мои соболезнования. И, насколько я знаю, убийца прихватил с собой какие-то бумаги, и коль уж вы тут, мои среди них. Предвосхищая ваши вопросы, отвечаю – город у нас маленький, свои источники информации я не выдаю, но упомяну, что хожу в баню с начальником полиции. И нет, я не убивал вашего брата. Мне это совершенно ни к чему, ведь я как раз заинтересован в наличии документа, благо, его экземпляр у меня имеется. Если у вас больше нет ко мне вопросов, давайте заканчивать – у меня действительно очень много дел.

Вот это да! Четко, быстро, лаконично и по сути! Правда, Креольского подобный расклад не очень-то устроил.

– Владимир Степанович, – располагаясь на диване еще более основательно, произнес он, – все это вы могли сообщить мне и по телефону, но, коль уж согласились на личную встречу, думаю, у вас есть и еще кое-что. Не так ли?

Татарский усмехнулся:

– Когда вы звонили, я был занят, и мне оказалось проще назначить встречу. Кроме того, хотел лично убедиться в вашем с братом поразительном сходстве. Честное слово, не знай я о вашем существовании, принял бы за Юрия.

Я вздрогнула, еще раз пережив весь ужас нашей с Олегом первой встречи.

– Да, бросьте, – вот уж не знала, что у Креольского проблемы со слухом. Как по мне, так все предельно ясно – нам никто ничего не собирается рассказывать. Конечно, обидно – тащились в такую даль только ради того, чтобы удовлетворить любопытство собеседника, но, судя по всему, считаться с людьми – не в традиции сидящего перед нами человека. Но Олега, похоже, это все ничуть не смущало. Более того, судя по всему, он вообще не воспринял слова Татарского всерьез, так как продолжил «допрос»:

– Владимир Степанович, я ценю ваше время, а вот вы, похоже, нисколько. Давайте опустим этап набивания себе цены и демонстрации значимости. Кто вы, мне хорошо известно, знаю я и о вашей влиятельности etcetera, как говорится. Поэтому давайте будет считать, что я достаточно выразил свое почтение и долго, долго упрашивал рассказать мне все, как есть, а вы исключительно по доброте душевной это сделали.

Притаившись словно мышь, сидела я в углу дивана. В голове бегущей строкой по кругу носилась лишь одна мысль: «Буря, скоро грянет буря». Воздух сгустился настолько, что будь у меня под рукой нож, я наверняка смогла бы разрезать его, словно сливочное масло.

Не мигая, смотрел Татарский на Креольского, а потом… расхохотался. Это было так неожиданно, что я даже вздрогнула.

– Да, а вы похожи на своего брата только внешне. Юрка, царствие ему небесное, подобного себе не позволял. О покойных либо хорошо, либо никак, но, если честно, скользкий он был тип, неприятный. Не люблю таких.

Покосившись на Олега, и увидев, как напряглось его лицо, я оглянулась назад в поисках выхода – в данной ситуации может случиться все, что угодно, так что не мешает заранее продумать маршрут бегства. И снова ошиблась – Креольский, к его чести, умел сдерживать эмоции. Но они не укрылись от внимания Татарского, который, засмеявшись, поднял вверх руки в знак примирения:

– Ну, ну, не сердитесь! Зато теперь мы квиты. И все же, увы, – Татарский снова нацепил маску жесткого депутата, – добавить мне нечего. Все именно так, как я и сказал. После вашего звонка я позвонил своему юристу, который заверил в правомочности хранящегося у меня экземпляра брачного договора. Так что, я принимаю ваши извинения, но мне, слава Богу, ничто не угрожает.

– Вы знаете, мы нашли черновик вашего брачного договора и позволили себе с ним ознакомиться. Прошу прощение за вмешательство в личную жизнь, но, скажите, а какие у вас отношения с супругой?

На этот раз пришел черед каменеть лицу Татарского. Хотя, думаю, и это слово в данном случае не совсем уместно, просто моего красноречия явно не достаточно, чтобы описать мимическое выражение лица нашего собеседника. В какой-то момент мне даже показалось, что он может ударить Олега, но только показалось, так как спустя какое-то время депутат справился со своими эмоциями и даже сумел изобразить некое подобие улыбки.

– Отличные! Просто замечательные. У нас крепкая дружная семья, в которой царит любовь и взаимопонимание.

Надо же, шпарит, как по писанному. Хотя, подозреваю, так и есть – по дороге сюда я имела счастье ознакомиться с агитационной статьей об этом господине. Кажется, в ней о его личной жизни рассказывалось именно так – слово в слово.

– А сейчас, – Татарский неожиданно поднялся, – если позволите, разрешите откланяться. Я и так уделил вам куда больше времени, нежели планировал в начале.

И с этими словами хозяин удалился. Резко и решительно. Ни тебе улыбки, ни рукопожатий на прощание. Зато тут же, словно из воздуха, материализовался лакей. Или дворецкий? Увы, но я так и не разобралась. И теперь уже, по всей видимости, не разберусь. Вряд ли нам суждено попасть в этот дом снова.

Но я ошибалась…

* * *

– Да, Виктор Степанович. Я понял! Сейчас будем, – Креольский резко развернул машину и стрелой помчался в обратном направлении. После того, как мы покинули дом Татарского, он не проронил ни слова, а я не решалась задавать вопросы – на этот раз даже моих зачаточных знаний о мужской психологии хватило, чтобы понять – беспокоить сидящего рядом субъекта – себе дороже. И хотя интуиция и теперь просила меня промолчать, я все же не удержалась и спросила:

– Что случилось? – и тут же вжала голову в плечи, ожидая услышать что-то резкое и неприятное, учитывая, что официального примирения по-прежнему не состоялось. Однако, Креольский, ответил довольно миролюбиво:

– А черт его знает. Звонил Татарский, сильно матерился. Сплошные междометья, но явно что-то неладно в Датском королевстве.

– Где? – удивилась я.

– А-а-а, забудь, – не понятно чему рассмеялся Олег, – в общем, сдается мне, из этой встречи мы вынесем гораздо больше, чем ожидали. Нюхом чую – мы близки к разгадке. – В этот момент Креольский и впрямь был похож на собаку, «взявшую след».

«Неужели, это все?» – промелькнувшая в голове мысль, вопреки всякой логике, не принесла облегчения, не доставила радости, лишь напомнила о неопределенности моей судьбы и… Конечно, было кое-что еще, но об этом я не хочу думать сейчас – лучше подумаю позже.

И вновь нелепые в своей величественности ворота, невозмутимый дворецкий на пороге, огромный холл и Татарский, неожиданно утративший высокомерное спокойствие. На этот раз хозяин расхаживал по комнате, словно раненый зверь в клетке.

– Я убью ее! Засажу! Засужу!

– Ты понимаешь, что происходит? – поинтересовалась я у Олега шепотом, но тот лишь неопределенно мотнул головой.

– Она убийца! Она! Точно! А сынок мой соучастник. Гаденыш! Обоих сгною в тюрьме! Обоих!

– Так, по-моему, пора вмешаться, – лед в голосе Креольского несколько охладил пыл Татарского. Тот все еще пыхтел, но уже заметно меньше. Между тем, Олег продолжил: – кое-что мне уже понятно, но все же дополнительные объяснения не помешают.

Ну надо же ему что-то понятно! Как по мне, так вообще одни неизвестные.

– Да, извините, – кажется, Татарскому наконец-то удалось взять себя в руки, и перед нами вновь предстал величественный и невозмутимый предприниматель и депутат.

– После того, как вы ушли, я на всякий случай решил проверить свой экземпляр брачного договора. Так вот – он пропал!

– Это я уже понял, – новость совсем не удивила Олега, хотя я все еще мало что понимала. – Я даже догадался, что исчезновение документа выгодно вашей жене и сыну…

– На самом деле, пасынку, – поправил Татарский, – Андрей сын моей первой жены, но я растил его буквально с пеленок и всегда относился, как к родному. И вот как он мне отплатил!

Мне показалось, что наш хозяин вот-вот сорвется на крик, но этого не произошло, и я восхитилась выдержкой этого человека, потому что дальнейший его рассказ убедил меня в том, насколько трудно ему это далось.

– С Ангелиной мы познакомились пять лет назад. Она тогда секретаршей у моего партнера по бизнесу работала. Ну, молодая, красивая, конечно. Только не в этом дело. Хотите верьте, хотите нет, но таких, как она, у меня вагон и маленькая тележка был. Сами понимаете, вокруг людей моего положения красивые девки, как мухи вокруг дерьма вьются, но Гелька… Я ее любил! По-настоящему любил.

– И поэтому заключили брачный контракт, – не удержавшись, пробурчала я себе под нос. Сказала тихо, но Татарский все же услышал. Но, как ни странно, не рассердился.

– Брачный договор, на самом деле, ее идея. Не поверите. Я ведь все имущество после брака на Гелю переписал. В моем положении так многие делают, по понятным причинам. А Гельке я доверял, как никому. А она гордая же, честная. Настояла на брачном договоре. Говорит, все простить могу, кроме измены. Изменишь мне, ничего не получишь. Потому и оговорку об измене включили в контракт, договорившись – имущество отойдет тому, кто верен останется. А оно вон как обернулось…

– И как же? – Креольский, кажется, начал терять терпение.

– А вот так, – Татарский окончательно взял себя в руки и перешел на деловой тон изложения, полностью исключив эмоции.

– В какой-то момент я стал подозревать, что отношения Андрея и Ангелины отличаются от отношений мачехи и пасынка. Принялся следить за ними, даже частного детектива нанял, но они будто что-то почувствовали, а может и не будто. В общем, очень осторожны были, но я не сдавался и таки поймал их на прелюбодеянии! – в голосе мужчины слышались торжествующие нотки. Он явно радовался, что оказался прав. Странная, однако, психология.

– Вот так и поймали? – мне показалось, что Креольский провоцировал собеседника, но тот, видимо, не был способен спокойно оценивать ситуацию, так как на трюк купился и принялся с жаром рассказывать о том, как застукал свою некогда любимую женщину с некогда любимым сыном. Как они спали обнаженные в объятиях друг друга, как «эта стерва» удивилась, увидев нагрянувшего муженька. По описанию все это здорово смахивало на сцену из какого-то дешевого сериала, но, наверное, супружеские измены иначе и не выглядят.

– А дальше?

– А дальше все просто – я ее выгнал, ну, и гаденыша вслед за ней. Факт измены был запротоколирован, все чин чинарем. В общем, оставалась моя женушка с голой задницей. До сего дня. А теперь выходит, что это я в дураках! Это у меня ничего нет! Но ничего, не на того напали. Быть мне, видимо, вдовцом второй раз, если не согласится она добровольно все отдать!

Только этого мне не хватало! Мало мне одного уголовного дела, еще осталось стать свидетелем по новому. Интересно, смогу ли я притвориться, что ничего не слышала? Смогу жить спокойно, прочитав в газете новость об убийстве жены Татарского и не пойти в полицию с заявлением о том, что знаю, кто за ним стоит? Видимо, такая же мысль пришла в голову и нашему хозяину, так как он, грозно сверкнув глазами, добавил:

– В конце концов, наша жизнь опасна и непредсказуема. Моя супруга вполне может попасть в ДТП, ситуация на дороге сами знаете, какая, – Татарский сокрушенно покачал головой, как будто и впрямь переживал из-за высокой аварийности на дорогах страны.

Поежившись будто от сильного ветра, хотя в комнате, несмотря на работающий кондиционер, было достаточно тепло, я решила промолчать. Кто их знает этих людей – не ровен час и мне стать жертвой дорожно-транспортного происшествия.

– Ну, я им устрою. Ну, они у меня попляшут. В тюрьме сгною! О, – Татарский вскочил и принялся возбужденно мерить комнату шагами, – а ведь это идея! И, как только я сразу не додумался. Ведь, если Гелька украла контракт, то и нотариуса, получается, она убила. Ну, или с ее подачи. Вот дура! Так подставиться! Неужели думала, я прикрывать ее стану. Конечно, такой скандал перед выборами мне ни к чему, но может и удастся все спустить на тормозах. Пусть только договор отдаст и катится на все четыре стороны вместе со своим любовником.

– А вот это вряд ли, – сталь в голосе Креольского и его решительный взгляд свидетельствовали о том, что его нарисованная депутатом картина не устраивает. Я поняла – переговоров не будет. Все имевшиеся между братьями разногласия и конфликты – в далеком прошлом. Сейчас значение имели лишь родственные узы и решительное намерение Олега воздать убийце брата по заслугам.

Татарский поморщился. Он словно увидел муху, залетевшую в комнату – неспособную доставить серьезные неприятности, но чрезвычайно раздражающую.

– А, вы еще здесь… Что ж, – мужчина пожал плечами, – пожалуй, это может стать определенной проблемой, хотя… В конце концов, без моего заявления о краже контракта вы доказать ничего не сможете. Мы же с Ангелиной будем старательно изображать счастливую пару. Более того! Любые ваши попытки поведать миру эту историю будут интерпретированы, как попытки очернить мое честное имя политическими противниками. И я вас уверяю моего влияния, – Татарский рубанул воздух рукой, – окажется достаточно, чтобы обвинить вас в клевете против представителя власти и возбудить уголовное дело. Попытаетесь пойти против меня, и времени на расследование убийства вашего брата у вас не останется – будете думать, как самому избежать тюрьмы. С другой стороны, если мы договоримся… Дружба со мной сулит немало выгод, я добро помнить умею.

Креольский недобро усмехнулся:

– Уважаемый Владимир Степанович, – начало хоть и смахивало на вступление поздравительного тоста, продолжение сильно от него отличалось, – мне совершенно все равно, – в этом месте он употребил куда более крепкое словцо, которое, несмотря на его уместность и приличествуемость случая, я воспроизвести все же не решусь, – какова сила вашего влияния и возможностей. Если выяснится, что ваша супруга имеет отношение к убийству моего брата, она за это, так или иначе ответит, даже если для этого мне придется сесть в тюрьму. Все! Я все сказал.

Желваки Татарского сплясали лезгинку, но мужчина быстро сумел взять себя в руки.

– Ну, ну, – только и произнес он. Что ж, посмотрим. А теперь вон из моего дома. И советую сделать это как можно скорее, а то неровен час собачки мои из загона вырвутся, мало ли какая неприятность может случиться. Знаете, ведь может так произойти, что никакого приглашения не было, что вы проникли на территорию моего дома незаконно, где и пали бесславной смертью от лап и зубов сторожевых псов. Как вам такой расклад, а, Олег Павлович? Я итак сильно пожалел, что поддался эмоциям и вернул вас, не заставляйте меня пожалеть и о моем великодушии.

Нарисованная хозяином дома картина тут же предстала перед моим взоров, заставив кровь застыть в жилах, и, преодолевая короткий путь от дома до машины, я все время ждала нападения сзади, почти физически ощущая тяжелое дыхание огромных псов, в два прыжка настигающих свои жертвы, то есть нас. И хотя собак я так и не увидела, эта картинка наверняка еще долго будет преследовать меня в самых страшных моих кошмарах.