Назавтра в полдень Крейцер сидел в служебной машине рядом с шофером, опершись рукой о подлокотник, и мрачно потирал подбородок. В машине было тепло, и какая-то проволочка злобно гудела под приборным щитком.

Они находились на дороге, восточнее окружного центра, и ехали в направлении Клейнмахнова — лесного поселка в пригороде Берлина.

День, как и вся неделя, был солнечный, безоблачный, многоцветный. Шумными стаями собирались скворцы и, словно черные облака, взмывали в бледно-голубое небо. Когда шофер указал на них Крейцеру, тот пробормотал что-то невразумительное. В данный момент он не был расположен любоваться красотами осени и постигать тайны птичьих перелетов. Его одолевали другие заботы, а именно подавить в себе чувство досады и сосредоточить мысли на трех визитах, предстоящих ему в Клейнмахнове.

С той минуты, когда они вышли вчера из отдела научно-технической экспертизы, он решительно ничего не достиг. До девяти часов вечера он был в пути, обошел все мыслимые и немыслимые мастерские, спотыкался на задних дворах, карабкался по бесчисленным лестницам, стучал в десятки дверей, всюду задавал одни и те же утомительные вопросы, всюду ему в ответ либо отрицательно мотали головой, либо пожимали плечами. Никто из опрошенных не видел двухцветный «вартбург» с поврежденным передним крылом.

Сегодня утром он заглянул к себе уже в начале седьмого и пробежал глазами список, приготовленный для него Арнольдом. Предстояло осмотреть шестьдесят три «вартбурга» цвета антрацит — слоновая кость. Когда немного позже пришел Арнольд, они честно поделили список и отправились в путь.

Крейцер отстрадал уже девятнадцать визитов с результатом ноль целых ноль десятых. С ума можно сойти. Очередным в списке значился некий доктор Эгберт Николаи, проживающий в Клейнмахнове по адресу Шпанишервег, четырнадцать. Они миновали мост, поднялись на холм и долго плутали в лабиринте улиц, пока не нашли искомое.

Дом был большой, белый, с флигелем, с голубовато-серой, чуть скошенной крышей из шифера, с черными перекрытиями и деревянными ставнями. К боковой стене была пристроена труба из камня, труба сужалась кверху и была увенчана колпаком из листовой меди. Темно-зеленый, коротко подстриженный газон окружал дом и одинокий старый бук, ветви которого свисали до самой земли. Перед домом цвели розовые георгины и пламенели стрелы канны индийской. Чуть отступя от линии фасада, справа к дому был пристроен гараж. Размашистая дуга подъездной дорожки, выложенной плитами желтого песчаника, вела от ворот участка к воротам гаража. Створки деревянных ворот, окованных железом, были разведены.

Одно мгновение Крейцер разглядывал дом и сад, потом наискось, через газон, направился к гаражу. В полумраке гаража тускло поблескивал «вартбург» — антрацит со слоновой костью. Машина стояла багажником к дверям. Крейцер по стеночке протиснулся вперед и провел рукой по левому крылу. После яркого солнца глаза его еще не успели освоиться с темнотой. Ликующая радость охватила Крейцера — пальцы его нащупали шероховатое, неровное место. Он наклонил голову и принюхался. Запах свежей краски ударил в нос. Одновременно он заметил, что у молдинга, который начинался как раз под фарой, не хватает куска. Он глубоко вздохнул, постоял немного и вышел из гаража.

Он прошел вдоль террасы, обрамленной шпалерами ползучих роз с тяжелыми рубиново-красными цветами. Поднявшись по пологим ступеням, увидел у дверей латунную пластину с надписью «Доктор медицины Эгберт Николаи» и чуть пониже — белую пластиковую дощечку, на которой были указаны приемные часы.

Крейцер позвонил. Через некоторое время дверь чуть приоткрылась, и в образовавшуюся щель выглянула голова пожилой женщины. Женщина смерила Крейцера недоверчивым взглядом.

— Я хотел бы повидать доктора Николаи.

— Прием сегодня с пяти. — Палец указал на доску с расписанием, и дверь начала затворяться.

— Минуточку, — сказал Крейцер. — Я хотел бы поговорить с доктором по личному вопросу.

— Господин доктор отдыхает, — проворчала старуха, — я не могу его беспокоить. Приходите тогда вечером, после приема.

Крейцер достал свое служебное удостоверение и протянул его женщине.

— Что вы мне показываете? Я все равно без очков не могу читать.

— Уголовная полиция.

Дверь захлопнулась, но мгновенно отворилась снова, на сей раз гораздо шире.

— Как вы сказали? Уголовная полиция? — Кончик носа вдруг побелел, глаза округлились. — Входите. Я посмотрю, не проснулся ли он.

Крейцер вошел. Они проследовали по широкому коридору, где чувствовался слабый больничный запах, мимо двух белых дверей с матовыми стеклами. В конце коридора старуха раздвинула створки двери на шарнирах, и они очутились в просторном холле, откуда лестница вела на второй этаж. Крейцеру указали мягкий стул, он сел, за его спиной хлопнула дверь, потом воцарилась тишина.

Покачав головой, он огляделся. Паркетный пол был застелен мохнатым ковром песочного цвета, стены обшиты полированной лиственницей, половину комнаты опоясывала полка, на которой в продуманном беспорядке стояли и лежали книги, вазы, пластинки, журналы и пропасть всяческих художественных поделок. В углу перед окном стоял черный блютнеровский рояль. Крышка рояля была поднята, на пюпитре лежали раскрытые ноты.

Через некоторое время отворилась закругленная сверху дверь, проем которой был обведен рамкой из красных кирпичей с белыми швами, и в комнату вошел крупный, дородный мужчина лет пятидесяти с небольшим. Через разрумянившееся во сне лицо от мочки левого уха до подбородка протянулся грубый шрам, прямой, как от сабельного удара. Мужчина вышел без пиджака, уже подходя к посетителю, он застегнул воротничок и поправил галстук. Из-под мохнатых бровей неприветливо глянули на Крейцера темные глаза. У доктора явно было прескверное настроение, и он не давал себе ни малейшего труда скрыть это.

Крейцер встал.

— Господин доктор Николаи?

Николаи кивнул и подошел к камину, перед которым разместилась широкая низкая тахта и несколько старомодных кресел, обтянутых пестрой ситцевой вощанкой. Доктор опустился на тахту и шумно вздохнул.

— Оставьте ваши извинения и сразу же переходите, к делу, — буркнул он, — послеобеденный отдых мне совершенно необходим.

Крейцеру стоило труда сохранять спокойствие. Он назвал себя, а затем сказал:

— Я попросил бы вас ответить на некоторые вопросы. Николаи смотрел на Крейцера неподвижным взором и никак не отозвался на его слова.

— У вашего «вартбурга» есть вмятина на левом переднем крыле, — начал Крейцер. — Как она появилась?

Николаи нахмурил лоб.

— А вы откуда знаете?

— Я видел.

— Вы, кажется, без разрешения побывали у меня в гараже? — спросил доктор с напускным спокойствием.

— Мы разыскиваем машину, которая позапрошлой ночью была причиной дорожного происшествия, — сказал Крейцер. — Шофер, виновный в происшествии, скрылся. Ваш гараж был открыт. Я вошел и обнаружил там именно ту машину, которую мы ищем. Не будь этого, я и не подумал бы отнимать у вас драгоценное время.

Николаи откинулся на спинку тахты и пронзительным взглядом оглядел Крейцера.

— Что-то я не пойму. Вы считаете, что это была моя машина?

— Да, — ответил Крейцер, в упор глядя на доктора.

Николаи рассмеялся чуть деланным смехом.

— Вы, верно, изволите шутить? Откуда вы это взяли?

— Вы до сих пор не ответили на мой вопрос, — сказал Крейцер.

Николаи вынул руки из карманов, открыл шкатулку на курительном столике, достал сигару, откусил кончик и закурил. Выпустив несколько клубов густого дыма, он обратился к Крейцеру:

— Вы присядьте.

Крейцер сел в кресло.

— А теперь давайте поговорим спокойно, молодой человек. — Голос Николаи утратил свою агрессивность. — Вы правы, мою машину стукнули позапрошлой ночью. Я дежурил в клинике, а машину оставил на стоянке. Утром, когда собрался домой, я обнаружил вмятину и решил, что кто-то стукнул меня, когда парковался, а потом предпочел уехать без лишнего шума, чтобы не платить за ремонт, благо его никто не видел.

Крейцер даже опешил, хотя не подал и виду. Он ни на секунду не мог предположить, что Николаи разрушит его версию таким простым объяснением.

— С какого часа вы дежурили и до какого? — спросил он.

— С восемнадцати до пяти утра.

— И за все это время вы не покидали клинику?

— Нет, дежурство было спокойное, мне только пришлось несколько раз побывать в отделениях.

— А есть у вас свидетели, что вы не покидали здание? Я спрашиваю об этом, чтобы исключить всякое подозрение против вас лично.

— Подозрение? Свидетели? — Лицо Николаи потемнело. — Довольно наглые вопросы, на мой взгляд. Я главный врач. Уж не хотите ли вы сказать, что я лгу?

Крейцер смотрел на него неподвижным взглядом и молчал, стиснув зубы. Доктор Николаи правильно истолковал этот испытующий и неуступчивый взгляд. Он стряхнул в стеклянную вазочку сигарный пепел, провел языком по губам и сказал уже более спокойно:

— Ну хорошо. Свидетелей я могу вам представить сколько угодно. С какой стати я буду скрывать что-то из-за вмятины на крыле?

— Речь не только о вмятине. Тяжело ранен человек. До сих пор не снята угроза для жизни. Шофер оставил беспомощного человека на дороге. За это полагается тюрьма.

— Что? — взревел Николаи и провел ладонью по лбу. — Я этого не знал, — добавил он почти беззвучно, потом наклонился, отвинтил серебряный колпачок с хрустального графина, налил себе коньяку и залпом выпил.

Крейцеру показалось, что руки у Николаи не такие спокойные, какими должны быть руки врача. Он спросил:

— Левая фара тоже была повреждена, не так ли?

— Да. А разве это имеет какое-нибудь особое значение? — Николаи говорил тихо и глядел не на Крейцера, а в свой стакан.

— Я только хотел убедиться, — объяснил Крейцер и встал. — Вы разрешите от вас позвонить?

Врач указал на изразцовый столик возле окна, уставленного цветами. Крейцер увидел телефон, блокноты и стакан, полный карандашей. Он подошел к столику, снял трубку и набрал номер.

Услышав голос секретарши, Крейцер сказал:

— Попробуйте связаться с Арнольдом. Пусть прекратит розыск и как можно скорей приедет в Клейнмахнов, Шпанишервег, четырнадцать. Записали? Хорошо. У меня все.

Он положил трубку и вернулся к своему креслу. Николаи поглядел на него с любопытством.

— Почему вы так уверены, что нашли именно ту машину? Я ведь вам объяснил, что позапрошлой ночью машина стояла без движения.

Крейцер покачал головой.

— У нас есть точные сведения о разыскиваемой машине. И это ваш «вартбург», почти на сто процентов. Разумеется, мы самым тщательным образом проведем дополнительное техническое расследование, но я убежден, что оно только подтвердит наше предположение.

— Господин лейтенант! — Николаи хлопнул ладонью по столу. — Да поймите же наконец: я всю ночь не пользовался машиной. Я был в клинике.

— Тогда еще один вопрос: кто, кроме вас, ездит на вашей машине?

— Никто. У меня не ахти как много времени для всяких там развлечений, но на машине я езжу с большим удовольствием. Она ухожена и обихожена, и я никого к ней не подпускаю, кроме механика, конечно.

— Вы женаты?

— Да. У моей жены тяжелое нервное заболевание, она частично парализована, боится людей и вот уже много лет практически не выходит из своей спальни, не говоря уже о том, чтобы разъезжать на машине.

— Дети взрослые у вас есть?

— Есть, сын. Но у него, во-первых, свой мотоцикл, а во-вторых, нет водительских прав.

— Тогда, может быть, стоит подумать о знакомых и сослуживцах?

— Отпадает. Я не выпускаю ключи от машины из рук. А запасные лежат в шкатулке дома. — Он выдвинул ящик письменного стола, достал шкатулку, открыл. Ключи оказались на месте.

— Ладно, — сказал Крейцер. — А как вам удалось так быстро починить машину?

Николаи пожал плечами.

— Я ведь уже говорил, что очень берегу свою машину. Когда вчера утром я обнаружил повреждение, меня это, конечно, очень раздосадовало. Я тут же позвонил одному знакомому, который очень искусен в такого рода делах и осуществляет у меня весь мелкий ремонт машины, а также некоторые работы по дому. Он явился сразу же и быстро привел все в порядок. При случае он еще раз покроет это место лаком в мастерской: лак для подкрашивания недолговечен.

— А почему вы не заявили о происшествии в полицию?

— Я ведь считал, что меня кто-то стукнул, когда парковался, и не видел возможности найти виновника, а коли так, зачем мне лишние разговоры в полиции? Потому и не заявил.

— Машина застрахована?

— Конечно.

— А в страхагентство вы уже заявили?

— Нет еще. Собирался, но пока не успел. Да и все это обошлось марок в сто пятьдесят, не больше того.

— Гм, гм, — сказал Крейцер, — а как зовут того благодетеля, который так скоро оказался под рукой?

— Кривиц. Он живет в Штансдорфе и приходится шурином хозяину той мастерской, в которую я всегда обращаюсь.

— Адрес его вы не могли бы мне дать?

— Зигбертштрассе, а вот номера не знаю, мастерская Гехта.

Крейцер достал блокнот и все это записал. Потом он спросил:

— А Кривиц состоит на службе у своего зятя?

— Нет, насколько мне известно.

— Где же он работает?

— Он на пенсии, по болезни. Он сердечник. Кстати, если вы хотите с ним сегодня наговорить, он, мне кажется, работает в саду у моего соседа. Во всяком случае, я его там видел.

— Благодарю вас, к сожалению, мы должны будем временно изъять у вас машину. Очень вас прошу, поймите нас правильно. И не будете ли вы так любезны приготовить документы и ключ зажигания? Машину заберут сегодня же.

— Какая наглость! — вскипел Николаи, потом вдруг вздохнул, налил себе коньяку, выпил и тяжело опустил подбородок в ладони. — А надолго?

— Думаю, до завтра, — сказал Крейцер.

— Выпить не хотите? — Николаи указал на графинчик. — Коньяк отборный, высшей марки.

— Нет, спасибо. Я не пью. Разве что пиво.

Николаи насмешливо поглядел на него.

— Достойно похвалы. Вы небось считаете, что я виноват?

Лицо Крейцера приобрело уклончивое выражение.

— Ну, раз вы владелец машины, значит, подозрение в первую очередь падает на вас. Но доказательств у нас пока нет.

— Пока нет, — ехидно повторил Николаи. — Пока нет, но скоро будут.

Крейцер постарался пропустить насмешку мимо ушей.

— Несчастный случай произошел возле Филиппсталя, — сказал он спокойным голосом. — У вас в этих краях нет друзей или знакомых?

— Филиппсталь? — Николаи задумался, выпятив нижнюю губу. — Это ведь деревушка за Гютерфельде? Нет, я не знаю никого, к кому можно доехать по этой дороге.