Часом позже в тот же день с тяжелой головой мне, однако, хватило разума трезво оценить ситуацию. Миллионы для съемки фильма можно получить лишь имея определенную репутацию. За мной числились огромные долги кинокомпании и один завоеванный «Оскар». Покажется ли кредитору этот актив достаточным? В голове уже выстраивался список потенциальных спонсоров.

Крупные киностудии в Штатах, «Дисней» или «Парамаунт», возможно, согласятся, если отдать им права на прокат.

Нет! Лента об олимпиаде не относится к надежным кассовым жанрам триллера, фильма ужасов или приключений. Особенно в отсутствии звезд первой и второй величины.

Может, обратиться к какой-нибудь звезде? Пообещать успешный видеопрокат в Америке или Европе?

Нет! Слишком много времени уйдет на уговоры, Да и невозможно, положа руку на сердце, обещать коммерческий успех.

Может, снять малобюджетный фильм вроде «фирензе», невзирая на дорогостоящие требования профсоюзов?

Да, это, пожалуй, единственный выход. Создать в Барселоне маленькую временную базу, начать работу, затем вернуться в Нью-Йорк и найти кассовый проект в качестве баланса для моего фильма. Периодически наезжать в Барселону, пока не придет время начать монтаж; потом забрать отснятый материал в Нью-Йорк.

Нет, это слишком большой фильм, он требует полноценной, дорогой съемочной группы и моего присутствия, а значит, вряд ли мне удастся заняться каким-либо другим бизнесом в Нью-Йорке.

А что если убедить какой-нибудь международный банк финансировать хоть часть фильма? Завоеванный «Оскар» чего-то да стоит.

Я долго висела на телефоне, но в ответ постоянно звучало весьма категоричное «Нет!». И менее категоричное: «Нет». Проскочило также несколько сухих фраз типа: «Мы вынуждены проявлять осторожность». Мне давали понять, что недавно приобретенная известность не является достаточным гарантом для крупных инвестиций.

Наконец пришло решение. Я по-прежнему располагала первоклассными режиссером и оператором. Есть шанс сделать беспроигрышный ход.

Надо связаться с моим старым другом и любовником, богатым графом из Марбеллы. Он всегда щедро покровительствовал балету «Театре дел Лисео», хотя кое-кто обвинял его в слабости к молоденьким танцовщицам. Вечером граф зачастую играл роль франтоватого прожигателя жизни, но днем был изобретательным бизнесменом с разнообразными родственными связями. Некоторые называли этот круг сетью жуликоватых кузенов и даже сомневались в подлинности родства.

— Si, да, конечно, я тебя помню, — радостно отозвался он. — Моя Бетти, mi bellissima, разве я мог забыть такую прелестную, молодую и изобретательную девушку?

Мы договорились встретиться в Марбелле в вестибюле роскошного отеля в стиле Ривьеры. В своем любимом черном вечернем костюме от Валентина я была под стать элегантной публике вокруг. Граф, как всегда, опаздывал, мое внимание, впрочем, так же как и всех остальных, привлекла одна парочка. Молодые люди застыли у стойки администратора, обсуждая свои планы с энтузиазмом и чувственностью, с каждой минутой становившейся все более явной. Девушка имела тот же щегольской вид, с которым я в прошлом оставила все мысли о балете и бралась за любую работу в мире кино, включая перенос коробок с лентами. Тогда я отрезала мои длинные волосы, сделала себе короткую мальчишескую стрижку. Превратилась в платиновую блондинку.

Девушка облизывалась и касалась своего друга… чуть ли не в самом интересном месте. Ее стройные бедра двигались в ритме очевидных фантазий. Молодой человек в модной шляпе с мягкими опущенными полями держался более сдержанно, однако и он не оставлял без внимания ее ягодицы. Каждый мужчина в вестибюле открыто завидовал ему. Девушка, дразня приятеля, задержала руки возле его паха.

Пожилые люди, конечно, отводили взгляды, но пара ничего вокруг не замечала: они были слишком поглощены друг другом, как это нередко бывает с молодыми и раскованными. Она небрежно покачивала сумочкой, в которой явно не было денег… По крайней мере в моей сумочке их никогда не было.

Мне никак не удавалось отвести глаза, в какой-то миг даже безумно захотелось поменяться с девушкой туалетами, чтобы проверить, как я почувствую себя в ее одежде. Несомненно, она бы выглядела очаровательно в черном вечернем костюме от Валентино, но я, видимо, ощущала бы себя нелепо. Интересно, а что если бы дьявол вдруг предложил обменять все мои достижения на мифическую вечную молодость? В присутствии молодости успех быстро бледнеет. Любовь оказывает такой же эффект. Возможно, с годами любовь и молодость для человека сливаются в единое целое. «Элизабет, — напомнила себе я, — ты — преуспевающий кинопродюсер, который приехал сюда, чтобы найти деньги для фильма».

Пара удалилась, и не прошло и десяти минут, как люди стали лихорадочно искать пропавшие сумочки и бумажники. Изумленное бормотание толпы переросло в общее смятение; подоспевшие полицейские уже записывали показания свидетелей, составляли протокол.

— Lolita. Si, Lolita? — приговаривали полицейские и администраторы отеля.

— Так называемый «Трюк Лолиты», — сообщил американец, наблюдавший за парой и оставшийся без бумажника.

— Что вы имеете в виду? — уточнила я.

— Полицейский только что все мне объяснил. Та красотка и ее приятель работают с профессиональными ворами. Отвлекают внимание. Меняют облик, надевают разные парики. Иногда девушка появляется в больших круглых очках и разыгрывает совсем иной спектакль. Пока вы предаетесь фантазиям, ваши карманы пустеют. Надо отдать ей должное!

— И сколько вы отдали?

— Достаточно.

Он понуро потупился.

Слава Богу, что по нью-йоркской привычке я всегда держу сумку перед собой, прижимая ее к груди.

В вестибюль через большую стеклянную дверь вошел невысокий худощавый человек в элегантном европейском темно-красном смокинге и сверкающих черных туфлях. Человек слегка прихрамывал, однако изящная трость в руке была слишком короткой, чтобы на нее опираться. Скорее служила хлыстом наездника. Его облик ассоциировался с замками, яхтами и игрой в поло.

Аристократическим движением головы он потребовал от персонала внимания. Выждав мгновение, изящно снял безупречно белую перчатку и взмахнул тросточкой. Постоял, приглаживая идеально уложенные усы, потом повернулся ко мне.

— О, моя дорогая Бетти, да? — произнес он.

— Сеньор, — улыбнулась я уголками рта. Неизвестно, что произойдет в следующий миг.

— Теперь ты Элизабет?

Он уставился на меня.

— Какой роскошной, элегантной стала моя Бетти. Это Валентине, да?

Что он ожидал увидеть? Постаревшую копию юной блондинки в мини-юбке?

Мы помолчали несколько долгих мгновений, изучая друг друга, потом обнялись, испытывая взаимное уважение, выстояв во всех испытаниях и личных битвах, что обрушились на каждого за эти годы после нашего романа в Марбелле. Глаза графа по-прежнему опасно посверкивали. В сознании никак не умещалось, что мы теперь равны. Граф был обыкновенным смертным, несмотря на костюм и манеры. Просто он богат и при этом весьма мил. Но разве не мне казалось когда-то, что все мужчины в темных дорогих костюмах обладают какой-то непостижимой властью?

— Я видел твой «Фирензе», — сказал граф чуть позже за коктейлем на палубе своей яхты.

Слуга налил ему «Пеллегрино» в изящный бокал.

— Пришлось закончить мой роман с «Дом Периньон», дорогая, но не стоит обращать внимание.

— Где ты видел мой фильм?

— На частном просмотре. Какую вечеринку мы закатили потом! Какие торжества! Даже имея фотографию, я не мог поверить, что это работа моей Бетти. Ты такая же красивая, но совсем не похожа на ту маленькую Бетти, которая так любила играть. Она была невезучей. Мужчины вечно покидали ее.

— Она была несчастной? — поинтересовалась я.

— Нет, не совсем. Она была очаровательной, но ей далеко до тебя.

— А вы изменились, сэр?

—Что за роли нам приходится играть в этой жизни!

Он посмотрел так, словно теперь, повзрослев, мне удастся его понять.

— Как же легко молодые нам верят. Но так уж устроен мир.

Мы пили, болтали о пустяках, вспоминали старые времена, снова знакомились друг с другом; яхта плыла сквозь нежный средиземноморский вечер.

— Помнишь тот вечер, когда мы ели раков? — спросила я.

— Si, помню очень хорошо. Возможно, ты и не подозревала, но в тот вечер я нуждался в чьем-то обществе, необязательно твоем, однако, наблюдая, как ты выбирала самого крупного рака, я получал особое удовольствие.

— Тот гигантский доисторический рак тогда словно просил: «Выбери меня, выбери меня».

— Ты потрясающе выглядела в замшевой куртке и шортах. Пришлось того рака купить.

— Ты казался мне невероятно элегантным. А за обед заплатил двести американских долларов. Для меня тогда — огромная сумма.

— Помню, как моя Бетти ела раков в разных видах. Ела и ела. Я удивлялся, как в тебя столько влезает. Да и вина выпила немало.

— Повсюду стояли лилии и орхидеи… там был помощник официанта, специалист по ракам.

— Si, он разламывал их для тебя, а ты ела…

— Я ела, он разламывал… Просто потрясающе! Он все разламывал, а я все ела.

— А я смотрел, обожал тебя в этот момент и понимал, что ты никогда меня не полюбишь — старого, некрасивого по сравнению с прекрасным молодым Луисом, заставившим тебя страдать.

— Мне казалось, он меня любит.

— Дорогая Бетти, правду знали все, кроме тебя. Ты приносила ему успех, о котором он не мог и мечтать, а расплачивался с тобой балетными травмами.

— Все верно, но это осталось в той, другой жизни. Прекрасный молодой Луис мертв, а пожирательница раков превратилась в нового человека.

— Но я по-прежнему здесь, моя Бетти… Элизабет. И по-прежнему восхищаюсь тобой. В любых обстоятельствах ты была полна решимости продолжать борьбу и быть счастливой.

— Я нуждалась в счастье сильнее многих молодых женщин. И ты мне помог.

— Может, сегодня меня ждет награда?

По-прежнему деловой граф тотчас принялся прикидывать ее размеры.

— Меня очень интересует твой новый фильм. Знаешь, богатство может отнять у человека жизнь, но вы, молодые, этого не замечаете, а?

Пришлось перевести беседу в новое русло, касающееся получения денег.

Граф составил целый список…

—Ты, дорогая, должна встретиться с…

И объяснил, что наглое государство хочет отнять у его несчастных кузенов-аристократов их последние деньги, хотя не в состоянии толково потратить эти средства.

— Мы образуем совместную кинокомпанию.

Поскольку один из этих кузенов, королевской крови, состоял в правлении французского банка, который изначально выделял Джорджу средства на съемку фильма и теперь, после его финансового краха, обладал всеми правами на картину, представлялось возможным заключить какой-то контракт и там.

— Поражение Джорджа — окончательное?

Мне не терпелось удостовериться.

— Да! У меня очень тесные связи с банком. Думаю, они предоставят мне кредит, чтобы выкупить права. Сейчас они не хотят заниматься кинобизнесом. Давай составим с тобой контракт о партнерстве в качестве сопродюсеров.

Вряд ли меня это устраивает.

— Но если Джордж потерпел крах, разве банк не продаст права другому претенденту, который изо всех сил старался их получить? Тем более что тот готов заплатить любую нужную сумму.

Граф кашлянул.

— Думаю, этот другой претендент вскоре тоже выйдет из игры.

— Почему?

— Потому что не заинтересован в производстве фильма, а заинтересован в гибели Джорджа. Эти двое, Джордж и Боланье, вечно воюют друг с другом.

— Боланье? Ив Боланье?

— Si, Ив Боланье. Тот самый, что имеет отвратительную репутацию среди женщин и великолепную — среди банкиров. Ты не знала, что второй претендент — он?

Кровь ударила мне в голову. Разве можно устоять перед таким соблазном? Я получу свой фильм и…

— Ты уверен, что теперь, когда Джордж вышел из игры, Боланье сделает то же самое?

— Кто может поручиться? В последние годы Боланье занимался кинобизнесом и достиг некоторых успехов. Но нам, вероятно, удастся кое-что предпринять, чтобы заставить его изменить свое решение по этому вопросу. А?

Глаза графа зловеще сверкнули. Он поднял свой бокал с «Пеллегрино», я свой с водкой. Мы снова готовы начать игру.