Притаившись за балясинами в углу балкона городского спортзала, гудящего от ударов мяча, Вилле наблюдал за тем, что творилось внизу. Уже в третий раз он забирался сюда во время тренировки сборной команды города. С этого наблюдательного пункта зал был отлично виден, и чуть раскосые глаза мальчишки внимательно следили за всем, что здесь происходило. Вилле где-то вычитал, что настоящий разведчик должен уметь обходиться без каких-либо записей. Очевидно, он был настоящий разведчик. Во всяком случае, он не ощущал ни малейшей необходимости в бумаге и карандаше. Он без всяких усилий запоминал финты, которыми высокий центровой Рооба обманывал защитника, освобождая себе путь к щиту, или как шустрый Вихерпуу раздавал пасы. Позже, когда Вилле оставался один, ему требовалось лишь закрыть глаза, и всё повторялось в памяти, словно было запечатлено на видео- или киноплёнку.

Сборная баскетбольная команда готовилась к республиканским соревнованиям на кубок.

— Надо — не надо спрашивать, почём теперь литр пота? — орал внизу тренер Тамбик. Казалось совершенно невероятным, что в таком тщедушном теле таится такой мощный голос. — Надо — не надо зарубить себе на носу, чего ждут от нас? Забыли — не забыли, в чьих руках спортивная честь города? Мяч в игру! Разберите игроков! Живо, азартно, страстно! Представьте себе, что за вами следят сейчас тысячи глаз!

На усталых игроков громогласные призывы не очень-то действовали. И наверное, им трудно было вообразить в пустом спортзале тысячи глаз. Они и об одной-то паре глаз, следившей за ними из угла балкона, не догадывались.

Велика сила обиды! Ученик седьмого класса Виллем Туви — белобрысый мальчишка с угловатыми плечами, притаившийся в углу балкона, не понимал даже, насколько она велика. Всего четыре дня минуло с той минуты, как капитан баскетбольной команды «Викинги» с улицы Роху забраковал защитника своей команды.

Причина этого безжалостного решения крылась в том, что Пеэтер Лууд, капитан команды мальчишек с улицы Роху, каждый день читал газеты, а в последнее время во всех статьях и заметках о баскетболе уделялось много внимания среднему росту команд. Средний рост превратился на страницах газет в фактор, буквально определяющий успех. Пеэтер Лууд сразу же сделал из этого свои выводы и принёс на баскетбольную площадку вместе с мячом рулетку. Поголовный обмер оказался роковым для маленького, робкого защитника. Капитан Пеэтер сразу установил, что полутораметровый Виллем Туви сильно снижает средний рост команды, так что он будет наверняка ниже среднего роста команды Заречной улицы. И, следовательно, нечего ждать успеха в будущих матчах уличных команд.

— Послушай, Вилле! — сказал Пеэтер. — Баскетбол — игра для высоких.

И поскольку он был капитаном, никто не стал оспаривать его решения.

— Ничего не поделаешь, — объяснял Пеэтер. — Против фактов не попрёшь. У низкорослых свои виды спорта, у высоких — свои. Ты не думай, мы против тебя ничего не имеем. Ничего. Свои ребята, сам знаешь. Был бы ты чуток повыше, и разговору б не было. А так — ничего не попишешь. — В поисках подтверждения своим словам он оглянулся на остальных игроков, и все, стоящие вокруг, поспешили кивнуть.

Вместо Виллема Туви в команду приняли дылду ростом метр восемьдесят пять, одного из сыновей часовщика, недавно поселившегося на улице Роху.

Маленький Виллем, которого дома звали Вилле, а среди сверстников нередко просто Виле — «Свисток», ушёл с площадки высоко держа голову, но на душе у него кошки скребли.

— Не хотите, и не надо! — бросил он в лицо остающимся. — Можно подумать, будто это одна-единственная баскетбольная команда!

Держась прямо, как штык, он пошёл прочь. Но силы воли хватило ему лишь шагов на сто. На углу бывший защитник «Викингов» немного потоптался на месте и... побежал обратно. Но теперь ему был нанесён безжалостный удар:

— Ты только посмотри на себя! — сказал капитан Пеэтер. Он сказал это тихо, однако тон его был таким, что горло Вилле сжала спазма обиды. Забракованный защитник ожидал насмешек, он приготовился встретить иронию, но в голосе Пеэтера звучало скорее сочувствие, против которого Вилле оказался безоружным. Опустив голову, он вновь повернулся спиной к товарищам по команде — теперь уже бывшим, и бесповоротно зашагал прочь.

Как большинство мальчишек хилого телосложения, Вилле до глубины души обижался, когда ему сочувствовали из-за маленького роста. Все свои шесть школьных лет он старался держаться так, чтобы его худоба и низкий рост не бросались в глаза. Когда мальчишки с улицы Роху ходили купаться на карьеры, Вилле первым прыгал в ледяную воду. Во время игры в снежки он бесстрашно устремлялся туда, где был самый сильный «огонь», а весной, во время посадки деревьев в школьном парке он готов был надорваться, только бы отбрасывать лопатой тяжёлые комья глины так же далеко, как и те мальчишки, что были выше него на две головы.

Но оказалось, что всё было напрасно. По дороге домой он сопел и фыркал, как ёж, повторяя бессвязные и неясные слова:

— Ещё пожалеют... ещё об этом... попросят... точно... Но тогда... Уж я знаю...

Чем больше он думал о своём несчастье, тем сильнее ему казалось, что его не только исключили из команды, но и выставили на посмешище. Как же иначе можно понять совет есть каждый день двойную порцию овсянки. Да, как ни возьми, у Виллема Туви оставалась лишь одна возможность жить дальше: ему надо как можно скорее стать выдающимся баскетболистом. Таким, которого будет знать весь город, которого каждое спортобщество будет стараться переманить к себе.

Вилле почитывал, хотя и нерегулярно, журнал «Кехакультуур» — «Физкультура» и поэтому знал, что спортобщества стараются переманивать к себе хороших игроков. Что касается его, то ему не требовалось, чтобы его сманивали большие спортобщества. Вполне достаточно, если из-за него станут соперничать две команды домоуправлений: «Викинги» с улицы Роху и «Тервис» с Заречной улицы. Но это должно быть настоящее соперничество!

В тот же день, поздно вечером, он пошёл с матерью в городской спортзал.

Мать Вилле работала там уборщицей. Каждый вечер, когда в зале кончались последние тренировки и гас свет, мать Вилле брала в углу кухни ведро, щётку, тряпки и спешила через двор. Она действовала в привычном порядке. И пока она убирала в раздевалках, Вилле был один в большом зале.

Открыв подсобку — нечто вроде большого стенного шкафа в зале, Вилле достал один из хранившихся там мячей, раз-другой стукнул им об пол и, прицелившись, бросил в корзину.

— Так-то! — произнёс он всё ещё с горечью в голосе. — Посмотрим ещё, Длинный Пеэтер!

Мяч точно влетел в кольцо.

Он знал, что матери понадобится примерно час, пока очередь дойдёт до зала. Если один бросок занимает десять секунд... Вилле изумлённо присвистнул. Выходит, что здесь за один вечер он сможет сделать больше бросков, чем на месте защитника «Викингов» за целую неделю.

В математическом смысле расчёт его был абсолютно верен, но после того как Вилле три вечера подряд в одиночестве бросал мяч в корзину, сомнение стало грызть его сердце. Он был не маленький и понимал, что к любой цели ведёт немало путей. Выбрал ли он самый прямой и рациональный? А вдруг его тренировка всё равно что поход по бесконечно петляющей тропе? А вдруг есть более прямой и удобный путь, который приведёт к цели куда скорее?

На четвёртый день эти сомнения заставили Вилле прийти в спортзал пораньше, во время тренировки сборной города. Он решил посмотреть, что делают мастера, чтобы потом делать то же. Он вполне логично предположил, что сторож не пропустит его в зал просто так, если он честно скажет, что пришёл из любопытства, и поэтому Вилле взял материны щётки-тряпки и прошёл в спортзал под видом работяги.

Тренировался Вилле по-прежнему лишь вечерами, когда мать приступала к уборке. Но вскоре он уяснил, что, хотя согласно разноцветному расписанию тренировок, висящему на стене, с десяти утра до десяти вечера зал должен буквально кишеть любителями спорта, на деле это далеко не так. Частенько те, кто арендовал зал, не приходили в свои часы на тренировки, и тогда большой зал оказывался в распоряжении Вилле.

Но он всё ещё занимался безо всякой системы. Он просто пытался подражать тому, что видел на тренировках сборной. Высокий центровой по фамилии Туулинг бомбардировал корзину бросками «крюком», и Вилле тоже становился в угол площадки и бросал мяч «крюком». Проворный Вихерпуу набирал очки бросками с дальней дистанции, и Вилле тоже попробовал этот способ. Он называл себя то одним, то другим именем. Он был то Туулингом, то Вихерпуу, то Рооба и так далее и действовал на площадке, подражая их приёмам. Он обводил воображаемого защитника, давал воображаемому товарищу по команде хитрый пас об пол и успевал между делом подмигнуть воображаемому тренеру. Наверное, он ещё долго вот так играл бы в баскетбольную тренировку, если бы случайно услышанный разговор не толкнул его на новый путь.

Это было после одной тренировки городской сборной. Баскетболисты, выйдя из душевой, как раз одевались, а сидевший на подоконнике Тамбик, листая свою записную книжку, рассуждал о наиболее опасных игроках команд-соперниц, участвующих в розыгрыше кубка. Эти известные баскетболисты обладали разными качествами — один в совершенстве владел броском в прыжке, другой умел незаметно выскочить под щит, третий славился великолепным дриблингом. Но не это заставило вздрогнуть маленького Вилле. Нет, в самое сердце его поразил итог, который подвёл тренер:

— Хочешь, не хочешь стать мастером экстра-класса, надо всё время жать на ту кнопку, что соответствует твоим задаткам.

Манера говорить у тренера городской сборной была странная. В каждой фразе он повторял какое-нибудь слово. И при этом он ещё часто менял порядок слов. Так что посторонний слушатель обычно ничего не понимал в том, что говорил тренер Тамбик. Из-за этой своей манеры Тамбик даже получил прозвище «Здоровое железо», потому что иногда спрашивал: «Железное здоровье, здоровое железо, так или не так, ребята?»

Старым знакомым Тамбика его манера разговаривать не очень мешала. Они привыкли пропускать мимо ушей ненужные повторы и перестановки. В какой-то мере и Вилле относился к числу тех, кто привык к речи Тамбика. Во всяком случае, он достаточна наслушался словесных очередей тренера, чтобы понимать, что тот хочет сказать.

Когда раздевалка опустела, Вилле побежал домой. Ему казалось: он понял, что имел в виду Тамбик.

— Не каждый способен стать блестящим защитником, — повторял он, бегом пересекая двор, словно опасался, что иначе слова Тамбика вылетят у него из головы. — Не у каждого получаются дальние броски. То, к чему ты стремишься, должно в какой-то степени соответствовать твоим задаткам.

Есть ли у него задатки стать игроком, точно забрасывающим мяч с большого расстояния?

— Острое зрение, сверхчуткие пальцы, — сказал тренер Тамбик.

Ну, насчёт зрения беспокоиться нечего. Когда в школе проверяли зрение, Вилле запросто различал буквы в самом низу таблицы. Но пальцы? Тут, как бы то ни было, требовалось произвести проверку осязания.

В кухне на полке нашлись старые газеты. Рулон упаковочной бумаги — на шкафу. Листок писчей бумаги можно было вырвать из школьной тетрадки. Чуть поколебавшись, Вилле открыл кухонный шкаф и достал из-под стопки полотенец гладкую новенькую пятирублёвку. Ещё нужны ножницы.

Через несколько минут всё было готово. На столе рядом с пятирублёвкой лежали ещё три бумажки точно такого же размера. Одна из газеты, другая из листа тетради, третья из упаковочной коричневой бумаги. Вилле потрогал их пальцем и затем завязал себе глаза.

— Ну, — сказал он сам себе, — будь, что будет!

Он положил листки один на другой, перетасовал их, как игральные карты, и кинул на стол. Если теперь, проведя пальцем по поверхности бумаги, он определит, где денежная купюра с водяными знаками, где газетная бумага, бумага из тетради или грубоватый крафт-папир, то...

И он определил их. Безошибочно.

Горячая дрожь пробежала по спине Вилле.

«Итак, молодой человек, из вас может кое-что получиться». Он попытался сохранить спокойствие и солидность, но из этого ничего не вышло. Кто мог запретить ему, напевая песенку, кружиться по комнате, если дома, кроме него самого и пушистого кота, не было ни одной живой души.

С этого дня забракованный командой улицы Роху недомерок Виллем Туви, гоняя по залу мяч, перестал представлять себя то одним, то другим, то третьим игроком-знаменитостью из городской сборной. Теперь по кольцу бросал только он сам — Длинное Ружьё, Орлиный Глаз, Попадающий Издалека. Если до сих пор Вилле бомбардировал кольцо как придётся — бросал одной и двумя руками, снизу и над головой, то в качестве будущего баскетбольного снайпера он решил остаться верным одному броску. После долгих сомнений он остановился на броске, для которого мяч поднимают чуть выше уровня глаз и затем лёгким движением кистей рук посылают его в корзину. Такой бросок казался ему самым эффектным. Он уже видел себя в большом гудящем спортзале. Медленно поднимает он руки с мячом. Когда мяч оказывается на уровне лица, голоса смолкают. Затем из-под мяча показываются устремлённые на кольцо глаза...

Дальше Вилле не думал. Он просто бросал и бросал мяч до тех пор, пока в зал не заглядывал Михкель и не говорил, что на сегодня пора кончать с уборкой.

Это была шутка Михкеля. Он давно уже разгадал истинные намерения Вилле. Пожилой сторож, которому до сих пор было всё равно, что происходит в спортзале, неожиданно стал проявлять удивительный интерес к занятиям мальчишки. Иногда старик слегка приоткрывал дверь и глядел, чем занимается мальчик. А иногда вместе со своим стулом перебирался через порог зала.

По правде говоря, Михкель даже ждал прихода мальчика. Настойчивостью и последовательностью Вилле напоминал старику его пропавшего в войну сына, а в сурово сведённых бровях Михкель, казалось, узнаёт черты лица своего мальчика. И однажды он поймал себя на том, что чуть не назвал этого худого с выпирающими угловатыми плечами мальчишку Хельмутом.

Вилле всего этого не знал. Ему хватало своих забот. Вернувшись из школы домой, он должен был протопить печь. В его обязанности входило ещё наколоть дров для плиты. Затем нужно было учить уроки и, само собой разумеется, следить за окнами зала. Ведь старик Михкель не явится сообщить ему, если зал окажется свободным.

Но однажды Михкель всё же пришёл. Причиной тому был телефонный звонок Тамбика. Тренер назначил команде врачебный осмотр, но не смог обзвонить всех игроков, и Михкель должен был отсылать тех, кто придёт на тренировку, в поликлинику.

— Теперь зал будет свободен несколько часов, — радостно сообщил Михкель. — Сможешь заняться своей уборкой.

Но старик ошибся. Трое игроков сборной не повернули от двери спортзала — они уже побывали на осмотре. Они остались в зале и играли в «двадцать одно». И позвали Вилле тоже принять участие в игре.

Баскетбольная игра в «очко» не имеет ничего общего с одноимённой картёжной игрой — это просто соревнование на точность бросков. Попадание с точки штрафного броска даёт одно очко, из угла площадки — три, пять очков можно получить за точный бросок из-за линии защиты, а за попадание со средней линии можно заработать целых десять очков.

Нельзя сказать, чтобы Вилле оказался опасным соперником для взрослых игроков. Конечно же нет. Но всё же он остался доволен. Он думал о другом. Ведь в такую игру он может играть и один!

Когда трём взрослым баскетболистам надоело играть и они ушли из зала, Вилле остался. С таинственной, почти торжествующей улыбкой на лице он повёл мяч на середину площадки. Сейчас это словно была узкая, посыпанная песком, спортплощадка, оборудованная домоуправлением в глубине между домами, где раньше обычно сушилось бельё. Вместо колонн, поддерживающих балкон, Вилле видел чахлые каштаны. А между ними мелькали красные майки «Викингов».

— Выходи, Луакас! — звал Вилле. — Выходи, Карла-Часовщик! Не уклоняйтесь! Выставляйте свой вышесредний рост!

Пустой зал отзывался эхом, и в этом гуле можно было расслышать, что Луакас и Карла-Часовщик не испугались. И капитан «Викингов» и их новый защитник приняли его вызов. И поскольку от жадности оба сразу же погнались за десятью очками, они, конечно же, промазали.

— Вот так-то, синьоры! — сказал Вилле насмешливо. — Вот так-то, лорд Лууд и дон Карлос! Большой кусок рот дерёт. Высокий рост ещё не делает баскетболистом. Я, например, начну с малого.

И подойдя поближе к щиту, он точно забросил дважды по пять очков.

С тех пор Виллем Туви частенько играл с воображаемыми противниками. Так час-другой бросков по корзине проходили гораздо веселее. К лёгким победам он больше не стремился. Противники, которых он звал спуститься с сумрачного угла балкона, бросали почти так же хорошо, как и он. И с ними было непросто, буквально сумасшедшая нервотрёпка.

Однажды, когда Вилле опять вот так вызвал померяться силой сына часовщика, призванного повысить средний рост команды «Викингов», ему вдруг ответил настоящий живой голос:

— Говорил, не говорил тут с кем-то? — послышалось из угла. И тренер Тамбик, непривычный, чужой и странный в пиджаке и брюках, закрыл за собой дверь спортзала.

От волнения и страха мальчик покраснел. Ему казалось, что его поймали на месте преступления.

— Ни с кем я не говорил. Я... просто... пришёл убирать вместо матери.

— Пришёл, не пришёл, убирать, не убирать, — повторил тренер и уселся на низкую гимнастическую скамейку у стены зала. — А теперь бросаешь мяч? Бросай, бросай!

Выражение лица у него при этом было такое, какое всегда бывает у людей, которые говорят одно, а думают в это время совсем о другом. Час назад тренеру Тамбику пришлось выслушать горькие упрёки. Во время недавних соревнований городская сборная всё-таки забыла, что от неё зависит честь города. А может быть, она просто была подготовлена гораздо слабее, чем первая тройка участников соревнования на кубок.

«Кто может сказать, почему иногда поражение как бы заранее предрешено?» — размышлял про себя тренер Тамбик. И вдруг почувствовал желание сложить с себя обязанности тренера и перейти на такую работу, в которой успех и благополучие не зависят от столь неопределённых, неуправляемых факторов, как процент попаданий «крюком» центрового Рооба или настроение председателя спортобщества. В спортзал он забрёл, чтобы обдумать планы на дальнейшее.

Но тут оказался этот мальчишка. Невысокий, с прямыми угловатыми плечами, светлыми торчащими в стороны вихрами.

— Хочешь, значит, стать баскетболистом? Хочешь, не хочешь стать? — спросил тренер Тамбик и отбросил подкатившийся к нему мяч обратно на середину зала.

— Хочу, — сказал Вилле. Уж во всяком случае он не тот, кто опустит глаза. Выпятив острый подбородок, мальчик стоял под корзиной. И только левая нога его беспрерывно подрагивала, свидетельствуя о волнении, которое овладело им.

— Н-да, — тренер провёл ладонью по лицу, словно ему потребовалось что-то смахнуть оттуда. — Рост у тебя маловат, маловат, маловат. Почему не хочешь стать гимнастом? В гимнастике маленький рост — преимущество.

Вилле не знал, почему он не хочет стать гимнастом. Просто не хотел — и всё.

— А вдруг подумаешь, не подумаешь о беге на длинные дистанции? Стайеры в основном невысокого роста. Почему не думаешь стать бегуном-стайером?

Вилле не знал и того, почему он не думает о беге на длинные дистанции. Да, пожалуй, именно потому, что всё время думает о баскетболе.

— Мал, слишком мал, — повторил тренер Тамбик, качая головой. — И вряд ли ты когда-нибудь станешь высоким.

В иной день Тамбик так не сказал бы. У тренеров, как и у врачей, своя профессиональная этика. И подобные слова с ней не вяжутся. Но сегодня с Тамбиком говорили в высшей степени откровенно, даже резко, и он не видел сейчас причин, почему нужно говорить с этим мальчишкой иначе.

Вилле поджал губы.

— Бывают и невысокие баскетболисты.

Уже по одному только выражению его лица было видно, что слова тренера мальчик как бы стряхнул с себя, словно дождевые капли.

— Есть, есть, конечно. Посредственные. А хороших мало. Очень мало. И почти все они незаурядные личности. Разве ты незаурядный, заурядный?

Вилле не ответил. Он не понял, всерьёз ли был задан вопрос. А главное — не знал, что понимает тренер под словами «незаурядная личность». Вместо ответа он медленно поднял мяч на уровень глаз. Чаух! — прошуршала сетка, когда мяч влетел в корзину.

— Да-даа, да-даа, — произнёс, тренер Тамбик, словно разговаривал сам с собой. — Ты хочешь быть незаурядным. Думаешь, я не замечал, как ты тут вертишься и подсматриваешь. Как мышонок. Но есть от этого польза, нет пользы?

Вилле и теперь ничего не ответил. Он заставил говорить мяч. Чаух! — снова зашуршала сетка корзины.

— Думаешь, в пылу игры так же легко, не легко бросать, — спросил тренер. — Чаух! — и два очка, чаух! — и опять два очка? — Он и это сказал как бы про себя, но в его голосе уже не было горечи. И Вилле уловил это.

— Если буду каждый день тренироваться... час или два... начнёт получаться.

— Начнёт, не начнёт. А если не начнёт? — Тамбик заинтересованно поднял голову.

— Буду тренироваться больше. Хоть полдня.

— Хоть полдня, — эхом повторил тренер. И улыбнулся неожиданно даже для самого себя. Он не мог понять, откуда вдруг такой подъём настроения. А может, это ему передался оптимизм мальчишки? Или какая-то невидимая рука вышибла из головы дневные неприятности?

— Хоть полдня, — пробормотал тренер Тамбик ещё раз и принялся стаскивать пиджак.

В этот день ученик седьмого класса Виллем Туви впервые тренировался по-настоящему. И впервые случилось с тренером городской сборной такое: опыт долгих лет своей работы он передавал одному-единственному баскетболисту, к тому же почти ребёнку. Тамбик разделся, снял туфли и долго бегал в носках из одного конца зала в другой, и чем сильнее потел его загривок, тем лучше становилось его настроение.

— Ну, — сказал наконец тренер. — С меня хватит. У меня кости старые, нестарые, кто их знает, как они себя поведут.

На самом-то деле совсем другое заставило его заспешить. Ему вдруг пришла в голову мысль, которую требовалось обмозговать в спокойном месте. Новый вариант комбинации для молниеносной атаки. Нечто столь простое и остроумное, что ему не верилось, как это он раньше не додумался до такого.

В дверях он обернулся. Худой, остроплечий мальчишка в линялой майке стоял посреди большого спортзала, и тренер сам удивился, почему он вдруг помахал ему рукой, как машут обычно ребёнку или очень близкому человеку.

— Будь здоров, мышонок!

Михкель почтительно проводил тренера до выхода. Старый сторож — «комендант», как он иногда любил себя называть, — был очень доволен успехом своего юного приятеля. Был он очень доволен и тренером Тамбиком. За долгие годы у Михкеля сложился собственный взгляд на шумного тренера. Он считал Тамбика чересчур жёстким, откровенно говоря, буквально злым человеком. Теперь Михкель пересмотрел свою точку зрения. Старику уже было известно, как поступили с Вилле на баскетбольной площадке улицы Роху, и он решил при случае рассказать об этом тренеру.

С этого дня Вилле с ещё большим нетерпением стал ждать конца уроков. Конечно, в этом он был не одинок. Для большинства мальчишек — учеников седьмого класса день начинался по-настоящему не со звонка будильника, а лишь со звонком, возвещавшим конец последнего урока. Но Вилле, без сомнения, был единственным, кто, думая о возвращении домой, прежде всего мечтал о возможности остаться наедине с баскетбольным мячом.

Благодаря советам тренера Тамбика, Вилле не зависел больше от того, когда опустеет спортзал. Оказалось, есть много способов тренироваться и дома, в тесноватой комнате. Ведь, чтобы стать хорошим баскетболистом, мало научиться лишь точно бросать по корзине. Столь же необходимо и владеть мячом вообще.

Под Новый год Вилле обнаружил висящий на дверной ручке квартиры баскетбольный мяч, к которому была прикреплена открытка с его именем и новогодними пожеланиями. Мяч был не новый, из тех, какие списывают при инвентаризации. Но Вилле, получившему этот мяч в подарок, и не требовалось, чтобы он был новёхонький, словно безделушка. Хотя мяч был далеко не нов, прыгал он отлично. А это и было для Вилле важнее всего.

Перекусив после школы, он расставлял по комнате табуреты, стулья, большой чемодан, где мать хранила одежду, из которой он уже вырос, и передвигался из комнаты в кухню и из кухни в комнату, ведя мяч мелким дриблингом и обводя все эти вещи, словно игроков противника. Постепенно он научился вести мяч поочерёдно то правой, то левой рукой. Затем научился ловить отскакивающий мяч одной рукой и тотчас же пасовать. Труднее всего было научиться не смотреть при этом на мяч. Потому что баскетболист всё время должен следить за своими и чужими игроками.

В маленькой однокомнатной квартире у Вилле было много союзников. Кафельная стенка печи без устали возвращала Вилле пасы, которые он ей посылал. Поцарапанное зеркало в углу показывало, как неумело он ловит мяч. И даже от заводной кошки на комоде была польза. Вилле хорошо запомнил, что сказал тренер Тамбик: «...хороший баскетболист должен видеть больше, чем обычные люди. Хороший баскетболист должен следить за тем, что происходит с мячом слева от него, на краю площадки, и в то же время видеть, что творится на правом краю». Поэтому Вилле раз двадцать на дню заводил игрушку. Следя уголком глаза за тем, что она выделывает, он в то же время старался видеть противоположную стену комнаты.

Ему было теперь жаль каждой минуты, которую он не мог использовать для тренировок с мячом. Ему не хотелось выпускать мяч из рук. Но вообще-то говоря, разве это было так уж необходимо? Чтобы учить заданное на дом, далеко не всегда требовались руки. Достаточно было следить глазами за строчками в книге. Руки могли в то же время отрабатывать ведение мяча. Из нескольких реек и куска фанеры он соорудил нечто вроде подставки для нот, которую можно установить посреди комнаты, и с тех пор устные уроки он учил под стук мяча.

Так прошла зима. Она не принесла почти никаких перемен во внешности Вилле. По-прежнему на уроках физкультуры он стоял в строю предпоследним. Пожалуй, он подрос на сантиметр-два, но его одноклассники росли быстрее, и соотношение в росте не менялось. По-прежнему у него выпирали ключицы, по-прежнему майка болталась на нём. Для соучеников он оставался всё тем же маленьким робким Свистком. После того, как его забраковали в команде «Викингов», в классе почти совсем перестали замечать его. Но если бы кто-нибудь догадался вечером заглянуть в окна опустевшего спортзала, он увидел бы совсем другого мальчишку. Носясь по баскетбольной площадке, Вилле как бы казался выше ростом. Его движения становились всё точнее и увереннее. И старику Михкелю не раз казалось, что мяч словно прирос к рукам мальчика.

Когда, как и откуда появилась способность чувствовать, попадёт ли в корзину брошенный мяч, Вилле и сам не понимал. Но в один прекрасный день он обнаружил, что безошибочно может определить: сейчас будет точное попадание. Не смог бы Вилле объяснить и то, как он открыл на площадке место, откуда почти каждый бросок попадал в цель. Как бы там ни было, но у него теперь было такое место — воображаемый круг диаметром примерно в полметра, где Вилле стоило только поднять мяч двумя руками на уровень глаз, и он уже безошибочно знал: попадёт. Это было настолько же очевидно, как, скажем, закрыв глаза, сунуть палец в собственный рот.

И вдруг наступила весна.

Едва только подсохла земля, со двора домоуправления на улице Роху опять стали слышны гул голосов, крики, восклицания и удары мяча. Разнёсся слух о большом баскетбольном турнире между мальчишескими командами. И когда однажды вечером по «уличному телеграфу» до Вилле долетело сообщение, что капитан «Викингов» решил вызвать команду Заречной улицы «Тервис» на матч открытия сезона, он понял, что пора действовать.

Матч двух давних соперников был назначен на воскресенье. Накануне матча возле усыпанной битым кирпичом площадки зареченцев появился невысокий остроплечий мальчишка. Он был в грязных кедах и сильно вылинявшем зелёном тренировочном костюме. В здешних краях это самая обычная одежда, да и мальчишка ничем особенным не выделялся. У какой открытой площадки нет зрителей, если там мелькает мяч и слышны крики: «Сюда!» «Пас!» «Я сам!», «Отдай мне!», «Сам!» и так далее. Основной состав «Тервиса» проводил последнюю перед соревнованиями тренировку. Чтобы зря не переутомиться, играли под одним щитом.

План Вилле был прост. Он не собирался навязывать себя зареченцам. Игроку такого класса, каким он стал теперь, в этом нет необходимости. Сами позовут его. Наверняка. Ему нужен только случай показать себя.

И этот случай подвернулся. Когда мальчишкам зареченской команды надоело бегать за мячом, они принялись играть в баскетбольное «очко», точно так же, как игроки сборной города. Мяч, отскочив от щита, подкатился к ногам Вилле, стоявшего рядом с тем волшебным местом, откуда он бросал по корзине без промаха. Вилле давно уже определил, где оно. И теперь, не успел ещё никто ничего сказать, как незваный гость оказался на своём огневом рубеже. Мяч так чисто прошёл в корзину, словно был выпущен из снайперского оружия.

При игре в баскетбольное очко есть твёрдое правило: тот, кто забросил мяч, имеет право бросить снова. И хотя Вилле самовольно включился в игру, зареченцы не стали нарушать правило. Мальчишка, стоявший под щитом, поймал мяч и бросил его обратно Вилле. И Вилле кинул снова. Потом ещё и ещё раз. Его излюбленная точка находилась в зоне пяти очков. Он набрал двадцать очков, двадцать пять, тридцать... Высокие сильные ребята — игроки «Тервиса» стояли вокруг маленького Вилле, раскрыв рот. Ничего подобного они до сих пор не видели. Это казалось им чудом. Когда седьмой подряд мяч чисто влетел в корзину, высокий рыжий капитан не выдержал. Он схватил маленького мальчишку в зелёном тренировочном костюме за локоть и чуть не волоком втащил в оставленный дорожными рабочими вагончик.

Расчёт Вилле, тайный план, придуманный им вдвоём с Михкелем, оказался точным. Зареченцы решили включить в свою команду для воскресного поединка с «Викингами» на одного игрока больше, чем собирались.

Милые, славные спортплощадки на задворках! Сколько мастеров начинало на них свой путь в спорте, и сколько начнёт ещё! Почти год не показывался Вилле во дворе домоуправления на улице Роху. За год возводят десятиэтажные дома, прокладывают новые, многокилометровые шоссе, но тут всё осталось по-старому. Как и прежде, маленькие мальчишки сидели на корточках вдоль забора. Как и прежде, из-за брандмауэра доносилось гудение компрессора. На стволе растрёпанной ракиты всё ещё болтался скворечник, сбитый с места мячом, когда Индрек Садул пустил «свечу». И обычай «Викингов» — собираться для последнего совещания у пожарной лестницы... Вилле пришлось крепко стиснуть зубы, чтобы бывшие товарищи по команде не заметили его волнения.

Но это было совсем не нужно. На него вообще не обратили внимания. Высокие ребята, игроки «Тервиса» в жёлтых майках с чёрной буквой «Т» на груди стояли группой у края площадки, и маленький Вилле был невиден среди них. Его заметили лишь тогда, когда по свистку судьи Хиллара «жёлтые» выбежали на площадку. Тут уж его заметили все. И не только из-за того, что он был маленького роста. Он был единственный, у кого на жёлтой майке отсутствовала эмблема «Т». Почему он от неё отказался, знал лишь сам Вилле.

На дворовых спортплощадках не особенно строго придерживаются правила, запрещающего переговариваться с игроками команды-соперницы.

— Кого я вижу? — послышалось из лагеря «Викингов». — Старый маленький Свисток!

И это, конечно же, был столь ненавистный Вилле отпрыск часовщика, позволивший себе ещё спросить, захватили ли зареченцы и лесенку, которая могла бы помочь недомеркам забрасывать мяч в корзину.

Жёлтые майки ответили надменным молчанием. Рыжий капитан строго-настрого запретил им даже заикаться раньше времени, что представляет собой новый игрок. А с распоряжениями капитана в этой команде считались.

Что касается самого Вилле, то для него все эти выкрики и замечания не имели никакого значения. Старая знакомая площадка вызвала у него в памяти всё былое. Измерение роста и совет есть каждый день двойную порцию овсянки, его отчаянное бегство с площадки и сочувственные слова капитана Пеэтера: «Ну посмотри сам, на кого ты похож!», и ещё многое другое. По сравнению с этим, насмешки парня, заменившего его в команде «Викингов», были лишь ерундовыми подначками. Мысленно Вилле уже был в игре. Он жил уже в тех минутах, которые часам ещё только предстояло отсчитать.

Тут судья Хиллар подбросил мяч в воздух между двумя капитанами. Пеэтер Лууд сразу же показал, на что способен человек, обладающий мощной прыгучестью. Пас, пас, пас — мяч обошёл трёх игроков «Викингов», за это время капитан Пеэтер оказался под щитом противника.

Болельщики, сидевшие вдоль забора, загалдели.

Два — ноль в пользу «Викингов».

Вскоре последовали ещё два очка.

«Заученная комбинация, — определил Вилле, приучившийся с балкона спортзала внимательно анализировать игру. — Третий пас на край обязательно отдают обратно». И в следующий раз он перехватил эту передачу и даже позволил себе удовольствие обвести отпрыска часовщика, проведя мяч под самым его носом. Но по корзине он ещё не бросил. Когда капитан Пеэтер сам метнулся отобрать у него мяч, Вилле сделал ловкий финт, перевёл мяч за спину и левой рукой отпасовал его рыжему капитану «Тервиса». Броски Вилле по корзине были ещё впереди.

Это был матч, какие обычно разыгрываются на маленьких дворовых площадках. Такой — и не такой. Тяжело дыша, команда улицы Роху в красных майках устремлялась от одного щита к другому. И мгновение спустя такой же атакой отвечали им зареченцы. Казалось, игра состоит в том, чтобы быть как можно ближе к мячу, хотя бы бежать рядом с ним, если иначе не получается. Но на самом деле в этой беготне были свои закономерности. Когда зареченцы после первого неудачного броска поймали отскочивший от щита мяч, они не попытались в суете под щитом снова атаковать корзину. Мяч отпасовали назад, где Вилле, казавшийся особенно щуплым рядом с крепкими нападающими, уже ждал его, и тут уж хозяева площадки только охнули.

Капитан Пеэтер не сразу понял, что же происходит. Ни он, ни его ребята. Глаза-то его видели, но разум отказывался верить. Когда маленький Вилле точным броском издалека забросил свой третий мяч, Индрек, поставленный опекать его, прошипел:

— Случайность, вот и всё. И слепой курице случается найти зерно!

Но тут четвёртый бросок Вилле достиг цели. И пятый. И когда после одной неудачной атаки «Викингов» зареченцы контратаковали и седьмой мяч Вилле влетел в корзину, Пеэтер взял тайм-аут.

После этого, кроме Индрека, по пятам за Вилле стал носиться ещё и сын часовщика. Они пасли невысокого светлоголового игрока с двух сторон. Этого было бы достаточно, чтобы напрочь отрезать от мяча обычного мальчишку. Но Вилле был теперь не обычный мальчишка. Следя за опекающими его игроками «Викингов», он умудрялся видеть и то, что происходит в другом конце площадки. Он мог на полном бегу резко останавливаться, умел неожиданно увильнуть, как белка, за которой гонится куница.

И вместе с ним увиливал от игроков противника мяч. Мяч жил одной жизнью с маленьким худым мальчишкой, то низко приплясывал вокруг него, то проскакивал у него между ног и плясал даже за его спиной, пока вдруг не улетал в руки игрока в жёлтой майке, вышедшего на бросковую позицию. Такой передачи за спиной, одной рукой, с отскоком, даже многоопытный капитан Пеэтер никогда ещё не видал. И если бы ему об этом рассказали, он просто не поверил бы.

Первый тайм окончился для команды «Тервис» с преимуществом в десять очков. Хмурые и потные, стояли на краю площадки ребята с улицы Роху. Им приходилось играть с более быстрыми соперниками, приходилось играть и с более рослыми. И всегда до самой последней минуты шла напряжённая борьба на равных. Но никогда раньше не было среди их противников мальчишки, который, словно шутя, тут же уравновешивал бы очки, с таким трудом добытые ими в полуминутной отчаянной атаке. Это отбивало всякую охоту играть. Пока ещё никто не упрекнул Пеэтера, не припомнил ему, как год назад их маленький Виллу едва не плача убежал с площадки улицы Роху. Но капитан Пеэтер знал, что рано или поздно до этого дойдёт. Если они проиграют, потребуется козёл отпущения. А теперь и искать его далеко не надо.

Зареченцы тем временем уже предвкушали радость победы.

— Ну мы ещё накидаем им, — хвалился высокий рыжий капитан.

— Врежем так, что запомнят, — поддакивали остальные и один за другим подходили к Виллу похлопать его по плечу.

И опять судья Хиллар дал долгий свисток. И снова десять мальчишек делали всё, чтобы мяч влетел в металлическое кольцо. По-прежнему торчала вдоль забора малышня со всей округи. И как и прежде, дворняга Мушка, живущая на харчах домоуправления, поджала хвост и забралась ещё минут на двадцать в кусты акации. Мушка предпочитала прятаться, когда поблизости кричали.

Каждой игре приходит один раз конец. И рассказам тоже. Хорошо, если они кончаются не так, как ожидал того читатель. Хоть маленькой, но неожиданностью. Поэтому я долго прикидывал, не стоит ли повернуть дело так, чтобы наш маленький Вилле вдруг начал испытывать угрызения совести. Да что же это! Он, исконный житель улицы Роху, наносит поражение тем, с кем вместе учился плавать и ездить на велосипеде. Мало ли что может случиться в пылу игры. Пусть же случится так, что из трёх упавших друг на друга мальчишек один поднимется с вывихнутой рукой, и этот один будет Вилле. Сдерживая стоны, опустится он на скамейку запасных.

Конечно, после этого рыжий капитан жёлтых через каждые две-три минуты будет брать тайм-аут и лично подходить выяснять, не прошла ли рука. Но рука не прошла. Зареченскому «Тервису» придётся теперь обойтись без своего снайпера, и это для них нелёгкая задача. Игра на площадке сразу выровняется, и за несколько секунд до финального свистка будущие «викинги», устроившиеся у забора, завопят от радости, потому что счёт станет 40 : 40. Что на последней секунде в корзину зареченских влетит ещё один мяч, говорить, наверное, не стоит. Ведь каждый сам понимает, что так это и должно было случиться.

Ну, и тогда жёлтые плюнут от досады на чужую площадку. А уходя, даже не взглянут в сторону вывихнувшего руку Вилле. Вилле посидит в одиночестве ещё немного, с загадочной улыбкой поглядывая в ту сторону, где шумно веселятся Пеэтер Лууд и его команда. Затем встанет и пойдёт прямо через площадку. А площадка теперь во власти недавних болельщиков. Мяч летит к Вилле. Он ловит его. Ещё раз загадочно улыбнувшись, Вилле медленно поднимает руку, которую только что вывихнул.

Ш-ш-ш! — шуршит сетка, когда мяч чисто проскальзывает в корзину.

Тут можно бы поставить и точку. Я уверен, такая неожиданная точка понравилась бы многим. Однако же на сей раз оставим всё так, как было на самом деле.

Ещё много мячей забросил мальчишка, которому сказали, что ему место не на баскетбольной площадке. Справедливости ради надо отметить, что иной раз и он промахивался, но с кем этого не случается.

Команда зареченцев ушла в тот вечер домой с победой, преимущество в счёте над противником удивило их самих. Правда, победа была несколько незаслуженной, но им это не мешало. С победой направился домой и Виллем Туви, хотя он и шёл в другую сторону, другой дорогой. И я должен сказать, что ни сомнений, ни угрызений совести он не испытывал. Он был доволен собой, как может быть доволен собой мальчишка, который после целого года труда наконец пожал его плоды.

О том, что с этого дня он опять может с гордо поднятой головой приходить на площадку, где пятилетним малышом впервые увидел игру в баскетбол, Вилле не думал совсем.

Кто знает, может быть, ему и не хотелось больше приходить сюда.

1965