Был апрель 1961 года. Прошло две недели после Пасхи, когда Сидни, вернувшись с Диккенсом с прогулки под луной — такой полной и яркой, что можно было среди ночи читать «Таймс», — сел послушать по радио последние известия о полете Гагарина в космос. В одном из репортажей сообщалось, что русский космонавт пожаловался, что не сумел отыскать наверху Бога. Вглядывался, вглядывался, но не увидел никаких следов Создателя. Сидни почувствовал раздражение от такой неприкрытой пропаганды, зато Леонарда Грэма эти слова не тронули. Он заметил, что гораздо больше шансов наткнуться на армады кораблей инопланетян, чем разглядеть физические проявления Всевышнего во Вселенной.
— Вы слышали о парадоксе Ферми? — спросил он.
— Нет.
— Энрико Ферми…
— Итальянец?
— Кажется, натурализованный американец. Ферми предположил, что, учитывая возраст и размер Вселенной, жизнь на других планетах должна быть распространенным явлением.
— И получил подтверждение своей гипотезы?
— Ученые составляют различные уравнения, чтобы оценить математическую вероятность ее справедливости. Определяют показатели звездообразования в галактике, долю звезд с планетами и число планет на звезду с подходящими условиями для зарождения жизни, а также на какой части этих планет могла развиться полноценная жизнь. Далее — процент разумных цивилизаций, из них — технически развитых, чью активность можно наблюдать при помощи аппаратных средств. И наконец, в течение какого периода времени их можно наблюдать.
— Откуда вы все это знаете?
— Когда был в последний раз в Лондоне, слушал приятеля Аманды Тони.
— Ах, его, — усмехнулся Сидни.
Этот «приятель Аманды Тони» всегда находился где-то неподалеку, но они так и не познакомились, а вот Леонард посетил одну из его публичных лекций. Сорока лет, профессор лондонского университета Энтони Картрайт написал несколько книг о природе времени. С Амандой он познакомился в Лондоне на обеде несколько лет назад. Она даже просила Сидни навести о нем справки у своих коллег в колледже Тела Господнего, но потом интерес угас, и Аманда о нем больше не спрашивала. Недавно Картрайт сводил ее в оперу и на ежегодные скачки на «Золотой кубок» в Челтнеме.
Сидни знал, что у его приятельницы много поклонников, и думал, что ни один из них недотягивает до нужного уровня, чтобы чего-нибудь добиться. Аманда помнила, что если пообещает себя какому-нибудь мужчине, то рискует упустить другого, кто лучше первого. Хотя все мужчины, до которых она до сих пор снисходила, были, по ее свидетельству, сплошной безнадежностью. В разговоре с Сидни она признавалась, что ей комфортнее заниматься своей профессией, чем терпеть капризы и выходки особей противоположного пола. И у него сложилось впечатление, что, несмотря на все ее заявления на публике, Аманда предпочитает свободу незамужней жизни.
И вот вам новости. В одиннадцать вечера у Сидни зазвонил телефон; Диккенс поднял голову, справедливо опасаясь, как бы этот вызов не задержал его вечерний моцион. Леонард удивленно поднял брови. Сидни взял трубку, и Аманда без предисловий сообщила ему:
— Тони сделал мне предложение, и я согласилась.
Сидни был ошарашен и не сразу сообразил, что Тони — доктор Энтони Картрайт. После долгой паузы он произнес:
— Поздравляю. Это замечательно.
— Конечно. — Аманда ждала продолжения, но Сидни молчал.
— Мы хотим, чтобы церемонию провел ты.
— Вы намерены обвенчаться в Гранчестере?
— Нет. Это слишком далеко для моих друзей, а у вас мы больше никого не знаем. Церемония состоится в церкви Святой Троицы на Слоун-стрит.
— Там есть свой викарий. Кажется, его зовут Лайонел Тулис. — Сидни удивлялся, почему Аманда решила так поступить.
— Он не станет возражать. Мы даже назначили дату — восьмое июля.
— Аманда, это же церковь, там свои правила.
— Я с ним разберусь.
— Я бы предпочел, чтобы ты этого не делала.
— Сидни, я надеялась, ты за меня порадуешься!
— Я радуюсь, — промолвил он. Сидни ломал голову, как бы выманить на эту церемонию Хильдегарду. А если не получится, придется упросить Китинга. — Давай я просто помолюсь за вас во время венчания?
— Нет, я хочу, чтобы обвенчал нас именно ты. Ты забыл, что мы договаривались?
— Не помню, чтобы мы о чем-нибудь договаривались.
— Тогда договоримся сейчас. Делай что хочешь, только соглашайся.
— У меня как будто есть право вето.
— Только не в этом случае. Мне не терпится спихнуть это дело. Меня столько лет уговаривали выйти замуж, что я решила: будет большим облегчением согласиться и разом со всем покончить.
Сидни покоробил ее практичный тон.
— Ты его любишь?
— Конечно.
— Ты так говоришь…
— Стараюсь не трепыхаться по этому поводу. Разумеется, люблю. У него потрясающий ум.
— В таком случае…
— Я ждала чего-нибудь больше, чем «в таком случае».
— Я с ним не знаком, Аманда. Все неожиданно.
— С кем-то из нас это должно было случиться. Ты все тянешь и тянешь.
— Речь не обо мне.
— Когда ты сможешь приехать и познакомиться с ним? Надеюсь, ты нас подготовишь к браку как положено.
Сидни заметил, что Леонард не ушел из комнаты и прислушивается к их разговору. Это действовало так же раздражающе, как сам телефонный звонок. Ему полагалось оставить Сидни одного и пойти гулять с Диккенсом.
— Пасторское наставление — обычное дело, когда пары готовятся вступить в брак.
— Тебе не нужно просвещать нас по поводу секса. Мы прекрасно справимся сами. А эти разговоры только будут смущать и нас, и тебя.
Сидни вспыхнул:
— Моя задача — побеседовать с вами о торжественности момента и о ваших планах обзаведении детьми.
— Тони сказал, что не хочет детей.
— Это не означает, что мы не должны это обсуждать. А ты, Аманда?
— Я не возражаю. Пусть все будет так, как пожелает Тони. Может, появишься в субботу на обеде у Найджела и Джульетты? Там и встретимся.
Когда Сидни в прошлый раз обедал с друзьями, у Аманды украли ее прежнее обручальное кольцо. Видимо, для нового в жизни мужчины она обзавелась другим.
— Не так просто выбраться из Кембриджа.
— Все ездят, а ты не можешь?
— Дел много навалилось.
— Должна же быть передышка от всех твоих убийств. И вообще: что может быть важнее, чем знакомство с человеком, с которым я собираюсь провести остаток жизни?
Найджел Томпсон с женой Джульеттой жили в Сент-Джонс-Вуд. На обед пригласили и сестру Сидни, Дженнифер, с ее приятелем Джонни Джонсоном. Джульетта, слышавшая про Хильдегарду, спросила Сидни, не желает ли он привести с собой кого-нибудь еще. Узнав, что знакомая гостя в Германии, сказала, что может сама позвать человека, чтобы за столом было восемь персон. Сидни отказался — он не хотел отвлекаться от беседы с Амандой и ее женихом.
Стол был в меру стильным и достаточно скромным (паштет из макрели с тоненькими ломтиками поджаренного хлеба, цыпленок, запеченный в горшочках с зеленой фасолью и подрумяненным миндалем, лимонный пирог) — ведь гости пришли оценить не изыски кухни, а Энтони Картрайта. И он их не разочаровал — весь обед говорил о себе.
Картрайт хоть и сумел получить привлекательную невесту, сам внешностью не блистал. Пришел на обед в твидовой тройке, которую, судя по всему, носил каждый день. Физиономию имел вытянутую, худую, с маленькими водянистыми голубыми глазками, плотно сжатым крошечным ртом, и только выдающийся вперед подбородок компенсировал мелкие черты лица. Сидни подумал, что ему бы неплохо отпустить бороду, чтобы сгладить линию скул, но вспомнил: важнее не наружность, а то, что говорит человек. А говорил он так, словно нисколько не сомневался, что умнее всех в этой комнате. Другим вопросов не задавал — ждал, чтобы спрашивали его. Никого не слушал — пока говорили другие, готовился к новому всплеску собственного красноречия.
В его присутствии Аманда стала похожа на девочку и старалась во всем угодить.
— Мы такие разные, что должны прекрасно дополнять друг друга, — смеялась она.
Картрайт заметил, что значительную часть свободного времени станет проводить по другую сторону Атлантики, занимаясь исследованиями в области природы движения, скорости, времени и пространства.
— Мне это очень подходит, — улыбнулась Аманда, дотрагиваясь до руки жениха. — Я буду продолжать вести в Лондоне независимую жизнь, пока Тони открывает тайны Вселенной.
— Каков характер ваших исследований? — поинтересовался Сидни.
— Священнику этого не понять, каноник Чемберс, — ответил Картрайт.
— Все-таки давайте попробую, — нахмурился Сидни.
Профессор покровительственно вздохнул и сообщил собравшимся, что их группа работает над экстраполяцией принципа неопределенности Гейзенберга — теории, которая гласит, что невозможно точно и в одно и то же время определить местоположение и скорость объекта.
— Почему? — спросила Джульетта.
Картрайт, хоть и раздосадованный, что его прервали, стал объяснять. Процесс измерения координаты и скорости субатомной частицы, например электрона, не может дать достоверных данных, поскольку на его корректность влияет сам наблюдатель — так называемый эффект наблюдателя. И профессор добивается финансирования для постройки сложного и дорогого шлейф-резонатора, способного не только точно произвести замеры, но и оценить то, что он называет принципом суперпозиции — состояния, когда частица существует одновременно в двух координатах.
— Шлейф-резонатора? — уточнил Сидни.
— Технический термин для обозначения генератора с диэлектрическим резонатором.
— Как один и тот же предмет может находиться одновременно в двух местах? — удивилась Дженнифер.
— Я доволен, что вы задали этот вопрос, — усмехнулся профессор. — Представьте полупосеребренное зеркало. Как известно, это стекло с такой степенью отражения, чтобы половина попадающего на него под углом в сорок пять градусов света проникала сквозь него, а другая половина отражалась под прямым углом. Таким образом, если отдельно взятый фотон натыкается на такое зеркало, у него пятьдесят процентов шансов пройти сквозь стекло и пятьдесят, чтобы отразиться.
— Понятно, — кивнула Дженнифер. — У света выбор: туда или сюда. Либо проходит сквозь зеркало, либо отражается.
— Обычный ответ.
— А разве не так?
— Не совсем. Предполагается, что фотон должен совершить либо одно, либо другое действие, но квантовая механика утверждает, что он способен совершить оба. Обнаружено, что объект может находиться одновременно в двух координатах, по крайней мере, это верно для субатомных частиц, таких, как электрон. При таком размере каждая крупинка массы и энергии находится в состоянии текучести, отчего объект получает способность находиться одновременно в двух или бесконечном числе мест.
— Вот это да! — восхитился Джонни Джонсон. — Потрясающе! Это относится только к мелким объектам, таким, как электроны? Не могу представить, чтобы люди находились одновременно в нескольких местах.
— Это помогло бы субъектам из преступного мира, — добавил Сидни. — Что еще пожелать? Совершаешь преступление и в то же время заручаешься алиби.
— Какой-то абсурд, — заметил Найджел.
— Вовсе не абсурд, — возразил Картрайт. — Это одно из наиболее перспективных направлений науки. К сожалению, мы пока не понимаем его значения.
— Что оно может дать людям? — спросила Дженнифер.
— Очевидно одно: мы не электроны, — заверил профессор. — Мир развивается по совершенно иным законам. Мне известно одно застолье в этой части северного Лондона, где на столе стоит один графин с вином и где, что мне особенно приятно, находится одна ни с кем не сравнимая Аманда Кендалл.
— Приятно слышать, — улыбнулась его невеста.
— Однако никто не может объяснить, почему Вселенная кажется расколотой на две несовместимые реальности. Если в мире все устроено по законам квантовой физики, почему мы не замечаем в повседневной жизни квантовых эффектов? Почему, например, каноник Чемберс, состоящий из квантовых частиц, не может материализоваться там, здесь и везде, где пожелает?
— Сидни на это большой мастак, — рассмеялась Дженнифер.
Картрайт не обратил на ее шутку внимания.
— Полагаю, дело в гравитации. Именно она укореняет нас в одном месте в каждый момент времени.
— Чтобы мы стояли ногами на земле?
— Именно. Но если попытаться снять гравитацию…
— И оказаться в невесомости, как в космосе…
— Тогда, пожалуй, мы сможем существовать одновременно в разных временах.
— Путешествовать во времени? — уточнила Аманда.
— Не исключено, что подобная возможность появится. В какой период прошлого ты хотела бы перенестись?
— В Эдем. В самое начало, дорогой, где будем только мы вдвоем.
Энтони Картрайт достал и раскурил трубку.
— Вряд ли Эдемский сад существовал, но не сомневаюсь, что у каноника Чемберса иное мнение.
— Да.
Сидни настроился на то, чтобы застольные научные разговоры не трогали его, и почти не принимал участие в обсуждении, кому в каком периоде истории хотелось бы жить. Аманда видела себя в образе королевы Елизаветы I, Джульетта — греческой поэтессой Сафо, Дженнифер — одной из героинь Джейн Остин. Под напором остальных Сидни решил, что мог бы быть викторианским священником в сельском приходе, таким как Гилберт Уайт, а Тони Картрайт заявил, что предпочел бы отдаленное будущее, когда можно было бы совершать путешествия во времени по своему усмотрению и всегда возвращаться куда нужно.
— А если бы жили в эпоху, когда не существовало путешествий во времени? — спросил хозяин дома.
— Постарался бы сделать так, чтобы одновременно находиться и в прошлом, и в будущем.
— Гениально! — восхитилась Джульетта.
— Правда не оставляет места для Бога, — заметил Джонни Джонсон.
Сидни хотелось домой, на следующее утро ему надо было рано вставать. Он допил вино.
— Богу неинтересно, в какие игры человечество играет с его идеями.
Воцарилось молчание.
— Извините, — произнес Сидни, — мне нужно возвращаться домой.
— Что-то не так? — забеспокоилась Джульетта.
— Все в порядке.
— Надеюсь, это не из-за еды?
— Или не устраивает общество? — рассмеялся Энтони Картрайт.
Сидни понял, что капризничает.
— Все было прекрасно. Прошу прощения, я не хотел никого беспокоить. Просто голова побаливает.
— Я подброшу тебя до станции, — предложила Дженнифер.
— Спасибо, не надо.
Дженнифер повернулась к хозяйке:
— Я скоро вернусь. Здесь недалеко.
— Я с вами, — подхватился Джонни.
— Зачем?
— Я настаиваю.
Аманда поднялась и поцеловала Сидни на прощание. Она хотела убедиться, что он по-прежнему готов провести ее через тернии подготовки к браку с Тони. Сидни слабо улыбнулся.
— Буду с нетерпением ждать этого события. — Он пожал Энтони Картрайту руку.
Когда они отъехали, Дженнифер произнесла:
— Будешь утверждать, что не ревнуешь Аманду?
— Нет.
— А сам в таком настроении. Что тебе в нем не понравилось?
— Уж больно он пыжится показаться хорошим.
— Среди мужчин такие попадаются. Ты должен радоваться за Аманду. Она встретила мужчину, который влюбился в нее.
— Согласен, но есть в нем что-то…
— Не смеши меня, Сидни!
— А ты что думаешь? — обратилась Дженнифер к Джонни.
— Мне не хочется тебе перечить, но кажется, что в словах Сидни есть резон.
На следующей неделе Аманда привезла Энтони Картрайта в Гранчестер. Невеста рассчитывала, что они расправятся с процедурой подготовки к браку в один прием — за обедом в «Синем, красном, белом». Но Сидни наотрез отказался — они должны прийти дважды в приходской дом, где с ними будут беседовать за утренним кофе.
Сидни заинтересовался, не потому ли такая спешка, что его приятельница забеременела. Он не сомневался, что сестра сообщила бы ему об этом, но уж больно Аманду обуял организационный пыл. Она успела заказать свадебный тур на юг Франции (признавшись, что станет за все платить сама — ее ученый жених получал не так много, а в ее планы входило остановиться в «Пале де Медитерране» в Ницце).
Удивляло и то, как Энтони Картрайт спешил разделаться с процедурой венчания до своей следующей поездки в Америку. Это выглядело странно: мужчина собирался покинуть молодую жену на шесть недель сразу после медового месяца, но его исследования, судя по всему, вступали в решающую стадию. Наука — новый передовой край, заявил профессор, а все интересные работы ведутся по ту сторону Атлантики.
— Ричард Фейнман из Калифорнийского технологического института разрабатывает графическую схему математического выражения, поведения субатомных частиц. Мне надо находиться там, иначе я вылечу из игры. Не хочу кончить, как бедный старый Мелдрам.
Профессор теоретической физики Невилл Мелдрам из колледжа Тела Господнего был близким другом Сидни, и никому бы не пришло в голову называть его ни «бедным», ни «старым».
— Я всегда говорила, что Кембридж — болото, — подхватила Аманда. — Не понимаю, почему Сидни так долго мирится с жизнью в провинции? И очень рада, что мы венчаемся в Лондоне.
Сидни налил кофе и предложил гостям тарелочку с песочным печеньем миссис Магуайер.
— Расскажите о своих родных, доктор Картрайт.
— Я единственный сын, отец давно умер, а мать живет на острове Скай. Так что сами понимаете: это прием скорее Аманды, чем мой.
Сидни попытался улыбнуться, предчувствуя, что их встреча гладко не пройдет. Он напомнил смысл церемонии: к венчанию следует относиться не легкомысленно, а благоговейно, сдержанно, обдуманно, рассудительно и со страхом Божьим.
— Мы все это знаем, — нетерпеливо произнесла Аманда. — Каждый из нас успел поприсутствовать на множестве свадеб.
— Но сами, насколько мне известно, не давали обетов перед Богом?
— Конечно, нет.
Сидни перевел взгляд на Энтони Картрайта и ждал, что ответит тот.
— Нет, — сказал математик. — Аманда — любовь всей моей жизни.
— В таком случае давайте начнем с рассуждений по поводу фразы: «Любовь всей моей жизни». У меня есть на сей счет свои взгляды, но будет полезно сначала выслушать вас. Как вы полагаете, что значит, если человек говорит: «Ты любовь всей моей жизни»?
Аманда недоуменно посмотрела на него:
— Я думала, ты даешь нам наставления перед вступлением в брак.
— Это подготовка к браку, — уточнил Сидни. — Наставления дают, если брак готов распасться. — Он снова попытался улыбнуться. — Надеюсь, до этого не дойдет.
— Я тоже надеюсь.
— Хорошо. — Сидни повернулся к Картрайту: — Вы оба должны понимать, что ваша связь на всю жизнь. Она должна продолжаться и после того, как утихнут первые восторги любви.
— Наши не утихнут, Аманда, ведь так?
— Конечно. Нас ждут долгие годы неподдельной страсти.
— Некоторым с этим везет, — кивнул священник. — Но моя обязанность предупредить вас о других возможностях: вы должны оставаться вместе не только в радости от обретения детей…
— Вряд ли у нас будут дети! — перебил математик.
— В этом мы согласны, — поддержала жениха Аманда.
— Но в болезни, горести и даже смерти.
— Сидни, ты очень мрачный, — заметила Аманда.
— Нисколько.
— Разве свадьба не радостное событие?
— Венчание — величайший момент торжества любви Христа к человечеству и вашей — друг к другу. Но мы можем наслаждаться им лишь в том случае, если соблюдена торжественность ритуала. Я недаром употребил слово «торжественность».
— В церкви на Слоун-стрит достаточно темно, — произнес Картрайт.
— Мама собирается украсить ее цветами, а день будет солнечным, я уверена.
— Не сомневаюсь, — кивнул Сидни. — Будем с нетерпением ждать этого события. Но пока счастливый день не наступил, я обязан вас спросить: вы истинно верующие христиане?
— Разумеется. Ты же знаешь, мы ходим в церковь.
— Это не всегда одно и то же. — Сидни не собирался делать молодым поблажки и снова повернулся к жениху Аманды: — Мы с вами виделись всего раз, и я хочу получить ответ: вы крещеный и прошли конфирмацию?
— Да.
— Верите в Бога Отца Вседержителя, творца неба и земли и Иисуса Христа Сына Божия?
— Я не стал бы это формулировать с такой решительностью.
— А как бы вы сформулировали?
— Сидни, ты слишком серьезен, — заволновалась Аманда. — Если и дальше будешь продолжать в том же духе, нам придется задуматься, не подыскать ли другого священника. Викарий той церкви в курсе, что церемонию проводишь ты. Он настаивает, что тоже должен сказать несколько слов. Только вот голос у него очень неприятный — интонации прыгают то вверх, то вниз.
— Если вы собираетесь венчаться в церкви, все священники отнесутся к вам одинаково. Если религиозный обряд вам не по силам, то позвольте напомнить, что существуют бюро записей актов гражданского состояния. — Сидни не собирался говорить так выспренно, но не мог позволить Аманде воспользоваться их дружбой и легко пройти свой путь.
— Бюро записей гражданского состояния? — воскликнула Аманда. — Это не для нас.
— Я только напомнил, что у вас есть выбор. А пока, Энтони, должен повторить свой вопрос. — Сидни сознательно употребил полную форму его христианского имени. — Вы верите в Святой Дух, католическую церковь, причастие, отпущение грехов, восстание из мертвых и вечную жизнь после смерти?
— Полагаю, верю.
— Полагать недостаточно.
— Ладно, верю.
В разговор снова вмешалась Аманда:
— Ты слишком суров, Сидни. Мне тоже собираешься задавать все эти вопросы?
— Конечно. И учти: когда дело дойдет до тебя, я могу показаться еще несговорчивее.
— Ты наказываешь меня за то, что я выхожу замуж за Тони, а не за тебя?
— Нет. — Сидни разозлился из-за того, что она упомянула об их дружбе. — Хочу убедиться, что ты понимаешь, что делаешь. Поверь, в итоге ты скажешь мне спасибо.
— Поживем, рассудим.
— Нет, — отозвался священник. — Судить будет Бог. — Сидни не понимал, почему так раздражен. Но не собирался поступаться верой ради того, чтобы показаться кому-то приятным.
В следующий вторник утром у Сидни были занятия в университете, и он отправился на велосипеде в колледж, чтобы помочь первокурсникам сделать первые шаги в теологии. Приближаясь к зданию, сообразил, что приехал слишком рано, и решил, что может сделать крюк и повидать своего коллегу — знаменитого астрофизика Невилла Мелдрама.
Профессор Мелдрам славился своей необычайной пунктуальностью. Он был самым элегантным мужчиной в колледже. Его изящные костюмы-тройки были сшиты на Сэвил-роу, он носил хрустящие белые рубашки с накрахмаленными воротниками и безукоризненно начищенные ботинки ручной работы. Профессор готовился к утренним занятиям — стирал с доски в аудитории формулы, которые Сидни и не надеялся понять: монохроматические коэффициенты поглощения, коэффициенты непрозрачности звездных недр.
— Сходи на несколько лекций, — посоветовал ему приятель. — Будешь в курсе космической гонки.
— Уж очень все сложно.
— Не сложнее теологии или древнегреческого. Мы можем давать друг другу уроки.
— Помнится, я остановился на периодической таблице.
— Что ж, придется начать сначала. А потом перейдем к обсуждению темной материи. Хотя… — Мелдрам сделал эффектную паузу и продолжил: — у тебя своей темной материи хватает.
Сидни прощал приятелю своеобразный юмор, зато ценил за удивительную точность. Невилл всю жизнь добивался ясности, и священник понимал, что нельзя тянуть и надо сразу переходить к сути дела. Коллега сказал, что лично не знаком с Энтони Картрайтом, но слышал о нем, поскольку в 1954 году оба претендовали на одно место — исследовательскую должность в Королевской Гринвичской астрономической обсерватории.
Сидни начал с вопросов, насколько совпадают их сферы научной деятельности и может ли его приятель пролить свет на намерение Картрайта построить шлейф-резонатор и на его работу в США.
— Американцы в данной области нас опередили — строят микроволновые усилители, квантовые излучатели, инфракрасные лазеры. Может, он что-то и нащупал. Но кто финансирует его поездки за рубеж и всю его лабораторию? Какой-нибудь американский университет вроде Колумбийского? Есть несколько физиков, получающих частные дотации.
— В данном случае это будет Аманда.
— Мисс Кендалл? Прости, Сидни. Я не сомневаюсь, что она выдающаяся женщина, но ведь явно не специалист в квантовой механике.
— Ты прав.
Невилл Мелдрам был настолько удивлен, что ему потребовалось привести себя в состояние душевного равновесия привычными, повседневными действиями. Он начал разбирать заметки, приготовленные для следующей группы студентов.
— Уверен, у Картрайта честные намерения, — тихо произнес он.
— Точно?
Физик поднял голову:
— Конечно, нет. Я сказал из вежливости. Не представляю, какой мужчина способен жениться на женщине только ради того, чтобы она платила за его научные исследования.
— Случается, что люди вступают в брак ради денег, Невилл.
— Да, знаю.
Сидни показалось, что приятель что-то недоговаривает.
— В чем дело, Невилл?
— Странно. Я считал, что Картрайт уже женат. Наверное, его жена умерла.
— Мне об этом не сообщили.
— А полагалось бы. Удивительно, что он об этом не упомянул. Я вспомнил: какое-то время они жили в Корнуолле. Его жена разводила собак. Корнуолка по рождению, она очень этим гордилась. Слышал даже, что желала своему графству независимости, говорила, что никогда оттуда не уедет. Картрайта это не устраивало — у астрофизика в Корнуолле мало перспектив. Когда Картрайт появился Лондоне, я слышал, что он купил жилье в Кингс-Линн. Наверное, потому, что жена не могла смириться с жизнью в столице. А что в Кингс-Линн, что в Корнуолле — одно и то же. Только, может, чаще приезжают гости.
— Очень тревожная информация. Как ты считаешь, трудно будет выяснить, не женат ли он до сих пор на ней? Очень бы не хотелось, чтобы Аманда вышла замуж за двоеженца.
— Вот уж действительно. — Профессор Мелдрам помолчал и добавил: — Поистине, в таком случае Картрайт должен будет находиться в двух местах сразу.
В субботу вечером Аманда пела в хоре Общества Баха в Фестивал-Холле, а после представления уговорила Сидни пойти выпить с ней и Энтони Картрайтом. Есть много тем, которые надо обсудить, сказала она, в частности, сколько времени им потребуется на религиозную подготовку перед свадьбой.
— Не понимаю, почему мы должны заниматься этим так основательно. Очень мило, что ты хочешь почаще видеться с нами, но не могут же все быть такими религиозными, как ты, Сидни.
— Подчас я чувствую, что недостаточно религиозен, но теперь речь не обо мне.
Картрайт отошел к стойке, чтобы заказать напитки. Впервые со времени свой помолвки Аманда осталась наедине с Сидни и поспешила заручиться его одобрением своего выбора.
— Он замечательный, правда?
— Безусловно, очень умен, — ответил Сидни. — Оригинальный выбор.
— А ты ожидал, что я выйду замуж за какого-нибудь богатенького из моих приятелей, которых ты всех подряд зачисляешь в тупицы?
— Я ничего не ожидал. Но ты нас всех удивила. Надеюсь, вы будете счастливы.
— Спасибо, что одобряешь.
— Мне кажется, Аманда, ты очень спешишь.
— Я не беременна, если ты на это намекаешь.
— Нет. Дело в ином.
— В чем? Ты что-то недоговариваешь.
— Вы хорошо узнали друг друга? Ты познакомилась с его родными и друзьями? Поняла, что у него в голове? Не было ли у него других женщин? Чего он ждет от отношений?
— Боже милостивый, Сидни! Столько вопросов — сразу не ответишь! Мы любим друг друга. Разве этого недостаточно?
— Я всегда считал, что для любви должны быть прочные основания. И прежде чем вступать в брак, необходимо убедиться, что они надежны.
Аманда видела, что Тони уже расплачивается за напитки и вот-вот вернется к ним.
— Сидни, все-таки странно, что ты раздаешь советы, как вести себя в браке, а сам не женат.
— Я правильно оцениваю свои скромные возможности.
— Думаю, скоро ты их расширишь. — Тон Аманды стал шаловливым. — Мы с Тони планируем через год или два посетить Германию.
— Ты рассказывала ему о Хильдегарде?
— Должна же я была убедить его, что ты мужчина с сердцем в нужном месте. — Вернувшийся с напитками Картрайт улыбнулся. — Он решил, что ты педик. — Аманда с обожанием посмотрела на жениха: — Правда, любимый?
Сидни нуждался в совете своего приятеля Джорджа Китинга, но когда они в очередной раз собрались поиграть в «Орле» в триктрак, тот оказался не в духе. У его старшей дочери Мэгги появился первый ухажер, и инспектор прилагал все усилия, чтобы с этим смириться.
— Ее детство закончилось, — жаловался он. — Мэгги больше не моя малышка. Хорошо бы ей снова было семь лет.
— Не в наших силах остановить время. Через год или два вы будете так же друг друга любить. И навсегда останетесь для нее отцом.
— Я больше не имею на нее влияния. Только и твердит: Дэви, Дэви, Дэви…
— Чем он занимается?
— Ничем таким, что могло бы приносить деньги. Хочет стать поп-звездой. Они попросили у меня денег на поездку в Ливерпуль. Ведь там заваривается вся эта музыкальная каша. Ей только шестнадцать лет, и я ответил «нет». Они хоть соображают, к чему это все может привести?
— Вы же не хотите, чтобы дочь убежала от вас? А она может это сделать.
— Предлагаете, чтобы я согласился и со всем смирился?
— Предлагаю не ссориться с ней — это не одно и то же. Ваша дочь зависит от вас больше, чем готова признать на людях или отцу. Старайтесь не возмущаться, будьте терпеливы. В конце концов, дети всегда возвращаются.
— Откуда вам это известно?
— У меня есть сестра.
— Та, что делит квартиру с мисс Кендалл? Как она, кстати?
— Вот о ней я и хотел поговорить.
Пока Сидни объяснял ситуацию, Китинг внимательно слушал. А когда допил пинту пива и принялся за вторую, произнес:
— Хорошо бы поговорить с родителями мисс Кендалл, выяснить, что они думают о Картрайте. Ни один отец не одобрит полностью выбора своей дочери, поэтому, если у него есть хоть капля здравого смысла, он не отдаст все деньги, а частично придержит. Вы знакомы с его адвокатом?
— Не думаю, что вправе заниматься финансами их семьи.
— А теперь представьте, что ее отец умирает. Или оба родителя. Например, погибают в автокатастрофе.
— Вы же не хотите сказать, что это часть преступного замысла?
— Разумеется, нет. Хотя…
— Вы становитесь еще более подозрительным, чем я.
— Подозрительность — основа полицейского сыска. Никому не доверяй, ничего не принимай на веру, все проверяй. И еще деньги — они непременно где-нибудь вылезут. Вы можете узнать у старика, сколько он собирается отстегнуть дочери после свадьбы (этот пункт часто оговаривается отдельной строкой) и сколько намерен придержать? Спросите насчет завещания: написал ли он его и видели ли дети данный документ? Ведь, насколько я знаю, у мисс Кендалл есть брат.
— Он женился на разведенной женщине и находится в немилости у родителей.
— И в силу этого лишен наследства? Было бы неплохо выяснить, является ли мисс Кендалл единственной наследницей и во сколько оценивается состояние сэра Сэсила.
— Скорее всего, он миллионер, — ответил Сидни. — У них большой дом в Челси и еще один в Монте-Карло.
— Хорошо бы узнать, сколько может потребоваться денег, чтобы построить научную лабораторию и финансово обеспечить уже имеющуюся жену.
— Деликатный вопрос.
— Полиция помогла бы.
— Очень любезно с вашей стороны, однако я не стану вас привлекать. Это дело лондонское, а у вас и здесь хватает хлопот.
— Да, так, Сидни, но мне очень нравится мисс Кендалл, и я не хочу, чтобы кто-то погубил ее жизнь.
— Погубил? Не слишком ли сильно сказано?
— Если Картрайт охотится за ее деньгами, если он уже женат, а сам прожженный негодяй, нам необходимо навести кое-какие справки.
Сидни тронула горячность приятеля, но вызвала беспокойство предложенная тактика. Сумеет ли он убедить Аманду, что она поступает опрометчиво, или его подозрения по поводу мотивов ученого ошибочны? Когда невеста и жених придут в следующий раз в приходской дом, надо будет их как следует расспросить. Он поведет разговор о будущей совместной жизни и воспользуется этой темой, чтобы задать вопрос, как они планируют вести общие финансовые дела.
— Ключевые слова, — начал Сидни, — «совместное пользование». Вступив в брак, двое становятся единым целым, но это новое единство должно сочетать в себе лучшее, что имеется в каждом из вас.
Аманда не желала откровенничать и отшучивалась:
— Моя внешность и его мозги — отличные составляющие.
— Я имел в виду иное.
— Можем по-другому, — добавил Картрайт, — моя внешность и ее мозги. — Ему явно наскучила их беседа.
— Речь идет о взаимопонимании. У вас должны быть общие ценности, общие этические представления, взгляды на жизнь.
— Что ты понимаешь под словом «общие»? Одним миром мазанные? — нервно рассмеялась Аманда.
— Сейчас не время балагурить. Женитьба — серьезный шаг. Вступая в брак, вы признаете Божью к вам любовь и любовь друг к другу. Это предполагает, что каждый из вас становится менее себялюбивым и в первую очередь думает о другом.
— Понимаю, — ответил Картрайт, — будем действовать единой командой. Жить в общем доме, иметь общие мысли и взгляды. Сваливать все в один горшок, чтобы получился брачный суп.
— Именно. В идеале у вас не должно быть друг от друга секретов. — Сидни старательно избегал упоминаний о деньгах — ждал, чтобы кто-нибудь из собеседников затронул эту тему. О деньгах заговорила Аманда:
— О финансах я не беспокоюсь. — Она повернулась к жениху: — Все, что есть у меня, будет твоим.
— Аналогично, — кивнул Картрайт.
Сидни подумал, что будущий муж Аманды мог бы сделать над собой усилие и быть немного более романтичным. Придумал бы что-нибудь получше этого «аналогично». Он в упор посмотрел на собеседников.
— Вы в курсе, что Аманда богата?
— Да.
— Деньги могут по-разному влиять на брак.
— По-моему, их лучше иметь, чем не иметь.
— И ты, Аманда, не отказываешься ими делиться?
Картрайт не дал невесте ответить:
— Я не иждивенец и сам зарабатываю на жизнь.
— Я вовсе не хотел сказать, что вы иждивенец. Но иногда мужчины чувствуют себя уязвленными, если у жены денег больше, чем у них.
— Я достаточно уверен в себе, чтобы не испытывать подобных чувств, каноник Чемберс.
— Я стану финансировать научную работу Тони, — добавила Аманда. — И не вижу для себя ничего более важного. Уж за это ты не обвинишь меня в легкомыслии, Сидни. Что может быть более подобающим жене, как не поддержать мужа? А я собираюсь стать именно такой.
Она поднялась, погладила жениха по руке, наклонилась вперед и поцеловала Сидни в щеку.
— Теперь доволен?
Через неделю, обедая в колледже Тела Господнего, Сидни воспользовался возможностью еще раз поговорить с профессором Мелдрамом. Хотя за тарелкой тушеного барашка ему это не удалось — тот сам хотел рассказать о своих опытах с содержанием газа в межзвездном пространстве и зависимости длины волн от непрозрачности среды.
— Давайте лучше обсудим содержание газа за «высоким столом» для профессуры, — пошутил профессор английского языка. — Чего-чего, а мутных разговоров там вполне достаточно.
Профессор Мелдрам считал, что у него такое же чувство юмора, как и у всех, однако его легко можно было вывести из себя.
— Считаю делом первостепенной важности, — провозгласил он, — мониторить солнечное влияние, поведение частиц высокой энергии и примеры гравитационного коллапса. Очень жаль, что гуманитарии ждут от физиков, чтобы те знакомились с поэзией раннего Средневековья, а сами ничего не слышали об исследовании в области космических лучей.
— Это очень сложно.
— Чепуха. Даже каноник Чемберс понимает, если делает усилие.
Сидни отвлекся и думал о Хильдегарде. А вернувшись к действительности, испугался, что придется вспоминать, о чем говорилось в прежней беседе об изучении элементарных частиц высокой энергии и их поведении. Он изменил тему и спросил друга, удалось ли тому что-нибудь выяснить о семейном положении Картрайта.
— Хорошо, что ты мне об этом напомнил, — произнес Мелдрам. — Потому что мои исследования в этой области оказались успешнее, чем в лаборатории. Я начинаю понимать прелесть побочной профессии — отдача происходит быстрее.
— Да, помогает развеяться.
— А в данном случае игра вообще стоила свеч. Миссис Картрайт существует и живет в доме в Кингс-Линн.
— Наверное, другая женщина с такой же фамилией.
— Не исключено. Но она занимается тем же бизнесом, что и та миссис Картрайт, о которой я слышал ранее. Съезди, потихоньку посмотри на нее.
— А каким образом…
— Тебе потребуется предлог. По телефону интересующих сведений ты не получишь. Появиться на месте и задавать неуместные вопросы тоже нельзя. Я придумал кое-что такое, что может дать искомый результат. — Мелдрам сделал глоток «Божоле». Он ждал, что Сидни одобрит его. — Помнишь, я говорил, что она разводит собак?
— Но какое это имеет отношение к делу?
— Неужели непонятно? Возьмешь с собой Диккенса. Он будет твоим прикрытием.
Священник засомневался, как со своими очень скромными познаниями в области собаководства он сумеет авторитетно говорить с заводчицей лабрадоров. Можно было бы попросить совета у Агаты Редмонд, но с некоторых пор он держался от этого семейства подальше.
Невилл предложил: пусть Сидни скажет, будто ему нужен щенок для племянника или племянницы. А взамен он предложит заводчице услуги Диккенса для одной из ее сук.
— Но если мне не нужен щенок?
— Обсудите вопрос, а потом ты передумаешь.
— Не люблю водить людей за нос и на что-нибудь подбивать.
— Но ты же детектив!
Сидни договорился встретиться с Амандой наедине в баре отеля «Савой». Он твердо решил поговорить с ней, прежде чем устраивать вылазку в Норфолк, — задумал нечто вроде допроса с пристрастием, чтобы приятельница узнала о его сомнениях. Но Аманда, почувствовав такой поворот событий, сразу стала отшучиваться — мол, она надеется, что ее не станут уговаривать все отменить.
Она настояла на шампанском и обрушила на голову Сидни массу информации о том, как готовится к великому дню. Платье было заказано в салоне Джона Каваны на Мейфэр, предусматривались три подружки невесты, два пажа и еще главная подружка — Дженнифер. Аманда заплатила за пошив костюма для Тони в ателье Генри Пула на Сэвил-роу, а ее мать будет в платье персикового цвета. Сидни внутренне ужаснулся, понимая, сколько все это стоит. И ответил, что с нетерпением ожидает события, уверен, что все пройдет хорошо (церковь замечательная, викарий хороший человек) и молодые проведут великолепный медовый месяц. Вот только он хотел спросить Аманду (хотя, конечно, это не его дело), не обидно ли ей, что вскоре после свадьбы муж планирует надолго уехать.
— В этом-то и прелесть, — ответила она. — У нас будут все преимущества людей в браке, но ни один не потеряет своей независимости. Тони сравнивает наш будущий брак с шарниром: мы и связаны, и каждый как бы на стороне. Куда бы ни повернули, всегда вместе.
— Уверена, что тебе это нужно?
— Разумеется.
— Как думаешь поступить с деньгами?
— Ты о чем, Сидни? Мы это уже обсуждали. У меня уйма денег, Энтони очень понравился папе. Он говорит, что пора нашей семье обзавестись мозгами. И не сомневается, что Тони получит Нобелевскую премию.
— Но как вы все устроите? В чьих руках будут деньги?
— У Тони.
— Заведете общий счет? Сколько ты ему уже дала?
— Сидни, это тебя не касается. Не понимаю причины твоего беспокойства. Денег хватит на все.
— Не сомневаюсь. Но считаю, что ты должна сохранить над ними контроль.
— То есть не доверять мужу?
Сидни пришлось зайти с другой стороны:
— Думаю, будет полезно, если ты сохранишь некоторую независимость.
— Фонд к отступлению? У мамы такой есть. И это ее единственный совет: оставь себе достаточно, чтобы в случае чего улизнуть. У каждой женщины должно быть обеспечение на год и время найти другого мужчину. А сама живет с одним. Тебе не нравится Тони?
— Нравится, — ответил священник. — Я восхищен его образованностью и рад, что он хорошо к тебе относится. — Произнести «влюблен в тебя» он не смог.
— Души во мне не чает, смотрит в рот. Поразительно!
— Что ты знаешь о его прошлом? Не был ли он женат?
— Ты об этом уже спрашивал. Вряд ли ситуация с тех пор изменилась.
— Супруги должны знать о прошлом друг друга.
— Не уверена, Сидни. Предпочла бы, чтобы все осталось во мраке. Мне не доставит удовольствия обсуждать таких ужасных людей из моего прошлого, как Гай Хопкинс. Единственный человек, о котором известно Тони, — ты.
— Я не был твоим бойфрендом, Аманда.
— Ну, ты понимаешь, о чем я.
— Речь не о нас. Прошлое может иметь значение. Тони намного старше тебя. Я бы удивился, если бы у него до сих пор никого не было.
— Зачем мне об этом знать? Тони не верит в прошлое — говорит, что в наши дни время надо воспринимать по-другому: прошлое, настоящее и будущее как одно целое.
— Помнится, у Томаса Элиота были схожие мысли.
— Я «все женщины». Все женщины на все времена — разве не романтично?
— Конечно.
— Не будь таким занудой. Что с тобой, Сидни? Завидуешь моему счастью? Взбодрись. Ты сейчас не самая лучшая компания.
— Извини, Аманда, я пытаюсь помочь тебе.
— Полагаешь, я должна отказаться от свадьбы? И поэтому решил со мной встретиться?
— Ну…
— Если хочешь знать, я лучше думала о тебе. Ты не можешь вечно держать меня при себе. К тому же у тебя есть Хильдегарда. Я же тебя не ревновала. И если ты собираешься и дальше твердить о прошлом, неплохо бы вспомнить, что у нее оно тоже есть.
— Какой смысл приплетать ее к нашему разговору?
— Ты лицемер. Линяешь в Германию всякий раз, когда тебе приспичит повидать свою веселую вдову, а мне отказываешь в праве на счастье, хотя этот шанс, может, единственный в моей жизни. Не понимаешь, что я делаю ровно то же, что и ты? Выхожу замуж за человека, который будет жить за границей, как твоя Хильдегарда. Я подражаю тебе. Ты должен быть польщен. А вместо этого требуешь исключительного права и на меня, и на Хильдегарду.
— Ошибаешься.
— Тебе лучше поговорить об этом с Тони. Он любит данную тему: как вещи могут одновременно существовать…
— Знаю. И отчасти встретился с тобой, чтобы именно это обсудить.
— Ревнуешь, потому что мы решились, а ты все тянешь и тянешь?
— Проблема не в этом, и ты прекрасно понимаешь.
— Не понимаю даже, зачем ты явился сюда. Мы сто раз встречались по поводу моих брачных дел.
— Всего дважды. И все-таки тебе надо принять во внимание…
— Ну-ну, Сидни, выкладывай. Что мне нужно принять во внимание?
— Я не уверен, что доктор Картрайт тот, за кого себя выдает.
— Хочешь сказать, что он самозванец? Бог с тобой, Сидни! Я была у него на работе. Даже присутствовала на лекции. Мне прекрасно известно, кто он такой.
— Но как много ты знаешь о его прошлом?
— Столько, сколько надо. И если честно, Сидни, я устала от твоих вопросов с подковырками — низких, подлых, мелочных. Не могу их терпеть больше ни минуты. — Аманда встала. — Прости, если огорчаю тебя. Я желаю тебе только счастья. Чрезвычайно благодарна, но не могу слушать твоих наговоров и предательских слов. Тони любит меня. Я люблю Тони. Восьмого июля можешь идти на чью угодно свадьбу, только не на мою. Считай, что я тебя не приглашала.
— Но, Аманда…
— Оставь меня в покое и никогда больше со мной не заговаривай. Я сыта этим по горло. Все, даже Дженнифер, пытаются клеветать на Тони и мучают меня вопросами, серьезно ли я собираюсь выйти за него замуж. Да, серьезно! Мне наплевать на вас на всех. У меня есть Тони. У меня есть деньги. Найдем новых друзей, а с вами больше никогда не встретимся.
Аманда схватила шаль и выскочила в холл. И тут до Сидни дошло, что в баре стало тихо и все глядят в его сторону.
К горлу подкатила тошнота. Официант, заметив его состояние, подошел и спросил:
— Все в порядке, сэр?
— Принесите, пожалуйста, счет.
Прежде он никогда не расплачивался в «Савое» и решил, что цена только что выпитого ими шампанского будет близка к его недельной зарплате. Сидни дрожал — раньше с ним никто так не разговаривал. Надо собраться с мыслями и спокойно с кем-нибудь обсудить, как поступать дальше: с Дженнифер, Китингом, Мелдрамом или даже с миссис Кендалл.
Официант принес счет, и в бар снова ворвалась Аманда, бросившись к стулу, на котором недавно сидела.
— Забыла сумку! — Мельком, чтобы не показаться невежливой, посмотрела на Сидни и, бросив: — Молчи, не говори ни слова, — снова испарилась.
Псарня миссис Картрайт находилась на окраине Кингс-Линн рядом с фермой на дороге в Ханстантон. Миссис Картрайт оказалась невысокой, худощавой женщиной, с увядшей кожей и светлыми немытыми волосами, которые стригла скорее ее приятельница, чем парикмахер. Она была в заправленных в резиновые сапоги джинсах и свободном джемпере, слишком теплом для летнего дня. Сидни объяснил, что хотел бы предложить Диккенса в качестве племенного производителя — можно бесплатно, в обмен на одного щенка.
Заводчица отнеслась к его предложению с подозрением и стала задавать вопросы. Сколько лет псу? Является ли он экземпляром требуемого для продолжения породы качества? Есть ли у него родословная и имеет ли хозяин на руках документы, где указаны его прапрародители? Поверялся ли пес на бруцеллез, заворот века, выворот века, наследственные заболевания глаз и расстройство роста? Правильная ли линия бедер?
Все это было выше понимания Сидни, а миссис Картрайт заявила, что ей требуется больше информации. Однако с удовольствием показала свое хозяйство. Поглядев на производительниц, Сидни оценил размах ее бизнеса. Она стремилась получить красивых, здоровых, приспособленных к общению щенков от тщательно планируемых приплодов. Волнующее и рискованное занятие, объяснила заводчица. Расходы на ветеринара постоянно растут, и ей очень тяжело расставаться с восьмимесячными щенками, которых она так любовно выхаживала и у которых только-только стали проявляться характеры.
Все было четко организовано, но Сидни удивил ряд бетонных строений, никак не подходивших для собак.
— Эти домики тоже ваши? — спросил он.
— Склады, — ответила миссис Картрайт. — Забиты вещами мужа.
Священник едва мог поверить своей удаче.
— Он помогает вам в разведении собак?
— Нет. В основном живет в Лондоне, а сюда приезжает на каникулы.
— Следовательно, он учитель?
— В университете. — Заводчица откинула с лица растрепанную ветром прядь волос.
— Наверное, тяжело?
— Что?
— Что его нет рядом. — Сидни понимал, что разговор ее забавлял. Ведь он был не заводчиком, а священником.
Женщина наклонилась и принялась быстро осматривать его лабрадора.
— Мне подходит. Я могу свободно заниматься собаками, пока он работает. Почти каждый день звонит.
— Разве вы по нему не скучаете?
— Он мой лучший друг.
— И вам даже не требуется его видеть, чтобы знать, что он вас любит? — Сидни ободряюще улыбнулся.
Миссис Картрайт не ответила, и он сообразил: нельзя нажимать, иначе вызовет подозрение. Надо снова переходить на собак.
— А у меня лучший друг — Диккенс.
Его замечание развеселило миссис Картрайт.
— Он?
— Больше всего я ценю в нем то, что на него можно положиться, и его оптимизм. Вот если бы люди были такими же.
— Поэтому собак разводят — переносят положительные качества на следующее поколение. Мы постоянно пытаемся улучшить породу.
Миссис Картрайт вернулась к теме использования Диккенса в качестве производителя. Достаточно ли Сидни знает качества своей собаки, чтобы поручиться, что они улучшат породу потомства? Сильные ли у него передние и задние лапы, чтобы компенсировать соответствующие слабые места матери? Нормальный ли прогиб холки? Хорошая ли стойка? Какая постановка хвоста?
Сидни пытался отвечать на вопросы, но в итоге сказал, что с радостью оставит Диккенса для полной оценки. Мол, у него есть еще дела в Кингс-Линн.
— Вы будете присутствовать на свидании?
Услышав вопрос, Сидни внутренне покоробился.
— Как долго продолжается свидание?
— По крайней мере двадцать минут.
— И все?
— Вы знаете, каноник Чемберс, что в данном случае означает «свидание»? Это не зов под венец, а соитие. Диккенс у вас способен к зачатию?
— Не уверен.
— То есть раньше никогда не выступал в подобной роли?
— Насколько мне известно, нет. Не представляю, на что он способен.
— Мне необходимо понять, хватит ли у него полового влечения, чтобы эффективно выполнить работу.
— Когда мы гуляем по лугам, он очень интересуется дамами своей породы.
Слова священника не произвели на заводчицу впечатления.
— То, что он гоняется за каждой сукой, которая попадается ему на глаза — в охоте она или нет, — еще не означает, что он выполнит все как надо, когда дойдет до дела. В критический момент псы ведут себя по-разному. Можно сказать, как люди. Сами-то вы женаты?
Вот они и вернулись к теме. Сидни справился со смущением.
— Хочу найти себе жену, но священнику это непросто. Вот вы — как познакомились с мужем?
— Это случилось после того, как моей матери пришлось продать нашу ферму в Корнуолле. С деньгами нам никогда не везло. Отец умер, на нас насели кредиторы, и нам пришлось сматываться. Мать приехала сюда к сестре и привезла меня с собой. Тони как раз уезжал в университет…
— И что дальше?
— Он был первым из школы, кто поступил в Оксфорд. Упорно занимался, и по выходным я помогала ему, пока материал не стал для меня слишком сложным. Его отец тоже умер. Мы подолгу ходили с собаками по берегу. Бывали когда-нибудь в Холкхэме? Я считаю это лучшим местом в мире. В хорошую погоду можно подумать, что ты на Карибском море.
— А женились вы уже здесь?
— Зарегистрировали брак в отделе записи актов гражданского состояния. Мы не воцерковленные люди, каноник Чемберс.
— Теперь это не так распространено, как прежде.
— Мы ведь женились давно — двадцать лет назад, скоро серебряная свадьба, хотя сами не такие уж старые.
— С мужем часто видитесь?
— Он постоянно занят в Лондоне, но через выходные всегда сюда выбирается. Лето проводим вместе, часть Рождества и Пасхи. Конечно, нам проще вести такую жизнь, раз нет детей.
— У вас нет…
— Не получилось. Но теперь это не имеет значения. Мои дети — собаки.
— Хорошо идут дела?
— Отвратительно. Нам постоянно требуются деньги, Тони посылает, когда удается. Но он живет в Лондоне, а это дорогой город.
— Вы упоминали, чем он занимается, но я забыл. — Сидни сказал это как можно непринужденнее. Ему требовалось последнее подтверждение, и он сразу направится в отдел записи актов гражданского состояния.
— Преподает в университете.
— Какой предмет?
— Физику. Все это выше моего понимания, но он меня успокаивает: не тревожься — ты мой отпуск. Говорит, когда он здесь, то не хочет находиться ни в каком другом месте. Тяжело разлучаться, но надо зарабатывать деньги, иначе не на что будет существовать. Понимаю, кажется немного странным, если супруги живут порознь, но я могу на него положиться, а если меня что-нибудь начнет беспокоить, Тони сразу приедет.
— Плохо, когда трудности с деньгами.
— Ничего не поделаешь. Но на прошлой неделе Тони сказал, что ему дают большую работу и она принесет хороший дополнительный заработок. Придется уезжать далеко от дома, но дело того стоит. Мы сумеем перестроить служебные помещения, прикупить земли и, вероятно, даже вместе поехать в отпуск. Он что-то говорил об Америке.
— Вы там не были?
— Никто из нас не был. Тони боится летать, но обещал свозить меня в Калифорнию. Здорово, правда?
Похоже, у этого Картрайта железные нервы, если он называл свою предстоящую свадьбу обстоятельствами, которые потребуют более долгих дальних отлучек. Сидни начал размышлять о психологии двоеженства.
— Так мы продолжим с вашим псом? Дело предстоит хлопотное.
— Пожалуй, повременим. Но если можно, подпишусь на щенка. — Сидни подумал, что песика нужно подарить Леонарду хотя бы ради того, чтобы посмотреть на выражение его лица.
— Оставьте адрес. К сентябрю у нас появятся щенки на продажу.
— Очень любезно с вашей стороны. Рад был познакомиться. Простите, не расслышал вашего имени.
— Зовите меня Мэнди. Мэнди Картрайт.
Сидни восхитился выдержке мужчины, решившего обзавестись двумя женами с одинаковыми именами.
Он зашел в отдел регистрации актов гражданского состояния и выяснил необходимые факты. Затем снова прогулялся по улицам Кингс-Линн. Люди мужественно боролись с ветром, надеясь, что дождь все-таки не начнется. Сидни позвонил сестре выяснить, где Аманда, и узнал, что она готовилась к репетиции свадьбы, которая была намечена на вечер. Единственное время, когда свободен викарий, объяснила Дженнифер, и спросила, почему он интересуется.
— Скажу сразу: незваных гостей не ждут, если это у тебя на уме, — добавила она.
Сидни промолчал. Ему предстояло нелегкое дело — объяснить Мэнди Картрайт, почему ей нужно сесть вместе с ним в ближайший уходящий в Лондон поезд.
Церковь Святой Троицы на Слоун-стрит была вполне подходящим местом для проведения торжеств — апофеозом декоративно-прикладного искусства с внушительным фасадом из итальянского мрамора и витражами Уильяма Морриса и Берн-Джонса. Сидни считал ее кричащей, слишком бросающейся в глаза и, на его вкус, чрезмерно близкой римскому католицизму.
Входя в сумрак с яркого, только начинающегося летнего вечера, он наткнулся на группу цветочниц, устраивавших свободные экспозиции из гвоздик, хризантем, лилий, гладиолусов и роз. Сидни знал, что будет скандал, и на мгновение усомнился, правильно ли поступает. Но Картрайт собирался нарушить закон, его жена должна была собственными глазами увидеть, что происходит, а Аманда не хотела слушать никаких предупреждений.
Когда они пришли, репетиция уже шла полным ходом. Дженнифер стояла рядом с Амандой, роль застывшего возле Картрайта шафера играл незнакомый Сидни мужчина. Священник объяснял молодым, когда сделать шаг вперед, где встать, когда опуститься на колени, спросил у шафера, есть ли у него кольцо. Все понятно и без утайки, сказал он будущим жениху и невесте. Этот день — начало их счастья, и он сделает все возможное, чтобы он запомнился им на всю жизнь.
Рассказывая о том, как будет проходить венчание, священник упомянул, что в его практике никто ни разу не заявлял, будто знает какую-либо причину, препятствующую браку.
— Всегда что-то бывает в первый раз, — раздался голос Мэнди Картрайт.
— В чем дело? — поднял голову священник. — Я не вижу никаких препятствий к бракосочетанию; объявления о предстоящем браке были сделаны три раза.
— Этот человек — мой муж, — заявила Мэнди Картрайт.
— Ничего подобного! — вспыхнула Аманда. — Он скоро будет моим мужем.
— Аманда… — произнес Сидни.
— Что тебе здесь надо?
— Боже! — ужаснулся Энтони.
— Как ты мог? — воскликнула его жена.
— Ради нас. Ради денег, — ответил муж.
Аманда поняла, в какое ужасное положение попала, повернулась к жениху и отвесила ему пощечину. Сидни подошел к горе-охотнику за деньгами.
— Доктор Картрайт, когда я вас спросил, не давали ли вы раньше брачных обетов, вы ответили отрицательно.
— Верно.
— Следовательно, вы солгали.
— Отнюдь. Вы спросили, не давал ли я обетов перед Богом. Я же сочетался браком, расписавшись в отделе регистрации актов гражданского состояния. А это не одно и то же.
Сидни поразило, что этот человек не смутился и не испытал чувства вины.
— Законы церковные и законы людские в вопросах брака не противоречат друг другу, — заявил он. — Вы уже женаты. Вы ни разу не ездили в Америку и солгали о своей карьере. Вы жестоко обидели женщину, которая является моим близким другом. Я слишком возмущен, чтобы продолжать. Вы обманом обокрали мисс Кендалл.
— Она добровольно давала мне деньги.
— Как ты мог так поступить со мной? — всхлипнула Аманда.
— Я пытался полюбить тебя, — ответил доктор Картрайт.
— Прекрати! Не усугубляй положения! — остановила его жена.
— Скоты! — вырвалось у Аманды. — Вы оба заодно? Проворачивали подобные штуки и раньше? Как вы могли? Что мне теперь делать? Что сказать людям? Подлецы! Все вы подлецы!
Дженнифер взяла ее под руку и увела прочь.
— Пошли! — бросила Мэнди мужу. — Тебе еще придется со мной объясняться. И не думай, что легко отвертишься.
Они повернули в другую сторону, и за ними без слов поплелся шафер. Сидни остался наедине со священником.
— Я думал, что навидался всякого, — произнес преподобный Лайонел Тулис. — Но это уж ни в какие ворота.
— Интересно, откуда пошло такое выражение? — спросил Сидни. — Но и его недостаточно, чтобы описать, чему мы только что стали свидетелями. Миссис Картрайт — очень здравомыслящая женщина. Невольно задаешься вопросом: уж не случалось ли чего-нибудь подобного раньше?
— Нам сейчас не помешало бы выпить по чашке чаю, — предложил Лайонел Тулис. — Если вы, конечно, не предпочитаете чего-нибудь покрепче.
— Полагаю, виски у вас нет?
— Есть. Дело в том, что я терпеть не могу херес.
— Значит, у нас с вами много общего.
Хоть это был и не четверг — традиционный день их встреч в «Орле», — Сидни попросил инспектора Китинга прийти туда следующим вечером, чтобы обсудить недавние события. Полицейский называл такие разговоры «вскрытием без трупа».
— Интересно, — начал он, — неужели жена действительно знала мало, как утверждает, и как ей удалось оставаться настолько спокойной? Может, они вместе задумали потрясти Аманду? К счастью, до этого не дошло. Вы хорошо сработали, Сидни. А как вы догадались?
— Не знаю, — ответил священник, все еще переживая, что Аманда подверглась публичному унижению. — Наверное, интуиция.
— Не уверен, что она существует.
— Я тоже. Но надо надеяться.
— Думаете, то же самое, что осознание Бога? У одних есть, у других нет?
— Это дало бы верующим несправедливое преимущество.
— Но у них оно и так есть. Хотя бы возможность жизни после смерти.
— Возможность открыта для всех. Англиканская церковь не гонит от себя потенциальную паству.
— Даже Картрайта?
— Нет, если он раскаялся. Как вы считаете, Картрайту все сойдет с рук?
— Мы мало можем ему предъявить, — ответил инспектор Китинг. — Репетиция свадьбы — единственное доказательство его преступных замыслов. Ему сейчас и без нас придется многое улаживать. О ком я действительно беспокоюсь, так это об Аманде. Вы с ней говорили?
— Дженнифер сообщит мне, когда она будет готова.
— Видимо, это надолго отобьет у нее желание общаться с мужчинами. Не скоро теперь затеет новое приключение.
— Не сомневаюсь.
— Значит, теперь у нас остаетесь только вы. Когда едете в Германию?
— В следующем месяце.
— Разберитесь уж там побыстрее. А то у вас как-то все затянулось.
— Знаю, Джордж.
Сидни поднял голову и заметил у стойки Невилла Мелдрама. Тот жестом просил бармена снова наполнить его кружку.
— Не понимаю, почему я чувствую неуверенность в этих делах? Но сейчас вижу, что к нам собирается присоединиться мой друг — знаменитый физик. Он не любит подобного рода обсуждений. Свято верит в право на частную жизнь.
— Но должен бы удивиться тому, как все обернулось.
— «Удивиться» — странное слово. Не правда ли? — Сидни увел разговор в сторону от Хильдегарды. — Когда мы говорим «удивиться», то имеем в виду мыслительный процесс. Но это больше, чем мысли. Это то, что испытывали пастухи при рождении Христа. Или Его ученики при сошествии на них Святого Духа. Изумление — когда мы имеем дело с тем, что намного выше нашего понимания, оно дано нам во всем великолепии в качестве дара вечности. Боюсь, мы забыли, что такое настоящее удивление, и чем больше миримся с узкими рамками своего существования, тем меньше удивляемся. Сродни тому, как менялся смысл слова «страх». Теперь это лишь испуг, но когда-то был еще благоговейный страх, переполнявший людей восторженным трепетом.
— Я бы удивился только одному: если бы кто-нибудь вдруг сейчас прислал мне бесплатную кружечку пива. А на бесплатную проповедь уж никак не рассчитывал.
— Считайте, что получили за счет заведения, — улыбнулся Сидни. — В отличие от того, что наливают нам в кружки.
Вернувшись домой, он почувствовал себя уставшим и обрадовался, что рядом никого не оказалось. Леонард молился в Лондоне, а миссис Магуайер ушла, оставив ему картофельную запеканку с мясом. Только Диккенс ждал его с нетерпением. Сидни предвкушал, как можно расслабиться и, дав отдых ногам, послушать джаз и перечитать письмо от Хильдегарды, которое пришло тем утром.
Дорогой Сидни!Ваша Хильдегарда.
Надеюсь, у вас все в порядке. Мы ждем вашего приезда, чтобы порадоваться успехам в немецком языке! Приготовлю вашу самую любимую еду и устрою поездку за город. Увидите, как быстро меняется Берлин. Строители на каждом шагу.
Пытаюсь представить вашу повседневную жизнь. Как Аманда? Иногда меня беспокоит, сумеет ли она стать счастливой. Вы так к ней добры, как добры ко всем вашим друзьям. Но знайте, что один друг надеется: он для вас особенный, как вы для нее. Этот друг с нетерпением ждет вашего приезда. И этот друг —
Стал накрапывать дождь, но Диккенса все равно надо было вывести из дому. Во время короткой прогулки по лугам Сидни размышлял о том, что для него значит Хильдегарда. Нельзя упускать возможность, решил он. Август наступит еще не скоро.
Вернувшись, он удивился, увидев перед входом в приходской дом машину с работающим мотором. Когда он приблизился, ему навстречу вышла женщина. Это была Аманда.
— Я ненадолго, — произнесла она. — Еду навестить друзей в Норфолке. Надо какое-то время побыть вдали от Лондона. Приехала извиниться. Мне не следовало сердиться на тебя.
— Прости за то, что я сделал.
— Когда ты все понял? — спросила Аманда.
— Пришлось провести кое-какое расследование.
— В «Савое» ты уже знал?
— Нет, но подозревал.
Аманда провела ладонью по щеке, стараясь удержаться от слез.
— Почему сразу не сказал?
— У меня не было доказательств.
— Но ты же всегда бываешь прав.
— Казалось, что мной движет моя идиотская ревность. Будь добра, зайди.
— Нет. Я в растрепанных чувствах и не в лучшей форме. — Аманда не могла смотреть приятелю в лицо. — Лучше поеду дальше.
— Чего-нибудь конкретно хотела?
— Нет, только извиниться. Мама сказала, что нужно, и я тоже понимала. Это все мое упрямство.
— И меня прости. Не желаешь рюмочку?
— Нет. Не могу. — Аманда колебалась. — Знаешь…
— Что?
— Ничего. Язык не поворачивается.
— Мы же друзья. Нет ничего такого, чтобы мы не могли сказать друг другу.
— У каждого из нас есть очень сокровенное.
— А… — пробормотал священник. — Сокровенное…
— Вот что я подумала… — произнесла она. — Понимаю, что несу чушь и ты сочтешь меня сумасшедшей… А что, если ты женишься на мне? Не в религиозном смысле. В романтическом — будем мужем и женой.
Если бы ее предложение прозвучало десять лет назад, это был бы самый волнующий момент в жизни Сидни. Но теперь, после стольких событий…
— Аманда, — промолвил он, — сейчас не время для подобных разговоров. Ты перенесла ужасное потрясение.
— А может, мне это было нужно? Ты единственный человек, который меня понимает.
— Не уверен.
— Совершенно не умею выбирать. Всегда считала тебя порядочным человеком, но почему-то вообразила, будто ты недостаточно для меня хорош. Речь о таких идиотских вещах, как деньги и положение — они сыграли со мной злую шутку. Я упустила свой шанс. Ты же любишь Хильдегарду?
— Да, — ответил Сидни. — Люблю.
Он впервые признался в своем чувстве. Прежде не говорил о нем ни себе, ни другим, а теперь произнес вслух и отрезал пути назад. Аманда посмотрела на него в упор:
— Но ты всегда будешь любить и меня?
— Конечно.
— Пока нас не разлучит смерть?
— Да, Аманда: всегда, пока нас не разлучит смерть.
Она махнула ему рукой, с которой так и не сняла перчатки. Темный профиль Аманды выделялся на фоне вечернего неба.
— До свидания, Сидни! — Она открыла дверцу автомобиля.
— До свидания, Аманда, благослови тебя Господь!
Дверца хлопнула. Сидни ждал, пока машина не скрылась в темноте. Он посмотрел на луну и не сразу понял, что плачет.