Было около четырех часов дня. Стояла жаркая погода. Солнце жгло и на бульварах Парижа сновала масса публики. Деловая публика смешалась с фланирующими интеллигентами-жуирами, демимонденками в какой-то хаос.
Около «Гранд-Отеля» стояла толпа любопытных. В Париж прибыли бухарцы и своими пестрыми халатами и чалмами привлекали общее внимание.
Они остановились в «Гранд-Отеле» и возвращались туда с прогулки в сопровождении капитана Вернье, прикомандированного вместе с переводчиком в качестве почетной свиты от французского правительства.
Эмир очень любезно раскланивался на поклоны парижан и пленял своей любезной улыбкой сердца любопытных парижанок.
Барон с трудом пробрался сквозь толпу импровизированной свиты. Он осторожно встал в стороне от ворот двора «Гранд-Отеля» по направлению к углу авеню де л'Опера.
Но вот и принцесса. Выйдя из ворот, принцесса боязливо оглядывалась по сторонам.
Барон поспешил к ней навстречу и, поклонившись, подал ей руку.
Медленными шагами они направились через площадь, идя к «Лионскому кредиту», близ которого стояли автомобили.
Барон, подойдя к шоферу, что-то шепнул ему на ухо.
— Віеп entendue (слушаюсь), — последовал ответ.
Несколько минут спустя, они уже сидели в закрытом автомобиле и на всех парах катили по авеню де л'Опера и скоро прибыли на площадь Карусель.
— Видишь, мы теперь в безопасности, — свободно вздохнул барон.
— А ты заметил Ямато на той стороне бульвара Капуцинов? — спросила Хризанта.
— Нет. Очень может быть, что это был он, но вернее, что это твое пылкое воображение.
Хризанта надула губки.
— Не сердись. Я очень рад, что мы выбрались из «Гранд-Отеля». Мне хочется, быть может, последний день моей жизни провести с тобой.
На глазах Хризанты показались слезы.
— Ты не смеешь так говорить, дорогой мой. Ты должен жить и ты будешь жить, я в этом убеждена.
— Ну, тем лучше! Оставайся при этом убеждении, так как я его вполне разделяю.
Автомобиль мчался с неимоверной быстротой.
Вдруг барон призадумался, он взглянул на звонок, ведущий к шоферу, и несколько раз нажал кнопку.
Автомобиль остановился.
Хризанта взглянула удивленными глазами на барона.
— Успокойся. Я вспомнил, что обещал заехать к одному из моих секундантов. Вот тут вблизи почтовая контора и телефонная станция, — проговорил он. — Останься в экипаже, а я сейчас же попытаюсь переговорить по телефону, а в крайнем случае черкну пару слов секундантам.
С этими словами барон выскочил из экипажа-автомобиля и быстро направился в почтовую контору.
— Теперь все устроено, — воскликнул он, вернувшись. — Я переговорил. Теперь я сегодня свободен и мы принадлежим друг другу; постараемся возможно приятнее провести время.
Барон, видимо, повеселел и это настроение невольно передалось Хризанте.
— Остановимся здесь, — сказал барон, поравнявшись с маленькой гостиницей.
— Гостиница неважная, но тут спокойнее, чем где бы то ни было, — сказал барон, помогая Хризанте сойти с автомобиля.
— А шофер? — спросила она.
— Из предосторожности я его попрошу остаться здесь, а завтра утром он меня доставит на место дуэли.
Навстречу барону и принцессе вышел старик Пьер Куно, гостеприимно приглашая их на устланную коврами веранду.
— Дайте нам лучшую комнату. Мы туг останемся до завтра, — сказал барон, обращаясь к владельцу гостиницы.
Старая деревянная лестница скрипела под шагами прибывших гостей. Маленькая керосиновая лампа освещала коридор этого захолустного отеля.
Барона, привыкшего к роскоши, очень забавляла незатейливость этой обстановки.
Пыхтевший от непривычного моциона старик Пьер услужливо открыл дверь в большой салон, который выходил окнами в сад. Солнце бросало свои яркие лучи на вошедших, вызывая в них веселое настроение.
— Да ведь тут прекрасно! — воскликнула Хризанта.
— Очень рад вам угодить, — с почтительным поклоном сказал Пьер и вежливо удалился.
Когда они остались одни, их охватило воспоминание о «Шато де-Мадрид». Там была такая же чудная комната.
— Как я рада, что мы снова одни, — сказала Хризанта.
— Я сам очень рад провести с тобою время, — начал барон. — Нам еше остается переговорить обо многом.
Они уселись в старинном dos-a-dos.
— Как это презабавно, — мы тут сидим, точно поссорившись.
Барон улыбнулся и поцеловал Хризанту, не сойдя с места.
— Нет, так неудобно, — сказала она, пересев на колени барона и обвив его шею своими маленькими, нежными ручками.
— Знаешь, милый мой, я бы вот так сейчас хотела умереть около тебя. Мне так страшно, что завтра — так скоро — будет эта проклятая дуэль.
— Не будем об этом думать, дорогая Хризанта. Перед нами вся жизнь со всеми ее чарами.
— Да, дорогой мой, около любимого человека жизнь рисуется совершенно другой. Я никогда не была так счастлива. Все эти мои флирты в Токио не стоят одного часа с тобой.
— Ты счастлива, Хризанта, и я тебе не надоем? — переспрашивал барон, целуя ее.
Вместо ответа Хризанта с пылким порывом прижималась к его груди и твердила без умолку:
— Конечно, нет… никогда, никогда… я с тобой не хочу расстаться… ведь ты первый, которого я так люблю.
— Ну, а флирты?
— Оставь прошлое, я о нем не хочу вспоминать. Тебе принадлежит мое настоящее и все мое будущее…
— А флирты будущего…
— Я о них не думаю. Теперь я начинаю убеждаться в том, что и в будущем вряд ли они меня могут интересовать.
— Помнишь, ты мне говорила о твоих взглядах на душу и тело. Знай же, что я никогда не примирюсь с этим. Раз ты моя, то вся и нераздельно, иначе я не понимаю.
— Конечно, обещаю тебе стремиться к такому идеалу, который ты себе составил о любимой женщине, но пойми, что женщина, если она с тобой будет говорить искренне, никогда не станет поручаться за себя.
— В невольном прегрешении всегда лежит часть искупления, но мне важно само желание стремиться к такой цели, которую я тебе наметил.
Хризанта улыбалась.
— Я с тобой говорю серьезно. Ты мне настолько дорога, что это для меня вопрос первостепенной важности.
— И ты сомневаешься в моей честности и искренности?
— О, нет, я только боюсь за свое счастье, дорогая Хризанта.
— Как тебе поклясться? — снова шутя, спросила Хризанта. — Моим богам ты не веришь, а твоих я не знаю.
— Не нужно мне никаких клятв, дай мне слово честной женщины. Это мне дороже клятв.
Хризанта положила обе руки на плечи барона и пристально посмотрела ему в глаза.
— Смотри, смотри в душу мою, ведь зеркало души — глаза человека… Смотри в мои глаза, они не лгут. О, если б я могла рассечь мою грудь и ты бы мог прочесть в моем сердце всю истину, — говорила Хризанта, — ты бы увидел отражение твое в недрах, в тайниках души моей и верил бы в меня, быть может, больше, чем в своего Бога.
— Не кощунствуй, дорогая Хризанта, ты не знаешь моего Бога, но я надеюсь, что вскоре ты Его узнаешь во всей Его благодати.
Хризанта продолжала смотреть любящими глазами на барона, который теперь, видимо, успокоился.
Они прекрасно провели время.
Пообедав на веранде, они вышли в сад, где их никто не видел. Они резвились, как дети. Им было так весело на душе и никто бы не сказал, что эти юные сердца находятся накануне столь серьезных событий, как дуэль.
Ни на минуту не прерывалась их дружеская, оживленная беседа.
И только от времени до времени торжественная тишина нарушалась звуком поцелуев, в которых воркующая парочка нашла забвение от тяжелых предчувствий и дум. Затем под вечер они почувствовали аппетит.
Гостеприимный Пьер Куно сам убрал прибор живыми цветами. Он был метрдотель старого закала и умел угодить гостям.
За легким ужином последовало шампанское.
Им хотелось забыться на время, чтобы вернуть себе нравственное равновесие.
Под влиянием шампанского, они, почувствовав усталость, улеглись и вскоре уснули.
В номере воцарилась тишина, от времени до времени прерываемая тревожными вздохами барона.