Сэр Джордж Бьюкенен с семьей прибыл в порт Лейт, Шотландия, 17 декабря 1918 года и оттуда направился поездом в Лондон, где его ожидали поздравительные обращения от британского правительства и предстоял обед в Букингемском дворце. Однако вскоре после этого у него начались серьезные проблемы со здоровьем, и он был вынужден уехать на продолжительный отдых в Корнуэлл. Сэр Джордж был искренне убежден, что спасти Россию теперь может только вооруженная интервенция союзников, и проводил многочисленные встречи и лекции, посвященные этому вопросу. Его глубоко опечалило, что эта интервенция (1918–1919 гг.) потерпела поражение. Сэр Джордж был также крайне разочарован тем, что после стольких лет дипломатической службы его не произвели в пэры, а размер государственной компенсации, выплаченной ему за утраченное в России имущество и сделанные им там инвестиции, он счел просто унизительным. Кроме того, получив в 1919 году предложение занять место посла в Риме сроком на два года, он истолковал это как очевидный признак того, что по завершении этого срока дипломатическое ведомство больше не будет нуждаться в его услугах.

По возвращении в Лондон леди Джорджина продолжила свою неустанную благотворительную деятельность и оказала большую помощь многим британцам и русским, которые бежали из России после революции. Однако в Риме она тяжело заболела, у нее обнаружили рак, и последние годы, которые семья провела в Италии, были омрачены ее страданиями. Она умерла в апреле 1921 года вскоре после возвращения в Англию. При содействии редактора сэр Джордж написал книгу воспоминаний “My Mission to Russia and Other Diplomatic Memories”, в основу которой легли его дневниковые записи, сделанные в Петрограде. Книга была опубликована в 1923 году. Сэр Джордж умер в декабре следующего года. Его дочь Мэриэл тоже написала несколько книг о том времени, что она провела в России, среди них “Petrograd, The City of Trouble” («Петроград, город беды», 1918) и “Dissolution of an Empire” («Распад империи», 1932), посвященные восстановлению доброго имени своего отца, на которого обрушился шквал несправедливых обвинений в том, что в 1917 году он не предпринял всех возможных мер, чтобы спасти царскую семью и вывезти их в Великобританию.

После отъезда семьи посла Бьюкенена из России в британском посольстве осталась лишь горстка сотрудников, которые заняли там «последнюю оборону». Их возглавил консул Артур Вудхаус, на плечи которого легла единоличная ответственность за судьбы нескольких сотен британских граждан, в основном женщин, которые оставались в Петрограде. Вудхаусу и сотрудникам британского военного атташе удалось обеспечить их продовольствием и предметами первой необходимости, хотя ситуация в городе продолжала ухудшаться. Однако 31 августа 1918 года несколько красногвардейцев ворвались в посольство Великобритании, завязалась потасовка, в ходе которой был убит военно-морской атташе капитан Фрэнсис Кроми. Были арестованы тридцать сотрудников посольства, в том числе капеллан, преподобный Босфилд Сван Ломбард, и консул Артур Вудхаус. Их посадили в Петропавловскую крепость, где и продержали до октября. В конце концов они были освобождены и переправлены через Швецию в Великобританию. Какое-то время здание посольства пустовало и находилось в заброшенном состоянии. Только в 1920 году его начали использовать для хранения конфискованных предметов искусства и мебели, предназначенных большевиками на продажу; оно стало напоминать «переполненную антикварную лавочку на Бромптон-роуд».

В феврале 1918 года, когда мирные переговоры с Германией зашли в тупик, германская армия в результате наступления оказалась буквально в сотне километров от Петрограда. Большевики перенесли правительство в Москву, а оставшихся представителей дипломатического корпуса эвакуировали в Вологду. Многие коллеги Дэвида Фрэнсиса в то время покинули Россию. Когда уехал сэр Джордж Бьюкенен, Дэвид Фрэнсис стал главой дипломатического корпуса союзных стран, и он был твердо намерен никуда не уезжать из России, заявляя, что «он не желает бросать в беде русский народ, к которому он испытывает глубокое сочувствие, и он не раз выражал искреннюю заинтересованность Америки в благополучии русского народа». Фил Джордан, наоборот, теперь очень хотел поскорее уехать. После того как большевики врывались на территорию целого ряда посольств в Петрограде, он пришел к выводу, что большевики «совсем не уважают иностранные представительства».

26 февраля 1918 года американские дипломаты покинули Петроград и специальным поездом были отправлены в Вологду. Фрэнсис и Фил устроились там на удивление хорошо. Они поселились в простом, но «славном» (как показалось Филу) двухэтажном деревянном доме на главной улице города. В последующие пять месяцев гости этого дома наслаждались непринужденной «атмосферой загородного клуба». Оказавшиеся в ссылке дипломаты вечерами играли тут в покер и курили сигары. Они потягивали бурбон, когда удавалось его раздобыть, если же нет, то «накачивались водкой». С собой они привезли старый добрый «Форд» модели «Т», и Фрэнсис, бывало, разъезжал на нем по округе в поисках подходящего места, где можно было бы устроить поле для гольфа. Но в октябре 1918 года у Фрэнсиса резко воспалился желчный пузырь (это была какая-то инфекция), и его эвакуировали в США на крейсере американских ВМС из порта Мурманск. Весь путь через бурные морские и океанские воды Фил сопровождал его и ухаживал за ним, когда у больного поднималась высокая температура.

Фрэнсиса подлечили в военно-морском госпитале в Шотландии и перевезли в Лондон. Вскоре после Рождества 1918 года Фил с гордостью сопровождал его на приеме у короля Георга и королевы Марии в Букингемском дворце. Когда в феврале 1919 года они наконец вернулись в США, Фил опять был удостоен высочайшей чести – он был приглашен в Белый дом. Позднее он писал об этом так: «Я родился в Хог Аллей. Наверное, вы знаете, что кенгуру прыгает очень далеко, дальше, чем многие звери. Но думаю, что даже кенгуру не сможет допрыгнуть из Хог Аллей до Белого дома – вот это был прыжок так прыжок!» В 1922 году у Фрэнсиса случился инсульт, после которого он так и не оправился. Он умер в 1927 году в Сент-Луисе, завещав сыновьям позаботиться о верном Филе, которому до самой его смерти (Фил умер от рака в 1941 году в Санта-Барбаре) было предоставлено постоянное бесплатное проживание, для него был открыт небольшой трастовый фонд.

После выхода России из войны военные госпитали союзников в Петрограде были закрыты. Госпиталь британской колонии под патронажем леди Джорджины Бьюкенен закрылся еще в 1917 году, отчасти потому что среди пациентов произошло резкое падение нравов: они стали проявлять грубость и неуважение к персоналу госпиталя, в частности, по той причине, что количество самих пациентов резко сократилось (остались в основном те, у кого была цинга). Раненые становились все более неуправляемыми и буйными. Комитет госпиталя американской колонии также проголосовал за то, чтобы закрыть свое учреждение, где на лечении, как отмечала Полин Кросли, находились по большей части те, «кто получил ранения в потасовках между собой», поэтому уход за такими буйными пациентами становился для «женщин из числа персонала госпиталя все более опасным». Неиспользованные запасы медикаментов были отданы в распоряжение Армии Спасения.

Подошел к концу и период активной деятельности Англо-русского госпиталя. 17 ноября 1917 года финансировавший его Лондонский комитет проголосовал за закрытие учреждения с 1 января 1918 года. Оставался вопрос о том, «что делать с превосходными инструментами и оборудованием стоимостью несколько сот фунтов стерлингов», которыми был оснащен госпиталь. Как сообщал Фрэнсис Линдли, комиссар Красного Креста «предложил передать все это Советам», но управляющие госпиталем были против, поскольку они были уверены, что все это будет разворовано или просто уничтожено. В конце концов инструменты и оборудование госпиталя были тайно упакованы и доставлены на Финляндский вокзал, а оттуда в Архангельск, где они находились под охраной британской бронеавтомобильной части. Из Архангельска их переправили обратно в штаб-квартиру Красного Креста в Лондоне, «что было значительно лучше, чем если бы все это отдали в распоряжение невежественным большевикам». В 1996 году российские власти разместили на здании бывшего дворца великого князя Дмитрия Павловича памятную доску, где указано, что в этом здании размещался Англо-русский госпиталь. Эта доска и по сей день находится на этом здании.

Однако основательница госпиталя, леди Мюриэл Пэджэт, упрямо отказывалась прекратить благотворительную работу в России. Она продолжила свою деятельность в Киеве, где организовала кампанию по борьбе с голодом и открыла передвижные кухни, раздававшие суп для шести тысяч человек. Но в 1918 году леди Мюриэл тоже покинула Россию. Она выехала через Сибирь, Японию и США. В 1924 году она организовала британскую секцию в Российской благотворительной ассоциации для оказания помощи британским подданным, не сумевшим покинуть Россию, многие из которых были принудительно отправлены в Эстонию. О дальнейшей судьбе многих медсестер и сестер милосердия из числа персонала Англо-русского госпиталя, за исключением таких известных и высокопоставленных, как леди Сибил Грей или Дороти Сеймур, почти ничего не известно, хотя в ходе подготовки материалов к этой книге и удалось разыскать некоторые их мемуары и письма.

О жизни и дипломатической карьере некоторых представителей американского и британского дипкорпуса сохранилось немало свидетельств – книги об их деятельности и их собственные архивы, пусть и разбросанные по различным хранилищам в США и Великобритании. Однако о других, доныне мало упоминаемых и практически забытых членах англо-американской диаспоры в Петрограде (гувернантках и нянях, инженерах, бизнесменах и предпринимателях, об их женах и детях, которые тогда жили в городе и многие из которых оставили очень яркие и ценные воспоминания о тех днях в своих мемуарах и письмах), об их дальнейшей жизни после отъезда из Петрограда неизвестно практически ничего. Некоторые из них пострадали от рук большевиков, как, например, преподобный Босфилд Сван Ломбард, капеллан англиканской церкви в Петрограде. Он не покинул свой пост даже тогда, когда уехали многие члены британской диаспоры. Босфилд Сван Ломбард был уверен, что несет личную ответственность за почти четыреста соотечественников, которые все еще оставались в городе. Многие из них работали учителями и гувернантками и всю жизнь прожили в России, «вложив все свои сбережения в какой-нибудь из банков». Но Петроград революционных времен был таким мрачным, вгоняющим в тоску городом, «похожим на город мертвых», местом, где «царило беззаконие», как рассказывал Ломбард своей жене по возвращении, что он испытал огромное облегчение, когда в октябре 1918 года, после освобождения из тюрьмы, он смог наконец покинуть Россию и вернуться на родину. Босфилд потерял в России практически все, что имел, но получил лишь мизерную компенсацию в размере 50 фунтов стерлингов, причем 43 фунта 16 шиллингов и 7 пенсов у него сразу же были вычтены в счет суммы, затраченной на его освобождение и возвращение в Британию. Ценные свидетельства о Петрограде 1917 года, оставленные Босфилдом и другими членами британской диаспоры, хранятся в русском архиве в Лидсе, который представляет собой сокровищницу сведений о жизни британской диаспоры в России с девятнадцатого века.

Трудно назвать точное количество британских, американских, французских и других корреспондентов, побывавших в России в 1917 году, поскольку не все они могли подписывать свои репортажи, и лишь немногие из них оставили опубликованные мемуары. Однако известно, что их было поразительно много и что они с удивительным упорством, даже задором, выдерживали те ужасные лишения, голод и холод, что и остальное население. Часто эти журналисты упоминали друг друга в своих статьях, но в связи с особенностями работы журналистов всегда – лишь вскользь. От их архивов практически ничего не сохранилось, и, что еще досаднее, почти не сохранились сделанные ими фотографии.

Арно Дош-Флеро до конца жизни работал корреспондентом в Европе. Он оказался одним из первых, кто попал в Германию в конце Первой мировой войны. Несколько раз он пытался вновь приехать в Россию, чтобы написать серию репортажей о молодом советском государстве, но разрешения на въезд ему не дали. Позднее он женился на русской и в тридцатых годах жил в Берлине. Там ему довелось наблюдать зарождение и становление нацизма и взлет Гитлера к вершинам власти. Незадолго до начала Второй мировой войны нацисты арестовали его. Пятнадцать месяцев Дош-Флеро провел в заключении. Остаток своих дней он работал корреспондентом газеты «Крисченсайенс монитор» в Испании. Он умер в 1951 году в Мадриде. В его напечатанной в 1931 году книге “Through War to Revolution” («Через войну к революции») с едким посвящением «неизвестному русскому солдату, над могилой которого не горит вечный огонь», описаны впечатления о Восточном фронте и о России. Это одно из многих воспоминаний о Петрограде 1917 года, которое было предано забвению.

Похожая судьба ждала и книгу Исаака Маркоссона “The Rebirth of Russia” («Возрождение России»), опубликованную через короткое время после его отъезда из Петрограда, а также и его публицистические работы по этой теме. Маркоссон вернулся в Россию в 1924 году вскоре после смерти Ленина с тем, чтобы лично увидеть, насколько «большевики задушили свободу своей железной рукой». Он обнаружил, что страна находится в печальном состоянии «разорения», ее древние прекрасные храмы «превращены в конюшни». Пребывание в такой стране было кошмарным, покинув ее пределы, он с радостью оставил позади «слежку, прослушивание телефонных разговоров, перлюстрацию корреспонденции, неистребимую вонь и чувство угнетенности, которое неизменно сопутствует непрерывной поднадзорности». По возвращении Маркоссон опубликовал в «Сэтэдей ивнинг пост» серию из двенадцати разоблачительных статей под заголовком «После Ленина – что?». Советская власть немедленно запретила этот журнал на своей территории, а также закрыла Маркоссону въезд в Россию.

Самыми известными журналистами (если не считать британского корреспондента Артура Рэнсома, который впоследствии стал знаменитым писателем) была четверка, «которая видела восход солнца», как назвала Бесси Битти саму себя и троих своих товарищей-корреспондентов, Джона Рида, Луизу Брайант и Альберта Риса Вильямса, в посвящении своей книги “The Red Heart of Russia” («Красное сердце России», 1918). Битти вернулась на родину и в течение многих лет с успехом вела программу на радио Нью-Йорка, умерла она в 1947 году. Альберт Рис Вильямс навсегда остался преданным активистом коммунистического движения и, в отличие от других своих коллег-журналистов антикоммунистического толка, с 1922 по 1959 год много раз бывал в Советском Союзе, где его ждал неизменно теплый прием. Умер Альберт Рис Вильямс в 1962 году. Он был убежденным сторонником новой большевистской России, чего совершенно нельзя было сказать о Гарольде Уильямсе, который испытывал к ней глубокое отвращение. Он страстно поддерживал идеи Февральской революции, но в начале 1918 года все его надежды на лучшее будущее для России были разрушены.

«Те, кто жил здесь, всем своим существом, каждой клеточкой своего тела испытали эту горечь, – писал он в «Дейли кронкл» 28 января 1918 года. – Не могу передать вам, какие жестокости, какие зверства творятся здесь и беспощадно раздирают Россию на всех ее бескрайних просторах. Это ужаснее, чем любая армия захватчиков. На нас обрушились все мыслимые кошмары, разбой и грабежи, самые жестокие убийства стали неотъемлемой частью нашего повседневного существования. Это хуже, чем при царизме… Большевики даже не пытаются создавать иллюзии относительно своей истинной сущности. Они с одинаковой ненавистью относятся к буржуазии любой страны, прославляют любую жестокость и насилие в отношении правящих классов, с презрением отметают любые законы и правила приличия, считая все это никчемным, они попирают искусство и все, что украшает быт. Им безразлично, что в агонии великого переворота мир скатывается в варварство».

Несмотря на то что все четверо оставили свои, весьма позитивные, воспоминания о России во времена революции, книга Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир» (1919) затмила мемуары всех его коллег. Позднее эта книга была еще более возвеличена голливудским режиссером Уорреном Битти в его фильме «Красные», снятом в 1981 году. Историки неустанно попрекали всю четверку журналистов за то, что те «играли на руку пропагандистской машине большевиков», что они были для Ленина «полезными идиотами» – так часто именовали четверых журналистов, путешествовавших по России во времена революции. Порывистый и харизматичный Джон Рид прожил стремительную и трудную жизнь. Он не берег себя, несмотря на хроническую болезнь почек, и заплатил за это неизбежную цену. Он рано умер, заразившись сыпным тифом в Москве, куда его уговорили приехать в 1920 году, чтобы присутствовать на конференции в Баку. Джон Рид как герой был удостоен почетного захоронения на Красной площади у Кремлевской стены. Позднее знаменитый фильм Сергея Эйзенштейна «Октябрь» переименовали и назвали так же, как называлась книга Джона Рида. Однако Сталину книга не очень понравилась, и он отдал распоряжение основательно ее переработать, преуменьшить роль Троцкого и сделать основной акцент на том, какую роль сыграл в революции сам Сталин.

Вдова Джона Рида, Луиза Брайант, которая успела приехать в Россию, застав мужа уже при смерти, продолжала время от времени писать репортажи и статьи, а в 1923 году вновь вышла замуж. Однако ее пристрастие к алкоголю и подорванное здоровье в 1936 году свели ее в могилу. Третий муж Луизы Брайант, дипломат Уильям Буллитт, во время пребывания в России в 1932 году возложил венок на могилу Джона Рида. Однако когда посетители в 1960-х годах попытались найти мемориальную табличку с именем Джона Рида у Кремлевской стены, то оказалось, что ее без лишней огласки перенесли, а прах перезахоронили позади мавзолея Ленина на новом месте, предназначенном для захоронения «павших героев» революции.

Что касается бесстрашной пары журналистов, Флоренс Харпер и Дугласа Томпсона, то, к великому сожалению, о дальнейшей судьбе Харпер после ее отъезда из Петрограда почти ничего не известно, кроме нескольких статей о времени, проведенном ею в России, которые она опубликовала вскоре после своего возвращения. Одну из этих статей Флоренс Харпер написала для издания «Дейли мейл». В этой статье она ярко описала их с Томпсоном «сумасшедшую гонку» в попытках подробно задокументировать все этапы перехода власти к большевикам.

Уже по возвращении в США в июне 1918 года Флоренс Харпер дала интервью изданию «Бостон сандей глоуб», в котором сказала, что судьба была к ней благосклонна и ей удалось пройти через все перипетии Февральской революции «без единой царапины»: «Я бродила порой всю ночь по Петрограду в дни восстания большевиков. Я побывала в уличных беспорядках в Москве, ухаживала за ранеными на фронте, болела окопной лихорадкой, от постоянного холода и сырости страдала некрозом кожи и пальцев стоп, так называемой «траншейной стопой». Я пересекла Северное море на транспортном судне, которое преследовали сразу четыре подводные лодки, и тем не менее я по-прежнему жива и здорова. Мои друзья говорят, что на Страшном суде для меня придется заказать залпы почетного караула».

Помимо этого, о Флоренс Харпер больше ничего не известно.

Дональд Томпсон дал себе зарок больше никогда не появляться в зоне боевых действий, однако уже летом следующего года он вернулся в Россию, освещая участие американских вооруженных сил в интервенции союзников в Сибири. Как и многие другие, Дональд Томпсон оптимистически считал, что союзным войскам удастся разжечь в России контрреволюцию, которая положит конец большевистской тирании. Но, проведя в России несколько месяцев, снимая действия союзных войск и наблюдая за царившим в их рядах хаосом, Дональд Томпсон вернулся на родину совершенно разуверившимся в этом. Тем не менее в США он приобрел определенную известность, после того как в январе 1918 года на экраны вышел его пятисерийный немой фильм “The German Curse in Russia” («Немецкое проклятие России»). Это был яростный антигерманский и антибольшевистский пропагандистский материал. В это время в американской прессе была развернута кампания, направленная на дискредитацию российского правительства, и фильм Дональда Томпсона, тепло принятый в прессе, стал одной из акций этой кампании. В 20-30-х годах Дональд Томпсон продолжил свою работу в кинематографе в качестве независимого режиссера. Умер он в Лос-Анджелесе в 1947 году.

В 1918 году и Флоренс Харпер, и Дональд Томпсон опубликовали свои яркие воспоминания о жизни в Петрограде. Дональд Томпсон, кроме того, выпустил в свет и книгу со сделанными в Петрограде фотографиями, которая также является в высшей степени ценным свидетельством о том периоде в истории России. К великому сожалению, есть основания полагать, что негативы тех его снимков не сохранились. Это, безусловно, большая потеря для исторической науки. Во всяком случае, в архивах не удалось обнаружить никаких документальных данных о них, как, впрочем, и о Харпер, и о целом ряде других блестящих журналистов. Три фильма Дональда Томпсона целиком или частично сохранились, но на момент, когда писалась эта книга, не удалось разыскать ни одной копии фильма «Немецкое проклятие России», частично отснятого в Петрограде в дни революции и выпущенного в прокат студией братьев Пате. Возможно, эти копии не сохранились, хоть автору этих строк достоверно известно, что фильм Дональда Томпсона был позднее безжалостно порезан и часть отснятого и смонтированного материала была повторно использована Германом Аксельбанком в 1937 году в документальном фильме “From Tsar to Lenin” («От царя до Ленина»).

Что касается самых неожиданных героев этого повествования – молодых, совершенно неопытных недавних выпускников колледжей, поступивших на работу в Петроградский филиал Государственного муниципального банка Нью-Йорка, то о них, за исключением Лейтона Роджерса, не известно практически ничего. Лейтон Роджерс принял решение покинуть Россию и вступить в ряды вооруженных сил США, но столкнулся с большими трудностями при попытке покинуть территорию России. Русские отказали ему в выдаче выездной визы. В конце концов уехать ему помогли британцы, спрятав Лейтона Роджерса на одном из товарных поездов, следовавших в портовый город Мурманск. Этот путь, полный невероятных мучений, длился четырнадцать ужасных суток. Лейтон Роджерс питался исключительно консервами, припасенными в рюкзаке, и едва не погиб от голода и жестокой стужи. В Лондон он прибыл 1 апреля 1918 года и поступил на военную службу в экспедиционные силы ВС США, после чего прослужил в военной разведке, работая на территории Великобритании и Франции в 1918–1919 годах. В 1924 году он опубликовал книгу “Wine of Fury” («Вино ярости»), увлекательный роман, основанный на его впечатлениях о жизни в Петрограде в дни революции. Позднее Лейтон Роджерс работал в авиации. К сожалению, воспоминания Лейтона Роджерса о России “Czar, Revolution, Bolsheviks” («Царь, революция, большевики»), написанные на материале его дневниковых записей, так и остались неопубликованными, однако один машинописный экземпляр этой книги сохранился в Библиотеке Конгресса. Лейтон Роджерс так и остался на всю жизнь холостяком и тихо прожил остаток дней со своей сестрой Эдит в Гринвиче, Коннектикут, где и умер в 1962 году.

Так завершились жизни некоторых из множества ныне забытых свидетелей событий того времени. Это последние отзвуки голосов целого поколения. Однако если бы требовалось найти среди них самый неповторимо своеобразный, это был бы пронзительно искренний и бесхитростный голос простого афроамериканца, необразованного и неискушенного в политике Фила Джордана, верно прослужившего лакеем при сотрудниках дипломатической службы США и рассказавшего об увиденном и пережитом в революционном Петрограде. Его знаменитые письма, написанные просторечным, но ярким и образным языком, отражают состояние, которое он испытывал тогда. Он чувствовал себя «чужаком в чужой стране». Это единственные опубликованные воспоминания афроамериканца, ставшего очевидцем революционных событий в Петрограде . Читая их, начинаешь буквально кожей чувствовать (и это ощущение уже нельзя будет забыть), каково же это было – оказаться застигнутым революцией в России в 1917 году в Петрограде.