Глава вторая
Через полчаса я вновь открыла в себе женственность. Иногда это прикольно — вроде археологических раскопок, но без тяжелой работы. Я стояла в ванной перед зеркалом, похожая на бледную царственную дочь, которую хотела бы видеть моя мама, и гадала, как же мне спрятать модифицированный полицейский короткоствольный «вальтер», носящий у меня имя «Скорбь». А спрятать надо будет под тканью, обхватывающей тело плотно, как назойливый экс-бойфренд.
Мне нужна была азиатская внешность, и я обнаружила, что красный китайский воротник и полулунные короткие рукава мне отлично подходят, особенно если заколоть волосы вверх и закрутить, как я видела в «Космо». В ушах болтались фальшивые бриллианты — хотя никто этого не, видел, но они отлично подходили к кольцу, которое у меня в пупке. Самое веселое — что его мне подарил Пит.
У него тогда физиономия медленно наливалась красным, когда он протянул мне футляр.
— Я так понимаю, что этот предмет вполне подходит для твоего… ну, в смысле, у тебя же есть этот, как его, пирсинг…
— А для чего это? — спросила я, открыв футляр и вытащив искусственный бриллиантовый стержень.
— Устройство наведения, — ответил он с облегчением, что я не заставила его продолжать сбивчивые объяснения. — Активизируется, когда выломаешь камень из оправы. Если не сможешь его держать при себе, когда он начнет сигналить, то он испытан на устойчивость к пищеварительной системе, можешь его проглатывать.
О Господи.
— Так что будет, когда его включить? — спросила я.
— У нас есть группа в Майами. Согласно приказу, они, получив этот сигнал, попытаются связаться с тобой. В случае неудачи начнут масштабную поисково-спасательную операцию.
Закрепив украшения, я оглядела себя напоследок критическим взглядом. Красилась я тщательно, и теперь глаза у меня стали больше, зеленее и намного душевнее обычного. Тонкие и хрупкие черты лица могли ввести в заблуждение кого угодно — что при моей профессии серьезный плюс. И то, что тело у меня казалось более худым, нежели спортивным, тоже не мешало. Самое лучшее у меня — это ноги. Они то и дело проглядывали через разрезы красной атласной юбки, доходившей до середины икры. Обута я была в красные босоножки на низком каблуке, в которых можно даже бегать, а в руках — подходящая под цвет сумка с металлическими бляхами. В нее-то я и сунула оружие.
Когда я вышла, дверь в спальню Вайля была еще закрыта. Я в нее стукнула.
— Да?
— Иду на разведку, вернусь через тридцать минут.
— Хорошо.
И я поехала по адресу, проставленному на нашем тщательно подделанном приглашении.
«Бриллиантовые номера» расположены минутах в пятнадцати пути от дома Ассана. «Лексус» подо мной мурлыкал, как дремлющая львица, но я сдержала желание разбудить ее на федеральном шоссе. У Пита давление давало скачок при любой мысли об излишних тратах, и я боялась, как бы его не хватил инсульт, если я предъявлю ему квитанцию штрафа за превышение скорости по пути к объекту, а не обратно.
Я не спеша объехала Ассанову нору, стараясь не слишком глазеть на огромные иллюминированные особняки на фоне ландшафта в стиле загородного клуба. Газоны — ухоженные, как площадка возле лунки для гольфа. Пустить бы на это поле Дэйва с его приятелями — вот было бы весело! Я прямо видела их, какими они тогда были: восемнадцатилетние, с восхитительной молодой самоуверенностью, которую потом, к сожалению, парни иногда теряют. Пьют пиво из холодильника Альберта и объявляют свои удары, будто в бильярд играют.
Еще минуту я уделила своему близнецу, гадая, куда его сейчас занесло — дай бог, чтобы у него было все в порядке. Как и я, Дэйв высоко забрался по тайной лестнице. Как и я, он начал в другом отделе Управления, но сейчас он — звезда отдела спецопераций и потому почти все время проводит за границей. Отличный повод не поддерживать отношений, и мы его интенсивно используем. А если вести себя по-умному, то нам никогда не придется снова друг с другом разговаривать. Потрясающее достижение для людей, когда-то заканчивавших фразы друг за другом.
— Хватит! — велела я себе. — Хватит, хватит, хватит!
Я прикусила губу, чтобы болью разорвать этот порочный круг. Ты на работе, Жасмин, так что работай. На этом и сосредоточься. Работай, чтобы не стать психом. В крайнем случае — чтобы скрыть, что ты уже псих.
Сделав глубокий вдох, я выдохнула и засмеялась, увидев причудливую — в виде металлического свитка — вывеску перед домом Ассана. Конечно, имение, у которого вход как ворота в «Парке юрского периода» и ограда, способная сдержать стадо брахиозавров, просто-таки требует имени собственного, но Ассан выбрал название «Альпийские луга». Хотя ни одной горы близко нет, и не бегают чистенькие австрийские детки, распевая «до-ре-ми». Кому он голову морочит? Мысль о «Звуках музыки», которую могло бы вызвать такое название, немедленно глохла при виде декорации из «Призрака дома на холме».
Я поехала дальше. В здешних местах тупиков и глухих закоулков оказалось больше, чем в компьютерной игрушке «Возьми след», но пару коротких маршрутов я нашла — на всякий случай. Еще пять минут покружила по окрестностям, впитывая дух аристократической округи, воображая себя обитательницей такого вот шестиспаленного четырехсполовинойванного чудища. А потом поехала обратно за Вайлем.
Заезжая на парковку, я его не видела, но почувствовала, что он меня ждет. Такое вот дополнительное чувство появилось у меня где-то… да, порядка года и двух месяцев тому назад. И не только меня оно изумляет.
На нашем первом совместном задании Вайль не смог скрыть интереса к тому факту, что я вампиров чую по запаху. Не в буквальном смысле, конечно, но все равно это почти нутряное чутье, где-то возле переносицы, за глазами, которое шепчет моей подкорке: «бессмертный». Разные вампиры вызывают у меня разные реакции, но общая их направленность вот такая.
Мы тогда выслеживали ренегата по имени Джерардо — итальянские власти просили нас его нейтрализовать, пока он не устроил очередную бойню в студенческом городке. (Очевидно, в Европе за ним числилось их столько, что он предпочел эмигрировать.) Мы проследили нашу дичь до коридоров дортуара «Нойес-хаус» в Вассаре и надеялись, что у студенток хватит ума забаррикадироваться по комнатам, а у меня сигнал внутренней тревоги сработает раньше, чем кто-нибудь из них выскочит отлить по-быстрому.
— Ты ничего еще не чувствуешь? — спросил меня тогда Вайль.
— Нет, и не знаю, помогло бы или нет, если бы чувствовала.
— Почему нет?
— Это же не то, что я могла бы тебе назвать координаты. Чувствительность действует иначе. В лучшем случае я бы смогла сказать, что он с нами в одном помещении.
Вайль не дал мне договорить, положив руку на плечо — такую горячую, что будь он человеком, я бы немедленно вызвала «скорую».
— Я полагаю, этот твой Дар — всего лишь верхушка айсберга, Жасмин. Если мы будем этот Дар питать и развивать, ты еще ахнешь, когда обнаружишь, что там прячется в глубокой воде.
Самое смешное, что именно там мы и нашли Джерардо — в фонтане во дворе, под листьями кувшинок. Я видала вампов в бою, даже дралась рядом с ними. Но Вайлю они все в подметки не годились. Он налетел на Джерардо с яростью оголодавшего крокодила, оскалясь так, что задние коренные зубы можно было разглядеть отчетливо. Они свалились в фонтан, врезавшись в статую Эммы Хартман-Нойес с такой силой, что та покачнулась.
Когда они показались на поверхности, из широкой раны на плече Джерардо хлестала кровь. Он вырывался из хватки Вайля, попытался выпрыгнуть из воды — Вайль перехватил его, свалил с размаху на бетонный барьер и напрыгнул сверху, как лев на зебру. Глаза его пылали яростным первобытным огнем — и вдруг я поняла, почему эти римляне набивались в свои колизеи так, что не продохнуть. Очень хотелось зареветь в знак поддержки: мой гладиатор берет верх, ребята!
Меня отвлек звук справа — из темноты вышла какая-студентка с увязанными в хвост волосами. Я бросилась ней:
— Быстро к себе! Нечего тебе тут смотреть.
Она прыгнула на меня чуть ли не раньше, чем я учуяла нежить. К счастью, новички медлительны. Недостаток практики, быть может, или избыток голода. Болт из моего арбалета пробил ей сердце прежде, чем она сумела хоть зарычать нормально. Когда я оглянулась, Вайль тоже стоял у фонтана один. Мы спалили обоих вампиров, не получив серьезных травм — вполне себе повод для торжества.
Вайль показал на горсточку пепла и пыли там, где стояла секунду назад девушка.
— Вот почему тебе следует оттачивать свое умение.
— Я тебе еще покажу, что я вампов убиваю только так! — ответила я запальчиво.
Он едва заметно наклонил голову, мы встретились взглядами — и я не дала себе труда скрыть, как меня разозлило его замечание.
— Твое умение убивать я не ставил под сомнение, — возразил он. — Тем не менее то оружие, что у тебя в руке, было бы бесполезно, если бы ты погибла прежде, чем получила возможность им воспользоваться.
В течение полугода, даже уже признав его правоту, я не очень сильно продвинулась. Зачастую мне хотелось рвать на себе волосы от злости, но Вайль оставался хладнокровен и приговаривал:
— Запомни, Жасмин: легко бывает только дуракам. Или окончательно мертвым.
Я оглядела стоянку, жалея, что не могу получить от Вайля импульс вроде радарного. Уж сколько времени прошло, а я все не могу придумать, как сократить сектор поиска. Я только усвоила, что если я настроюсь на это восприятие, то оно меня предупредит, когда он сдвинется с места.
Не выключая мотора, я погасила фары и включила ночное зрение — это легче, чем можно подумать.
В колледже я снимала квартиру на пару с Майлзом Бергманом, техническим гением. Высокий и тощий, сын русского диссидента и специалистки по экологии, а потому параноик, впрямую работать на правительство он не соглашается. Зато он продает нам права (иногда эксклюзивные) на использование своих приборов. Пита это более чем устраивает: нет лишних расходов на такие омерзительные выдумки, как медицинская страховка или оплаченный отпуск.
Так вот, среди многих классных изобретений, которые Бергман для меня сделал, есть пара контактных линз ночного зрения. Я на пару секунд крепко зажмурилась, а когда открыла глаза, интерьер «лексуса» выглядел так, будто машина припаркована под зеленым уличным фонарем. Окружающие машины — будто только что сошли с конвейера в Изумрудном Городе. Все оттенки лаймовой зелени выстроились, как конкурсантки на звание Мисс Страны Оз перед парадом открытия. И только одна из них была не тем, чем кажется, только одна скрывала древнюю темную тайну. Которая?
Я быстро оглядела парковку, стараясь нигде слишком надолго не задерживать взгляда. И все равно чуть его не просмотрела. Он стоял между «Тойотой тундра» и джипом «чероки», чернильное пятно в черной тени, и похлопывал тростью по туфле.
— Я тебя вижу, — прошептала я.
Будто я заорала в голос, он шагнул вперед. Я открыла дверцу, и он подошел к машине — обыкновенный преуспевающий джентльмен, собравшийся к вечеру уезжать из центра. Выглядел он как лауреат «Оскара» — красивый, элегантный, в черном фраке. И даже трость вписывалась в ансамбль — аксессуар вечернего костюма влиятельного человека, а не оружие убийцы.
Вайль сел рядом со мной, и это подействовало на меня сильнее, чем я хотела бы. Я предпочитаю, чтобы он сидел сзади, как начальник, а не рядом, как кавалер. Потянувшись переключить передачу, я чуть не пискнула, когда наши руки соприкоснулись.
— Погоди минутку. — Хищные глаза Вайля рассматривали меня в упор. Я старалась не ежиться, пока он оценивал мою прическу, платье, туфли, хотя с каждой секундой нервы напрягались все сильнее, будто их обернули колючей проволокой и стали поворачивать рычаг, затягивая все туже и туже. Мне хотелось двинуть его кулаком. Он что, не понимает, что это грубо? И бестактно? И грубо? И… Я хотела было уже высказать ему, что я об этом думаю, как он произнес: — Ты выглядишь невероятно. Как богиня. Беру все свои слова обратно.
Живущая во мне шестнадцатилетняя девчонка, жаждущая внимания, растаяла. И даже мозг переключился на нормальный режим. Я ему нравлюсь! Нет, правда, нравлюсь!
О'кей. А ведь он никогда мне раньше комплиментов не говорил. Так, тихо. Заткнись.
Я зажмурилась, снова переводя зрение в нормальный режим. Заодно так легче будет восстановить душевное равновесие.
— Спасибо, — сказала я. — Ты тоже сегодня выглядишь не хило. — Я секунду помолчала. — Я вот тут вспомнила наше первое задание.
— Да?
— И при этом вспомнился вопрос, которым я давно уже хотела бы тебе задать.
А набраться для этого наглости я могу только в образе богини.
— Слушаю?
Сказано было голосом, застегнутым на все пуговицы, как викторианский воротник. Но я в своей временной божественности не обратила на это внимания.
— Я заметила, что когда объект — вампир, ты всегда перед ликвидацией пускаешь ему кровь.
— Да, это так.
— Христа-господа ради, не напускай ты на меня холоду! Мне же все равно, как ты это делаешь. Я просто увидела систему, и мне стало интересно…
Вайль вздохнул — и салон наполнился этим звуком, будто печальный ветер отразился от стен пустого каньона.
— Это страховка от ошибки. Я не хочу убивать невиновных, поэтому во время боя беру кровь. По вкусу я чувствую, добровольно отдал ее донор или с последним вздохом.
— Ух ты, я и не знала, что ты так можешь. Класс.
Я посмотрела на Вайля — слишком заметная перемена. Но морщинки возле глаз и губ чуть разгладились, и я поняла, что сказала правильные слова. После чего до меня дошло и другое: Вайлю небезразлично, что я о нем думаю. Во как! Интересно, когда же это случилось?
Наверное, в последнюю твою отключку, ответила, скривившись, какая-то желчная и запуганная мыслишка на задворках мозга.
Я оглянулась на нее так, будто она стояла рядом отдельно от меня — плоскогрудая первокурсница, теней под глазами хватило бы на троих, уверенности в себе — меньше, чем у бывшего президента после выборов.
Нишкни! — велела я ей и повезла своего начальника на работу.
К воротам особняка Ассана мы прибыли в хвосте короткой очереди, где было, в частности, два лимузина и блестящий черный «ягуар». Водители один за другим предъявляли охране приглашения и проезжали внутрь. Я во время своей рекогносцировки охраны не видела, хотя нас проинформировали, что у Ассана в штате их десять-двенадцать. Эти двое были из здоровенных и мясистых, и пиджаки на них едва застегивались. Может быть, специально — чтобы гостям хорошо были видны очертания пистолетов.
Один с виду был китайского происхождения, черные волосы он убрал назад в хвост. Второй напоминал Шварценеггера в самом расцвете мышечной массы. Если он сейчас еще и заговорит с австрийским акцентом, мне будет очень трудно не заржать. Да, непрофессионально, сама знаю, но чем сильнее у меня напряжение, тем меня больше ведет на неуместное веселье. И так уже смешок толкался в горле.
— Хочется надеяться, что подделка мастерская, — сказала я, беря приглашения с соседнего сиденья и опуская стекло.
— Что такое? — спросил Вайль шепотом. — Неужели ты нервничаешь?
Неужели Папа — католик?
— Тише, наша очередь.
Подъехав к воротам, я протянула приглашение Арнольду-младшему. Вблизи он просто ошеломлял: сложен, как трактор, и полон уверенности, происходящей из сознания, что он может нас расплющить, практически не напрягаясь.
— Милости просим в «Альпийские луга», — произнес он с нормальным американским акцептом.
Ф-фух!
— Благодарю вас. — Вайль чуть подался вперед, и голос его прозвучал мелодичнее обычного. Он посмотрел охраннику в глаза — и я шкурой почувствовала, как течет магия от него к наследнику Арнольда. Поток силы с таким чистым ароматом Вайля, что я бы его узнала даже на парфюмерной фабрике. — Через пять минут ты забудешь наши лица и забудешь, что вообще нас видел.
У Младшего отвисла челюсть, зрачки расширились, будто он вдруг поймал приход. Кивнув, он отдал мне приглашение и отступил от машины.
— Ты можешь это повторить, когда Пит в следующий раз будет мне давать выволочку? — спросила я, въезжая на территорию мини-замка Ассана.
Рокот у Вайля в глотке мог быть чем угодно — от рычания и до отрыжки. Покосившись на него, я по дрожи губ поняла, что это он засмеялся.
Лакей долго не мог понять, как это дама из высшего общества хочет сама припарковать свою машину, но Вайль с ним поговорил, и вопрос решился. Лакей направил нас в объезд дома, и я задом втиснулась поближе к передней двери. Умение быстро смываться — до какой-то степени моя специальность. Плохо только, что я сегодня не на «хаммере». Классно было бы подрулить на нем прямо к дому, а потом на обратном пути перемолоть шинами подстриженные живые изгороди с цветочными вазонами.
Но я, как воспитанная девочка голубой крови, подождала, чтобы Вайль подошел и открыл мне дверцу. Мы пошли по тропинке между японских фонариков, обогнули здание… точнее, особняк… в общем, это здоровенное убожище, пытающееся прикинуться уютным домом. Да, пожалуй, так вернее всего.
Белая мраморная лестница вела вверх к дверям, достойным ракетного бункера. Стоявший там человек с бочкообразной грудью, оспенным лицом и глазами скорпиона взял наше приглашение и положил его в устланную кружевами корзину возле своих ног. У меня вдруг мелькнул образ, как он пробирается по лесу, держа перед собой эту корзинку, этакая Красная Шапочка, — и я засмеялась в голос. Они с Вайлем оба посмотрели на меня странными глазами. Тогда я левую руку просунула Вайлю под локоть, а правой погладила по ладони:
— Милый, до меня только сейчас дошел тот анекдот, который ты мне рассказал по дороге! Это восхитительно!
Вайль кивнул, будто понял, и повел меня в дом.
— Надеюсь, ты потом мне объяснишь? — шепнул он, почти не открывая рта.
— Я сейчас объясню.
Но тут я забыла, что хотела сказать, потому что мы вошли в огромный отделанный мрамором зал, освещенный пятью — можете сами посчитать — пятью сверкающими люстрами. На стенах висели бра в таком количестве, что если бы даже погас верхний свет, все равно можно было бы прочесть мелкий шрифт на сомнительном контракте. А полотна на стенах! Я улыбнулась Вайлю так, будто мне самое место среди людей, небрежно владеющих картинами, которые по площади больше всей моей квартиры. Никогда я еще так остро не чувствовала себя не на своем месте. Даже собственные зубы ощущались как поддельные.
— Ты сегодня великолепна, дорогая, — сказал Вайль.
Несколько успокоенная, я ответила:
— Спасибо, милый. Могу ли я на это ответить, что ты с каждым днем становишься все красивее и красивее?
Он грациозно наклонил голову — с ног до головы уверенный в себе мультимиллионер; каковое представление о себе он и хотел внушить нашему хозяину. Помяни черта — он тут как тут, легок на помине, приветствует своих гостей со скользким дружелюбием тигровой акулы, пожирающей добычу. Белый фрак оттенял совершенство темных волос и смуглой кожи, золотые перстни на шести из десяти пальцев подчеркивали изящество рук с коротко обрезанными ногтями.
Я сумела не вздрогнуть, когда он подошел — сплошь зубы и сверкающие черные глаза. Насколько проще бывает жизнь, когда можно просто вытащить пистолет и пристрелить мерзавца. Семнадцатая причина, почему мой герой — Индиана Джонс.
— Моя прекрасная леди! — объявил змееныш, беря мою руку с рукава Вайля и целуя — фу, гадость! — Искренне рад нашему знакомству.
Я ослепительно улыбнулась. Он продолжал шевелить губами, но слов я уже не слышала. Боже, только не сейчас! Но у Бога случился перерыв на кофе, и мои чувства покинули меня и побежали за пончиками. В ощетинившемся мозгу бормотание азиата сменил другой звук — громкое гудение, будто таймер микроволновки, раскормленный стероидами. Дальше у меня сузится поле зрения, сольется в искорку и — пфу! — исчезнет. Потом я приду в себя — может быть, через пару минут. Или через пару дней. А потом, если я буду задавать нужные вопросы, то, вероятно, что я за это время сказала или сделала.
Этого не может быть!
Но это уже было, и я чувствовала, будто умираю, тону в идущем ко дну пробитом корпусе своего рассудка. В отчаянии посмотрела на Вайля, надеясь, что он бросит мне спасательный круг, пока я пытаюсь удержаться на поверхности, не поддаться панике.
Он поймал мой взгляд, просто на секунду, и без единого слова сумел сообщить, что мне уже брошен канат и нет сомнений, что я смогу на нем подняться. Такое доверие я обмануть не могла. Этого не будет.
Я сделала глубокий вдох — и темнота отступила.
— Люсиль Робинсон, — представил Вайль Ассану мое второе «я». — А я ее… — Он сделал паузу, давая нашему хозяину прийти к любому похабному выводу, — помощник, Джереми Бхейн. Мы, естественно, твердые сторонники вашей организации «Начать сначала» и счастливы наконец познакомиться с ее знаменитым основателем.
Ассан пожал Вайлю руку.
— Как это любезно с вашей стороны, — сказал он. Потом протянул руку назад и подтащил некий клон Джессики Симпсон, поставив рядом с собой. Я так отвлеклась, что даже не заметила, как она подошла. Эта женщина была выше меня на добрых три дюйма, а супруга своего, соответственно, на голову. — Моя жена Аманда, — представил ее Ассан.
Я протянула ей руку — с некоторым трудом. Чуть не случившееся у меня отключение высосало силу из мышц, отложив всю ее бурлящую массу в животе. Если бы сейчас Аманда слишком сильно встряхнула мне руку, ее платье от Веры Вонг оказалось бы заблеванным сверху донизу. Но Аманда, к счастью, тоже тяжелоатлетом не была. Руку она мне пожала так, будто моя сделана из тончайшего фарфора, так же поступила с Вайлем, уронила в изнеможении кисть, будто та была залита в бетон, и тихо пролепетала:
— Очень приятно.
Когда чувствуешь себя хреново, у этого состояния есть одно преимущество: ты его тут же узнаешь у других. У Аманды Абн-Ассан почти все силы уходили сейчас на то, чтобы удержаться на ногах. Я глянула мельком на Вайля, узнать, заметил ли он припухлость у нее под глазами. Ответным взглядом он дал мне понять, что да. А почему бы это жена блестящего и успешного пластического хирурга недавно плакала? На ум пришло несколько причин, но ни одна из них не согласовывалась до конца с тем, что я в этой женщине нутром чуяла. Эта загадка стоила того, чтобы ее разгадать. Но позже.
Ассан извинился и увел Аманду, оставив нас с Вайлем стоять и пытаться выглядеть естественно. Вайль взял с подноса проходившего официанта два бокала шампанского, мы чокнулись и выпили. У меня уже скулы сводило от постоянной улыбки. Вайль наклонился, сделав вид, что целует меня ниже уха. Хотя он и не прикоснулся ко мне губами, я все равно его почувствовала аж до пальцев ног. Жас, не надо так глубоко и часто дышать. Мы просто изображаем гостей на вечеринке, не больше. А что у тебя колени подгибаются — ну, так это резкий выброс эстрогена. И все.
— Давай начинать, — шепнул мне Вайль.
Я кивнула, испытывая облегчение, что бессмысленное топтание закончилось. Готова была даже стартовать прямо из текущего исходного положения, лишь бы избавиться от совершенно неуместных ощущений. Сейчас мне нужно будет определить все охранные устройства и запомнить расположение помещений. А потом, когда все гости разойдутся, вернемся за Ассаном. Это и есть моя работа, и видит Бог, мне она по душе.
Все тело уже гудело нетерпением. Это и есть смысл моей жизни. Этот смысл прогнал навязчивые мысли, нервы и кошмары. И только предвкушение работы позволило мне сохранить непринужденный тон при словах:
— Милый, я отойду на минутку. Смотри, чтобы скучал без меня!
— Уже начинаю, — ответил Вайль, бросая на меня взгляд такой сиропный, что любой человек чуть тяжелее зефирины увяз бы в нем по колено.
Ну и чушь мы несем! Зато приятно знать, что если Пит нас вышибет, заработаем себе на хлеб написанием диалогов для «Дней нашей жизни».
Я ему выдала самую широкую, самую фальшивую улыбку, на которую только была способна, и повернулась к лестнице — такие огромные я видела только на киноэкране. Ступени устланы красным плюшем — на нем незаметна будет кровь, если кого-нибудь застрелить. На полпути вверх ступени разделяла площадка, где стояла изукрашенная золотая скамья, дабы отдохнуть на ней, если запыхаешься на пути. Так как мне нужно было обследовать второй этаж, я поступила как Скарлет О'Хара на реверсе — и взлетела на первый пролет.
Скромная табличка с изображением южной красавицы предупредительно подсказала мне подняться еще на один пролет слева, а следующий указатель предложил войти в первую же дверь. Я наклонилась поправить ремень на босоножке и внимательно осмотреться. Наверху лестницы стояли диванчики, затянутые белым шелком, и большая оттоманка, тоже белая, отделяла холл дамского туалета от такого же холла мужского туалета напротив. С моей стороны холл сужался, проходил мимо туалета и еще четырех закрытых дверей, по две на каждой стороне, потом сворачивал за угол. Я быстро прошлась по обеим сторонам, притворяясь, что наслаждаюсь видом, который отовсюду был один и тот же.
Потом вернулась к дамскому туалету. Открыла дверь, оглянувшись через плечо. Я уже успела определить, кто из гостей на самом деле — переодетый охранник Ассана, и сейчас никто из них на меня не смотрел, потому что Вайль именно в этот момент уронил стакан. Поэтому я прошла по коридору, потрогав на проходе все двери и убедившись, что они заперты. В конце коридора я свернула направо, потому что налево шла лестница вниз. Судя по доносящимся звукам, она вела в кухню.
В коридоре с одной стороны находилась длинная скамейка, с другой — ряд окон. Днем наверняка из них открывался захватывающий вид, поскольку выходили они на несколько акров газона. Над скамьей висел подсвеченный прямоугольник картины, где стайка обнаженных египтянок подносила фараону дары в виде изысканных яств, золота и диких зверей в клетках. Фараон явно был от девиц в восторге.
На другом конце коридора лестницы не было — только громадное овальное зеркало в затейливой золотой раме. Я обменялась с собой тревожным взглядом, вспомнив только что пережитое почти-отключение. От воспоминания мне стало нехорошо, и я его выбросила из головы, заставив себя думать о работе.
— Работа, работа, работа, работа, — шептала я, пока не поймала себя на этом и не прикусила себе щеку изнутри.
Повернув прямо у зеркала, я, как и ожидала, оказалась в коридоре возле мужского туалета. Опять две пары запертых дверей. Возле туалета я сделала вид, будто вхожу, потом якобы сообразила, что это не тот туалет, изобразила смущение и поспешила прочь в сторону женского.
На этот раз я в него вошла. В вестибюле, оклеенном обоями с ромбическим рисунком, стояло красное бархатное кресло и массивный папоротник в кадке. Стульчак находился в закутке таком тесном, что мог, бедняга, страдать клаустрофобией. В соседней комнате, где на стене установлены были четыре умывальника, находилась ванна на когтистых лапах и душевая кабина от потолка до пола.
Чтобы потратить полагающееся количество времени, я вымыла руки и немножко поправила волосы. Вошел кто-то еще, поэтому я повернулась, чтобы уйти, приклеив к лицу вежливую улыбку. Улыбка тут же свалилась от потрясения, когда я увидела, что нахожусь в одном туалете с мужчиной. И физиономия у него была не менее ошарашенная.
— Прошу прощения, — сказал он, запустив пальцы в густую белокурую швабру собственных волос. — Я знаю, что мужчинам напротив, но я был уверен, что там меня найдут.
— Вас наверняка найдут и здесь, как только разнесется весть, что какой-то мужчина прячется в женском туалете.
Произнося эти слова, я рассматривала его лицо, и оно мне сразу понравилось. Тот свеженький вид, сразу-после-колледжа, который наводит на мысль, что мир, быть может, не такое уж гнусное место. Одет он был в черный фрак с красной бабочкой, подпоясан широким красным шарфом, на ногах зашнурованные сапоги до середины икры. И еще он жевал резинку.
Такие улыбки, как у него, мне случалось видеть. Смысл их совершенно ясен: «Я такая лапушка, что меня просто нельзя не любить, это только вопрос времени». Но сопровождалась эта улыбка столь искренним весельем, что никак меня не могла обидеть.
— Да бросьте, — сказал он. — Я же вижу, что вы не сплетница. Помогите мне отсюда выбраться. Я не извращенец, просто пролезаю без приглашения.
Я ему почти поверила — но он отвел глаза как раз когда не надо было. Этот мальчик столько времени не врет, сколько я врунов ловлю.
— Это как? Наедаетесь оливками и сыром и убегаете?
— Типа того.
— Звездишь. — Любо было посмотреть, какая у него сделалась ошарашенная физиономия. Никогда, наверное, не слышал, как взрослая женщина ругается. — Говори как есть, а то я не охрану, а полицию позову. Он на миг задумался, насколько рискованно рассказывать правду совершенно незнакомой женщине да еще с такой грязной пастью.
— Знаете, многие верят.
— Я не из многих.
— Без сомнения. — В его взгляде смешались в равных долях уважение и заигрывание. Я, конечно, была польщена, но никак этого не показала. Хотя мне большого труда стоило не улыбнуться, когда он выдул идеальный сиреневый пузырь, хлопнул его и втянул обратно, а потом улыбнулся с извиняющимся видом. — Моя последняя подружка была курильщицей и совратила меня для смеху. Резинка помогает преодолеть тоску по никотину.
— Это хорошо. А теперь брось заговаривать мне зубы и выкладывай.
— Ладно, выкладываю. Я — частный детектив. В основном раскручиваю мошенничество со страховкой. Но Аманду Ассан я знаю всю жизнь. Мы дружили, еще когда у нее были зубы с дыркой и коленки ободранные. Это уже потом ее мамаша решила, что не успокоится, пока Аманда не выиграет все детские конкурсы красоты отсюда и до Таллахаси.
По его интонациям я сразу представила себе мать Аманды: желчная разводка средних лет, у которой подбородков больше, чем мозгов. Бедная Аманда. Небось думала, выходя за Ассана, что вырвалась на свободу.
— В общем, — продолжал он, — Аманда мне позвонила и попросила расследовать тайные дела своего благоверного. В смысле, с кем он там.
— А здесь не слишком публичное собрание для частного расследования? — спросила я, в основном чтобы скрыть свое разочарование, а то он уже навел меня на мысль, будто в нашем мире можно выжить, сохранив после десяти лет хоть сколько-нибудь невинности.
— Ну да. Но очень многое можно узнать об объекте, наблюдая за ним на таких вот мероприятиях. Те, кому есть что прятать, даже не подозревают, как и чем себя выдают. Но для любого, кто смотрит внимательно, это очевидно.
— И я так поняла, что кто-то на тебя обратил слишком много внимания?
Теперь я не смогла удержаться от смеха при виде его физиономии. Она принадлежала пятилетнему ребенку, застуканному за воровством газировки из холодильника.
— Я облажался по полной, — признался он. — Ассан несколько минут назад заметил, что я разговариваю с его женой, и теперь его бандиты гоняются за мной по всему дому, чтобы выяснить о чем.
— Бурный был разговор, я так понимаю.
— Она плакала.
Дилетанты.
— Ладно, — вздохнула я. — Ну что, пойдем выводить тебя отсюда?
Глаза у него засияли так, будто я обещала ему пони на день рождения.
— Вы мне поможете? Вот это да! Я даже не знаю, как вас благодарить! — И снова вернулась победительная улыбка. — Я вам понравился, да?
Бог ты мой, секс на первом свидании ему удавался наверняка чаще, чем Джорджу Клуни!
— Ага, потому и помогаю. Потому что ты абсолютно неотразим. — А еще потому, что мне какой-то инстинкт подсказывает убрать тебя отсюда ко всем чертям. — Как тебя зовут?
— Коул Бимонт.
Он протянул руку — пришлось ее пожать. Хотя бы пожатие у него было твердое.
— Люсиль Робинсон. Значит, мы поступим вот как. Нам с тобой надо найти отсюда запасной выход. Если на кого-нибудь напарываемся, тут же изображаем из себя влюбленных сопляков. Обычно мимо запыхавшейся парочки люди стараются пройти незаметно. Я тебя вывожу на парковку — ты исчезаешь. Дошло?
Он кивнул.
— Есть только еще одна штука, которую надо сделать перед уходом, — сказал он.
Я не успела спросить, что это, как он сгреб меня в охапку и влепил поцелуй прямо в рот. Короткий, но огненный, несмотря на вкус винограда, и когда он меня отпустил, я тяжело дышала.
— Ах ты нахал!
Он улыбнулся — нельзя сказать, что совсем уж виновато, — и ответил:
— Хотел так сделать еще с тех пор, как посмотрел первый фильм про Бонда.
Я кивнула:
— И очень удачно выбрал время. Ну что, теперь пойдем?
Он вежливо мне поклонился.
— После вас, мадам.
Я открыла дверь, осмотрелась и закрыла снова.
— Снизу по лестнице поднимается охранник, — сообщила я Коулу. — Смена плана. Ты ждешь здесь, пока я его отвлекаю. Как только он повернется спиной, идешь по этому коридору, сворачиваешь налево. Прямо вниз по лестнице, в кухню и наружу. Понятно?
Надо отдать Коулу должное — он остался так же вежлив и спокоен.
— Понятно.
Я распахнула дверь и вышла в коридор. Охранник стоял на площадке. Я двинулась вниз по лестнице, рассчитав так, чтобы он был ниже меня на две ступеньки, когда я споткнулась и упала на него. Сам Уилл Феррелл не сыграл бы лучше. Я запищала, привлекая внимание, взметнула руки, хотя постаралась держать сумку покрепче, и рухнула прямо к нему в объятия, повернувшись вместе с ним так, чтобы он оказался спиной к туалету. Потом я лепетала какую-то чушь, тяжело дыша, а Коул тем временем выскользнул из туалета и скрылся в коридоре.
— Ой, спасибо вам, спасибо! — приговаривала я, расправляя на охраннике пиджак и отряхивая его с такой силой, будто высыпала на него миску детской присыпки.
Хотя смотрела я на охранника, излучая обаяние такой густоты, что через него без туманной сирены не проберешься, Коула я все же успела увидеть краем глаза. Он уже почти дошел до поворота, как вдруг рядом с ним открылась дверь. Он остановился, что-то сказал, и дверь тут же закрылась. Коул пожал плечами и двинулся дальше. Я еще раз от всего сердца поблагодарила охранника и двинулась дальше вниз по лестнице.
Вайля я нашла в помещении рядом с передним холлом. В прошлые века такое помещение могли бы назвать салоном. Одной рукой он держал мой бокал, другой пощипывал закуску из буфета.
— Дорогая, — обратился он ко мне, — ты просто обязана попробовать этот паштет. Лучшего я в жизни не ел.
Я улыбнулась, взяла у него бокал и направилась к концу покрытого скатертью стола. Вайль пошел за мной следом — слишком близко. Когда я резко остановилась, он чуть на меня не налетел. Повернувшись к нему лицом, я весело засмеялась, но сказала ему едва слышно:
— Ты меня обнюхиваешь?
Будь его лицо вырублено из гранита, оно не могло бы остаться бесстрастнее, чем сейчас. Но глаза стали серовато-синими, как в бурю.
— Я не умею определять запах вампиров, — ответил он ледяным голосом.
С чего это он?
— Я знаю.
Я повернулась, взяла тарелку, вилку и салфетку, потом пошла к другому концу буфета, вынудив Вайля обойти несколько пар гостей и одного официанта в белом, чтобы от меня не отстать.
— Но люди — совсем другое дело. Их запах я улавливаю отчетливей, чем запах смолы от свежего асфальта на сельской дороге.
Он стоял так неподвижно, что когда он замолк, я могла бы поклясться, будто стою рядом с фигурой из Музея мадам Тюссо, изображающей самого смертоносного из хороших парней. Но прямо сейчас он не казался мне таким уж хорошим.
— К чему ты это?
— На фоне твоего запаха ощущаются еще два, — сказал Вайль, пока я накладывала себе колбасок на тарелку. — Оба мужские. И остатки помады у тебя размазаны. Не потрудишься ли объяснить?
Я холодно улыбнулась, вытирая губы салфеткой.
— Долго рассказывать, — бросила я небрежно, — а нам надо работать.
Я еще добавила себе закусок на тарелку, пока Вайль ожидал, чтобы прошли мимо две звезды фильмов класса «Б». Потом он продолжил наш едва слышный разговор. Голос его был ровен, но глаза — единственные окна, открывающие его истинные чувства, — снова стали меняться. Ой, не к добру.
— Да, припоминаю. Мы, кажется, согласовали сегодня что-то вроде плана. — Вайль и сарказм очень удачно друг с другом сочетаются, и от этого сочетания мне захотелось что-нибудь крепко стукнуть. Удовлетворилась тем, что еще раз ткнула ложкой в вазочку с икрой. Вайль подождал, пока я докажу рыбьим яйцам свое превосходство, потом продолжил: — Систему охраны легко можно обойти. Нам придется понаблюдать за охранниками подольше, чтобы понять схему их перемещений, пусть даже этот прием заставит их отклониться от обычного образа действий. Если ты только не предпочитаешь их скосить из «узи» прямо на месте.
Я злобно посмотрела на Вайля, хотя злилась больше на себя, чем на него. Кажется, у меня вырабатывается привычка сперва прыгать, а потом уже думать, где мой парашют.
— Очень надеюсь, что ты не провалила наше задание, — сказал мне Вайль.
— Ты слишком хорошо меня знаешь, чтобы так думать! — отрезала я и отошла в угол, где стоял высокий фикус в кадке. Пропихивая в глотку тушеные грибы, я лихорадочно гадала, как бы представить свои действия таким образом, чтобы в них прослеживалась хоть видимость логики. Увы. Я покачала головой. Когда-то я была разумным человеком, а теперь мои поступки никак не объяснить. По крайней мере без применения таких слов, как «сумасшедшая», «дура» или же «таблеток наглоталась». Но эту свою личность я очень хорошо умею скрывать. То есть умела до сих пор.
Вайль подошел ближе, грозно встал надо мной, как директор над школьником. Посмотрев на него, я виновато сглотнула виноградину.
— Мы не могли бы отложить этот разговор?
— Что. Здесь. Случилось?
И мне пришлось рассказать все как было, с начала и до конца. И черт меня побери, если это не прозвучало, как эпизод из похождений Нэнси Дрю!
— Значит, ты заводишь себе привычку целоваться в туалете с незнакомыми мужчинами? — Глаза у Вайля потемнели до нефритового цвета и в них вертелся вихрь золотых блесток, от которых у меня слегка закружилась голова. Не получив немедленного ответа, он пояснил: — Потому что в твоем личном деле этого определенно нет.
С теми, кто тебя хорошо знает, всегда так. Свои кнопки «разозли меня» ты им не открываешь — они сами, как ребята старшей ясельной группы, их раскапывают и начинают с энтузиазмом нажимать. Мои кнопки соединены непосредственно с ручными гранатами. И не успел Вайль закончить речь, как я услышала отчетливое звяканье упавшей на пол чеки.
Личное дело? Вот жаль, что у меня сейчас его в руках нет. Я бы так перетянула им тебя по черепу, что ты еще в следующую субботу мог бы в ближайшей церкви звонить вместо колокола!
А потом я бы двинула сама себя по лобным долям. Может, это бы меня вылечило, и не пришлось бы мне снова краснеть за собственные ПДР, как мы их называем в ЦРУ. (Это означает — Предыдущее Дурацкое Решение.) Но я еще не закончила копать себе могилу.
— По твоей милости я не завожу себе привычку целовать кого бы то ни было! — Сообразив на ходу, что для Фрейда эта фраза была бы находкой, я понеслась дальше: — Это было спонтанное действие — то есть такое, которое тебе никогда не приходилось совершать, зуб даю, и хотя ты — как мой начальник — сердишься, что я дала ему понять, зачем мы здесь, ты мог бы — тоже как мой начальник — похвалить меня за устранение ситуации, потенциально угрожающей нашему плану.
И на самом деле я не слишком сожалела о сделанном. Спасти Коула — это было правильно. Для него — и для нас тоже, хотя я не совсем могла объяснить почему. А поцелуй — так я не просто ему не воспротивилась. Я в нем участвовала, и очень энергично. А потому что… а в самом деле почему? И тут же в моей голове возник ответ, похожий на тихий вой старой вдовы: Потому что на какую-то секунду Коул напомнил тебе, какова была Жас до этой трагедии. И помнишь, как тебе нравилось быть такой?
— Как ты думаешь, эти двое мужчин, с которыми ты говорила, тебя узнают? — спросил Вайль.
— Искренне надеюсь!
— Так что когда полиция будет расследовать исчезновение Ассана и последовавшую за ним смерть и станет допрашивать всех, чьи приглашения лежат в этой корзиночке, а Люсиль Робинсон при этом найти не сможет — эти двое смогут дать твой словесный портрет?
У меня желудок свело судорогой, и еда, которую я только что жадно заглотала, попробовала рвануться наружу.
— Слушай, когда кончишь читать мне нотацию, сможешь сделать выговор моей язве? Она тоже неправильно себя ведет.
Вайль взял мою тарелку в одну руку, другой взял меня за локоть, отвел к мусорной корзине, куда и бросил тарелку (хотя не сомневаюсь, что он рассматривал вариант сунуть туда меня). Потом он вывел меня из салона в столовую, а оттуда к бассейну через обрамленную узорной рамой сетчатую дверь.
— Послушай, Вайль, я знаю, что ты живешь в Америке по твоему счету совсем недавно, и потому позволю себе напомнить, что здесь не принято топить оплошавших помощников.
Он сунул руки в карманы, и у него опустились углы губ — у любого другого это можно было бы назвать гримасой.
— Ты поставила под вопрос успех нашего задания и мое высокое мнение о тебе. — Он нахмурился сильнее. — Это совсем не в твоем характере. Скажи, что тебя заставило.
— Понимаешь, в тот момент мне это казалось совершенно правильным поступком.
— Целовать совершенно постороннего мужчину? Показалось тебе правильным поступком? Ты сама слышишь, как это смехотворно звучит?
Его глаза приковали к себе мой взгляд, и мне хотелось сказать: «Вайль, я знаю: ты ожидаешь от меня абсолютного профессионализма. И до сих пор ты его и получал. Но я человек, Вайль, и не могла в какой-то момент не оступиться». Однако я этого не сказала. Начнешь с попыток объясниться — и сама не заметишь, как скатишься до нытья.
— Ошиблась, Вайль. Виновата.
И вот теперь должен был обрушиться молот. Я была очень осторожна, но не выдержала, и Вайль увидел облажавшуюся Жас во всей ее красе. Надо было раньше понять, что в Управлении мне уже не работать. Но надежда склеить разбитую на куски карьеру была единственным якорем, который не давал мне броситься под поезд после того… инцидента, скажем. Наверное, надо было брать клей получше.
Вайль отвел меня в тень между домом и кованой решеткой столовой. На секунду я подумала, что сейчас он меня тяпнет, и я из первых рук узнаю, насколько это больно, когда кусает вампир.
— Я чую в тебе безысходное отчаяние, — прошептал он. — Ощущается, как горелый металл на языке. Но его перекрывает запах решительности. Целеустремленности. Мужества. Инстинкты хищника, искусство мастера. Противоречивая комбинация. Могу ли я довериться ей, Жасмин?
Что такое?
Переход от сильной эмоции к вспышке злости у меня много времени не занимает. Мама говаривала, что это из-за рыжих волос. Думаю, у фрейдистов были бы другие теории, только вдруг мне захотелось смять последние полгода в один ватный ком и запихнуть ему в глотку. Я кровавым потом обливалась, чтобы добиться того, чего добилась. Отбивалась от кошмаров, выкладывалась до конца, не пропускала ни одной лунки. Я похоронила свое прошлое и добрую часть себя самой и попыталась отвечать неимоверным требованиям живой легенды, черт бы ее побрал. И была безупречна — до вот этого задания.
Я вызверилась на Вайля — главным образом, чтобы сдержать слезы, которые грозили хлынуть ручьем. Он ответил самой непроницаемой своей миной. Я вспомнила о сверкающих глазах Коула, о неотразимой улыбке, и подумала, сколько же раз надо было душить свои чувства, чтобы уметь сделать такое лицо, как у Вайля.
— Моя жизнь за твою, — сказала я резко. — Если до этого дойдет, то так оно и будет. И вопросов задавать не стану.
И ты это знаешь, поэтому свое «Могу ли довериться?» засунь себе в…
— Я не об этом спрашивал, — ответил он.
Так, теперь у меня мозги поплыли. А о чем же тогда?
Тут зазвенел звонок, и гости двинулись в столовую. Хотя чувствовала я себя так, будто меня высадили с поезда в Сибири посреди метели, короткий кивок Вайля дал мне понять, что он уже принял решение.
— Ты со мной? — спросил он, и я поняла, что он не про ужин.
Я хотела сказать: «Нет, давай сделаем это в другой раз, когда я не буду трястись, как торчок во время ломки». Но я кивнула, взяла его под руку и позволила ему препроводить меня к столу. Радостной улыбкой встречала Люсиль взгляды собиравшихся в столовую гостей, и ни один из них не догадывался, что за этим фасадом скрывается наемный убийца.
