— Фью-ю-ю-ю-ю! — отчаянно завывала ноябрьская вьюга. Я вздохнул и нехотя открыл глаза. Узкую комнату гостиницы «Караганда» заливало проникшее с улицы Бухар жырау через большое окно желтое, как расплавленный маргарин, солнце. Мысли о пребывании в новом для меня городе привычно радовали юношескую тягу к открытиям и, успокоившись, я снова закрыл глаза.

— Жи-у-у-у-у-у! — рассерженно прибавляет ветер за окном. Я сбросил с себя одеяло, встал, открыл окно и глянул вниз. У подножия могущественного торгового центра City Mall с утра уже бурлила неоднородная субстанция, добродушное варево, булькающий бульон под названием казахский народ. Я глядел сверху вниз на тяжелых женщин с сумками, усталых мужиков, бредущих на свои работы, худых парней, девочек в курточках, топочущих по снегу каблучками. В таких вот наблюдениях и в том, что ты незнакомец в чужом городе, есть определенные преимущества. Ты будто обозреваешь разыгрываемый на сцене спектакль вместо того, чтобы в нем участвовать.

…

Накануне вечером поезд Алматы-Петропавловск оставил меня в Караганде. В вагоне-ресторане я всю дорогу флиртовал с симпатичной длинноногой карагандинкой, возвращавшейся домой из командировки. Между нами происходила напряженная и страстная игра взглядами, мысленно я уже ласкал ее белую плоть выше чулок, но так ничего и не предпринял. Думал о Джулиане. Несмотря на то, что я обожаю соблазнять женщин, в глубине души я все-таки однолюб.

Явился я на холодную, бушующую ветрами, карагандинскую территорию в необдуманно алматинском обличье: легкий пиджак, светло-коричневые весенние брюки, тонкое черное пальто, обмотанное сверху итальянским шарфом. Зал вокзала был забит темными человечьими лицами и штабелями багажа. Выйдя на улицу, я не обнаружил снаружи ни одной машины такси. Зато ужасный, завывающий ветер нагло бил мне в лицо, забрасывая в физиономию горстки мокрого не то снега, не то дождя. Побродив десять минут в хаосе снега, автомобилей и ругательств, я наконец нашел таксиста, мордатого типа в цигейковой шапке.

— Куда? — спросил мордатый.

— В гостиницу «Караганда».

— Три тысячи.

— Две, и ни цента больше!

— Садись.

В темноте неба, в метели, яркими огнями горели фонари хорошо освещенной ночной Караганды. Город напоминал котельную Дьявола. Еще в XIX веке здесь ничего не было. Существует легенда, что в начале прошлого столетия мальчик-пастух по имени Аппак Байжанов нашел здесь уголь и с этого момента в этой богом забытой степи началась его добыча сначала русскими, а затем французскими и английскими предпринимателями. Караганда — гигантский индустриальный центр, подобный, скажем, Детройту в Соединенных Штатах Америки.

Гостиница «Караганда» представляет собой нечто среднее между неоготическим советским строением и византийской тюрьмой. При этом она считается гостиницей класса VIP, еще со времен номенклатуры Казахской ССР, и находится в самом центре города. Меня поразило, что в коридорах, просторных, как холлы римских языческих храмов, не ощущалось праздничного пафоса, свойственного классическим советским гостиницам. В светлых штанах, в шарфе, с байроновской улыбочкой я поднялся к себе в номер. В номере не оказалось интернета, а значит, и возможности поговорить с любимой женщиной по Skype, или оставить еще один остроумный комментарий в Twitter. Блядь. Мне объяснили, что интернет во всей гостинице имеется лишь на третьем этаже, в кафе с символическим и сюрреалистическим названием «Шатра». В «Шатре» всемирной сети также не оказалось, зато там сидела парочка свиноподобных проституток.

…

На следующий день, проснувшись, я решил совершить первые шаги по грязному снегу шахтерской столицы моей Родины. Будущее пряталось в утреннем городском воздухе. Спешно натянув зеленые вельветовые брюки, серый пиджак и пальто, я открыл дверь в темный коридор, вышел и громко вставил ключ в замок двери.

— Эй, вы куда? Оставьте ключ! — разгневанно сообщила мне появившаяся из ниоткуда седая, породистая вахтерша, смотрящая за этажом. Одна рука покоилась на бедре, другая, с дымящейся папиросой — у рта.

— Я и не знал, что в отелях еще существуют вахтерши! — весело ответил я. — Прямо как в советских гостиницах. А вы — типичная советская вахтерша!

— Молодой человек, не нужно оскорблений, я просто выполняю свою работу!

Наверное, я излучал излишнюю самоуверенность сверхчеловека, вдоволь покатавшегося по миру, и проявлял надменность и фамильярность в обращении с новым провинциальным городом. Хмурая пожилая служительница этого дворца была просто хмурой и советской, не похожей на ловкачей, набивающих себе брюхо в вестибюле, и не заслуживала от меня подобных едких реплик. Отдав ключи и стараясь не встречаться с ней взглядом, я поспешил спуститься вниз.

Я люблю бродить по незнакомым городам один. Когда ты гуляешь со спутником или спутницей, впечатления часто делятся и тебе достается лишь небольшая их доля. Части впечатлений ты вообще лишаешься из-за постоянных разговоров или глупого бормотания сопровождающих. Выйдя на улицу, я смешался с народом и уверенно пошел в центральную часть города, в сторону, где, по моим соображениям, находился театр.

Проходя мимо памятника Нуркену Абдирову, я остановился и задумался на несколько минут. Знаменитый казахский летчик совершил свой блистательный и бесполезный жест в 1942 году во время Второй Мировой войны. При штурмовке позиций противника его самолет получил прямое попадание в мотор и загорелся. Понимая, что шансов дотянуть до своих нет, Абдиров направил горящую машину в колонну вражеских танков. Памятник изображает его именно в этот суицидальный момент, с пронзительным, фанатичным выражением японского самурая на лице. Разглядывая этот милитаристский монумент, я вспомнил строчки из свода самурайских правил Хагакурэ: «В ситуации “или/или” без колебаний выбирай смерть. Это нетрудно. Исполнись решимости и действуй. Только малодушные оправдывают себя рассуждениями о том, что умереть, не достигнув цели, означает умереть собачьей смертью». Абдиров, скорее всего, был эстетом.

Далее по улице я увидел еще один памятник, скульптуру монумента «Шахтерская слава». Две фигуры шахтеров отлиты в бронзе, металл патинирован, одно лицо азиатское, другое явно славянское. Мужики держат булдырину угля над собой: казах — двумя руками, а русский — одной. Впоследствии я узнал, что народное название сего произведения звучит следующим образом: «Как русский казаха наебал».

Так я брел несколько часов. И не заметил, как забрел в спальный район Караганды — Юго-Восток. Облупленные, высоченные коробки жилых кварталов, набитые жильцами, были окружены там разного рода фабриками и производствами. Люди, проходящие мимо, драпировались в одежды несколько старомодные. Все мужики были грубые, мощные, с выразительными кожаными лицами, как у римских легионеров. И казалось, что ничто на свете — ни взрыв на шахте, ни мировой финансовый кризис, ни вступление в ВТО, ни даже план Маршалла не смогут поменять эти лица. Сейчас среди алматинцев не встретишь таких лиц. Молодые алматинские мужчины похожи на девушек. Одежда стала неприлично яркой, от яркой одежды многие превратились в детей. В алматинских женщинах преобладает либо мужское, либо девочкино, либо совсем бесполое. Эти же явно не обабились и не впали в детство.

Дабы согреться, я забрел в первый попавшийся пивной ресторан с военным названием «Форпост». В оформленном в рыцарском стиле кабаке я неплохо нагрузился пивом местного производства, после этого память моя, как вы понимаете, перешла в несколько экзальтированное состояние. Бухим я не был, но мыслил неаккуратно, руководствовался скорее эмоциями, чем холодным рассудком. Те танцевали. Эти пели. Многие просто пьяно шатались. Один солидный человек, молчащий весь вечер, вдруг вскочил и исполнил посреди танцпола дикий и артистичный танец.

Потом какие-то случайные местные девочки позвали меня и еще каких-то пацанов в дружескую квартиру. Идея не слишком меня вдохновляла, и даже смущала — но я отправился туда вместе со всеми. Я не хотел ничего пропускать, ибо «пропустить что-то» — это все равно что совершить смертельный грех.

В потрепанной квартире одной из девушек уже находились какие-то обдолбанные люди в разноцветных париках, сидящие на подоконниках и газовых плитах, небольшие серо-белые клубы дыма возносились под потолком из закрученной оловянной фольги. Девчонки, под воздействием алкогольных паров, пустились в какой-то отвратительный танец, больше похожий на утреннюю аэробику вкупе с пустым выражением лица, под жуткую музыку техно прямо в гостиной. Остальные ребята расселись вокруг, глядя на них с раскрытыми ртами. Потом какой-то белобрысый мужик с гнилой бородой подошел, подтанцовывая в ритм одной из них, схватил ее за задницу и поцеловал в губы. После этого они вместе рухнули на пол, прямо как в фильме «Дикая Орхидея». Из прокуренной кухни доносились тревожные звуки, как будто- кто-то кого-то хлестал прутом. Если бы только у меня была с собой видеокамера, из всего этого действа получилась бы совсем неплохая комедия. Я не знаю, что было не так, но все выглядело чересчур смешно, напыщенно и театрально. Я пьяно смотрел на все это и думал, совершали летчик Абдиров и другие герои второй мировой свои героические поступки лишь для того, чтобы их потомки превратились в обдолбанных, непутевых молодых людей, танцующих техно? Единственным логическим ответом было: да, именно для этого. От этой мысли мне стало не по себе, я вышел на улицу и попытался поймать такси. Снаружи не было видно ни одной машины. Был уже третий час ночи.

Я поднял голову и посмотрел на табличку с наименованием улицы. «Микрорайон Орбита-1». Перейдя какой-то большой и темный проспект, я зашагал в сторону, где, на свой воспаленный взгляд, я должен был найти такси. Вместо машин я увидел километры пустынных кварталов. Дома выглядели брошенными, необитаемыми, или едва обитаемыми, с выбитыми стеклами в некоторых местах. И я, ничего не подозревающий, уверенной походкой попиздовал в сумеречную зону.

Сейчас, когда смотрю на карту Караганды, я вижу, каким же был идиотом. Даже с ножом в сапоге в таком месте невозможно чувствовать себя в безопасности. Если тебя тут ограбят и похоронят, то никто никогда в жизни здесь тебя не найдет. Внезапно улица, в которую я углубился, уперлась в пустырь, который подымался куда-то во тьму. Вместо того, чтобы пойти обратно, я решительно двинулся вперед. Дома-хрущевки вскоре вовсе кончились, и теперь я шел вдоль каких-то гор мусора и развалин, из чрев которых вонючими потоками высыпались наружу груды битого кирпича, горелого дерева, стекла и неопределенных кусков чего-то, подозрительно похожего на собачьи трупы.

Холодный ветер задирал полу моего пальто. Было темно, мрачно и совсем безлюдно. Откуда-то из развалин я порой слышал странные звуки. Смех и разговоры небольших человеческих сборищ. Однажды я точно так же терялся в Гарлеме, во время одной из моих многочисленных пьяных поездок в Нью-Йорк. Там я даже смело проходил сквозь толпу подозрительных негров-гангстеров, членов местных бандитских шаек, и никто меня не трогал. Так что человек я бывалый и практичный, как прошедший войну солдат. К тому же, сами помните: «В ситуации пятьдесят на пятьдесят между жизнью и смертью просто пореши на том, чтобы выбрать немедленную смерть».

Тени шепотов прошли, даже не окликнув мое черное пальто. Может быть, они, да, думали, что я маньяк, а может, мафиозник, а может, сынок местного акима.

Вдруг сзади послышался звук мотора. Я развернулся и увидел ползущую с другой стороны улицы «Дэу-Нексия». От машины тепло веяло августом и жизнью, и я подумал с наслаждением о поездке в Португалию, которую я еще смогу, пожалуй, совершить.

— А как ты попал сюда, чувак? — спросил удивленный пожилой водитель.

— Свернул не туда, — лениво объяснил я.

— И ты пришел сюда пешком? — воскликнул человек, будто я совершил некий подвиг.

…

Уже к рассвету я, наконец, обессиленный, ввалился в номер гостиницы «Караганда» и открыл дверь выданным мне суровой вахтершей ключом. Я устремился напрямую к бару, где за день до этого предусмотрительно оставил бутылочку 15-летнего «Гленливета». По телевизору показывали ностальгический черно-белый клип группы Black «Wonderful Life». Долго выдерживать эту песню я не смог.

«Котельная Дьявола», — подумалось мне, пока я засыпал в неудобном кресле.