Родители нашли мне очередную невесту. Это они себе на старости лет придумали такую забаву — раз в полгода находить мне невесту. «Она из хорошей семьи, училась в АГУ, красавица, по дому убирает, готовит, стирает etc. — говорит мне мать. — Айгеримой зовут». Что я могу ответить матери? Что я не такой тип? Что принадлежу к странному человеческому разряду под названием «ебнутые»? Во все времена и в любую эпоху существовали эти вот «ебнутые». Я попробовал разные виды расширителей сознания, я делал любовь с сотнями горячих женщин разных рас, племен и национальностей, я познал ощущение свободы Керуака, Кастанеды и Моррисона, в конце концов. И после всего этого я должен сидеть в квартирке с Айгеримой, смотреть, как она пальцами ног шевелит и меняет подгузники? Hell no. Вот только как объяснить это маме?

К тому же, несколько дней кряду я переживал страшнейшую диарею, ибо желудок мой все еще адаптировался к микробам алматинской системы водоснабжения. После нескольких дней в командировке стенки моего кишечника были набиты агрессивными бактериями из Павлодара. Эти павлодарские бактерии были настоящими быдло-жлобами и ксенофобами. Как только первая алматинская парамеция проложила свой путь в низ моего кишечного тракта, каждый из присутствующих там павлодарских быдло-микробов уже держал свой ствол наготове. Их битва была кровавой. Из глубин моего живота постоянно раздавались стоны и агрессивный рев. Меня мучил ужасный понос.

Несмотря на свой недуг, по настоянию родителей, я все-таки согласился встретиться с Айгеримой. Мы пошли с ней в ГАТОБ на постановку «Евгения Онегина». Она выглядела немного старше и тяжелее, чем я себе представлял изначально. В разительно трагической манере на ней были развешаны дорогие ювелирные украшения: золотое ожерелье и браслет, изумрудное кольцо — свидетельство о небедных родителях. Она дважды объяснила мне, почему изумруд ее был настоящим, а не поддельным, как будто у меня имелись на тот счет серьезные сомнения.

И вот в рассветном тумане Ленский, с налетом ностальгии перед дуэлью с Онегиным, пел свою самую трогательную арию в опере: «Куда, куда, куда вы удалились? Весны моей златые дни?». Он удерживал последнюю ноту, на глазах наворачивалась слеза, как вдруг, откуда ни возьмись, раздался грозный рык всемогущего льва. Все в зале застыли в немом шоке — ГАТОБ никогда не был известен инновационными постановками, а тут казалось, что Ленского вот-вот поглотит сбежавшее из зоопарка животное… Но нет, это была просто Айгерима, получившая СМС на телефон с африканским рингтоном. Я подарил ей свой самый ненавистный взгляд, однако, она была слишком занята чтением своего сообщения.

Потом мы отправились в Guns and Roses, ее излюбленное заведение, где сели за столик рядом с какими-то арабами и выпили по одному виски с колой и одному «Лонг-Айленду». Я беспокоился лишь о том, сколько денег мне придется на нее потратить. Она приняла мое беспокойство за скептицизм.

— Я ездила в Италию два раза, в Лондоне гостила пару раз…

— Серьезно? Уау.

— Я была на Кипре. В Мальте. Обожаю Кипр.

— Да, Кипр — это нечто.

— А на Новый год я собираюсь в Египет.

— Будь осторожна, арабские мужики любят наших женщин. Посмотри на тех, за соседним столиком. Смотрят, как коршуны.

— Я знаю. Но я не выношу арабов. И африканцев.

— Почему?

— Они воняют. Индусы воняют, африканцы воняют. И русские мужики тоже.

«Странное существует поверье у казахских женщин о том, что все остальные нации воняют», — только успел подумать я, как у меня вновь скрутило живот. Павлодарские бактерии не желали сдаваться и переходили в наступление. Лицо мое скукожилось в отвратительной гримасе, и я дал газу. Учуяв неладное, Айгерима посмотрела на меня с сожалением. Ее разочарование было монументальным и достигавшим чего-то близкого к тому, что нейтральный наблюдатель мог бы назвать «омерзением».

Стайка несменных шлюх танцевала возле бара. В какой-то момент я помню, что опрокинул и расплескал «Лонг-Айленд» Айгеримы по всей ее ноге, пытаясь произнести тост в адрес стоящих рядом похабных арабов. Набухавшись, я почему-то стал очень дружелюбным и решил произнести в их честь тост. После нескольких неловких моментов они великодушно решили пригласить нас за свой столик, где мы продолжили пить, бог знает, за что.

— Вы не террористы! Вы наши братья! — пьяно говорил я.

Айгерима не понимала моего веселого настроения.

— Ты не мог бы быть чуть более гадким? Ты вечно улыбаешься и со всеми дружишь!

— Я люблю-ю-ю-ю-ю тебя, Айгерима…

— Фу!

— И я люблю моих арабских друзей!

Она дала мне еще один шанс и беспрекословно подчинилась, когда я грубо запихнул ее в такси. Это был единственный жест с моей стороны, который впечатлил ее в тот вечер.

— Вот так ты больше похож на мужчину.

— Айгерима, давай забудем обо всем этом говне. Выходи за меня!

— Фу-у-у! Нет!

На этом эпизоде, в принципе, надо было встать и уйти. Однако она, уже довольно подвыпившая, спросила, когда же я наконец уведу ее к себе домой. И хотя моя мужская гордость была немного уязвлена, ее слова действительно подвигли меня к действию. Я забрал ее к себе. Мы поцеловались. Дома Айгерима попросила меня подождать, пока она примет душ. Я дал ей полотенце и антибактериальное мыло «Сэйфгард».

Больше всего женщины боятся скуки — той скуки, что вечно гудит в их головах, той скуки, от которой они пытаются убежать всю свою жизнь. Так что, если вы действительно хотите достать слабый пол, то вам необходимо им наскучить. И нет лучшего способа наскучить женщине, чем разочаровать ее. Докучайте им, не будучи слишком скучными. Будьте мягко обаятельными, безвредными и обезоруживающими. Улыбайтесь побольше и извиняйтесь за неверные слова. Убивайте в них все ожидания на ваш счет. Объявляйте о своей любви без борьбы. Если она все еще захочет забраться к вам в постель, если у нее все еще остается одна последняя надежда, тогда сделайте все быстро и с минимальными потерями. После секса быстро переворачивайтесь на другой бок и засыпайте, не обращая внимания на ее желание поговорить.

— В реальности ты совсем не злой, — говорила она. — Ты просто милый парень, который притворяется подлым.

Проснувшись через несколько часов, я услышал, как она тихо одевается, пытаясь ускользнуть незаметной. Мы ничего не сказали друг другу. Когда она ушла, я закрыл дверь, вышел на балкон, закурил и точно решил для себя, что хочу быть один. Большинство людей боятся одиночества. Для меня одиночество словно нирвана. Наверное, все это началось в глубоком детстве: моими самыми счастливыми детскими воспоминаниями являются моменты, когда я оставался один в своей комнате — родители на работе или в гостях. Я слышал тихий шелест предметов, ощущал запахи, воображал вещи, когда оставался наедине с собой, без людей вокруг. Люди лишь нарушали мое восприятие. И до сих пор долгое присутствие женщины в моем пространстве доставляет мне дискомфорт. А если между нами любовь, тогда мне вообще пиздец. В любви каждая эмоция, каждая мысль становится опосредованной и поврежденной. Простого знания того, что она может позвонить, достаточно для вывиха воображения.

Чистота эмоций и мыслей очень недооценена в наши суровые дни.