Все люди в мире делятся на тех, кто идёт навстречу своим страхам — и на тех, кто от них бежит. Дима принадлежал к подавляюще многочисленным «бегунам».

Сначала был шок. Как у Робинзона, который увидел на песке отпечаток босой ноги: я здесь больше не один! Мой маленький, но понятный и устоявшийся мир порушен!

Затем — мгновенная радость. Ура! Я уже не один такой! Одиночеству конец, затворничеству конец!

А следом за радостью пришёл страх. Теперь не убежишь, не спрячешься, не возьмёшь безнаказанно «дань» с нуворишей. Нет уже безопасного места, коим являлся весь мир в ускорении.

Всё это пронеслось в голове буквально за секунду. А в следующее мгновение ноги, даже не дожидаясь приказа мозга, уже напружинились — и толкнули тело вперёд, дальше, прочь! Убежать, спрятаться, затаиться! Никто не должен знать о его секрете, никто!

Шаг, другой, глаза закрываются, дабы сконцентрироваться и ускориться до максимума, но мысли скачут, они в беспорядке и смятении, страх и паника рушат такую нужную концентрацию. Нет, никак сейчас не удаётся! Тогда прочь, как можно быстрее — прочь!

Что-то чёрное и гибкое выныривает из бокового проулка, проносится перед глазами, да так быстро, что не разобрать. Клякса просто! Есть — и нет её. Клякса с руками и ногами. Вот снова возникла, теперь уже справа. У кляксы появились глаза, сверкнула ими почему-то задорно. И вновь исчезла. Чтобы появиться прямо на пути.

— Стой! — пискнула клякса, непостижимым образом превращаясь в миловидную тонкую девушку, затянутую в чёрный обтягивающий костюм. Она вытянула предостерегающе руку в запретном жесте. Дима к такому повороту событий явно не был готов, инерция, набранная им в ускорении, не могла погаситься вот просто так. А не подчиниться прозвучавшему приказу он почему-то не решился.

Заскрипели от диких нагрузок сочленения колёс на роликовых коньках, закричали немо, но уже привычно икры и бёдра, выталкивая в землю набранный телом импульс. Затормозить удалось буквально в сантиметрах от невозмутимой «чёрной кошки», как тут же окрестил её Суперпупс. Та ничуть не испугалась, конечно, ведь по всем признакам была раз в пять сейчас быстрее Димы, так что в любой момент смогла бы уйти в сторону, пропуская «живой болид».

Девушка склонила голову набок, рассматривая застывшего перед ней юношу. Зрачки её двигались быстро, да и сама она постоянно находилась в движении, причём все её движения, несмотря на скорость, были плавные и чёткие. Словно ласка, словно юркая змейка. Вот она насмотрелась на Диму «во фрунт», так сказать, потом обежала его вокруг, сунула нос в сумку с топориком, потом тронула баллоны противогаза, испачкалась в гари, смешно наморщила носик. И непрестанно при этом щебетала:

— Кто? Кто? Кто ты такой, откуда? Я тебя не знаю. Не видела. Ты откуда? Ты где? Как ты? Где ты всё время прятался? Почему ты в этом странном костюме? Ты водолаз? Пожарник? Эмчээсовец? Чем занимаешься? Где живёшь? Почему я тебя раньше не видела? Почему ты молчишь?

Теперь Суперпупс понял, как слышали его гопники. Это действительно было смешно. А Дима ничего не мог ей ответить. Горло словно судорога схватила. Слишком быстро всё произошло. Он никак не мог понять: друг это или враг? Что ей от него нужно? Чем ему грозит эта встреча? И на какой её вопрос отвечать в первую очередь?

— Пр-р-р, — нижнюю челюсть заклинило в дрожи.

Девушка хихикнула:

— Ух ты! Ты умеешь говорить!

Дима глубоко вздохнул, попытался успокоиться. Слегка получилось.

— П-привет, — всё же заикнулся.

— П-привет, — передразнила она его, но тут же улыбнулась и серебристо рассмеялась. — Какой ты сла-авный!

Её улыбка была искристая, очень радостная, весёлая. У Димы словно камень с души свалился. Он вздохнул уже свободно и думал было уже прикрыть веки и сконцентрироваться-таки для ускорения, чтобы хотя бы сравняться с ней и понимать друг друга более адекватно, но тут издалека, пробиваясь сквозь рык и бубнёж города, долетел звонкий крик:

— Ки-и-ися! Кися, ты де?

Взгляд у девушки мгновенно изменился с весёлого на тревожный, улыбку словно кто-то стёр с лица, между бровей появилась «тревожная» складка. Она прильнула к Диме и зашептала быстро, едва различимо:

— Замри! Замри и не двигайся! Даже не дыши! А когда мы уйдём — беги что было сил!

Это очередное и вновь почти мгновенное преображение девушки снова выбило Диму из колеи. Начавший разливаться по членам покой тут же был уничтожен страхом и тревогой: «Зачем замирать? Зачем потом убегать? Что происходит?» Он даже не сразу заметил, что руки девушки быстро и привычно обшаривает его одежду (почему-то показалось, что в деле лазанья по карманам она явно не новичок). Не найдя того, что искала, девушка-клякса рванула липучки, потом замок молнии — и запустила руки под одежду пожарного. Обалдевший от всего происходящего, Дима просто остолбенел. Что его, по сути, и спасло.

— Кися! Вот ты где! — откуда-то сбоку и совсем рядом долетел такой же писклявый крик. — Ты чего не… опа! Чё за тип? Шибанутый какой-то, чё ли?

Надо сказать, застыл Дима в такой позе и с таким выражением лица, что со стороны вполне мог походить на умственно недоразвитого. Рот приоткрыт, глаза широко распахнуты, само выражение лица как у ошарашенного (а так, в принципе, и было). То ли испуган сильно, то ли восхищён. Но больше всего похож на эдакого дебильчика.

— Да так… Знакомец мой бывший.

— Бывший? — тут же подхватил пока невидимый молодой человек. — Это твой бывший?

— Валька, успокойся, мы давно разбежались.

Диме стало совсем непонятно и страшно. Откуда-то сбоку в поле зрения буквально ворвался парень. Суперпупсу стоило невероятных усилий тут же не сконцентрировать на нём взгляд. Зрачки его задрожали, глаза запекло и очень захотелось моргнуть. Во вновь сведённое судорогой горло чуть ли не с хрипом медленно втягивался воздух.

В смутном силуэте парня можно было распознать только примерный его возраст: лет двадцать, плюс-минус. Во что он был одет, не было видно, но вот пару раз мелькнувшую почти перед носом бейсбольную биту не заметить было невозможно. Суперпупс едва успел задушить в себе вырывающийся крик ужаса. Один удар по телу — и ты с переломом. Один удар по голове — и можешь оказаться на том свете. Уж Дима знал, да-да.

— Слышь ты, уррррод, — пропищал «Валька».

— Успокойся! — резко осадила его девушка и, наконец, нашла то, что искала. Вытащила из внутреннего кармана портмоне Димы. — Он мой!

Пока она рылась в его портмоне, парень петушился, думая, конечно, что застывший человек его вряд ли слышит и видит, а вот девушка — да. Иными словами, просто играл на публику:

— Увижу тя ещё раз — башню снесу, понял, урррод? Вырядился как педик. Слышь, ты, педик! Урррод.

Он посекундно замахивался битой, агрессия, напускная или всамделишная с него так и пёрла. Дима выл внутри, держался, но из последних сил. Девушка демонстративно махнула перед носом у исходившего беленой парня выуженными из портмоне деньгами:

— Он мне денег был должен! Всё! Уходим!

Она развернула его за плечи и подтолкнула, а сама очень быстрым движением вернулась к Суперпупсу, сунула ему руку за пазуху, возвращая взятое, шепнула на ухо остолбеневшему парню:

— Я тебя найду!

И тут же вновь вцепилась в «Вальку», всё так же хорохорившегося и показывающего своё возмущение. Парень заехал битой по дорожному знаку, сбивая его со стойки. Резкий «БАМ!» больно стеганул по ушам. Писклявые крики быстро стали удаляться, вдруг рывком на полтона стали тише: парочка свернула в боковую улочку.

Дима с шипением и стоном закрыл глаза, потёр их, слезящиеся и пекущие. Воздуха всё не хватало, он дышал часто и глубоко, а всё равно не хватало. Сунул руку за пазуху, выудил портмоне. Деньги, вынутые из кармашка, теперь, скомканные, валялись в беспорядке. Кредитные карты и скидочные карточки — тоже. Что же она взяла? И взяла ли хоть что-то? Ах, да. Визитку.

Визитку?!

На ней же ФИО, наименование конторы, в которой работает, адрес, электронная почта и телефоны! У неё есть всё, что только нужно, чтобы его найти!

Чёрт! Чёрт!

Тут до Димы дошло, что тот слышимый уже какое-то время всё нарастающий писклявый крик — это неспроста. Это не плод возбуждённого воображения и не слуховая галлюцинация. Это возвращается тот Вальк. С битой! Тут же вспомнилось предостережение девушки, которое он напрочь забыл: «А когда мы уйдём — беги что было сил!» Так вот, зачем она ему это сказала тогда! Она знала, она догадывалась.

«Беги-и-и!!!» — закричало его сознание. Секунды растянулись в вечность, и в эту вечность одномоментно несколько мыслей схлестнулись за право быть первой и главной:

— Он тебя убьёт.

— Я не успею убежать.

— Застынь!

— Беги!

— Спрячься в тех кустах!

Последняя равная из всех мыслей оказалась самой настырной, она сумела направить рвущееся во всех направлениях тело с дороги в ближайший парк — и Дима, вывернувшись под неестественным углом, бросился в просвет между густыми кустами. Разворот, растягивающий ещё пару сухожилий, и тело летит на траву, закатываясь за естественную лиственно-веточную преграду.

Пару глубоких вздохов, чтобы набрать побольше воздуха и задавить рвущийся наружу крик боли. И застыть! Застыть!

Писклявый крик рывком приблизился — и на перекрёсток, где Дима был несколько мгновений назад, вылетел разъярённый Валька. Суперпупс не понимал, что он такого сделал, что этот парень — о да, это был всего лишь парень, теперь ясно было видно — так на него разозлился. Валька метнулся туда, сюда, в недоумении посмотрел по сторонам: не ошибся ли местом? А если не ошибся, то где этот «бывший» в цветастом карнавальном костюме пожарного? Ведь был же здесь! Вот тут же стоял! А нет его. Куда подевался. Неужели всё привиделось?

Нерастраченная злоба искала выход.

— Она моя! — что было сил крикнул он просто в небо. — Моя!

Бум! — зазвенело смятое от удара крыло оказавшейся рядом машины. Бум!

Хрясь! — разлетелось осколками зеркало заднего вида.

Хоть так выплеснув излишнюю агрессию, молодой человек, в последний раз глянув по сторонам, неспешно потрусил прочь, останавливаясь возле каждого мужчины и отвешивая им сильные пинки.

«Вот урод-то!» — возмутился про себя Дима и с удивлением обнаружил, что сжимает рукоять пожарного топорика. Когда только успел вынуть?

Бум! Бум! Хрясь! — звуки бушующего внезапного «претендента» удалялись.

Дима стёр со лба холодный пот, содрогнулся от той картинки, которую представил, попадись он этому Вальку под руку… под биту. Потом осторожно выглянул из-за кустов, тщательно осмотрел окрестности. Ускорился до 1/50 — и быстро, но осторожно помчался домой.

* * *

Дзынь!

Дима недовольно поморщился, зарываясь поглубже в подушку. Суббота же! Утро же! Какой козёл ходит по гостям в такую рань?

После вчерашних нервных потрясений и таких неожиданных встреч, долгого головоломания на недострое, как дальше быть и как дальше жить, после почти бессонной ночи, Суперпупс провалился в сладкий, хоть и нервный, судя по скомканным простыням и сброшенному на пол пододеяльнику, сон. А тут ни свет, ни заря — бросил мельком взгляд на часы — в каких-то девять утра приходят и звонят!

Дзыыыынь!

И звонят, блин, и звонят! Ну кто там уже встал, может, подойдёт, наконец?

Проскрипели половицы под «почти неслышным подкрадыванием» мамы. Она умудрялась так на цыпочках ходить, что слышал весь этаж. Соседи на втором, говорят, потолок звукоизоляцией начали покрывать. О, как их понимал Дима.

Он протяжно зевнул и с бормотанием и причмокиванием вновь зарылся в подушку. Мама разберётся. Она никого не боялась, вот разве что только всяких там евангелистов и иже с ними, ходящих с проповедями по этажам, недолюбливала. Не то, чтобы они причиняли ей какие-нибудь неудобства, нет. Наоборот. Мама Димы их просто обожала! Более того — она на них охотилась! Когда очередные сектанты стучались в дверь и вопрошали своё каноническое «Веруете ли вы в Бога?», они не знали, с кем свела их нелёгкая. Она обладала хорошей памятью, а потому, несколько раз ради интереса читавшая Библию, знала её практически наизусть. Теперь на каждый вопрос сектантов выдавала точные цитаты, надёрганные из Евангелий, да всякий раз в тему, да со всеми этими номерами стихов, столбцов и прочая, прочая. Померившись таким образом уровнем знания догматов, да ещё и с житейскими вставками и наблюдениями, сектанты бывали напрочь разбиты, уничтожены и раздавлены. Они тогда пытались ретироваться, да не тут-то было! Теперь уже Димина мама шла в атаку и забрасывала их библейскими курьёзами и апориями, сваливая в эту кучу научные словечки и околонаучную чушь, вычитанную в жёлтых газетёнках и увиденные в паршивых шоу. Сектанты от такого напора с грохотом скатывались на первый этаж и больше никогда в этот подъезд не заходили. Но сект было много, и не все ещё внесли этот подъезд, эту квартиру в свой чёрный список. Потому Димина мама и подкрадывалась на цыпочках к двери, чтобы, если это таки они (В самом деле, ну кто кроме них в такую рань будет в дверь ломиться? Не Винни Пух же, кто любит ходить в гости по утрам?), то чтобы уж наверняка! Чтобы уж не сбежали!

А недолюбливала она их по другой причине: уж слишком много времени, бывало, забирали их словесные баталии. Слава богу, она не любила Интернет, иначе подсела бы прочно: в сети процент тех, кто «не прав», просто зашкаливает.

Дима уже снова увидел мультяшную пони с радужным хвостом, зовущую его в страну грёз, как вдруг реальность вновь внесла свои коррективы.

Сначала из коридора послышалось недоверчивое хмыканье и Димина мама громогласно прошептала:

— Кто там?

То, что она услышала в ответ, видать, её удивило. Очередное хмыканье, потом звон цепочки и грохот открываемых замков.

— Здрасьть, Алла Евгеньевна, а Диму можно? — звонко прощебетали на пороге.

Этот голос цепко схватил уплывающее в мир сновидений сознание Суперпупса и с размаху забросил в бренное тело-клетку. Женский голос! Девчачий! Не искажённый ускорением, но всё равно узнаваемый голос вчерашней «кошки-кляксы». Они до него добрались!

Как? Как такое возможно?! А он так надеялся подготовиться за выходные, ведь на визитке не было его домашних адреса и телефона, только рабочие и мобильный. Сотовый он вчера тут же отрубил, в понедельник на работу выходить не планировал, да и вообще: собирался «заболеть» или того больше — уволиться. Чтобы не достали. Он даже выкопал один из пистолетов, но совсем не был уверен в его боеспособности. Не следил ведь за ним, а ведь его нужно как минимум смазывать. Может, как сдерживающий фактор повезёт его использовать? Лежал пистолет как раз под кроватью. Дима вот думал за выходные в Интернете нарыть информации, как ухаживать за «пестиком», как он в детстве их называл. Вычистить потом, смазать, даже отстрелять одну из обойм на недострое…

Опоздал.

Как они смогли его так быстро вычислить?!

Очередное «хм» из коридора: маму так официально называли разве что в отделе ЖКХ, куда она ходила по делам жилищного кооператива, членом которого являлась. К слову, благодаря ей, а главное, её голосу и напору, их дом исправно инспектировали и оперативно исправляли недостатки. В общем, даже Гоша, «катюшкин мальчик», как она сама его называла, обращался к ней не иначе как «тёть Ал». А тут аж «Алла Евгеньевна», ты смотри!

— Сынок! — громыхнуло в дверь. — Ты уже проснулся?

— Тут только глухой не проснётся, — пробурчал Дима, а сам, не решаясь ответить в голос, лихорадочно думал: «Что делать? Что делать? Они обложили дом и от них не уйти? А если только в подъезде дежурят? Если в окно сигануть? Ну-ка, есть там кто?» Он, стараясь оттянуть время, крикнул: — Да! Счас!

А сам впрыгнул в шорты, стал напяливать футболку, застрял, чертыхнулся, вспомнил, что можно так не торопиться, раз ускориться можешь, чертыхнулся снова, прикрыл глаза, два вдоха… готово! Ускоренный в 50 раз, теперь уже не спеша натянул футболку, подобрался боком к окну, осторожно выглянул из-за шторы. Через мелкую рябь антимоскитной сетки до рези в глазах «отсканировал» взглядом весь двор и подходы к нему, но, конечно, есть ли там кто «из этих», понять не смог. Вот вроде кто-то незнакомый куда-то идёт, то есть куда-то застыл, может и из «ихних». Ну так тут весь двор незнакомцы! Кто тут кого знает? Раньше, по рассказам родителей, все всех знали во дворе, а то и в квартале. Ну тогда-то и дома были небольшие, двух-трёхэтажные, а не как сейчас: пятнадцати-тридцатиэтажные громадины. Сейчас же разве что дети, молодёжь друг друга узнают и дружат, да соседи по этажу (и даже они не всегда) стараются исключительно безопасности ради держаться «в позитиве». Остальные…

«Так что, с окна на дерево — и дальше ходу?.. Ага, и как это смотреться будет? К сыну пришла девушка — а он от неё сбежал. Вот сто пудов решат, что сделал девушке ребёнка, а теперь ушёл в бега, боясь ответственности. Написать, что ли, записку да сунуть маме в карман? А в записке той описать… Не-е-ет, нельзя их сюда впутывать. Раз уж «эти» действуют официально и совсем даже не идут на конфликт, то и они не спешат свои возможности открывать. Типа официальный визит дружбы? Приглашение в клуб ускоренных? Рискнуть, что ли?

Да и потом… Они уже здесь. Они показали, что прекрасно знают — как? откуда? — где я живу, и на крючке оказался уже не только я, но и мои родные. Родные. Давеча вот гопникам обещал, что пасти им порву за родных. Этим — тоже? Да, и этим тоже. Только вот здесь я совсем не уверен, что получится. Тут у меня преимуществ нет.

Что ж…»

Дима замолчал даже мыслями, осторожно сел на кровать в трагическую позу и приготовился «отчаиваться». Это у него раньше выходило на ура, и зрителей не надо было: хватало зеркала в шкафу. Мельком подсматривая за собой понурым, обычно он так сидел, иногда вздыхая и жалея себя, минут по двадцать-тридцать. А потом жизнь продолжалась. Сейчас… почему-то совсем не получалось таким образом стравить негатив. Вот не жалелось, и всё тут! Может, сознание подсказывало, что пока поводов отчаиваться нет, а может… может он из этого уже вырос?

Помучавшись таким образом с минуту, Дима неожиданно даже для себя подхватился, решительно направился к двери, в последнюю секунду замедлился — и рванул ручку на себя. Чуда не произошло и это всё же был не глюк: на пороге стояла вчерашняя незнакомка. Впрочем, если б не голос, сегодня он её не узнал бы. Вместо чёрного обтягивающего костюма — простенький сарафан в клеточку, вместо причёски «конский хвост» — что-то эдакое пышное колокольчикообразное с притягательной чёлкой. Босоножки на ногах, а глаза прячутся за громадными на пол-лица солнцезащитными очками. Совсем не похожа девушка на что-то угрожающее, а улыбка вполне себе искренняя.

Мама, чтобы разминуться с сыном, решила произвести рокировку, сама перебравшись на время в сыновью келью. Протискиваясь рядом с ним, прошипела ему на ухо:

— Я с тобой ещё поквитаюсь. Не мог предупредить заранее, что ли?

Дима непонимающе глянул на неё и понял, за что такая немилость: мама была в домашнем халате, волосы не расчёсаны. Дома хоть и порядок, но не идеальный, а к чаю только сушки, а не фирменный мамин торт. Тут в кои-то веки любимое чадо домой будущую, может быть, невестку привёл, а тут такой кавардак.

Незнакомка, тем не менее, конечно же, услышала мамину реплику.

— Вы меня извините. Я просто без приглашения пришла, даже Димочка не знал. Ну прости, малыш.

Она сняла очки, потом прильнула к Суперпупсу и легко прикоснулась губами к щеке остолбеневшего от всего происходящего (и от волнения) Диму. Тот окосел ещё больше и почти молитвенно глянул на маму, мол, а чего это она, я же её не трогал?! Алла Евгеньевна, впрочем, на помощь идти не спешила, наоборот, тут же подлила масла в огонь. Видать, из коварной женской солидарности:

— Ты нас не познакомишь?

Такой подлянки от самого родного человека Дима не ждал. Он, соляной столп, начал краснеть с ног до головы. В голове лихорадочно крутились какие-то нелепые, а, скорее, редкие женские имена типа «Кристина», «Снежана», «Виталина». Секунды шли, а Дима только рот разевал, как рыба, выброшенная на берег. Незнакомка, казалось, от ситуации просто изнемогала и делала невероятные усилия, чтобы не рассмеяться в голос. Пауза затягивалась, и Суперпупс уже истратил все позволительные в данной ситуации задумчивые и «вспоминательные» выражения лиц. Наконец, когда уже обе женщины набрали воздух в груди, дабы изобличить юношу в ветрености и беспечности, он выдавил из себя хрипло:

— Ма, знакомься, это… Евлампия, — девушка хрюкнула, задавливая возмущённый смешок. Нашёл тоже имечко. Дима в душе испепелял свой язык по тому же поводу. Мама в очередной раз хмыкнула. Вот жеш наградил бог её сына причудами. — Евл… Еля, это — мама. То есть Алла Дмитриев… эээ… Алла Евлампьев… Алла Евгеньевна!

— Вспомнил, наконец, — хмыкнула мама. — Хоть с третьего раза. Ну, будем знакомы, Евлампия.

— Можно просто: Лампа. Меня так мама звала.

— «Звала»? То есть… А ну скройся, срамота! — последний крик относился уже к папе, который вышел на разговор, заспанный, недовольный от того, что разбудили. Вышел в том, в чём спал: семейные трусы. Всё. Ну, крестик. Шлёпанцы. Но шлёпанцы не в счёт. Папа разглядел, что девушка, с которой беседуют на пороге родные — не вернувшаяся вдруг под утро дочь, а совсем даже незнакомая девушка. Потом перевёл взгляд на маму, на себя.

— Уй, йо! — поспешил в спальню.

— Здрасьть, Игорь Владиславович! — крикнула ему вдогон «Евлампия». — А по поводу вашего вопроса, — это уже к маме: — я сирота. Ну, ты готов? — теперь реплика адресовалась Диме. И, пока тот снова не превратился в столп, добавила: — Забыл, что ли? Ууу, голова дырявая. Мы же в зоопарк собирались! Давай, ноги в руки, зубы чисть — и поскакали.

— Аааа, да, счас, — Дима не знал, куда идти, за что хвататься и что делать. Сунулся в туалет, потом — в ванную. Зажужжала механическая щётка, и сквозь её гудение и рой спорящих и противоречащих в его голове придуманных советчиков всё же пробивался разговор, что происходил сейчас в прихожке.

— Так может пройдёшь пока, Еля. Не буду звать тебя Лампой, как-то не звучит. Неожиданно всё. Слышишь, сынок? Придёшь, уши отдеру.

— Ой, не надо, Алла Евгеньевна, мне он целый больше нравится. О, привет, Катюш! Я — Евлампия, — произнесла она с придыханием. Дима чуть не подавился.

— П-привет, — значит, уже и сестра проснулась, выползла на шум.

— Я смотрю, у вас это семейное, — сказала непонятную для остальных фразу «Евлампия», залилась серебристым смехом. — А Дима мне о тебе много рассказывал.

«Та-а-ак, значит, они про неё всё знают, и она у них на крючке», — «перевёл» фразу Дима, вытирающийся полотенцем.

— Да-а? — протянула недоверчиво Катька.

— Но только хорошее.

— Хм, — одновременно сестра и мама.

— Ой, да что мы на пороге стоим-то? — заметушилась мама. — Ну-ка, давайте на кухню пройдём, чаёк заварим. Или, может, компотика с холодильника?

«О нет! — запаниковал Дима. — Сейчас понесутся разговоры всякие ненужные».

— Ма, мы как бы спешим, — вырвался он из ванной и помчался в свою комнату переодеваться. На бегу сделал круглые глаза незнакомке, мол, не мели языком. Потом тут же усомнился, а правильно ли сделал? Кто она ему, что он себе позволяет такие намёки? А всё же торопиться надо, чтобы увести скорей её отсюда. А может ИХ отсюда.

В комнате, не церемонясь, ускорился. Быстро собрался, но помимо денег, мобильного и документов, в карман сунул небольшой, но острый нож-выкидуху, а за пояс, слегка поколебавшись, всё-таки запихнул пистолет, укрыв сверху рубашкой навыпуск.

Глянул на своё отражение. Мрачное и решительное лицо. Выдавил наружу корявую улыбку — и вышел из ускорения. Тут уже всё семейство пыталось разузнать у «Евлампии», как они познакомились. Дима зашипел рассерженным ужом, впихнул ноги в кроссовки и, схватив «свою девушку» за руку, потащил на выход, кидая за спину реплики «Потом» и «Мы спешим».

Не успели затихнуть шаги на лестнице, как взбаламошенная утренним визитом компания разбрелась по комнатам.

— Ну, слава богу, — пробубнел Игорь Владиславович. — Наконец-то у него хоть кто-то появился. А красивая! Надеюсь, совершеннолетняя.

— Ты шутишь? — громыхнула Алла Евгеньевна. — Ты глаза её видел?

Игорь неопределённо пожал плечами. Не говорить же, что пялился в основном в вырез сарафана. Какие глаза?

— А что?

— Да по глазам ей, я бы сказала… а, неважно. И всё равно: придёт — уши откручу!

* * *

За порогом роли их поменялись: теперь девушка взяла инициативу в свои рук и, в свою очередь, схватив Диму за руку, потащила за собой. Они выскочили из подъезда, распугав голубей, промчались через двор в арку, потом улица, переулок, бульвар. Бежали так, что только пятки сверкали, причём девушка только усиливала темп. Казалось даже, что бежит она с нечеловеческой скоростью. Рука её цепко вцепилась в запястье Димы, и тоже казалось, что сил у неё как-то уж слишком много для хрупкой девушки.

Пару раз на бегу она оборачивалась, в глазах её сквозил азарт. Повороты делались ею чуть ли не мгновенно, причём, в отличие от Димы, без всяких заносов. Мускулы на ногах напряглись, но не сказать что уж слишком.

Наконец, Суперпупс понял, что больше такого темпа он просто не выдержит. Попытался вырвать руку, крикнул ей: «Эй! Стой!» Да не тут-то было. Ещё пара безумных по виражу поворотов, ещё одна стометровка под носом у воющих клаксонами машин и уже спешащих куда-то людей. И вдруг они вломились в кусты, вверх-вниз по траве и буеракам, чудом не размазались о растущие там-сям деревья и вывалились на поляну. Вернее, вывалился Дима, а девушка зайчиком попрыгала по траве, прямо-таки танцуя в лучах солнца, пробивающихся сквозь крону деревьев.

— Смотри, как тут классно, классно, классно! — писклявым голосом взвизгнула она. Дима, надсадно кашляя, мутным взглядом окинул окрестности.

— Дежа ву, — прокашлял он и со стоном завалился на спину. Где-то он уже видел эту поляну. И там тоже фигурировали атлетически сложенный он и прекрасная девушка. Где же это было?

— Вставай! Вставай! — подскочила она к нему, стала тормошить и щекотать.

— Постой, так ты… ускорена? — понял, наконец, Дима. Интересно, а как это она перешла? Он и не заметил.

— Я — что? Я — кто? Хватит обзываться!

— Я не…, - но тут до Димы дошло, что, конечно, у таких вот людей, обладающих способностью, сродни Диминой, состояние ускорения может называться совсем по-другому. — Ну ты ведь… ускорена по отношению к привычному времени, ты это понимаешь?

Девушка моментально перестала прыгать по поляне, мигом очутилась напротив него, вдруг закрутилась на одной ноге, как балерина, причём скорость вращения её всё усиливалась. И время от времени девушка выкрикивала, правда, трудноразличимые фразы:

— Поток! Горная река! Стремнина! — потом то, что она кричала, совсем невозможно было разобрать, да и сама девушка превратилась сначала в волчок, а потом и вовсе в размытый лоскут пространства. Воздух вокруг неё гудел, отдельные травинки и листики увязались за ней небольшим смерчем. Дима думал даже, что сейчас откуда-то то появятся облака, а в это место ударят молнии. Но обошлось, и вот девушка уже замедляется, а писк превращается в прерывистый визг, а потом распадается на отдельные слова. Вновь прозвучали в обратном порядке «Стремнина! Горная река! Поток!», потом были:

— Река, заводь, озеро, — здесь её голос прозвучал совсем без искажений, но девушка на этом не остановилась! Она продолжила вращаться, и вращение её было анти-ускоренным, то есть — замедленным! Голос, которым она говорила, стал терять звонкость, тон понижался. В замедленных съёмках так же звучало. — Бо-ло-то!.. Киыыыысеэээль… Лёд.

После «льда», звучащего целую минуту, девушка, наконец, остановилась. А через секунду вновь озорно смотрела на Диму.

Да, она такая же. Но как она такой стала? Что она делала там с эти пацаном? Где он, кто он? Чем они занимаются? Много ли вообще таких?

Вопросов было — сотни, и не у него одного. И девушка, вероятно, о многом хотела его спросить. Но первым успел всё же Дима:

— Кто ты?

Та жеманно картинно поправила чёлку, потупилась и сказала:

— Евлампия я, добрый молодец.

— Ой, ну извини, ляпнул сдуру, — покраснел Дима. Девушка хихикнула:

— Всё равно прикольно получилось. А вообще меня зовут Инга.

— Инга, — повторил за ней Суперпупс. Тоже вроде не совсем распространённое имя. — Ну а как меня зовут, ты и так знаешь. А… другие. Они уже здесь?

— Другие? — Инга смешно наморщила лоб.

— Ну, другие. Парень тот с битой, — Дима невольно поёжился. — Может, ещё кто. Ты ведь по их заданию меня вытащила?

— Вытащила? По их? Ничего не понимаю. А, ты решил, что в кустах притаился Вальк или Асассин?

Она рассмеялась, но у Димы всё сжалось внутри. «Асассин! Убийца! Хана мне».

Он умудрился тут же ускориться аж на 1/25 и поспешил в кусты не столько проверить, сколько спрятаться. Если уж в их рядах есть те, кого называют бесхитростно просто «Убийца», то последние надежды на без проблемное сосуществование отпадали. Если у них есть убийцы, то организация явно или мафиозного толку, или правительственного. И с теми, и с этими ему не по пути. Но что же делать?

Он недолго отсиживался в кустах, решая, как поступать дальше. Его очень быстро отыскала Инга, причём она двигалась явно быстрее, а значит ускорена была больше.

— Что ты делаешь? — едва различимо пропищала она. Дима тут же ускорился в полтора раза, думал было сбежать, да она теперь от него совсем не отставала. Причём опять же, ускорялась как-то незаметно и плавно, словно, действительно, вода перетекает из одного места в другое, ускоряясь на узких местах и замедляясь на широких.

— Постой! Да стой же, — её голос звучал то пискляво, то вообще на уровне ультразвука, а то медленно и басом, когда Дима ускорялся вновь. — Я здесь одна! Одна я! Стой!

Инга схватила его за руки и сжала совсем не с девчачьей силой. Дима рванулся раз, другой, понял, что бессмысленно. Только вот сознание его дало бзик по полной программе: он то ускорялся, то замедлялся и никак не мог войти в резонанс с девушкой. После нескольких его и её фраз она поняла эту проблему и вдруг спросила его:

— Петь любишь? Умеешь?

Вот чего-чего, а это Дима терпеть ненавидел. Мало того, что у сестры было караоке, и она частенько замучивала его своими завываниями, да ещё и какой-то сраной попсы; так ещё и у него не то что не было слуха — по его ушам протопталась дивизия слонов, не меньше! Пару раз на семейных праздниках, подвыпивший, он пытался петь какие-то полюбившиеся ему песни, но в его рот всей толпой втискивали кусок съестного и грозили массово повеситься, если он продолжит. Так что петь Дима не только не любил — ненавидел! Он отрицательно мотнул головой, но Инга упрямо тряхнула чёлкой:

— Эту вот простенькую знаешь: «Ветер с моря дул, ветер с моря дул»? Не? А может эту: «Жёлтые тюльпаны, вестники разлуки»? Что? Попсу не любишь? Ну и правильно, кто её любит, только сопливые девчонки. Ой. А что ты любишь? Шансон? Аж так нет? Диско? Рок? О. Рок. А какой рок? Русский рок? Нормально, я тоже его люблю. ДДТ знаешь? А что знаешь? Не, это не подходит. О! «Кино» знаешь? Замечательно. А «Печаль» знаешь? Отлично. А теперь подпевай.

И она завела песню почему-то не с первого куплета, а с припева:

Если первые пару строф он вообще не понимал, что происходит и зачем это всё, то потом до него дошло. Голос Инги прыгал по тональности туда-сюда, но она-то как бы так сказать… «стояла на месте». Это Дима прыгал туда-сюда по ускорению, это с ним была проблема, и его надо было успокаивать. Вот она и предложила пример такой синхронизации. Как песня звучит, Дима знал, и даже сейчас в его голове пел сам Цой, и самое главное — Дима мог ему подпевать. Но он слышал и Ингу, она пела, а он ей мог подпевать. Пересилив смущение, он запел! Для себя он звучал нормально, но её голос был совсем не такой, как нужно. Он не мог её заставить звучать так же, как и он, и потому пошёл от обратного: сам стал под неё подстраиваться. Сначала ничего не выходило, но к середине припева он уловил амплитуду своих колебаний — и стал гасить её. Его бросало всё меньше, и, наконец, к концу припева он вошёл в её ритм. Закончили они вместе и с улыбкой на устах.

— Успокойся, Дима, мы здесь одни, — она отпустила его руки и погладила по щеке. Он её прикосновения он как-то враз сник и сел там же, где стоял. — Экий ты… впечатлительный.

Дима был благодарен ей за то, что не назвала тем, кем напрашивалось: «трус».

— А почему ты одна?

Инга опустилась на землю рядом с ним.

— Это долгий разговор.

— А разве ты меня не для него вытащила?

— Вот ещё, — фыркнула она. — Не дозрел ещё.

— До чего не дозрел?

Инга посмотрела на него долгим, задумчивым взглядом. Этот взгляд пугал. Это были не её глаза. Глаза не девушки-подростка. А немало уже прожившей женщины.

— Хорошо. Я расскажу тебе.

И она начала свой рассказ.