Все люди в мире делятся на две категории: те, кто пьёт с начальством, когда те наливают — и на всех остальных. Дима не знал, что существует такое деление, а если бы и знал, сейчас ему было бы плевать на это с высокой колокольни.

Диме хотелось петь и плясать, когда он возвращался домой. Может, тому виной были те грамм триста коньяка, которые они с Сергеичем умудрились «приговорить» во время «выволочки». А может вообще — вдруг хорошее настроение. Всё же осознание того, что сбросил ярмо (о котором, впрочем, даже не догадывался), и теперь более свободен, чем был раньше, — добавляет сил и «крылатости». Да и коньяк за день выветрился, а во второй половине дня часа полтора в серверной можно было бы услышать переливчатый храп. Но никто не слышал: айтишник подстраховался, включив погромче тяжёлый рок. Пить спиртное Дима не умел и не любил, так что даже хорошо, что проспался.

Ему предстояло до метро пройти несколько кварталов. По сути, работа у него была в очень выгодном месте: до неё и с неё он проводил в пути не больше полутора часов. А некоторые из сотрудников — он знал об этом не понаслышке — и по два, и по два с половиной часа в одну сторону. Уму непостижимо! Два с половиной часа ехать в одном направлении и два с половиной — в обратном. Плюс восемь рабочих часов. Плюс возможные авралы. Это ж две трети и даже больше — дня! Как жить-то при таком раскладе? Когда? Хорошо хоть пятидневка. Но, видать, оно того стоило: народ не особо и роптал. А потому что Сергеич давал хорошие бонусы. Ибо!

Ага, вот впереди перекрёсток, и цифровое табло на противоположной стороне улицы отсчитывает в обратном порядке уже одинарные цифры. «Успею, нет?» — и Дима сорвался на бег. Если это можно назвать бегом: веса в его невысоком «тельце» было больше ста двадцати килограмм, что сводило его «бег» в шумный из-за одышки и топота быстрый шаг. Частенько при его габаритах Дима задевал прохожих, те в раздражении бросали в спину не совсем ласковые фразы, и потому каждый раз перед «бегом» он заводил скороговорку: «Ой, простите, извините, виноват, разрешите, дорогу, лыжню!» и как можно громче. Людей обычно такое предупреждение сносило на обочину. А так фиг бы кто уступил дорогу.

Дима видел перед собой перекрёсток, видел приготовившиеся к движению автомобили, видел мигающие цифры «… 7… 6… 5», видел наметившийся просвет среди прохожих — и устремился в него. В голове билась мысль: «Успею! Успею! Должен успеть!» Он знал, что успеет, он вдруг почувствовал, что очень хочет успеть. Он захотел быть быстрее, ещё быстрее. Его «быстрый шаг» стал быстрее, превратился в всамделишный бег, и вдруг! Вдруг, как и утром, всё, что по бокам, смазало в разноцветную ленту, а звуки из громких и визгливых стали низкими и глубокими. Люди как-то синхронно и рывком приостановились, внезапно замедлились, их движения приобрели неожиданную плавность и даже грациозность.

«Что такое?»

Дима бежал, без труда огибая почти застывшие фигуры. Как и в менеджерском отделе, звуки, вырывающиеся изо ртов людей, стали какими-то низкими, прерывистыми, хриплыми. И совсем непонятными.

«Да что же это творится?»

Дима взглянул на табло. На нём медленно гасла цифра «3». Она гасла, когда Дима подбежал к перекрёстку. Гасла, когда неспешно пересёк дорогу. И потухла, когда Дима остановился на той стороне дороги.

«Почему это происходит? Я… я не хочу. Я не готов, нет!»

Дима закрыл глаза, сильно надавил на них, замотал головой: не надо!!!

Внезапно рывком вернулись звуки, по ушам звонко хлестнул чей-то клаксон, а в бок саданули больно, пробуждая.

— Уй! — от него отшатнулся парень, который зацепил локтем. — Извини, мужик, не заметил.

Дима, наоборот, готов был его расцеловать: этот толчок словно вернул его в нормальную жизнь.

«Да что же это такое, мать его, происходит?»

Недалеко от перекрёстка чернел небольшой парк с фонтаном посредине. Иногда весной и летом Дима останавливался в этом парке передохнуть. Вот и сейчас ноги по привычке понесли к одной из пустующих пока скамеек: холодно ещё, весна-то ранняя. Фонтан не запустили, даже электричество не подключали к фонарям. Экономили. Да и, в принципе, не нужно: вокруг достаточно много домов, и из окон света хватает. Там-сям кучковалась молодёжь, пили слабоалкоголку и пиво. Мамаши с колясками свершали вечерний променад. Собаки мотались за швыряемыми палками и мячиками. Вечер трудового дня.

Дима присел на краешек скамейки и тяжко вздохнул. Мысли гудели в нём рассерженным осиным роем. Но ни одну из них не получалось вычленить, чтобы ухватить за кончик и от неё размотать этот сумасшедший клубок.

Дима решил успокоиться и попытаться хотя бы проанализировать, что же это такое с ним сегодня происходило? Все эти странности. Как-то их слишком много сегодня произошло. Целых… три! Это на триста процентов больше обычного! Сначала — эта замедлившаяся утром девушка. Потом застывший менеджерский отдел. Теперь ещё этот перекрёсток. Ах, нет, вот ещё одна странность: выпрыгивающий из чашки кофе.

И Дима стал рассуждать:

«Итак, случай первый, который очень хорошо пересекается с третьим. Замедлившаяся девушка. И не только девушка, а и все люди. И даже птицы. Воробьи летели так красиво, до сих пор помню. Обычно совсем не видишь их крылья во время полёта, настолько быстро они ими машут. А тут — каждый взмах, каждое пёрышко. И ведь не один воробей там был, а несколько. Да, красиво всё это выглядело. Что ещё? А, да, всё, что по бокам — смазало. Словно… словно я нёсся на очень большой скорости. Но как бы я на большой скорости смог разглядеть тех же воробьёв? Можно такое подстроить? Видел как-то по телику, что некоторые птицы держатся на воздушных потоках в вышине и даже не шевелят крыльями. Парят. Несколько часов, дней, и, бывает, месяцами вообще на землю не садятся. Ну так то в вышине! Там все эти восходящие потоки воздуха, эти воздушные течения… Такое у земли вряд ли будет. Наоборот — птицам чаще приходится махать крыльями, чтобы придать тельцу ускорение, необходимое для того, чтобы оторваться от земли. Вот как заговорил. Как будто в школе уроки слушаю.

Итак, думаем рационально. Могли все эти люди замедлиться только для меня? Могли. Как в тех же флешмобах, когда все вокруг случайного прохожего застывают, и у того прохожего медленно шуршит шифером крыша. Или как в тех сумасшедших японских розыгрышах. Все они в этой Японии… того. Да, но тут-то — не страна восходящего солнца. Да и скажем прямо: кто я такой, чтобы меня вот так вот разыгрывать целый день? Зачем и кому это надо было бы? Я не знаю таких людей, кому бы я так насолил. Не знаю организации, которые выложили бы кругленькую сумму — а мне почему-то кажется, что такие мероприятия не могут стоить мало, всё же техника, репетиции, эфир… Ну так вот: выложили бы крупную суму ради простенького розыгрыша. И даже если они своего добились, и вся страна в прямом эфире наблюдает мои тяжкие думы на этой лавочке, — тут Дима скосил глаза вправо, влево, выискивая красные глазки камер, но, конечно, ничего не обнаружил, — то как-то не верится в соотношение затрат и выгод. Оно того не стоит…

А вдруг я какой-то там в будущем супербупер чувак, и какая-нибудь организация, могущая переноситься во времени, мне таким макаром делает знак?..

Ой, да бред, начитался фигни всякой! Или…

Короче, харэ! Итак, не флешмоб, не специально нанятые актёры, потому что… потому что птицы! Да! Птиц-то они не смогли бы подделать. Не вывели ещё породу тормознутых воробьёв. Не взлетят! И не, не может это быть наведённой голограммой, потому что утром, в свету — какая нафиг голограмма? Что их, зря, что ли, ночью все устраивают, эти шоу световые?

А если всё это было взаправду, то что? То они действительно все замедлились. Они. Замедлились. Нет! Это я их замедлил. Я захотел — и замедлил. Я. Могу. Замедлять. Время. Ох ты ж ёханый бабай!»

Это внезапное открытие так сильно садануло Диме по черепушке, что на некоторое время от открывшихся перспектив у него перехватило дыхание и зашумело в голове. Адреналин бухнул в кровь, Дима вскочил на ноги.

— Я! Могу!! Замедлять!!! ВРЕМЯ!!! — и сам не заметил, что прокричал это вслух. Две ближайшие компашки молодёжи посмотрели на странного субъекта. Одни тут же решили, что у кричащего парня случился из-за синьки маленький сдвиг по фазе. А вторые принялись обсуждать, в какую игрушку только что этот парень играл на мобильном, что так радуется новой возможности своего перса. Нетвёрдыми ногами проходящий мимо Димы случайный организм, впрочем, отреагировал более живо. Он с трудом развернулся лицом к сияющему увальню и воздел руки вверх:

— Йоу, чувак, да ты в теме! Мы вот тоже кодлой сворили недавно синьку, — организм подмигнул двумя глазами враз. — Долбанулись, да каааак остановили всё это время! Слышь, а есть чё? Ну, того-этого, — он вновь подмигнул, чуть не сверзился от этого — и потянулся к Диме. Сей субъект словно ушатом холодной воды отрезвил айтишника. Он быстро засеменил прочь, на ходу лепеча:

— Н-нет. Вы ошиблись. Я совсем не…

— Слышь! Э! Куда? Коз-зёл! — понеслось в спину быстро удаляющемуся Диме.

А тот уже на ходу вновь вернулся к тревожащим мыслям.

«Да нет, нет, бред, конечно. Как я могу замедлять время? Оно ж константа. По крайней мере, на этой планете и в этой вселенной. И причём тут время вообще?

Может, тут нужно идти от обратного? Я не замедлил время — я ускорил… себя!»

Мысль показалась столь неожиданной и отвечающей на многие вопросы, что Дима встал как вкопанный. Не заметил нескольких брошенных в него проклятий от встрявших в спину людей. Потом отошёл в сторону, уставился невидящим взглядом на витрину. Что-то цветастое, глаз зацепился. Нормально, покатит.

«Ну-ка, ну-ка, давай более детально мысль эту обдумаем. Что случилось со мной утром? Я шёл на остановку, чтобы сесть в автобус или на метро — и приехать на работу. Ну, да, так и было. Потом я увидел автобус… и случилось это самое. А что сподвигло, так сказать, «это самое»?.. Бинго! Я хотел добраться до цели как можно быстрее! Я хотел бежать быстрее — и я побежал быстрее. Так-так-так. Стоп-стоп-стоп. Значит, захотел — и получилось. Ага. А вот несколько минут назад что? Да то же самое! Я хотел успеть перебежать дорогу, пока горит зелёный. Yes! Я лучший! Я догадался! Всё правильно!»

Тут Дима, наконец, заметил, на витрину какого магазина пялится. Бутик женского нижнего белья. Мало того, что несколько минут рассматривает женские трусики с кружевами, так ещё и шепчет что-то, а потом — празднует. То-то проходящие мужики на него как-то странно косятся. Упс.

Дима поспешил прочь, нахохлившись как петух-наседка.

«Итак, я могу ускоряться, когда захочу… Что-то так буднично себе это говорю, что и самому не верится. Но ведь как сходится-то! Кстати, вот ответ и на удивление грымзы Нонны, когда я оказался у неё за спиной, а она думала — далеко. И тот странный окрик выходящего менеджера, что, мол, ношусь, как угорелый хотя я шёл вполне себе спокойно и медленно. Медленно — в своей реальности. Но! Как так получается? Я думал не убыстрённо, у меня не мельтешило перед глазами. Всё было обычно — и в то же время для других я двигался намного быстрее обычного. Так, получается? Но как это вообще возможно? Я выпадаю в параллельную реальность? Или становлюсь невидимым? Ага, щаз, невидимым, а почему тогда испугались воробьи? Они-то меня узрели — и от меня начали улетать. Кстати, не факт. Может, они от той девушки улетали, а я так, чисто пролетарий невидимый был.

Ведь не заметили же девчонки в менеджерском отделе меня!»

И вновь он встал как вкопанный. Новая порция мыслей заставила его застыть на месте. Благо, организм действовал на автомате, сам пристроился в какую-то очередь.

«Девчонки действительно меня не видели. Наверное. Ведь никто не сконцентрировал на мне свой взгляд. А то, что я там был в убыстренном режиме, это точно — ручка! Она ведь падала. Висела в воздухе. Я помню, да-да, помню».

Кто-то у него что-то спрашивал, но Дима не запоминал, что. Его губы шевелились в ответ, его руки лезли в карман за деньгами.

«А как же я вошёл в это состояние убыстрения, если никуда не спешил и не стремился?.. Ха! Ещё как стремился! Я спешил этим уродам… этому уроду и Ирочке… Ирэн, а не Ирочке! Вот-вот, этим всё же уродам сделать втык. Как? До сих пор не знаю, как. И тогда не знал. Пошёл — и вернулся, и снова пошёл. По кругу ходил. Оказывается, вот тогда, когда в первый раз шёл в менеджерский отдел, когда буквально летел туда — уже вошёл в это состояние. И до тех пор, пока не вернулся к серверной, в нём, этом состоянии, и пребывал. Так, получается?

А почему они меня не видели-то? Я что… я что, так ускорился, что их глаз меня просто не замечал? Как порой мы не замечаем муху, носящуюся по кухне? Ну или как снаряд, летящий во врага?.. Я что, могу перемещаться со скоростью снаряда???»

Тут его снова ошарашило, он очнулся и обнаружил себя опирающимся на перила лестницы и жующим хот-дог.

«Откуда у меня взялся хот-дог? Тьфу ты ну ты. Чудеса в решете. Тыры-пыры, ё-маё, японский городовой», — с полминуты почертыхавшись таким образом, Дима прикончил хот-дог и пошагал дальше.

«А какова скорость снаряда? Тысяча километров в час? Или сто? Надо в Интернете посмотреть будет. Но всё равно! Я перемещаюсь с такой скоростью, что человек меня не видит! Не, ну надо же! Ну это вообще! Это… капец ваще! Кстати, а почему вообще со мной всё это?»

И вновь кто-то в него чуть не встрял, вновь проклятия в спину.

«Когда началось? Сегодня. Что сегодня произошло со мной такого?.. Да ничего, вроде. А вчера?.. Дубина! Что недавно с тобой произошло? Ты грохнулся затылком о край ванны, да так, что чуть мозги не расплескал по кафелю. Сотрясение мозга, может, там что-то щёлкнуло не в том направлении — и нате, распишитесь. Сколько там процентов его, сотрясённого, работает? Сколько возможностей в нём ещё скрыто? Пусть говорят, мол, что работает почти весь и ограничение лишь в одновременной работе определённых его участков, пусть. Как иначе, как не вскрытием запертых участков, объяснить вот это вот явление: я могу двигаться быстрее обычного человека! Как иначе?! Не, ребята, это вам не хухры-мухры. Это вам не каляськи-маляськи. И даже не дабади-дубади-думц… О чём я вообще?

Ах, да. Ускоряюсь. А как? И — насколько?»

Дима выбрал закоулок попустынней, Опасливо прислушался: не сидит ли там местная гопота, не ждёт ли случайных прохожих? Да нет, вроде, тихо. Свернул в него.

«Ну-ка, попробуем».

Охлопал карманы: все ли заперты на молнии? А то вдруг будет бежать, выпадет что-то — ищи-свищи его потом. Натянул поглубже шерстяную шапчонку, глубоко вздохнул и посмотрел с переулка на улицу. Настроился на горящую неоном вывеску какого-то кафе.

«Я хочу быстро добежать туда, — медленно проговорил он про себя. — Я хочу… Блин, а как я вообще узнаю, что ускорился? Эмм… Да фиг его… Я хочу быстро… Та ну, блажь какая-то. Может, у меня вообще сдвиг по фазе происходит. Ото долбанулся в ванной головой — с тех пор и мерещится, что я двигаюсь быстрее. Какое-нибудь спонтанное защемление зрительного нерва. Где-нибудь в паху. Доктор Хаус, где вы шляетесь? Мне тут эмэртэ с вэкапэбэ проверить надо. Чушь какую-то несу. Я хочу быстро… А мож я того, таки умер? И это мой предсмертный сон? Я хочу… Писать хочу! Не, ну а чо, судя по запаху, да и вон какой-то мужик явно сюда заворачивает».

— ПА-БАМММ!!! — чуть ли не над ухом рявкнула автомобильная сирена. Видать, кто-то хотел из боковой улочки выехать, а тут посреди неё застыл толстый мужичок и что-то никуда двигаться не хочет. Какого водитель не включил фары — это Дима додумать не успел. С позорным взвизгом он подпрыгнул от страха и что было сил сиганул на тротуар.

— М-м-м-м, — звучала медленно приближающаяся машина.

— М-м-м-м, — вторил кто-то ей с улицы.

Дима затравлено оглянулся — и увидел, как давече завернувший в подворотню мужик застыл на месте. А, нет, не застыл, а медленно, очень медленно делает шаг.

Вот оно, вот же оно вновь! Получилось! Он хотел двигаться как можно быстрее, чтобы не попасть под колёса подкравшегося автомобиля — и у него получилось! Без подготовки, взрывным эффектом, враз! А когда настраивался, то постоянно следил за тем, что у него внутри происходит — и потому ничего не получалось.

«Это ещё придёт, этому ещё предстоит учиться, тренировать в себе. Но вот оно, вот же оно! Я — убыстрён, а они — замедлены! И я это сделал, находясь в твёрдом уме и в… как её… светлой памяти! Да? Да! Мне не кажется? Ущипнём себя за руку… Ещё раз, боягуз! С-с-с, всё, всё, верю, точно взаправду. Хо! Хо-хо! Прикольно-то как! Офигинистиццки! Ябадабадуууу! Что бы ещё такого крикнуть? Спартак чемпион! Ха! Всегда хотел крикнуть, да что-то боязно было. Опа! Ну-ка. Я люблю девок!! Ой, какой кайф, ты смотри, еле двигаются, а волосы летят как на ветру. Уи-и-и-и! Кайф! Кайф! Политики — твари! Никто не бежит меня хватать? Никто, никто тут вообще не двигается, кроме меня!»

Дима выбежал из боковой улочки и шёл по тротуару, иногда выбегая на дорогу и огибая людей и машины. Сердце его колотилось, гулко стуча кровотоком в ушах. Айтишник раскраснелся от возбуждения и открываемых и, конечно, ещё не обдуманных перспектив. От адреналина и просто хорошего настроения Дима шёл с прискоком, шалил и озорничал. Заглядывал в лица людей, ерошил разлетающиеся волосы у девушек, отпускал пенделя машинам, припаркованным на тротуаре. Люди двигались словно в очень замедленной съёмке, было заметно, как колышутся их мышцы, как медленно при разговоре меняется мимика лица и направление движения зрачка глаз.

«Интересно, это предел? Это максимальная скорость, на которую я могу убыстрится? — подумал Дима, и тут же решил поставить эксперимент: — А попробую-ка я ускориться до предела, скажем так. А давай! Но — как это делать? Как вообще я ускорился и что нужно для того, чтобы ещё быстрее… жить?»

И вдруг Дима понял, как. Вернее, он решил, что знает, как. Неоднократно, даже не однотысячекратно ему приходилось в метро или просто на улице, в идущей толпе кого-то обгонять. Вот он движется со скоростью толпы, а вот, когда заметил просвет в рядах впереди идущих людей, его тело устремляется в эту прореху. Независимо от него и его мыслей. На автомате. Просто ноги начали двигаться быстрее, глаза — смотреть ещё дальше, уже посчитав выбранную прореху — пройденным этапом. И так далее. Вот и сейчас — возникла мысль — если поступить так же, если, желая двигаться быстрее, внезапно ускориться, то вполне себе возможен вариант, что таки да, что именно так и надо делать.

Сказано — сделано. Он сосредоточился на мотоциклисте, который на относительно свободном отрезке дороги развил немаленькую скорость. В «ускоренном мире» Димы он словно ехал на велосипеде. Ни своей, ни его скорости айтишник не знал, но предполагал, что мотоциклист за короткое время разгоняется километров на сто-сто двадцать в час. Значит, если его попытаться догнать и вообще — перегнать, то это даст представление, с какой скоростью может двигаться Дима вообще. А дальше можно будет и иную цель ставить, та, что ещё порезвее. Самолёт, например!

Сказано — сделано-2. Бегать Дима не любил, более того — долго и не мог. Вес у него был превышен, причём изрядно. На колени этот повышенный вес давил так же изрядно. Короткие пробежки, как, например, к автобусу или вот через дорогу — он ещё мог себе позволить, а бегать периодически и много — нет, не мог. И впадлу, и уставал быстро, и вообще — сухожилия у колен начинали ныть и печь, появлялась одышка, он быстро уставал. Ходить — да, любил, и в день мог пройти много, а вот бегать — увольте. Тем не менее, за мотоциклом он припустил.

А ничего и не изменилось. Как удалялась пусть не с такой скоростью, как в реале, но всё же больше пешеходной, двухколёсная «самобеглая коляска», так и продолжала удаляться. И как ни напрягался Дима, а догнать её не смог. Разве что не отстать. Он быстро запыхался, устал, взмок. А на улице ведь — не май месяц. Запарился, расстегнул куртку. Перевёл дух.

И вдруг, когда он, остановившись, тяжело дышал и смотрел на удаляющийся потихоньку мотоцикл, что-то в нём щёлкнуло неслышно, окружающая действительность на мгновение подёрнулась рябью — и схлынуло. Глядь — а ведь мотоцикл уже не так быстро удаляется. Более того, еле-еле удаляется.

«Удалось! А… как?» — вновь переход уже на новый уровень скорости остался для него непознанным, незамеченным, но результативным.

Дима, охая от боли в коленях, поковылял за мотоциклом, по пути заглядывая в салоны проезжающих по дороге со скоростью черепахи авто. Вот такси и напряжённый на заднем сиденье молодой человек. А вот компания из трёх девушек кому-то из радио подпевает: слышно и на улице, но что именно, конечно, не разобрать: песня превратилась в низкий прерывистый гул. Тут мужик что-то на телефоне набирает и одновременно ведёт машину. Ну как так можно? Ведь впиляется в кого-то! Вот потому Дима и не любил машины, сидеть за рулём и вообще — водить. Он один раз учился на права, но с инструктором по вождению ему явно не повезло: тот был малый нервный, всё время кричал и пугал. Дима думал было избавиться от фобии вождения, но инструктор только всё усугубил. Айтишник нынче даже на переднее сиденье старается при случае не садиться: уж слишком всё страшное и нервное, что творится за тонкими металлическими стенками авто.

А тут, ух ты какая! — за рулём сидит прекрасная блондинистая девушка. Сосредоточена на дороге, не отвлекается, молодчага, но в руль не вцепилась, за сиденьем сидит расслабленно. Сразу видно: авто для неё не только «красненькая мафынка», а и средство передвижения, второй дом. Красивая к тому же девушка!

Так залюбовался блондинкой, что чуть не забыл о цели визита. Мотоцикл ехал уже со скоростью пешехода, и Дима, наподдав, его всё же догнал. Глянул на спидометр — сто восемь километров в час!

«Ого скорость! Это ж сколько выходит в метрах в секунду? Эмммнэээ… Сто восемь умножить на 60, разделить на тысячу. А зачем на шестьдесят? И причём тут тысяча? Ну-ка, поразмыслим, повспоминаем. Километров в час. Метров в секунду. Километров, метров. Метров в километре тысяча двадцать четыре… Упс. Спутал с килобайтом. Тысяча, конечно. А секунд в часе?.. А фиг его. Много. Минут — шестьдесят. А в минуте — шестьдесят секунд. Шестьдесят на шестьдесят. Шестью-шесть тридцать шесть. Шесть у восемь — сооорок, Пятью пять — двадцать пять. Дважды два — четыыыре. Стоп, стоп, откуда вообще эта песенка?.. Неважно. Тридцать шесть. И ноль и ноль. Три шестьсот. Значится, нам сто восемь нужно умножить на… что? Три шестьсот? И разделить на тысячу? Или наоборот. Километров в секунду. Километров. Тысячу. Ага. Сто восемь на тыщу и разделить на три шестьсот. Нули бздынь. Сто восемь и ноль на 36. Это… Это… А фиг его, но точно больше двадцати. А и то хорошо! Двадцать метров в секунду! Фигасе скорость… Да ладно, не такая уж и большая. Стометровку Усейн Болт пробегает всего лишь в два раза медленнее. А если ещё раз попытаться ускориться? Как там было-то? Я устал, я отдыхал, я смотрел на мотоциклиста, хотел двигаться так же, как и он, и даже быстрее. А потом — хлоп! Чик! И словно две картинки в одну складываются. Как… как… постой-постой… Точно! Как стереокартинки!»

В далёком ещё детстве на какой-то книжной выставке Дима увидел этот стенд с альбомами, брошюрами со стереокартинками. Тут же были и 3D картинки, и альбомы с объёмными картинками, которые можешь видеть через специальные очки. Ох и народу там толпилось! Тогда это — стерео и объёмные картинки — были явлением новым, многие с таким не были знакомы. О 3D фильмах слышали только понаслышке. И тут — вот оно! Новое время, новые возможности. Альбомы и очки разметали на раз. Малышня и взрослые, следуя указаниям уставших и охрипших «стереоработников», пытались раз за разом увидеть то незримое, что сокрыто в, казалось, случайном нагромождении обрывков и линий. Потоком неслись то взрывы восторга, когда кто-то, наконец, пробивался через оптическую иллюзию и видел зашифрованную картинку. А то и усталая и раздражённая брань, когда после долгих усилий никаких картинок увидеть не получалось. Тёрли глаза, недоверчиво выслушивали от счастливчиков, что именно изображено там или сям. Демонстрационные картинки передавались из рук в руки, их временные владельцы прислоняли к носу, а потом медленно отводили картинку от себя: это был самый лёгкий способ увидеть стереокартинку. Дима этого не стал делать. Ему было и ненужно: он почему-то враз и без всяких ухищрений научился видеть эти картинки. Просто скашивал чуток глаза к переносице, а когда удавалось обнаружить контуры рисунка — концентрировался на нём, и картина приобретала чёткость и глубину. Это открытие — объём в плоскости — так его поразил, что он на том стенде пересмотрел несколько альбомов полностью. Через почти час глаза его болели, но он был счастлив!

Вот и сейчас прыг-скоки по убыстрению напоминали ему эти эксперименты со стереокартинками. Желаемое ускорение и настоящее существовали — как он себе представлял — в двух разных точках некоего воображаемого пространства-времени. Но стоит перескочить из одного в другое, возможно их совмещение. Как те самые стереокартинки, следовало «скосить к переносице» сознание, увидеть контуры новой ускоренной реальности, обозначить их — и выдавить из контуров чёткую глубину.

Всё это возникло в мозгу Димы набором образов и обрывков последовательных мыслей. И вряд ли кто-то или что-то всё это ему нашёптывало, а, скорее, его возбуждённый ум цеплялся за первое возможное рациональное решение, сколь бы бредовым оно ни было. В нестандартном мире нужно принимать нестандартные объяснения. Кто знает, может, они-то и окажутся самыми правильными и правдивыми.

Итак, совмещение. Диме показалось, что он нащупал новый горизонт, новую веху, к которой следует стремиться. Более того, и за этой вехой потянулся вдаль — опять-таки воображаемый — горизонт. Это что, значит, что то, что он нащупал, далеко не предел? Или просто у него хорошая фантазия? Что-то раньше не замечал за собой.

«Но мысли прочь! Новая веха и старая, настоящая, веха. Как они выглядят? Что вообще я совмещаю?.. Блин, прочь, прочь мысли! Не думать! Не докапываться! Ещё раз попробуем! Что там под ноги подбивает? А, тю, встал на пути машины, а она меня, хехе, чуть не раздавила, хехе. Ну проезжай, проезжай. Ага, у водилы взгляд удивлённый. Конечно, показалось, что на кого-то сейчас наедет. Вон, и на клаксон даже начал жать. А то, что, может быть, было размытой фигурой, вдруг взяло — и исчезло. Облом-с… Так-с, тут точно никто не налетит и не помешает. Итак, отрешение, спокойствие, расслабление. Ага, щаз, все эти звуки, этот шум и бубнящий рык. Надо будет хорошие наушники приобрести себе и ставить погромче музыку, чтобы заглушить этот ужас… А теперь прочь, мысли!»

Клац!

«Что? Получилось? Нет? Проверим. Где этот мотоциклист? Далеко отъехал. Не туда смотришь, ближе смотри. О, вот он. Застыл. Застыл?! Не двигается? Совсем?!! А, фух, нет, сместился чутка. Да, двигается. Все двигаются. Только теперь как-то совсем уж медленно. Это значит я насколько ускорился? Что там, по небу не летят самолёты? Не видать? Что-то не… А и как я увидел бы — ночь на дворе! Ну, темно то есть. Только их проблесковые маячки. По ним скорость не определишь. Да и днём фиг определил бы без приборов. Он же чёрт знает где летит! Это если бы на аэродроме. О! Не поехать ли на аэродром, чтобы проверить, так сказать, теорию на практике?.. Не перегибай, Димон, ты счас быстрее любой машины! Интересно, если я сяду в авто, заведу её — то поеду на ней со своим ускорением? Надо будет проверить. А пока прошвырнусь да посмотрю, как оно получается — вот так вот быть ускоренным. Блин, я же не сплю, не?»

Вот с такими мыслями Дима неспешно шёл по бордюру, балансируя между пешеходами и машинами. Заметил, что несколько первых шагов дались с явным трудом. Словно воздух стал плотнее или он шёл против ветра. Движения воздуха, впрочем, не ощущалось. Хотя вот возле машин угадывались спрессованные пласты: там ладонь ощущала давление. Вот проезжает на скорости машина — и тебя бьёт воздушный поток, рвёт на тебе одежду, норовит вырвать из рук зонтик. Вот то же самое, только в зародыше, ощущал и Дима.

Открытия и необычности сыпались как из рога изобилия. Передвигающийся со скоростью улитки мир являл для него изнанку движения, кирпичики жизни как таковой. Всё было настолько необычным, что Дима вертел головой в разные стороны.

Вдруг заметил стайку голубей, у самой земли летящих куда-то по делам. Наверное, к своему пернатому приятелю, которому бросили горсть крошек. Их крылья почти незримо меняли положение. Красиво растопыренные перья, изящные фигуры в полёте. Дима не любил особо голубей. Он знал, что они, по сути, летающие крысы: копошатся в мусорках, «страдают» голубиным каннибализмом и вообще жестокостью, ибо поверженного за самку соперника могут просто добивать до смерти, а в их перьях копошатся паразиты, так что этих птиц, в общем-то, брать в руки не стоит. Даром что «птица мира». Летающая крыса мира, вот оно как получается. Но он всегда хотел потрогать ту область в голубе, что под крыльями. Мягкое оно, как у кошек, например, или всё же жёсткое, как и везде перья. Вот и выдалась возможность. Дима выбрал не самого грязного и худого пернатого, засмотрелся. Ах, какие изящные переливы перьев! Ах, какие плавные обводы! Кончики крыльев едва заметно подрагивали в своей амплитуде движения. Под тугим слоем оперения — было видно — напряжённо работали мышцы. «Вот сейчас возьмём — и проверим», — думал Дима, а руки уже потянулись к пернатому.

Но тут случилось что-то странное. Застывший было в полёте голубь, попав в руки человека, вдруг встрепенулся. Его крылья со всё возрастающей скоростью пошли вперёд, делая взмах. Потом, всё ещё убыстряясь, переходя, так сказать, к обычному, не застывшему, состоянию, птица взмахнула раз крыльями, другой — и затрепетала уже привычно. Так как если бы она трепетала в руках человека, который умудрился поймать её, прикормив свежим батоном. Дима испуганно обернулся по сторонам: он что, выпал из состояния ускорения? Но нет, всё так же застывшие фигуры. Только вот этот голубь непонятно как и почему так же ускорился до его, Диминого, состояния. В птицу словно бес вселился: она неистовствовала, била крыльями по рукам, пыталась вырваться. Дима не выдержал напора, отпустил крылатую крысу.

И тут случилась ещё одна странность. Оказавшись на свободе, голубь рванул от Димы прочь, но чем дальше, тем медленнее двигались его крылья. Через пару секунд он опять застыл в полёте, как и его собратья. Как так? Почему голубь в его руках ускорился, а на свободе тут же потерял ускорение?

Почему-то эта новая загадка встревожила Диму. Ему захотелось побыстрее добраться домой и всё как следует обдумать. Благо, метро было уже совсем недалеко, в каких-то пятидесяти метрах.

Поправив заплечный рюкзак, Дима лёгкой трусцой побежал к горящим зелёным букве «М». И опять первые метры дались ему с заметным усилением, но потом он разогнался, и давление особо уже не ощущалось. Только гул от машин и людей стал как-то вязко смещаться в сторону. Ему пришлось отбежать от дороги и теперь лавировать среди прохожих. Пару раз даже задел кого-то, но так, вскользь. И даже на этой пятидесятиметровке умудрился запыхаться. Не добегая до спуска в метро, резко остановился. Всё же он собирается войти в места, где много людей. Бегать там не нужно. Более того, следует вообще выйти из режима ускорения, ведь не будет он год ждать поезда метро? Кстати, а… как? Как выйти из режима ускорения?

За ту секунду, что он стоял, его тело как-то странно повлекло вперёд. Ноги заскользили по асфальту, даже пришлось их напрячь, чтобы окончательно остановиться. Да не тут-то было! Тело всё так же влекло вперёд, пришлось переступить, ещё раз переступить. Да что же это такое?

В мозгу Димы бились две мысли, и обе были тревожные: «Что происходит?» и «Как вернуться в нормальную жизнь?»

Его тащило по тротуару, ноги шуршали по мокрому асфальту, потом правая попала в трещину — и он споткнулся, полетел на землю, выставив вперёд руки. Он вдруг ясно осознал, что с ним такое: это инерция! Из далёкой уже школьной программы всплыло слово «импульс». Дима не помнил уже всех нюансов, но осознал, что он нёсся с большущей скоростью, а потом вот сразу остановился. Но так не бывает! Невозможно вот так вот взять — и остановить тело, обладающее массой и скоростью. Даже пулю может остановить только препятствие, о которое она гасит свою скорость, свой импульс. А тут такое большое тело. И враз остановиться? А куда денется импульс? Он всё ещё несёт тело вперёд! В будущем надо научиться ступенчато гасить инерцию, что ли, но сейчас, сейчас-то что делать? И как вообще выйти из режима ускорения?

Дима прикрыл глаза, чтобы в них не попали грязь и мелкие осколки. Он со всех четырёх грохнулся на коленки, потом на пузо. Благо, на нём — кожаная курточка и джинсы, вещи, которые сразу не рвутся. И ещё благо в том, что впереди него никого не было! А третье благо скоро дало о себе знать чавканьем и податливостью: Дима влетел на голый ещё, но мокрый и грязный газон! Вдруг звуки рывком нахлынули, сменив прерывистый рык на вполне привычные городские клаксоны, гомон и шаги людей. Правда, в них вплелось несколько криков.

Дима открыл глаза, рывком сел и первым делом мысленно и медленно ощупал себя, помогая и руками: не поломал себе ничего? Не, вроде пронесло.

Осознал, что вернулся в нормальное русло жизни и, наконец, заметил несколько прохожих, уже остановившихся и глазеющих на него. В чём дело? Тут какой-то старичок выдал:

— Что, хлопец, и тебя поломало?

Дима непонимающе глянул на него.

— И тебя, говорю, долбануло ветром?

— Каким ветром? — выдавил из себя айтишник.

Никто даже не пытался помочь встать Диме. Наверное, не хотели пачкать туфли. Какой-то парень, похоже, снимал его, сидящего на грязном газоне, на мобильный телефон. А проходящая тётка уже выдала сакраментальное: «Нажрался, сволочь! А дома, небось, семья ждёт!»

— Резким порывом, — канцелярски выдал дедок. — Вона одному руку так саданул, что, видать, поломало. Уже даже «скорую» вызвали. Вот и спрашиваю: тебя тоже ветер поломал? Тебе тоже в больничку надыть?

— Н-нет, вроде.

— Ну так а чего тогда разлёгся? Вставай давай. А то вон полициянт на тебя уже глаз положил, — дед куда-то махнул рукой.

Диме свидание с полицией совсем не нравилось, и он поспешил встать. Тело болело, как от долгой и тяжёлой работы. Видать, синяков прибавилось: так умудрился приложиться о поребрик газона, что в том месте пульсировала боль. Болел и локоть, которым он зацепил прохожего.

— Ну и какой он? — дед не унимался. — Большой али маленький?

— Кто? Что? — не понял Дима.

— А человек невидимка! — подмигнул собеседник. — Какой же ветер может так сильно биться?! Ась?!

Дима увидел, что полицейский с напарником подошли к небольшой группе людей. Оттуда доносились стоны, кто-то с надрывом говорил по сотовому. Видать, это тот самый прохожий. Из-за Диминого толчка этому человеку передался сильнейший импульс, и вполне вероятно, что кость просто не справилась со столь резкой концентрацией напряжения — и треснула. Дима испытал жгучее чувство стыда, подумал было подойти к бедолаге и… что? Попросить прощения? Посочувствовать цинично?

Полицейский посмотрел на их группу и что-то сказал в наплечную рацию. Дима надвинул на глаза шапку и, как и был, измазанный во влажной ещё земле и припорошенный сухой травой, поспешил к близкому входу в метро.

«Только бы пронесло, только бы пронесло!» — шептал он, проходя турникеты. На удивление, таки пронесло.

Дима забился в самый зад вагона и до дома ехал как на иголках. Было тревожно и немного страшно.

«Невидимка», сказал тот дед. Как же прав он был в своих хоть и бредовых для всех окружающих, мыслях!