Все люди в мире делятся на тех, кто знает, что такое «метроном» — и остальных. Дима знал не понаслышке.

«Цо-о-ок!» — клацнул, наконец, метроном.

Дима оторвал взгляд от синего круга на стене и сверился с мобильником, на котором включил функцию секундомера: «Минута и шестнадцать секунд! Итого семьдесят шесть секунд. Значит, в этом состоянии — одна семьдесят шестая, или возьмём более привычно одна семьдесят пятая. Это быстренько прикинем по километрам в час… триста семьдесят пять километров в час!!! Или… сто пять метров в секунду! Есть! Есть рекорд! Но это не предел!»

Уже который день Дима занимался на развалинах недостроя. Если это вообще можно назвать «занятиями». Он изучал себя. Нового себя. Свои возможности. Пределы. Учился заново ходить и бегать, учился вовремя и правильно тормозить, лавировать в беге. После парочки не очень хороших случаев, когда в ускоренном состоянии Дима случайно задевал прохожих — и те отлетали от него на обочину или на других людей — он решил повременить с использованием своих новых возможностей на людях вообще. Только в безлюдном месте, пока не научится управлять своим состоянием и пока перестанет быть таким неуклюжим.

С константой, от которой следует плясать, вопросов не возникало. Это, конечно, время. Расстояние, которое он преодолевает, что в «его мире», что в «нормальном мире» не увеличивается и не уменьшается. От того, что он войдёт в ускорение, не уменьшится путь, который он в конечном итоге пройдёт. Но уменьшится время, которое он потратит на его прохождение. Да, его собственная скорость — для него же, в «его мире» — тоже не изменится. Он как шёл со скоростью обычного пешехода — пять километров в час, — так и будет идти с той же скоростью. В «его мире». Но вот «его мир» ускоряется относительно «нормального», а значит, скорость самого Димы возрастает в мире «нормальном» относительно скорости мира «собственного Диминого». Скажем, идёт Дима в ускоренном относительно нормального мира состоянии 1/10 — и его скорость уже не пять километров в час, а пятьдесят!

Вот, сегодня удалось достичь состояния 1/75. И это, Дима думал, не предел. А где граница и докуда он сможет дойти — про то ещё не было известно. Увеличение достигнутого предела ускорения походило на физические упражнения с одним только исключением: здесь не наблюдалось отката при застое. То есть если удавалось достичь нового горизонта ускорения и закрепиться на нём — всё, пройденный этап. Напрочь. Якорь забит на веки вечные. А вот новая вершина давалась со всё большими усилиями. Он не работал физически, хотя от напряжения порой сводило всё тело в судорогах. Он сидел на одном месте и «растягивал умственную мышцу», как её назвал. То непонятное нечто, что управляло процессом и состоянием его ускорения. Вот люди ходят в спортзал и качают мышцы. Месяц за месяцем. Соблюдают режим, жрут специальные белковые массы, придерживаются методик. И в результате имеют атлетически развитое тело и мышцы в нужных местах в нужной им консистенции. Если не забросят спортзал и будут следить за тем, что едят, как едят, режим сна и вообще — жизни, то… на пляже все девки их. Но всё равно то не жизнь, а каторга получается.

Ну так вот. В чём-то действия Димы походили на действия тех самых безвестных качков. Он так же тренировал сознание. Тренировал то самое новое чувство, что возникло в нём, и тренировался сам с этим чувством жить и в этом состоянии правильно и адекватно двигаться и перемещаться относительно окружающих предметов.

А ведь несколько дней назад всё было не так хорошо.

Поначалу совсем никак не получалось: он метался туда и сюда, пытался вычленить зависимости и закономерности, принимал за чистую монету случайности и от них отталкивался. Его взбудораженное состояние ускорения штормило, и порой он мог «плавать» от едва замедленного состояния до совсем застывших людей. Он совсем не мог контролировать себя, он просто не знал, как! Пару раз даже в казусы попадал. Хорошо, не с родными и не на работе.

А потом в один день сказал себе: «Стоп! Так нельзя! Нужно выработать методику». Он успокоился и начал действовать. Составил план из двух пунктов:

1. Найти спокойное место, чтобы научиться управлять собой.

2. Научиться управлять собой в спокойном месте.

Остальное отсёк бензопилой Оккама.

Со спокойным местом решилось довольно быстро. То есть с местом удобным и заброшенным. Спокойным оно не было совсем. Поначалу об этом Дима не знал. Знал он только одно: совсем недалеко от его дома за полуразвалившимся уже зелёным забором, заросший кустами и травой, торчал недострой. Лет десять назад те, кто собрал деньги на возведение высотки, благополучно умотали за рубеж, оставив с носом вкладчиков и государство. Стройку заморозили. Потом шандарахнул кризис, сократили охрану недостроенного объекта до одного человека, вывезли всё оборудование и стройматериалы. И всё. Пару лет забор держался, а сторож, бывший смотритель бывшего приюта для домашних животных, на обширной огороженной территории умудрялся всё ещё содержать немаленькую толпу беспризорных собак. Несмотря на кризис, стая не голодала, а территорию недостройки считала своей. Потому за забор ни бомжи, ни наркоманы проникнуть не могли.

Но однажды ночью из-за огороженной территории раздался вой. Собаки все вместе устроили такой концерт, что жители близлежащих совсем недешёвых новостроек вставили пистона всем, до кого смогли дотянуться. И наутро у ворот остановилась легковушка с не выспавшимся разъярённым начальником охраны строительного объекта. Тщетно кричал он сторожу, чтобы тот отпер ворота. И зря он заставил подчинённого перелазить забор. Только тот спрыгнул вовнутрь, там начался дикий гавкот и рычание. Обратно подчинённый едва не перелетел: собаки взъярились не на шутку и бросались на любого, кто пересекал периметр забора. К обеду подтянулись работники ЖКХ, санэпидемнадзора и городской службы по отлову и содержанию безнадзорных животных. Они вместе с подъехавшими на автобусе охранниками взяли штурмом ворота и ворвались на территорию недостроя. Вокруг будки сторожа сидели собаки и выли. Не приняв боя, они ретировались, ловко уворачиваясь от дубинок и сетей людей, улепётывая через многочисленные лазы, проделанные под забором. Сторож был мёртв. Вскрытие показало: инфаркт.

Сторожа не стало, но собаки продолжали считать своей территорию недостроя. Следующий охранник не выдержал и суток: от постоянных нападений собак попросту сбежал. Его последователь пришёл с сыновьями и охотничьими дробовиками. Началась война, и победителями стали самые жестокие из существ на планете. Впрочем, всё это оказалось зря: через пару месяцев сторожа и вовсе упразднили из-за недостатка средств.

На территорию повадились ходить бомжи и наркоманы. Всё же три с половиной этажа здания к моменту остановки стройки были уже возведены, более того — между этажами смонтированы лестничные марши, а под самим зданием, имеющим форму подковы, была запроектирована и сделана подземная стоянка. Забраться туда, кроме крыс и бездомных котов, никто не сумел: уходя, строители тщательно заварили все входы и выходы, забрав их железной решёткой из толстенной арматуры. Но вот три этажа немаленького недостроя всё же стали привлекательным местом для всякого отребья. Сначала на стройку протоптали дорожку местная гопота и дети. Последние были вездесущи, играли в войнушку и лазили по бетонным балкам. Гопники и пьянь устраивали там-сям лёжки и сейшены, гадили везде, разрисовывали пахабщиной неоштукатуренные стены, жгли костры. Ну, как это обычно бывает. Потом про это место узнали наркоманы. В комнатах стали появляться пустые шприцы и пластиковые бутылки с фольгой на горлышках. Пьянь и наркоманы старались не попадаться друг другу на глаза, благо, территория позволяла.

Но потом как-то ночью у недостройки остановился фургон с выключенными фарами. Двое вынесли длинный свёрток и, надрываясь, потащили в дыру в заборе. Через пару дней всё вокруг было запружено машинами с мигалками и мужиками со злыми взглядами. Кто-то из бомжей набрёл по запаху на труп. В бывшем — заместитель прокурора. В общем, милиция была очень зла. Весь контингент недостроя был найден и опрошен с особым тщанием. Несколько месяцев, пока шло расследование, вокруг так и шныряли ППСники, вылавливая подозрительных, то есть всех, кто умудрялся забрести за уже порядком покосившийся от времени забор.

Нашли. Схлынуло. А «дурная слава» за недостроем уже закрепилась. У обычных людей эта территория ассоциировалась с средоточием зла в виде наркоманов и дебоширов. У жулья и укурков — наоборот, с территорией ментоопасности.

Впрочем, дети всё так же сюда забегали, дабы пройти инициацию: я не побоялся, я крут. И ещё время от времени здесь устраивали тактические игрища поклонники страйкбола.

Когда Дима вспомнил об этом месте, то отмёл как неподходящее: страшное, неудобное. Но всё же решил сходить, посмотреть. И был буквально очарован этим местом!

Да, тут было грязно и страшно, и за любым углом мог ждать подонок с финкой. Да, изрисованные стены в подпалинах, да, совсем неприятный запах. Да, дурная слава. Но до чего же удобное место! Обширная территория, обрамлённая остатками забора, заросла густой высокой травой и кустами. С трёх сторон недострой обрамляет большой парк, а с четвёртой — пустырь, ведущий к реке. То есть кроме тех, кто будет на самой территории, его не заметит и не будет за ним наблюдать, если он захочет тут сделать свой «научный центр».

Дима вошёл в состояние ускорения и осторожно, дабы не влезть в многочисленные зловонные кучки, обошёл недострой по периметру, заглядывая во все норы, будки и остатки контейнеров. Никого. А ведь когда подходил, слышал невнятный крик и звон разбитой бутылки. Значит, он тут не один. А кто и где? И как тут вообще?

От бывшей сторожки остались только столбики по углам, остальное растащили. Во дворе валялись груды мусора и стоял остов сожжённой машины. А на третьем этаже кто-то был. Видна была пацанячья голова, запрокинутая к небу. Хлопец пил из баклаги пиво. Диму он, конечно, даже если бы захотел, не заметил. Но до третьего яруса далеко. Посмотрим, что там на первых двух.

Многочисленные комнаты и комнатушки. В некоторых — остатки лёжек. Матрасы, чёрные круги и копоть от костров, псевдограффити на стенах. Груды кирпичей там-сям. Перегородки и стены в дырах, некоторые дыры расширены до полновесных проёмов. Можно не выходить из подъездов, чтобы перейти в следующий: тут всё такими вот рукотворными каналами соединено. Осколки, обломки, ну, всё как обычно. Внезапно кресло-качалка и плед в нём. Дима не стал подходить и проверять, есть ли кто в кресле: ему просто стало страшно. Ходить по этому запустению, пусть и ускоренно, пусть и с зажатым в руке обрезком толстого арматурного прута, было всё же донельзя сцыкотно. Любой звук тут казался страшным, любая тень — угроза. Дима никогда такие места не любил, даже в детстве старался их избегать. А тут — сам, по собственной воле идёт и заглядывает в каждую комнату! Где может оказаться кто или что угодно. Он сам себе удивлялся.

Поразительно, но тут даже были двери. На некоторых квартирах кто-то когда-то установил рамы на входных проёмах, а на рамы навесил двери! Да, сейчас они все были раздолбанные и пробитые, но всё же! Петли скрипели так же уныло и жутко, как в фильмах ужасов.

На втором ярусе за очередным поворотом Дима нос к носу столкнулся с каким-то барыгой, с очень злым выражением лица смотрящего в коридор, откуда и пришёл айтишник. Более того, этот барыга приготовился бить: в напряжённых руках — такой же, как у Димы, арматурный прут, и эта «дубинка» уже пошла вперёд. Наверное, мужик услышал приближающийся шорох и, не мудрствуя лукаво, тут же решил «встретить» нежданного визитёра. Если бы Дима был в «нормальном» режиме, тут бы ему и конец пришёл. А так — плюхнулся от неожиданности на пятую точку опоры, отполз и обошёл атакующего мужика сбоку. И всё же не удержался (А если бы на моём месте был кто-то другой? Пришиб бы этот подонок, совсем пришиб бы!) и отвесил мужику смачного, с разгона, пенделя. Сломать ничего ему не сломал, но скорости придал изрядной — мужик улетел вперёд на добрых три метра и впилялся в стену коридора. Вот пусть посидит и подумает, что и кто это был.

В одной большой комнате на полу были намалёваны кривые пентаграммы, а стены измазаны бурым. Боже, что тут творилось?

В другой в дверном проёме кто-то подвесил череп коровы. Жуткое местечко.

В третьей на крюке, торчащем из межэтажного перекрытия, ветер всколыхнул обрывки нескольких верёвок. Тут что, привычное место для самоубийц? Вон и крепкий колченогий табурет в углу валяется. Бррр.

С особой осторожностью Дима выходил на третий ярус. Тут были люди, и айтишник не хотел ни с кем столкнуться.

Компания молодёжи явно хулиганской наружности что-то слушали (в ускоренном состоянии не разобрать, что): то ли шансон, то ли рэп, пили пиво из двухлитровых баклаг и дебоширили. Всем им было лет эдак по 18–22, почти ровесники. Несколько пацанов, две девчонки. Впоследствии оказалось, что девчонки три и пацанов на одного больше: одна парочка, едва зайдя за перегородку, занялась сексом.

Здесь, на третьем ярусе, практически не было стен. По периметру, да и то не везде. А так в основном — колонны с торчащими из них выпусками арматуры, выгнанные до четвёртого этажа жесткостные блоки: лестничные марши и лифтовая шахта. Несколько внутренних стен всё же успели выложить кирпичом. Но в основном это было открытое дождю и снегу открытое пространство, обрамлённое внешними стенами с проёмами окон и выходов на будущий балкон. Внутри этого открытого пространства то валялись какие-то ошмётки и обломки, то стояли незнамо как притащенные сюда диваны и кресла, то грудой навалены кирпичи и обломки бетона, то остатки чего-то деревянного и ящики. В общем, помойка, расширенная на большое пространство. Слабо попахивало нечистотами, но несильно: дожди смывали отсюда на нижние этажи всякие непотребства.

Но главное! Главное то, что это место практически идеально подходило для Димы и его исследований и тренировок! Есть только одна проблема: люди. От них нужно избавиться. А как? Может, это гости залётные и бывают тут только по случаю каких-то праздников?

Но и на следующий день всё та же компания плюс-минус пара человек всё так же тусовалась всё там же.

Дима понял, что столкнулся с проблемой, и эту проблему предстоит решать ему. Ему одному. Пару дней он провёл в планировании и подготовке, а потом взял всё, что добыл и что ему было нужно, загрузил в рюкзак — и отправился на «базу».

* * *

Да-да, и сегодня, он не ошибся, всё та же компания что-то опять праздновала. Последний четверг на неделе, наверное. Дима очень надеялся, что это станет взаимным праздником «Последний четверг на этом месте» для них и «Первый день на месте новом» — для него.

Всё то, что он задумал, было абсолютно ново. Такого он никогда не делал. Он никогда не выступал на публике, никогда не принимал участие в школьных постановках по причине зажатости и хроническом смущении на публике: на сцене он всегда впадал в ступор, даже если вся его роль заключалась в том, чтобы пройти с палкой наперевес от одного края сцены к другому. Не пел в общем хоре, а только раскрывал для видимости рот (по настоятельной просьбе учителя пения). Да и вообще: клоунов ненавидел с детства.

Нынче же ему предстояло побыть клоуном и сделать своего рода представление. Шоу одного актёра. Дима очень надеялся, что уж тут, оставаясь практически невидимым для зрителя, он сможет побороть свои страхи и смущения перед «зрителями».

В предыдущие свои посещения он тщательно изучил «место боевых действий», набросал эскиз расположения всяческих препятствий и даже сделал несколько снимков на фотоаппарат. Дома — изучил снимки и эскиз, набросал план действий. Если получится с первого раза — хорошо, нет — можно будет повторить. Главное, чтобы то, что он задумал, в принципе проняло «зрителей».

Глубоко вздохнув, Дима осторожно, тихо и аккуратно выбрался на третий ярус и быстро убежал за недалёкий блок жёсткости — лифтовую шахту и лестничный марш. Повезло, за ним сейчас никого не оказалось. Обычно тут справляли малую и не очень нужду, так что амбре стояло соответствующее. Ничего, покатит.

Дима быстренько снял куртку, натянул сверху белый балахон, наскоро сшитый им из старой простыни. На лицо нацепил хоккейную «безликую» маску, оставшуюся у него ещё с детства. Вот кем его брали в игры, так это вратарём, причём ворота он защищал неплохо. Родители так обрадовались, что его чадо всё же обзавелось хоть такими временными сезонными, но друзьями, что расщедрились на полную экипировку хоккейного вратаря. Там была и вот такая маска. Главное, что она — белая.

Дима на цыпочках, хоронясь за колоннами, вновь обошёл весь ярус, сбегал на второй. Проверился, не идёт ли кто? А потом вздохнул, зачем-то перекрестился — и начал представление.

К этому времени он уже довольно неплохо научился входить и выходить из ускоренного состояния. Теперь у него это получалось это буквально мгновенно. Он мог выйти из ускорения и в ту же секунду зайти в него вновь.

Что успешно применил и здесь.

Компания молодёжи была уже навеселе, хотя до скотского состояния им было ещё далеко. Идеально! Они хохмили, жлоктили пиво, купленное на выбитое из школьников деньги и лапали своих «боевых подруг». Главный весельчак компании привычно молотил всякую чушь, его друзья по компашке привычно ржали.

Как вдруг среди всей этой идиллии возникла белая фигура. Прямо посреди компании! Возникла и исчезла, но всё же её заметили. Вожак, краем глаза увидевший фигуру, вздрогнул, а его подельник поперхнулся пивом и закашлялся. С ужасом он показал туда, где только что что-то белое мелькнуло, и едва через кашель выдавил:

— Ты… кха-кха… видел? Пинд… кха-кха… дец!

Вожак не успел ему ничего ответить, потому что сидевшая у него на коленях девушка взвизгнула и подпрыгнула, чуть не завалив обоих. Вожак грязно выматерился, ему вторил дружбан, который только что тоже увидел призрака.

Вдруг привидение вновь явилось всем и застыло надолго. На целых несколько секунд! Все уставились на него кто удивлённо, но большинство — со страхом. В почти полумраке затухающего дня белый сгусток, возникший ниоткуда, пугал изрядно. Он стоял безмолвно, потом от него вроде бы послышался какой-то приглушённый голос, щелчок — и вдруг воздух вспорол визг, да такой страшный! Словно фильмы ужасов выплеснулись в реальность, настолько было похоже. Вой оборвался на самой высокой ноте — и призрак исчез. Но крик продолжался — это орали уже девчонки и не только они. В основном матюки.

Вновь вой, но уже с другого места. Компашка оборачивается туда — и действительно, призрак уже там. Опять исчез! Через несколько секунд — в другом месте. Да что за хрень тут творится?

Вдруг деревянный ящик, мирно доселе лежащий на полу, взлетел в воздух. А за ним ещё один, картонный. И палки какие-то. Кусок трубы. Кирпичи.

— Полтергейст! — закричал кто-то. — Я такое в кино видел!

— Класс! — поддержал его другой.

— Мама иииии! — это уже девчонки.

Ящики и всякие другие предметы так и не хотели падать на землю. Колебались туда-сюда. То взлетят повыше, то норовят грохнуться на землю. То опять взлетают.

Это могло бы показаться даже красивым и забавным, если… Если ящики вдруг не полетели в головы их компашки. Железные трубы и кирпичи пролетали буквально в сантиметрах от лиц, падали на бетон перекрытия с жутким звоном и грохотом.

Визги страха, вопли ужаса и уже — крики боли.

Вдруг диван, на котором сидел вожак с уцепившейся в него подругой ощутимо вздрогнул и попытался из-под него выбраться. Парочка испуганно заматерилась и скатилась с потрёпанной обивки.

Последние ящики упали на пол, но внезапно прямо на стене, что напротив их компашки, стали возникать большущие буквы. Красные, словно написаны кровью. За пару секунд на стене появилась надпись «УБЕРАЙТЕСЬ!»

Чуть в стороне от них буквально из воздуха появилась сама Смерть в чёрном балахоне и с косой в руках. Череп выглянул из-под балахона, уставился прямо на вожака — и снова прозвучал тот самый жуткий визг. Тут уже думать было некогда. Подвывая от ужаса, теряя на ходу пиво и ботинки, компания ломанулась к ближайшей лестнице. У выхода с яруса образовалась толчея, а ведь Смерть, воя, приближалась!!! С грохотом и матами компашка протиснулась вся разом на лестницу, чудом умудрилась не свалиться с пролёта на ярусы — и докатилась до первого этажа. Но на этом никто не остановился, все бежали дальше, дальше, аж до забора. Там, за территорией, остановились, чтобы хоть как-то отдышаться и спросить друг у друга, что это вообще было? Может, их кто так разыграл? Но не успели обменяться и парой реплик, как в забор что-то так сильно ударило, что он пошатнулся и чуть не рухнул. Сыпануло обломками и щепой. Вновь послышался вой, причём он приближался! Да что этой чучундре от них надо?!

Компания бросилась наутёк, подвывая от ужаса.

Дима мог праздновать победу.

Он нажал на паузу плейера, выкинул оставшиеся в руках несколько обломков кирпичей и чуть не сел тут же у забора. Силы оставили его, ноги подкосились. Он струхнул не меньше этих несчастных! А вдруг бы что-то пошло не так? А вдруг в самом интересном месте у него ускорение отказало бы?! Не избежать тогда ему трёпки, если не сказать больше.

А ведь несколько раз всё было на грани срыва!

Его появление было эффектным, ничего не скажешь. Дима представил себя на месте этой компашки и вздрогнул. Увидь он внезапно белую фигуру, возникшую ниоткуда, он первым проорал бы: «Призрак!» Хорошо, что простыни закрывали и ноги. Призраков в ботинках не бывает.

Появления-исчезновения у него удались легко. А вот когда нужно было «включить звук», вышла первая накладочка. В поисках жуткого воя, который можно было бы представить как крик привидения (Интересно, чем могут кричать призраки, у них же нет голосовых связок? Но всё равно прокатывает всегда), Дима просмотрел несколько ужастиков, а подходящий вопль нашёл всё же в компьютерной игрушке. Потом он долго бился над проблемой, как этот крик преподнести. На мобильнике слабоваты для открытого пространства динамики. Колонки с собой таскать не станешь — что это за привидение с колонками? Привидение-меломан прям. Но потом он отыскал у себя в чулане старый кассетный ещё плейер. На удивление тот ещё работал. Через не менее старый, но хранимый отцом двухкассетник Panasonic Дима умудрился записать на кассету этот вопль. Резонно решив, что на перемотку ленты у него в тот момент вряд ли будет время, он записал целую сторону повторяющимся криком. Тридцать минут. Прослушал на максимальной громкости. Обалденско прозвучало! Хороший плейер, хороший динамик.

И вот когда этот вой должен был прозвучать, Дима от волнения запутался в кнопках управления. Сначала ткнул на перемотку назад, потом одновременно на Пуск и перемотку вперёд, наконец, понимая, что вот сейчас будет раскрыт, всё провалится и, возможно, ему будет очень больно, чертыхнулся — и попал-таки в нужную кнопку. Вой на максимальной громкости елеем прошёлся по его душе, но главное — этот звук достиг нужного эффекта! «Слушатели» прониклись и поддержали его вой своими.

Дальше уже было дело техники. Вой — исчезновение — появление на новом месте — снова вой и так далее. Близко Дима не подходил, дабы не раскрыли его уловки и не увидели швов на простынях. Уже смеркалось, но видно ещё было сносно. Так что обман Димы пока прокатывал.

Следующая фаза. Рассерженный полтергейст. Это, в принципе, было легко. Дима заранее приметил вещи, которые он смог бы поднять и бросить вверх. Одни оставил там же, где были, другие разложил в упорядоченном беспорядке по ярусу. Дальше, когда пришло время, он в максимально ускоренном состоянии всё это брал — и кидал вверх. Отделившись от рук, предметы тут же замедлялись, но исправно взлетали на ту высоту, до которой сумел добросить Дима. Одна, две, три коробки, всякие деревяшки, камни и железки. Аж запыхался. Потом только и оставалось что следить, чтобы предметы не грохнулись на землю. Чем-то напоминало компьютерную игрушку.

Однако с полтергейстом он просчитался. Летающие предметы не так испугали, как тот же вой, например. И когда в глазах «зрителей» Дима увидел не страх, а даже восторг, то решил ужесточить это вот «сверхъестественное явление». Теперь предметы он подкидывал направленно, так, чтобы они приближались к тому или иному «члену коллектива». А потом стал эти предметы на них ронять. От картона или от небольших деревяшек ни ушибов, ни особой боли не возникало, и потому Дима их ронял непосредственно на головы шайки, а вот трубы и камни отводил от голов, чтобы, понимаешь, не навредить особо.

Чтобы его восприняли всё же серьёзней, он напал на парочку, что сидела, вцепившись друг в друга, на диване. Силёнок его, конечно, не хватило, чтобы поднять этот «компонент меблировки», не хватило и чтобы перевернуть. Но расшатал диван Дима изрядно. Так расшатал, что парочка подхватилась на ноги, изрядно при этом вопя.

Следующий этап. Гневные надписи. Дима метнулся к припрятанному рюкзаку и выудил из него купленный баллончик с краской для граффити. Намеренно выбрал красный, чтобы, зловеще выглядело. Думал было приобретать даже с флуоресцентным наполнением, чтобы светилось в темноте, но эффект пропал бы втуне, так как само действо должно было происходить в светлое ещё время суток. Вплотную приблизил баллончик к стене и начал настолько быстро, насколько смог, выписывать слово. Думал было просто послать, да решил, что привидение гопника — не самый лучший вариант. Краска, распыляясь, попала ему на балахон, изгваздав его. Но мало этого, Дима её, конечно, вдохнул. Едва не раскашлялся там же. Когда накарябал то слово, что задумал — Убирайтесь! — понял, что допустил ошибку. Да исправлять было и поздно, и глупо. Так и осталось грозное «УБЕРАЙТЕСЬ!». С их уровнем грамотности прокатило на ура. Зато как эффектно возникла надпись! Дима, когда её писал, старался не задерживаться в одном положении и в одном месте на несколько секунд в «своём» мире, рисовал одновременно несколько букв. Потому и надпись возникла быстро и вся сразу, и его никто не заметил.

Апофеозом апофигея стало появление Смерти.

Катюха училась в выпускном классе и уже довольно часто бегала на гульки, в том числе и на тематические в ночные клубы. В этом плане у неё была ограниченная свобода. Мама разрешала ей некоторые вольности, вспоминая себя в её годы, но строго наказывала ночевать дома, следить за гигиеной и безопасностью в сексе и так далее. Это, в общем, к делу не относится. Главное то, что на тематические вечеринки они с мамой напару варганили костюмы собственного сочинения. Так у них классно получалось, что они за пояс затыкали разные косплей-костюмы из дорогих бутиков. В сущности, для некоторых из этих бутиков мама и сама шила, так что тут конкурировала с самой собой. Некоторые наряды делались на скорую руку, а некоторые выходили шедеврами. Их Катя оставляла себе в гардеробе. Мало ли?! На последний Хэллоуин Катька «обрядилась» самой что ни на есть Смертью. Чёрный балахон с капюшоном, раструбы рук, боевой макияж в виде черепа и всамделишная, правда, затуплённая коса. Когда она ехала на вечеринку в метро, вокруг неё, несмотря на час пик, образовалось пустое пространство. Косу пришлось позже отдать владельцу, а вот балахон Смерти остался. Дима с трудом всё же выпросил его на денёк. Мол, будут на фирме подшучивать над одним нерадивым сотрудником. Косу пришлось мастерить из держака для швабры, плечиков, скотча и пищевой фольги. Вышло неубедительно, но издалека сойдёт. Маску Смерти Дима сделал из чёрной банданы, на которой был нарисован череп. Если бандану эту нацепить на себя, развернув рисунком к зрителю, а сверху прикрыть капюшоном балахона, получалось, что на тебя смотрит самый что ни на есть череп. А кто ходит в чёрном балахоне и с косой? Только смерть. И вот если подогреть публику, а потом в таком виде явиться… по всему получалось, что должно прокатить.

И прокатило! Да ещё и как прокатило! Компания была на взводе, но некоторые ещё колебались. Дима после всяких полтергейстов и надписи побежал к рюкзаку, быстро сменил одёжку, подхватил косу — и явился. Медленно из-под капюшона показался череп, Смерть взвыла — и пошла к ним.

Дима не думал, что люди умеют так визжать. Однако умеют. Остатки компашки, бросая всё, что в руках и теряя по пути ботинки, кинулась к выходу. Диме хватило благоразумия не нагнетать ещё больше обстановку, не бежать к возникшей толчее, ибо загнанный и очень испуганный человек может действовать как крыса: развернётся и бросится на преследователя. Дима приближался, периодически из плейера вылетал вой. Наконец, людская пробка была пробита. Компашка ссыпалась по лестнице вниз.

Он последовал за ними, наблюдая, что предпримут. И когда в ускоренном состоянии увидел, что компания добежала всего лишь до забора и остановилась, вернулся чуть назад, подобрал кирпичей помассивней — и с разгону начал пулять ими в забор. Скорость кирпича получалась приличная, импульс — тоже. Так что выходило, словно ядра из пушек долбили в забор. Красиво разлетались щепки. Хорошо ещё, что подстраховался и не кидал камни прямо в людей через забор. Так, в стороне. А то пришибло бы как пить дать. Вновь приближение «воющей Смерти» и, наконец, добился своего. Компашка сбежала.

Чуть переведя дух, Дима прошёл дальше и посмотрел, что стало с молодыми людьми. С трудом обнаружил некоторых из них. Те пролетели парк и бежали уже по улицам, только пятки сверкали. Один спрятался за мусорными баками и со страхом смотрел назад: не настигает ли его Смерть? Девушки доковыляли до остановки и затисались в людскую толпу. Остальные разбежались кто куда.

В общем, первая цель достигнута. Можно праздновать победу.

Впрочем, этого мало. Завоёванное нужно ещё удержать в руках.

Диму не интересовало, кто тут будет, когда не будет его, и чем они будут заниматься. Он хотел, чтобы в определённое время и в определённые дни именно здесь никто не рисковал оставаться. На то время, которое потребуется ему для самообучения.

Одно, правда, его смущало. Если пойдут слухи о паранормальности этого места, и этим слухам поверят всякие чудики, что тащатся от призраков там или инопланетян, то вполне возможно, что они начнут сюда наведываться. С одной стороны даже хорошо, если они захотят оставлять там фотоловушки и так далее: он может разжиться дорогой техникой. Не, ну в самом деле, это ведь на него охотиться собираются! А с другой стороны, совсем не нужен этот вот интерес. Пусть это станет одной из городских легенд. Судя по обрывкам верёвок на крюке, тут не один уже свёл счёты с жизнью. Вот пусть и будет страшилка про души невинно убиенных. И что появляются они тогда-то и тогда-то. И что они агрессивны, так что не надо…

В любом случае, Дима решил до того, как начинать любые действия тут, обходить «вновь приобретённые территории» и тщательно осматривать на предмет скрытых камер и фотоловушек.

На следующий день Дима с опаской пробрался на третий ярус. Тихо. Никого нет. Обошёл по периметру и всё, что внутри периметра. Никого, и никаких посланий. Здесь, в доме, кто-то был, но на третий ярус не поднимались. Каждый сверчок знай свой шесток. Это место, небось, было забито за той самой компанией. Тем лучше!

Первое, что сделал Дима — обезопасился. На всех лестничных маршах он рассыпал осколки стекла и жужжалку, то есть то, что остаётся от сгорания угля. И то, и другое он в избытке обнаружил у развалин сторожки. Ох и грохот, скрежет и визг стоял, когда он рассыпал по ступенькам эту адскую смесь! Но никто не пришёл посмотреть, что тут творится. А может и приходил, но Диму вряд ли смог увидеть: чтобы всё успеть, он работал в ускоренном режиме. Натаскался тяжеленных вёдер, все руки изрезал осколками. Но оно того стоило! Теперь всякий, кто хотел подняться на третий ярус, производил бы невероятный шум, который даже в ускоренном состоянии услышать не представляло труда. Плохо единственно то, что и его так же было бы слышно. Впрочем, перебираться через свою же «полосу препятствий» он намеревался исключительно ускоренно, так что может и не отреагируют сразу.

Второе — обустроился. Многого-то и не надо. Тихое местечко, закрытое от любопытных глаз. Какой-нибудь коврик. И чистая стена. Проблемы возникли только с последним. Все стены тут были измалёваны голыми бабами, пахабщиной и матюками. Пришлось вновь покупать уже белую краску для граффити — и зарисовывать порядочный кусок стены.

Зачем?

Затем, что Дима разработал систему собственного контроля. Он понятия не имел, сработает или нет, но почему-то был уверен практически на сто процентов, что — таки сработает.

Суть проблемы заключалась в чём? В том, что он не мог совершенно точно контролировать ускорение «своего мира» относительно мира «нормального». Входить в это состояние, разгоняться и выходить из него уже мог без проблем, а вот контролировать разгон — нет. То, что этот процесс контролируется его сознанием, он уже знал. Но теперь следовало в сознании закрепить якорьки, символизирующие ту или иную степень ускорения.

Когда он рылся в чулане в поисках чего-то, что поможет ему в озвучивании «призрака», откопал коробку, оставшуюся от дедовых вещей. Дед любил играть на гитаре, он был мастером своего дела! Его слух передался и сыну, но вот на внуке дал сбой. У Димы его не было абсолютно! Подаренная в детстве гитара вскоре покоробилась и рассохлась, струны вконец растянулись и испортились. В общем, пришлось её выкинуть. Но остались другие вещи, связанные с музыкой. Например, метроном. Пирамидка, маятник, шкала. Всё в отличном состоянии! Только покрыто пылью. Дима ещё не зная зачем достал метроном, смахнул пыль, пропылесосил. Потом проверил, сравнивая щелчки метронома на уровне «60», то есть на уровне шестьдесят колебаний в минуту. Сравнил с часами, что в интернете. Точь в точь! Секунда в секунду! И только потом до него дошло, как он сможет замерять время в своём мире и в мире обычном. С помощью вот этого метронома.

А потом пошла работа!

* * *

Что это за будка такая была — Спец, он же Илья, друг-побратим Саввы, понятия не имел. Будка как будка, раньше в таких возились телефонные мастера и что-то там чинили, подключали или отключали. У них, мастеров этих, как помнил Илья, были телефонные трубки с диском прямо на самой трубке. Вот повозился мастер, потом протянул провод от трубки, куда-то там вставил, тут же набрал номер, позвонил — и ему ответили! Мечта всех пацанов в их дворе без исключения. Вот так вот идёшь на дискарь, а в кармане моднячих варёнок лежит такая трубка с диском, да из кармана провод торчит. Чтоб, понимаешь, видели. Подойдут такие крутые девчонки, скажут, а можно, мол, позвонить, а ты такой, мол, да нечего делать. Достаёшь трубку, а провод вставляешь… ну, куда-то вставляешь, в общем. И вот самая крутая девчонка набирает номер… До появления самых простых сотовых тогда оставались ещё годы…

И вот они раскурочили такую вот будку. В ней — провода, провода, сотни проводов. Какие-то пластмассовые крокодильчики, пластиковые стяжки, схожие с теми, какими на Кавказе руки «чехам» стягивали, что-то там маркером написано. Мрак, короче. Вот пусть Медвежатник и разбирается. Илья к нему не для того приставлен. Возиться с проводами и прочими жучками — дело головастых, а он — спец по оружию, потому и Спец.

Судя по тому, как сноровисто, подсвечивая себе налобным фонариком, лазит в хитросплетениях проводов, Серёга-Медвежатник, он тоже немало чего умеет. Ну или делает вид, что умеет. Впрочем, всё равно ведь проверка будет, тогда и посмотрим что к чему. Кто тут больший спец.

Илья, поудобнее перехватив свой бесшумный «Вал», внимательно осмотрел окрестности. Всё, что можно было сделать для безопасности, уже сделано. Камеры наблюдения нейтрализованы, перенаправлены в другую сторону и на время заклинены; несколько выявленных, кстати, каким-то хитромудрым прибором Сергея-Медвежатника, скрытых камер тоже не заметят их: перед их объективами вставили по шаблону шпионских и криминальных боевиков поляроидные фотоснимки, и теперь те камеры видят только то, что на фото. Охранники, как близлежащего офисного центра, так и ближайшего банка их и так не увидят. А прохожие не в счёт.

Работа кипит, Медвежатник оправдывает своё прозвище, а Илья — своё.

Спец вновь скользнул взглядом по невзрачной фигуре Сергея, по его полуседым, заплетённым в косичку, волосам; по горбатому носу и глазам на выкате; тонким, но мозолистым рукам. И в который раз задался вопросам: что такого нашла в нём, этом мужичонке, такая эффектная женщина, как Ольга. Леди. Так её стали называть меж собой в их компании.

«Настоящая леди. Ну не смотрятся они вместе! — раздражённо повёл плечом Илья. — Как красавица и чудовище, едрить её в кочерыжку! И девчонка их, эта неугомонная и загадочная Кошка Инга, тоже вся из себя красавица. Вся в мамку. А уж и гибкая какая! Это вообще не пойми в кого. Леди — дама царственная, властная. Этот же хмырь на каждом шагу кряхтит и скрипит, точно, мля, дед старый. Хотя дело своё знает. Во как шарится! Шарит!»

И тут Илья решился.

— Слушай, Медвежатник…

— Меня зовут Сергей, — перебил его седовласый с хвостиком. Илья упрямо дёрнул щекой.

— Слушай, Медвежатник, а как ты… Ну…

— Стал таким вот? — тон главы четы Маладиевских совсем не изменился. Чёрт бы побрал этих интеллигентов, совсем не поймёшь, что у них на уме. Илья бы на месте Медвежатника обложил бы раздражающего приставаниями и обзываниями его человека по полной программе. — Способным, подобно вам, пребывать в состоянии перманентного переменного стазиса?

«Что за пургу он гонит?» — Илья почесал бы затылок, да каска мешала. Не найдя годного ответа, просто поддакнул:

— Ага.

— Это, молодой человек, долгая история, — лекторским тоном ответил Медвежатник.

«Сфигали «молодой человек»? — скривился Илья. — Сам-то, даром что в морщинах весь и выглядит постарше, но ведь по документам — лишь на десять лет старше будет. Ох уж эти интеллигенты, иху мать!»

Тем не менее, Сергей продолжил. Может, ему самому было интересно кому-то рассказать свою историю, а может, он не чувствовал в себе противоречия утаивать эту информацию, или даже вообще — всё придумывал на ходу, но всё же он продолжил. Иногда рассказ его приостанавливался, он что-то быстро подключал к нетбуку, проверял, что-то перестраивал, но потом вновь говорил, говорил.

— Я, мил человек, учился в… впрочем, про то вам знать не надобно, — Медвежатник по странной и порой отталкивающей привычке ко всем обращался исключительно на «вы». Даже к Психу, от чего Валера-дурачок его всемерно уважал и не пытался подкалывать и срывать на нём злость. — Вам ничего не скажет название того полузакрытого заведения. Важно лишь то, что я там работал с материалами ядерного распада. Проще говоря, лаборатория была ядерная. Я был молод и любознателен, «перспективный молодой человек», по словам одного из тамошних столпов науки. Но однажды случилось там ЧП…

Вот никто не придаёт особого значения фильмам про суперменов всяких, Х-менов и так далее. Фантастика, считают, сказки. Да, фантастика. Но посмотрите, коллега, на нас с вами. Мы — кто? Мы — сказка. Комикс. Супергерои, способные спасти человечество!.. Нда. Знал бы, как.

Но что-то я отвлёкся. Итак, случилось чрезвычайное происшествие. Всё по канону высокобюджетных фильмов со сногсшибательными спецэффектами. Ну или по причине головотяпства и пренебрежением техникой безопасности вкупе с мозгами, вечно забитыми всякой научной мишурой.

Как сейчас помню: после посредственного эксперимента, не подтвердившего теорию… ну, это вам знать ни к чему… а ночь была, устали уже все как собаки! Техники и лаборанты дрыхнут в подсобке что сурки. Одни только аспиранты, доценты да профессора исключительно научного спора ради задержались. Но вот: закончился эксперимент. Вышли из лаборатории, направились к конференц-залу. И тут вспомнил я, что оставил свои записи в зале испытаний. Побежал забирать. Но так торопился, что запнулся о растянутые там, сям провода. Кааак полыхнёт!..

Сергея передёрнуло, он, казалось, вновь очутился в зале испытаний, когда из-за его оплошности коротнуло установку, совершенно невообразимым образом сочетались враз повреждённые алгоритмы запуска и программы — и сквозь тело аспиранта прошёл мощный пучок жёсткого излучения.

— Ни до, ни после я не испытывал такой адской боли, как тогда, — тихо произнёс Маладиевский. — Вроде, и не должно было так повлиять. Во всяком случае, не сразу. А вот сложилось. Что со мной творилось и что изменило во мне, и каким таким образом — без понятия. Только вот я почему-то не умер. Выпали волосы и стали лезть зубы и ногти, началась лейкемия. Всё должно было закончиться очень скоро. Я даже завещание написал.

Илья хмыкнул. Сергей передёрнул плечами.

— Да, молодой человек, я должен был умереть. И даже не 99 процентов, а 99,99 процентов! Но я выжил. Никто не знал, почему. Стандартные тесты и анализы не показывали каких-либо отклонений от нормы, более того, я стал значительно здоровее себя прежнего!

И тут Сергей прикусил язык и не стал рассказывать, что с его появлением переставали работать приборы, связанные с излучением. Невозможно было сделать ему простую флюорограмму, и с его появлением в испытательном центре прекращались любые эксперименты. Сначала всё спихивали на случайности и стечения обстоятельств, но потом проследили закономерность…

— Короче говоря, на меня положили глаз военные, — продолжил Сергей. — Я не знаю, что они могли бы со мной сделать, но когда получил анонимную записку от моей прежней… от одной девушки, что на выходе из лаборатории меня уже ждут несколько человек, а за углом стоят крытые кунги, и что отвезти меня собираются отнюдь не на светский раут… В общем, я сбежал.

— Экий ты, Медвежатник, сказочник, — Илья закурил. — Сбежал он. От гэрэушников, да? Аспирант, да? Х-хе.

Сергей, присоединившийся к Илье по части перекура, улыбнулся, выдохнул сигаретный дым и продолжил:

— Вот тут-то, молодой человек, всё и началось! Я был так напуган запиской, а когда заметил эти крепкие фигуры чужих людей, стоящие у всех входов-выходов, то и их видом тоже, что впал в панику. Я побежал что было сил и вдруг увидел, что всё окружающее меня впало в состояние стазиса. Так я называю это явление. Думал даже присвоить этому научному феномену своё имя, ха-ха! Но поездив по миру… нда. Наив. На чём я остановился? Ах, да. Побежал что было сил — а вокруг всё застыло в стазисе. И этого так же испугался. Думал даже, что уже попался в руки военным, а всё, что вокруг — искусная галлюцинация. Бежал, бежал. Бежал, бежал. Пока было сил. А потом забрался в какой-то стог — и заснул, обессиленный. Ночью разбудили преследователи. Вернее, собаки, идущие по следу. На меня как на опаснейшего преступника была объявлена охота. Но главное — я понял, что это не галлюцинация, а взаправду. Что я могу входить в стазис когда захочу. И сколь ни мало у меня оставалось сил, а пришлось бежать. И сколь я ни медленно бежал — с непривычки-то, конечно, ведь у научных работников совсем иные мышцы накачаны — а всё равно обгонял преследователей намного и надолго.

Не буду рассказывать, что мне пришлось испытать и пережить. Этих злоключений хватило бы на приключенческий роман. Мне постоянно приходилось быть в движении и менять внешность. Передвигаться по стране на всех видах транспорта. Пришлось даже научиться воровать. А потом и вот это вот, — он кивнул на переплетение проводов, — потихоньку изучить. Жить-то на что-то надо!

А потом иду я как-то по дороге в стазисе. А хорошо, помнится, было! Весна, конец апреля. Всё цветёт, благоухает. Ветерок лёгкий, мягкий. И иду я по просёлочной дороге, как раз в поход к морю направился. За спиной — рюкзак, а на голове — панама. Вдруг слышу: едет кто-то. Вроде бы как будто даже мотоцикл. Поднял бездумно руку, авось, подбросят. Останавливаются! Глядь — а это девушка! И таки да, мотоцикл ведёт. С коляской. Снимает шлем, а и красавица! И спрашивает меня, мол, как это ты сумел в мой мир попасть? Я ей, мол, какой такой мир? И только тогда понял, что ведь в стазисе находимся! Так и стали мы вместе с Олей колесить.

«Не тому ты, Леди, досталась, — ворчливо подумал Спец и чуть не с ненавистью глянул на полуседой хвостик Медвежатника. — Будь я на его месте…»

Но тут думать стало некогда. Сергей удовлетворённо показал Спецу экран, показал какие-то окна, бегущие строчки.

— Всё. Готово. Можем сворачиваться и уходить. Не знаю, зачем Савве этот жучок на этой сети нужен, ну да ладно. Не мне обсуждать его… просьбы.

— Вот и не рассуждай, — неожиданно зло выдавил из себя Спец и, подобрав окурки, сердито прикрикнул на Медвежатника: — Не забудь вытереть отпечатки!

А сам пошёл приводить в порядок камеры слежения.

Задание выполнено. Их совместно разработанный план, в котором посмел сомневаться Медвежатник, сделал ещё один шаг вперёд.