Фермеры вызвали полицейских, те дали мне марли для губы, проглотили мою байку и подкинули на автобусную остановку в Вудстоке. Хипповая пара в тибетских шапочках и крашеных майках сидела на лавке и ела курагу из бурого бумажного пакета. У мужчины на груди висел крошечный младенец в синем мешке.

Над Катскиллами садилось солнце. Трудно разглядеть, есть ли останки или спасатели. Если б Морхаус разбился, полицейские наверняка бы мне сказали.

– Красиво, да? – спросила женщина.

– А?

– Простите, я заметила, вы любуетесь пейзажем.

– А. Ага. Замечательная панорама.

– Это хорошо – вы в город автобусом. Мы всегда так ездим. Защищаем природу.

– Минус лишняя унция нефтехимии – плюс лишняя минута озонового слоя, – прибавил мужчина.

– Так вы местные? – Я быстро перенял пасторальный тон.

– Вообще-то нет, – ответила женщина. – Мы со Стивеном переехали из Трентона, когда забеременели.

– Очень мило с твоей стороны, дорогая, – сказал Стивен, положив руку ей на живот. – Но всю работу сделала ты. – И они поцеловались.

– А переехать сложно было? – Я почти задумался, не сменить ли образ жизни. – Вы же на работу не ездите?

– Конечно, нет, – ответил Стивен. Младенец тянул его за бороду. – Мы открыли веб-сайт. «Жизнь-в-простоте.com». Учим людей менять свою жизнь, как мы поменяли.

– Много всего, – объяснила женщина. – Купить землю, построить дом. Солнечные батареи, запасные генераторы, органическая почва.

– Дорого, наверное. – Я в уме подсчитывал расходы.

– С учетом всего, нам переход на текущий уровень простоты стоил двух миллионов, – кивнул мужчина. – Пришлось заем брать, и не один. Не считая высокоскоростной тарелки, холодильных установок, водоочистного оборудования, плюс обнаружение и удаление радона, машины для экофермы и, разумеется, безопасность и оборона.

– Оборона?

– Мы пацифисты, – сказал Стивен. – Оружие и укрытия – просто на всякий случай. – Он подмигнул.

– Ну конечно. – Я тоже подмигнул этому Добровольцу Натурализма. – А зарабатываете?

– Вашими молитвами, и пусть вселенная сговорится вас опекать, – просияла женщина. – Мы делимся нашим рецептом с другими, приносим радость простоты в их жизнь, а потом они тоже делятся ею с близкими. Цикл добродетели.

– Многоуровневый маркетинг?

– Нет, вовсе нет! Мы это называем сетевой маркетинг, потому что никакой иерархии. Чтобы наполнить жизнь благословенной простотой, каждый получает одни и те же инструменты.

– Мы продаем инструментарий, чтобы люди тоже открывали свои сайты «Жизнь-в-простоте», – пояснил Стивен. – Сейчас в сети более тысячи нод. – Младенец в своем мешке начал корчиться. Женщина забрала дитя у Стивена, чтобы тот закончил повествование о модели доходов.

– Всякий раз, когда их клиенты приобретают солнечную батарею или комплект органической тропической древесины для постройки дома, мы получаем десять процентов. Очень по-дзэнски. Чем больше простоты в жизни других, тем больше простоты мы сами сможем себе позволить.

У меня духу не хватило развеять этот фантом устойчивого потребительского рая, и я выбрал место подальше, в заду автобуса. Вонь дезинфицированных человеческих отходов из сортира лучше размышлений об экологической катастрофе, которую из лучших побуждений провоцируют любители простоты. Прав Тобиас. Бежать некуда.

Я умудрился провалиться в забытье; неглубокое, без подзарядки, однако довольно полоумное – я видел сны. В одном коронованная Карла сидела на троне и принимала парад голых мускулистых евнухов. Потом я увидел себя в «Шоу Джерри Спрингера» – как я кладу сестру на лопатки, а зрители скандируют: «Дже-рри! Дже-рри!»

Потом я очутился на товарной бирже. Проталкивался сквозь вопящую толпу. Все собрались у одной ямы и орали, точно ковбои. Я пробрался в первый ряд – глянуть, что творится. Там на коленях, спиной ко мне, стоял Тобиас. Он вязал молодого бычка. Тобиас оглянулся, протянул мне длинный нож. Я взял и тоже опустился на колени. Поднеся нож к бычьей мошонке, я осознал: у быка человечья голова. На меня смотрела моя собственная перепуганная физиономия.

Я выдернул себя из транса, сосредоточившись на сортирной вони. Я не вполне понимал, где я и куда еду. Дабы убедиться, что сегодняшние события мне не примерещились, я нащупал в кармане рубашки полиэтиленовый пакетик с осколком зуба, который нашла полиция. На месте. Воротник вымок и покраснел. Рассеченная губа упрямо кровоточила.

Уже миновал полдень, когда перед Портовым управлением я поймал такси до «Бет-Исраэль». Тесланет, «Синаптиком», «МиЛ» и вообще все подождут. Я достиг подножия иерархии потребностей Маслоу. Сперва губа, затем борьба.

Китаянка зашивала меня с безразличным пренебрежением. Решила, наверное, что я в баре подрался. Очередной богатый америкашка пал жертвой загнивания нашего аморального общества. В прошлом поколении «белую кость» зашивал бы еврей. Иметь в семье ДМ – высочайший нахес. А теперь профессия перешла в сферу обслуживания. Автомеханик, только ставки выше. Дерматологическая швея. Но она хоть чем-то реальным зарабатывает.

Зуб подождет до понедельника, срочной хирургии не требуется. Китаянка в трех экземплярах подписала какие-то бумаги и велела ждать снаружи, когда кассир назовет мой номер.

В очереди человек тридцать и еще несколько быков, но я устал и не буду подсчитывать, за сколько времени доползу к окошку, если на человека – примерно две минуты. Ну да, час. Не сдержался.

Я закрыл глаза; когда все закончится, смогу легитимно не открывать их несколько часов в урбанистической утробе дома с двойными рамами. Ах да. Мой дом. Сколько я смогу там прожить, раз ухожу из «МиЛ»? И чем платить за жилье, в которое перееду? А моя репутация? Неужто нечего прихватить с собой из этого кошмара? Тесланет. Точно. Два лимона наличными за продажу друзей. Лучше, чем ничего.

Я старался не пукнуть – довольно трудно, поскольку соседний стул ходил ходуном. Какой-то старик неустанно ерзал, удобнее пристраивая тощие ягодицы.

– Я тебя разбудил, Джейми? – спросил он. Ебическая сила. Эзра Бирнбаум. – Я увидел, что ты спишь, и старался потише.

Я потрясенно молчал.

– Ты поранился? – нежно спросил Бирнбаум.

– Ничего страшного. Губу рассек. Четыре шва. – Из-за остатков анестезии говорил я невнятно. Будто пьяница.

– Я рад, что ничего серьезного. Все равно прочитаю за тебя «Исцели».

– Спасибо, мистер Бирнбаум. – Почему Эзра так мил?

– Ты и впрямь хреново выглядишь, сынок. Подрался или как?

– Или как. Тяжелая выдалась неделька.

– Не говори, – согласился Бирнбаум.

– А вы тут почему? – спросил я, будто мы сокамерники.

– Дочь. Рожает. Тридцать часов уже.

– Мазл тов, – сказал я. – По крайней мере, это вас отвлечет от… – Я умолк, затормозив на неловкой паузе. Бирнбауму хватило конгениальности на двоих.

– Это благословение Божье, да. Надо выговориться, иначе лопну.

– Послушайте, мистер Бирнбаум. Я хотел вам сказать, как мне жаль…

– Из-за фотографий? Не переживай.

– Нет, я серьезно, – заупрямился я. – Простите за все. За рекламу, за пиар-кампанию. Вы были с самого начала правы.

– Я был прав? В чем я был прав? – Он поднял брови и улыбнулся.

– Все свихнулись. Как вы говорили? Бешеные Пароксизмы?

– Понравилось? – засмеялся Бирнбаум. – Я знал, что в эфире задержится.

– Но это правда. Все очумели. Тотальная мания.

– И по-твоему, ты в этом виноват?

– Ну, как бы, – признал я.

– Ерунда. Такое случается.

– И вы так спокойно говорите?

Эзра выудил из кармана флакон с таблетками.

– Видишь? Пару месяцев назад мой врач меня посадил наконец на золофт. Пока дозу вычисляли, намучились страшно. Слишком много – я дергаюсь. Слишком мало – не разрывается депрессивный цикл. И тут меня осенило. На самом деле, я же просто психофармаколог от экономики. Пусть по трубам течет достаточно капитала, чтобы люди не теряли оптимизма, а экономика стабильно росла. Не слишком много – иначе рост маниакальный, а в итоге инфляция. И не слишком мало – сложно брать займы, а в итоге спад.

– Но экономика – не просто психология, мистер Бирнбаум. Это реальная штука. На капитале компании растут.

– Нет-нет, Джейми, это лишь модель. Расслабься. Как она действует, никто не знает. Во всяком случае, после отказа от золотого стандарта или появления международных рынков. Макроэкономика, сынок, – не наука, а религия. Сплошное настроение. В этом суть. Моя задача – ну, была, – поддерживать стабильность. Не решать мировые экономические проблемы, а не допустить, чтоб они вышли из-под контроля. Посредством осторожного регулирования.

– Но ведь благосостояние справедливее всего распределяется при свободном рынке? Нас в школе учили – чем более открыта система, тем более она в итоге стабильна. Как в природе.

– Рынок – не природа, Джейми. С чего ты взял? Даже будь оно так, природа разве способствует выживанию сильнейшего? В результате эволюции получается масса отнюдь не оптимальных ситуаций. Если природа ведет к выживанию сильнейшего, откуда у нас взялась операционная система Windows?

– «Майкрософт» жульничала. Ее потому в суд и отволокли. Чтоб играла по правилам.

– А кто следит за соблюдением правил в природе? Бог?

– Природу не обжулить, – убежденно сказал я.

– С легкостью. Зачем и нужна цивилизация. Чтобы молодые не подмяли старых, а сильные не заменили слабых. Пока сильные и молодые не ослабеют и не постареют настолько, что сами станут зависеть от тех же правил. Цель игры – обжулить природу. Законы поддерживают «статус кво». А кто устанавливает законы, знаешь?

– Кто?

– Мы, Джейми. Евреи.

– Да ладно.

– Правда, – сказал Бирнбаум. – Откуда ноги растут у американской законодательной системы? Из талмудических законов. Своей земли нам не полагалось, так что мы стали специалистами по торгам и сделкам. Адвокатами и банкирами.

– Но мы же не правящий класс. Ну, то есть евреи богаче некоторых, но не супербогачи. Никогда не были. Мой дед сюда приехал без гроша.

– Не сомневаюсь. Наверняка в жуткой спешке, а? Почему, как ты думаешь, мы отовсюду бежали? Вавилон? Испания? Германия? Потому что мы избранный народ?

– Ну и почему? Потому что у нас всемирный заговор? – Я разозлился.

– Мы показываем людям, почему не нужно искать от добра добра. Почему надо свою природу обуздывать. Еврейский опыт учит людей не дичать.

– И это важный урок, – сказал я. – Мы стражи мировой морали. Иногда мученики даже.

– Приятно, а? – улыбнулся Бирнбаум. – Я раньше был, как ты. Думал, еврейский народ – такой подопытный кролик. Принесен в жертву ради мирового блага. Первая линия обороны против фашизма. Но ты посмотри на это с позиции гоя. У евреев обычно приятная белокожая жизнь высше-среднего класса. И денег больше, чем полагается изгнанному ближневосточному народу без реального имущества и на чужой территории.

– Евреям все удается, потому что для нас важно образование. Мы изо всех сил трудимся.

– Ну еще бы. А что в итоге? Мы создаем системы, где власть удерживает горстка монархов или сверхбогачей. Мы менеджеры среднего звена. Банкиры, сборщики налогов. Содержим пару-тройку свадебных генералов, богатых, как свиньи. За небольшие деньги, если учитывать масштаб. Они от инбридинга и траст-фондов так отупели, что манипулировать ими – пара пустяков. А мы зато на фоне их богатства и власти не выгладим настоящими победителями.

– Моя бабушка ходила на демонстрации с лидером рабочего движения. С Юджином Деббсом. Тогда евреи были коммунистами. Активистами.

– Ну, естественно. Они тут были новенькими. И бедняками. А поднявшись, мы сменили амплуа. Поддерживаем порядок вещей. Стабильный рост, но медленный, чтоб реальных перемен не случалось. И все под предлогом социальной ответственности. Думаешь, все эти проекты жилой застройки – для размывания классовых границ? Они просто формализуют бедность. А медленная, стабильная, регулируемая экономика формализует богатство.

– Цель регулирования – защита конкуренции.

– Нет, Джейми, цель регулирования – предотвращение конкуренции.

Я уже не понимал, что доказываю. Эзра загнал меня в угол.

– А до золофта вы так же думали? – не выдержал я.

– Честно говоря, Джейми, я все это понял, когда ваш ролик увидел. Толпы людей сражаются за право участвовать в свободном рынке. Попасть в игру. А я со своей риторикой их не пускаю. Вот я и подумал – ну, берите свой тортик и ешьте на здоровье.

– Но на самом деле вы же в это не верите? Что евреи лижут задницу богачам ради положения в обществе? Не верите?

– А что? Думаешь, ты исключение, Коэн?

– По-моему, я в этом не участвую. Да.

– Тогда зачем на Морхауса работаешь? Так веришь в собственные идеи? В этот свой Тесланет? Единственную настоящую собственность, единственную подлинно новаторскую идею ты при первой же возможности сбагрил Теллингтону. А он ее на рынок не выведет. Он тебе платит миллионы, чтобы она не попала на рынок.

– Тут все иначе.

– Это почему?

Готового ответа у меня не нашлось. Но свои два лимона я получу, появится ответ или не появится. Потом, если что, покаюсь. Или на благотворительность пожертвую. Даже целую половину. После налогов.

– Слушай, Коэн. Может, ты не такой. Я тебя не сужу. Но я всю жизнь трясся из-за досок, которые падают людям на головы. Из-за того, что за каждым углом – катастрофа. Мне никто спасибо не сказал, и меня уже тошнит до смерти. Если хотят, пускай хоть с обрыва прыгают. Мне теперь до лампочки. Я скоро дедушкой стану.

Выкрикнули мой номер. Я оставил падшего титана в его золофтовом блаженстве, оплатил счет и направился к подземке, не отрывая глаз от тротуара. Чтобы никаких галлюцинаций. Может, дантист мне порекомендует хорошего психотерапевта.

Я подошел к лестнице, и треснутый мобильник в кармане проблеял жалким полузвонком.

– Алло?

На том конце – одна статика. Потом материн голос:

– Я ничего не слышу. По-моему, автоответчик.

– Алло? – крикнул я. – Слышишь меня?

Вдалеке – отцовский голос:

– Может, он уже едет.

– Я тут! Алло! – Микрофон сдох. Я дал отбой.

Родители. Черт. Совсем забыл. На закате начнется голосование. Надо ехать. Я не подведу своего отца, как подвел Алекова. И я знаю, как его спасти.

На Четырнадцатой улице я купил вместо окровавленной «Армани» какую-то рубашку, позвонил домой и сказал, что еду. Потом звякнул Греко, попросил захватить блестящий черненький диск и подождать меня у моих родителей. Уайтстоунская синагога нажрется у меня реактивной архитектуры до отвала.

Дверь открыла сияющая Мириам.

– Привет, красотка, – сказал я, прикрывая ладонью рот. Вечно она все замечает.

Она опустила глаза и намотала черный локон на палец. Я нежно ее поцеловал и под локоток отвел в гостиную.

– У тебя жесткая рубашка, – высказалась Мириам. – И толстая губа.

В торжественный день явились все. Мама, папа, Мириам, Моррис, Эстель и Бенджамин. Я мысленно сочинял, что приключилось с губой, но, к счастью, мой выход и мою рану затмила текущая дискуссия, уже в самом разгаре.

В пятницу Бенджамина рано отправили из школы с запиской директора: кузену надлежало пройти срочное психологическое обследование.

– И они имеют право? – удивлялся Шмуэль.

– Они должны, – отвечала издерганная Бенджина мать. – Если на ученика донесли, школа формально не вправе пускать его в класс без расследования.

– А кто донес-то? – встрял я. – И зачем?

Сидя на подлокотнике дивана, Бенджамин делал вид, что его тут нет.

– Другие дети! – рявкнул Моррис. Он нервно поигрывал мелочью в кармане. – Какая-то новая программа. Они теперь должны друг за другом следить. Они вообще кто? Шпионы, что ли?

В последнюю пару недель Бенджамин пропускал факультативы и был недружелюбен. Хуже того: взломал в классе терминал, чтобы не видеть больше рекламы корпоративных спонсоров на уроках. Реклама считалась самым увлекательным элементом программы обучения, так что остальные дети Бенджин кибервандализм не одобрили и тут же настучали школьному антитеррористическому комитету. Тот единогласно вынес вердикт: Бенджамин временно отстраняется от занятий до результатов психологического тестирования.

– И что, ему к терапевту идти и обследоваться? – переспросил я.

– «Обследоваться»! – воззвал в пространство Моррис. – Обследование на пятьсот баксов, деньги вперед. Плюс лекарство какое-то.

– Риталин, – пояснила Эстель.

– Господи, милый. – Софи положила руку Бенджи на лоб, точно проверяя температуру. – Ты как, ничего?

Бенджамин пожал плечами. Он терпеть не мог, когда на него все таращатся.

Все вытаращились на меня. Можно подумать, я знаю, чем пацана утешить. Чем?

– Вроде ничего себе взлом. Ты как это сделал? – Они-то все другого ожидали.

– Просто фильтр. И не взлом даже. Не DeltaWave, ничего такого, – ответил Бенджи. Неясно, пощечина это или комплимент. Джуд наверняка рассказал Бенджамину, что я вируса не писал, а все лавры присвоил.

– И тем не менее, – сказал я. – Изобретательность поощрять надо, а не наказывать.

– Ну да. Наверно.

– Джейми! – Мама коснулась моего лица. – Что у тебя с губой?

– Ничего. Прикусил. Все в порядке.

Наконец явился Греко – без зеленой рубашки, зато с диском, который, как он сказал, все устроит. Версия 3.1. Ранний вариант Алгоритма «Синаптикома». Мы его адаптируем, чтоб юзеры перед голосованием отвечали на вопросы (под предлогом идентификации и обеспечения безопасности), – и в реальном голосовании все вопросы подсознательно выведут их на кнопку «Да». Их потянет блевать, если они подведут курсор к кнопке «Нет».

– Имплементация грубая, – признал Греко. – Но должно сработать.

– Наверняка подойдет, – сказал я. Кроме того, до голосования оставался всего час.

Я сел вместе с Греко за компьютер и зашел на сервер. Папа и Моррис наблюдали через плечо.

– Это ж не жульничество, правда? – спросил отец.

– Ребе Коэн, это они вас обжуливают и пенсии лишают, – пришел нам на помощь Эль-Греко.

– Парень, ты мне нравишься! – подмигнул Моррис.

– Но мы гипнотизируем членов общины? – Шмуэль тер ладонями лицо.

– Папа, они уже под гипнозом, – рассуждал я. – Ты говоришь с ними единственным языком, который им понятен.

– Технически говоря, – сказал Греко, – это долингвистическое воздействие. Прекогнитивное даже. Мы общаемся на уровне импульсов.

– Импульсов? – ужаснулся отец. – Я не хочу, чтобы люди просто действовали. Я хочу, чтоб они думали.

– Тогда, Сэмми, – сказал Моррис, – выиграй голосование, а уж потом заставь их думать.

– Ты что, не понимаешь? – Отец нервно шагал из угла в угол. – Всем этим безумием как раз и движут импульсы. Люди не тратят времени на размышления. Кликнуть, купить, вложить, бежать. И дальше мчатся, черт знает куда. Пусть остановятся и подумают. Хоть один день, в Шабат, – остановятся и подумают, что творят. Поразмышляют. За этим Шабат и нужен.

– Они не хотят остаться в хвосте, ребе, – ответил Греко. – Пока они сидят и думают, кто-то делает деньги и заключает сделки.

– Так вот зачем синагогу изобрели! – засмеялся дядя Моррис. – Чтоб никто не сомневался: у остальных тоже выходной. «Эй, Симура не видали? Лучше б ему не работать, пока мы тут околачиваемся…»

– Сколько можно богатеть? – перебил отец. – Об этом в Торе и говорится: что Бог ожесточил сердце фараона. Жадность стоила ему свободы воли. Сделала недочеловеком. Ничем не лучше этих ваших компьютеров. Я так с людьми поступать не собираюсь.

Моррис вытащил зубочистку.

– Забавно, – сказал Греко.

– Что? – хором спросили человека три.

– Твой пароль не работает.

– Прекрасно, – сказал Шмуэль. – От добра добра не ищут.

– Дай-ка мне. – Я придвинул клавиатуру, зашел по протоколу защищенных сокетов. И впрямь. Они сменили пароли.

– Да пофиг, – сказал Греко. – Взломаем с тыла. Они ж на «Веризоне».

Через минуту Греко пробрался на сервер. Шмуэль спрятал лицо в ладони.

– Это – неправильно, – сказал он.

– Ты что-то плохое делаешь, Джейми? – спросила сестра. – Папа? Джейми опять ломает компьютер? С ним случится беда? Он попадет в телевизор? – Мама увела ее на кухню.

– Все будет хорошо, Мириам. Никто ничего плохого не делает.

– Ну Сэмми. – Моррис положил руку брату на плечо. – Выслушай меня, ладно? Минуту?

– Не нукай, Моррис. Я этого не хочу. Я так дела не делаю. Я так детей не воспитывал. Даже Мириам понимает, что это плохо.

– Но папа, – взмолился я.

– Я сказал – нет. Спасибо, нет. Проиграю – значит, проиграю.

Он сел за стол и скрестил руки на груди. Тупик посерьезнее устаревшего пароля. Отцовские принципы.

– Пошли, Джейми, – с наигранным легкомыслием позвал Моррис, направляясь в кухню. – Кофейку глотнем.

– Ладно.

Когда мы удалились на безопасное расстояние, Моррис выудил из кармана бумагу.

– Я вот хочу у тебя в мозгах покопаться насчет кое-каких своих идей, – сказал он.

Ненавижу, когда люди так говорят. Будто сейчас вскроют мне череп и давай палочками серое вещество наворачивать.

– Правда? – выдавил я.

– Ага. Например, «Лампы.com». Как думаешь, занят уже?

– Наверняка занят. Уже все слова заняты. И большинство словосочетаний из двух слов.

– А как насчет «Да-будет-свет.com»? Думаешь, тоже занят?

– Может быть. Не в имени дело. Нужен уникальный бизнес-план.

– Еще какой уникальный. Торговать через Интернет светильниками. Которые сам собираешь. Наборами для сборки.

– Кто-нибудь наверняка уже торгует. Я правда не знаю. Все свернулось еще в девяностых.

– А можешь проверить?

– Да ты сам можешь. Иди в искалку, набери «лампы».

Я Морриса явно разочаровал.

– Я думал, раз у меня в этом бизнесе друг, есть путь покороче.

– Ну прости. Пути покороче нет. – Я нагрубил Моррису. Но теперь я различал в дяде собственные худшие черты.

– Что? – Лысина его побагровела. – Идея не нравится? Недостаточно хай-тек? У меня выгодный бизнес!

Кухонная дверь распахнулась, Моррис испуганно притих. Вошел Эль-Греко.

– Мы, ребята, об одном и том же думаем? – спросил он, переводя взгляд с меня на Морриса.

– Сомневаюсь, – сказал я. – У дяди вопрос был.

– А. – Греко оперся на стол и зашаркал ногами.

– А что?

– Вообще-то ничего. Просто…

– Ну?

– Мы ведь можем подменить сайт с любого терминала. Твой отец и не узнает.

– Можете? – с надеждой спросил Моррис.

– Не можем, – сказал я. – Это не наше решение.

– Громко не ори, – прошептал Моррис.

Дверь снова открылась. На сей раз – Бенджамин.

– Что слышно? – спросил он.

– Мы за его спиной фокусничать не будем, – твердо сказал я.

– Только потому, что он слишком слаб и не может за себя бороться? – спросил Моррис.

– Это не слабость. Это сила.

– Сила проиграть? – Моррис поднял руки: – Ах-х. Ты все же вылитый отец. Гайт гезунт. – И он с отвращением хлопнул дверью.

– Слушай, Джейми. – Греко посмотрел мне в глаза. – Не сказать, чтобы ты впервые в жизни принимал решение за других.

– Ты о чем? – Он о чем?

– Ты меня понял, Джейми.

– Вообще-то нет, не понял. – Я занял оборону и почувствовал, что краснею. Он знает?

– Прекрасно, – сказал он.

– Джейми, он о чем? – Бенджамин уставился на меня невинными глазами.

Невыносимо. В голове зазвенели упреки Эзры Бирнбаума. Я продал друзей, чтоб угодить белому богачу, на которого теперь даже не работаю. И все ради спасения того самого рынка, что сейчас выкидывает с работы моего отца.

Нет. Я в это больше не играю. На хуй два лимона. Пойду к Джуду, все объясню. Покаюсь, уговорю открыть свою компанию – нашу компанию – и назначить меня директором, если возьмут. Блеск! Отличная идея. И реальная технология. Рынок безграничен.

– Ладно, Греко. – Я принял вызов. – Будь по-твоему. – Я взял телефон и набрал номер.

– Ты что делаешь? – спросил Греко. Почти испугался. Будто по ошибке произвел на свет монстра.

– Увидишь. – Джуд взял трубку. Не успел он и слова вымолвить, я уже атаковал: – Привет, Джуд, это я. Надо поговорить.

– Ты где? Как твой отец?

– С ним все будет в порядке, – сказал я. Бенджамин глядел ошеломленно. – С нами со всеми. Я хочу забежать. Поговорить надо. Я уволился.

– Уволился? Это же сделку не отменяет?

– Конечно, нет. – Надо же – как Джуда цепляет выгода. – Но, кажется, есть возможность получше.

– Получше шести миллионов баксов?

– По-моему, в долгосрочной перспективе лучше. Надо живьем поговорить, правда.

– Как скажешь. Дай мне час, надо всех собрать.

– Всех?

Пауза.

– Ну, это… Рубена. Скажем, в четыре?

– Я приеду.

Я был словно на спидболе. Праведный амфетаминовый порыв стать человеком. Бирнбаум ошибается, и я это докажу. Я понял, что поистине важно. Начинается новая жизнь.

Греко отвез нас с Бенджи к Джуду – в двухкомнатную квартирку в Лонг-Айленд-Сити. Внутри – сплошной клубок проводов и компьютеров. Рубен расчистил мне место – убрал с кресла какие-то мануалы и модемы. Я смутился – обращаются со мной, как с деловым человеком, а не хакером, как все они. Если все удастся, они меня снова примут.

– Ого. Старый «Хэйес»? – Я кивнул на модем. В железках я еще разбираюсь.

– Лучше, – отозвался Рубен. – Корпус тот же, кишки другие.

– А, ясно. – Я запнулся. Непонятно, как подойти к признанию. Как они отреагируют? Бенджамин уже подозрительно косился.

– Мы знаем, Джейми, – Джуд сделал первый шаг. – Мы всю дорогу знали.

– Что? – Меня захлестнула паническая паранойя. – Про Бирнбаума? Про скандал? Или про увольнение?

Бенджамин с омерзением покачал головой.

– Мы твою переписку читали, – сообщил Рубен, разворачивая ко мне один монитор. Я увидел копию моей папки «входящие».

– Как? То есть… – Я запутался.

– Мы тебе в лаптоп поставили сотовый модем, – сказал Джуд. – Звонили на него, и он нам отсылал все с жесткого диска.

– Вы мне жучка подсадили?!

– Я перенаправил инфракрасный порт. Я так понял, ты им не пользуешься, – не без гордости объяснил Рубен. – А твой сетевой пароль у нас уже был. Цапнули, когда Тесланет показывали.

– И…

– И мы знаем про «Интертейнинк», – сухо продолжал Джуд. – Что они не собираются выпускать Тесланет. Что взамен они поддерживают твою программу онлайновых торгов.

– Ох блядь. – Я не это должен был сказать. Я посмотрел на Греко. Тот поднял брови. Они все знали.

Загудел домофон. Джуд нажал кнопку. Мы сидели молча, а кто-то скрипел вверх по лестнице. Бенджамин открыл дверь.

– Что я пропустила? – Карла.

– Только первое разоблачение, – ухмыльнулся Джуд. – Далее следует признание.

– Вы обещали подождать! – весело возмутилась она.

Что они со мной сделали? Что это за ловушка? Согласно Джудову расписанию, я признался во всем, что им уже известно.

– Простите. Правда, мне ужасно жаль. Я не собирался вас наебывать. Надо было рассказать.

– М-да, Джейми, – сказал Рубен. – Это было бы уместно.

– Цыц! – сказала Карла. – Он так кайфово раскаивается.

– Выслушайте меня, ладно? – взмолился я. – Все равно я не собирался доводить до конца. Я потому сюда и приехал. Мы можем начать заново. Еще не поздно. Патент же у нас.

– Ты предлагаешь отказаться от двух лимонов на нос? – Джуд шагал вокруг меня.

– Эй! Я, между прочим, тоже от двух лимонов отказываюсь, – сказал я. – Они записали на меня комиссию.

– Что-то на тебя непохоже. Плюнуть на два миллиона баксов… – усмехнулся Джуд.

– Ты что, не въезжаешь? – Я встал. Сейчас будет речь. – Мы с этой штукой гораздо больше сделаем. Это же реальная технология. Надо самим ее на биржу выводить.

Джуд расхохотался.

– По-моему, Джейми, это не лучшая идея.

– Почему? Что такое?

– Джейми, Джейми, Джейми. – Он покачал головой. – Ты лучше, пожалуй, сядь.

– Зачем? Что такое?

– Сделай, как он сказал. – Рубен склонил голову.

– Сядь, юноша, – приказала Карла.

Я подчинился.

– Помнишь, как мы к тебе приехали Тесланет показывать? – спросил Джуд.

– Конечно, помню. Мы на крышу ходили.

– Помнишь, что ты мне обещал?

– Нет. Что?

– Не забывать, что это игра. Не относиться к ней серьезно.

– То есть?

– Дым и зеркала, – сказал Джуд. – Подорвать систему изнутри. Твои слова. Ты это по-честному?

– Тогда – наверное, – сказал я. – Типа я забыл. Но да. По-честному.

– Ну дошло, почему у тебя в лаптопе оказался сотовый модем? – Джуд наклонился и уставился мне в глаза. Хотел наблюдать процесс осознания вблизи.

– Чтобы вы за мной шпионили? – Об альтернативах я и думать не хотел.

– О-ля-ля, – сказал Рубен. – Мы его теряем. – Даже Бенджамин изумленно замотал головой.

– Бедняжечка, – сказала Карла. – Индейцы и ковбои совсем тебе голову задурили.

Мир словно рушился мне на голову. Будто все, кроме меня, сговорились. Что они, собственно, и сделали.

– Джей-ми, – по слогам, точно малому ребенку, сказал Джуд. – Нельзя посылать пакеты через землю.

– Но я… ты… – Я постепенно врубался.

– Тесланет не реален, Джейми. Это фантастический бизнес-план, как и все остальные. Липа. Для демонстрации мы поставили тебе в лаптоп сотовый модем. Чтобы казалось, будто связь через землю.

– Ты хочешь сказать…

– Обычная сотовая коннекция. Мы тебя тотально одурачили.

Чтобы не обосраться, мне потребовалось сознательное усилие.

– Помнишь, как он зажимы разглядывал? – засмеялся Рубен. – Будто волшебные!

– Ох господи, – сказала Карла. – Все бы сейчас отдала за видеокамеру.

– И ты великолепно справился, Джейми, – продолжал Джуд. – Вышло бы гораздо хуже, если б ты знал. Согласись. Ты пошел, подписал контракт, получил патент, все такое.

– Мы тебя сначала проверяли. Хотели посмотреть, когда ты въедешь, – прибавил Рубен.

– А потом мы подумали: два лимона – куча денег. Даже Карла так решила. – Джуд крутанул меня в кресле. – И мы выступили за тебя.

– А я думал, ты знал, – сказал Греко. – Помнишь, я все говорил, что я с ними? Мне казалось, ты стесняешься. Блин, я чуть все не испортил.

– Вы меня накололи! Я же вам друг. Как вы могли?

– Рассказывай. – Джуд внезапно остановил кресло. – Ты бы нас продал с потрохами. И когда ты собирался нам сказать?

– Я сейчас говорю. Я не закрыл сделку! Я из-за этого с работы ушел. У меня ничего нет, кроме Тесланета.

– Да ладно, – фыркнул Джуд. – Ты уходишь, потому что твои рыночные дружки – толпа больных придурков. Остынь уже. Это же все игровое шоу, нет? Кто хочет быть миллионером?

– Расслабься, Джейми, а? – посоветовала Карла. – Пару шлепков ты заслужил. Сам знаешь. Так что угомонись. Отныне все ведут себя прилично, о'кей? Мы все разбогатеем.

– А если они узнают? Это ж мошенничество.

– Они не узнают, потому что не пожелают узнать, – отозвался Рубен. – Они же не хотят, чтоб эта штука заработала. Идеальный вариант. – Из его виска постепенно пробивался рог.

– Я ухожу. – Я встал и направился к двери. Джуд преградил мне дорогу.

– Валяй. Но не проеби хотя бы это, понял? Ты заключишь сделку. Они узнают, что это фальшивка, только если ты им скажешь. И это будет твоя проблема. Ты устроил презентацию. И ты подписал патенты.

Я больше не узнавал старого друга. Я смотрел Джуду в лицо, но видел очередного быка. Я отпихнул его и выскочил в коридор. За спиной вопили и фыркали. Даже Ямайские Короли теперь быки.

За мной мчался Бенджамин.

– Джейми!

Я остановился.

– Прости, Джейми. Что мы так сделали. Ты как?

– Все будет нормально. – Я положил руку ему на плечо. – Тебе не за что извиняться. Я сам виноват.

– Вообще-то все иначе планировалось.

– Иначе – это как?

– Ну, мы-то хотели пошутить. Заманить тебя в крупную сделку и показать, что она фальшивка. Выдернуть тебя с этой идиотской работы. Чтоб ты опять хакером стал. Они так говорили.

– И тут я наткнулся на золотую жилу? Чтоб они взяли тортик и съели?

– Не только. – Бенджамин тащил меня по коридору, чтоб нас не подслушали. – Тот файл у тебя на диске. Синапто-что-то.

– «Синаптиком», ага. Алгоритм.

– Ну да. «Синаптиком». Они стали с ним играть, а потом – ну, как бы изменились, понимаешь? Заговорили про Тесланет, будто он реальный. Не реальный Интернет, а реальный способ сделать деньги. Только об этом теперь и думают. Странно.

– М-да. – Неужто программа так на них повлияла? Может, и с Алеком та же фигня? – Странно.

Греко выглядывал в коридор и прислушивался.

– Понимаешь, они все это начали, чтоб тебе показать, как сильно тебя снесло. Что ты продался. А потом взяли и сами продались.

– Они правда изменились? – прошептал я. – Вот так, вдруг?

– Ну типа мгновенно. Зануды стали страшные.

Я глянул на часы. В Швеции всего десять вечера.

– А что это вообще за «Синаптиком»? – спросил Бенджи. – Он как работает?

– Это игра, – крикнул я, уже припустив вниз по лестнице. – Компьютерная игра. Дрянная.