Моя Франция началась в раннем детстве. Помню, что года в четыре я настойчиво требовала у матери показать мне дворец, в котором живет французская королева. Почему именно королева и почему французская? Эти недетские запросы повергли в изумление моих родителей, и мама (наверное, по принципу «чем бы дитя ни тешилось – лишь бы не плакало») показала мне здание городского Дворца пионеров (в прошлом – Дворянского собрания) и заявила, что это и есть французский королевский дворец, то бишь Лувр. Я окинула Дворец пионеров придирчивым и взыскательным взглядом и заявила, что это не Лувр, а так просто – «красивый домик». «Почему? – удивилась мама. – Это дворец, самый настоящий». «Может, и дво-е-ц, – ответила я («р» я по молодости лет еще не научилась выговаривать. – Но ко-о-ева в нем не живет. Он – маленький и не ко-о-левский…» «Когда ты вырастешь, – сказала мама, – то сама найдешь этот дворец». «А ко-о-еву?» – не унималась я. «И королеву!» – торжественно пообещала мама.

Прошло много лет. Я выросла, приехала в Париж и – мечты сбываются! – не раз и не два посетила Лувр. Правда, французскую королеву я в этом дворце так и не нашла, но зато увидела целую вереницу (или хоровод?) мраморных французских королев в Люксембургском саду Парижа. Они все были здесь – и романтическая и несчастная Мария Стюарт, которая пробыла французской королевой так недолго, и Бланка Кастильская, всесильная королева-регентша, и Анна Австрийская из «Трех мушкетеров», и обе властные и жестокие дамы из рода Медичи – Екатерина и Мария… Их тонкие руки покоились на пышных платьях с многочисленными мраморными складками, вокруг них носились по зеленым аллеям и лужайкам французские и арабские малыши, рядом шумели фонтаны… Приветливые, улыбчивые красавцы-жандармы охраняли Люксембургский дворец, принадлежавший одной из мраморных королев – Марии Медичи. В детстве я часто представляла себя придворной дамой – чаще всего графиней (дальше мои фантазии не простирались). Поэтому (как бы это смешно и нелепо не выглядело со стороны) мне захотелось присесть перед одной из горделивых мраморных дам в реверансе.

Отдать королевские почести я решила Марии Стюарт. Почему именно ей? Это была, в моем представлении, самая романтическая и самая несчастная участница мраморного королевского хоровода. Можно было бы еще выбрать Маргариту Наваррскую, прекрасную королеву Марго из одноименного романа Александра Дюма. Но ее в Люксембургском парке не было, поскольку Марго так и не стала королевой Франции, и история знает ее сначала как принцессу из рода Валуа, а потом как разведенную королеву Наварры. Итак, я присела в реверансе, улыбнулась… На мгновение мне показалось, что мраморные гордые губы Марии Стюарт, супруги рано умершего юноши-короля Франциска II, чуть дрогнули мне в ответ. А в памяти настойчиво вертелись (и никак не хотели из нее уходить!) строки Бродского из «Сонетов к Марии Стюарт»: «Число твоих любовников, Мари, превысило собою цифру три…» Ах, ваше величество, простите меня за вольность, мне ли обсуждать ваши любовные приключения и страсти… Мне ли считать тех, кому выпало счастье или несчастье вашей любви…

Мечтательное спокойствие Люксембургского сада с мраморными королевами разделяет писательница и баронесса – мадам Аврора Дюдеван, известная истории как Жорж Санд. Статуя молодой красавицы-Авроры находится в глубине сада. А за золочеными воротами сада, напротив, через дорогу, призывно белеет вывеска «Café Rostand» – одно из самых литературных кафе Парижа, названного в честь великого драматурга Эдмона Ростана. А еще дальше, точнее – выше, расположен холм самой чтимой парижской святой, покровительницы этого прекрасного города, Женевьевы. Так что, отдав королевские почести Марии Стюарт, я отправилась поклониться гробнице святой Женевьевы, в церковь Сен-Этьен-дю Мон. О вы, прекрасные дамы, хранящие Париж, я с самого детства мечтала вас увидеть, и вот наконец я рядом с вами… Чувствуете ли вы, как взволнованно стучит мое сердце?

Моя Франция начиналась с темно-вишневых томов полного собрания сочинений Александра Дюма-отца, которые я нашла в Городской юношеской библиотеке. Было это на юге Украины, в Причерноморье, в основанном по повелению светлейшего князя Потемкина городе Николаеве. Отчетливо помню, как лет в 12–13, жарким майским днем, я задумчиво шла по одной из заложенных еще в XVIII в. городских улиц, к заветному зданию библиотеки, на встречу с потертыми темно-вишневыми томами. Возвращаясь, я листала очередной том прямо на ходу, не замечая ни машин, ни людей… Потом находила где-нибудь, в древесной тени, нагретую майским солнцем деревянную скамейку и начинала читать. В те времена герои романов Дюма обитали рядом со мной. Все они – и «первый рыцарь Франции» граф де Бюсси, и прекрасная королева Марго, и несчастный граф де Ла Моль, и весельчак Аннибал де Коконнас – были мне ближе и понятнее, чем ровесники и даже друзья. Я была классической «книжной девочкой», с той только разницей, что в 12 лет пообещала себе доехать до Франции и увидеть страну моих грез наяву. Эту мечту я осуществила – и не один раз, а много.

Много лет спустя мы бродили по Парижу с моей коллегой, профессором-филологом Любовью Геннадьевной Кихней. «Откуда вы знаете, куда повернуть и где что расположено?» – удивлялась Любовь Геннадьевна. Дело было даже не в том, что я успела изучить Париж, его основные районы и расположение улиц. Я каким-то «шестым» чувством, или интуицией, ощущала, куда повернуть и как идти. Мне казалось, что с детства (а может быть, и еще раньше – начиная с какой-то другой жизни) я знаю парижские улицы наизусть. Я чувствовала здесь каждый камень, каждый изгиб средневековой или ренессансной улочки, каждую башенку и балкон… «Если верить в переселение душ, то вы в прошлой жизни были француженкой…», – уверенно сказала Любовь Геннадьевна. «Может быть… – согласилась я. – Слишком многое мне здесь знакомо…» Я действительно многое узнавала, многое казалось мне уже виденным раньше.

Впрочем, среди моих предков, согласно семейной легенде, был один француз. Или французский еврей. Некто Риво, солдат наполеоновской Grande Armée, после Отечественной войны 1812 г. застрявший в Российской империи. Я почти ничего не знаю об этом полулегендарном предке – кроме того, что именно он, возможно, оставил мне в наследство эту странную тягу к belle и douce France, «прекрасной и доброй Франции». Уж не знаю, откуда он был, с Севера или Юга Франции, грассировал, вибрировал или просто картавил, произнося знаменитое «r», но душа его порой отзывается во мне, как звук далекого колокола. Я с детства знала, что буду путешествовать по Франции и когда-нибудь напишу исторический путеводитель, который сочиняю сейчас. «Bonjour, monsieur Riveau! Comment-allez vous?»{ «Здравствуйте, господин Риво! Как вы поживаете?»} Кстати, «rive» по-французски – берег…

Говорят, что любой человек, побывавший на французской земле, оставляет там частичку своего сердца. Эта частичка начинает жить собственной жизнью, вбирая в себя ласковое тепло французского солнца и пьянея от тонких ароматов французских вин. Постепенно она набирается сил и начинает звать своего прежнего хозяина к себе – во Францию. Когда этот зов становится непреодолимым, человек снова приезжает в эту прекрасную страну. Там он совершенно счастлив – до дня своего нового отъезда.

Для меня настойчивый зов этой страны все звучит и звучит. Быть может, эта книга станет для вас, дорогие читатели, началом пути во Францию. В страну, которая учит искусству жить, любить жизнь и быть свободным душой и разумом. В страну, которую много веков ее славные жители во дни свершений или в годину испытаний приветствовали гордым кличем: «Vive la France!» – «Да здравствует Франция!» С этим кличем французу веселее жить и легче умирать.