Мерю – столица пуговиц, и Иль д, Адам – столица терракоты

В современной Франции все еще сохраняется средневековая система цехов, гильдий и корпораций. Конечно, она претерпела некоторые изменения, как и все в мире с ходом времени, но эти изменения не такие значительные, как представляется на первый, неискушенный взгляд. Вот, например, виноделы… Они и поныне объединены в гильдии. Например, в живописном бордоском городке Сент-Эмильон и сейчас существует орган власти под названием Джурада, который контролирует выращивание винограда и производство изысканных вин. Члены Джурады, как и их средневековые предшественники, могут уничтожить вино, если оно не соответствует высоким требованиям гильдии. Деятельность Джурады направлена на то, чтобы предотвратить фальсификацию бордоских вин и следить за технологиями их производства.

Музей перламутра в Мерю

В Сент-Эмильоне ежегодно проходит Праздник дегустации вин – живописная историческая реконструкция, во время которой джураты, одетые в средневековые костюмы, торжественно провозглашают начало сбора винограда. Праздник проходит, как правило, в конце сентября и собирает огромное количество зрителей.

Современные гильдии и корпорации Франции опираются на средневековые правила и каноны. Впрочем, термина «корпорация» в Средние века не существовало. Были только «гильдии», «ганзы» и «цеха». Гильдии имели статус официальных субъектов права: у них имелся устав, одобренный королевской властью. Устав обязывал членов гильдии соблюдать высокое качество продукции. Члены гильдии или цеха давали клятву всегда приходить друг другу на помощь («цеховая солидарность»!). Деятельность цехов и гильдий регламентировалась ордонансами, издаваемыми муниципалитетами. Существовала гильдия трактирщиков (впоследствии – рестораторов), цветочников, кондитеров, обойщиков, ювелиров, даже поэтов…

Профессиональные братства гордились своими святыми покровителями. Так, например, святой Илья считался покровителем гильдии ювелиров. В структуре цеха различались мастера (мэтры), подмастерья и ученики. Перейти из учеников в подмастерья и из подмастерий в мэтры было очень трудно: сначала следовало изучить секреты ремесла.

Цеха и гильдии защищали интересы членов объединения, помогали им в болезни и старости, следили за качеством продукции, выявляли подделки. При нападении внешнего врага или во время городских волнений, столь частых во Франции, где свобода и права не являются пустым звуком даже для простых трудяг, цеховые объединения ремесленников призывали «в ряды» всех своих членов, способных носить оружие. Взявшись за пики или арбалеты, а с появлением огнестрельного оружия – за аркебузы, мастера и подмастерья вливались в состав городского ополчения в составе собственных рот «булочников», «каретников» или «аптекарей», во главе с собственными капитанами (как правило, из числа уважаемых мастеров, успевших в пору бесшабашной молодости послужить в армии) и под собственными цеховыми знаменами.

Чтобы «держать порох сухим», ремесленные воинства периодически проводили военные учения или парады даже в спокойные времена. Так что в каком-нибудь XVI в. никого из жителей французских городов не удивило бы зрелище шеренги бородатых мясников, усердно потеющих под кирасами, отрабатывая прямо посреди улицы приемы фехтования алебардами. Бурная история средневековой Франции изобилует примерами беспримерного мужества скромных городских ополченцев при защите стен и бастионов родных городов. Общеизвестно, что отчаяннее всего человек сражается за свое осязаемое достояние. К тому же, стоя в бою плечом к плечу с соседями и товарищами по цеху, с которым жил и трудился рядом с малолетства, волей-неволей постесняешься струсить… Природа героизма очень проста, ибо она зиждется на самоуважении, которое рождает храбрость, и на чувстве собственности, которую надо защищать. У французских ремесленников издавна хватало и первого, и второго.

Современные французские профсоюзы – наследники средневековых цехов и корпораций, а забастовка – одна из форм защиты членов профсоюза. Средневековые цеха и гильдии активно участвовали в управлении городами. Это делают и современные профсоюзы.

Цеха и гильдии делились на старшие (богатые и сильные) и младшие (бедные). Старшие, естественно, оказывали более сильное влияние на управление городами. В современной Франции профсоюзы тоже делятся (негласно, конечно!) на сильные и слабые и обладают разной степенью влияния на власть. Но все они, без исключения, защищают гражданские и профессиональные права и свободы своих членов.

У цехов и гильдий было и территориальное разделение. Так, на Юге Франции процветали объединения виноделов, на Юго-Западе, в Лионе, – гильдии ткачей, а, скажем, в Бретани – цеха производителей кружева. Маленький городок Мерю в Иль-де-Франсе славился своими пуговицами, а городок Л,Иль д, Адам и поныне считается столицей терракоты.

Но сначала о пуговицах… В городке Мерю, расположенном в 50 км от Парижа, в долине реки Уазы (направление Андевилль), процветали удивительные ремесла. В Средние века здесь делали табакерки, веера, украшения, шахматные доски, домино, гребни. Мастера вытачивали изящные гребешки и коробочки из слоновой кости и украшали их перламутром. Они работали с морскими раковинами, китовым усом, панцирями черепах, слоновой костью, эбеновым и палисандровым деревом и, конечно же, с перламутром. Король даровал почтенным мастерам из Мерю право производить четыре категории предметов: 1) бытовые (расчески, веера); 2) религиозные (кресты, распятия); 3) коробки (табакерки и проч.); 4) игры (домино, шашки и шахматы).

Веера с перламутровым основанием особенно нравились элегантным придворным дамам. Мастерские в Мерю были частью индустрии роскоши, которая процветала в XVIII столетии, вплоть до Великой французской революции, когда выяснилось, что роскошь уже не нужна, а террор просто необходим. В заключительный, кровавый период революции было уже не до вееров и табакерок… Ценились только ножи для Мадам Гильотины.

В XIX в. мастерские Мерю возродились. Только теперь здесь стали производить пуговицы. Изящные пуговицы, украшенные перламутром. К 1885 г. в мастерских этой пуговичной столицы Франции трудилось 10 000 рабочих.

Первая мировая война помешала расцвету Мерю. Мастерские закрыли – рабочие ушли воевать. В 1920-е —1930-е гг. стало полегче: спрос на изящные аксессуары, в том числе и на пуговицы с перламутром, был вполне ощутим. Вторая мировая снова спутала все карты, а вот в 1950-е —1960-е гг. нашлось время и для пуговиц! «Все дело в пуговице!» – как говорила мадемуазель Постик в фильме «Ищите женщину».

В 1980-е гг. Европу заполонили изделия из перламутра, выполненные в Азии, в том числе и пуговицы. Спрос на изящные перламутровые игрушки из Мерю резко упал. Но элегантные вещицы в этом городке производят и поныне, только сохранились всего две мастерские, в которых трудятся 32 мастера.

Многие занятные вещицы, которые создавались в Мерю со Средних веков до нашего времени, можно увидеть в местном музее, который называется «французским» (Musée de France). Здесь и веера, инкрустированные перламутром, и костяшки для домино, и табакерки из слоновой кости, и украшения, и гребешки, и даже фортепианные клавиши. Есть и виртуозно выполненные распятия и нательные крестики. Когда бродишь по залам или по сувенирной лавке музея в Мерю, понимаешь, что такое мастерство, изящество, вкус! Любой пустяк (нюанс, как говорят французы!) необыкновенно важен. Ибо пустяки делают эпоху, человека, стиль, и нет ничего важнее, чем нюанс, в котором ощущаются дух времени и трепет человеческого сердца…

В городке Л, иль-Адам в Иль-де-Франсе, расположенном в самом сердце долины Уазы, в 32 км от Парижа, процветают декоративные искусства, в частности – керамика. Во второй половине XIX столетия этот городок прославился своими мануфактурами терракоты и декоративной керамики. Мануфактуры принадлежали Жозефу ле Гулюшу, который моделировал керамические фигурки изящных дам и благородных кавалеров, крестьян, моряков. Мсье ле Гулюш особенно любил ориентальные сюжеты и жанровые сценки из крестьянской жизни.

Мануфактура Меран в Л,Иль-Адаме специализировалась на керамических вазах и посуде. Если фигурки от ле Гулюша изготовлялись вручную и лишь в десятке-другом экземпляров, то вазы от мануфактуры Меран производились и ручным, и машинным способом. Керамика из Л,Иль-Адама была известна не только Франции, но и во всей Европе, так что этот небольшой городок стали называть французской столицей терракоты. Ныне шедевры местной керамики выставлены в музее доктора Луи Сенлека – ценителя искусств и мецената.

Сколько же во Франции столиц? Далеко не одна. Например, городок Шантильи называют столицей высокой кухни (благодаря «Кухням Вателя») и верховой езды (благодаря «Музею живых лошадей», то бишь «Большим конюшням» принцев Конде), Бордо – столицей вина, Руан – городом яблочного сидра, Грас – столицей парфюмерии и так далее. Ремесла процветали по всей Франции, и города разделили между собой сферы влияния. Конечно, в Париже можно купить все, но только в Ренне вам удастся приобрести задешево великолепные кружева, а в Мерю – изящные черепаховые гребни или веера с перламутром. За керамикой – пожалуйте в Л,Иль-Адам, за фарфором – в Севр. А вот высокая мода – это Париж, и только он! Здесь и платья, и шляпки, и украшения…

Впрочем, по части украшений многие города могут поспорить с Парижем, а изделия из шелка лучше всего покупать в Лионе, где располагаются знаменитые мастерские и мануфактуры. Словом, Франция – это страна ремесел и мастерства. И если вы достигли высокого звания «мэтр», то любой склонит перед вами голову в знак восхищения и уважения!

 

Столица скульптуры – Медон

Пригород Парижа – Медон – и поныне называют «русским». Наши соотечественники селились здесь, начиная с двадцатых годов прошлого уже века, когда, после Октябрьской революции и Гражданской войны, тысячи русских людей оказались в эмиграции. Жить в Париже им было дороговато, а вот в Медоне – в самый раз. На здешней улице Жанны д, Арк жила Марина Цветаева, посвятившая «маленькой Жанне» исполненные горячечного вдохновения строки: «И я опять веду тебя на царство, / И ты меня обманешь, Карл Седьмой!» Марине Ивановне «шла» улица Жанны д, Арк, как иным дамам идут шляпки по последней моде… Вполне объяснимо, что по справедливому решению судьбы романтическая Марина поселилась на улице героической Жанны….

В том же Медоне, рядом с Мариной Ивановной, жил Константин Бальмонт, который частенько заходил к своей соседке на чашку чая. Русские семьи снимали комнаты или даже дома и стремились быть поближе друг к другу. Вот Медон глазами Зои Ольденбург, русской аристократки-эмигрантки: «Семейства Б. и Ж. имели просторные запущенные сады, где росли цветы, полупридушенные пышными сорняками. Русским это казалось совершенно естественным – кому было б досуг этим заниматься? В одном из домов жили три русские семьи, и в хорошую погоду дамы этого дома и их соседки встречались в саду, рассаживаясь на траве или в шезлонгах, вооруженные вязанием, окруженные детишками и оживленные неисчерпаемым запасом сплетен». В тридцатые годы XX в. в Медоне жили две тысячи русских (это на двадцать тысяч жителей!), и эти русские, как с разочарованием говорили французы, не обращали на коренных жителей почти никакого внимания!

А между тем Медон и поныне известен как столица французской скульптуры, а не русской эмиграции. Здесь, на вилле Брийан, провел последние годы своей жизни гений скульптуры Огюст Роден. Его дом и мастерская называются Вилла Брийан и расположены по адресу: авеню Роден, дом № 19. Здесь можно увидеть наброски, гипсовые слепки и этюды, отражающие версии большинства его известных работ и переданные в 1916 г. в дар Франции самим Роденом.

На вилле Брийан Роден жил со своей постоянной подругой Розой Бере, которая так хотела выйти замуж за мсье Огюста, что вытерпела его бурный и многолетний роман с талантливой и несчастной Камиллой Клодель. У Камиллы Клодель был, что называется, вкус к несчастью, поэтому она вознесла свой роман с Роденом до трагических высот, а когда этот роман оборвался на самой высокой ноте, не смогла вернуться к обычной жизни. Рассказывают, что она приходила к парижскому дому скульптора и кричала: «Роден, я тебя ненавижу!», но мсье Огюст уже не пускал Камиллу на порог. Любовники часто бывают забывчивы…

А вот Роза Бере отличалась удивительной выдержкой. Ее роман с великим художником начался в 1864 г., когда Родену было всего двадцать чеыре года. Белошвейка Роза Бере родила Родену сына, но мальчик оказался болезненным и долго не прожил. Роза перетерпела всех возлюбленных Родена – ярких, артистичных, страстных – и Камиллу Клодель, и герцогиню де Шуазель. Все равно он всегда возвращался к ней…

Одна из скульптур Камиллы Клодель, возлюбленной и ученицы Родена. Музей Родена в Париже

Подобно тому, как капля точит камень, точила Роза Бере нервы Родена. И все просила жениться на ней. Роден отказывал невенчанной подруге пятьдесят лет: полвека совместной жизни, полной ссор и примирений, любви и ревности! На пятьдесят первом году Роден сдался: Роза умирала, и мсье Огюсту хотелось сделать ей приятное. За две недели до смерти Розы Бере они поженились. Мадемуазель Бере уходила в вечность под славным именем мадам Роден!

Впрочем, скульптор ненадолго пережил свою Розу. Он скончался в ноябре 1917 г., незадолго до начала русской экспансии в Медон. Супругов Роден похоронили в саду дома, под бронзовым вариантом знаменитой скульптуры «Мыслитель». Рядом с могилой скульптора и его жены находится просторный павильон, в котором во время Всемирной выставки 1901 г. проводилась историческая ретроспектива работ Родена. В этом павильоне можно увидеть гипсовые варианты самых знаменитых его работ.

Медон и поныне считается городом скульпторов. Еще до Родена здесь жили и работали Гюстав Крок, Шарль Девернь, Оноре Юссон. Во времена Родена его виллу навещали Бурдель, Деспио и Майоль. После смерти великого мсье Огюста в Медоне поселились Аристид Миан, Матео Эрнандес и Андре Блок.

В современном Медоне живет Франсуа Стали, который создал общую мастерскую для скульпторов и архитекторов. На улице Каштанов, в доме № 21, открыта для посетителей мастерская знаменитого скульптора Жана Арпа. Арп прожил в Медоне 40 лет. Во время Второй мировой войны мсье Арп и его жена переехали в Швейцарию, где Софи умерла. Ее супруг вернулся в Медон после войны. Сейчас в его мастерской расположился Французский Фонд Арпа, сотрудники которого проводят экскурсии по мастерской и занимаются исследованием творчества этого талантливейшего скульптора.

Доехать из Парижа до Медона очень просто: нужно сесть на пригородный поезд RER и добраться по линии С до станции Meudon – Val Fleury. Отсюда до дома Родена нужно пройти еще пятнадцать минут по авеню Барбюсс и Роден. Заодно стоит зайти и на улицу Жанны д, Арк, 2, поклониться дому, в котором жила самая трагическая поэтесса «серебряного века» – Марина Цветаева.

Медон связан еще с двумя прославленными по всей Европе именами. Местным врачом и священником сохранившейся, но перестроенной средневековой церкви был сам Франсуа Рабле, автор «Гаргантюа и Пантагрюэля». Каждый год жители городка собираются на праздник Рабле. Однажды во время этого праздника в парке медонской обсерватории даже устроили настоящий рыцарский турнир!

Городской музей Медона располагается в доме Арманды Бежар – красавицы актрисы, жены Мольера, которую злые языки называли его дочерью. Арманда считалась младшей сестрой (или дочерью?) Мадлены Бежар, многолетней невенчанной подруги Мольера, спутницы его юношеских скитаний. Мадлена выдавала Арманду за свою сестру, но кто знает? Мольер женился на Арманде вопреки воле Мадлены, и этот поступок нельзя было назвать красивым. Он бросил подругу дней былых, верную спутницу жизни, ради молоденькой актриски, которую многие считали его незаконной дочерью. После смерти Мольера Арманда снова вышла замуж за актёра Театра на болотах (Маре) Исаака Франсуа Герена д’Этрише.

О втором браке мадам Мольер недоброжелатели сочинили эпиграмму:

В 1867 г. Арманда купила дом в Медоне, в котором теперь располагается Музей искусств и истории. Дом мадам д, Этрише (в первом браке – Мольер, в девичестве – Бежар) окружен красивейшим парком.

В одном из уцелевших корпусов разобранного дворца герцогов Орлеанских находится знаменитая Медонская обсерватория. С обсерваторской террасы открывается прекрасный вид на нижний Медон и Париж. В хорошую погоду можно разглядеть даже белоснежный собор Сакре-Кёр (Священного сердца) на Монмартрском холме.

Словом, Медон – это почти Париж, но Париж тихий, уютный, комфортный и недорогой. Наверное, поэтому он так любим русскими. Когда бродишь по тихим улочкам Медона, вспоминаешь, что именно здесь Марина Цветаева исповедовалась в своей неразделенной любви к родине: «Тоска по родине! / Давно разоблаченная морока, / Мне совершенно все равно, / Где совершенно одинокой быть, / И по каким камням домой / Брести с кошелкою базарной, / В дом и не знающий, что мой, / Как госпиталь или казарма…»

Впрочем, Марине повезло, что она брела домой по гостеприимной мостовой Медона. Дома, в России, поэтессу и ее близких ожидали только страдания и смерть. Наверное, Марина окончательно осознала гостеприимство и великодушие милой, нежной Франции, только когда покидала ее. В последние часы, уже в Гавре, Марина написала: «Мне Францией – нету нежнее страны! / На долгую память два перла даны. / Они на ресницах недвижно стоят. / Дано мне отплытье Марии Стюарт…»

 

Севр – столица фарфора

Фаворитки французских королей очень любили фарфор. Особенно возлюбленные Людовика XV – мадам де Помпадур и мадам Дюбарри. Жанна де Пуассон, маркиза де Помпадур, вообще была особой с тонким вкусом. Она изобрела высокую дамскую прическу – «Помпадур», предпочитала глубокий оттенок розового цвета и высоко ценила фарфоровые изделия с такой цветовой основой, а еще придумала крошечную дамскую сумочку, которую тоже назвали ее именем. Маркиза ввела при королевском дворе моду на шампанское, которое, благодаря ее пристрастиям, вскоре запенилось в бокалах на самых разнообразных торжествах! Теперь шампанское подают на правительственных приемах даже в Саудовской Аравии и Иране, странах, где отношение к алкоголю, мягко сказать, нелицеприятное.

Марина Цветаева с сыном Георгием в Медоне. 1928 г.

Маркизу называли «премьер-министром без портфеля». Но с сумочкой «Помпадур», добавлю я. Она поддерживала поэтов и художников, а также фарфоровых дел мастеров, в частности – знаменитые мануфактуры в Венсенне и Севре. Так что теперь темно-розовая основа для фарфоровых изделий называется «rose-Pompadour» («розовый помпадур»).

написал о маркизе де Помпадур неизвестный поэт.

Севр – маленький живописный городок Иль-де-Франса, который протянулся от парка Сен-Клу до окраины Медонского леса. Главная улица Севра была дорогой в роскошный королевский Версаль. Сначала во Франции производили так называемый «нежный фарфор», а после открытия месторождений каолина – «твердый», по образцу саксонского. «Твердый» фарфор производили сначала в Венсенне, а потом, по приказу мадам де Помпадур, мануфактуры были переведены в Севр.

Первые макеты фарфоровых изделий создавали знаменитые скульпторы – Фальконе и Дюплесси. В 1800 г., при директоре Броньяре, был основан Национальный музей керамики, который и поныне является главной достопримечательностью Севра. Этот музей обязательно стоит посетить, чтобы увидеть огромные роскошные вазы, которые особенно нравились Наполеону Бонапарту, изящные хрупкие чашечки, которые предпочитала маркиза де Помпадур, нежных, романтичных фарфоровых пастушков и пастушек, от которых млели придворные дамы, блюда с восхитительной тонкой росписью… Наполеон любил все огромное и яркое, а маркиза де Помпадур – нежное и трогательное, но о вкусах не спорят…

В качестве основного фона фарфоровых изделий Севрская мануфактура использовала «bleu de roi» («королевскую синь»), «rose-Pompadour» («розовый помпадур») и приглушенный бирюзовый цвет. Я очень люблю так называемые «бисквитные» статуэтки и миниатюрные скульптурные группы, которые можно увидеть в Музее керамики в Севре.

Севрский фарфор

«Бисквит» – это стадия, предшествующая окончательному обжигу фарфора. В эпоху Людовика XV и мадам де Помпадур считали, что бисквит обладает особой холодной красотой, и использовали его для изготовления статуэток. Художник Буше делал эскизы и модели фигурок, по которым изготавливали бисквитные статуэтки и миниатюрные скульптурные группы. Однажды мадам де Помпадур приобрела восемь таких статуэток для своей коллекции, и они вошли в моду.

Только в Севре я поняла, что такое «нежный» («tendre», как говорят французы) фарфор. Когда увидела садовую вазу с фарфоровыми цветами – розами, гвоздиками, ромашками, ирисами… Французы обожают свои сады и воспроизводят их на картинах или в керамических композициях. У каждого цветка – своя душа, и душа эта проявляет себя в аромате. Французские парфюмеры верят, что душа цветка – это его аромат, а поэт Теофиль Готье написал об аромате розы так: «Я – призрак розы, который ты носила вчера на балу…» В балете «Призрак розы» Антрепризы Дягилева по либретто Жана-Луи Водуайе и мотивам этого стихотворения Готье Вацлаву Нижинскому пришлось танцевать аромат цветка, его «призрак», приходящий во сне к вернувшейся с бала девушке… Очень французский сюжет для либретто… Тонкий, эфемерный, нежный, как ваза с фарфоровыми цветами производства Венсеннской мануфактуры 1752 г., выставленная в Музее керамики в Венсенне.

В эпоху Людовика XIV любили украшать шторы изящными фарфоровыми ангелочками, современные копии которых в качестве сувениров продаются сейчас в Версале. Эти ангелочки символизировали домашний (и даже дворцовый!) покой и комфорт, изящество непринужденной, вольно идущей жизни. Я привезла двух таких ангелочков с собой в Москву и украсила ими оконные занавески. Они и поныне приносят в дом покой и счастье. Да здравствует гармония по-французски – цветочная, фарфоровая или парфюмерная… Фарфор прекрасной Франции нежен, как она сама!

 

Лучшие круассаны Франции

Одно из неприятных потрясений, которое ожидает любого человека, побывавшего во Франции, по возвращении на родину – это невозможность есть наш российский хлеб. После благоухающего, восхитительно свежего, мягкого и нежного французского хлеба, испеченного чуть ли не на твоих глазах, тебе предлагают сомнительного вида и происхождения батон, который Бог знает когда был изготовлен и плесневеет через пару дней хранения… Ни один француз, даже клошар, не станет есть хлеб, который испекли несколько дней, а тем более месяцев назад! Только свежеиспеченный, только теплый, вкусно пахнущий, мягкий, тающий во рту!

Многочисленные французские кондитерские открываются уже в 5.30 утра, потому что каждый француз – от банкира до клошара – имеет право полакомиться свежайшим багетом за 60 евроцентов или купить круассаны к завтраку! Утром над французскими городами и селами витает восхитительный запах свежей сдобы. Я начинала ощущать его уже в шесть утра и радостно раскрывала окна в гостиничном номере, чтобы этот запах коснулся и меня. И как тяжело было потом, уже в самолете, если это только был не рейс Air France, вертеть в руках ломтик нашего обычного российского батона, изготовленного, может, и месяц назад, и подносить его к носу, пытаясь почувствовать аромат, к которому меня приучила Франция, и не находить этого аромата. И видеть, как сидящие рядом французы морщатся, поднося хлеб к носу, и откладывают его в сторону, так и не ощутив знакомого запаха свежей сдобы! Справедливости ради надо отметить, что «Бородинский» хлеб французам нравится – из-за его оригинальности.

Когда-то и у нас в России было много маленьких пекарен, когда-то и у нас пекли домашний хлеб, но все это происходило преимущественно до Октябрьской революции, а потом пришедшие к власти большевики ввели машинное производство хлеба – и прости-прощай благоухающая сдоба! «Кто знает, что они туда плеснут…», – как говорил булгаковский профессор Преображенский о советских продуктах.

Наверное, за годы советской власти мы разучились уважать себя, раз спокойно едим хлеб месячной давности и радуемся ему. Мы просто отвыкли от чувства самоуважения, как и от многого другого. Вы скажете, что свежий хлеб к завтраку – это мелочь? Может быть, но жизнь складывается из мелочей. Сначала мы не обращаем внимания на то, какой хлеб едим, потом перестаем замечать сорняки на лужайках парка или грязь на улицах, а дальше нам уже и до людей нет никакого дела! Это не мелочи, это данный нам Богом мир, наше земное пространство, которое каждый человек должен по возможности окультурить и гармонизировать. Французам до всего есть дело – и до хлеба, и до пуговиц. А мы – «то мировые проблемы решаем, а то воруем белье»!

Дорогие читатели! Я не хочу никого обидеть, но советская власть действительно отучила нас от многого. Сначала – от веры (вспомните годы атеизма и борьбы с «церковным мракобесием»!), а потом и от внимания к окружающему миру и уважения к себе и другим. Теперь мы понемногу возвращаемся к утраченным ценностям и прежде всего – к вере в Господа. Дай нам Бог еще любви к России, к ее бессмертной душе, которая, словно трава, все равно когда-нибудь пробьется из-под плит атеистического былого! В Европе живо чувствуется жизненная вертикаль, на вершине которой Творец. Мы, увы, утратили ощущение этой вертикали, а ведь без нее не осознать, что у каждого человека на этой земле есть призвание свыше и долг перед собой и миром. А из призвания вытекает и мастерство! В том числе и мастерство кондитера.

А теперь мы можем плавно описать круг и вернуться к хлебу… Вот, например, французские требования к багету. Мы, русские, как правило, называем багетом любой хлеб продолговатой формы из пшеничной муки, но это, увы, не так. Настоящий багет должен весить ровно 320 граммов, а сверху на нём должно быть семь надрезов. Если надрезов, к примеру, только пять, то это называется уже не «багет», а «le pain» – просто хлеб.

Французский завтрак не обходится без круассанов или, попросту говоря, рогаликов. Но рогалики эти пекутся совершенно особым образом. Дрожжевое тесто прослаивается сливочным маслом, складывается и раскатывается. Начинка для круассана может быть абсолютно любой: сладкая – из варенья, скажем, из любимого всеми французами нормандского конфитюра, или из фруктов, творога и шоколада, несладкая – из сыра и овощей. Очень важно – правильно завернуть круассан. Для этого тесто раскатывается в круг, режется по диаметру на восемь частей, а затем каждый треугольник сворачивается от длинной стороны к вершине. Затем булочку нужно уложить на противень в форме полумесяца, вершиной книзу.

Кстати, с геометрической формой круассанов связана одна очень занимательная история. Любимое французское утреннее лакомство – австрийского изобретения. В 1683 г. австрийский пекарь Питер Вендлер изготовил булочку в форме полумесяца, что было приурочено к тогдашней победе Австрийской империи и ее польских союзников над Оттоманской Портой.

В 1770 г. круассан впервые появился во Франции. Моду на круассаны ввела так нелюбимая коренным населением страны «Австриячка» – королева Мария-Антуанетта, супруга Людовика XVI. Как видите, и эта ненавидимая всеми королева сделала французам ценный подарок!

Французский десерт

Королева приказала подавать круассаны к завтраку, а вслед за ней «венские рогалики» стали вкушать придворные. Но любой французский кондитер скажет вам, что австрийские и французские круассаны – это два совершенно разных лакомства. Мол, от венских кондитеров французы позаимствовали только форму круассанов, а употреблять для приготовления «венских рогаликов» слоеное тесто с маслом решили именно французские мастера.

Так или иначе, галльские кондитеры существенно усовершенствовали круассаны. Более того, появились самые разные дрожжевые и слоеные булочки, такие как чудеснейшие улитки с изюмом (сама ела – райское наслаждение!) или слойки с яблочным пюре (шассоны), слойки с шоколадом и бриоши.

Некоторые, впрочем, предпочитают на завтрак фланы, хотя флан – это, если быть точным, – десерт. Говорят, что фланы пришли во Францию из Испании, но вкус испанских фланов существенно отличается от французских. Классический флан – его называют яичным – похож на желе. Он готовится из яиц, молока и сахара (без добавления муки) и дополняется карамельным соусом. Во Франции фланом называют тонкую основу из теста, заполненную молочным кремом, похожим на заварной, и запеченную до тёмно-коричневого цвета. Самые вкусные фланы я пробовала в Шантильи, хотя не исключаю, что в ряде парижских кондитерских пекут нечто феерическое, превосходящее по вкусу даже фланы из вотчины принцев Конде. Флан может быть «естественным», то есть творожным, а также кокосовым, фруктовым и с самыми разными наполнителями.

Или, скажем, бриоши… Как же я в самом деле могла забыть об этой «усладе рта» (amuse-bouche – как говорят французы)? Бриоши – это пышные булочки из нежного, мягкого, ароматного, тающего во рту сладкого теста. Их изобрел французский кондитер Бриош. Особенность рецепта – в приготовлении дрожжевого теста, которое на ночь убиралось в холодное место (скажем, в холодильник), чтобы задержать его подъем. Затем тесто из холодильника доставали, раскладывали в формы, стараясь использовать небольшую форму для значительного объема теста. Затем выпекали до готовности, и выходили замечательные, нежнейшие, восхитительные сдобные булочки к завтраку.

Я обожаю всяческие французские «tarte», «tartine», «tartellettes», то бишь пирожные! Когда смотришь на витрину кондитерской и видишь все эти изысканные корзиночки с фруктами, изящные башенки с кремом, все эти суфле и булочки, получаешь огромное эстетическое удовольствие! В первый свой визит во Францию я даже фотографировала витрины с пирожными. Потом стала разбираться в особенностях приготовления «мадлен» и круассанов.

Теперь, ностальгируя по Франции, я хожу во французские кондитерские в Москве, особенно в «Le pain quotidien», что переводится на русский язык как «Хлеб насущный», точнее – «Хлеб повседневный». Обратите внимание – «Хлеб повседневный», а не хлеб второго, третьего или четвертого дня! Осетрина, как известно, не бывает второй, третьей или четвертой свежести, а только первой и единственной!

 

Аромат – посланник любви

Рассказывая о Франции, нельзя не упомянуть о духах. «О дýхах или о духáх?», – справшивал Генрих Наваррский у мэтра Рене, парфюмера Екатерины Медичи, в романе Дюма «Королева Марго», делая ударение то на первом, то на последнем слоге. Ароматы – действительно категория эфемерная, близкая к миру потустороннему, поэтому не случайно слова «дуновение» и «душа» так созвучны. Понимали магическую силу ароматов и французские парфюмеры, которые в Средние века частенько бывали и изобретателями запахов, и алхимиками в одном лице. Средневековая парфюмерная лаборатория походила на логово алхимика – столько в ней было огромных реторт, колб и перегонных чанов. Впрочем, посетить средневековую алхимическую лабораторию можно и в современном Париже. Для этого достаточно съездить в Музей парфюмерии «Фрагонар», расположенный неподалеку от Гранд-Опера в шикарном особняке в стиле классицизма.

«Фрагонар» – это одна из самых крупных французских парфюмерных компаний, названная в честь знаменитого художника Жана-Оноре Фрагонара (1732–1803), уроженца столицы французского ароматического производства, города Граса. Увы, дорогие читатели, мсье Фрагонар, талантливейший художник и гравер, не имел никакого отношения к духам! Он не изобретал ароматов и не трудился в алхимической лаборатории. Просто в родном городе Фрагонара Грасе один из красивых бульваров назван его именем. И вот в 1926 г. на этом бульваре расположилась фабрика по производству эфирных масел из лепестков роз. Хозяева фабрики решили назвать ее «Фрагонар» – в честь художника и бульвара.

Я обожаю духи «Фрагонар». Каждый раз, приезжая в Париж, я совершаю одну и ту же ритуальную прогулку. Я иду в «Карузель» – огромный подземный магазин, расположенный прямо под Лувром. Спуститься в «Карузель» можно со стороны сада Тюильри, по пути полюбовавшись мраморными статуями и рукотворными прудами. В «Карузели» есть фирменный магазин «Фрагонар», где можно купить сувенирные коробочки с крошечными флакончиками, благоухающими левкоями, розами, лавандой, жасмином и еще тысячей разных запахов…

Я прижимаю чудесные флакончики к сердцу и прогуливаюсь с ними по саду Тюильри, ощущая себя придворной дамой на празднике у короля. А рядом шумят фонтаны, слышится нежный шепот листвы и благосклонно улыбается мне Диана-охотница с мраморным луком в руках и колчаном за спиной…

Впрочем, в музее «Фрагонар» те же чудесные флакончики можно купить и дешевле, чем в «Карузели». Поэтому Музей парфюмерии влечет туристов, как сладкоежек – конфеты. Ну как не полюбоваться великолепным особняком в стиле Наполеона III, его изысканными интерьерами – хрустальными люстрами, лепниной, полотнами Жана-Оноре Фрагонара, украшающими музей?! Любителей старины приятно удивит зрелище огромных медных котлов и стеклянных колб, привезенных из Грасса.

Названия ароматов от «Фрагонар» звучат, как музыка… «Остров любви», «Эмили», «Диамант», «Миранда», «Поцелуй», «Ночная красавица», «Фантазия»… Эти запахи – посланники любви, они создают неповторимое ощущение живого присутствия Красоты в мире. Красоты эфемерной, ускользающей от человеческого понимания, но неистребимой и вечной!

В Музее парфюмерии все пропитано духами и стихами. Стихи и духи не только рифмуются, они созвучны. И в стихах, и в духах – легкое дуновение Красоты и Гармонии. В этом музее кажется, что запах можно попробовать на вкус, как восхитительное пирожное с нежнейшим кремом. Но аромат ускользает от нашего разума, он необъясним и прекрасен!

Впрочем, в этом музее меня ожидала и сугубо практическая информация. Например, я узнала, что для изготовления литра цветочной эссенции нужно собрать целую тонну цветов, причем один человек может собрать лишь 4 килограмма в день. Первые духи были помадками и наносились на тело. Только в XV в. появились духи жидкой консистенции, а в XVI столетии парфюмеры стали изготавливать фарфоровую посуду для хранения духов.

Музей парфюмерии в Грасе

Французские парфюмерные традиции тесно переплетены с итальянскими, в частности – с флорентийскими. Флорентийка Екатерина Медичи привезла во Францию своего парфюмера и лекаря мэтра Ренэ, который снабжал ее придворных дам благоуханными опиатами для губ (помадой), кремами и духами. Однажды Екатерина Медичи заставила мэтра Ренэ поучаствовать в жестокой и коварной затее: отравить ее соперницу Жанну д, Альбрэ, мать Генриха Наваррского, с помощью надушенных бальных перчаток. Эти перчатки пахли левкоями… и смертью. Тело бедной королевы Наваррской покрылось страшными язвами, и вскоре несчастная умерла. Но мэтр Ренэ стал замаливать свою вину и помогать сыну бедняжки-королевы, Генриху Наваррскому, будущему «Доброму королю» Генриху IV, взойти на престол.

В Музее парфюмерии можно купить не только жидкие, но и сухие духи, а еще – благоухающее мыло и кремы, туалетную воду и одеколоны. Здесь я услышала немало и о самой французской столице парфюмерии, городе Грасе в Провансе, расположенном между Лазурным берегом и предгорьями Альп. Грас возник как город ремесленников-перчаточников, которые ароматизировали перчатки согласно последней итальянской моде. Сейчас в Грасе производят компоненты, которые затем входят в знаменитые ароматы – ароматические композиции. В Грасе есть около тридцати фабрик по изготовлению духов, среди которых Галимар (Galimard), Фрагонар (Fragonard) и Молинар (Molinard).

Я не буду перечислять в этой главке всех знаменитых французских производителей парфюмерии. Они и без того известны… Имена Ива Роше и Коко Шанель навсегда вписаны в историю – благоухающими золотыми буквами. Скажу только, что аромат – одна из удивительнейших граней Красоты, один из ее причудливых ликов. У Франции множество ароматов, которые передают душу этой страны. Для меня, например, запах Франции – это лаванда. Я представляю себе огромные лавандовые поля Прованса и думаю о том, что не может быть ничего слаще, чем зарыться лицом в накрахмаленное до приятного хруста, благоухающее лавандой белье… И почувствовать, как запах Франции вливается в твою душу, чтобы остаться в ней навсегда.