Центральный Комитет

Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи

Издательство детской литературы

Москва 1940 Ленинград

Ребята! Напишите нам, понравилась ли вам эта книга. Укажите свой адрес, имя, фамилию и возраст.

Наш адрес: Москва 12, Малый Черкасский пер., д. 1. Детиздат, Массовый отдел.

Поезд мчался к Москве. Перед окнами проплывала тайга, горы, степи, луга — необъятные просторы нашей родины.

Три недели назад мы пролетали над этими просторами из Москвы на Дальний Восток на самолете «Родина» — Валя Гризодубова, Полина Осипенко и я.

За эти три недели произошло очень многое. Мы пролетели шесть тысяч километров без посадки на большой высоте. Самолет приземлился в тайге, я спрыгнула с парашютом. Десять дней блуждала по тайге, пока не нашла самолет и своих подруг. С командирами, врачами, проводниками, разыскивавшими нас, мы проделали длинный путь из тайги в Хабаровск пешком, на лодках, на пароходах.

И вот теперь мы мчимся к Москве, скоро будем дома, увидим родных, друзей. Я везу своей дочке живую белку в клетке.

За день до приближения поезда к Москве у нас появились хозяйственные заботы. Полина первая, за ней и мы с Валей принялись стирать и очень тщательно гладить наши шелковые блузки, чистить и приводить в порядок замшевые костюмы. Занимались всем этим с каким-то особым воодушевлением.

На последней станции перед Москвой — в Александрове — в вагон сели представители кинохроники. От них мы узнали, что в Москве по случаю нашего приезда будет митинг, потом мы поедем к товарищу Сталину. Мы с Полиной бросились в купе к Вале. Она отдыхала. Мы начали ее тормошить:

— Валя, Валя! Вставай скорей! Мы в Москве поедем к товарищу Сталину!

Мы были сильно взволнованы.

Надевали галстуки, десятки раз поправляли шапки, по многу раз оглядывали друг друга. Задолго до Москвы мы уже вылезли в тамбур и ожидали с нетерпением, скоро ли наша родная Москва.

Но вот поезд подходит к Москве. Вдоль железнодорожного полотна из всех домов, из всех окон нам машут люди, а мы в нетерпении открываем двери тамбура и чуть не висим на подножках. Нас тянут обратно в вагон, но где там! — ведь через несколько минут мы увидим своих ребят и своих родных.

Вокзал. Очищен перрон, стоит караул. На соседней платформе много народу, а на нашей совсем небольшая кучка людей. Это, наверное, наши родные. Мы готовы прыгать из вагона на ходу. Поезд подходит. Выскакиваем. Ничего нельзя разобрать. Все целуются друг с другом. Ко мне подбегают моя дочка, мама, брат, племянник, друзья, товарищи летчики… В руках у нас оказываются громадные букеты цветов.

Торжественный митинг на вокзальной площади.

Много и тепло говорит Лазарь Моисеевич Каганович, и мы горды, что нас приветствует от имени Центрального комитета партии и Совнаркома СССР Лазарь Моисеевич, боевой соратник и друг товарища Сталина.

Во время митинга Танюша меня тормошит:

— А где белка? А почему ты белку не взяла с собой из вагона?

С другой стороны племянник дергает за рукав и ощупывает мою кожанку.

Валя Гризодубова держит на руках своего сына Соколика. Соколик сидит тихо и смотрит на меня лукавыми глазами. Он очень рад, что приехала его мама. Тут же, на трибуне, стоят наши родные. Как хорошо в Москве!

М. Раскова везет белку своей дочке.

Митинг заканчивается. Садимся со своими родными в украшенные цветами открытые машины и едем по улице Горького. На тротуарах по обе стороны множество людей. Они машут, кричат. У меня подступает какой-то комок к горлу. Первый раз в жизни я так приезжаю в Москву. Так же приезжали челюскинцы, полюсники, так же встречали Громова, Чкалова. Но самой переживать это невозможно. Мы не замечаем, как машины подлетают к площади Пушкина. Сверху на нас сыплется дождь из листовок. Их туча — белых, красных, всех цветов. Как будто вихрь несется по улице. Моя дочка старается наловить побольше этих листовок и сует их бабушке, мне, себе куда только возможно. Машина мчится. Кругом вихрь. Люди кричат, приветственно машут. Хочется каждому помахать, ответить, каждому улыбнуться. На передней машине едет Валя, потом Полина, наша машина третья. Немеют руки, но мы всё машем и машем: привет Москве и москвичам!

Дорога сплошь усыпана цветами и листовками. Вот машины пролетают мимо переулка, в котором я живу. Оттуда доносятся голоса знающих меня с детства наших соседей по дому, по квартире. Мчимся дальше. Вот уже заворачиваем к Кремлю. Машины въезжают в Кремль. Сильно бьется сердце.

Парадный подъезд Большого Кремлевского дворца. Таня авторитетно заявляет:

— Совсем как во дворце!

Мы проходим, раздеваемся. Подходят приглашенные вместе с нами товарищи. Подходят летчики. Идет Валерий Павлович Чкалов, жмет нам всем руки. Большой гурьбой, окруженные родными и летчиками, поднимаемся наверх.

М. Раскова выходит из самолета.

Через залы проходим в Грановитую палату. Здесь стоят длинные, празднично убранные столы; на них цветы и множество всяких вкусных вещей. За столы усаживаются приглашенные летчики, конструкторы, инженеры и знатные люди нашей столицы. Впереди оставлены места для нас и для наших родных. Мы садимся, но разве можно сидеть спокойно? Все наше внимание устремлено к одному столу, за которым еще никого нет. Но мы знаем, что это места руководителей партии и правительства. Они входят неожиданно — Молотов, Ворошилов, Каганович. И вот мы видим: идет товарищ Сталин в своем обыкновенном сером костюме. Лицо у него улыбающееся, веселое. И он глазами ищет нас. Мы вскакиваем. Сталин приветственно машет нам рукой. Мы кидаемся к нему и по очереди его целуем. Валя Гризодубова целует первая, предварительно спросив:

— Разрешите, товарищ Сталин, вас поцеловать?

А мы с Полиной целуем уже без разрешения.

Ворошилов заливается смехом. Все кругом такие радостные, смеются, жмут нам руки.

Самого дорогого человека целуют три простые советские девушки.

Летом, когда мои подруги вместе с Коккинаки ездили на дачу к товарищу Молотову, я лежала в больнице, а девушки имели счастье сидеть за столом рядом со Сталиным. Поэтому единогласно было решено, что на этот раз право сидеть со Сталиным остается за мной. Я сажусь между Сталиным и Ворошиловым. Рядом со Сталиным с другой стороны сидит Молотов, рядом с Молотовым — Валя, дальше — Полина. Сталин спрашивает меня:

— Как жилось в тайге?

А у меня горло пересохло, я ничего ответить толком не могу. Говорю:

— Ничего, хорошо. Не беспокойтесь, товарищ Сталин.

Он понимает, что я не могу сразу ничего связного ему сказать, и, улыбаясь, продолжает спрашивать:

— Холодно было ночью?

— Нет, товарищ Сталин.

Полина Осипенко, Валентина Гризодубова и Марина Раскова.

Он видит, что я такая бестолковая, ничего не могу путного ответить, и начинает вести общий разговор. Обращаясь к нам, Иосиф Виссарионович спрашивает:

— А где ваши ребята?

Мы показываем, что они сидят с родными.

Товарищ Сталин говорит:

— Зовите их сюда!

Приносят Соколика. Товарищ Сталин берет его на руки. Приходит моя Танюша. Она смотрит на Сталина, глаза у нее блестят. Он протягивает ей руку. Она здоровается со Сталиным, а он говорит:

— Какая ты сильная! Чуть мне руку не оторвала, — и показывает руку, в которой будто слиплись пальцы и не могут разжаться.

Таня моментально начинает шалить. Она громко смеется, тянет за руку товарища Сталина, говорит ему:

— Вы шутите, вы нарочно так сжали пальцы…

Сталин тоже смеется. Вдруг Танюша обращается к Клименту Ефремовичу Ворошилову и говорит:

— А я видела вашу лошадь на параде!

Ворошилов смеется и громко объявляет, что Таня видела его лошадь, а вот его не приметила. Но Танюша не смущается и отвечает:

— Нет, вы сидели на вашей лошади.

Глядя на свою маленькую дочку, на то, как она быстро освоилась, я и сама отделываюсь от охватившего меня в первые минуты волнения и уже просто разговариваю с товарищем Сталиным. Танюша шепчет мне на ухо:

— Мама, а почему товарищ Сталин такой простой?

Я отвечаю ей:

— Потому что это товарищ Сталин.

Нас расспрашивают о перелете; расспрашивают наших детей, Танюшу — как она учится. Сталин шутит: то потянет ее за нос, то ущипнет за щеку и называет «личностью». Приходят дочка Сталина — Светлана и дочка Молотова — тоже Светлана. Сталин представляет их нам и говорит, показывая на свою дочку:

— Это моя хозяйка.

Светлана садится рядом с Полиной.

Провозглашаются тосты. Молотов пьет за нас, за трех советских летчиц, совершивших перелет на Дальний Восток. Мы по очереди просим слова. Говорит Валя, говорит Полина; наконец и я прошу у товарища Молотова слова. Я становлюсь перед микрофоном, в руках у меня бокал. Я говорю о той исключительной заботе, которую проявил товарищ Сталин к нам, когда мы оказались в тайге. Я говорю о том, что в нашей стране ни один человек никогда не может пропасть. Рядом со мной сидит товарищ Сталин, и мне очень трудно говорить. Хочется сказать больше, что-то совершенно необычное Сталину, который сидит так близко. Голос прерывается, я волнуюсь и в конце концов смотрю не на всех сидящих передо мной в зале, а только на одного Сталина и ему одному говорю о большой благодарности всего народа нашему дорогому Сталину за счастливую, замечательную жизнь, которая открывает такие дороги перед всем народом, и за то, что пока мы живем в одной стране с ним, со Сталиным, никто из нас не может погибнуть.

Я кончила говорить. Сталин встал, пожал мне руку, мы с ним чокнулись. Затем чокнулись со мной товарищи Молотов, Ворошилов, Каганович и все сидящие за нашим столом.

Но вот мы замираем.

Берет слово товарищ Сталин.

Он говорит тихо, но так, что его слышат все. Говорит о тяжкой доле женщины в старое время, о том, как угнетали женщину, лишали ее прав на простое человеческое существование, и кончает:

— Вот сегодня эти три девушки отомстили за тяжелые века угнетения женщин.

Он поздравляет нас с победой и пьет за наше здоровье.

Тут уже не выдерживают наши родные. Они все вскакивают со своих мест, бегут к Сталину. Но товарищ Сталин сам выходит из-за стола и направляется к нашим матерям, отцам и родным, чтобы чокнуться с ними. Потом он возвращается к своему столу.

В это время со своего места встает мать Полины Осипенко. Она волнуется, дрожит, на глазах у нее блестят слезы. Она подходит к товарищу Сталину и передает ему подарок от села Новоспасовки. Это большой альбом с рисунками старой и новой Новоспасовки — села, где родилась Полина Осипенко. Мать Полины, верно, тоже хотела очень многое сказать товарищу Сталину, но не смогла. Сталин с ней поцеловался. Старушка уж ничего не могла выговорить…

Подходит отец Гризодубовой. Он просит слова, но и у него из речи мало что получается. Я его понимаю. Каково ему сейчас стоять здесь и говорить, когда рядом товарищ Сталин! Все мешается в глазах, все мысли устремляются только к нему, и нет слов, которые могли бы выразить то, что переживаешь в этот момент.

М. Раскова на аэродроме.

Молотов провозглашает тост за участников спасения самолета «Родина». Тогда Иосиф Виссарионович встает и просит подойти к столу всех присутствующих десантников, парашютистов, летчиков, которые пришли к нам на помощь. Он выходит из-за стола, идет к ним навстречу и пьет за их здоровье. Он с каждым говорит, каждому жмет руку.

Берут слово Герои Советского Союза. Берет слово Валерий Павлович Чкалов. Все говорят о своих мечтаниях, о будущих перелетах. Мы просим, чтобы нам разрешили совершить еще более далекий перелет. Сталин смеется, ничего не отвечает и снова просит слова у Молотова. Свое второе слово Сталин обращает к матерям, отцам и женам Героев Советского Союза. Он говорит о том, что герои наши рвутся в полеты, что они готовы каждые два месяца устанавливать по новому рекорду.

— Вот скажи Чкалову: облетите вокруг шарика — он облетит три раза и будет хохотать. А шариком он называет земной шар.

И товарищ Сталин говорит, что дороже всего советскому народу и ему, Сталину, люди, что не так нам нужно иметь много рекордов, как нам нужно иметь много хороших, замечательных людей. Он говорит:

— Буду вам мешать летать. Но, конечно, все-таки буду и помогать.

Речь его обращена к тому, чтобы герои берегли себя, чтобы они меньше рисковали.

…За столом все веселее, радостнее.

Сталин подробно расспрашивает, как была устроена моя кабина, и впервые я слышу исключительно мудрый вопрос относительно нашего самолета. Он спрашивает:

— А ведь вам пришлось прыгать только из-за того, что не было прохода в заднюю кабину?

Я говорю:

— Да.

— А зачем же строят такие самолеты, чтобы штурман был отрезан от всего корабля?

И товарищ Сталин начал развивать мысль о том, как нужно строить самолеты. Он начал рассказывать о зарубежных самолетах. Я поразилась его колоссальным познаниям в авиационной технике не только нашей страны, но и других стран. Он рассказал о вертолетах, которые могут взлетать сразу с места, и сказал:

— Ведь правда, такой вертолет очень пригодился бы вам в тайге?

Слова товарища Сталина, такие ясные, простые, поражают своей мудростью, своей удивительной прозорливостью.

Он снова играет и забавляется с моей маленькой дочкой.

На сцене появляется красноармейский ансамбль песни и пляски. Товарищ Сталин любит народные песни. Он любит украинские песни и просит, чтобы спели «Закувала». Он говорит, что это его любимая песня. Когда красноармейский хор поет украинские и красноармейские песни, Сталин и Ворошилов подпевают. Они весело, хорошо и бодро поют вместе с молодым хором. Маленькая Таня поет вместе с Ворошиловым. Ворошилов заставляет ее петь отдельно, спрашивает:

— Знаешь ли ты эту песню?

Она поет ему.

— А эту тоже знаешь?

Она и эту песню поет. Я поражаюсь, как наши ребята, пока мы летаем где-то на Дальнем Востоке, узнают новые песни и уже умеют петь всё, что поет весь народ.

Долго продолжалась эта замечательная, теплая встреча.

Сталин берет букет красной гвоздики и по одному цветочку дарит моей маленькой Тане. У Тани разгораются глаза. Она берет гвоздики и ни за что не хочет их положить на стол — она их держит в руках, не хочет с ними расстаться, потому что ей дал их Сталин! С этими гвоздиками мы уходим, когда товарищ Сталин прощается с нами, крепко жмет нам руки и желает дальнейших успехов. Мы долго смотрим вслед уходящему Сталину.

Не передать того ощущения, которое испытали мы, покидая этот зал! У нас в сердцах одна мысль, одна мечта — о том, что Сталин разрешит нам новый перелет, что мы будем еще дальше, еще лучше летать, для того чтобы добиться чести снова провести такой замечательный вечер с товарищем Сталиным.