– Подожди меня здесь. Хочешь, пока телевизор посмотри. – Габриэль усадила Айдена на диван в гостиной и исчезла в своей спальне.
Так, надо придумать что-то не слишком вызывающее, но чертовски миленькое, решила она про себя. Знать бы, как проходит эта самая китайская церемония. Что-то я в последнее время маловато читаю – лишь то, что относится к актерскому мастерству…
Ни в одной пьесе из жизни китайцев Габи не участвовала. Надеялась лишь, что к ней не будут слишком строги, если она сделает что-то не так. На всякий случай она выбрала вполне нейтральный наряд – длинное прямое платье цвета июньской травы с завышенной талией и разрезами от середины бедра, ожерелье из деревянных бусин и ракушек на кожаном шнурке и босоножки на тонких ремешках, несколько раз обвившихся вокруг ее тонких загорелых щиколоток.
Волосы она собрала в свободный греческий пучок на макушке, позволив нескольким прядям выскользнуть и живописно обрамить лицо. Пара мазков помады персикового цвета, чуть-чуть теплых теней на скулы, шелковистое прикосновение кисточки для невесомой пудры – и легкий летний макияж готов.
Когда она вернулась в гостиную, Айден на секунду потерял дар речи. Потом все же опомнился и произнес:
– Я знаю, что пошло сравнивать девушку с нимфой или наядой. Поэтому я просто скажу, что ты выглядишь чудесно!
Ну наконец-то она не выглядит в глазах Айдена чумазой бродяжкой! Лишь бы теперь не провалиться по дороге в какой-нибудь люк – ее триумф должен быть полным.
Она ни за что не нашла бы это кафе сама. Его малоприметная вывеска притулилась между неоновым великолепием витрины супермаркета и рекламой шипучей воды в красной банке.
Они с Айденом свернули под арку, пересекли незнакомый двор, спустились на несколько ступенек… И оказались в чудесной маленькой китайской чайной, где играла тихая музыка и посетители неторопливо, без суеты, наслаждались обстановкой и своими напитками.
Едва Габи огляделась, привыкая к мягкому свету чайной, к ним подплыла маленькая китаянка и, церемонно поприветствовав, предложила следовать за ней.
Повинуясь приглашающему жесту ее руки, Габи и Айден устроились вокруг низкого чайного столика – вместо стульев гостям предложили циновки и несколько подушек. Девушка, встретившая их у входа, тоже расположилась на корточках рядом со столиком. Подошедшая официантка принесла меню с перечислением множества незнакомых Габриэли сортов чая. Габи вопросительно посмотрела на Айдена:
– Я не знаю, как сделать выбор. Пожалуйста, закажи что-нибудь сам.
Он кивнул и, немного подумав, сделал заказ. Тем временем Габи с интересом рассматривала окружающие ее предметы. А остановить взгляд было на чем: в центре их столика стояла арома-курильница с изображением восточного дракона, в которой дымились благовония. Вокруг нее были расставлены декоративные фигурки, полосатые камушки, кристаллик горного хрусталя, ветвистый стебель в маленьком горшочке…
Тут же находились спиртовка под кованой подставкой и пара чайников. Над головами, тихо позванивая под дыханием воздуха, струящегося из кондиционера, колыхались китайские колокольчики…
Габи ожидала, что сейчас им принесут дымящийся свежезаваренный напиток в чайнике или чашках, как это обычно делают в кафе. Но китаянка, занявшая свое место рядом с гостями, начала священнодействие прямо у них на глазах: разожгла огонь в спиртовке, поставила на огонь чайничек с водой.
– А камушки для чего? – заинтересовалась Габи. Она решила, что они играют какую-то особую роль в процессе заварки.
– Цель чаепития – не только насладиться ароматом и вкусом напитка, но и достичь ощущения гармонии, – прозвенел голосок их гостеприимной хозяйки. – Гармонии с миром и с самим собой. Здесь собраны символы всех стихий – огонь, вода, земля, дерево, металл… Как знак единства, которого мы хотим достичь со всеми началами, что нас окружают.
В этот момент появилась официантка с подносом и начала расставлять перед гостями приборы: два глубоких блюдца с установленными в них фарфоровыми чашками-пиалами и еще какую-то фарфоровую емкость с крышечкой. Окончив свое дело, она с вежливым поклоном удалилась.
– Что это? – Габи с удивлением глянула на непонятный предмет.
– Это тот чай, что мы сейчас заварим специально для вас, – пояснила китаянка. – Прежде чем пить чай, с ним надо познакомиться, заглянув в ча-хэ – «чайную коробочку», вдохнуть его запах. Пожалуйста, взгляните. – Она протянула Габи ча-хэ.
– Посмотри, – присоединился к пояснениям Айден. – Видишь, здесь все чаинки одинакового размера, одна к другой, ровно скрученные, а вот эти золотистые прожилки – это чайная почка, самая ценная часть растения. Это признаки хорошего чая. Туда еще добавлены земляника и жасмин – я взял на себя смелость заказать чай с фруктово-цветочной добавкой, мне кажется, тебе понравится. Чувствуешь, какой аромат?
Когда гости выразили свое восхищение чайным листом, китаянка сняла со спиртовки воду, закипевшую «белым ключом», наполнила кипятком маленький глиняный чайник, вылила ставшую ненужной воду в специальный поддон и всыпала в горячий чайник листики из ча-хэ. Затем залила их водой и, подождав всего несколько секунд, разлила напиток по чашкам.
– Заваривать чай лучше в глине, чтобы он «дышал» и не остывал, а пить – из фарфора, чтобы он сохранял свой аромат до последнего глотка. Тонкостенные чашки – летние, зимой же лучше брать чашки из более толстого фарфора, чтобы сберечь тепло, – пояснил Айден.
– Ммм, какая прелесть. – Габи сделала глоток и вежливо похвалила напиток, хотя он показался ей жидковатым.
– Подожди, следующая чашка будет более крепкой, – ответил Айден, догадываясь о ее ощущениях.
И правда, новая порция показалась Габи куда более ароматной и наполненной благородным вкусом. Теперь она испытывала настоящее блаженство и умиротворение. Стоило чайнику опустеть, как китаянка снова заливала его кипятком, каждый раз выдерживая все большую паузу прежде, чем наполнить чашки.
– Знатоки считают, что чай можно заваривать до тех пор, пока не покажется, что вкус и аромат первой и последней чашки сравнялись, не так ли? – уточнил у китаянки Айден и получил утвердительный ответ.
Затем хозяйка поинтересовалась, нужна ли гостям ее дальнейшая помощь или они предпочтут насладиться беседой в обществе друг друга. Поблагодарив хозяйку и заверив, что, воодушевленные ее примером, теперь справятся с этим сложным делом самостоятельно, Айден и Габи остались за столиком вдвоем.
– Ну, что ты скажешь обо всем этом? – спросил Айден, взглянув на Габи поверх края своей чашки.
– Удивительно, – ответила она. – Я еще по твоим рассказам поняла, сколько здесь существует нюансов. А теперь воочию в этом убедилась. И я задаю себе вопрос: для чего все это?
Айден хмыкнул.
– И как ты отвечаешь себе на этот вопрос?
– Думаю, это такая игра для взрослых, – отозвалась Габи, любуясь тем, как плещется золотистый напиток на дне ее чашечки. – В качестве приза – удовольствие, умиротворение, то самое ощущение гармонии, о котором нам говорила эта очаровательная девушка. В конце концов, наверное, это и есть мудрость – учиться извлекать радость из малого.
– Ты действительно так считаешь? – прищурившись, спросил Айден. Ему захотелось спровоцировать Габи на размышления вслух – казалось, так он сможет узнать о ней немного больше.
– Пожалуй, да… – Габи задумалась. – Часто в жизни мы все усложняем, и совершенно напрасно, а потом говорим себе: зачем делать сложным то, что проще простого? Сначала ищем проблемы там, где их нет. А потом, наоборот, пытаемся свести все к какой-то глупой формуле, упростить, опошлить – и опять оказываемся в дураках. Здесь же все не так; можно искать глубинный смысл в самых простых вещах и не сбиться из-за этого с пути.
– Красивая теория, – согласился Айден. – А что за проблемы ты имела в виду – глубинные комплексы и все такое?
– Да нет, я скорее об отношениях между мужчиной и женщиной… – задумчиво начала Габи и споткнулась, размышляя, готова ли она говорить на эти темы с Айденом.
– Да уж, – вздохнул он. – Тут трудно что-либо усложнить или упростить. Все и так сложно и просто одновременно… – Он устремил в стену за спиной Габи невидящий взгляд, вспомнив о чем-то своем.
Габи насторожилась. Похоже, за словами Айдена кроется какая-то тайна, история о несчастной любви… Только бы все его любовные истории, счастливые и несчастливые, были в прошлом, подумала она. А вслух сказала:
– Извини, если я нечаянно задела тебя за живое. Мне кажется, у тебя связано с этим что-то личное… Но ведь я же ничего о тебе не знаю!
Айден улыбнулся. Он разгадал невинную хитрость Габриэли, и ее интерес ему польстил. Но говорить о тяжелых моментах своей биографии в эту минуту ему не хотелось. Он просто сидел и наслаждался моментом: уютной обстановкой маленькой чайной, приятным теплом, разливающимся по телу с каждым глотком… И близостью Габи, сидящей напротив.
Она была так хороша в этом платье цвета июльского луга – как дух лета, воплотившийся в очаровательную юную леди. Ее скулы залил легкий румянец, а глаза, живые, блестящие, жадно изучали все вокруг, словно Габи стремилась впитать память о каждом предмете, каждой детали интерьера…
Габриэль и правда старалась запомнить каждую деталь, звуки, запахи, неповторимую атмосферу этого уголка спокойствия в шумном городе, чтобы и через десять лет вспоминать эти минуты. Что бы дальше ни произошло в ее жизни, как бы ни сложились их отношения с Айденом, она понимала, что это один из тех моментов, которые греют тебя изнутри, навсегда поселившись в твоем сердце.
Айден любовался ею и думал о том, как это удивительно – то, что эта девушка вошла в его жизнь так стремительно, так неожиданно и уже успела затронуть потаенные струны его души, отозвавшиеся желанием обладать и страхом потерять… А ведь они еще даже не были близки.
Но эйфорию от того, что его одиночество, кажется, имеет все шансы раствориться в обществе девушки, с которой ему так легко и которая нравится ему все больше и больше, разрушал червячок сомнения.
Слишком большое разочарование он пережил, слишком многому научила его печальная история отношений с Дэйзи. И каким бы радужным все ни казалось Айдену теперь, в самом начале новых отношений, он не мог не думать о том, что их ждет потом.
Эта девушка так искренне ему улыбается, кажется настоящим сокровищем, демонстрирует живой интерес ко всему, что он ей говорит, – и интуиция подсказывала Айдену, что Габи искренна во всех своих проявлениях. Но что, если он опять ошибается? Если все это – лишь обычное любопытство или – хуже того – актерский этюд?
Он вспомнил, как поехал искать ее на автобусе в тот вечер, когда она сказалась усталой и не пришла на встречу. И как увидел кого-то, очень похожего на Габи, в обществе мужчины… А она потом так сожалела на словах, что не смогла приехать, как обещала…
Господи, о чем это я, оборвал себя Айден. Ведь она мне ничем не обязана. С чего я взял, что наши отношения вообще во что-то выльются? Может быть, Габи и не воспринимает меня в каком-то особенном качестве?
Но ему хотелось думать иначе.
– Да, мы действительно мало знаем друг о друге, – согласился он. – Если тебе интересно, я обязательно расскажу свою историю…
– Да, конечно, интересно! – закивала Габриэль.
–..Но чуть попозже и не здесь, – закончил Айден. – Есть такое правило: во время чайной церемонии говорить только на нейтральные темы. О погоде, например. Или о поэзии. Чтобы не нарушать искусно созданного душевного равновесия воспоминаниями о проблемах и тревогах. Поэтому давай я тебе что-нибудь почитаю… Хокку, например. Хотя нет, это из японской поэзии, а мы в китайской чайной.
– Ну и что! Все равно почитай! – Габи была заинтригована. Мужчины, с которыми она встречалась прежде, никогда не читали ей стихов. Тем более японских.
Айден прикрыл глаза и выдал:
Темные ветви сплелись На фоне вечернего неба…
Скоро зима.
– Здорово. Только вот что-то не по сезону! – улыбнулась Габи.
– Зато сам придумал, – скромно потупившись, признался Айден. – Экспромт! Хотел что-нибудь из Басе почитать, но ничего на память не приходит.
– Ух ты! А ты пишешь стихи? – удивилась Габи, для которой способность к стихосложению была чем-то вроде умения летать.
– Нуда… Немного, – кивнул Айден. – Когда очень плохо. Или наоборот – когда хорошо и спокойно.
Габи прищурилась:
– Ты сказал, что придумал это хокку только что, экспромтом. Это означает, что…
– Да, – кивнул он. – Сейчас мне очень хорошо.
Покинув чайную, они долго бродили по городу, не замечая, как темнота пытается решительно прибрать под свое крыло все, до чего смогла дотянуться: деревья, улицы, дома, фонтаны в сквере, пестрые толпы прохожих… И как разноцветные огни фонарей и реклам, зажигаясь один за другим, мешают ночи наступить, помогая городу бороться до последнего за каждый светлый дюйм…
Но Габриэли не нужен был свет, чтобы находить дорогу: Айден шел рядом с ней, и она могла не заботиться ни о чем: она ни за что не заблудится и не испугается тьмы, пока рядом будет звучать его спокойный, хрипловатый голос.
Да, он говорил ровно и невозмутимо, хотя повествовал не о самых счастливых временах своей жизни. Его тяжелая любовь-беда, коварство и предательство Дэйзи – все это он описывал так, словно пересказывал фильм, виденный когда-то давно, впечатления от которого стерлись и подзабылись.
Еще с утра его лицо искажалось гримасой боли, если что-то – фраза, предмет, запах, мелодия – напоминало о прошлом. Но теперь, идя рядом с Габи, Айден чувствовал, что все это стало смешным и несерьезным: было, но прошло, не оставив по себе особых сожалений.
Ведь теперь ему было с кем поделиться наболевшим, и Габи слушала, не перебивая, в нужных местах подавая нужные реплики, и было видно, что она искренне ему сопереживает. Сомнения, глодавшие его, рассеялись. Ему было хорошо и легко рядом с этой девушкой.
А потом Айден окончил свою исповедь, и она начала свою. И когда Габи, увлекшись и позволив водовороту воспоминаний о тоске и обидах захватить себя, всхлипнула, он взял ее за руку, теплом своей ладони напоминая: она не одна.
Так они и шли дальше, взявшись за руки, как дети – нет, как заговорщики, которые нашли друг друга в жестоком и чужом мире цинизма, расчета и ненадежных, поверхностных людей, забывших, что такое любовь, в поисках бездарных развлечений.
И после никто из них уже и не помнил точно того момента, когда слова перешли в поцелуи, а рукопожатие – в объятия. А когда ноги привели их к подъезду дома, где жила Габи, показалось чем-то противоестественным разнимать руки – словно снять пальто на январском ветру. И было так правильно подняться наверх, целуясь в лифте, и так логично войти в квартиру вдвоем без этих глупых условностей, без штампованных фраз вроде: «Ты пригласишь меня на чашку кофе?…»
В прихожей они, воодушевленные долгожданным уединением, стали еще раскованней и безрассудней, целуя друг друга настолько исступленно, словно стояли на палубе тонущего корабля. И вот наступил момент, когда одежда показалась чем-то совершенно лишним, досадной преградой, разделяющей их, и зеленое платье упало на банкетку, в угол полетела футболка Айдена, посыпалась мелочь из карманов его брюк…
Лунный свет, воровато проникший в коридор через окно и распахнутую дверь кухни, высветил в большом черном зеркале отражения двух тел, сплетенных в одно.
– Пойдем в комнату, – шепнула Габи…
Она улыбнулась раньше, чем успела проснуться. Бабочка сна еще металась, трепеща, под ее закрытыми веками, поняв, что пора улетать, а Габи уже силилась вспомнить причину своего невероятно огромного, теплого и уютного счастья.
Мягкая постель, шелковистая простыня, любимые духи и солнечный свет, пробившийся сквозь золотистые шторы и ласкающий лицо? Тонкая струйка сквозняка, влетевшая в полуприкрытое окно и принесшая от соседей отголосок кофейного аромата? Нет, было что-то большее, что-то гораздо более важное и замечательное.
Габи почувствовала, как нежная рука гладит ее шею, грудь, перебирает локоны, рассыпавшиеся по плечам, как чьи-то губы касаются ее уха и, просыпаясь окончательно, поняла, вспомнила:
– Айден…
– С добрым утром, любимая, – шепнул он в ответ.
Любимая… Она слышала это слово много раз, но никогда не могла поверить, что за ним стоит хоть капля искренности. Особенно ее раздражало, когда мужчина говорил о любви раньше, чем успел заглянуть в ее душу, используя слова как приманку, банальную удочку для глупой девочки.
И только Айден смог сказать это так, что по ее телу прокатилась волна тепла. Это слово, произнесенное так просто и естественно, как имя, в это первое утро их близости, всего через несколько дней после того, как они узнали друг друга, – оно тронуло Габи до глубины души неожиданно для нее самой.
– Доброе утро, – прошептала она и подумала: неужели это не продолжение сладких ночных грез? Но воспоминания о вчерашних ласках Айдена затопили ее горячей волной, смущая и возбуждая одновременно.
Все было так, как она представляла, как желала. Его нежность и страстность были выше всяческих сравнений, даже с мечтами. И голова Габи в плену его ласк кружилась так, словно Айден привел ее вчера не в китайскую чайную, а в бангкокскую опиумную курильню…
– Скажи, что ты мне не снишься, – тихо попросила Габриэль, все еще не веря, что вчера это и правда с ними произошло.
– Конечно, не снюсь. И если ты не против, я тебе это докажу, – улыбнулся Айден, склоняясь над ней и целуя каждый дюйм кожи, открывшийся из-под соскользнувшей шелковой простыни.
Вчера, когда они торопливо снимали друг с друга одежду, Айден распустил волосы, до того собранные в хвост, и теперь его светлые, почти платиновые пряди щекотали ее кожу. Габи любовалась, как в них играет, запутавшись, солнце и перебирала их пальцами. Ей казалось в эту минуту, что она сделана из шоколада и вот-вот растает под его горячими губами…
Чувствуя тяжесть тела разгоряченного мужчины, слыша его ласковые слова, уткнувшись лицом в его шею, гладя его спину и целуя плечи, она могла думать только одно. Эти несколько слов произносил Фауст в ученическом спектакле, где Габриэль играла Гретхен, но сейчас она не помнила, откуда они взялись. Лишь одна фраза стучала в висках, словно молитва:
– Остановись, мгновенье! Ты прекрасно.
– Какие у тебя планы на сегодня? – поинтересовался Айден, сидя на кровати Габи и поглощая тост с апельсиновым джемом.
Выходные прошли так восхитительно, что о наступлении понедельника и думать не хотелось, но факт оставался фактом – на смену двум прекрасным дням в обществе друг друга пришли будни. Учеба, работа, кошка, магазины требовали одеваться и выходить на улицу, словно всплывал на поверхность их батискаф после чудесного путешествия по глубинам океана.
– Сегодня у меня вечером репетиция в кабаре, а перед этим – занятия в студии, – со вздохом ответила Габи. – Мы будем читать отрывок, который нам задали выучить в прошлый раз. Ой, кстати, я же забыла его повторить! Совсем из головы вылетело… Поможешь? Я дам тебе текст.
– Давай! – согласился Айден. – Потом, когда ты станешь великой актрисой, я буду хвастаться, что помогал тебе выбрать верную краску из актерской палитры.
– И писать про меня ругательные рецензии? – подозрительно прищурилась она.
– Ну что ты, милая! Исключительно хвалебные. И пусть меня подозревают в том, что я необъективен, потому что влюблен.
– Не смущай меня, – потупилась Габи. – Мне надо сосредоточиться.
Она порылась на письменном столе и протянула листок Айдену. Доедая кусочек тоста и запивая его кофе с молоком, Габриэль немного походила по комнате, потом встала перед Айденом со скрещенными на груди руками, попыталась придать серьезное выражение своему лицу и начала:
– Гхм. Щас прожую… Подожди, еще кофе глоточек. Так вот. Господа присяжные заседатели! Вы выслушали все обстоятельства дела, и теперь лишь в вашей власти решить судьбу этого несчастного… Айден, не хватай меня за коленку… Этого несчастного юноши. Его пока еще такой недолгий жизненный путь не был гладким – милый, не возбуждай меня, я сбиваюсь. Гладким, говорю, не был… Кстати, ты колючий. Побриться не хочешь? У меня есть запасной станок… И он совершил немало ошибок… Что ты делаешь? Но могли он… Ого!., вырваться из порочного круга в том злачном квартале, где родился и вырос… Ладно, к черту маленького паршивца!..
– Значит, вечером увидимся? – спросил Айден, застегивая ремень на джинсах.
Он гладко зачесал назад волосы, собрав их под резинку, нашел на тумбочке очки, расправил складки на одежде – словно и не была она вчера впопыхах раскидана по разным углам в прихожей. И перевоплотился.
Глядя на него сейчас, Габи подумала, что существуют два Айдена. Один – для всех, аккуратный, уравновешенный, даже сдержанный – почти нордический Айден, каким видит его любой. И ее секретный Айден – обнаженный, с распущенными волосами, чувственный, страстный, каким он предстал перед ней в эту ночь. И она с сожалением смотрела, как он одевается, уже скучая по нему, хоть он еще и не ушел.
– Хорошо, давай вечером. Если ты не против, то в твоем районе – я хочу навестить Матильду. Родители скоро должны вернуться, но я не знаю точно, когда. Боюсь, как бы она не заскучала.
– Хочешь, я за тобой заеду?
– Конечно. Жди меня у кабаре.
Да это же он! Тот самый тип, с которым Габи ходила в кафе, когда сослалась на усталость и не пришла! Теперь уже Айден был уверен, что тогда за окном автобуса была она – не бывает на свете подобных совпадений!
– О, милый, привет! Наконец-то! – Габи привстала на цыпочки и чмокнула его в щеку. – Знакомьтесь. Айден, это Питер. Мы когда-то учились в одной школе, а теперь вместе работаем…
Айден так спешил на встречу к едва обретенной любимой, представлял, как они проведут этот вечер, купил букет роз и шампанское… И вот, едва подойдя к входу кабаре, увидал ее стоящей в обществе этого мерзавца. Теперь Айден ощущал себя так, словно с разбегу наткнулся на стеклянную витрину и осколки больно укололи его в самое сердце.
Улыбка Габи просто лучилась, когда она смотрела в сторону этого красавчика. Значит, Питер… Школьный приятель. Ну-ну. Да, недолгой же была наша любовь, дорогая Габриэль, с горечью подумал Айден. Всего один уик-энд. А я-то размечтался, идиот наивный…
– Да, очень приятно познакомиться, Питер, – сдержанно кивнул Айден. – Ну что ж, мне пора.
Габи в изумлении оглянулась на Айдена – внезапно побледневшего, со сжавшимися в ниточку губами.
Он развернулся и зашагал к своей машине.
Габи извинилась перед ничего не понимающим Питером и кинулась вслед за ним:
– Айден, подожди! Айден!
Он молча сел в машину и повернул ключ зажигания. Горло сжимали, заставляя задыхаться, гнев и обида. Как он мог снова так ошибиться!
– Ты никуда не поедешь, пока мы не поговорим! – Габи встала перед капотом, сложив руки на груди. – Ну разве что через мой труп – в буквальном смысле слова.
Айден опустил стекло.
– Нам нечего обсуждать. Мне все ясно, – презрительно выдавил он.
– А мне – нет, – сообщила она. – У тебя что – приступ гомофобии? Тебе не стыдно быть подобным ретроградом в двадцать первом веке?
– Что? – Айден растерянно заморгал и вышел из машины. – Что ты говоришь?
– Я говорю, что, если Питер танцует в женском платье, это еще не повод относиться к нему черт знает как, не подавать ему руки и вообще устраивать сцены. Я была о тебе более высокого мнения. Мне казалось, что ты – мыслящий человек.
– А он танцует в женском платье? – переспросил Айден, для которого дело принимало неожиданный оборот.
– Ну конечно. Он – лучший двойник актрисы и певицы Шелл, чтоб ты знал. И еще он очень хороший человек. Патти – так он зовет себя, когда находится в образе, и Лора очень поддерживают меня на новом месте, они – мои лучшие подруги. В первый день, после репетиции, когда я света белого не видела, Питер накормил меня ужином, а потом подвез до дома. Я очень ему благодарна за поддержку, и мне неприятно, что мой молодой человек так к нему относится.
– Прости, я не знал, как все обстоит… – Айден растерялся. – Просто я видел тебя тем вечером с этим парнем, понимаешь? Тогда я надеялся, что обознался, но когда увидел его…
Теперь настала очередь Габи удивляться и растерянно моргать.
– Подожди, то есть ты хочешь сказать… Что думал, будто мы с Питером…
– Ну да, – кивнул Айден.
Габи оперлась о крышу машины и расхохоталась.
– Да, милый, это сильно. Ты приревновал меня к Патти? Все дело в этом? Между нами ничего нет и быть не может, кроме дружбы. У меня есть ты, у него тоже серьезная любовь.
Айден смущенно хмыкнул.
– Да, неловко получилось. Надо вернуться и извиниться.
– Да вон они идут, – кивнула Габи.
По ступеням казино спускались Питер, Лора и еще одна женщина, державшая Питера под руку.
– А это, должно быть, тот красавчик, о котором Габи нам все уши прожужжала? – пробасила Лора, подходя к автомобилю Айдена. – Дайте мне посмотреть на человека, благодаря которому наша девочка сегодня летала целый день на своих шпильках, ни разу не споткнувшись!
– Лора, ты нас в краску вгоняешь, – рассмеялась Габриэль.
– Привет, – кивнул Айден, который готов был сквозь землю провалиться, но не из-за неприкрытого любопытства Лоры, а из-за сцены, которую устроил. – Простите, Питер, что так невежливо с вами распрощался – мне стало нехорошо. Голова закружилась.
– Это потому, что у нас кондиционер сломался, – с улыбкой ответил Питер. – Мы сегодня чуть не задохнулись на репетиции, надеюсь, к завтрашнему дню починят. Вот моей Саре тоже стало нехорошо. – И он, ласково обняв свою спутницу, погладил ее по изрядно округлившемуся животу.
– Скоро уже? – спросила Габи, показав глазами на живот Сары.
– Через два месяца, – с гордостью сообщила та. – Тоже танцор будет, как папа, – так пинается!
Пока Айден слушал, как женщины взахлеб обсуждают животрепещущую тему деторождения, подлый червячок сомнений в его душе снова принялся за еду.
– То есть Питер все-таки не голубой? – спросил он, когда они с Габи ехали в машине к дому их детства.
– Нет, – пожала плечами Габи. – Он трансвестит. А вообще у него прекрасная семья. И ты только что видел еще одну причину, по которой не стоит ревновать меня к нему.
– Ты имеешь в виду Сару?
– Я имею в виду ее живот.
Червячок, насытившись, заткнулся, и Айден устыдился собственной недоверчивости. Прежде, чем они вышли из машины на подземной стоянке, он ненадолго задержал руку Габи в своей и сказал:
– Прости меня. Просто я слишком дорожу тобой и боюсь потерять.
Она внимательно посмотрела на Айдена и ответила:
– Пойми, я слишком долго искала тебя, чтобы все разрушилось из-за каких-то нелепых подозрений.
– Ты права. Я буду верить тебе.
– А я – тебе.
Червячок, обиженно пискнув, забился в самый дальний уголок его души. До новых недоразумений.
– Милый… С тобой так здорово, – промурлыкала Габи и потерлась щекой о подбородок Айдена.
– Тебе правда понравилось? – Он не сомневался, что так оно и было, но кто не любит лишний раз послушать комплименты?
Айден, в домашних джинсах и с обнаженным торсом, восседал в кресле на балконе своей квартиры и курил, стряхивая пепел в пустой ящик для цветов. Габи устроилась у него на коленях, завернувшись в простыню, как в индийское сари, и время от времени отнимала у него сигаретку, чтобы сделать затяжку.
На обеденном столе перед ними развалилась Матильда, которую они забрали к себе, чтобы та не скучала без хозяев в пустой квартире, и делала вид, что дремлет, приоткрытым глазом наблюдая за мухой на скатерти.
Просто семейная идиллия, подумала Габи. Если бы еще не надо было никуда идти… Но Айдена ждала его статья, ее – репетиции, да еще стоило бы заехать в их с Моникой квартиру, чтобы проверить автоответчик. Вдруг родители звонили и сказали, когда вернутся? Еще полчаса блаженного утреннего безделья, и пойду собираться, решила она.
– Какая духота! Надо впустить побольше свежего воздуха! – раздался голос со стороны родительского балкона.
И не успела Габи сориентироваться, как ее мама распахнула настежь балконную дверь и шагнула через порог. Заметив через решетку, что на соседнем балконе кто-то есть, Шарлиз с приветливой улыбкой перегнулась через перила, ожидая увидеть пожилую соседку, бабушку Грету… И обнаружила собственную дочь, сидящую в неглиже на коленях у патлатого парня в дырявых штанах.
– Ой. Мамочка, привет. – Габи попыталась улыбнуться и порозовела.
Айден близоруко прищурился:
– Здравствуйте, миссис Шонлейзенхоф. Шарлиз немного помолчала. Затем произнесла:
– Ну что ж. Если он умудрился запомнить нашу фамилию, значит, по крайней мере, серьезно к тебе относится. Одевайтесь и приходите, будем пить какао.
Матильда встала, потянулась и пошла по перилам домой, словно давая понять: А я тут ни при чем. Это все они. Я их предупреждала.
Родители были несколько шокированы, когда узнали, что Габи устроилась на работу в кабаре. Но поддержать ее во время премьеры пришли все трое: мама, папа и Айден. Танцуя, она помнила, что среди внимательных зрителей есть самые близкие ей люди, которые поддержат ее, что бы ни случилось, – и если ее ждет триумф, и если провал. А во время ее сольного номера за кулисами, затаив дыхание, стоят новые друзья и следят за каждым ее движением.
Упорные тренировки или эта поддержка помогли ей не споткнуться на каблуках, не сфальшивить, не сбиться с такта – кто его знает. Как бы то ни было, зал встретил дебют Габриэли Шон в роли Сандры Галлахер не свистом, а аплодисментами.