Конечно, поспать никому из них толком не удалось. Дремали, устроившись на стульях, пытаясь принять более-менее удобную позу, но руки и ноги все равно затекли к утру, а в половине девятого Андрей уже безжалостно растолкал их – пора было уходить. И хотя одежду, перепачканную мокрой землёй – попросту говоря, грязью – они с Виктором подсушили и по возможности оттёрли, их «вицмундиры» явно нуждались в стиральной машине. Теперь Андрей ругмя ругал себя за непредусмотрительность, за глупость и вчерашнее своё ослиное «упорство». Однако что сделано то сделано, и после того как сменилась охрана, а сотрудники музея только ещё начали по одиночке подтягиваться на свои рабочие места, он вывел из дворца сначала Виктора, а уж потом вернулся за Агриппиной, единственной из «троицы», сохранившей вполне приличный вид. Виктор дожидался их на скамейке и поднялся навстречу. Перекинулись несколькими словами, настроения не было, все трое хмурились, точно вчерашние обложные тучи. Зеленая мальтийка Агриппины так и простояла всю ночь на стоянке возле дворца, и теперь, казалось, радостно приветствовала свою непутевую хозяйку.
Сначала высадили Виктора, и пока ехали домой, Андрей трижды попросил у девушки прощения за вчерашнее фиаско. На что она всякий раз отвечала с очаровательной, но усталой улыбкой:
– Ни в чём ты передо мною не виноват, и прощать мне тебя не за что… – и напоминала, что сама напросилась участвовать в «подземном походе», даже упрашивала, блеяла, точно овечка заблудшая, мол, пожалуйста, Андрюшенька.
По-хорошему, Агриппине с утра надо было в Питер, но в силу всё того же недосыпа она чувствовала себя настолько разбитой и заторможенной, что скрепя сердце перенесла «дела столичные» свои на «после обеда». Приняли душ, жадно съели по паре бутербродов и дружно рухнули спать. В хаотичных мыслях своих Андрей был полон истового раскаяния: надо было распустить свою «команду» по домам немедленно после выхода из подвала! Что за страшные неприятности и кому из них предстояло претерпеть, если бы кто-нибудь из охраны их увидел? Ведь они не воры, не жулики, не мошенники, не убийцы. Что за параноидальная блажь нашла на него, что за морок заморочил голову ему, возникший из-за пазухи кромешной ночи, в которой не было ни звёздочки, ни краешка луны в просвете облачном? Однако следом пришла здравая мысль, перевесившая все остальные: а если бы всё-таки повязали – ведь видок у них был ещё тот!.. С этой здравой мыслью он и уснул тотчас, крепко и сладко, точно ребенок.
Он спал, спала Агриппина – стоит только выпасть из привычного режима! – так что проснулись оба в третьем часу. Девушка, с трудом оторвав голову от подушки, глянула на часы и окончательно махнула рукой на дела свои мирские (завтра успеется…), Андрею же волей неволей пришлось собираться, ведь он клятвенно пообещал дружелюбному бригадиру вернуть ключи именно сегодня. Но прямо на пороге квартиры его ожидал сюрприз. Едва он отворил дверь, как перед ним, словно из-под земли, выросли четверо мужчин, по виду иностранцы: трое в строгих костюмах, при галстуках, в шляпах (которые немедленно были сняты), у каждого через руку перекинуто по плащу; четвёртый в пуловере и без галстука, а на плечи накинута простая ветровка, – простая на первый взгляд или на взгляд несведущий, ибо вещь-то дорогущая. Андрею впору бы удивиться и поинтересоваться у необычных визитёров, чем он заслужил подобную честь, – однако в свете последних событий он перестал удивляться чему бы то ни было; уж если царский вельможа Кутасов преследует его в виде привидения, а после оказывается его предком, да ещё заставляет искать то руны под дубом, то нечто волшебное, всесильное и неведомое в потайных подземельях, то удивляться малым странностям разучаешься.
Андрей замер на пороге, вопросительно глядя на изысканную компанию, помедлил и затем отступил назад в прихожую, жестом приглашая визитёров войти внутрь, что они и сделали, аккуратно притворив за собой входную дверь.
Один из гостей заговорил. Говорил он по-французски, и человек в пуловере начал переводить – перевод был невероятно точен и шёл почти синхроном – Андрей впервые видел перед собою столь качественную работу переводчика устной речи.
– Мы просим прощения у вас, уважаемый Андрей Иванович, за беспардонное своё вторжение. Вы, как мы видим, собрались уходить, и с нашей стороны верхом бестактности станет задерживать вас попусту. Позвольте, прежде всего, представиться! Каждый из нас является действительным членом Ордена Святого Иоанна Иерусалимского, и мы прибыли в ваш благословенный край не с оружием, а с оливковой ветвью мира и любви. Однако, в силу своих искренних заблуждений, мы намеревались предпринять ряд действий, как считали тогда, во благо, в действительности же пролили воду на мельницу зла. Мы наказаны сполна, один из наших товарищей трагически погиб несколько дней назад. Его страшная смерть потрясла нас до глубины души, и с наших глаз упала пелена заблуждений. Раскаяние движет нами, и мы пришли к вам с покаянием. Мы обнажили головы перед вами, и я, как уполномоченное лицо Ордена Святого Иоанна Иерусалимского объявляю вам о признании – целиком и полностью – вашего права обладать реликвией. Предок ваш когда-то обрёл её, и теперь сквозь завесу двух с лишним столетий, сквозь зыбкую цепь поколений передаёт вам. Утрата реликвии не по его вине произошла, но кара пала на его голову – кара временем, лишь нынче позволившая вашему славному предку исполнить волю Провидения. Отчуждение реликвии было бы непростительной ошибкой, наказанием без вины. Посему, мы не будем чинить вам никаких препятствий в нелёгком вашем деле – напротив, мы будем молиться за вас и ваш успех. Dixi.
– Благодарю вас… – начал Андрей, но второй мальтиец перебил его, и переводчик вторил ему, догоняя в концовках фраз и разве что не вырываясь вперёд:
– Не стоит благодарности. К несчастью, мы не можем оказать вам никакой действенной помощи. Мы обязаны соблюдать нейтралитет. Но наши молитвы – на вашей стороне. Пускай они придадут вам сил и станут вашим оружием.
Третий мальтиец вступил, точно приняв эстафетную палочку, он завершил ритуал:
– Мы принуждены удалиться. Сегодня вечером наша делегация отбывает на родину. Мир вам, Андрей Иванович. Да станет правда силой вашей.
– Dixi! – хором крикнули все четверо и стремительно удалились.
Когда Андрей немного пришел в себя и наконец вышел во двор, а вышел он, едва убедился, что Агриппина успела снова уснуть и ничего из сказанного не слышала (бабушки дома не было), то мальтийцев с переводчиком и след простыл.
Стало быть, – думал Андрей, – ко мне заглянули друзья-товарищи Роберто Миньоса. С Виктором бы переговорить на эту тему…
Во дворце он быстро нашёл Сергея Михайловича, которому вручил «ключ от фиаско» и столь же быстро удалился – Бориса Львовича встретить не хотелось бы, не расположен он был к разговорам с главным хранителем. На обратном пути заскочил к Виктору домой – тот пребывал в радостном настроении и с порога поведал Андрею, едва упомянувшему имя Роберто Миньоса – следствие идёт, никому о своих успехах не сообщает, но товарищи-мальтийцы отпущены на все четыре стороны и не сегодня-завтра улетают на родину.
– Сегодня, – уточнил Андрей.
– А ты почём знаешь? – удивился Виктор.
– Они ко мне заходили сегодня.
– К тебе? Мальтийцы?! Не может быть!
– Представь!
– И что им было нужно? – после паузы осторожно поинтересовался Виктор.
– Сам догадайся, ты же у нас проницательный…
– Знаешь, после суточного бдения, мне что-то в голову ничего не идет. – И он вопросительно уставился на приятеля.
– По нашему делу, зачем ещё!
– И что?
– Благословили.
– Расскажи по порядку, – занудел Виктор, и Андрею пришлось в подробностях расписать ему этот своеобразный визит вежливости.
Когда он закончил, Виктор выглядел крайне взбудораженным, глаза его блестели:
– Выходит, мальтийский Орден имел виды на руны и на то другое, к чему они приложены. Они явились как соперники нам, и Роберто Миньос должен был вернуть Ордену реликвию, но погиб – погиб, как я понимаю, абсолютно случайно. И мальтийцы…
– Его гибель открыла им глаза на истинное положение дел; враг моего врага – мой друг. Их товарища убил мой враг, потому они дают мне карт бланш. Но не только поэтому! Они признают моё право владеть реликвией соответственно воле графа Кутасова.
– Право неизвестно на что… – прищурился Виктор.
– На обладание реликвией.
– А конкретней? Слушай, почему ты не уточнил у них, о чём именно идёт речь?
– А зачем?
– Как зачем? – Виктор аж задохнулся от волнения.
– Придёт время – узнаем. Вообще-то я догадываюсь, о чём идет речь…
– Ну и?
Взволнованный Виктор выглядел комично, Андрей улыбнулся.
– Ну и… и ну… баранки гну… – Андрей рассмеялся, но тут же посерьёзнел и сказал:
– Ежели я до конца не уверен в истинности своих предположений, я предпочитаю держать их при себе.
Уже дома, пересказывая Агриппине и дневное происшествие, и свой диалог с Виктором, Андрей искренне смеялся.
– В общем, любопытной Варваре на базаре нос оторвали…
– Да… Так говорят. И мне не скажешь?
Он с несчастным видом уставился на нее. Разумеется, скажет, если она потребует! Но она не потребовала. Только улыбнулась, глядя на его физиономию
– Ладно, пока можешь не говорить, чтоб не сглазить… – и она впала в задумчивость, словно что-то про себя решая важное.
– Что-нибудь случилось? – спросил Андрей, чутко ощутив перемену в ее настроении.
– Как тебе сказать… Я до конца не уверена… Но похоже, за мной снова следят.
Андрей тотчас стал серьезным. Убитый мальтиец – это уже не шутки.
– Ты вот что, будь поосторожнее… – предупредил он девушку. – Наши конкуренты способны на все. У меня большое подозрение, что мальтиец нас охранял. Мне на это намекнули, правда весьма туманно.
– Постараюсь, – протянула Агриппина. – Я и не представляла, что наши игры могут завести так далеко!
– Я тоже, – мрачно ответил он. – Слушай, а если я тебя попрошу… Ну, очень попрошу, не влезать глубже во все это?.. – он смотрел на нее почти умоляюще.
– Ещё чего? – возмутилась та. – Чтобы я отступила перед какими-то подонками?! Никогда такого не будет, даже не проси!
И Андрей понял, что увещевать ее бессмысленно – характер не тот.
– Значит, идем до конца? – спросил он.
– Без вариантов! – твердо ответила девушка. Потом добавила уже совсем другим тоном: – Только и ты, пожалуйста, будь осторожней!
Он только молча кивнул. Затем сменил тему.
– Между прочим, Витя ещё хромает… А вчера с нами полез в дыру эту…
– Ничего, до свадьбы заживет! И потом, кто его неволил?
– Никто вроде. Бабушка-то где?
– Пошла к кому-то на дачу…
– Что-нибудь говорила?
– Нет, не доложилась. Вернётся – поставишь на вид, как преданный внук безбашенной бабуле. Между прочим, из-за сегодняшнего дурацкого состояния мне придётся завтра крутиться белкой в колесе. Так что будьте любезны, Андрей Иваныч, – она сделала строгое лицо, – извольте выбирать: либо завтра мы выезжаем в семь-тридцать и ни минутой позже, либо я выезжаю одна, а вам придется пилить в свой институт на общественном транспорте.
– Тут и думать нечего, – пожал плечами Андрей. – Только на мальтийке! С комфортом, с ветерком, с личным водителем, в хорошей компании. С любимой женщиной, наконец!
– Выбор достойный, хвалю, – и Агриппина шутливо ухватила его руку и долго её трясла.
А вскоре возвратилась Елизавета Петровна с корзинкой яблок, презентованных ей очередной подругой, и все трое долго сидели на кухне – чаёвничали. Впрочем, последние свои приключения Андрей с Агриппиной, не сговариваясь, решили не обсуждать. Бабушка и так пострадала ни за что ни про что – не стоило грузить её лишними сведениями, касающимися таких эфемерных вещей как поиск в гатчинских подземельях мистической реликвии, то ли реальной, то ли воображаемой.
Утром, как и договаривались, Андрей с Агриппиной вышли из дома ровно в половине восьмого. Агриппина села за руль, и машина плавно тронулась с места. Когда выехали на трассу, Андрей почувствовал, что его клонит в сон.
– Чего голову повесил? – спросила девушка. – Кофе мало пил?
– Не мешай, я думаю… – произнёс Андрей меланхолично.
– У него есть мысль. И он её думает. – улыбнулась Агриппина.
– Именно! И не ёрничай.
– И о чём же, позвольте спросить, в той мысли говорится?
– Так, общие размышления о смысле бытия…
– A-а… Ну тогда я пас!..
Машин на трассе поначалу было не так много, но чем ближе они подъезжали к Петербургу, тем больше их становилось. Агриппина замолчала, и Андрей заметил, что она волнуется – покусывает губы, резче, чем обычно, поворачивает руль и в зеркальце заднего вида смотрит чуть ли не чаще, чем на дорогу. «Что она там видит?» – подумал Андрей и принялся разглядывать идущие позади машины, однако ничего подозрительного не заметил.
– Ты почему такая напряжённая? Думаешь, следят?
– Тут и думать нечего. Я вижу.
– БМВ? Та самая?
– Похоже. Хотя, та – не та… Номер не разобрать, как и тогда.
– Чёрная? Вон та?
– Ага. Смотри… – она резко выжала газ и, наращивая скорость, пошла на обгон сразу нескольких впереди идущих автомобилей. Выполняя этот рискованный маневр, мальтийка едва не вылетела на встречную полосу и, не сбавляя скорости, летела дальше, отрываясь от оставшегося позади «пелетона».
– Ну, что я говорила?
Чёрная БМВ, совершив крутой вираж, летела по встречной, повторяя их маневр. Расстояние между ними на глазах сокращалось – машина-«хвост» неслась быстрее, чем они.
– Стёкла тонированы. Не поймёшь, кто внутри и сколько их там, – сказал Андрей.
– Во-во.
– Где на этот раз прицепились?
– До Въезда ещё. В городе.
– Неужели ждали?
– Похоже на то.
– Хотя… ничего удивительного! – произнес он. – Выезд на питерскую трассу из Гатчины фактически один. Что если попробовать их перехватить?
– Сомневаюсь, – скептически отозвалась Агриппина. – Хотя…
– Давай попробуем!
– А где? «Ленту» проехали.
– Да у моста. Где станция «Аэропорт».
У железнодорожного моста Агриппина затормозила, и Андрей пулей выскочил из машины, чтобы лишний раз убедиться, что скепсис девушки обоснован: БМВ пулей пролетела мимо них и мгновенно затерялась в плотном потоке машин. Грамотно – подумал он.
– Ты ведь бывший разведчик, – упрекнула его девушка. – Чего ты ждал?
Андрей пожал плечами. И вправду, не стоит считать других глупее себя.
– Ты только одно скажи мне, – заговорил он чуть погодя. – Зачем им тебя «пасти», если им известно, где ты работаешь? Ты говорила, «кавалер» провожал тебя до редакции и потом…
– Видимо, хотят проследить все передвижения, – произнесла Агриппина с нажимом на «все».
– Но – зачем?! И как мне тебя теперь отпускать одну?
– Не дрейфь! Если так переживаешь, поехали ко мне в редакцию. Посидим, кофе попьём. Чтобы в сон не клонило. У тебя ведь времени полно до пары…
– Полно – не полно, однако, достаточно…
По Московскому проспекту они ехали уже в плотном окружении автомобилей. Чёрного БМВ среди них не наблюдалось.
– Отцепился… – сказал Андрей.
– Бог его знает…
Они сидели в редакции и пили кофе с подсохшим печеньем, когда на мобильник Андрею вдруг позвонила Елизавета Петровна в состоянии, близком к истерике.
– Андрюша! – закричала она так громко, что он отставил трубку от уха. – Что стряслось! Что делается!
– Что, бабушка? Что случилось? Говори… – заволновался Андрей, бабушке было не свойственно так бурно проявлять свои чувства.
– Витя… Приполз…
– Ниссен приполз? Куда?..
– Да, Ниссен. К нам домой! Весь в крови…
– Что произошло?
– Избили его… да так сильно избили… Скорую вот вызвала, ждём…
Елизавета Петровна и сама знала немного. На Виктора напали по дороге на работу. Нападавших было несколько, и вряд ли это были просто хулиганы. Он добрался до их дома, чуть ли не на четвереньках поднялся по лестнице и позвонил в дверь. Теперь находится в состоянии ступора и толком не может ничего объяснить.
– Сейчас приеду, – решительно сказал Андрей.
– Я с тобой! – непререкаемым тоном заявила Агриппина.
Две чашки с недопитым кофе так и остались стоять на столике.
– У меня форс-мажор, я убегаю! – бросила на ходу Агриппина удивлённой секретарше (в редакции, учитывая раннее время, не было больше никого). – Главному потом сама позвоню!
– Хорошо, – обескуражено произнесла та, провожая взглядом вихрем пролетевшую мимо ее стола журналистку, следом за которой несся незнакомый мужчина. И когда дверь за ними захлопнулась, с чувством прибавила: – Полный дурдом!..
Андрей набрал телефон своего профессора:
– Арсений Леонидович! У меня неприятности. Я сейчас еду из Питера обратно домой. Да, случилось… Точно пока не знаю… Арсений Леонидович, надо отменить мои занятия. Попросите, чтобы объявление напечатали и повесили на стенде, у расписания… Перед ребятами неудобно – да что поделаешь… Понимаю, конечно… Очень, очень виноват… Вы сами проведёте? По гроб жизни буду признателен. Не беспокойтесь…
Всю обратную дорогу до Гатчины они и не вспомнили про утренний «хвост», даже мысли не возникло высматривать черную БМВ – мысли были заняты совсем другим. Ситуация оставалась непонятной, но обоим было очевидно – нападение на Виктора напрямую связано с их «историческими изысканиями».
Добрались довольно быстро – поток автомобилей, в основном, двигался в сторону Петербурга. Андрей успел ещё раз поговорить с бабушкой, которая сообщила ему, что скорая приехала, но Виктор от госпитализации отказался, что у него вывихнута челюсть и что он с нетерпением ждёт их с Агриппиной возвращения, раз десять уже спрашивал: «когда?» да «когда?»
– Дай ему трубку, – попросил Андрей.
Елизавета Петровна передала Виктору трубку, но тот, видимо, опять впал в изначальный свой ступор и, пребывая в какой-то прострации, сумел лишь повторить своё «Когда-а-а-а?» – медленно, протяжно, невнятно, точно говорил с набитым ртом.
– Ну, ты тормоз, – удивился Андрей, – да скоро уже, скоро, – успокоил он приятеля.
Мальтийка домчала их до дома всего за полчаса. Бегом поднялись по лестнице и буквально ворвались в квартиру. Витя сидел в их комнате – такой статус теперь имела бывшая комната Андрея, и даже бабушка называла её «ваша комната» или – безлично – «гнёздышко молодых».
Голова у Ниссена была забинтована, полосы бинта, спускаясь от висков, поддерживали подбородок.
– Извини, Витя… Я думал, ты тормоз, а у тебя челюсть сломана.
– Слава богу, только вывихнута, – поправила Елизавета Петровна и добавила укоризненно, – я ж тебе говорила.
Витя сидел голым по пояс, и на его торсе заметны были множественные ссадины и синяки. Под глазом набухал ядовито-лиловым большой фингал.
– Ничего. Бывает и хуже, – критически осмотрев приятеля, подытожил Андрей.
– Бедненький, – пожалела Агриппина.
– И что за человек неутёпный! – жаловалась бабушка. – От госпитализации отказался, в милицию заявлять не захотел…
– Ну и что произошло на этот раз? – наклонился к нему Андрей.
И жертва нападения, с трудом ворочая языком и кривясь от боли в вывихнутой челюсти, принялась описывать свои утренние злоключения.
– На работу по-ошёл…Дворами, чтоб бы-ыстрее… Трое набросились. Или че-етверо…
– Так трое или четверо? – нетерпеливо перебил его Андрей.
– Погоди… спокойно, – Агриппина коснулась рукой плеча Андрея, – видишь, не помнит человек, да и какая сейчас разница – трое или четверо? – Она повернулась к Виктору. – Рассказывай. Где именно это случилось?
– На пусты-ыре. Где два дома со-ожгли.
– На Чкалова? – догадался Андрей.
– Ну…
– Местечко безлюдным не назовёшь, особенно утром, – вставила своё слово бабушка.
– Та-ак они меня схватили и сразу затащили… С улицы не видать, из домов… тоже не видать.
– Куда затащили?
– Да в до-ом сгоревший. Второй, который не разобрали…
В отличие от Агриппины, не слишком хорошо ориентировавшейся в центре Гатчины, Андрей сразу понял, о каком пустыре и о каком «не разобранном» доме идёт речь – весной по городу прокатилась волна поджогов – страдали исключительно деревянные многоквартирные дома, в основном расположенные в центральной части города. Как раз тогда земельные участки под застройку стремительно росли в цене и люди поговаривали, что «освобождение» центра Гатчины от деревянных строений напрямую связано с этим. Впрочем, это были одни слухи и домыслы, а на самом деле – бог весть… Как бы то ни было, на улице Чкалова образовалось два пепелища – один дом выгорел полностью, летом его останки разобрали смуглые гастарбайтеры; другой успели погасить, но жить в нём теперь было невозможно (хуже, чем Гришина сторожка) – та же бригада южан начала разбирать, да так и не закончила. Там, в завалах обгорелых досок и гнилых брёвен, надёжно скрытые от взглядов прохожих остатками стен, таинственные хулиганы и отделали Витю Ниссена.
– Они что, просто напали и молча тебя молотили? – спросил Андрей. – Или говорили что-нибудь?
– Говорили, отдай, что взял… А я говорю… ничего я не брал…
– А они?
– Опять… стали бить… А потом один… зашипел… мол, не ты, так дружок твой с подружкой… И ещё сказали…
– Что?
– Сейчас вспомню… дословно… Один другому говорит… «Герр велел с этим поласковей… для острастки…».
– Кто велел? – на два голоса спросили Агриппина и Андрей.
– Ска-азали, герр… Вроде бы… Я не уверен, сами пони-имаете, в каком я был состоянии…
– А потом?
– Тебе повезло, – сказали, – а дружка ждёт сюрпризец. И подружку тоже, мол, ждёт сюрприз. И ещё… говорят, бабуся оклемалась – ваше счастье, но это был первый звоночек… А сейчас, дескать, второ-ой… А третий будет с сюрпризом…
– Выходит, мы с тобою, Витя, товарищи по несчастью, – сказала Елизавета Петровна. – Между прочим, я к следователю заходила…
– Когда ты успела? – удивился Андрей. – Сегодня никак. Вчера?
– Вчера. В первой половине дня. Пока вы спали без задних ног.
– Толк-то есть?
– Как посмотреть. Снова рассказала ему, как дело было… Тогда, с ограблением…Подписала заявление, протокол. И всё.
– А нам почему только сейчас говоришь?
– Да из головы вылетело. Самой странно даже. Хотя… Что там говорить, ничего не ясно, ничего не известно. И милиция ничего не найдёт.
Агриппина вскинула голову, точно протестуя против покорного смирения Елизаветы Петровны.
– Почему не найдет? – спросила.
– Обычно по вещам доказать можно. Вор попадётся на другом эпизоде, а вещи нашли – и не отвертишься. У нас-то не взяли почти ничего, – казалось, бабушка огорчена тем, что «ничего не взяли».
На секунду стало совсем тихо. Слышно было, как тикают ходики, продолжая неумолимо отсчитывать секунды этого суматошного дня. Виктор молчал, собираясь с мыслями.
– Они тебя отпустили, и ты пошёл прямиком сюда? – спросил его Андрей.
– Прямо сюда. Они сказали, иди и передай… Насчёт сюрприза…
– И поэтому ты пошёл? Они сказали: «Иди и передай», – и ты исполнил.
– Да… Нет… Не знаю… – смешался Ниссен.
Дело было непонятное – и одновременно ясное. Бабушка отправилась на кухню «готовить ланч», как она выразилась. И вдруг мобильный телефон Андрея заголосил – он взял его и стоял, приглядываясь к чему-то, недоступному остальным.
– Хм… Номер абонента засекречен, – прочитал он вслух сообщение, высветившееся на дисплее, – очень интересно, – прокомментировал, и лишь после этого нажал клавишу приёма вызова.
– Да, я слушаю.
Абонент с засекреченным номером говорил явно изменённым голосом:
– Слушаешь? Молодчина. Слушай внимательно и не перебивай. Ты сейчас все свои приобретения, ну ты понял какие… сложишь в пакетик и принесёшь куда я тебе скажу…
– А не возглавить ли тебе колонну идущих на х…? – весело спросил Андрей.
– …Ишь какой смелый! – после паузы хрипло сказал тот. – Как бы жалеть не пришлось…
– Тебя пожалеть? Ты, собственно, кто ты таков и какого ляда добиваешься?
– Заткнись, придурок! Я два раза не повторяю… Сложишь в пакет, что нашёл под деревом и остальное…
– «Я не повторяю» и сразу же повторил! – напряженно рассмеялся Андрей.
Собеседник дал отбой. Нарочитая беспечность Андрея, видимо, не на шутку его взбесила. «Засекреченный» явно принял за чистую монету интонации, которые не сказать, чтобы легко дались Андрею. Ладно, пусть маленькая, но победа, подумал Андрей, которого охватило нехорошее предчувствие.
– Конкуренты звонили, – догадалась Агриппина.
– Они, родимые. На испуг берут… – подтвердил Андрей. И мысленно спросил себя: «Может, и вправду… черт с ним со всем?».
Однако девушка, словно прочитав эти мысли, подняла на него зелёные глаза – в них горела непоколебимая уверенность:
– Не отступать! И не сдаваться! – твёрдо произнесла она.
Где-то я уже слышал этот девиз… – подумал Андрей; мгновение спустя ему уже было стыдно за своё капитулянтство, пускай даже в мыслях, и ещё более стыдно оттого, что его Агриппина каким-то образом уловила флюиды сомнения и подала ему пример твёрдой решимости. Слабая женщина – сильному мужчине. О времена, о нравы!..
Елизавета Петровна позвала всех троих перекусить. Чтобы не тесниться, решили, по её предложению, стол раздвинуть. Для этого надо было чуточку передвинуть сервант – иначе за широким столом сидеть неудобно – спинки стульев упираются одна в стену, другая в сервант этот самый. Ничего сложного в этом не было. Андрей привычно ухватился за угол серванта, но, вероятно, рванул его на себя слишком резко, так что стоявший наверху цветочный горшок, в который бабушка полгода назад пересадила свою любимицу – не то аралию, не то бегонию (Андрей постоянно путал их названия), – покачнулся и медленно, как в замедленной съемке, стал падать прямо ему на голову. Он только успел слегка наклониться вперед, в то время как большой глиняный горшок, перекатившись, точно объёмистое колесо, по его склоненной под углом спине, с грохотом рухнул на пол и аккуратно раскололся на две симметричные половинки; однако скрепленная цветочными корнями земля сохранила форму горшка, и посредине, как ни в чем не бывало, по-прежнему горделиво возвышалась не то аралия, не то бегония.
Андрей опустился на стул. Удар «цветочно-глиняным снарядом» оказался весьма чувствительным, хотя, конечно, Виктору сегодня не повезло куда как больше.
– Да, – философски произнёс убийца аралии-бегонии, – кажется, день не задался…
И Агриппина, поймав на его лице мрачно-философическое выражение, не удержалась и прямо-таки покатилась со смеху. За ней расхохотались и остальные.
Ближе к вечеру она вызвалась доставить травмированного Ниссена домой, и Андрей, разумеется, составил им компанию. Когда машина остановилась возле дома на Маркса, Витя, вместо того, чтобы попрощаться и выбраться из мальтийки, вдруг заговорил – горячо, уверенно, переводя взгляд с Андрея на Агриппину и обратно:
– Завтра надо закончить. Кровь из носу, завтра надо найти действующий вход в подземный этот лабиринт, чёртов лабиринт! И сразу, как войдём – надо идти к тому месту, которое отмечено… На схеме у нас отмечено!
– Ты что, тоже собираешься идти? – изумилась Агриппина.
Но взволнованный Виктор умоляюще ухватил её за руку:
– Не бросайте меня! Я отлежусь за ночь, а завтра прямо с утра… С раннего утра надо идти! Эх, сегодня надо было! Ну ничего, завтра возьму больничный, так что, может, всё что случилось и к лучшему…
– Нет худа без добра, как говорится, – мрачно пошутил Андрей. Спина у него болела. – А как насчет больничного?
– Завтра с утра схожу в поликлинику.
– Ну, не знаю… – Андрей с сомнением смотрел на забинтованного друга. – Конечно, если хочешь идем, но… – он покачал головой, – лучше бы отложить пока это мероприятие. К тому же Агриппине завтра на работу…
– Нельзя, нельзя откладывать! – снова засуетился Виктор. – Нас могут опередить!
– Я мигом слетаю – туда и обратно, – поспешно вмешалась девушка.
– Ну, мигом вряд ли получится. Час в одну сторону, при хорошем раскладе, – назидательно произнёс Андрей.
– Ты ещё скажи, о ментор, что час астрономический, а не академический, – и Агриппина состроила ему забавную гримасу.
– Значит так, – деловито заметил Виктор. Дикция у него заметно восстановилась, вероятно, доктор мастерски вправил ему челюсть. – С утра я иду за больничным листом, Агриппина едет в Питер, а потом мы встречаемся с тобой… – он обращался к Андрею, – с картой обходим перспективные места, находим подходящую точку, проверяем её жизнеспособность и…
– …И я, вернувшись из редакции, к вам присоединяюсь, – закончила за него Агриппина.
– Черт с вами, уговорили! – махнул рукой Андрей, глядя, как просиявший Виктор выбирается из машины. На лице Ниссена играла улыбка победителя – даром, что день для него начинался отнюдь не с победы.
Когда они отъехали от дома Виктора, их головы одновременно посетила одна и та же мысль.
– А давай-ка мы бабулю отправим от греха подальше…
– Слушай! Я тебе хотела предложить…
– Что ты хотела предложить?
– Только не смейся – то же самое!
– Ну вот, теперь уже и думаем одинаково… Это судьба!
– Андрей, ты можешь быть серьезным?
– Постараюсь. Ладно, куда ты хотела её отправить?
– К твоим родителям. В Сибирь.
Андрей едва заметно поморщился. В последнее время он редко общался с родителями – даже по Интернету, даже по телефону. Более того, всё реже думал о них, всё реже вспоминал, и теперь, осмысливая этот факт, видел, что нитка-ниточка эмоционального контакта, духовного родства между ними истончилась настолько, что никакой ниточки, собственно, уже и не существует. С бабушкой совсем другое дело (стоит вспомнить то беспокойство, казалось бы, беспричинное, что охватило его в электричке в те минуты, когда Елизавета Петровна лежала без сознания после удара какого-то ублюдка); не говоря уже об Агриппине: с того момента, как они сблизились, энергетическая связь между ними лишь крепла, что не в последнюю очередь определило сначала – их желание пожить вместе, пусть временно, и затем – их нежелание расставаться и снова жить порознь.
А вот в отношениях с родителями, увы, всё происходило в точности наоборот. Сейчас Андрей корил себя за сыновнюю неблагодарность, и мысленно обещал позвонить им немедленно по возвращении домой – да сколько тут ехать-то!
И всё-таки у родителей своя жизнь. Прежде чем «сватать» им бабушку, неплохо хотя бы посоветоваться, поговорить с ними на сей счёт, и не за день-два до того как, а предварительно. И главный вопрос – захочет ли сама Елизавета Петровна запросто сорваться с места и улететь за тридевять земель?..
– Нет, милая. Это не есть хорошая идея – насчёт Сибири. А вот если она пару дней поживёт у тебя в квартире… – И Андрей выжидательно уставился на девушку.
Она ответила на его взгляд открытой улыбкой.
– Не возражаю. Боюсь только, ей одной у меня будет скучно… Кстати, не забывай, в моей квартире тоже побывали посетители – так что безопасность Елизаветы Петровны под большим вопросом…
Какое-то время ехали в молчании, затем Андрей снова заговорил.
– А если мы отправим её в санаторий?
– В Петродворец?
– Почему непременно Петродворец? Можно в Репино или в Сестрорецк.
– Думаешь, тебе удастся взять путёвку раньше, чем на ноябрь? – скептически поинтересовалась Агриппина.
– Понятия не имею. Надо попробовать.
– Ну, попробуй! В любом случае, стоит для начала испросить её согласия.
– Естественно. С моей импозантной бабулей никогда не знаешь, чего ждать…
– Вылезай! Приехали! – Девушка шутливо ткнула его локтем в бок и помахала перед лицом ключом зажигания, словно приводя в чувство. И то – он и не заметил, что они уже на месте.
Однако зря они волновались и переживали за нее. Елизавета Петровна их опередила. Едва они вошли в прихожую, как она показалась из своей комнаты и произнесла шутливо-торжественным тоном:
– Ребятишки, я тут поразмыслила на досуге… У вас какая-то необъявленная война идёт, или революция намечается, я уж толком не пойму. Но только первой жертвой стала именно я – тюкнули меня по макушке. Я понимаю, что случайно под руку подвернулась и даже понимаю, что это никакие не грабители были. Дальше больше: дома вы не ночуете, заявляетесь утром в совершенно непотребном виде – и спа-а-ать…Во дворце были, допустим. Но где там можно было так перемазаться?! Теперь вот Витя… Если так и дальше пойдет, чего нам следует ожидать, – дверь взорвут или как?..
– Ничего, бабуля, ничего. Мы тут… – сбивчиво начал было Андрей, но она его решительно перебила.
– Мне сейчас звонила Ида Перович. Я ей пожаловалась, в шутку конечно. Секретов ваших раскрывать или там в подробности вдаваться, разумеется, не стала. Так она предложила мне: «Ты, – говорит, – приезжай ко мне, а то одной скучно по осени, даже в театр сходить не с кем». А я слушаю-слушаю и понимаю, дело говорит Ида! Сезон театральный начинается, да он начался уже. Не врёт она, по голосу чувствую, что соскучилась по мне. И то, сто лет не виделись! А сейчас ещё дожди зарядят – с тоски умереть можно…
– Извини, бабуля, – беспомощно сказал Андрей и повернулся к Агриппине.
– Андрей говорил, что вы раньше часто бывали в Петербурге, – с запинкой произнесла девушка. Ей было неудобно, что они своими безответственными действиями практически выжили пожилую даму из ее собственной квартиры.
– Милая моя, – не без горечи отозвалась Елизавета Петровна, – часто я ездила не в Петербург, и даже не в Питер… Часто я ездила в Ленинград!
Повисло неловкое молчание, которое снова прервала Агриппина, всё еще переживавшая свою вину.
– Может, вы захотите посмотреть мою квартиру, – неуверенно начала она, – или даже там поживете, если со своей подругой поссоритесь…
Елизавета Петровна засмеялась неожиданно звонким, молодым смехом.
– С Идой Перович? Поссоримся? Ха-ха! Легко! Но, – бабушка подняла указательный палец, – лишь при обоюдном желании поссориться. Мы с восемнадцати лет знакомы, у неё немецкий – и у меня немецкий, французский мы тоже вместе изучали, да и преподавали вместе; даже – было дело – в одной школе работали, а вот испанского я, в отличие от неё, совсем не знаю…
– И когда ты планируешь отправиться? – спросил Андрей.
– Немедленно! – воскликнула бабушка. Но, увидев, что «молодые» принимают ее слова за чистую монету, пояснила, – да шучу я. Завтра с утра.
– Я отвезу вас на машине, – с облегчением сказала Агриппина.
– Прелестно! А я как раз собиралась тебя об этом попросить. В моём возрасте предпочитаешь буржуазный комфорт…
– Бабуль, только я завтра здесь останусь – ты не против? – осторожно поинтересовался Андрей.
– Замечательно! Значит, у нас с Агриппиной будет время посекретничать. А теперь, молодые – айда чаёвничать! Побалую вас напоследок.
И Елизавета Петровна опять рассмеялась – звонко, точно колокольчик зазвенел где-то рядом, а потом звон тронулся с места и поплыл, медленно удаляясь, затихая.
Боже мой, какой чудесный у неё смех, думала Агриппина, провожая ее взглядом. Как же мне с бабулей повезло! – думал Андрей.
А Ида Перович, о которой только что шла речь, в эти минуты сидела на диване в одинокой своей квартирке и раскладывала долгоиграющий и совершенно несходимый пасьянс. К её удивлению, капризный пасьянс ни с того ни с сего вдруг взял да и сошёлся с первого раза. Это привело старую даму в смятение: вероятно, она где-то ошиблась, ведь не сходится почти никогда, хоть целую ночь просиди, а в этот вечер – с первого раза!.. Она решила повторить попытку и снова принялась раскладывать карты. Пасьянс опять сошёлся!
«Qui pro quo?» – подумала она на латыни и раскинула карты в третий раз. И снова непокорный пасьянс сошёлся! Тогда Ида Перович аккуратно сложила карты, убрала их в нижний ящик комода и отправилась на кухню, где в подвесном шкафчике хранились лекарства. Для успокоения нервов следовало выпить корвалол.