Проговорили до позднего вечера. Целовались-миловались, любили друг друга, не замечая времени. И снова говорили, поминутно отвлекаясь на поцелуи, копили внутри огненную нежность, выжидали… и снова сливались в единое целое их тела.

Опять разговаривали, было уже глубоко за полночь. Дождик за окнами моросил, нескончаемый. На окнах капли его – детские слёзки; скользнёт слезинка по стеклу, да и остановится: будто выжидает чего-то… И впрямь выжидала – вот и дождалась! Такая же маленькая, на слезинку похожая, покатилась по стеклу другая капля, оставляя за собою незаметную чёрточку – и кому кроме Андрея придёт в голову сравнить след её, этот почти невидимый шлейф, с пылающим хвостом кометы, несущейся в космических мирах, проницающей пространство! А капля покатилась и катится, пока не настигнет первую – и они соединились, слились. И новая эта капля уже не похожа на детскую слезинку. О нет! Перед нами слеза взрослой женщины – сорвавшись с ресниц, она катится по оконному стеклу и, наконец, отрывается, срывается вниз, чтобы разбиться о карниз…

Андрей повторяет про себя: «Срывается вниз, разбиться о карниз», – выходит в рифму. Он сидит на подоконнике в домашнем халате, Агриппина уже, кажется, заснула – он слышит её ровное дыхание, в этот звук поминутно вплетается её сонное сопение.

«Милая», – шепчет Андрей, и прилив нежности накрывает его – он не понимает, откуда берётся нежность эта – мягкая как пух, сильная, как торнадо. Её много, поток её неисчерпаем. Он подходит к дивану, на котором спит его любимая. Садится в изножье и начинает целовать ступни её ног – надо же, они такие маленькие! Он целует её пяточки, щиколотки, а потом – каждый пальчик, каждый ноготок…

Нежность неиссякаема, но теперь Андрей различает в ней привкус тревоги, предчувствие печали. Он старается не думать об этом, отогнать от себя тягостные предчувствия, но загодя знает: если тревога устоится, не исчезнет, как налетевший порывом ветер, а застолбит себе в сердце отдельную клеточку, то…

Мы связаны друг с другом солнечными нитями, у нас душа одна на двоих, и это не просто метафора. Если предчувствие, этот спазм душевный – не следствие дурацкой мнительности моей, а нечто более серьёзное, то следует прислушаться, – думал Андрей, – моя рыжая девочка, сколько неизъяснимой нежности ты пробуждаешь во мне! Но зачем её тихий фейерверк перевит гирляндами слёз о завтрашнем дне? Зачем – к месту и не к месту – я ловлю себя на очередной попытке надышаться перед смертью? Отчего нежности сопутствует грусть, откуда берётся чувство тоскливое, похожее на звук зимнего ветра в печной трубе?

Андрей окинул мысленным взором свою теперешнюю жизнь. Да, его представления о мире сильно изменились за эти несколько недель. Отношение к мистической стороне событий, которую раньше он считал выдумкой шарлатанов, болванящих доверчивого обывателя, не могло остаться прежним – столкнувшись с необычными реалиями, Андрей волей-неволей скорректировал свою картину мира. Личный опыт – штука упрямая, против него при всём желании не попрёшь.

Убаюканный монотонными клавикордами дождя, Андрей, наконец, уснул. Во сне они с Агриппиной обрывают на лугу ромашки, плетут венки друг для друга – поскольку венок, сплетённый и надетый любимым – сильнейший оберег, никакое зло не коснётся того, кто его носит! Стороною обойдут таких мужчину и женщину ненависть людская и зависть.

Они любят друг друга. Они надевают друг другу венки, их кто-то ждёт на опушке леса, надо спешить туда. Они приближаются к опушке, и видят Гришу юродивого, он уводит их под сень дубов, сирени и ясеней, и Андрей понимает, что они не где-нибудь, а в Сильвии. Андрей хочет выяснить у Гриши, почему его карта временами фальшивит, и как это исправить. Он убыстряет шаг, потом переходит на бег – но ему не удаётся приблизиться к Грише ни на сантиметр.

Природа Гриши – не человеческая, понимает Андрей. Гриша – не человек, уже не человек, а может, никогда им и не был.

Гриша ведёт их в свою полуразрушенную сторожку. Они поднимаются на крыльцо, Гриша открывает дверь, пропуская гостей в это странное жилище, после чего дверь закрывается с громким стуком-хлопком. Безумец залезает на обшарпанную табуретку, в руках у него руль от детского электромобильчика. Он делает вид, что рулит, изо рта вылетают странные звуки: так маленький ребёнок подражает звукам клаксона. Андрей и Агриппина заворожённо наблюдают за исполнением шизового ритуала.

Вдруг, ни с того ни с сего, Гриша как рявкнет:

– Открыть кингстоны! Полное погружение!

Откуда-то снизу, Андрей не может понять, из подвала или из самого ада, слышится приглушённо:

– Есть открыть кингстоны! – и Андрей узнаёт этот голос, он принадлежит Фридриху фон Бергу, дрезденскому профессору.

– Есть полное погружение! – весело кричит фон Берг, и Андрей чувствует: дом, в котором они находятся, движется вниз, точно куда-то проваливается.

– Гриша! Ты что творишь, обезьяна! – испуганно кричит Андрей, но голос его тонет в звуках бурлящей воды, и под их аккомпанемент Гришина сторожка стремительно погружается не то в пруд, не то в океан.

Окна, как по мановению волшебной палочки, принимают форму круглых иллюминаторов. Через секунду-другую окна-иллюминаторы уже целиком уходят под воду – «судно» погружается стремительно. Андрей видит, что Гриша тоже преобразился: на нём теперь китель капитана подводного флота, хотя табуретка и руль остались прежние, – а Гриша, крутя чёрное колёсико своего «штурвала», рявкает новую команду:

– Гидрокостюмы для моих почётных гостей!

Снизу вновь доносится отзыв дрезденского профессора, но голос его теперь звучит зловеще:

– Никаких гидрокостюмов, отстаём по плану смертей!

Гриша весело глядит на своих гостей и картинно разводит руками: сами слышали, мол. Ничем помочь не могу. И рад бы, да не в силах.

– Граждане естествоиспытатели, пожалуйте в торпедный отсек…

И Агриппина с Андреем проходят в торпедный отсек, который обнаружился рядышком в уголке, в трёх шагах. Они совершают эти три шага медленно, с достоинством, держась за руки, гордо подняв головы, украшенные венками из ромашек.

– Салютуем сладкой парочкой! – командует Гриша откуда-то из-за спины.

И вдруг повисла тишина – такая, что от неё звенит в ушах. Все звуки умерли. Она тянется, и Андрею чудится – он оглох. Наконец раздаётся голос фон Берга, но не снизу, а сверху, и не приглушенно доносится, а наоборот, рокочет, как гром небесный:

– Салют категорически запрещён! Вы что, черти, не видите? На них венцы Фреи!

– Ах, – разом ахнуло в воздухе, точно тысячи духов бесплотных роились вокруг и все сговорились разом проявить себя.

– Салют! – кричит Андрей, махая руками на невидимок, и вдруг чувствует, как его возносит вверх, туда, где у сторожки, в её «сухопутном» варианте, должен находиться дымоход. Он вылетает через трубу, словно пробка из бутылки шампанского, и уже несется где-то высоко, а сам никак разобрать не может: если вокруг него вода, то чем прикажете дышать? Жабрами?

– Андрей! – из глубины, снизу доносится голос Агриппины. Слабый далёкий звук напоминает эхо, гаснущее, чтобы вернуться стократ ярче: так и происходит – зов повторяется, – Андрей! – только теперь её голос окреп, стал много громче, отчётливей; отмахнуться от него невозможно.

– Андрей… – раздаётся прямо над ухом. И он открывает глаза и видит склонённое над ним лицо Агриппины. В первое мгновение, пока морок сновидения не развеялся, Андрей глядит на неё с неподдельным удивлением: куда подевался её венок? Говорила, от злых сил убережёт, а сама и скинула первая, и носить не стала…

Морфеевы чары улетучиваются, точно дым при хорошей вытяжке. Однако, во взгляде Андрея по-прежнему читается удивление.

– Ты чего? Рано ещё.

Но Агриппина была уже одета «по-рабочему» и, разбудив Андрея, тут же отошла к зеркалу наводить марафет.

– Кому рано, а нам, рабочим лошадкам, самое время! И тебе перемена деятельности не помешала бы: время разбрасывать камни… – помнишь?

– Ну, помню, и дальше что?

– Время науку двигать, родной! Время в подземелья лазать…

– А ты не допускаешь, что это вещи одного порядка? – прищурился он.

Для раннего утра вопрос нетривиальный. Экзистенциальный вопрос. Агриппина задумалась, продолжая красить ресницы – надо испробовать новую тушь, она якобы придаёт ресницам модный зеленоватый оттенок, подчеркивающий выразительность глаз.

– Вполне допускаю, – наконец ответила она. – Но внутри меня клокочет глухой протест…

– Здрасьте-пожалуйста! Ты же сама в это дело влезла! Кто в подземный поход напрашивался?

– Грешна, батенька. Андрюша, ну послушай… Я отнюдь не считаю всё это баловством. Наоборот, дело очень серьёзное. Кровь уже пролилась, и не только малая – вон, мальтийца убили ни за что.

– Так в чём разница?

– В том, что это вещи – по-моему – из разных областей. Боже упаси мне, как говорится, принизить значение той задачи, что стоит перед тобою! Боже упаси, покинуть тебя на этом пути. Но «вещи одного порядка» – это журналистика и искусствоведение, но не математика и ведовство!

– Ингерманландские колдуньи слабы в арифметических операциях? – усмехнулся он.

– Угу… Ладно, пять секунд мне не мешай… – Агриппина снова повернулась к зеркалу. Карандашом подвела губы, придав рту более четкую линию, нанесла на лицо немного тонального крема, чуть выделила кисточкой скулы и критически осмотрела своё отражение. Андрей с интересом наблюдал, как она прихорашивается. В какой-то момент он вдруг увидел девушку одновременно в двух ипостасях: отражённая была деловой и энергичной, другая, из плоти и крови, – домашней и теплой.

– Ты Гришу сегодня хочешь навестить? Нашего юродивого картографа… – спросила уже из прихожей, застегивая молнию на ботиночках.

– Пока не решил. Может, стоит попробовать ещё вариант, и если уж опять… то…

– Надо выяснить, что у него с картой…

– Вот что… Я сначала во дворец схожу, поработаю немного. Заодно прощупаю обстановку… А потом, наверное, и до сторожки прогуляюсь. Не ровен час, что-нибудь прояснится, а то мы пока на месте топчемся.

– Ну ладно. А я на пресс-конференцию прямо сейчас, после обеда в ЛенЭкспо, вечером надо бы еще на презентацию – только это вряд ли…

– Почему? Сходи. Развеешься.

– Благодарю за милостивое разрешение, мой государь! – иронически откликнулась Агриппина. – Обязательно приму к сведению. Покеда!

Андрей услышал, как поворачивается ключ в замке, и внезапно острое предчувствие беды пронзило его так явственно, что нервы каждым отросточком своим, каждой клеткой отозвались на эту боль. И печаль – гробовая. И нежность – как на похоронах возлюбленной. Что, чёрт возьми, со мной происходит? Он вскочил на ноги, набросил халат и просился к балкону. «Она только вышла, надо ее остановить, объяснить, заболтать, дома оставить, уговорить поехать позднее… Сейчас, сейчас…» – бормотал он, выскакивая на балкон. Агриппина уже садилась в машину.

– Агриппина, вернись! Вернись! – кричал он, перегибаясь через перила.

Но она не услышала. И вот уже мальтийка тронулась с места, повернула к выезду из двора, сейчас обогнёт угол дома и скроется с глаз… Облокотившись о перила, он с острой тревогой провожал ее взглядом.

Внезапно из-за угла навстречу мальтийке одновременно вывернули две машины. Раздался истошный визг тормозов, от которого тело Андрея будто пронзило электрическим разрядом. На какие-то доли секунды все три машины застыли на месте. Как в замедленном кино… Думает Андрей. И вдруг мальтийка начинает истошно сигналить и всё приходит в бешеное движение. Из двух автомобилей, как горох из стручка, высыпаются несколько мужчин. Один неистово дергает ручку двери мальтийки, потом подбегает другой и, наклонившись к замку, что-то делает с ним. Дверца открывается, они выволакивают за руки из салона сопротивляющуюся и орущую Агриппину и запихивают ее внутрь черного БМВ.

Андрей не помнил, как очутился на улице. Но водитель БМВ уже ударил по газам и, совершив рискованный вираж, вылетал вслед за «направляющим» джипом на улицу Гагарина. Толстая задница бандитского БМВ, увозившего Агриппину, насмешливо вильнула на прощание – и скрылась за углом.

Оглушенный Андрей, босиком и в купальном халате, остался стоять в одиночестве посередине двора. Он огляделся по сторонам – никого. Хоть бы одна живая душа во дворе появилась! «Матиз» с настежь распахнутыми дверями стоял под углом, загораживая въезд и выезд во двор. Автоматически он направился в сторону машины. Не успел! На три секунды опоздал! В бессильной злобе ударил кулаком по багажнику, затем все также, на автомате, сел за руль, отвел мальийку на обычное место на дворовой стоянке, вытащил ключи зажигания и заблокировал дверь.

Происшедшее на его глазах просто не умещалось в голове. Агриппина похищена! Страшная правда угнездилась в двух словах. Сообрази он выскочить на улицу минутой раньше – и исход поединка вовсе бы не был предрешен. Эти коротко стриженые парнюги получили бы по заслугам. И тогда Агриппина, его Агриппина сейчас была бы с ним рядом…

Он вдруг понял, что бесцельно кружит по двору в халате и босиком, – на радость соседям, – и направился к подъезду. Быстро забежал в квартиру: срочно звонить в милицию!.. Протянул руку – набрать «02», но его опередил телефонный звонок. Он снял трубку, но ещё до того, как услышал голос, уже знал: звонят они, похитители Агриппины, – эти выродки, твари. Надо сдерживать эмоции, перетерпеть ради Агриппины. И Андрей, стиснув зубы, терпел.

– Говори, – произнёс он в трубку.

В ответ раздался гнусавый, явно изменённый мужской голос, может, даже – именно этот человек уже звонил ему в прошлый раз.

– Чувак, ну ты понял. Твоя девочка у нас. В милицию сообщишь – ханачик ей, понял? Хана.

– Твои условия? – спросил Андрей, стискивая зубы в бессильной ярости.

– Узнаешь в своё время. И ещё пожелание, Андрюша: сиди дома. То есть дома, вообще из квартиры не выходи. Мы с тобой свяжемся скоро, тогда и получишь инструкции…

Похититель отключился, а Андрей так и застыл, с отчаянной злобой сжимая в руке трубку. Попробовали бы они похитить его – так нет, они сделали самое подлое, украли слабую, беззащитную женщину!.. Его женщину… Он положил наконец трубку и принялся без устали мерить шагами квартиру в ожидании очередного звонка. Да черт с ним, с этим кинжалом, или что они там ищут, – лишь бы с Агриппиной все было в порядке! Стоп! Наконец приказал он сам себе: надо взять себя в руки и подумать. Он остановился. Сразу возникает вопрос – кто похититель?.. Рука сама собой потянулась к телефону. Он набрал Витькин домашний номер и услышал его недовольный голос: «Ниссен у телефона…» И этот недовольный утренний голос Виктора как-то сразу помог ему обрести почву под ногами.

– Виктор, это я! Тут такие дела… Агриппину похитили! – с места в карьер сообщил он.

– Что-о?! – буквально заревел в трубку Ниссен. – Когда? Кто?

– Только что. Прямо на моих глазах. Вытащили из машины и увезли.

– Сиди дома, я бегу к тебе, – приказал тот и отключился.

Ну вот, с облегчением сказал себе Андрей, сейчас появится Виктор и… Но что именно произойдет додумать ему не дали – снова зазвонил телефон, и Андрей схватил трубку. На этот раз голос показался ему чертовски знакомым.

– Андрей Иванович, – очень серьезно произнес мужчина, – мы уже все знаем. Хотели предупредить вас, но не успели.

– Кто – вы? – настороженно спросил Андрей.

– Прошу прощения, не представился! Это Сигурд Юльевич.

– Сигурд Юльевич… Да откуда же вы…

– Узнали? – Андрею почудилось, что на том конце провода усмехаются. – По своим каналам, разумеется. У нас ведь довольно обширные связи в различных кругах. Мы догадывались, что они могут предпринять определенные действия, чтобы завладеть реликвией, но не предполагали, что так скоро и настолько беспардонно. Вы уже, наверное, догадались, за чем охотится ваш странный профессор и кого собственно он представляет?

– За чем охотится, догадываюсь, хотя не совсем уверен. Но вот кого представляет…

– Андрей Иванович, Андрей Иванович… Ну нельзя же быть настолько наивным! Ваш предок, граф Кутасов, был куда как серьезнее!

– Так вы и об этом тоже знаете?

– Тоже мне тайна! Речь о другом: кинжал, за которым идет настоящая охота, является одним из самых ценных оккультных предметов в мире. Его уже несколько веков пытаются обрести очень солидные организации, для которых он представляет высшую сакральную ценность.

– Неужели розенкрейцеры? – изумился Андрей. – Всегда полагал, что все эти тайные обряды – удел психически неуравновешенных людей. Какие-то духи, демоны, алхимия, философский камень… Настоящий бред!

– Не такой уж и бред, уверяю вас, – снова усмехнулся Сигурд Юльевич. – Не такой уж и бред… Однако розенкрейцеры здесь ни при чем. Ибо небезызвестный вам Фридрих фон Берг представляет Аненербе. Слышали о такой организации?

– Но ведь это… Конечно, слышал. Даже по телевизору на эту тему фильмы смотрел – про летающие тарелки, какие-то древние знания.

– Вот именно, древние знания. – с нажимом, произнес Сигурд Юльевич.

– Но что же теперь делать? – вырвалось у Андрея.

– Пока – ждать. Выслушать их условия и обдумать.

– Да какие условия! Я согласен всё им отдать, лишь бы Агриппина вернулась!

– Ну, это вы зря… – после небольшой паузы сказал Сигурд Юльевич. – Не стоит так паниковать. Вы не всё знаете. Агриппина у нас девушка непростая, – со значением прибавил он. – Так что не торопитесь – мой вам совет. Кстати, могу я поинтересоваться: вы Его уже нашли?

– Кинжал? Нет, конечно! Подземелье во многих местах обрушилось, карты точной нет. Да и не до того мне теперь!

– Это понятно. Хорошо, что пока не нашли… – в голосе его прозвучало недоверие. – С этой вещью нужно обращаться осторожно. Очень осторожно. Если не возражаете, я вам еще позвоню. Позднее. Возможно, кое-что прояснится…

– Конечно, – устало сказал Андрей и положил трубку.

А в дверь уже настойчиво звонили. Неужели Виктор так быстро? Подумал Андрей. Но это был, действительно, Виктор. Окинув друга внимательным взглядом, он в знак поддержки положил руку ему на плечо. Они молча прошли в комнату Андрея.

– Да, выглядишь ты не очень, – сочувственно сказал Виктор.

– У меня мозги набекрень от всего случившегося. Не могу собрать себя вместе.

– Пойдем, выпьем кофе, а то ты меня практически из койки вытащил, – предложил Виктор, – я даже умываться не стал, сразу машину поймал и к тебе.

– Спасибо, друг! – искренне поблагодарил его Андрей, который в присутствии Виктора сразу немного оживился. – Между прочим, я только что с Сигурдом разговаривал.

– Который из масонов, что ли?

– Ну да, тот самый. Нет, это не они! – покачал он головой в ответ на его немой вопрос. – Они считают, что Агриппину выкрали последователи Аненербе.

– Что-о?! – почти выкрикнул Виктор. – Но ведь…

– Аненербе уже давно не существует? Похоже, это не соответствует действительности. Слушай, ты что-нибудь про них знаешь? У меня в голове какие-то отрывочные сведения, больше похожие на сказки. Насчет тибетских лам, оккультных знаний, Атлантиды и прочее. И еще, кажется, наш Фридрих – член этой самой Аненербе… Во всяком случае, так сказал мне Сигурд.

– Ни фига себе! – выдал явно ошарашенный Виктор. – Тогда… тогда… – он умолк.

– Что – тогда?

– Дело принимает серьезный оборот. Эти господа ни перед чем не остановятся. Они тебе уже звонили?

– Звонили. Сказали, что еще свяжутся.

– А чего им, собственно, надо?

– Да артефакт наш им нужен! Кинжал Одина!

– Че-его?

– Кинжал Одина. Помнишь, я тебе говорил, что у меня есть одна догадка насчет артефакта? И вот прямо сейчас, в разговоре, Сигурд это подтвердил.

– Ему-то откуда известно?

– Понятия не имею. Но – интересовался, нашли или нет. Кажется, я его сильно разочаровал.

– Кинжал Одина… – медленно, почти по слогам произнес Виктор, словно вслушиваясь в звучание каждого слова. – Но это же… это просто грандиозно!.. Невероятно!! Сомневаюсь, что ты даже отдаленно представляешь себе его истинную ценность…

– В смысле? – пожал плечами Андрей. – Как любой старинный артефакт, он уникален и фактически бесценен.

– При чем здесь это?! Дело вовсе не в исторической ценности!.. Легендарный Кинжал Одина совершенно неоценим для всякого рода оккультных обрядов. Члены Аненербе были просто помешаны на подобных реликвиях. Я интересовался историей этой организации. Они по всему миру искали различные артефакты, чтобы укрепить свое мировое господство. И сейчас пойдут на все ради этого кинжала! Ну, и вляпались мы с тобой, дружище…

– Мы-то ладно, главное – Агриппина!

– Да, Агриппина… – уныло отозвался Виктор и надолго умолк.

Андрей тем временем приготовил крепчайший кофе и разлил по чашкам. Закурил, глядя на упорно молчавшего Виктора. Кажется, вляпались они действительно основательно… Сейчас необходимо было собраться и трезво обдумать свои действия. Хотя… какие к черту действия! Если похитители позвонят – он без колебаний примет любые условия. Вытащить Агриппину – только это его и заботит.

– Так что же все-таки произошло? – спросил Виктор, принимая из его рук чашечку кофе.

И Андрей подробно пересказал ему все события этого утра, стараясь не упустить ни малейшей детали.

– Да-а, дела… – подытожил тот и снова надолго впал в глубокую задумчивость. – Понимаешь, Андрей, – заговорил он через какое-то время, – Аненербе – это нечто весьма необычное и опасное. Как ты знаешь, я давно интересуюсь всякими оккультистами, закрытыми орденами и прочим. Естественно, не прошла мимо моего внимания и информация о мистических истоках фашизма. Ты сейчас способен что-либо воспринимать, или как?

– Способен. В какой-то мере. Рассказывай, это меня отвлекает. И потом, надо знать, с кем имеешь дело.

Виктор кивнул и продолжил:

– История этой организации началась году этак в…

И тут, словно гром среди ясного неба, раздался телефонный звонок. Андрей, как сумасшедший, бросился в прихожую, где на тумбочке стоял аппарат, однако, подбежав, постарался справиться с волнением и только тогда поднял трубку. В спину ему дышал Виктор.

– Хорошо, что вы прислушались к нашему совету и не покидали квартиру, – произнес голос с легким акцентом. – Это говорит о том, что вы разумный человек.

– Агриппина где? – невежливо прервал его монолог Андрей.

– Ну вот, а я только что назвал вас разумным… – разочарованно продолжал Фридрих. И несмотря на то, что раньше они говорили только по-немецки, Андрей тотчас узнал его голос по тембру и еще по каким-то неуловимым оттенкам, возможно, по интонации. – Вы правы, она у нас. И с ней ничего не случится, пока вы будете следовать нашим указаниям… – он выждал немного, однако на этот раз Андрей его не прерывал. – Гут, – удовлетворенно произнес Фридрих и продолжил, – вы умеете подчиняться. Я это ценю. Вы, наверное, уже догадались, что нам от вас нужно? Так сказать, сложили кусочки мозаики в единую картину?.. Правильно, мы хотим получить от вас дощечку с рунами и тот предмет – в обмен на вашу подругу. С сожалением должен заметить, что у нее очень плохой характер, – пришлось надеть ей наручники, – он выдержал долгую паузу – давил на психику. – Вы согласны на такой обмен?

– А если не соглашусь? – спросил Андрей.

– Не советую… – с угрозой произнес фон Берг. – Тогда вы вряд ли увидите вашу подругу.

– Понятно. Я согласен. Только предмета у меня нет.

– Как нет? – Фридрих казался взбешенным.

– Так – нет. Искали, но не нашли.

– Но по моим данным, вы… – профессор умолк, о чем-то размышляя. – Если вы мне лжете…

– Да наслышан я уже о ваших методах! – зло сказал Андрей. – Значит, я передаю вам рунический текст, а вы возвращаете мне Агриппину? Так, господин профессор?

– Пожалуй, что так, Андрей Иванович… Только тогда вы передадите мне и карту подземелий! Ту самую, которой вы пользовались.

Ага, сказал себе Андрей, стало быть, про карту-схему Кутасова они не проведали… А вслух выпалил:

– Нет у меня никакой карты!

– По моим сведениям есть! – с нажимом заявил профессор. – Вы купили ее у некоего Гриши, местного сумасшедшего.

– Но если вы знаете про Гришу, следовательно, у вас точно такая же карта! Зачем вам ещё и моя?

– А вот это вас не касается. Решайте, или я повешу трубку!

– Согласен, – сказал Андрей после небольшой паузы. – Где и когда?

– Совсем другой разговор, – удовлетворенно отозвался Фридрих. Он явно испытывал торжество оттого, что так быстро сломал этого русского. – О месте и способе передачи всех материалов я вас уведомлю. И не вздумайте обращаться к органам – это плохо закончится… – снова угрожающе напомнил он. – А то получится как с мальтийцем…

– Повесил трубку, – сникшим голосом произнес Андрей и повернулся к другу. – Неужели они могут и с Агриппиной вот так?..

– Эти могут, – мрачно подтвердил тот. – Ты пойми, они же невменяемые! Ради подобного артефакта всё что угодно сделают. С психами, вообще-то, лучше не спорить… Когда ты его с картой начал морочить, я перепугался, – нельзя их дразнить, ни в коем случае.

– Это я нарочно, чтоб не думал, будто ему всё легко дается. Если бы я сразу сдался, он мог заподозрить подвох. А так – вроде он меня психологически додавил, оказался сильнее.

– Очень правильно! Лучше, когда противник тебя недооценивает.