Космический корабль ригелиан приземлился тайком, под покровом ночи. Отыскав густо заросшую лесом местность, он выжег среди деревьев пятачок, опустился на пепелище и выбросил густое облако аэрозоля, чтобы потушить все еще тлевший подлесок.
Над пожарищем поднимались тонкие струйки дыма. Надежно укрытый от взглядов с любого направления, корабль стоял в кольце гигантских хвойных деревьев, и его стабилизаторы, остывая, сжимались с металлическим скрипом. Вокруг резко пахло горелым деревом, сосновой смолой, едким огнетушителем и перегретым металлом.
Пришельцы на борту корабля совещались. На каждого приходилось по два глаза. Они и были единственной приятной чертой их внешности. Все остальное представляло собой почти жидкую изменчивую массу. Когда троица в штурманской рубке обсуждала сделанную из космоса фотографию планеты, они жестикулировали всем, что только шевелилось: щупальцами, ложноножками, длинными беспалыми руками, растущими прямо из тела пальцами.
В данный момент все трое имели шарообразную форму, перемещались на широких плоских ногах и были покрыты густым гладким мехом, по виду напоминавшим зеленый бархат. Это взаимное сходство объяснялось вовсе не прихотью каждого, а требованиями устава. Ригелианская воинская традиция предписывала младшим по званию во время разговора принимать такой же вид и форму, как и у старшего по званию, а если начальство изменялось, то и подчиненные должны были изменяться вместе с ним.
Поэтому двое были пушистыми и шарообразными исключительно в силу того, что капитану Ид-Вану приспичило быть пушистым и шарообразным. Временами Ид-Ван становился совершенно невыносимым. Он не торопясь принимал какую-нибудь сложную форму, к примеру сетчатого молобатера, а потом смотрел, как помощники из кожи вон лезут, следуя его примеру.
Ид-Ван сказал:
— Мы фотографировали светлую сторону планеты с довольно большого расстояния, чтобы никакой космический корабль не мог заметить нас во время съемки. Хотя, по всей видимости, у туземцев нет космических кораблей. — Он выразительно фыркнул и продолжил: — Этих увеличенных снимков вполне хватит для наших задач. Мы имеем представление о положении вещей, а больше нам ничего и не требуется.
— Похоже, здесь много воды, — заметил главный навигатор Би-Нак, глядя на снимок. — Даже слишком много. Больше половины планеты покрыто морями.
— Ты снова принижаешь ценность моего открытия? — осведомился Ид-Ван и отрастил полосатый хвост.
— Ни в коей мере, капитан, — заверил его Би-Нак, почтительно воспроизведя точную копию капитанского хвоста. — Я просто хотел обратить ваше внимание…
— Что-то ты слишком часто обращаешь мое внимание, — отрезал Ид-Ван и спросил у третьего ригелианина: — Правда, По-Дук?
Пилот По-Дук решил не рисковать и уклончиво заметил:
— Бывают времена и времена.
— Поистине глубокомысленное изречение, — прокомментировал Ид-Ван, питавший стойкое презрение к подпевалам. — Один обращает мое внимание, другой изображает из себя кладезь мудрости. Нет бы ради разнообразия ты хоть раз обратил мое внимание, а Би-Нак поработал оракулом. Это внесло бы в нашу жизнь свежую струю.
— Да, капитан, — покладисто согласился По-Дук.
— Безусловно, капитан, — поддакнул Би-Нак.
— Ладно. — Ид-Ван раздраженно повернулся к фотографиям, — Здесь много городов. Это означает наличие разумной жизни. Но мы не видели ни единого космического корабля и знаем, что земляне не колонизировали даже свой спутник. Следовательно, их нельзя считать высокоразумными существами. — Он вырастил пару ложноручек и потер одну о другую, — Иными словами, это именно те существа, которые нам нужны, — можно брать их тепленькими. Лучше просто не бывает!
— На предыдущей планете вы говорили то же самое, — напомнил Би-Нак, к числу чьих достоинств вряд ли можно было отнести такт.
Ид-Ван втянул хвост и завопил:
— Я тогда сравнивал с планетами, которые мы посетили еще раньше! Обитатели предпоследней были тогда самыми лучшими. Эти — еще лучше.
— Мы пока что их не видели.
— Увидим. Они не доставят нам хлопот. — Ид-Ван уже остыл и принялся размышлять вслух. — Нам никто не доставлял хлопот раньше, и я сомневаюсь, что кому-нибудь когда-нибудь это удастся. Мы уже обвели вокруг пальца полсогни высокоразвитых форм жизни, каждая из которых совершенно отличалась от всех известных в системе нашей родной звезды. Временами мне кажется, что мы — самые умные во Вселенной. Обитатели всех освоенных нами планет закоснели и не меняются. Похоже, мы одни не скованы узами постоянства.
— Неизменность формы имеет свои недостатки, — возразил Би-Нак, которому как будто доставляло удовольствие навлекать на себя капитанский гнев, — Когда моя мать впервые встретила моего отца на брачном поле, он предстал в виде длиннорогого нодуса и…
— Ну вот! — вскричал Ид-Ван. — Ты опять подвергаешь сомнению самоочевидное.
— Я просто рассказываю, как моя мать….
— При чем тут твоя мать? — отмахнулся Ид-Ван. Он повернулся к фотографиям и указал на большой участок суши на севере, — Мы сейчас находимся вдалеке от больших дорог. Крупные города, которые представляют для нас потенциальную опасность, также находятся в отдалении. Ближние деревушки слишком малы, чтобы стоило тратить на них время. Для наших целей лучше всего подходят населенные пункты средних размеров, а таких в зоне досягаемости четыре.
— И мы начнем с разведки? — предположил По-Дук по большей части для того, чтобы продемонстрировать свой интерес к словам капитана.
— Разумеется. Применим обычную тактику — по двое разведчиков на каждый населенный пункт. Они замаскируются под местных жителей, и на следующий день мы будем иметь всю необходимую информацию, а туземцы ничего не заподозрят. После этого…
— Демонстрация силы? — высказался По-Дук, которому очень хотелось проявить себя с лучшей стороны.
— Определенно, — Ид-Ван протянул тончайшее, не толще волоса, щупальце и ткнул им в один из четырех городов. — Это место ничем не хуже других. Мы уничтожим здесь все живое, а сами будем наблюдать с орбиты, как отреагируют остальные туземцы. Серьезный удар — самый надежный способ выяснить, насколько хорошо организован покоряемый мир.
— На последних шести планетах, — осмелился напомнить По-Дук, — мы не обнаружили высокой организации. Туземцы паниковали, или молились, или делали то и другое сразу.
— Так же поступали и мы, когда разразилось Великое Бедствие, в год… — начат было Би-Нак, но не договорил, увидев зловещий огонек в глазах Ид-Вана.
Ид-Ван обернулся к По-Дуку.
— Вызови командира разведывательной группы и скажи, чтобы пошевеливался. Мне нужны действия. — Он впился тяжелым взглядом в Би-Нака и добавил: — Действия, а не пустая болтовня.
Толстяк по имени Олли Кампенфельдт медленно ковылял к длинной постройке, откуда доносились гитарный перебор и оживленный гомон. Олли хмурился и то и дело вытирал лоб.
Поблизости стояло еще несколько таких же домиков, в некоторых горели огни, но большинство тонуло в темноте. Желтая луна висела почти над кромкой глухого дощатого забора, которым был окружен лагерь, и дома отбрасывали длинные тени на аккуратно подстриженные лужайки с бордюрами из цветов.
Кампенфельдт ввалился в шумную комнату и принялся ругаться. Гитара перестала тренькать. Разговор утих. Некоторое время спустя погасли и лампы. Вышел он из домика в сопровождении группы мужчин, большинство из которых немедленно разошлись.
Двое оставшихся последовали за ним к строению, расположенному у единственных в этом крепком заборе ворот. Один из них негромко уговаривал Олли:
— Ну хорошо, ты прав, людям необходим сон. Но откуда нам было знать, что уже так поздно? Почему бы тебе не завести здесь часы?
— Последние не так давно сперли. А они обошлись мне в полсотни.
— Ха! — фыркнул первый. — Нет часов — нет и такого понятия, как «поздно». Я никуда не спешу. Перестань шуметь и отправляйся спать. Подумать только: здесь нет часов, потому что здесь живет одна голытьба. Как будто я снова в тюряге.
Его товарищ, шедший с другой стороны от Кампенфельдта, оживился:
— Э, да ты не рассказывал, что побывал в тюрьме.
— Тот, кто проработал десять лет ночным репортером в большой газете, считай, побывал везде, — отозвался первый. — Даже в дурдоме. Даже на кладбище, если уж на то пошло. — Он вдруг остановился, поднялся на цыпочки и посмотрел на север. — Что это было?
— Ты о чем? — спросил Кампенфельдт, вытирая лоб и тяжело дыша.
— Что-то вроде кольца сверкающих красных огней. Оно плавно опустилось в лес.
— Метеор? — предположил Кампенфельдт без особого интереса.
— Померещилось, — сказал второй, который ничего не заметил.
— Слишком медленно для метеора, — заявил первый, не переставая вглядываться в темную даль. — Я же сказал, что оно опустилось плавно. Метеоры не опускаются плавно. Они проносятся, пролетают или промелькивают. И потом, я ни разу не слыхал, чтобы метеоры были такой формы и такого цвета. А это кольцо скорее похоже на горящий самолет. Может, это и был горящий самолет.
— Через час узнаем, — пообещал Кампенфельдт, раздражаясь при мысли о том, что через час ему, возможно, снова придется вставать.
— Каким образом?
— Весь лес в радиусе пяти миль будет пылать. Такой суши на моей памяти еще не было. Все займется от одной искры. — Он неуклюже взмахнул пухлой рукой. — Если пожар не начнется, значит, это не самолет.
— А что тогда?
— Не знаю и знать не хочу, — устало отрезал Кампенфельдт, — Мне вставать рано.
Он поковылял к своему домику, зевая во весь рот. Двое других еще немного постояли на улице, посмотрели на север. Ничего необычного видно не было.
— Померещилось, — повторил один.
— Я видел что-то странное. Не знаю, что это могло быть, но я видел. А глаза у меня острые. — Человек отвернулся и пожал плечами. — Ладно, ну его к дьяволу.
Они отправились спать.
Капитан Ид-Ван давал указания командиру разведывательной группы.
— Захватите нескольких представителей местных форм жизни. Сгодятся первые попавшиеся — при условии, что они будут разные, большие и маленькие. Нужно их изучить.
— Есть, капитан.
— Собирайте образцы только в непосредственной близости от корабля. К югу отсюда находится лагерь, в котором, несомненно, имеются разумные существа. Держитесь от него подальше. Указания относительно этого лагеря получите после того, как будут изучены низшие формы жизни.
— Все понял. Мы не оставим без внимания ни одной мелочи. Мы профессионалы.
— Да? — брюзгливо осведомился Ид-Ван. — Почему же ты тогда оставил без внимания тот факт, что я отрастил гибкие пальцы на ногах?
— Прошу прощения, капитан, — спохватился разведчик и поспешно отрастил точно такие же пальцы.
— На этот раз я закрою глаза на твою неучтивость, но чтобы такого больше не повторялось. Пришли ко мне главного радиотехника, а потом отправляйся выполнять задание.
Радиста, который обзавелся пальцами с похвальным проворством, капитан спросил:
— О чем ты собираешься мне доложить?
— О том, что мы заметили, когда снижались. Туземцы используют для общения эфир.
— Что? — Ид-Ван удивленно дернул себя за ухо, которого еще секунду назад у него не было. Ухо растянулось, словно сделанное из сырого каучука. — Мне об этом не доложили.
— Очень сожалею, я совсем забыл… — начал Би-Нак, потом смешался и быстро изменился, пока Ид-Ван не заметил отсутствия уха.
— Они используют для общения эфир, — повторил радиотехник, уже похвально одноухий. — Мы уловили их сигналы на всем диапазоне. Там по меньшей мере десяток различных речевых образцов.
— Значит, у них нет единого языка, — расстроился Би-Нак. — Это все усложнит.
— Это все упростит, — не согласился Ид-Ван. — Наши разведчики смогут выдать себя за иноземцев и тем самым избежать проблем с речью. Великий Зеленый Бог навряд ли мог бы устроить лучше.
— Мы уловили и другие потоки импульсов, — добавил радист. — Мы полагаем, что с их помощью осуществляется передача изображений.
— Полагаете? Разве вам неизвестно точно?
— Наши приемники не могут обработать эти сигналы, капитан.
— Почему?
— Иной принцип действия, — терпеливо пояснил радист. — Технические различия. На объяснения ушла бы неделя. Короче говоря, наши приемники не могут принять передаваемые туземцами изображения. Можно методом проб и ошибок решить проблему, но на это уйдет уйма времени.
— Но вы принимаете их речь?
— Да. Это сравнительно несложно.
— Они доросли до радио… По крайней мере, этот факт хоть о чем-то нам говорит. Значит, они общаются при помощи голоса и, следовательно, вряд ли обладают телепатическими способностями. Да ради такого лакомого кусочка я бы полетел на край космоса.
Капитан отпустил радиста, подошел к иллюминатору и взглянул на ночной лес — как там его разведчики?
Чутье ригелианина позволило ему с первого взгляда найти добычу, ибо жизнь светилась для него во тьме, как искорка. Такая искорка мерцала на вершине ближайшего дерева. Он увидел, как она полетела вниз, когда дротик-парализатор, брошенный рукой разведчика, попал в цель. Упав наземь, искорка мигнула, но все-таки не погасла. Охотник подобрал ее, поднес к свету. Добыча оказалась зверьком с острыми ушками, мохнатым рыжим туловищем и длинным пушистым хвостом.
Вскоре появились восемь разведчиков, с трудом втащившие на корабль покрытую густой шерстью тушу какого-то свирепого, судя по виду, зверя. Он был большелапый, с длинными когтями и без хвоста. А уж вонял он хуже, чем кровь молобатера с лежалым сыром, вместе взятые. Кроме него принесли еще полдюжины представителей других форм жизни, двое были крылатыми. Все были парализованы, лежали с закрытыми глазами. Всех отнесли к экспертам.
Через некоторое время один из экспертов подошел к Ид-Вану. Он был весь в красных пятнах, и пахло от него чем-то неаппетитным.
— Неизменяемые. Все до единого.
— Превосходно! — воскликнул Ид-Ван. — Если низшие формы таковы, то и высшие тоже.
— Не обязательно, но и не исключено, — заметил эксперт осторожно, чтобы капитан не решил, что ему возражают.
— Посмотрим. Если бы у кого-то из этих существ обнаружилась способность имитировать чужую форму, стремительно меняя свою, мне пришлось бы внести коррективы в мои планы. Но, судя по всему, я могу начинать операцию прямо сейчас.
— Насколько можно судить по этим примитивным существам, у нас не должно возникнуть никаких затруднений с их более сложными собратьями.
— Я так и думал, — согласился Ид-Ван. — Теперь нужно добыть образец.
— Нам понадобится больше одного. Как минимум двое. Это позволит определить степень различия между отдельными особями. Если предоставить это дело разведчикам, они могут перестараться в имитации сходства и тем самым выдать себя.
— Хорошо, мы захватим двоих, — решил Ид-Ван. — Зови командира разведывательной группы.
Командиру разведывательной группы Ид-Ван сказал:
— Все ваши пленники оказались не способны к изменению формы.
— Прекрасно!
— Пфе! — фыркнул Би-Нак.
Ид-Ван вихрем обернулся к нему.
— Это что означает?
— Пфе, капитан, — стушевался Би-Нак, проклиная про себя чуткость каучукового уха. Как можно более спокойно он добавил: — Мне пришла в голову парадоксальная мысль о том, что начальство должно быть гибким и вместе с тем твердым, и «пфе» вырвалось само собой.
— Если бы я был телепатом, — процедил Ид-Ван, — я бы уличил тебя во лжи.
— А ведь в этом что-то есть, — подольстился Би-Нак, проглотив оскорбление, — Пока что мы не встречали ни одного телепатического вида. Мы считаем, что на этой планете высшие формы жизни неизменяемы. В чем тогда причина их верховенства? Возможно, они телепаты.
— Нет, ты только послушай его! — пожаловался Ид-Ван командиру разведывательной группы. — Вечно он носится со своими идеями, суется, куда не просят, и выдумывает проблемы. И надо же было такому случиться, чтобы из всех навигаторов мне достался именно этот!
— Что бывает хорошим, то бывает и плохим, — вставил По-Дук ни к селу ни к городу.
— А этот только и знает, что изрекать бессмыслицу! — возопил Ид-Ван.
И сменил зеленый цвет организма на синий.
Все немедленно посинели, только По-Дук отстал от товарищей. В цветовом отношении он был почти инвалидом, и все об этом знали. Ид-Ван испепелил его взглядом и молниеносно превратился в сетчатого молобатера. Это был удар ниже пояса. Ид-Ван по праву считался непревзойденным мастером по части подражания молобатерам; он получил немалое удовольствие, наблюдая за тем, как подчиненные корчатся, силясь опередить друг друга.
— Вот видите! — рявкнул он, когда все наконец приняли новую форму. — Не так уж вы хороши. Меня окружают одни лентяи и бездари.
— Да, капитан, мы никуда не годимся, — покаянно подтвердил Би-Нак, испуская специфический молобатеровый запах.
Ид-Ван метнул на него разгневанный взгляд, как будто собирался выругать за зловоние, но затем повернулся к начальнику группы разведчиков и показал на фотографии.
— Это тот самый лагерь, расположенный чуть южнее нас. Как видишь, он соединен длинной извилистой тропой с узкой дорогой, которая уходит далеко за горизонт и там смыкается с большой транспортной артерией. Лагерь расположен в довольно глухом месте, по этой причине мы его и выбрали.
— Выбрали? — эхом отозвался командир разведывательной группы.
— Мы нашли его и намеренно приземлились рядом с ним, — пояснил Ид-Ван. — Чем уединеннее источник образцов, тем меньше вероятность того, что нас обнаружат в самом начале операции, и тем больше нужно времени аборигенам, чтобы принять ответные меры.
— А, ну да! — сказал командир разведывательной группы, вновь обретя сообразительность, на которой отрицательно сказалось превращение в молобатера. — Это обычная процедура. Мы должны напасть на лагерь и раздобыть образцы?
— Два образца, — подтвердил Ид-Ван. — Любые, которые сможете захватить, не поднимая преждевременного шума.
— Это будет несложно.
— По-другому и быть не может. Смогли бы мы оказаться здесь и делать то, что делаем, если бы все не давалось нам с такой легкостью?
— Нет, капитан.
— Превосходно. Отправляйтесь за образцами. Захватите с собой радиотехника. Пусть выяснит, нет ли в лагере рации или какого-либо иного средства сверхбыстрой связи, которое нельзя увидеть на этой фотографии. Если у туземцев обнаружится какое-нибудь средство связи, необходимо вывести его из строя, предпочтительно таким способом, чтобы можно было списать на случайность.
— Отправляться прямо сейчас? — спросил командир разведывательной группы. — Или попозже?
— Немедленно, пока еще темно. Мы заметили, что с наступлением ночи освещение городов слабеет и дорожное движение ослабевает. По всей видимости, туземцы ведут дневной образ жизни. Пик их активности приходится на дневное время. Раздобудьте образцы как можно быстрее и возвращайтесь до рассвета.
— Есть, капитан.
Командир разведывательной группы вышел за дверь, все так же почтительно находясь в облике молобатера.
Би-Нак зевнул и заметил:
— Я тоже недолюбливаю ночной образ жизни.
— Ты на вахте, — строго напомнил ему Ид-Ван, — до тех пор, пока я не сочту нужным сказать, что ты не на вахте. А я не намерен говорить, что ты не на вахте, пока остаюсь на своем посту.
— Пример — лучший учитель, — заискивающе поддакнул По-Дук.
Ид-Ван немедленно набросился на него:
— Заткнись!
— Он просто хотел обратить ваше внимание, — заметил Би-Нак, пощипывая ненастоящие зубы ненастоящими пальцами.
Кампенфельдт по-слоновьи топал к паре, растянувшейся на траве. Он на ходу вытирал лоб, но делал это исключительно по привычке. Солнце еще не взошло до конца и только начинало пригревать. В воздухе стояла утренняя прохлада. Кампенфельдт не потел, но все равно утирался.
Один из разлегшихся на траве мужчин томно перевернулся на бок и поприветствовал его возгласом:
— Все-то ты на ногах, Олли! Почему бы не поваляться на травке, не позагорать в кои-то веки?
— Позагораешь тут с вами, как же! — Кампенфельдт снова утерся и, казалось, сдался. — Я ищу Джонсона с Гриром. Каждое утро одно и то же — кто-нибудь обязательно опоздает на завтрак.
— Они что, не у себя? — Второй с трудом уселся и принялся лениво выдергивать из земли травинки.
— Нет. Там я посмотрел первым делом. Должно быть, встали в несусветную рань, потому что никто не видел, как они уходили. Почему никто не считает нужным предупредить меня, что отправляется в лес и может опоздать? Оставлять им теперь завтрак, не оставлять?
— Обойдутся, — высказался второй, снова укладываясь на траву и прикрывая глаза от солнца.
— В следующий раз будут знать, — поддержал его первый.
— Их нет в лагере, — пожаловался Кампенфельдт, — но и за ворота они не выходили.
— Может, перелезли через забор? — предположил первый. — Они так делают, когда уходят на ночную рыбалку. Вот ведь чокнутые! Надо быть не в своем уме, чтобы среди ночи шляться черт знает где. — Он взглянул на Олли. — Когда ты к ним заглядывал, удочки были на месте?
— Я не догадался посмотреть, — проворчал Кампенфельдт.
— И не смотри. Они взяли удочки, голову даю на отсечение. Любят показывать всем, какие они крутые. Ну так и пусть показывают. У нас свободная страна.
— Да, — согласился Кампенфельдт с неохотой. — Но они должны были предупредить меня насчет завтрака. Теперь их порции пропадут зря, если только я сам их не съем.
Он развернулся и поковылял прочь, все еще не успокоившись и время от времени вытирая лоб; двое смотрели ему вслед.
— Судя по его фигуре, здесь почти ничего не пропадает зря, — заметил один из загоравших на траве.
Показался эксперт — в красных пятнах и неаппетитно пахнущий, как и в прошлый раз.
— Они ничем не отличаются от всех предыдущих: устойчивая форма.
— Неизменная? — уточнил Ид-Ван.
— Да, капитан. — Эксперт с отвращением оглядел жуткие пятна на своем теле и добавил: — В конце концов мы разделили их, поместили в разные комнаты. Сначала убили одного, затем второго. Первый сопротивлялся при помощи конечностей и сильно шумел, но не проявил никаких необычных способностей. Другой в момент захвата был уже возбужден, но за время пребывания у нас его возбуждение не возросло. Было совершенно ясно, что он не имеет представления о том, что происходит с его товарищем. Мы и его убили после того, как он оказал нам сопротивление тем же самым способом, что и первый. Из этого следует, что аборигены не обладают ни гипнотическими, ни телепатическими способностями. Они в высшей степени беспомощны даже в момент смерти.
— Отлично! — с удовлетворением воскликнул Ид-Ван. — Вы славно потрудились.
— Это еще не все, капитан. Впоследствии мы подвергли тела тщательному осмотру и не смогли обнаружить никаких органов чутья жизни. Очевидно, у них единственное средство восприятия жизни — обычное зрение.
— Еще лучше, — с энтузиазмом заметил Ид-Ван. — Ни чутья жизни, ни датчиков движения, ни способности настроиться на чужой организм и определить его местонахождение. Значит, оставшиеся в лагере не знают, куда делись эти двое.
— Сейчас уже точно не смогут определить их местонахождение, — напомнил эксперт, — поскольку оба образца мертвы. — Он выложил на стол два предмета. — Эти вещи были при них. Я подумал, вам они могут показаться любопытными.
Эксперт вышел, а Ид-Ван принялся рассматривать предметы. Это были два небольших не то заплечных мешка, не то ранца, сшитых из шкуры какого-то животного, хорошо выделанной и ярко блестящей, с ременными петлями по краям.
Он вывалил их содержимое на стол. Среди вещей обнаружились две длинные плоские металлические коробочки, а внутри них — белые трубки, набитые какой-то сушеной травой. Два металлических приспособления, довольно схожих друг с другом, при помощи которых можно высечь искры и зажечь огонь. Тонкая мягкая пластина с набором замысловатых символов с одной стороны и цветным изображением высоких башен какого-то города с другой. Небольшое увеличительное стекло. Два инструмента для письма: черный и серебристый. Громко тикающий примитивный измеритель времени с тремя указателями. Несколько похожих на насекомых предметов с прикрепленными к ним острыми крючками. Четыре аккуратно сложенных матерчатых квадрата непонятного назначения.
— Гм! — Капитан затолкал все вещи обратно в сумки и бросил их По-Дуку. — Отнеси это в мастерскую, пусть сделают шесть приличных копий со всем содержимым. Они должны быть готовы к следующей ночи.
— Шесть? — усомнился По-Дук — Разведчиков же будет восемь.
— Болван! Два недостающих ты держишь в руках.
— Ну да, — подтвердил По-Дук, зачарованно глядя на предметы, как будто они только что взялись из ниоткуда.
— Бывают времена и времена, — изрек Би-Нак, когда По-Дук вышел.
Ид-Ван оставил это высказывание незамеченным.
— Я должен взглянуть на тела. Мне любопытно.
Он направился в операционную. Би-Нак поплелся за ним.
Похищенные и умерщвленные существа оказались не такими отвратительными, как те, что попадались на других планетах. Эти лежали бок о бок, длинные, худощавые, бронзовокожие, с двумя руками, двумя ногами и темными космами на головах. Их мертвые глаза почти не отличались от глаз ригелиан. Их плоть показалась капитану ужасно твердой, несмотря на то что она была насквозь пропитана красным соком.
— Примитивные создания, — заявил Ид-Ван и ткнул одного из них, — Поразительно, как они вообще умудрились добраться до такой ступени развития.
— У них на удивление ловкие пальцы, — пояснил главный эксперт, — И хорошо развитый мозг, куда лучше, чем я ожидал.
— Мозги им еще понадобятся, — удовлетворенно кивнул Ид-Ван, — Мы слишком высокоразвитая раса, чтобы нам прислуживали идиоты.
— Поистине так, — вставил Би-Нак, воспрянув духом. — Во Вселенной именно ригелианин — венец творения.
— Хотя иногда я в этом сомневаюсь, — процедил Ид-Ван, буравя его взглядом. Потом перевел глаза обратно на эксперта. — Отнесите эти трупы разведчикам и скажите, чтобы хорошенько потренировались. Сегодня вечером я выберу восемь лучших имитаторов. И пусть только попробуют меня подвести!
— Есть, капитан.
Командир разведывательной группы предстал перед Ид-Ва-ном, когда из-за далекого холма высовывался лишь тонкий багровеющий краешек заходящего солнца. Над землей разливалась прохлада, но ригелиане не боялись замерзнуть. В эту пору года ночи здесь были лишь слегка холоднее, чем дни.
Ид-Ван спросил:
— Сегодня утром у вас были какие-нибудь затруднения с образцами?
— Никаких, капитан. Главной нашей заботой было добраться до корабля, пока не стало совсем светло. На дорогу до лагеря ушло больше времени, чем мы предполагали. Когда мы прибыли к лагерю, уже начинало светать. Однако нам повезло.
— Каким образом?
— Эти двое уже находились за пределами лагеря, как будто Великий Зеленый Бог послал их нам. Они несли несложные приспособления для каких-то водных игр. Нам оставалось только метнуть в них дротики. Они не успели издать ни звука. Сон тех, кто остался в лагере, не был потревожен.
— А что у них со средствами связи?
— Техник не обнаружил ни одного, — ответил командир разведывательной группы. — Ни воздушных проводов, ни подземных кабелей, ни антенны — ничего.
— Это очень странно, — заметил Би-Нак. — Почему эти существа такие развитые — и вместе с тем такие беспомощные?
Они же стоят на высшей ступени эволюции земной жизни, насколько я понимаю?
— Они не играют важной роли в мироустройстве, — заявил Ид-Ван. — Вне всякого сомнения, они каким-то образом прислуживают деревьям, например, берегут их от пожаров. Это не имеет значения.
— Как не имеет значения, когда мы торчим на их планете? — пробурчал Би-Нак себе под нос. — Я чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы мы уже взорвали один из их городов, или десяток, или даже полсотни. Тогда мы узнали бы их реакцию и могли бы сообщить о ней на родину. Мне уже не терпится лететь обратно, пусть даже потом придется возвращаться сюда вместе с основным флотом.
— Разведчики готовы к проверке? — спросил Ид-Ван.
— Они ждут вас, капитан.
— Замечательно. Я иду.
Он направился в тренировочный отсек и внимательно оглядел два десятка ригелиан, выстроившихся в шеренгу у стены. Два трупа положили неподалеку — для сравнения. Подвергнув всех до единого разведчиков придирчивому осмотру, он выбрал восьмерых, после чего двенадцать оставшихся немедленно превратились в точные копии его самого. Но эти восемь были хороши, очень хороши. Четверо Джонсонов и четверо Гриров.
— Такую форму имитировать легче легкого, — заметил командир группы. — Я сам мог бы без труда сохранять ее несколько дней подряд.
— И я тоже, — согласился Ид-Ван. И обратился к шеренге двуруких и двуногих бронзовокожих существ, которые могли стать, кем бы он ни приказал. — Запомните непреложное правило: ни в коем случае не меняйте форму, пока задание не будет выполнено. Не меняйте даже под угрозой гибели.
Они выказали понимание.
Он продолжал:
— Во всех выбранных нами объектах имеются большие парки, над которыми вас сбросят перед самым рассветом. После этого делайте все то, что не раз делали прежде: добывайте все доступные сведения, не навлекая на себя подозрений. В особенности нас интересуют местное оружие и источники энергии. Не заходите в здания, прежде чем убедитесь, что вас не задержат. Не заговаривайте с туземцами и не позволяйте им заговаривать с вами. В самом крайнем случае отвечайте, имитируя другой речевой образец.
— Фанцики моула? Су финадакта бу! — услужливо подсказал Би-Нак, на ходу выдумав пример.
Ид-Ван прервался и бросил на него неодобрительный взгляд, потом продолжил:
— Прежде всего будьте осмотрительны. Не позволяйте служебному рвению возобладать над осторожностью. Вас восемь, и любой может заметить то, что пропустит другой.
Разведчики снова закивали, совсем по-человечески. Они были бы совершенно неотличимы от людей, если бы в каждом не горел ригелианский огонь жизни.
— В самом крайнем случае прекращайте поиски и отсиживайтесь в укрытии, пока не настанет время возвращаться, — закончил он. — К следующей полуночи каждый из вас должен оказаться в месте высадки. Вас заберут. — Он повысил голос для пущей выразительности. — И ни в коем случае не меняйте облик раньше этого времени.
Они знали свое дело. Между полуночью и рассветом они не изменились ни на волосок, когда бесстрастно шагали в колонне к шлюпке. Ид-Ван пришел окинуть их последним взглядом. Каждый шел в точности так, как ходил послуживший для него образцом пленник, так же размахивал при ходьбе руками и имел то же выражение лица. У каждого был при себе заплечный мешок со всем содержимым и миниатюрный дротикомет.
Шлюпка взмыла над деревьями и понесла их сквозь тьму. Немногочисленные существа, обитавшие на деревьях, были возмущены тем, что нарушили их покой, и подняли писк.
— Я не вижу ни одного корабля, — отметил Ид-Ван, глядя на небо, — Ни одного следа ракеты меж звезд. У них нет ничего, кроме этих их неповоротливых воздушных машин, которые с трудом пробираются сквозь облака. — Он вздохнул. — Когда наступит срок, эта планета сама упадет к нам в руки, как карда-фрут с ветки нодуса. Все это слишком просто, слишком элементарно. Иногда я даже думаю, что было бы интереснее, если бы мы хоть однажды встретили сопротивление.
Би-Нак решил промолчать — двое суток, проведенных на вахте в обществе неугомонного Ид-Вана, лишили его силы спорить. Он зевнул, посмотрел воспаленными от недосыпа, равнодушными глазами на звезды и поплелся следом за Ид-Ваном на корабль.
Ид-Ван направился к шаровым датчикам движения. Их было восемь — как и улетающих разведчиков. Внутри каждой сферы горел яркий огонек, обозначая сияние далекой жизни. Он смотрел, как точки перемещаются и уменьшаются по мере удаления разведчиков. Немного спустя вернулась шлюпка и доложила отом, что все восемь благополучно достигли земли. Точки продолжали светить, но больше не менялись. Ни одна не шелохнулась до тех пор, пока небо на востоке не пронзил алый луч солнца.
Олли Кампенфельдт поставил на поднос еще один нетронутый стакан, хмуро глянул в черное окно и сказал:
— Уже два часа как стемнело. Они целый день где-то ходят. Без завтрака, без обеда, без ужина. Человек не может питаться святым духом. Не нравится мне это.
— И мне тоже, — поддакнул один из его собеседников. — Может, что-нибудь случилось?
— Если бы один из них сломал ногу или шею, второй вернулся бы и сказал нам, — заметил другой собеседник. — И потом, если бы речь шла не о них, я бы сам предложил начать поиски. Но мы все знаем эту парочку. Джонсон и Грир уже не в первый раз уходят в лес. Небось, насмотрелись фильмов про Тарзана. Это просто великовозрастные мальчишки.
— Джонсон — не мальчишка, — возразил первый, — а бывший флотский тяжеловес, которому до сих пор не сидится на месте.
— Ну, возможно, они просто заблудились. Здесь заплутать легче легкого, собьешься с дороги — и все. Я сам четырежды ночевал в лесу и…
— Мне это не нравится, — решительно перебил его Кампенфельдт.
— Ну хорошо, тебе это не нравится. И что ты будешь делать? Позвонишь в полицию?
— У нас нет телефона, и вам всем это отлично известно, — отрезал Кампенфельдт. — Кто согласится тянуть провод в такую глухомань? — Он задумался, устало хмурясь, и потер лоб. — Ждем до утра. Если не вернутся, я пошлю Сида на мотоцикле к лесничим. Чтобы никто потом не говорил, что я сидел на заднице и ничего не делал.
— Это решение настоящего мудреца, Олли, — одобрил один из собеседников. — Ты заботишься о детях природы, а они позаботятся о тебе.
Раздался добродушный смех. Через полчаса о Джонсоне и Грире никто уже и не вспоминал.
Было еще довольно рано, когда операторы группы слежения ворвались в капитанскую каюту, забывшись настолько, что даже не приняли форму Ид-Вана. Главный из троих, который так и остался круглым и светло-фиолетовым, бешено жестикулировал щупальцами.
— Две исчезли, капитан.
— Что за «две» и куда они исчезли? — осведомился Ид-Ван зловеще.
— Две динамические искры пропали.
— Вы уверены?
Не дожидаясь ответа, Ид-Ван бросился к датчикам.
Все обстояло именно так. В шести сферах мерцали крошечные светлячки. Две были тусклыми. Прямо у него на глазах потемнела еще одна. Потом стремительно, одна за другой, еще три.
Появившийся командир группы разведки спросил:
— В чем дело? Что-то случилось?
Очень медленно, почти по слогам, Ид-Ван ответил:
— Только что шесть разведчиков лишились жизни, — Он тяжело дышал и, похоже, с трудом верил своим глазам. — Эти приборы говорят, что они мертвы, а если они действительно мертвы, то не могут больше сохранять форму. Их тела самостоятельно вернут себе облик их предков. Вы все понимаете, что это означает…
— Полный провал, — произнес командир группы разведки, мрачно глядя на шары.
Два последних огонька померкли.
— Общая тревога! — закричал Ид-Ван, на которого это зрелище подействовало как удар током. — Закрыть все иллюминаторы! Задраить люки! Подготовиться к взлету! — Он яростно накинулся на По-Дука: — Ты — пилот! Что хлопаешь глазами, как только что вылупившийся эбельминт? Марш за пульт, идиот, — нельзя терять время!
Ид-Ван краешком глаза заметил сквозь иллюминатор нечто продолговатое и блестящее, но слишком быстрое, чтобы можно было его разглядеть. Оно исчезло едва ли не прежде, чем показалось. Но производимый им шум был слышен еще долго. Леденящий душу вой.
Радиотехник доложил:
— Идут мощные сигналы, их источник где-то близко…
Под днищем корабля что-то чихнуло, заискрило и снова чихнуло. От искр загорелось высокое дерево, которое пощадил огонь при приземлении ригелиан. Дым, наверное, был виден с расстояния в несколько миль. Ид-Ван приплясывал от нетерпения. Потом кинулся в рубку.
— Давай же, По-Дук, взлетай!
— Мы еще не развили достаточную подъемную силу, капитан, и приборы показывают, что…
— Смотрите! — завопил Би-Нак и в последний раз обратил внимание капитана на иллюминатор.
В небе темнел стремительно приближающийся клин из семи точек. Точки удлинились и отрастили крылья. Они беззвучно пронеслись прямо над кораблем. От днищ летательных аппаратов отделились черные комки, полетели вниз, на корабль ригелиан.
Запоздавшего рева самолетов пришельцы так и не услышали — его заглушил ужасный грохот бомб.
И тогда ригелиане превратились в последний раз — в облако молекул.
Специальный корреспондент с телевидения поудобнее устроился в кресле и пожаловался:
— Стоило мне только сунуть нос в студию, как босс кинулся ко мне и велел во все лопатки чесать сюда, показывать затаившему дыхание миру беспристрастные кадры бесчинства бешеных марсиан. Я несусь на всех парах, тут вмешивается военная авиация и задерживает меня на несколько часов. И когда наконец добираюсь, что же я вижу? — Он обиженно засопел. — Какие-то дымящиеся головешки вокруг гигантской воронки. И больше ничего. Ровным счетом ничегошеньки.
Кампенфельдт вытащил из кармана бескрайний носовой платок и повозил им по лбу.
— Мы живем в отрыве от цивилизации. У нас ни телефона, ни радио, ни телевизора. Я не знаю, о чем вы говорите.
— В общем, дело было так, — пустился в объяснения репортер, — Ночью пришельцы высадили своих шпионов в городских парках. Да только не сделали первые двое и двадцати шагов, как фараоны их сцапали.
— Кто-кто сцапал?
— Полицейские, — просветил репортер, — Мы показали первых двоих в утреннем выпуске новостей. Нам тут же позвонили с десяток зрителей и сказали, что знают их, это Джонсон и Грир. Ну, мы и решили, что у вышеупомянутых Джонсона с Гриром не все дома. — Он мрачно хохотнул.
— Порой я и сам склонялся к такому выводу, — сказал Кампенфельдт.
— Еще через полчаса другой телеканал нарушил наши авторские права, тоже показав Джонсона с Гриром. Через десять минут его примеру последовал третий. К десяти утра чужаков уже было четыре пары, похожих друг на друга как близнецы, и все были пойманы при сходных обстоятельствах в общественных парках. Как будто весь мир сошел с ума и возжелал быть Джонсоном или Гриром.
— Нет уж, — возразил Кампенфельдт. — Я бы не хотел быть кем-нибудь из них. Ни за какие коврижки.
— Это, разумеется, была сенсация. Телеканалы объединились и показали всех восьмерых в полуденном выпуске, который транслируют на всю страну. Мы поняли только, что наткнулись на что-то очень странное. Программу увидели ребята из военной разведки, они вытрясли из местных легавых все подробности, сложили два и два и получили четыре, если не восемь.
— Из кого вытрясли?..
— Из легавых. Контрразведчики нажали на всех этих Джонсонов и Гриров. Подвергли их, назовем это так, усиленной обработке. После этого шпионы заговорили как миленькие, но несли какую-то околесицу. В конце концов один из них попытался сбежать и схлопотал пулю. Когда грохнулся на землю, он все еще был Джонсоном, но через минуту его тело превратилось в черт знает что… Бог ты мой, какая мерзость! Да вас бы от одного взгляда вывернуло наизнанку.
— В таком случае я бы предпочел обойтись без подробностей, — сообщил Кампенфельдт, поглаживая брюшко.
— Это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Все, что не с нашей планеты, определенно должно быть с какой-нибудь другой. Власти уже серьезно принялись за семерых оставшихся, которые вели себя как ни в чем не бывало, пока не поняли, что мы их раскусили. После этого они дружно совершили самоубийство, и мы остались с восемью комками какой-то скользкой гадости на руках и в полном недоумении.
— Бр-р! — передернуло Кампенфельдта.
— У нас осталась единственная зацепка: настоящие Джонсон и Грир. Поскольку инопланетные твари скопировали облик реальных людей, следовало искать их последнее известное местопребывание. Все говорило о том, что корабль чужаков должен находиться где-то неподалеку. Мы сообщили с экрана, что разыскиваются настоящие Джонсон и Грир. Их многочисленные друзья сообщили, что они здесь, у вас. Потом объявились лесничие и сказали, что вы только что заявили об их исчезновении.
— Заявил, — подтвердил Кампенфельдт. — А если бы знал, куда они подевались, то и сам бы исчез. Драпал бы отсюда, не разбирая дороги.
— В общем, в дело вступила авиация. Летчикам было велено провести разведку. В случае обнаружения корабля они должны были удержать его на земле, не допустить бегства. Но вы же знаете этих ребят, им только дай волю. От корабля даже мокрого места не осталось. Ну и что мне теперь снимать? Воронку и дымящиеся пеньки?
— Невелика потеря, — заметил Кампенфельдт. — Кому охота смотреть на тварей, которые могут забраться в твою постель, прикинувшись дядюшкой Вилли? Мы бы потом до конца жизни не разобрались, кто есть кто.
— Это точно. — Репортер на погрузился в мрачную задумчивость, потом добавил: — Хотя притворялись они отменно. С их способностями вполне могли бы обвести нас вокруг пальца, если бы только умели ими пользоваться. Надо же было дать такого маху с выбором образцов для подражания. — Он почесал макушку, косо взглянул на собеседника. — Просто в голове не укладывается, что на всем белом свете они не нашли места лучше, чем нудистский лагерь.
— Природный оздоровительный центр, — поправил насупившийся Кампенфельдт.